10

«Глава вторая

Мать Игорь Черныш помнил плохо, помнил только, что жили в полуподвале, в каморке дворника. Отец — красавец мужчина, монтер из домоуправления — приходил не часто. Мать встречала его с поклонами. Они были не расписаны… Потом отец перестал удостаивать их посещениями. Однажды мать вышла убирать снег с улицы, и ее сшиб грузовик.

Отец — у него была красивая фамилия Веледницкий — не явился на похороны и как в воду канул.

Игорь полтора года скитался по стране, побывал в Туркестане, в Крыму, навидался всякого. Когда ему исполнилось тринадцать лет, он стал задумываться о своей жизии и пришел к выводу, что так можно кончить тюрьмой. Приехал в Прибельск и попросился в только что открывшееся училище при химзаводе.

…За три года до войны Игорь вернулся на свой завод, туда, где начинал трудовую деятельность. Многие еще помнили его подростком-ремесленником. Он поработал мастером, быстро был выдвинут на должность начальника цеха. В 1939 году вместе с группой советских инженеров его послали в заграничную командировку в Германию и Англию. За границей Игорь пробыл восемь месяцев. Он познакомился с зарубежными химическими предприятиями и овладел двумя языками: немецким и английским.

В начале 1940 года, почти сразу же после возвращения домой, Игорь был утвержден главным инженером завода.

В первый день войны он отправился в военкомат и попросил послать его на фронт. Ему вежливо посоветовали вернуться на завод и заниматься своим делом. Тогда он пошел в горком партии. Секретарь горкома долго беседовал с ним.

Через месяц Игорю сообщили, что он вместе с другими коммунистами в случае оккупации Прибельска останется в городе и перейдет на нелегальное положение.

По вечерам будущие подпольщики — мирные люди: врачи, рабочие, бухгалтеры — собирались в горкоме и учились обращению с оружием, с минами.

Двадцать восьмого августа 1941 года Прибельск был оставлен нашими войсками. Черныш переселился на окраину города, в комнатку, специально приготовленную для него. Над дверями повесил вывеску: «Чиню галоши и прочие резиновые вещи, а также ремонт автомобильных шин». Здесь он должен был дождаться прихода связного подпольного горкома партии. Месяц прожил в своей мастерской Игорь, но связной так и не явился. Окольными путями Игорь узнал, что подпольная организация провалилась, не успев даже приступить к работе. Сказались неопытность некоторых товарищей, их неумение реально оценить силу и хитрость противника.

Позже в городе появился бежавший из плена политрук Красной Армии Георгий Лагугенко, который вновь создал организацию, возглавил ее и был назначен секретарем подпольного горкома. Но это произошло уже в 1942 году, а в сентябре 1941 года Черныш был обречен на бездеятельность. Понимая это, он решил прорваться за линию фронта к своим.

Перейдя реку, в прибельских лесах он случайно набрел на базу партизанского отряда, которым командовал Ефим Сушков…»

… Во второй главе вслед за приведенными страницами дается подробный анализ причин, повлекших за собой разгром организации. Затем автор описывает знакомство Черныша с Сушковым.

В третьей, четвертой и пятой главах рассказывается об операциях партизанского отряда, в которых участвовал Черныш. Сами по себе эти главы увлекательны, но они не имеют отношения к Гале Наливайко, поэтому я опускаю их и начинаю сразу с шестой главы. События, описанные в ней и следующих главах, произошли осенью и зимой 1942 года.

Вот эти главы.

«Глава шестая

Ефим Сушков вызвал Черныша в землянку и сказал:

— Нужно вывезти из города в лес одну храбрую девушку, подпольщицу Галю Наливайко. Выследили ее. Сейчас она в больнице. Скажешь врачам, что ты ее муж и приехал, чтобы забрать ее домой, Галя предупреждена. Действуй.

Через несколько часов Игорь добрался до берега реки. Лодочник за краюху хлеба перевез его на Комсомольский остров, а оттуда, как только стемнело, доставил в Прибельск.

Галя уже оделась и ждала его в приемном покое.

