34

— Ну и что теперь делать? Ты ж у нас Вторым Зрением владеешь, все на свете знаешь, вот и скажи...

— Все на свете знает только Хозяйка Зла, — устало отозвалась Нурайна. — Может, поэтому она такая стерва...

Она сидела бок о бок с Орешком на расстеленном плаще. Перед ними простирались зеркальные воды озера Нарра-кай, которое отсюда казалось бескрайним. Одуряюще пахли цветы, заполонившие берег. В их неистовом предвечернем аромате терялся запах озерной воды. Издали доносились странные звуки, будто огромная птица била по воде крылом: это рыбаки загоняли рыбу в сети. Это было дивное место, умиротворяющее и прекрасное.

Увы, даже здесь покой не мог вернуться в души двоих грайанцев. Они уже успели обойти озеро, побеседовать с паломниками, пришедшими на поклонение доброй богине, и со жрецами, увенчанными коронами из цветов. Они купили по огромному букету, вышли на лодке в озеро и разбросали цветы по воде. Они искали малейшую зацепку, хоть какой-то знак, где найти Илларни.

И теперь, измотанные и несчастные, сидели они на расстеленном плаще и изо всех сил сдерживались, чтобы не наорать друг на друга.

— В каких только передрягах не бывал, а таким слепым котенком себя сроду не чувствовал! — горестно вздохнул Орешек.

— В передрягах он бывал! — огрызнулась Нурайна. — Великий герой!

— Великий не великий, а в летописи угодил...

— За самозванство-то? Было бы чем гордиться! Для богов он, видите ли, спектакль играет. Да тобой только Серая Старуха любуется! А богам на тебя смотреть скучно: всю жизнь плывешь по течению, вот и все...

— Плыву, — с достоинством ответил Орешек. — И плыву там, где другие давно утонули бы!

Нурайна не сразу нашлась, что ответить. Наконец пробормотала нечто неубедительное: мол, когда такие проходимцы вопреки своей плавучей природе все-таки тонут, надо всенародный праздник устраивать... Орешек уже не слушал. Он вертел в пальцах бронзовый диск со змеями, задумчиво его разглядывая.

— И с чего я за эту бляшку ухватилась? — досадливо сказала Нурайна, краем глаза наблюдая за его действиями. — Не помню, почти ничего не помню!

— Ты еще про воду говорила.

— Ну, это я просто прочла на бляхе...

— Угу... всего четыре слова понятных и есть, а остальное — бред обожравшейся мухоморами собаки.

— Зря ты так. Какой-нибудь язык, просто мы его не знаем.

— Я уж точно не знаю...

Орешек поднес бляху ближе к глазам и вслух прочел то, что серебром было написано под словом «вода».

Какая странная фраза! Она журчала, она переливалась, она струилась, как ручей. Совсем коротенькая, а не исчезла, не растворилась в воздухе — так и продолжала звенеть вокруг, словно капельки дождя по озерной глади. Весело и ласково откликнулось на эти звуки озеро Нарра-кай, побежали по нему тихие волны.

Орешек ошеломленно завертел головой. Он даже не почувствовал, как в его локоть впились пальцы Нурайны. Что произошло вокруг? Иным стал свет... мерцающий, переливчатый, зеленовато-туманный... Орешек видел кусты на берегу, хижину жрецов вдали, но все расплывалось, покачивалось, стало смутным, зыбким, словно он смотрел сквозь волнистое стекло... или сквозь воду. Это волновало и захватывало, но почему-то не пугало.

Прозвенел девичий смех, легкий, неуловимый.

— Какой смешной! Ну, что вертишь головой? Ты звал меня? Вот я!

Словно весенний ручеек заговорил с человеком....

— Кто ты? — спросил Орешек и даже вздрогнул — таким хриплым и грубым показался ему собственный голос. Снова серебряными капельками разбрызгался смех.

— Ну, что кричишь, глупый? Тебе нужна помощь? Конечно, помогу. Ведь в руках у тебя Талисман Четырех Стихий, ты заклял воду великим заклятием....

