— Есть снадобья, развязывающие людям язык. Но вы не беспокойтесь: человек, раскрывший ваши тайны, уже мертв, так что...

Его заглушил хор протестующих голосов. Кхархи-гарр сочли поведение ксуури нестерпимо вызывающим. Каждый из них в свое время прошел крутую, залитую кровью лесенку: от Ученика-в-Черном — к Принесшему Клятву, от Принесшего Клятву — к Посвященному, от Посвященного — к Избранному. А этот чужеземец хочет обогнать их одним прыжком? Ну уж нет!

Но все же речь ксуури произвела на слушателей сильное впечатление — и спасла оратору жизнь. Все согласились с тем, что Уасанг может быть полезен. Не стоит казнить его, лучше принять в ряды кхархи-гарр и даже помочь побыстрее пройти все положенные ступени.

Глаза чужеземца чуть сузились — у сдержанных ксуури это было признаком бешенства. Но он ничем больше не выдал своих чувств, лишь сказал мягко:

— Что ж, попытаю счастья в другой раз. А пока выражу свое восхищение мужеством остальных претендентов. Ведь их трое, а Хмурому нужен один...

Пират побледнел, Иххо потупился. Нрах заскрежетал зубами: удар пришелся точно в цель.

Голоса в пещере разом смолкли: кхархи-гарр одновременно вспомнили, как Хмурый выбирал прежнего Одержимого.

Тогда четверо Избранных предложили себя Хмурому. Четверо матерых убийц, во всех отношениях достойных чести встать во главе кхархи-гарр. Все четверо были допущены к страшному испытанию — беседе с тенью бога.

Жребий указал, кто из четверых останется на ночь в пещере со статуей.

На рассвете слуги Хмурого вернулись в пещеру. С первого взгляда на Избранного им стало ясно: человеку хорошо! Рот растянут в счастливой улыбке, глаза пустые, по подбородку течет струйка слюны...

Тот, кто отвергнут богом, не нужен и его слугам, поэтому безумца тут же прикончили на жертвеннике, но что за радость от убийства, если человек не воет от страха, не умоляет о пощаде!

Второй претендент внезапно отказался от испытания, заявив, что больше не считает себя достойным такой чести. Небывалый случай! Со времен первого Великого Одержимого не происходило ничего подобного! Избранные до хрипоты проспорили весь день, а к вечеру решили казнить труса.

В пещере остался на ночь третий претендент. С ним хлопот оказалось куда меньше, потому что наутро его нашли на полу мертвым, с выражением запредельного ужаса на лице. Так что его понадобилось всего-навсего оттащить к расщелине и бросить в лаву.

Четвертый же претендент на следующее утро сам вышел навстречу слугам Хмурого, с безумным блеском в глазах начал вещать о крови, огне и смерти и потребовал, чтобы девятеро самых видных Избранных были немедленно принесены в жертву Кхархи. Это было тут же исполнено самым быстрым и аккуратным образом, потому что все поняли: бог сделал свой выбор...

Но сейчас кхархи-гарр, растревоженный словами Уасанга, думали не о страшной, почти безграничной власти, которую получил Великий Одержимый, а об участи троих отвергнутых, которые вовсе не были слабыми, ничтожными людьми...

Преодолевший замешательство Нрах хотел было прореветь что-то гневное, но заметил, что присутствующие разом вытянули шеи и потрясенно глядят мимо него — на жертвенник. Кочевник обернулся — и коротко взрычал от удивления.

Над жертвенником колыхалось серебристое марево, похожее на рябь воды на поверхности озера в солнечный день. Марево затрепетало, мерцая, из него шагнул на жертвенник высокий человек с узкой темной бородкой. Холодные серые глаза спокойно и твердо взглянули на ошеломленных слуг Хмурого. Бледное горбоносое лицо со следами недавно заживших порезов было невозмутимым, лишь тонкие губы под черной полоской усов улыбались чуть презрительно и насмешливо.

Какими бы отчаянными ни были кхархи-гарр, все же потрясение лишило их речи и оледенило сердца страхом. А незнакомец заговорил с небрежной надменностью:

— Слушал я вас, слушал, и слушать вас мне надоело. Все вы глупцы. Ваши предшественники создали великолепное сообщество — мощное, грозное, неуловимое, проникающее своими щупальцами куда угодно, от королевских покоев до глухой норы в городских трущобах! И на что вы тратите эту силу? Ловите путников по дорогам? Вырезаете беззащитные семьи кочевников? Все вы мыслите мелко и скудно, если не считать этого мечтателя из Ксуранга, у которого есть забавные, но заслуживающие внимания идеи. Впрочем, его мысли текут в неверном направлении. Никакой силы кхархи-гарр не хватит, чтобы с должным размахом взяться за все человечество. Для этого человечество само должно приняться за дело своего уничтожения. Величайшая из войн, в которую были бы втянуты все страны и народы... возможно, с привлечением армий из иных миров... разве не было бы это изысканным лакомством для Хмурого? Подумайте еще о... впрочем, нет, не нужно. Я уже понял, что размышления для вас — непривычный и тяжелый труд. Я избавлю вас от этой заботы. Поздравляю, вы меня уговорили. Я, Джилинер Холодный Блеск из Клана Ворона, Ветвь Черного Пера, согласен стать вашим... как его... Великим Одержимым.