— Я ваш муж, — шепнул он, подойдя к ней. — Меня зовут Игорь.

В руке у него был букет поздних осенних астр, купленный на базаре по дороге в больницу. Он подарил цветы дежурному врачу, а санитарке преподнес туесок с медом.

На улице ждал возчик, нанятый на базаре за сто марок. Игорь поднял Галю на руки, отнес в телегу и сказал:

— Трогай.

На берегу реки возчик пожелал им счастливого пути и уехал. На базу пришли под утро. Игорь проводил Галю к Сушкову, а сам забрался в землянку и уснул. В полдень посыльный разбудил его и велел срочно зайти к Сушкову. В землянке у Сушкова Игорь увидел Галю. Она отдохнула, лицо ее порозовело, светлые волосы были гладко причесаны.

— Садись, — сказал Ефим Матвеевич. — Хорошо ли поспал? Вижу, что неплохо… Вон, даже опух. Ну, ладно, ладно, ишь, нахмурился… Законной жены стесняться нечего. Сказано, муж и жена — одна сатана. Тем более вам еще долго придется быть примерными супругами. На задание пойдете вместе… Дорожка у вас не ближняя — в Реченск. Разыщите там кинотеатр «Феникс». В этом кинотеатре художником работает некий Мотовилов. У него получите дальнейшие инструкции.

— Непонятно, — сказал Игорь. — Почему именно нас в Реченск?

— Чего не знаю, того не знаю. Пока ты спал, получил я радиограмму из нашего подпольного центра с приказом немедля послать вас туда.

Сушков проводил их до дверей. Галя вышла, а Игорь задержался на пороге. Ефим Матвеевич вполголоса сказал:

— Знаю одно, друг: дело будет сложное. Иначе не забирали бы тебя из отряда. А на Галю не косись. Дивчина молодая, но крепкая и уже себя показала…

Утром двинулись в путь. Через шесть дней на горизонте показались городские строения. Весь центр города был разрушен. Осталось лишь несколько нетронутых каменных домов. Там размещались канцелярия бургомистра, комендатура, гестапо и штаб войск городского гарнизона.

Кинотеатр «Феникс» находился у входа в большой пустынный парк. На мокрых аллеях не было ни души. На афише красовалась обнаженная женщина, держащая в руке бокал. Поперек ее тела была выведена надпись: «Вальпургиева ночь. Современный боевик с прологом и эпилогом».

У старичка контролера спросили, как найти Мотовилова. Поднялись по скрипучей лестнице на антресоли. Здесь помещались аппаратная и небольшая каморка, заставленная старыми рекламными щитами. Дверь открыл паренек в немецких сапогах и комбинезоне. Когда вошли в комнату, разглядели, что паренек был на самом деле пожилым мужчиной. Небольшой рост и крайняя худоба делали его похожим на подростка.

— Возьметесь ли вы нарисовать портрет моей супруги? — произнес Игорь пароль.

— Портретов не рисую.

— Я хорошо заплачу.

— У меня нет приличной бумаги… Здравствуйте, товарищи. Как добрались?

— Нормально.

— Подождите меня внизу.

Художник жил возле парка в ветхом флигельке с покосившейся крышей. Он провел гостей в комнату и сказал:

— Здесь сможете переночевать.

Мотовилов достал из шкафа чистую простыню и постелил постель.

— Вы вправду муж и жена, удобно вам будет? — спросил он. — Другой-то кровати у меня нет…

— Это не имеет значения, — ответила Галя. — Поговорим о деле.

— Что ж, если вы не устали…

Художник прикрутил фитиль коптилки, завесил окно одеялом. В комнате было тепло. Пахло столярным клеем и красками.

— Товарищ из центра, по приказу которого вы прибыли сюда, поручил передать вам следующее, — сказал Мотовилов. — Секретаря подпольного горкома партии Прибельска Георгия Лагутенко должны на днях перевезти в Реченск.

— С какой целью? — спросил Игорь.

