Панкрат еще спал, когда позвонил заместитель и сообщил о новом нападении мотобанды на автомашину, принадлежащую одному из известных Брянских коммерсантов, известному тем, что на свой страх и риск построил заводик по производству пива и малоалкогольных напитков.
— Где это произошло? — хриплым со сна голосом осведомился Воробьев.
— В Овстуге.
— Что он там делал?
— Родители его жены живут там.
— Он один ехал или с охраной? — Панкрат бросил взгляд на часы: стрелки застыли на половине девятого утра. Спал он таким образом почти шесть часов.
— С женой, гувернанткой и ребенком. Он-то как раз уцелел, хотя и получил три пули, а жену, гувернантку и ребенка убили.
— Ясно. — Панкрат помолчал, приходя в себя, с силой провел по лицу ладонью, словно стирая остатки сна, и поднялся. — Ты где?
— Жду ребят, я их уже поднял.
— Что говорит милиция?
— А что она говорит в таких случаях? Разборки, мол, двух банд, хотя парень как раз не был замечен в связях с бандитами.
— За это наверное и убили, не поделился. Ждите меня за мостом, через полчаса буду. Поедем в район. Инструмент захватить не забудьте.
— Обижаешь, майор, — хмыкнул заместитель; под «инструментом» подразумевалось оружие.
Зарядку делать Панкрат не стал, умылся только да выдул поллитра кефира. Оделся, останавливаясь на пороге, разглядывая комнату и силясь вспомнить, не забыл ли чего. Эту квартиру он снял в центре Брянска, на улице Вербного Воскресенья, четыре дня назад, однако ночевал всего один раз и теперь считал, что сделал это напрасно. А с другой стороны все время метаться по дорогам Брянщины было невозможно, следовало иметь пару помещений для офиса и отдыха, не считая базы для команды.
Базой они обзавелись сразу же после передислокации из Подмосковья в Брянскую губернию, выбрав заброшенное стрельбище в двух километрах от вокзала, выходящее краем пустыря к Десне, починив ворота и забор вокруг стрельбища, а жили ребята пока у родственников Вити Баркова, бывшего подполковника Московского ОМОНа, списанного по состоянию здоровья, ставшего заместителем Панкрата. Ему, как и Панкрату, недавно исполнилось тридцать лет, а в команду «асфальтовых мстителей», которую он предложил назвать отрядом «Час», что было аббревиатурой слов «чистый асфальт», Барков попал по наводке приятеля Панкрата из отдела кадров Федеральной службы безопасности: у бывшего подполковника дорожные бандиты убили сестру. Когда к нему пришли и предложили работу в отряде мстителей, он, прошедший школу Афгана и Чечни, согласился без колебаний.
Панкрат выгнал из сарая, приспособленного под гараж, свой «лендровер», закинул в кабину сумку с костюмами спецназначения и оружием, и выехал со двора, окруженного старыми пятиэтажками. А выезжая на площадь перед автовокзалом, вспомнил наконец, что забыл дома жвачку; он любил, чтобы от него пахло травами и мятой. Остановил машину у киоска и вылез.
— Здесь платная муниципальная стоянка, — подошел к нему немолодой прихрамывающий охранник в серой униформе.
— Сколько?
— Пятерка в час.
— Какие проблемы? — Воробьев достал два рубля. — Я всего на минуту, квитанцию можешь не выписывать.
Он выбрал в киоске мятный «орбит», кинул в рот подушечку, вернулся к джипу и, уже садясь в кабину, обратил внимание на разыгравшуюся сцену.
Невдалеке, через машину, садился в бежевого цвета «БМВ» какой-то молодой мордоворот, стриженый под ноль, небритый, пузатый, и судя по его реакции на появление сторожа стоянки, платить за стоянку он не собирался. Панкрат приоткрыл дверцу.
— Вы стоите уже больше часа, — говорил охранник заискивающим тоном. — Платите пять рублей.
— Щас, разбежался, — отвечал жирным уверенным голосом пузан. — Вали отсюда, хромой, не раздражай.