Орешек разжал ладонь. Бронзовый диск был тяжелым и холодным, он совсем не нагрелся от тепла руки. И что-то в нем изменилось, что-то... вот! Уже не четыре змеи, сплетясь хвостами, выглядывали из серебряного клубка, а лишь три. И пропало серебряное слово «вода». Загадочная фраза, начертанная под ним, тоже исчезла.

— Верно, верно, верно! — поддразнил журчащий голос. — Каждое заклятие можно использовать лишь раз. Говори, о повелитель стихий, я повинуюсь тебе!

Орешек предпочел не обращать внимания на явную насмешку.

— Можешь спасти нашего друга из лап похитителей и вернуть к нам?

— Не могу: его стерегут огонь и камень. Если хочешь, отправляйся туда сам. Но сразу же, сейчас!

Орешек обернулся к Нурайне. Та твердо кивнула.

— А что раздумывать? — лихо заявил парень. — Главное — при нас...

Главное и в самом деле было при них: мечи, деньги, оказавшийся бесценным бронзовый талисман и подаренные Светочем драгоценности, которые Нурайна не рисковала оставлять в доме.

— Главное? — насмешливо удивился переливчатый голос. — У одного из вас есть даже кое-что лишнее! Как ты можешь таскать на себе такую гадость? Лучше ее выбросить... только, во имя дождевых облаков, не сюда, не в озеро! Не хватало у меня на дне этой мерзости! От нее же рыбы на сушу убегут!

— О чем ты, Бессмертная? — изумился Орешек.

— О твоем поясе! Эта вещь просто пропитана злобной, черной силой!

В смятении Орешек вспомнил Храм Крови и свою шутливую просьбу, обращенную к Хозяйке Зла.

— Прости. Кай-шиу... ты, конечно, мудрая... но какое же в этом поясе зло? Он меня предупреждает об опасности...

— Да? О любой и всегда?

— Н-нет... — задумался Орешек, припоминая. — Пожалуй, о людях — нет... но если нечисть... или враждебные чары...

— А может, он не предупреждает, а злорадствует? Чует родственную темную силу и радуется, что ты вот-вот попадешь в беду?.. Впрочем, что мне до этого! Люди любят побрякушки... Запоминай, что я скажу, а потом мне течь по своему руслу, а тебе — по своему. Возле гор, что названы Плавником Подземной Рыбы, есть озеро Тхитигур, Невольничьи Слезы. Там вы и окажетесь, а дальше сами ищите своего друга!

Зыбкий свет задрожал рябью, взметнулся зелеными волнами. На миг Орешек увидел перед собой несказанно прекрасное юное лицо, но оно тут же уплыло из глаз и из памяти, а может, просто померещилось...

Парня шатнуло, как в бурю, и он вдруг понял, что стоит по плечи в мутной теплой воде. Рядом, все еще держась за его локоть, стоит Нурайна, вода ей по горло, плащ пузырем лежит на поверхности. А рядом — берег, но не зеленый, чистенький, украшенный цветами берег Нарра-кай! Песок, камни, меж которых торчат жесткие кусты, а вдали вытянулся горный хребет, похожий на гигантскую рыбину, наполовину ушедшую в землю.

35

— А почему озеро так назвали — Невольничьи Слезы?

— Я что-то слышал, но не помню... — откликнулся Айрунги. — То ли прежде тут караваны работорговцев ходили, то ли охотники за рабами шныряли... А тебе не все равно?

— Вообще-то все равно, — лениво признал Раш.

Он лежал, прислонившись спиной к большому валуну, нагретому солнцем. Только что Раш презрительно проигнорировал приказ проводника каравана сходить за водой. Хотя озеро и было рядом. Усталые верблюды уже напились и теперь лежали на песке, прижимаясь друг к другу боками, а люди ставили шатры и разводили костер в кольце валунов, чтобы защитить себя от ветра.