— По имеющимся у нас сведениям, шеф полиции штандартенфюрер Герд решил разыграть с участием Лагутенко пропагандистский спектакль. Из Берлина должны прибыть корреспонденты фашистских газет и кинооператоры. Герд рассчитывает склонить Лагутенко «добровольно» перейти на сторону немцев. Этот шаг секретаря подпольного горкома он надеется широко разрекламировать… Нами перехвачена и расшифрована радиограмма Герда, адресованная гаулейтеру Эриху Коху в его ставку. В радиограмме подробно докладывается об этом плане, который называется «планом К»…

— Ничего у них не выйдет, не такой Лагутенко человек, — сказала Галя.

— Сейчас не об этом речь, — ответил Мотовилов. — Есть решение воспользоваться приездом Лагутенко в Реченск и попытаться его освободить. На вас возложена задача выяснить, возможна ли такая операция, и если возможна, наметить путь к ее осуществлению.

— Сложная задача, — покачал головой Игорь.

— Сейчас поймете, почему ее поручили выполнить именно вам. Скажите, Галя, знакома вам девушка по имени Валентина Азарова?

— Что-то припоминаю, — после долгой паузы ответила Наливайко. — Если не ошибаюсь, мы учились с ней в одной школе. Азарова была на два класса старше. Я была в седьмом, а она — в девятом. Да, верно. Ее действительно звали Валентина… Она выступала в школьном драмкружке… Кажется, играла роль Катерины в «Грозе».

— У вас хорошая память, — сказал художник. — Так вот, эта Азарова изменила Родине. Она опозорила память своего мужа, погибшего на границе. Она живет в доме шефа полиции Герда и является там хозяйкой.

— Я вспомнила ее лицо, — прошептала Галя. — Красивая была девочка… Вокруг нее всегда мальчишки увивались…

— Герд поселил ее в двухэтажном особняке на улице Коцюбинского. По его приказу в комнаты натащили награбленные мебель, ковры, картины. Герд имеет почти неограниченную власть в городе, и Валентина пользуется влиянием. Ей ничего не стоит кого угодно устроить на работу или освободить от отправки в Германию. Но ее друзья — такие же изменники, как она. Честных патриотов Азарова безжалостно предает… По ее доносу была арестована группа комсомольцев. Эту женщину ненавидят все советские люди. Не без оснований она боится, что ее убьют. Из дома одна не выходит, с незнакомыми не общается. Пробовали установить с ней контакт, но безрезультатно. Она очень труслива и подозрительна. Постарайтесь встретиться с Валентиной и расположить ее к себе. Можете сказать ей, что тоже «вышли замуж» за немецкого офицера. Этот офицер будет, если необходимо, сопровождать вас. То, что вы учились в одной школе, должно помочь вам завоевать ее доверие.

— Боюсь, что это не будет иметь никакого значения, — покачала головой Галя. — Валентина меня совершенно не знает. Я-то ее помню, потому что она выступала на школьных концертах, она была заметной фигурой в школе, чего никак нельзя сказать обо мне…

— Вот как! Это хуже, — нахмурился Мотовилов. — Я полагал, что вы по крайней мере знакомы…

— Какое там! Она меня в лицо никогда не видела, а если видела, то не запомнила.

— Плохо! — сказал художник.

— Ничего… Быть может, это и к лучшему, — задумчиво ответила Галя. — У нас найдутся общие знакомые. Я вспомню, какие роли она исполняла. Поговорим об учителях. Все это нужно хорошенько взвесить. Но продолжайте.

— Предполагалось, что через Валентину вы попытаетесь узнать точную дату прибытия Лагугенко в город и решите с помощью Азаровой задачу освобождения секретаря горкома. Герд ей доверяет, разрешает ей посещать тюрьму и присутствовать при допросах. Словом, сблизиться с ней было бы очень полезно… Но это еще не все… Мало вырвать Лагутенко из рук гестаповцев, необходимо заранее приготовить надежное убежище, где он мог бы отсидеться, пока его будут искать. На Левобережной улице есть деревянный дом, стоящий в глубине двора. За домом — садовый участок, примыкающий к реке. Завтра отпразднуете новоселье. Там вы оборудуете убежище для Лагутенко на случай его побега. Вот все, что я должен был вам сообщить. А теперь отдыхайте. Время позднее.

