ВОРОБЬЕВ
      Банда Петра Фоменко, получившего в преступном мире кличку Гитарист за пристрастие к игре на гитаре, потрошила автодороги второй год, ни разу не попавшись в поле зрения угрозыска и дорожной милиции благодаря невероятной изворотливости Гитариста, а также помощи наводчика, работавшего в отделе дорожно-транспортного контроля подмосковной милиции. В последние два месяца банда из Подмосковья по совету наводчика перебралась в Тульскую область и показала на что способна, оседлав Симферопольское шоссе и ряд дорог республиканского значения. Действовала она столь разнообразно, что даже опытные милицеские работники диву давались, когда разработанные их аналитиками планы уничтожения банды Гитариста срывались один за другим, а банда, выколотив дань с водителей на одном шоссе, всплывала через день на другом.
      В послужном списке банды, представлявшей по сути ядро дорожной мафии, числилось более четырех десятков разбойных нападений на колонны грузовиков, отдельные фуры и личные автомашины, и почти каждый раз Гитарист пускал в ход новый способ выколачивания денег с водителей, не брезгуя ни уговорами, ни угрозами, ни пытками и прямым убийством излишне доверчивых либо желавших подзаработать людей.
      Наиболее «благородным» видом поборов было предложение водителям за хорошую плату обеспечить охрану их проезда по территории района. Если шофер не соглашался, в ход шли запугивания и угрозы, в случае же, если он не поддавался и уезжал «без сопровождения», строптивца наказывали. Делали это либо сами «охранники», догнав машину на пустынном участке шоссе, либо наводили на грузовик спецгруппу, дожидавшуюся указанный автомобиль на перегоне в форме гаишников. Останаливали машину и разбрасываемые по шоссе специальные ежи, пробивающие шины, и шипастые цепи. А затем к остановившемуся грузовику подъезжала «техпомощь»…
      Следующий способ получил название «ловля на живца». Применялся он обычно к водителямдальнобойщикам, перегонщикам новых автомобилей и водителямодиночкам личного автотранспорта.
      На дороге голосовала красивая, легко одетая девушка. Согласившийся подвезти ее, ничего не подозревая, крутил баранку, приятно беседуя с попутчицей. В заранее условленном месте «подсадная утка» просила остановить машину якобы по нужде, и на ничего не подозревающего шофера нападали из засады дружки красавицы.
      Кроме бандитов, переодетых в форму сотрудников ГАИ, Гитарист использовал и других ряженых: работников милиции, военных, цыган, сельских жителей, «везущих продукты на рынок», учителей с десятком детей разных возрастов, стариков и старух. Но больше всего в практике дорожных «бомбил» использовались откровенные разбойные нападения, чаще всего происходящие ночью на безлюдных участках дорог, и много раз проверенный сценарий «помощи».
      Один из членов банды, самый обаятельный и тихий, подходил к дальнобойщикам и просил помочь подвезти груз: продукты, мебель, овощифрукты, холодильник и тому подобное. Вместе ужинали, беседуя о нелегком шоферском рубле и трудной жизни. Потом ехали на место, где якобы ждал груз (или обед, ужин). Когда водитель выходил из кабины, в него стреляли и добивали ножами. Труп хоронили в заранее вырытой могиле или сбрасывали в реку с глыбой бетона.
      Со сбытом похищенного проблем у банды не было. Гитарист покупал у военных чиновников чистые акты на списание армейских машин, бланки актов технического состояния, что позволяло перегонять грузовики из Подмосковья на Кубань и в другие регионы страны для продажи, а многие из автомашин банда легализовала через Госавтоинспекцию: новые номера, документы, пропуска. Вскрылось участие инспекторов ГАИ в деятельности банды недавно, что и заставило Гитариста сменить район базирования.
      Правда, совсем безнаказанными бандиты все же не оставались. Кроме энтузиастовмилиционеров, проводящих облавы на дорогах, в Подмосковье объявилась самодеятельная группа мстителей, по слухам состоящая из бывших водителейдальнобойщиков, пострадавших от нападений, и родственников погибших от рук бандитов шоферов. Группа нещадно расправлялась с дорожными бандитами, калеча их и убивая, на ее счету было уже несколько ликвидированных бандгрупп, но к Гитаристу подобраться она не смогла, тот действовал похитрей, да и сведения о готовящихся облавах получал из первых рук, от штатного осведомителя из милиции.