Последние слова вывели Избранных из шока. Они поняли, что имеют дело не с загадочным сверхъестественным существом, а с человеком, причем весьма наглым. В гневе забыв о его эффектном появлении на жертвеннике, кхархи-гарр дружно вскочили на ноги, чтобы расправиться с незваным гостем.

Нрах очнулся на мгновение раньше других, одним прыжком взлетел на жертвенник и ударил себя твердым кулаком в грудь.

— Моя добыча! — прохрипел кочевник Избранным и перевел благосклонное внимание на незнакомца. — Ты... отродье вонючего шакала! Я вырву твои кишки!

Угроза не была немедленно приведена в исполнение лишь потому, что Нрах, как многие прирожденные лидеры, был позером. Бессознательно он оттягивал момент расправы, чтобы всласть покрасоваться на глазах у Избранных. Вот он каков: натиск, гнев, рычание!

Джилинер хладнокровно взглянул в лицо разъяренному Льву Пустыни.

— А если вас беспокоит, — возвысил он голос, чтобы преодолеть нарастающий шум, — что я не являюсь Избранным и не имею под своей командой сотни-другой головорезов, то можете не волноваться: мне это совершенно безразлично!

В глазах Нраха полыхнула красная жажда убийства. Он оскалился, предвкушая удовольствие голыми руками задавить наглеца.

— Что же касается моих планов на будущее... — продолжил было Джилинер.

— А-арргх! — взревел кочевник, сделав шаг к жертве. Джилинер бросил на него быстрый взгляд и спокойно позвал:

— Шайса!

Серебряное марево вновь замерцало, на жертвенник шагнул невзрачный человечек с невероятно длинными руками.

— Шайса, — негромко пожаловался Джилинер, — этот верблюд меня все время перебивает...

Только очень опытные воины заметили короткое движение, которым наемник отправил в полет нож, словно выпустил птицу на свободу.

Нрах захлебнулся рычанием и лицом вниз рухнул на жертвенник.

Неистовым порывом гнева захлестнуло Избранных. В этот миг двое пришельцев были на краю Бездны, потому что на них ощерилась стая матерых убийц. Не важно, что эти двуногие звери были без оружия: почти все они в мастерстве не уступали Шайсе.

А сам Шайса был невозмутим. Он полностью доверял хозяину. И оказался прав: его господин в два счета укротил эту свору. Причем без всякой магии.

Джилинер вытянул руку в ритуальном жесте — вперед и немного вниз — и возопил, перекрывая злобные голоса.

— Да примет Хмурый Бог жизнь этого человека! Да насладится его предсмертными стонами! Да возрадуется при виде его страданий!

Произошло то, на что и рассчитывал Ворон. Сработала страшная сила: привычка, вошедшая в плоть и кровь.

Разум еще не успел подсказать слугам Хмурого верное решение, а руки сами собой вытянулись в сотни раз уже проделанном жесте — вперед и вниз, как у черной статуи. Полсотни глоток дружно взвыли:

— Да насладится! Да возрадуется!

Когда крики смолкли, все на миг притихли, не зная, что делать дальше. Джилинер победно вклинился в эту паузу:

— Хмурый, избери меня! Я самый сильный маг в этом мире, а главное — скоро в моих руках будет тайна Души Пламени!

Это окончательно потрясло и добило Избранных. Не было в Наррабане слов страшнее, чем «Душа Пламени», — со времен короля Джайката, чьи войска пожаром прошлись по городам, горам и пустыне.

А Джилинер, смиривший врагов и завладевший их тревожным вниманием, спустился с жертвенника и скромно встал рядом с пиратом и Иххо.

Старый нищий, все это время что-то хитро соображавший про себя, заговорил громко:

— Я не отказываюсь от своего решения и по-прежнему хочу стать Великим Одержимым. Но этот чужак произнес слова, которые не должны дымом разлететься по воздуху. Если он говорит правду — он великий человек. Если лжет — достоин любой казни. Но кто лучше отделит правду от лжи, чем тень Хмурого? Кто придумает для лжеца самую страшную кару, как не она? Я считаю, что этому человеку надо без жребия уступить право первым провести ночь в пещере... — Иххо вопросительно взглянул на второго претендента.