Панкрат подумал и вылез из кабины, подошел к «БМВ», возле которого топтался охранник, и, нагнувшись к окошку водителя, сказал с ласковым укором:
— Дядя у нас такой крутой? Платить не хочет? Здоровьем рискует?
— А ты кто такой? — вытаращился водитель.
— Я блюститель закона в этом конкретном месте, — доходчиво объяснил Панкрат. — Платить будем?
— Какой еще бля… блю?..
— ститель, — докончил Панкрат, повернул голову к опасливо отодвинувшемуся сторожу стоянки. — Сколько времени он здесь торчит?
— Полтора часа.
— С тебя семь пятьдесят, — не меняя притворно ласкового тона, сказал Воробьев. — Гони мальчик копеечку и выезжай.
— Да я тебя… — пузан не договорил, к машине подошли еще двое молодых людей в пиджаках и черных брюках, несмотря на жару, с деревянными лицами «деловых» людей. — Эй, Тимчик, а ну уговори мудака отойти от аппарата, наверное, пьяный или жить надоело.
Тимчик, широкий в плечах, но тоже с заметным брюшком, оглядел выпрямившегося Воробьева, обошел машину и шагнул к нему, вынимая из кармана пиджака черный пенальчик с металлическими рожками, в котором Панкрат с удивлением узнал электрошокер «павиан».
— Ну, долго будем надоедать уважаемым людям? — просипел Тимчик.
— А недолго, — вздохнул Панкрат, нанося два удара: ногой по голени и тыльной стороной ладони по морде парня.
Тимчик выронил электрошокер, ударился головой о дверцу «БМВ» и упал.
Его напарник и водитель, вылупив глаза, смотрели то на своего приятеля, то на Воробьева. Вокруг стала собираться толпа, и Панкрат понял, что надо заканчивать спектакль. Светиться ему было не резон. Однако и проходить мимо проявлений беспардонного хамства не хотелось.
Вынув из кожаного чехольчика, крепившегося к ремню изнутри брюк, слегка изогнутый бакмастер
, он приставил его к шее водителя и сказал с нажимом, уже без ласки в голосе, не обращая внимания на дернувшегося к нему второго молодчика, длинноволосого и смуглого:
— Плати, крутой, и мотай отсюда! Шутить я больше не намерен. Ну?!
Небритый пузан, побледнев, достал бумажник, вынул десятирублевую купюру, Панкрат взял ее и передал встрепенувшемуся охраннику, не верившему своим глазам.
— А теперь вели своим дружкам сесть в машину и жми на газ. В следующий раз плати сам. Договорились?
— Договорились… — пробормотал парень, включая двигатель.
Его приятель, держась за щеку, смерил Воробьева нехорошим взглядом, проковылял к машине, выставив вперед круглый, как у роженицы, живот, с трудом уместился на заднем сидении. Машина уехала.
Мужчину портят три вещи, глубокомысленно подумал Панкрат, глядя ей вслед: алкоголь, шорты и брюхо. Молодые, а уже пузатые, как им себя в зеркале видеть не противно?
— Спасибо, — выдавил подошедший охранник. — Только вы с ними будьте поосторожней, это охранники местного авторитета Пашки Первицкого.
— Будь здоров, — отозвался Панкрат, садясь в джип. Вскоре он был за мостом через Десну, где его на двух машинах ждала команда «Час» во главе с Барковым.
— Ты же обещал приехать через полчаса, — влез в кабину джипа Барков, — а мы тут уже больше часа прохлаждаемся.
— Обстоятельства, — буркнул Панкрат, трогая машину с места.
Остальные машины двинулись следом.
— Что еще за обстоятельства?
Панкрат помолчал немного, прибавляя скорость, и рассказал об инциденте на площади у автовокзала.
— Что-то ты в последнее время слишком сентиментальным становишься, командир, — хмыкнул Барков, низкорослый крепыш с лицом пьяницы, — если уж начинаешь реагировать на такие мелочи.
— Это не мелочи, это проявление хамства, а хамство я с детства не терплю.