      Информация о двух грузовиках, перевозящих дорогостоящую электронную технику: компьютеры, мониторы, телеаппаратуру, — из Москвы в Крым, Гитарист получил двадцатого июня, и уже к вечеру его заставы ждали появления грузовиков по всей Симферопольской трассе от столицы до Тулы.
      Кусок был настолько лакомый (стоимость перевозимого товара зашкаливала за миллион «зеленых»), что Гитарист забыл об осторожности и решил лично возглавить операцию по перехвату грузовиков, не сомневаясь в подлинности полученных сведений.
      Началась операция ранним утром двадцать первого июня, когда наблюдатели банды обнаружили грузовики за кольцевой Московской автодорогой, неспешно выползающие на трассу.
      Вели их несколько машин, сменяя друг друга, пока грузовые фургоны с английскими надписями по бортам не остановились наконец в лесу за Тулой, недалеко от городка Высюгань, в специальном «кармане» для стоянок грузовых автомобилей. Водители решили позавтракать.
      То, что водителей четверо и все они мужики с виду крепкие и молодые, Гитариста не смущало, но был он калач тертый и решил подстраховаться, проверить, то ли везут означенные фургоны или не то, для чего выслал вперед разведку, остановившись таким образом, чтобы можно было наблюдать за происходящим на стоянке в бинокли.
      К грузовикам, мигая аварийными огнями, подкатила старенькая замызганная «девятка», за рулем которой сидел добродушного вида пожилой мужчина (он же вор-рецидивист Никола Мостовой по кличке Санта-Клаус).
      Шофер «девятки» открыл капот, поковырялся в моторе и подошел к водителям, усевшимся завтракать возле кабины одного из фургонов. Что он попросил у дальнобойщиков, осталось неизвестным, только один из водителей, повозившись в кабине и не найдя того, что искал, открыл фургон, и Гитарист, в бинокль наблюдавший за стоянкой, разглядел ряды белых коробок внутри фургона, украшенных множеством наклеек, рисунков и надписей на английском и японском языках. Сомневаться не приходилось: грузовики везли компьютерную технику.
      — Берем! — сказал Гитарист, опуская бинокль. — Вариант «мудаки», Стрелять только если они начнут сопротивляться.
      — А если не начнут? — осведомился Лева Пинкисевич, правая рука Фоменко.
      — Связать, камни к ногам и утопить.
      — А не лучше ли подержать пару дней и отпустить? Не зря братва болтает о команде «мочил»…
      — Утопить, я сказал!
      — Понял.
      Бандиты переоделись по варианту «мудаки» в милицейскую форму, — причем Гитарист напялил мундир полковника, нравились ему погоны со множеством больших звезд, — установили на крышх «мерсов» и «джипов» мигалки и, включив сирены, помчались к стоянке грузового транспорта.
      Водители, держа в руках бутерброды с колбасой и сыром, кружки с горячим чаем, с любопытством смотрели на «спецназ», не ожидая с виду никакого подвоха, не сделав ни одной попытки сопротивления, даже когда из окруживших стоянку «крутых» машин выскочили «милиционеры» и одетые в штатское мужики зверского вида, направив на них стволы пистолетов и помповых ружей.
      — Связать! — коротко распорядился «полковник милиции», руководивший «спецназом», мельком глянув на водителей, и направился к фургонам.
      — Эй, начальник, — окликнул его один из шоферов, — а я ведь тебя знаю.
      «Полковник» резко остановился, споткнувшись на полшаге, повернулся всем корпусом к водителям, и ему очень не понравились взгляды молодых мужчин, какие-то слишком уверенные, презрительно-угрюмые, без капли страха или недоумения. А особенно не понравились глаза окликнувшего, дерзконасмешливые, умные, с искрой силы и угрозы.
      — Не помнишь меня? — продолжал водитель. — Год назад мы с братом проезжали Калугу, я вышел купить сигарет, а твои шестерки в это время напали на брата, вышвырнули из машины, — шикарный такой джип был, «лэнд круизер», — а когда брат кинулся на них, кто-то выстрелил ему в живот. Ты же сидел в «тойоте», сзади, наблюдал. Я тебя тогда неплохо разглядел, да и ты меня наверное не забыл, Петр Петрович Фоменко… Гитарист. Ну, вспомнил? Вот мы и встретились наконец.