— Уступаю! — угрюмо кивнул пират. Впервые ему отказало хваленое грайанское красноречие.

Солнце, залившее восточный склон безымянной горы, ворвалось в нижнюю пещеру, но сумело взобраться лишь на первые ступени лестницы. Выше все продолжало тонуть во мраке.

Шайса сидел на крутой ступеньке, небрежно вертя в пальцах нож. Он знал, что никто не осмелится потревожить его хозяина там, в освещенной факелами верхней пещере. Но все же верный слуга не терял бдительности...

Зашелестели шаги у входа. Один за другим к пещере стекались Избранные. Ночь они провели в своих шатрах в оазисе, подковой охватывавшем восточный склон горы. Теперь они спешили узнать, как решила тень бога судьбу грайанца.

Шайса молча поднялся, пропуская вереницу Избранных мимо себя по узкой лестнице.

Ступеньки кончились, проход расширился, и кхархи-гарр уже не гуськом, а толпой вступили в пещеру, где царила черная статуя.

Догорающие факелы бросали отсветы на жертвенник. На этом мрачном возвышении удобно уселся Джилинер, постелив на гранит сложенный плащ и прислонившись головой к вытянутой руке Хмурого Бога. Пристроив на согнутом колене навощенную дощечку, он сосредоточенно что-то писал.

— А, пришли! — небрежно приветствовал он Избранных. — Значит, уже утро?

Он гибко спрыгнул с жертвенника и всласть потянулся. У мага был измученный вид. Щеки, и без того впалые, ввалились еще глубже; белки светлых глаз покраснели; кожа была бледнее, чем обычно, на ней резко выделялись шрамы.

— Ну и устал же я! — пожаловался Ворон. — До сих пор на моей памяти была лишь одна столь же утомительная ночка — это когда я приехал в столицу и принимал в гостях у себя трех актрис тайверанского театра... тогда тоже ночь тянулась, тянулась, никак кончиться не могла...

Обведя взглядом изумленные физиономии Избранных, Джилинер снизошел до объяснений:

— Я имел беседу с тенью Хмурого. Мы нашли общий язык и вполне друг друга поняли. Признаться, я приятно удивлен. С таким богом полезно будет сотрудничать... — Ворон еще раз потянулся. — Итак, за дело! Сначала займемся самым важным и неотложным: созданием удобств и уюта для меня. Разумеется, я не стану жить в этой вонючей пещере. Кажется, у восточного склона есть оазис? Мне понадобится хороший шатер.

— Да соблаговолит Великий Одержимый принять в подарок мой шатер, — склонился до самого пола толстяк в богатом наряде. — Таким не побрезговал бы сам Светоч!

Коротким взглядом Ворон оценил парчовый кафтан с рубиновыми застежками, в котором красовался его собеседник.

— М-да, вряд ли ты живешь в рваной палатке... Хорошо, беру. Еще мне нужен умелый повар, только пусть не предлагает мне пресные лепешки и конину.

— Ну что ты, господин! Все сделаем, господин! — отозвалось несколько голосов.

— Ладно, теперь о менее важных вещах: нам предстоят поиски магического браслета и овладение Душой Пламени.

— Еще нужно разыскать существо, в которое воплотился бог... — робко подсказала женщина под вуалью.

— Это не наша забота. Тень объяснила, что главное — найти браслет и надеть его на руку статуи. Тогда Кхархи сам придет в пещеру. Или прилетит. Или прискачет. Впрочем, если я правильно понял характер Хмурого, он приползет... Но я о браслете... кто отвечает за шпионов? Ты, почтеннейший Иххо? Я так и думал. Ступай в мой шатер, побеседуем за трапезой. Остальные могут идти... нет, задержитесь еще! Взгляните на этого человека. Его зовут Шайса Змея, с этого дня он — Избранный...

— Но, господин мой, — дерзнул влезть с замечанием тот же старикашка, что разоблачил ксуури, — слуги Хмурого становятся Избранными не так!..

Джилинер окинул старика нехорошо запоминающим взглядом. Старик побледнел, но не дрогнул. Видно было, что за букву закона он будет стоять насмерть — причем в прямом смысле слова.

Бесстрашие тщедушного наррабанца заинтересовало и позабавило Ворона.

— Ах, свиток ты пергаментный! — сказал он без гнева. — Чернильница ты на двух ножках! Как твое имя и кто ты таков?

— Ритхи-дэр, судья города Тхаса-до.