На Раша спутники с первого дня посматривали косо из-за его высокомерной лени и грубости. Лишь храмовая дисциплина мешала охранникам каравана намять наглецу бока. Но дурманящая близость воды и предвкушение отдыха после нелегкого перехода настроили всех на благодушный лад.

Всех, кроме Раша.

— Зачем мы сюда притащились? — уже не в первый раз начал он допытываться у Айрунги. — Мы же ловим самозванца. Или ты забыл?..

— Самозванец обязательно пойдет за Илларни, — терпеливо объяснил Айрунги. — Чем брюзжать, обошел бы озеро да посмотрел на берегу, нет ли следов недавней стоянки. Купеческие караваны здесь не ходят, и если мы хоть что-нибудь углядим — стало быть, наши птички тут порхали.

Подумав немного, Раш кивнул и неохотно встал.

Он прошел мимо костерка, в котором недружелюбно потрескивали сухие ветви; мимо лежащих стреноженных верблюдов, мирно пережевывающих жвачку; мимо высоких валунов, от которых тянулись густые вечерние тени. Караванщики проводили грайанца неприязненными взглядами, но Раш их не заметил.

Он отошел не так уж далеко от места привала, но громадные валуны, ведущие вокруг озера вековой хоровод, уже закрыли отдыхающий караван. Стоянку выдавала лишь струйка дыма, тянущаяся к небу, на котором уже начал проступать бледный серп месяца.

Раш крепко, с наслаждением потянулся: тело затекло и устало за долгий день тряски в верблюжьем седле. Затем мимолетный проблеск удовольствия исчез с лица, оно стало привычно-хмурым. Раш окинул осуждающим взглядом продолговатое озеро: до противоположного берега рукой подать, а направо и налево тянется длинная полоса воды. Эту невольничью слезинку до темноты не обойдешь!

И все же Раш неспешно двинулся прочь от стоянки. Нет, он не рассчитывал найти следы тех, за кем они вели погоню. Просто не хотелось сидеть, дожидаясь, когда караванщики состряпают пахнущую дымом похлебку из полуразварившихся зерен зутху. Раш не озирался в поисках кострища или чего-нибудь в этом роде. Ему казалось, раньше и сейчас, что враг встретится ему обязательно во плоти и лицом к лицу.

Споткнувшись о камень, Раш выругался вслух. Надо возвращаться. Глупо гоняться за призраком.

Глупо, но сладко...

Иногда Раш сам понимал, что сходит с ума. Но это его не пугало и не заботило.

Он еще раз окинул противоположный берег рассеянным взглядом, вскользь подивившись тому, какая здесь скудная растительность. И это в Наррабане, где жизнь рвется взять свое, если ей удается отыскать воду... Впрочем, караванщики вроде бы говорили, что вода в озере скверная. День-другой пьешь — ничего, а поселишься на берегу — вскоре заболеешь. Говорят, даже знак тому есть: в солнечный день на воде радужная пленка.

Спокойные, равнодушные мысли. Медленный, длинный вечер, тягучий, как мотив наррабанской песни.

И вдруг...

У противоположного берега, где только что неподвижные воды ловили лучи уходящего солнца, теперь взбивали брызги два человека: похоже, один споткнулся и наглотался воды, а другой помог ему подняться на ноги.

Да не может же быть...

Раш метнулся за камни. Теперь он отчетливо видел выходящих на берег мужчину и женщину.

И заметалось перед глазами прозрачное пламя, когда-то вспыхнувшее на старой лесной вырубке! Он не погас, этот костер, он всегда был с Рашем!

А теперь рядом возник тот, кого должно было поглотить пламя.

Враг.

Вор.

Самозванец.

Женщину Раш тоже разглядел, но не узнал, не захотел узнать. Не мог он сейчас вспоминать детство, уроки карраджу и гибкую, стройную красавицу с мечом в руках, которая относилась к маленькому Ралиджу с материнской нежностью и в которую он был наивно, по-мальчишески влюблен. Не было в пылающем мозгу места для воспоминаний.