— Придется по очереди спать, — смущенно сказал Игорь, когда они остались вдвоем. — Давайте вы первая, а часа в четыре я вас разбужу.

— Разве нам грозит какая-нибудь опасность? — удивилась Галя.

— Нет, но…

— Ах, вот вы о чем… — Голос ее стал сухим и неприязненным. — Знаете что, товарищ Черныш, если мы будем думать о такой чепухе, это причинит нам массу неудобств. Ведь мы муж и жена, нам придется жить вместе. Условимся раз и навсегда: мы товарищи по работе, отношения между нами должны установиться товарищеские. Иначе будет очень тяжело… И давайте называть друг друга на «ты»: это проще… Согласны?

— Конечно, — виновато ответил Игорь. — Ложись-ка, Галя, спать… А я пока выйду, чтобы тебе не мешать…

Через несколько минут, потушив коптилку, Игорь снял сапоги и лег рядом с Галей. Она заботливо придвинула ему подушку.

— Спокойной ночи, — сказал он. Он хотел прибавить: «Спокойной ночи, сестренка». Но не успел. Уснул…

Глава седьмая

В пятницу вечером на улице Коцюбинского появилась парочка, которая, несомненно, привлекла бы внимание прохожих, если бы таковые имелись. Но улица была совершенно пустынной. Никто не видел стройного, одетого в новенькое обмундирование, молодого обер-лейтенаята и его спутницу — красивую даму с черно-бурой лисой на воротнике. Губы у дамы были густо накрашены, брови подведены. Она ничем не отличалась бы от женщин определенного толка, если бы не ее глаза, строгие и серьезные.

Обер-лейтенант и дама подошли к двухэтажному каменному особняку и поднялись на крыльцо. Им открыл мрачный мужчина с недобрым взглядом, одетый в поношенную солдатскую форму.

— Доложи фрау Азаровой, что ее желает видеть Галя Наливайко, школьная подруга, — по-немецки сказал офицер.

Подозрительно покосившись на гостей, телехранитель захлопнул дверь.

— Напрасно ты назвал фамилию. Она моей фамилии не знает и может нас не впустить, — прошептала Галя.

Дверь снова открылась. Обер-лейтенант и его спутница поднялись на второй этаж. Здесь их встретила горничная, девочка лет шестнадцати, с испуганным лицом, и помогла им раздеться. Затем Игорь и Галя вошли в гостиную — большую комнату с портьерами на окнах. Все здесь было дорого, безвкусно и не по-домашнему казенно. Мебель в чехлах казалась вывезенной только что из канцелярии, зеркала, ковры и картины были явно нахватаны в разных местах.

С дивана поднялась высокая, смуглая, черноволосая женщина с гибкой фигурой и стройными ногами, видными сквозь прорезь халата. У нее были узкие глаза и пухлые губы, придававшие ее не очень красивому, но своеобразному лицу тупое и капризное выражение.

Она пристально поглядела на Галю, перевела взгляд на обер-лейтенанта и ледяным тоном спросила:

— С кем имею честь?

— Мы с тобой учились в одной школе, Валюша, — непринужденно ответила Галя, решив сразу дать понять Валентине, что она считает себя во всем равной ей. — Ты, возможно, меня не знаешь, я была в седьмом «Б», а ты — в девятом, но я-то тебя отлично помню…

— Что вам угодно? — перебила Азарова.

— Да просто зашла навестить, мы же с тобой из одного города, вместе учились, а здесь, признаться, такая скука, не с кем словом перемолвиться… Когда мой Генрих проговорился, что жену господина Герда зовут Валентина Азарова, я была ужасно обрадована…

Галя нарочно назвала Валю «женой» штандартенфюрера, зная, что той будет это приятно. Она хорошо продумала разговор, который сейчас вела.