      — Убрать! — махнул рукой внезапно вспотевший «полковник», отступая на шаг, и в тот же момент началось то, что не могло ему присниться даже в страшном сне.
      Задние дверцы фургонов вдруг распахнулись, и на землю посыпались люди в пятнистых комбинезонах с пистолетами-пулеметами в руках. Раздались выстрелы
      — это спец-назовцы в комбинезонах утихомиривали наиболее прытких бандитов, начавших было сопротивление. Тот, кто узнал Гитариста и заговорил с ним, тоже не стал дожидаться, пока его кто-нибудь не подстрелит, и начал действовать, на доли секунды опередив главаря банды.
      Он прыгнул к нему с расстояния в пять метров, ногой отбил руку с писолетом в сторону, нанес еще один удар по руке локтем вниз, обнаруживая прекрасное знание приемов рукопашного боя, и тут же воткнул указательный палец в глаз Гитаристу. С воплем тот схватился за глаз, упал на колени и уже не увидел последнего удара: водитель ребром ладони сломал ему шейные позвонки.
      Троих бандитов, успевших воспользоваться оружием, убили сразу, остальных спецназовцы повалили на землю, ломая им в ходе драки пальцы, руки, ребра, выбивая зубы, нанося удары, травмирующие внутренние органы, от которых они теряли сознание либо испытывали сильнейшую боль. Затем всех бандитов выстроили в лесу на поляне, недалеко от стоянки грузовиков, но так, чтобы их не было видно со стороны шоссе. Принесли и свалили в кучу убитых, в том числе главаря банды с вытекшим глазом. Командовал подразделением спецназа (так думали бандиты — что это спецназ), — всего их вместе с «водителями-дальнобойщиками» набралось девять человек, — тот самый светловолосый шофер с дерзковеселыми глазами, среднего роста, но жилистый и сильный, который узнал в «полковнике милиции» Гитариста.
      Бандитов же набралось пятнадцать человек, не считая убитых. Затравленно озираясь, они глядели на молчаливых парней в пятнистом, переминались с ноги на ногу, все еще ошеломленные случившимся, и боялись даже стонать.
      — Кто не убивал никого — шаг вперед! — приказал командир спецназовцев, оглядывая шеренгу.
      Бандиты стали переглядываться, мяться, потом из шеренги вышел бледный худосочный мужик средних лет в ветровке и кедах, со сломанной рукой, которую он бережно прижимал к животу, заискивающе улыбнулся.
      — Я не убивал, я только на стреме, что приказывали, меня даже никогда не брали, а винтарь я просто носил, как и все, у кого хошь спросите, я Шестопал, а этих…
      — Стоп!
      Мужик затих, бледнея еще больше.
      — Кто еще?
      Вперед выступил «разведчик» банды Санта-Клаус. Ему тоже досталось — за то, что пытался сбежать, и круглое благообразное лицо его украшал красивый кровоподтек в форме полумесяца над верхней губой.
      — Ну, я…
      — Еще?
      Шеренга молчала.
      Водитель усмехнулся, глядя, как многих бандитов колотит дрожь.
      — Что, сердешные, мандражируете? Страшно? Жить охота? А когда вы ни в чем не повинных людей резали, вешали, душили и топили, не страшно было?!
      Все, отгуляли! А теперь колитесь, кто сколько душ загубил, может, кого и помилую.
      — Панкрат, — понизив голос, сказал один из парней в комбинезоне, подходя к светловолосому, — там твой дружок приехал. Пропустить?
      — Приведи сюда, — кивнул водитель, — пусть посмотрит на ублюдков. — Повысил голос:
      — Ну, облегчайте душу! Начнем слева направо, но не с тебя.
      — Палец Панкрата уперся в грудь Левы Пинкисевича. — Ты амнистии не подлежишь.
      Ударил негромкий выстрел, во лбу помощника Гитариста появилась дырочка, ного его подкосились и он упал навзничь. Бандиты шарахнулись в разные стороны, но остановились, услышав четкую команду:
      — Стоять, уроды!
      К светловолосому в сопровождении спецназовца подошел немолодой мужчина в кожаной куртке, несмотря на летнюю жару, с изможденным болезненным лицом.