А двое на том берегу уже пошли прочь от кромки воды. Раш чуть не бросился в озеро, чтобы добраться до них, но последние крохи рассудка напомнили ему, что он не умеет плавать.

Выбравшись из своего укрытия, Раш бегом бросился вдоль берега, чтобы скорее обогнуть озеро. Он забыл про Айрунги, про караван, про все, кроме мести. А огонь в мозгу пылал, сжигая остатки разума, превращая человека в бешеного зверя.

— Не очень-то любезно со стороны Кай-шиу швырнуть нас в воду так далеко от берега! Я думала, мне конец!

— Да ничего страшного, глотнула водички, вот и все.

— Я... я не умею плавать... я захлебнулась... Прекрати ухмыляться! Ты тоже мог утонуть!

— Я? В этой луже? Да меня и силой не утопишь! Погоди, как-нибудь расскажу, как меня крутило в реке Бешеной!

— Любишь ты хвастаться... Лучше подумай, успеет ли наша одежда высохнуть до темноты? Ночи здесь холодные...

Путники уже достигли предгорья. Холмы становились все выше; горный хребет, грозно темневший в сумерках, уже не походил на рыбу.

Мелкие камешки посыпались у женщины из-под ног, она взмахнула руками, не удержалась и, плюхнувшись, съехала с откоса в огромную темную лужу — настоящее маленькое болотце.

Орешек спустился следом и подал ей руку:

— Ну, так ты и до утра не высохнешь... Погоди, да это не вода! Вей-о! Ну и воняет же! Какой только пакости нет в этом Наррабане!

Нурайна понюхала свои пальцы, испачканные чем-то темным, маслянистым.

— Знаешь, — серьезно сказала она, — если б ты сумел переправить это болотце в Грайан, то всю жизнь мог бы не заботиться о деньгах. Вот из этого и делают «небесный огонь»...

Нурайна обернулась через плечо, пытаясь рассмотреть перемазанную спину, и с огорчением убедилась, что перемазана отнюдь не только спина. Женщина бросила на своего спутника несчастный взгляд. Даже в сумерках было видно, как густо и мучительно она покраснела. Королевская дочь больше всего на свете боялась оказаться в смешном и глупом положении.

— Я... мне надо отчистить одежду...

— А для этого ее придется снять, — серьезно и сочувственно подхватил Орешек.

Нурайна испытующе заглянула ему в глаза, но не заметила насмешки (парень и впрямь был хорошим актером).

— Я сейчас... — хмуро сказала она. — Отойду на другой склон и попробую оттереть эту мерзость. Стой тут и жди...

Орешек остался один под темнеющим небом, среди недобрых холмов. У ног его лежала лужа черной поблескивающей жидкости, источающей неприятный запах, от которого щипало в носу. Неужели из этой гадости и делают «небесный огонь»?

Он вспомнил полыхающие осадные башни, вспомнил людей, катавшихся по земле в напрасной попытке загасить пылающую одежду. На миг парню стало страшно. Злая таинственная сила затаилась в черной вязкой жиже и готова была взметнуться багровыми языками, наброситься на путника, обнять, убить...

Зябко передернув лопатками, он достал бронзовый талисман. И сразу страх отступил: у Орешка была защита!

Вот уж не ожидал он, что в вонючем подземелье, у людоедов-нарров, сыщется такое сокровище! Верно говорят в Аршмире: «Чего только море на берег не выбросит — то утопленника, то жемчужину...»

Еще не очень стемнело, три змеи были видны четко. И надпись тоже. Вот оно, слово «огонь». И коротенькая фраза под ним. Совсем простая. Неужели она дает власть над стихией пламени?..

Размышления Орешка были прерваны злым насмешливым голосом:

— Ну, здравствуй, Сын Клана! Как тебе чужое имя? Не коротко, не узко, в плечах не жмет?

Орешек сразу узнал этот голос — и от волнения шагнул вперед, не заметив, что носки сапог ушли в вонючее месиво.