— Тогда давай вообще переквалифируемся в народных защитников, будем чистить города и села от всякой мрази, раз государство с этим не справляется. Я даже книгу читал о создании такой команды «чистильщиков» под названием «Стопкрим».
— А что, — неожиданно согласился Воробьев, — это идея. Вот закончим разборку с дорожной мафией и создадим свой реальный «Стопкрим».
Заместитель, желавший всего лишь поиронизировать, промолчал. Он еще не научился различать, когда Панкрат шутит, а когда говорит серьезно.
— И в Брянске уже появились муниципальные стоянки? — пробормотал он.
— Быстро идет прогресс выкачивания денег с автолюбителей. — Он усмехнулся.
— Анекдот вспомнил столичный: частник поставил машину на Красной площади, милиционер кричит ему: «Вы что делаете?! Тут же правительство, президент!»
А тот отвечает: «Ничего, у меня сигнализация и замки хорошие».
Панкрат улыбнулся.
— Любишь ты анекдоты с бородой. Подробности нападения в Овстуге выяснил?
— Я не дежурный УВД по области, подробности мне не докладывают.
Известно лишь, что остановили машину молодцы на мотоциклах, стреляли с двух сторон, машина вся в дырках, как решето. Коммерсант вез немалую сумму денег, они исчезли. И я уверен, что без наводки здесь не обошлось. Так как банда орудует на дорогах Брянщины уже месяц и еще ни разу не попалась, то у нее наверняка есть аналитики, контролирующие коммерческие и силовые связи, а также агенты в ГАИ и милиции.
— Добавь еще — и база. После каждой операции они куда-то прячутся, исчезают. Эту базу надо вычислить и уничтожить. Где они уже показали свои зубы?
— Да практически во всех районах Брянщины, кроме Жуковского, зафиксировано двенадцать нападений, сегодняшнее в Овстуге — тринадцатое.
— Кроме Жуковского, говоришь? Приятель наш как раз оттуда родом.
— Какой приятель?
— Что вчера отметелил байкеров в Выселках, Егором зовут. Видно судьба у него такая — встревать в наши дела. О чем это говорит?
— Что судьба у него такая?
— Что Жуковский район пока бандой не тронут.
Барков помолчал. Джип выбрался из Брянска на Смоленское шоссе и увеличил скорость.
— Одно из двух: или у банды база в Жуковском районе или они наметили нанести удар по нему в последнюю очередь.
— Соображаешь, полковник. После Овстуга придется переключить внимание на Жуковку.
Через час они приехали в Овстуг и узнали подробности нападения мотобанды на машину коммерсанта. Удостоверение майора спецназа внутренних войск, имевшееся у Воробьева, действовало безотказно, тем более, что объяснял он свой интерес к расследованию дорожных нападений поиском сбежавшего с оружием военнослужащего.
Бандитов было пятеро, одеты все были в черные комбинезоны, а вооружены автоматами («калашников» с укороченным прикладом — судя по описанию свидетелей) и пистолетами-пулеметами «клин» отечественного производства. Действовали нагло и открыто: перегородили дорогу мотоциклами и открыли огонь, не потребовав документы, словно точно знали, кто едет и что везет. Куда потом делись, никто объяснить толком не смог, ни свидетели, ни милиция. План «Перехват», задействованный силами местного ОМОНа и милиции спустя час после происшествия ничего не дал, да и немудрено: за час бандиты могли преодолеть около ста километров и залечь на базе до следующего мероприятия.
— Едем в Жуковку, — сказал Панкрат, оглядев хмурые лица своих гвардейцев, после того как они получили всю возможную информацию о нападении и собрались в лесочке за Овстугом, у какого-то ручья. — Либо действительно база банды находится в Жуковском районе, либо там они скоро выйдут на охоту. Витя, твое направление — милиция, ты у нас подполковник Московского ОМОНа «в командировке».
Барков молча кивнул.
— Петро, тебе с группой придется поколесить по району, поспрашивать в деревнях и селах, не видели ли парней на мотоциклах.