      — Кончай самодеятельность, Панкрат Кондратьевич, — глухо проговорил он. — Отпусти их, ты не судья и не палач. Пусть идут. Банды считай уже нет…
      — Не мешай, Сергеич, — твердо сказал водитель. — Они убили не только моего брата, на их кровавом счету более двадцати человек, ты же знаешь. На каждом кровь и пытки… Стой и смотри, если хочешь, но молчи. Сегодня будет по-моему. Лева не пожалел двенадцатилетнего пацана, ехавшего в кабине «жигуленка» с отцом, а сам Гитарист убил семерых, в том числе двух женщин. Остальные мучили отцов и братьев моих ребят… стой и молчи!
      Панкрат отошел от пожилого мужчины в куртке, ткнул пальцем в толстого, как боров (у него и кличка была — Боров) бандита:
      — Ты!
      — Я как все, специально никого, как все, так и я, — тонким голосом заговорил толстяк, глотая слова, — ну, может, и убил кого, так приказывали…
      — Сколько?!
      — Ну, не знаю, может, одного, двух, но никогда, я же не для того, а когда все, и стрелял мало, и жалел…
      — Мразь! — сплюнул под ноги один из водителей, с которым завтракал светловолосый командир операции, угрюмо оглядел сбившихся в кучу бандитов.
      — Кто знает, сколько человек убил этот боров?
      — Я скажу, — услужливо вылез вперед из толпы помятый старик со слезящимися глазами. — Боров убил, значитца, пятерых лично, вешал сам, паяльной лампой, это вот, значитца, кожу на пузе жег…
      Раздался выстрел. Толстяк упал. Старик вздрогнул и замолчал, тупо глядя на расстрелянного, потом проворно залез обратно в толпу.
      — Ты! — Палец Панкрата указал на могучего телом молодого небритого парня с угрюмым волчьим взглядом, у которого была сломана челюсть.
      — Троих! — с вызовом прошипел он, но сморщился от боли и секунду молчал, придерживая челюсть, потом добавил:
      — И еще буду давить вас…
      — Уже не будешь, — равнодушно ответил Панкрат.
      Щелчок выстрела, дыра во лбу парня, стук тела о землю.
      Приехавший в кожаной куртке шагнул было к светло-волосому, однако был остановлен одним из бойцов команды Панкрата.
      Тот оглядел поредевшую, затаившую дыхание толпу, криво усмехнулся.
      — Действительно, не палач я, к сожалению, хотя по каждому из вас петля плачет. Один только вопрос задам, ответите — отпущу всех, не ответите — положу здесь: кто помогал Гитаристу в органах? Где окопалась эта сволочь?
      Наступила тишина. Бандиты переглядывались, перешептывались, но отвечать не торопились. Потом, почесав затылок, заговорил Никола Мостовой — Санта-Клаус:
      — Мы его не знаем, Гитарист всегда ходил к нему один. Но по-моему стукачок сидит в дорожно-транспортном отделе УВД.
      — Он капитан милиции, — добавил кто-то из толпы. — Гитарист называл его Борянчик…
      Панкрат поднял пистолет, из которого стрелял, — толпа бандитов подалась назад, затаила дыхание, — со вздохом сунул в кобуру подмышкой, отвернулся от бандитов.
      — Рыжего с бородой, что прячется там за спинами, отмудохайте так, чтобы восстановление рельефа лица было невозможно. Эта дохлая крыса ведет канцелярию Гитариста, я его знаю. Остальным отбейте все, что можно, и привяжите к деревьям подальше от дороги, пусть посидят денек в тенечке, это пойдет им на пользу. Милицию вызову я сам. — Он оглянулся через плечо, сверкнул глазами. — Но если кого заметим в другой банде — кранты! Пощады не ждите!
      Обойдя приехавшего, которого назвал Сергеевичем, Панкрат пошел рядом с ним сквозь заросли к дороге. Там они подождали, пока бойцы команды мстителей выполнят приказ, подожгут машины бандитов, рассядутся по своим автомобилям и уедут. Сели в кабину серой «волги», на которой прибыл мужчина в куртке.
      — Ну, что скажешь хорошего? — сказал Панкрат, лицо которого стало хмурым и усталым.
      — Откуда у тебя эти ребята? — кивнул спутник на отъезжающие машины. — Раньше я у тебя их не видел.
      — От верблюда, — покривил губы светловолосый. — Это все профи высокого класса.
      — Я и так заметил, что они не из стройбата.