По щиколотку увязая в густой черной массе, шел к Орешку его смертельный враг. Белеющее в сумерках лицо, распяленный в страшной улыбке рот, безумные глаза...

Орешек переложил талисман в левую руку, а правую опустил на эфес Сайминги.

— Нет, — со злобным весельем проговорил тот, кто некогда был Соколом. — Второй раз ошибки не сделаю, с рабом клинки не скрещу. Умрешь такой смертью, какую заслужил... тебе такая в страшных снах не снилась!

Долго пребывать в растерянности Орешек просто не умел. Он стряхнул оторопь и вновь стал самим собой:

— Не знаю, откуда ты вылез, приятель, но ты как раз вовремя. Я тут составляю список, кого мне положено бояться до обморока. Могу тебя туда внести, под сто сорок первым номером...

— Не начинай юнтивара, это не для тебя, раб. Я же сказал, что ты умрешь не в поединке. Знаешь, что такое истинная магия, наследство Клана, то, чего не отнять никакому самозванцу? Сейчас узнаешь! Прощай навсегда!..

Плащ Нурайны был бесповоротно погублен, его пришлось бросить. Остальная одежда, к счастью, почти не испачкалась...

Поднимаясь по склону холма, женщина увидела, как из-за вершины с ревом взметнулось ввысь чудовищное пламя. Ничего подобного ей видеть не приходилось. Немыслимый костер черным языком дыма лизал небо.

Она взбежала на вершину холма — и остановилась. Огонь, бесчинствующий внизу, не подпускал к себе: невыносимый жар дрожащей стеной встал меж женщиной и пламенем. Нурайна в ужасе огляделась. Где Ралидж? Показалось ей или нет, что в гул огня вплелся предсмертный вопль человека?

В этот миг пропавший спутник был для нее дороже брата, дороже собственной жизни, дороже всего на свете.

— Ра-алидж! — неистово закричала она.

И ответом на крик было чудо.

Оранжевый, с черной каймой дыма, огненный занавес чуть распахнулся, это было похоже на отогнувшийся лепесток цветка. Из пламени на песок шагнул человек и медленно пошел вверх по склону. На коже его не было ожогов, одежда ничуть не обгорела. На лице было написано глубокое потрясение.

Орешек остановился перед застывшей женщиной и протянул ей на ладони бронзовый диск.

— Вот, — сказал он каким-то не своим голосом. — Остались две змеи...

— Ты произнес заговор? Зачем?

— Так ведь загорелось все... И когда он успел поджечь? По-моему, он взглядом... Значит, он был магом, да?

Нурайна схватила своего спутника за плечи, встряхнула так, что у него лязгнули зубы, и закричала прямо в лицо:

— Очнись! Кто там что поджег?

Окрик привел Орешка в себя.

— И откуда он взялся... Сокол этот бывший... Ралидж...

— Что-о? Ралидж Разящий Взор? Он... он там, в огне?

Орешек промолчал, но молчание это было ответом.

Нурайна пошатнулась, шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, а потом молча обогнула Орешка и пошла к огню, приблизившись к пламени, она сорвала с шеи бархатный мешочек на шнурке, с размаху бросила его в огонь и что-то зашептала.

Подошедший сзади Орешек не мог разобрать ни слова, но он и так знал, что Нурайна молится. Знал и то, что в мешочке была сухая хвоя. Отправляясь за море, многие берут с собой хвою: человек не знает, где его ждет смерть, а ели в Наррабане не растут...

Закончив молитву, Нурайна вскинула голову и сказала твердо и четко:

— Спасибо за то, что ты жил!

— Спасибо за то, что ты жил! — заставил себя Орешек произнести ритуальную фразу, в которой ни один грайанец не откажет мертвому — даже негодяю.

Оба постояли еще немного, а затем молча повернулись и пошли своим путем. А позади разрывал темноту такой могучий погребальный костер, какого не было ни у одного короля Великого Грайана.