Петя Ладыженский, бывший лейтенантафганец, раненый в ногу и потому прихрамывающий, но не потерявший мастерства разведчика и бойца, также промолчал. Он был не из разговорчивых.
— Бандиты должны питаться и снабжаться боеприпасами, — продолжал Панкрат,
— поэтому твоя задача, Тагир, объездить все базы снабжения в районе, в том числе военные. Давно известно, что армия торгует.
Тагир Темирканов, молодой дагестанец с красивыми усиками, поднял вверх сжатый кулак, показывая, что задание понял.
— Остальные вместе со мной займутся ресторанами района. Такие наглые твари, как эти убийцы на мотоциклах, наверняка любят потусоваться в своей среде, пофорсить, показать ловкость и силу. Жить будем в гостиницах, связь по рациям постоянная. Легенда у каждого своя, продумайте. Все понятно?
Мстители стали расходиться по машинам, все было ясно и без слов.
КОВАЛИ
КРУТОВ
Послеполуденный дождик прибил пыль, освежил воздух и слегка снял жару, что весьма положительно сказалось на настроении Крутова.
В пять часов пополудни он зашел к соседям, где его встретили старик Качалин, совсем больной семидесятипятилетний Евграф, седой как лунь, и отец Елизаветы Роман Евграфович или, как его звал Осип, Ромка, которому скоро должно было исполниться пятьдесят лет. Это был худой, лысоватый, подвижный мужичок с ясным взором ястребиных глаз, не дурак выпить, малоразговорчивый и стеснительный в трезвом состоянии и неудержимо болтливый в подпитии. Уже через полчаса он был навеселе, рассказал кучу страшных историй о своей охоте на медведя, о встречах со стаей волкособак, потом стал требовать от гостя «откровенного мужского разговора», и спасло Егора лишь появление женского населения семьи Качалиных: дородной Степаниды, матери Елизаветы, и самой девушки, одетой на этот раз в юбку, открывающую ноги выше колен, и белую вышитую блузку, которую тут называли шемизеткой.
Посидев еще полчаса в компании Качалиных, Крутов перемигнулся со все понимающей Лизой, и они сбежали из гостеприимного дома Качалиных, сославшись на встречу с друзьями, что было не совсем правдой, потому что ни Егоровых одногодков, ни Елизаветиных в деревне практически не осталось.
Все они поразъезжались кто куда и дома появлялись редко, как и сам Крутов.
Однако у него в Ковалях оставалось достаточно родственников, которых он и навестил по очереди вместе с Лизой. Закончился этот поход — под прицелом глаз белобрысого молодого человека с наколками, бдительно охранявшего киоск
— у Крутовых на веранде, выходящей в сад, где Аксинья накрыла стол, приготовив роскошный по деревенским меркам ужин.
Осип сначала участвовал в распитии напитков, посмешил молодежь (хотя себя Крутов считал молодым относительно), порасспросил соседку о житье-бытье в Брянске, потом сослался на дела и ушел. Таким образом Егор и Елизавета остались одни, ни мало не смущаясь этим обстоятельством. Егор везде чувствовал себя нормально, столичная жизнь и быт профессионального перехватчика террористов приучили его маскировать свои ощущения, играть любую роль, Елизавета же работала в такой фирме, которая за основу профпригодности брала такие параметры, как живость, контактность, ум и умение влиять на клиента. Влиять на клиента Лиза Качалина умела, Егор испытал это на себе.
— Ну что ж, господин Крутов, — заявила она, раскрасневшаяся, сверкающая глазами, превратившаяся в прекрасную даму, — вы так мне ничего и не рассказали, где работаете и кем. Моя разведка донесла, что вы работали в каком-то спецназе и якобы уволились. Это правда?
Егор понял, что Осип уже проговорился соседу об его увольнении, подумал в сердцах: ах ты болтун старый! Вслух же сказал:
— Яволь, фрейлен. Все так и есть, как вы сказали. Разведка у вас на высоте.