      — Работать с ними одно удовольствие. — Панкрат вдруг рассмеялся, поймал озабоченно-удивленный взгляд приятеля, работавшего в Московском угрозыске, и пояснил. — Анекдот вспомнил. В американской армии сержант рассказывает своему отделению: у русских есть воздушно-десантные войска — там на одного ихнего двоих наших надо! Есть у них и морская пехота — там на одного пехотинца троих наших мало! Но самое страшное — у них есть войска, стройбат называются, — так тем зверям вообще оружие не выдают!
      Спутник Панкрата никак не отеагировал на анекдот.
      — Рискуешь провалиться с набором.
      — Не беспокойся, Сергеич, не провалюсь, эти ребята — ветераны спецслужб и знают толк в подобных делах.
      — Как тебе удалось привлечь их в команду? — Мужчина в куртке тронул «волгу» с места, не оглядываясь на загоревшиеся «мерседесы» и джипы бандитов, погнал машину прочь, в сторону Москвы.
      — Дал объявление через Интернет о наборе в группу мстителей.
      — Я серьезно.
      — Имеется у меня приятель на Лубянке, — нехотя проговорил Панкрат, — в отделе кадров, он помог подобрать пару обиженных профессионалов, а те нашли друзей. Кстати, спасибо за помощь с грузовиками, очень здорово все получилось.
      Мужчина, которого командир группы ликвидаторов автодорожных бандитов назвал Сергеичем, промолчал. Он работал заместителем начальника оперативно-розыскной бригады МУРа и имел звание подполковника. Помогал же он мстителям по нескольким причинам, самой главной из которых было убийство дорожными бандитами его матери и внука, происшедшее чуть больше года назад на Калужском шоссе. Они ехали с дачи поздно вечером, за рулем сидел зять, и на «жигуленок» напали потрошители машин. Зять чудом выжил, хотя и получил две пули в грудь, а восьмидесятишестилетняя старухамать с двенадцатилетним внуком, начавшие сопротивляться и кричать, были зверски убиты. Провалявшийся в больнице с инфарктом полтора месяца после этого случая подполковник поклялся себе, что отмстит убийцам, и выполнил обещание, в тайне от начальства использовав появившуюся тогда в Подмосквье команду Панкрата Воробьева. С тех пор они работали вместе.
      — Тебе надо уходить из этих мест, — глухо сказал Михаил Сергеевич.
      — Почему? — повернулся к нему Панкрат.
      — Сверху спущен указ об усилении борьбы с терроризмом, в том числе — на дорогах. Твоя деятельность подпадает под статьи «терроризм"и „самосуд“, начальство горит желанием вычислить твою группу, как антизаконное формирование, а заодно присвоить себе лавры победителей дорожной мафии. Я вообще посоветовал бы тебе свернуть операции, хотя бы на полгода.
      — А что, дорожные бандиты уже вымерли? Перестали хозяйничать на трассах? Решили переквалифицироваться в защитников рядовых шоферюг? Или вы действительно научились бороться с ними?
      — Учимся, не сидим без дела, работаем. Только ни рук не хватает, ни средств. Ты же знаешь формулу: раскрываются лишь те преступления, которые должны быть раскрыты. А мы не всесильны. Ты уже многого добился, посеял в душах бандитов страх, заставил задуматься над тем, что воровать, грабить, унижать, убивать — грех! Что честно жить спокойнее. Может быть, этого уже достаточно.
      — Ты сам не веришь в это, Сергеич.
      — Не знаю, — с внезапно прорвавшейся тоской признался подполковник. — Я не знаю, чему верить, а чему нет. Только убедился, что месть не возвращает убитых.
      Помолчали. Машина продолжала мчаться по почти безлюдному шоссе к Москве. Потом Михаил Сергеевич добавил уже более спокойным тоном:
      — Но оставаться в Подмосковье тебе опасно. Я уже не могу делать вид, что ты неуловим. Мерин начинает догадываться, что я знаю больше и утаиваю от него оперативную информацию.
      Мерином звали начальника ОРБ полковника Конева.
      — Опасно… — пробормотал Панкрат. — Опасно одно: ненаказанное зло крепнет, тучнеет, самоутверждается при мысли о своей безнаказанности. Как говорил мой мудрый дед: неназванное зло не знает прощеного воскресенья, потому что как бы и неизвестно, кого прощать. Но свою работу я не брошу, Сергеич, пока не выведу всю эту дорожную мразь под корень! Ты мне только помоги выйти на этого конфидента Гитариста, капитана милиции, кого он называл Борянчиком. Поможешь?