— Кстати, познакомься, пожалуйста, — продолжала она. — Мой муж — Генрих фон Ратенау. Мы познакомились в Прибельске, а недавно переехали сюда. Пока еще не венчаны, но скоро Генрих уедет во Францию и увезет меня…

Игорь щелкнул каблуками и поцеловал руку, которую Валентина неохотно ему протянула.

— Присядьте, — все еще натянуто сказала она.

— У тебя чудесно! — оживленно болтала Галя, не желая замечать испытующего, неприветливого взгляда хозяйки. — Конечно, нельзя сравнить с нашей квартиркой, хотя и у нас тоже очень уютно… Генрих недавно вернулся из командировки, он ездил в Париж и привез уйму всяких модных тряпок и редких антикварных вещичек. Они очень украшают дом… А этот чудесный сервиз ты, конечно, купила в комиссионке?

— Тебя зовут Галя Наливайко? Не помню такую фамилию, — бесцеремонно сказала Валя. — Из седьмого «Б» я многих помню, девчонки там увлекались сценой и участвовали в спектаклях… Например, Надя Коврова… И Дуся Михаленко…

— Дуся ведь была моей подругой! — воскликнула Галя, решив действовать решительнее и рассудив, что Валентине вряд ли известно, с кем дружила Михаленко. — Мы сидели с ней на одной парте, на третьей от окна, ты вспомни. Я с косичками тогда ходила. А Дусе не повезло. Ее дом разбомбило, и все родные и дочка погибли на пятый день войны.

Это было чистой правдой.

— Я помню, как ты Катерину играла! — с увлечением сказала Галя. — В зале сидели ребята из артиллерийской спецшколы, все в форме с черными петличками, и один парень принес тебе на сцену букет…

— Верно, — сухо ответила Азарова. — Как это ты запомнила? Впрочем, кажется, я тебя теперь узнаю… Ты любила в гимнастическом зале на брусьях заниматься.

— Но у нас в школе нет гимнастического зала, — удивленно ответила Галя, подумав: «Вот она какая! Надо быть поосторожней!»

Но Валентина больше не пыталась «поймать» Галю, хотя по-прежнему пристально разглядывала ее.

Галя говорила, не умолкая. Она вспоминала различные случаи из школьной жизни, рассказывала о судьбе некоторых преподавателей и сверстников.

Игорь в своей новенькой форме стоял у окна и безмятежно сосал сигарету. Он служил как бы безмолвным подтверждением благонадежности Гали Наливайко.

— Вот теперь я тебя по-настоящему вспомнила! — внезапно перебила Валентина Галю и впервые за все время улыбнулась. — Ты под Новый год оформляла школьную стенгазету. Лежала на полу в кабинете завуча, рисовала заголовок и всех, кто заглядывал в комнату, гнала прочь…

Галя сперва обрадовалась: такой случай действительно был; теперь Азарова должна будет ей поверить. Но следующая фраза заставила ее насторожиться:

— Завуч Елена Константиновна называла тебя «товарищ секретарь», это мне отчетливо запомнилось. Ты была комсоргом в седьмом «Б».

— Положим, не комсоргом, а только заместителем, — вставила Галя, пытаясь скрыть тревогу.

— Как же ты, активная комсомолка, редактор стенгазеты, за немца замуж вышла? — спросила Валентина, перестав улыбаться.

— А ты сама? — Этого не следовало говорить.

Азарова прищурилась и зло отчеканила:

— Меня с собой не сравнивай. Я всегда советскую власть ненавидела. Они моего отца посадили, как врага народа. Я этого им не прощу!

Галя знала, что отца Валентины отдали под суд перед войной, но вовсе не за политическое преступление, а за растрату. Однако спорить она не стала. Разговор и так принимал нежелательный оборот.

— Ах, милая! — сказала она, вздохнув. — Все это было в далеком прошлом, а сейчас мы взрослые. Война многому нас научила. Мы с тобой одинаково смотрим на жизнь. Нам есть о чем поговорить. Живем мы по соседству и могли бы часто встречаться. Мне ничего от тебя не нужно, я просто ищу человека, которому можно довериться… Но навязывать тебе свое общество, конечно, не буду.

Сделав обиженное лицо, Галя встала и попрощалась.