— И что же, ты теперь безработный? — Глаза Елизаветы еще больше распахнулись, полные любопытства и участия.
Боясь окунаться в них надолго, Крутов поднял рюмку с ирландским сливочным ликером «O Casey,s», — он привез пару квадратных бутылок без особой надежды на то, что его поймут в деревне, — пожал плечами и проговорил философски:
— Каждый благородный дон имеет право хоть раз в жизни побыть безработным.
Елизавета рассмеялась, лукаво взглянула на собеседника поверх своей рюмки.
— Мне говорили, что ты был женат. Не сошлись характерами?
Крутов с трудом сделал глоток, поставил рюмку, чтобы гостья не заметила, как у него задрожали пальцы. Сказал бесстрастно:
— Она погибла.
Елизавета перестала улыбаться, глаза ее потемнели, на щеки легла краска.
— Извини, я не знала… — Она посидела немного, глядя на Крутова странно, испытующе, накрыла его руку ладонью. — Прости…
— Ничего, все нормально. — Егор заставил себя успокоиться; было приятно чувствовать прикосновение пальцев и ладошки девушки, душа от этого замирала и мурлыкала. — Расскажи лучше о себе. Что ты рекламируешь? Чем вообще занимаешься в своей фирме?
— Начинала я с маркетинга, точнее, со стайлинга. — Елизавета сняла с его руки ладонь, закинула руки за голову и выгнулась, так что грудь ее рельефно обозначилась под натянувшейся блузкой, а у Крутова перехватило дыхание: лифчик девушка действительно не носила. Каждый жест ее почему-то кружил голову, и это было нечто новое в его отношении к женскому полу после гибели жены. Присутствие Ольги в свое время так на него не действовало.
— Стайлинг — это придание какому-нибудь изделию внешнего вида, соответствующего тренду современной моды, — продолжала Елизавета, словно не замечая состояния собеседника, — и психологии покупателя. Я неплохо рисую, и дизайн давался мне легко. Знаешь что, давай погуляем? Не хочется сидеть в такую погоду за столом.
— Давай, — согласился Крутов.
Они предупредили Аксинью, что еще вернутся пить чай, и по тропинке между огородами вышли к пруду, в котором когда-то молодой Крутов ловил рыбу и стрелял из самострела по лягушкам. Шел девятый час вечера, жара ушла окончательно, природа благоухала, пребывая в тишине и спокойствии, душа ждала какого-то чуда и хотелось говорить стихами.
— В общем, стайлингом я занималась недолго, — вспомнила Елизавета о теме разговора, искоса глянув на задумчиво-умиротворенное лицо Егора, — в начале карьеры. Теперь я служу в отделе по работе с клиентами, разрабатываю полную рекламную концепцию каждого. Продолжать? — Лиза снова искоса посмотрела на Крутова.
— Очень интересно! — поспешно сказал он.
— Ну, а в полную рекламную концепцию входит куча всякого рода брифов: рекламные цели, маркетинговые цели, общая целевая аудитория, исследование конкретных разработок, рынка вообще, выбор СМИ, разбивка бюджета по позициям, дизайн макетов, выбор времени проведения кампании и тому подобное. Кроме того я ищу подрядчиков, устанавливаю контакты с видеостудиями, работаю с крупными модельными агентствами, даже с такими как Red Stars and Modus Vivendis. Все понял?
— Так точно! — вытянулся Егор, не моргнув глазом, потом подошел к воде поближе, разглядывая кувшинки в десятке метров от берега. — Но ведь для этого надо знать чертову уйму тонкостей!
— Главное — нужно знать компьютер ПиСи вдоль и поперек, иначе не справишься ни с одним проектом.
— Ты знаешь?
Елизавета засмеялась.
— А как ты думаешь? Или мне вручили должность менеджера за красивые глаза?
Крутов оценивающе оглядел лицо девушки и серьезно кивнул:
— Я бы так и сделал. — Потом, не предупреждая, вдруг вошел в пруд по пояс, сорвал три кувшинки и вручил Елизавете. Ее широко раскрывшиеся глаза сказали ему, что она чувствует, и Крутов, толком еще не разобравшись в своих собственных ощущениях, не желая размышлять, что соединило его с девушкой, внезапно понял, что это судьба!