А с дальнего берега озера глядел на гигантский столб пламени атаман Суховей.

Только что в сгустившихся сумерках завершилась беспощадная схватка. От налетевшей шайки отбивались не только храмовые служители. За оружие взялись даже погонщики, которые принадлежали храму и очень боялись гнева Единого. Но защитники каравана были смяты и беспощадно перебиты. И теперь разбойники при свете факелов вспарывали кривыми мечами тюки и седельные мешки, выбрасывали на песок их содержимое.

Отведя взгляд от огненного цветка, атаман обернулся к единственному пленнику. Человек был связан, на нем остались лишь штаны да разорванная в драке рубаха. Не было даже сапог — кто-то на них уже польстился.

Суховей скользнул глазами по высокой тощей фигуре пленника, по острому костистому лицу.

— Приветствую тебя, посланник Единого! Поклон тебе до земли, святой человек! — Суховей и в самом деле низко поклонился, без шутовства и насмешки, и продолжил так же ровно и приветливо: — Сам скажешь, где сокровища, или пытать тебя будем?

— Сокровища? — переспросил Айрунги, стараясь выиграть время (он надеялся на появление Раша с его огненным взглядом). — Какие сокровища?

— Стыдно Посланнику Отца Богов говорить неправду! — мягко укорил его атаман. — Мне верный человек сказал: караван сокровища везет в Сутхи-до, в храм. А еще праведник жертвы принесет в горах, в заброшенном святилище...

Одно из правил, не раз спасавших Айрунги жизнь, гласило: «Никогда не говори „нет“, если твой собеседник уже произнес слово „пытка“. Ничего не отрицай и ни в чем не запирайся».

— Почти все правильно, — сознался он. — Однако твой верный человек — дурак! Караван действительно вез сокровище, но...

Краем глаза он увидел, как стаей сгрудились вокруг разбойники, настороженные, злые, сплошь клыки и когти... И веско закончил:

— Но это сокровище — я! Я, Посланник Единого, выразитель его воли на земле, ехал в Сутхи-до, чтобы словом бога возжечь в сердцах горожан гаснущее пламя истинной веры!

На физиономиях разбойников проступило такое нехорошее разочарование, что Айрунги переступил босыми ногами по песку и робко добавил:

— Вы ждали золота и драгоценностей... но, может быть, вас утешит благословение Единого, переданное через уста святого человека?

— Увы, — огорченно развел руками Суховей, — не утешит. Пусть это грех, а только верить тебе я не стану. Погости пока у нас, а я пошлю человека разнюхать про караван. Если было золото — расскажешь, куда делось: мои палачи умеют правду добывать. Если и впрямь сокровище — это ты, поторгуемся за тебя с главным жрецом... Эй, гиены, верните святому сапоги!.. Что? Балахон? Нет, балахон будет мой. Одежда праведника приносит грешнику удачу, это все знают... А не даст храм выкупа — уж извини, придется тебя, чистая душа, в рабство продать. Много за тебя, за старого, не выручишь, но все-таки... Если ты и впрямь свят, Отец Богов спасет тебя и освободит...

36

Густая тьма щетинилась колючими кустами, подсовывала под ноги валуны, а могла, подлая, и в бездонную трещину путников спихнуть. Надо было остановиться на ночлег. Этого хором требовали здравый смысл и Нурайна.

— Нет! — заявил Орешек нелогично, но твердо. — Не буду торчать тут до утра! Чует мое сердце, хозяина надо спасать! Да я здешние камешки руками по одному переберу, а разыщу эту проклятую пещеру!

— Ищи! — огрызнулась усталая и злая Нурайна. — Дурак и на елке груши ищет! Простукивай скалы лбом — в которой из них пещера? Или просто заори погромче — может, Илларни отзовется... или горных духов перебудишь, они тебя до места доведут, лишь бы заткнулся и спать им не мешал...

— А это мысль... — медленно отозвался из темноты Орешек. — Ну... горных духов разбудить...