— Заходите еще! — поколебавшись, сказала Валентина.

— Спасибо, придем непременно.

Только этого Галя и добивалась. На улице Черныш поздравил ее с успехом. Он так переволновался, что у него дрожали руки.

Через два дня Галя навестила Валентину уже одна, без Игоря, подарила ей дорогие серебряные сережки с бриллиантом, раздобытые специально для этой цели Мотовиловым, и окончательно очаровала ее, сообщив, что готова показать ей свои наряды, привезенные Генрихом из Парижа.

— Думаю, она согласится пойти к нам в гости, — сказала Галя Чернышу.

Все подготовив для успешного завершения задуманной операции, Игорь и Галя снова отправились к Азаровой. Телохранитель на этот раз пропустил их беспрепятственно.

Валентина не стала ломаться и быстро согласилась нанести ответный визит обер-лейтенанту и его супруге.

— Только потом проводите меня домой, а то уже темно, — потребовала она, и, надев шубку из черного меха и платок, первая вышла из комнаты…

…Было темно. Моросил дождь. На улице не было ни души.

— Когда только кончится эта война! — вздохнула Галя. — Живем, как дикари. Ни электричества, ни трамваев…

Валентина настороженно озиралась по сторонам. Игорь шел впереди, втянув голову в воротник шинели.

Остановились перед одноэтажным каменным домом, в котором до войны помещался райфинотдел. Внутренность дома выгорела, в крыше зияла огромная дыра. Однако стены и дверь остались целыми, только покрылись копотью. Но в темноте ее не было видно, и дом казался жилым. Игорь и Галя заранее осмотрели его.

— Вы тут живете? — подозрительно спросила она. Игорь распахнул дверь, Галя подтолкнула Валентину сзади, и они все трое очутились в кромешном мраке.

— Осторожно, ты наступила мне на ногу! — недовольно сказала Валя. Она все еще ни о чем не догадывалась. Игорь схватил ее за руку, втащил в чулан без окон и зажег электрический фонарик. Азарова с ужасом прижалась к стене.

— Гражданка Азарова, — сказал Черныш. — Вы находитесь перед судом, встаньте как следует!

— Вы… шутите… Я… я не хочу…

— У нас мало времени. Поэтому я оглашу обвинительное заключение, — деловито продолжал Игорь. — Вы обвиняетесь в том, что, изменив Родине, стали активно сотрудничать с немецко-фашистскими оккупантами, по вашим доносам были схвачены и казнены многие честные патриоты. Признаете ли вы себя виновной?

Валентина молчала. Глаза ее остекленели.

— Признаете ли вы себя виновной? — повторил Игорь.

— Я не виновата, — с трудом выдавила она. — Я никого не предавала… Пощадите…

— Вы присутствовали при допросах. Вместе с Гердом и его адъютантом Шререром вы ездили арестовывать известных вам коммунистов и комсомольцев. Вы привели гестаповцев в их квартиры. Свидетель, чью фамилию я не имею права называть, работающий в полиции, подтверждает это. Можете вы опровергнуть эти факты?

— Меня заставили… Я испугалась. Умоляю, не убивайте меня. Я еще молодая, я хочу жить… Не убивайте!

— Выслушайте приговор, — сказал Игорь. — Совещаясь на месте, именем Союза Советских Социалистических Республик суд приговаривает вас, гражданка Азарова, к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение немедленно! — Он вынул из кобуры «парабеллум» и щелкнул предохранителем.

Валентина рухнула на колени.

— Не стреляйте! Вы не можете этого сделать! Подождите… Я виновата… Но я еще молодая… Я что-то хочу сказать… Я не враг, а просто женщина… Слабая, дурная, легкомысленная… Накажите меня, только не убивайте… Я все сделаю, все, что прикажете… Герд — жестокий человек, вы ничего не знаете… Он бьет меня, я его ненавижу… Он мне доверяет. Хотите, я достану какие-нибудь документы? Я могу его убить ночью, когда он уснет… Я искуплю вину! Возьмите меня в партизанский отряд! — Она выкрикивала эти фразы, словно в бреду.