      — Не уверен, — после минутного молчания буркнул Михаил Сергеевич. — Со здоровьем не лады, лягу я наверно в больницу в ближайшее время.
      Панкрат посмотрел на землистое лицо собеседника и придержал острое словцо, готовое слететь с языка.
      — Сердце?
      — А все: и сердце, и нервы, а теперь и желудок… язву недавно нашли… Короче, не помощник я тебе, Панкрат Кондратьевич.
      — Выкарабкаешься, — сказал Панкрат без особой уверенности в голосе.
      — Может, и выкарабкаюсь. Послушай, майор, когда тебя поперли из службы за неподчинение приказу, ты ни с кем в конфликт не вступал? Врагов не оставил?
      Панкрат задумался, озадаченно пощипывая нижнюю губу и разглядывая профиль подполковника.
      — Вроде бы нет. А что?
      — Ищут тебя твои бывшие начальники, ориентировку прислали, как на рецидивиста. Сменил бы квартиру.
      — Да я давно в столице не появлялся, живу у родственников под Вязьмой, да и там бываю редко. Странно, зачем им меня разыскивать?
      — Это мне неведомо. Будь осторожен. Говорят, под Брянском тоже завелась какая-то крутая мотобанда, терроризирует всю округу, нападает на частников, гробит машины. Если хочешь, дуй со своими туда.
      — Спасибо за совет.
      Михаил Сергеевич поморщился, искоса посмотрел на спутника, и Панкрат поспешил его успокоить:
      — Я серьезно, спасибо за все, что ты для меня сделал, Сергеич.
      Конечно, мне будет не хватать информационного обеспечения, да и твой промоушен — не последнее дело, однако я справлюсь. Завтра же начну перебазироваться под Брянск, у меня и там кое-какие родственники живут по маминой линии. Я этим мотоподонкам такую кувырколлегию устрою, что надолго запомнят!
      — Верю, — усмехнулся подполковник. — Если понадоблюсь, звони на мобильный, помогу, чем смогу… если еще буду на ногах. Знаешь, я даже рад, что ложусь на обследование…
      Последние слова вырвались у него помимо воли, и он тут же пожалел об этом, однако стыдиться признания не стал. Пояснил в ответ на озабоченно-внимательный взгляд Воробьева:
      — Плохи дела, мой друг, в государстве расейском. В стране нарастающими темпами идет процесс поглощения малых преступных формирований большими. Мы в прошлом году «взяли в разработку» около восьми тысяч небольших преступных групп, а сегодня их осталось немногим больше шестисот, но не потому, что органы правопорядка так хорошо поработали, а потому, что малые банды слились в организованные криминальные структуры, контролирующие уже целые губернии. К слову, Брянщина тоже контролируется «авторитетами». Так что оптимизма в моих сентенциях не ищи. Не справляемся мы с организованной преступностью, ни снизу, ни сверху.
      — Чего ж удивляться, коли вся головка власти загнила.
      — Нужен иной подход, силовые методы борьбы с преступностью не могут быть главным инструментом. — Михаил Сергеевич притормозил, пропуская лихача на джипе. — Отношения человека с миром всегда сводились к формуле:
      «это мое, а это не мое», — и озабочен он всегда был лишь увеличением собственности. В нынешние времена этот закон еще более ужесточен, уже нет понятия: «это не мое», — есть императив: «все, что еще не мое — будет моим!»
      — Ну, положим, не каждого человека заботит увеличение собственности?
      — осторожно вставил Панкрат, сочувственно глядя на Михаила Сергеевича.
      — Может, не каждого, — неожиданно легко согласился подполковник., взгляд его стал тверже. — Не обращай внимания на старческое брюзжание, похоже, я привыкаю плакать в жилетку. Это от усталости. Тебя куда?
      — Останови, выйду здесь.
      Михаил Сергеевич свернул на обочину, остановил «волгу», и они некоторое время смотрели друг на друга, ничего не говоря. Потом подполковник дернул щекой, криво улыбнулся.
      — Капитана-осведомителя Гитариста мы найдем, не бери в голову. Звони.
      Ни пуха тебе, ни пера!
      — К черту! — улыбнулся в ответ Панкрат.