— Судья? Я должен был догадаться... Что ж, судья, растолкуй темному и глупому Великому Одержимому, как именно кхархи-гарр становятся Избранными.

Старик цепко вслушивался в интонации повелителя, пытаясь понять, близка ли смерть. Но ответил твердо:

— Десять Избранных, договорившись меж собой, приводят удостоенного высокой чести Посвященного перед очи Великого Одержимого и приносят свои ручательства за него, дабы тень Хмурого снизошла...

— Достаточно, я понял. Вот ты этим и займешься, Ритхи-дэр. Отсчитай-ка еще девятерых, прямо по головам, кто ближе стоит... семь, восемь... отлично! Идите все сюда и поручитесь передо мной за Шайсу. Можно хором, чтобы быстрее... Хватит, хватит, убедили, я вам верю. Шайса, ты — Избранный. Оставайся здесь, а все остальные — вон!

Кхархи-гарр тут же исчезли в черном тоннеле.

— Шайса, самое важное дело — тебе. Подбери надежный отряд из Посвященных и скачи на север, к побережью, в городишко Горга-до. Тамошний Хранитель... или, как здесь говорят, Оплот Города... его зовут Таграх-дэр... укрывает у себя звездочета по имени Илларни. Этот человек нужен мне живым и невредимым — я говорю об астрологе... Эй, о чем ты задумался? Куда уставился?

— Прости, господин! — Шайса с трудом оторвал взгляд от лица статуи. — Я слышал и запомнил каждое слово... Но эта гранитная кукла следит за мной глазами!

— Это не гранит. — Ворон с удовольствием оглянулся на статую. — Это обсидиан. И это настоящее произведение искусства. Стоило попасть сюда хотя бы ради того, чтобы увидеть это черное чудо.

— Может, и так. Но когда гляжу на эту фигуру, кажется, будто я здесь уже был... и видел это... пещеру, жертвенник...

— Вот как? — заинтересовался Ворон. — К тебе возвращается память? Как же я не подумал сразу — ты ведь, оказывается, и наррабанский язык знаешь! Ведь ты понял все, что здесь было сказано?

— Верно! — изумился Шайса. — Все понял!

— Может, ты был одним из кхархи-гарр? Пока не потерял память, а? Ты прекрасно владеешь всеми видами оружия — не здесь ли тебя обучали этому?

— Очень даже может быть! — просветлел Шайса.

— Вот видишь! — порадовался хозяин за слугу. — Так постепенно все и вспомнишь! А сейчас — в путь... Нет, постой! Ты хотел спросить о чем-то, но не осмелился.

— Да не прогневается господин, — поклонился Шайса, давно привыкший к проницательности хозяина. — Я подумал о шрамах на лице Ворона. Неужели от них нельзя избавиться — с помощью магии или как-нибудь еще?

Тонкая холеная рука легко дотронулась до безобразных полос, пересекающих лицо.

— Пусть пока остаются — как память о моей беспечности. Впредь буду осмотрительнее и беспощаднее... Но ты придумал этот вопрос на ходу, ты не об этом хотел спросить.

— Мой настоящий вопрос еще более дерзок, — решился Шайса. — Скажи, тень Хмурого действительно существует... или...

— Или я все придумал, чтобы подчинить себе эту банду сумасшедших?

К удивлению слуги, голос хозяина зазвучал просто и доверительно, словно Ворону хотелось поделиться лежащей на сердце заботой.

— Я и сам предполагал, что главари морочат головы прочим кхархи-гарр — возможно, с помощью магии... Нет, Шайса, тень бога существует — и она сильна! Так сильна, что мне всю ночь пришлось сражаться за свою душу.

Это был холодный разговор двух союзников — и в то же время беспощадный бой! Обсуждение совместных планов — и в то же время нестерпимая пытка! — Ворон криво усмехнулся и злорадно добавил: — Надеюсь, пытка взаимная! Я тоже кое-что понимаю в умении причинять боль, причем не только грубому и уязвимому человеческому телу... Но как же мне было тяжело! Я с трудом сумел выстоять, остаться прежним Джилинером... Если такова тень, то как же могуч сам Хмурый Бог? Я начинаю думать, что... — Ворон резко оборвал фразу, трезво и холодно взглянул на слугу. — Ладно, это все пустые слова. Ступай и не смей показываться мне на глаза без Илларни из Рода Ульфер!

Но Шайса слишком хорошо знал хозяина, чтобы дать себя обмануть показной деловитостью. Он поклонился и ушел, унося в сердце своем так и не произнесенный Джилинером конец фразы: «...начинаю думать, что связался с силами, обуздать которые мне будет не по плечу...»