Их руки и губы встретились, поцелуй был долгим и нежным, так что оба как бы растворились в нем, едва не задохнувшись, и лишь спустя несколько минут она тихо спросила, все еще прижимаясь к нему всем телом, так что он чувствовал сквозь ткань рубашки и блузки ее грудь:
— Ты не слишком спешишь, Крутов?
— Я опаздываю, — хрипло отозвался Егор, и девушка засмеялась, отодвигаясь, поправляя волосы, прижала кувшинки к лицу.
— Как давно я здесь не гуляла! С детства … Пройдемся?
Крутов послушно двинулся в обход пруда, остановился у полузатопленной коряги. Воспоминания обрушились на него, как лавина.
— Здесь меня укусила змея…
— Когда? Расскажи.
— Я тогда учился в Жуковке, жил у дядьки Ивана, а сюда приезжал на лето. Это уже в десятом классе случилось. Я ее не заметил, удочку закидывал, а она сидела под корягой. Ну, и укусила. Знаешь, я боли не почувствовал, только поплыл куда-то, как от стакана самогонки. Хорошо, бабка Уля еще жива была, дала мне выпить трехлитровую банку молока, пошептала что-то, погладила, ногу разрезала… В больницу меня привезли без сознания, врач посмотрел, говорит: ну, этот не жилец… А я, как видишь, выжил.
Елизавета покачала головой, не сводя огромных глаз с лица Егора, погладила его по плечу.
— Видно, бабка твоя была целительницей, царство ей небесное! Ты у нее ничего не перенял? Каких-нибудь экстрасенсорных способностей?
Крутов подумал о своих возможностях, основанных на медитации и пробуждении сверхреакции, но говорить об этом не стал.
— Да нет, вроде бы нормален.
Елизавета фыркнула.
— Был бы нормален, не целовал бы ведьму. У меня в роду одни колдуны да ведуньи были, то сглаз лечили, то порчу снимали, то кровь заговорами останавливали. Даже мама умеет это делать.
— А ты?
— И я тоже. Уверен, что я тебя не околдовала?
Они вышли на поляну за прудом, окруженную березняком. За поляной начиналось болотце, где молодой Крутов когда-то собирал крапиву для подкормки домашних кур. Не отвечая на вопрос Лизы, он вслух медленно прочитал:
Я прогнал тебя кнутом В полдень сквозь кусты, Чтоб дождаться здесь вдвоем Тихой пустоты…
Елизавета оглянулась, недоумевающая и заинтересованная.
— Ты любишь Блока?
— Не то, чтобы люблю, но предпочитаю, у него есть замечательнейшие строки. Бальмонта уважаю, Верхарна, Рубена Дарио. А ты?
— Я деревенская девчонка, и вкусы у меня деревенские, поэтому я люблю Есенина.
Не жалею, не зову, не плачу.
Все пройдет, как с белых яблонь дым…
— Это хрестоматийное. Больше ничего не помнишь?
Крутов наморщил лоб.
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я, привет тебе, привет!
Елизавета покачала головой, засмеялась, хотя глаза ее затуманились, погрустнели. Вполне вероятно, она вспоминала сейчас какую-то не слишком веселую страницу своей жизни. Крутов так и не решился задать ей вопрос, как ей жилось и была ли она замужем.
— А вот это помнишь?
Где ты, где ты, отчий дом, Гревший спину под бугром?
Синий, синий мой цветок, Неприхоженный песок…
Крутов качнул головой.
— Читал, но не помню.
Лиза взялась рукой за ствол березы, обошла ее кругом, глаза ее стали и вовсе темными и печальными.
Зеленая прическа, Девическая грудь, О тонкая березка, Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?..
Прервала себя, оборачиваясь к наблюдавшему за ней Егору.
— Что ж ты не спросишь, замужем я или нет?