      Они встряхнули друг другу ладони, и бывший майор армейского спецназа вылез из кабины. «Волга» сорвалась с места, вписалась в поток машин на шоссе, исчезла за холмом. Панкрат постоял немного, глядя ей вслед, и сел в подъехавший фордовский микроавтобус с затемненными стеклами.

      КРУТОВ
      Курган был древним и напоминал пирамиду. Склоны его поросли травой, сейчас пожелтевшей и пожухлой, и были усеяны камнями разных размеров, среди которых коегде виднелись кости не то животных, не то птиц. Веяло от кургана тоской, безнадежностью, обреченностью и смертью, хотя казалось бы над ним промчались тысячелетия, которые должны были без следа растворить в себе память тех лет и унести чужую боль и горе, и запахи смерти.
      Крутов, чувствуя себя призраком без тела, обошел курган, приглядываясь к белеющим костям, и вдруг увидел свежий пласт земли под курганом, будто здесь недавно копали яму, подкоп под курган, да потом бросили и заровняли. Заинтересованный, он подошел ближе и, холодея, увидел торчащие из жирно блестевшей ржаво-красной насыпи кисти рук. Не веря глазам, нагнулся, разглядывая синеватые скрюченные пальцы, и отшатнулся, встретив взгляд пустых глазниц черепа. Впрочем, этот череп еще не был чистым, на нем сохранились остатки кожи и волос, но жуткий оскал провалившегося рта от этого не становился более приятным.
      Что-то хрустнуло под ногой. Крутов шагнул в сторону, зацепился за торчащую из земли руку и полетел куда-то вниз, в холодную жуткую трясину и темноту…
      Очнулся он лежащим навзничь в постели. Сердце колотилось о ребра, лицо и тело было покрыто холодным потом. Перед глазами все еще стоял курган и торчащие из свежевырытого шурфа кисти человеческих рук и чей-то череп. Покачав головой, гадая, какими мыслями навеян этот странный сон, Крутов привычным усилием воли успокоил взбудораженную нервную систему, взглянул на часы и пошел умываться. Шел еще только седьмой час утра, на работу собираться было уже не надо, мог бы и поспать подольше, но организм привык подниматься рано и требовал активного действия, повышения тонуса.
      Почистив зубы, Крутов сделал зарядку, покидал через всю комнату в специальный щит ножи и сюрикэны, потом принял душ и позавтракал. После чего принялся собирать и упаковывать вещи. Мысль посетить родные места на Брянщине, где он родился и вырос, закончил школу, возникла у него сразу после увольнения и прохождения цикла специальных процедур, предусматривающих подписание неких обязательств «не разглашать государственных тайн и служебных секретов». Не то, чтобы он стал «невыездным», но обязан был при выезде за границу предупредить соответствующие органы.
      Крутов возился со второй сумкой, когда в прихожей пустил трель дверной звонок. Недоумевая: кто бы это мог быть в такую рань? — он открыл дверь. Перед ним в легком летнем платье стояла Ольга с белой сумочкой через плечо, с сигаретой в пальцах, загорелая, уверенная в себе, красивая и сильная. Несколько секунд они рассматривали друг друга с одинаковым прищуром глаз, потом во взгляде девушки мелькнула растерянность и она сказала со смешком:
      — Может быть, кавалер наконец пригласит даму войти?
      Крутов отступил в сторону.
      — Извини.
      Ольга, покачивая бедрами, прошла в квартиру, остановилась на пороге гостиной, разглядывая разбросанные по комнате вещи.
      — Ты собираешься уезжать?
      — Кофе хочешь? — проигнорировал он ее вопрос.
      — Нет, спасибо. Ты же знаешь мои вкусы.
      — Кофе нам не по нутру, нам бы водки по утру, — пробормотал майор. — К сожалению, твоего любимого коньяку нету, вылил. Шампанское, быть может?
      — Сгодится, — кивнула девушка, переложила с кресла на стол рубашки хозяина и села, закинув ногу за ногу.
      Крутов кинул равнодушный взгляд на ее красивые колени, принес бутылку шампанского, открыл, разлил в бокалы.
      — За что пьем?
      — За свободу, — с иронией ответила Ольга. — Ты же теперь вольная птица? Или все же остался в службе?
      — Нет, — коротко сказал он, сделав глоток.
      — Почему? Не мог договориться с начальством, взять всю вину на себя, попросить, чтобы оставили?