— Ты сошел с ума? — поинтересовалась Нурайна. — Посмей только разораться! Представляешь, кто сбежится на твои дурные вопли?

— Да не собираюсь я кричать! — ответил Орешек с небрежной лихостью человека, который задумал вычерпать море пригоршнями и не видит в этом особых затруднений. — Я и на Кай-шиу не кричал, а она меня еще как услышала!

— Ты... про талисман? — растерялась женщина. — Ох, с ним бы поосторожнее... колдовство — дело серьезное! Как говорится, не выманивай дракона из пещеры!

— А что осторожничать? Два раза судьба сберегла, сбережет и в третий!

Тут, как нарочно, ветер разорвал облачный покров, скрывающий месяц. Орешек поднял ладонь к самым глазам, повернул бронзовый диск так, чтобы лунный свет на миг сверкнул на тонких серебряных линиях Зазвучали слова — короткие и тяжелые, как срывающиеся в ущелье глыбы.

И вновь сомкнулись тучи, и воцарился мрак.

Вздрогнула Нурайна, ожидая грозного голоса из земных недр...

Шли длинные, тягостные мгновения, но не откликнулся Дух Гор, лишь кровь гулко стучала в висках.

Из темноты протянулась рука, легла на локоть женщины. Нурайна чуть не закричала.

— Пойдем, — сказал Орешек негромко. — Здесь недалеко...

Заледеневшая Нурайна молча, покорно шла за своим провожатым, пока их не остановили жесткие ветви.

Пригнувшись, Орешек вцепился в тонкий кривой стволик.

— Надо же, сам дохлый, а корни какие длинные... А вот я его... та-ак!

Взметнув над головой выдранный куст, парень отшвырнул его прочь:

— Он трещину загораживал... Давай за мной!

Повернувшись боком, он втиснулся в узкую каменную щель. Чуть поколебавшись, Нурайна последовала за ним.

Никогда еще перед королевской дочерью не лежал подобный путь! То боком, то ползком, то на четвереньках, то в полный рост, но по узкому карнизу, лицом к стене, над пропастью, которая хоть и не видна была во мраке, но ощущалась явственно, как дыхание врага за спиной...

В одном месте, где можно было разогнуться и твердо встать на ноги, Нурайна робко спросила:

— Откуда ты знаешь путь?

— Просто знаю, и все. Насквозь гору вижу... Осторожно, трещина обрывается вниз. Садись рядом... вот так... дальше не идем.

Во мраке Нурайна не видела своего спутника, лишь слышала ровное дыхание и ощущала тепло крепкого плеча.

— Илларни рядом, — продолжил Орешек. — По этой щели воздух проходит туда, где держат хозяина. Теперь вниз, потом ползти придется: щель узкая... зато рассекает потолок этой... ну, темницы... и можно туда спрыгнуть... Хозяин сейчас не один — охраняют его, наверное...

— Так чего мы ждем?

В темноте Орешек нашарил ее ладонь, зажал в своей и положил обе руки — свою и женщины — на пряжку пояса. Точно раскаленная игла пронзила руку Нурайны от кисти до локтя. Произошло это так быстро, что женщина не успела вскрикнуть.

Орешек чуть повернул пряжку, чтобы можно было ее разглядеть. Нурайна не раз видела черный камень и со слов Ралиджа знала, что в миг опасности в нем загорается красная искра. Но теперь весь камень налился жутким багровым светом. Он ничего не освещал рядом с собой и был похож на кровавый глаз какого-то недоброго существа.

— А эта дура водяная говорит — выброси... — угрюмо процедил Орешек. — Да плевать мне, злорадствует он или нет, главное — о беде знать дает!.. Но тут даже не в поясе дело. Камни говорят... ну, не словами, я просто все знаю... Здесь по ночам царит какая-то ужасная сила, а с рассветом прячется в свое логово. Не знаю, что тут за кошмар хозяйничает, но нам с ним не тягаться. Будем ждать до утра, потом заберем хозяина и пробьемся наружу.