— А это существенно? — осторожно сказал он.
— Конечно, нет, — со странным смехом ответила она, убегая вперед, касаясь берез ладонью. — Но замужем я уже побывала и больше не хочу. Так что не зови.
Крутов не нашелся, что ответить, гадая, что на нее нашло, двинулся следом, потом побежал и встал у нее на пути. Однако обнимать и целовать не стал, тонко чувствуя ее настроение. Ее ресницы удивленно взлетели вверх, Лиза почувствовала его желание и одновременно железное самообладание, насмешливо оглядела его лицо.
— Ты сильный, Крутов, но боюсь и ты не в силах мне помочь. Ребят у киоска возле Гришанковской хаты видел?
Егор кивнул.
— Один из них — брат моего бывшего мужа. Как и почему он оказался здесь, и что делает, я не знаю, но проходу он мне не дает, следит… — Она передернула плечами. — Все пытается вернуть заблудшую овечку в загон брата…
— А ты?
— Я давно указала бы им на дверь, да боюсь. Муж замешан в каких-то криминальных делах, всегда приезжает с телохранителями, все надеется… даже тут меня достает, стариков моих уговорил… а я не могу на него смотреть!
— Чего же боишься, коли не любишь и в разводе?
— Не в разводе, Егор Лукич, в том-то и дело. — Елизавета отвернулась, смахивая повисшую на ресницах слезу, улыбнулась невесело. — Такие вот дела. А боюсь я не за себя. Полгода назад появился у меня ухажер, хороший парень, специалист по маркетингу, нравился мне очень… а они его подстерегли однажды и… в общем, калека он теперь, ходит без глаза…
Крутов подошел ближе, обнял девушку, осторожно вытер ей глаза кончиком платка, потом поцеловал оба.
— Как сказал бы Вишневский: не от хорошей жизни Вас целую. Успокойся, все будет хорошо. Мой глаз твоему мужу не по зубам. А почему ты развод не взяла?
Елизавета глубоко вздохнула, улыбнулась, взяла его под руку.
— Не будем об этом. Всему есть причина. У него связи чуть ли не во всех властных кабинетах Брянска, мэр города его отец. Ни одно мое заявление до суда не дошло… В общем, Егор Лукич, не повезло тебе, брось-ка ты обхаживать Лизку Качалину, выйдет это тебе боком.
— Ну уж извини, этого не проси, не брошу!
Она остановилась, поворачиваясь к нему лицом, раскрывая глаза шире, и плавилась в них такая надежда и признательность, что Крутова шатнуло. Он притянул ее к себе, слабо сопротивлявшуюся, и поцеловал, как никого прежде не целовал — до эйфорического головокружения. Наверное он мог бы пойти и дальше, так сказать, довести порыв страсти до логического конца, но ощутив под руками упругую грудь и почувствовав, как Лиза вздрогнула, вовремя остановился. Воздушный замок, который он начал было строить в мечтах вопреки скептическому взгляду на жизнь, слишком легко можно было разрушить.
— Почитай мне Блока, — шепнула она, снова удивленная и испуганно-обрадованная его безошибочным чутьем ситуации и желанием не причинить ей боль, — то самое, что начал, про кнут.
Крутов с некоторым трудом разжал объятия, оторвался от Елизаветы, и они пошли по траве краем березняка, мимо болотца, переживая удивительное чувство взаимопонимания и единения, ощущая себя частью природы и влекомые тайной, соединившей их дороги. Девушка часто поглядывала на него, по новому оценивая его жесты и речь, отмечая его выдержку, собранность, внутреннюю решительность, независимость, умение держаться и убеждать, наталкиваясь на его ответный взгляд, прямой, волевой и пронизывающий, и сердце ее замирало отчего-то и шептало на своем языке: он — не он… тук-тук… он — не он… Хотелось верить, что — он…
Крутов повторил прочитанные строки и, вспомнив стихотворение полностью, с выражением продолжил:
Вот — сидим с тобой на мху Посреди болот.
Третий — месяц наверху — Искривил свой рот.
Я, как ты, дитя дубрав, Лик мой также стерт.
Тише вод и ниже трав — Захудалый черт…
Что-то изменилось вокруг, словно тень накрыла солнце, скатившееся к горизонту, хотя небо было глубоким и чистым, без единого облачка. Крутов замедлил шаги, остановился, уже поняв, в чем дело. Из-за кустов слева от болотца вышли навстречу трое парней, среди которых Егор узнал длинноволосого смуглого красавца с серьгой в ухе и белобрысого крепыша с наколками. Третий был в два раза шире каждого и напоминал двустворчатый шкаф, обзавевшийся короткими и толстыми ногами. Квадратная челюсть его вполне могла бы принадлежать гигантопитеку.
На всех троих были одинаковые рубашки защитного цвета с четырьмя кармашками и стоячим воротником — последний писк моды, серые джинсы и кроссвоки «хард» с металлическими заклепками по всему канту. Почему-то именно они привлекли внимание Крутова. Ткакая обувь была одинаково удобна как для драки, так и для бега, и носили ее все спецформирования министерства обороны. Парни явно не были обычной гражданской шпаной.
— Эй, спортсмен гребаный, — сказал смуглолицый абориген с серьгой в ухе,
— мы тебя предупреждали по-хорошему. Что же это ты чужих замужних баб лапаешь и целуешь?
Елизавета вспыхнула.
— Гафур! Что вам здесь надо? Я не просила следить за мной!
— А тебе слова не давали, — наставил на нее палец белобрысый с наколками.
— Сделай фокус — смойся с глаз, с тобой потом разбираться будем. Георгий будет очень недоволен твоим поведением.
— Я свободный человек! Борис, я требую!..
— Требовать будешь соску у мамаши дома, иди, а мы тут поговорим с твоим хахалем.
Елизавета беспомощно посмотрела на Крутова, и тот успокаивающе погладил ее по плечу.
— Подожди меня у пруда, я скоро догоню.
Девушка, непрестанно оглядываясь, обошла троицу и остановилась за кустами, кусая губы и сжимая кулачки, решив посмотреть, что будет. Троица двинулась к Егору, заходя с двух сторон.
— Мужики, — проникновенно сказал Крутов, — лучше бы вам не связываться со мной. Человек я мирный, никому зла не желаю, но всегда готов ответить адекватно. В данном же случае все не так просто, как вам кажется. Девушка не желает жить с твоим братом, парень, и заставлять ее не стоит, и следить за ней не надо. Она действительно свободный человек.
Ферштеен зи?
— Заткнись! — скривил губы белобрысый Борис. — Тебя предупреждали, ты не внял, теперь придется тебя слегка поучить. Не сможешь уехать отсюда сам, вызовем скорую.
Крутов вздохнул. Его миролюбивое поведение воспринималось этими безмозглыми качками, как проявление слабости, и убедить их в обратном можно было только наглядно. И все же первую атаку он пропустил.
Они бросились на него не всем скопом, а согласно тактике групповых действий (что говорило об их принадлежности к какой-то военизированной организации): длинноволосый Гафур отвлек его внимание, а Борис тут же прыгнул сбоку, довольно умело нанося удар ногой в живот Крутову.
Если бы не боевые инстинкты, срабатывающие помимо сознания Крутова, схватка могла бы закончиться для него плачевно. Однако, пропустив удар (ослабив его поворотом тела и напряжением мышц живота), он тут же захватил ногу белобрысого, рванул ее вверх и ответил ударом ноги в пах. После чего, заблокировав удары Гафура (кулак в лицо, кулак в шею), Егор применил «шат»
— щелчок по носу снизу вверх, что мгновенно приводит к временному ослеплению противника, и от души врезал ему в грудь ногой. Смуглолицый с серьгой кубарем покатился по толстому ковру слежавшихся листьев.
Борису к этому времени удалось разогнуться, но бойцом он был уже никаким, удар по гениталиям — это вам не пощечина, и Крутов свалил его спиралью захватаброска за руку через локоть.