Игорь опустил пистолет.

— Когда к вам приходит Герд?

— Обычно в десять часов вечера…

— Он приезжает один?

— Иногда его сопровождает Шререр, но он остается в машине.

— Ставится вокруг дома охрана?

— Конечно… Четверо автоматчиков…

— Послушайте, Азарова, — сказал Черныш. — Вы можете сохранить свою жизнь… Вы скажете Герду, что хотите взглянуть, как в тюрьме содержатся заключенные. Кажется, он разрешил вам ездить туда. Составьте план внутренних помещений тюрьмы. Запишите фамилии надзирателей-украинцев.

— Завтра же я буду в тюрьме! Я все сделаю, все! Клянусь вам!

— Через пять дней встретимся здесь е это время. Каждый вечер с шести до восьми вы будете совершать прогулку по этой улице одна, без провожатых и без охраны.

— Это опасно… Меня так ненавидят в городе… — Никто вас не тронет. Пока вы не предадите…

Если будет установлено, что вас охраняют, или если вы не выйдете из дома в положенное время, мы приведем приговор в исполнение. От нас вы не спрячетесь… А теперь ступайте.

Валентина нерешительно шагнула к двери.

— Вы… вы не выстрелите в спину?

— Мы не фашисты! — презрительно ответил Игорь.

Хлопнула дверь. Скрипнули ступеньки крыльца.

— Предаст! — сказала Галя.

— Возможно, но тогда она не выйдет из дома. Она слишком труслива, чтобы подставить себя под выстрелы.

…Прошло пять дней. Каждый вечер Валентина появлялась на улице Коцюбинского. Она медленно шла, не глядя по сторонам. Прохожие не обращали на нее внимания. Она вела себя спокойно и, видимо, не испытывала страха…

— Одно из двух: или эта женщина обладает железными нервами, или ведет честную игру, — сказал Чернышу Мотовилов, следивший все эти дни за Валентиной. — Доверять ей нельзя, но встретиться с нею нужно. Думаю, она выполнила ваше поручение.

…Еще засветло Игорь и Галя заняли удобную для наблюдения позицию в развалинах многоэтажного дома. На улице было все, как обычно. С наступлением темноты исчезли прохожие. Ветер раскачивал провода… В девять часов показалась Валентина. Она подошла к дому, где был райфинотдел, огляделась по сторонам и исчезла за дверью.

Игорь и Галя не шевелились. Медленно текли минуты. Через час Валя спустилась с крыльца, и медленно пошла прочь. Возле проходного двора ее остановили Игорь и Галя.

— Где же вы были? — сказала Азарова. — Я была в тюрьме. План, правда, я не нарисовала, пробовала, но у меня не получилось, а фамилии надзирателей запомнила. В первом секретном корпусе есть украинцы: Афанасенко, Шевкоплясов и еще один, по имени Яков Юрьевич. Все пожилые, мобилизованные… В камерах народу полно…

— Кстати, вы сказали Герду, что у вас в эти дни были гости? — — опросил Игорь.

— Да… Иначе я не могла, вас видел Жаринов…

— Телохранитель?

— Он не телохранитель, а шпион, следит за мной. До войны его судили за убийство… Боюсь его до смерти.

— Что вы сказали Герду?

— Приходила подруга с мужем, немецким офицером… Вот и все.

— Он спросил имя офицера?

— Да… Я ответила, что не помню. Он велел, когда вы придете, позвонить ему и задержать вас до его прихода… Вы не сомневайтесь, я вас не выдам… Теперь вы меня не убьете?

— Все зависит от вас, — ответил Игорь. — Попытайтесь узнать у Герда, когда привезут в тюрьму секретаря подпольного горкома партии Прибельска Георгия Лагутенко, Выясните, в какой камере он будет находиться.

— Я постараюсь…

— По-прежнему каждый вечер выходите на улицу. Как только узнаете о Лагутенко, наденьте тот платок, в котором вы были в первый раз. Мы встретимся в десять часов вечера здесь, в проходном дворе… Вы поняли?

— Да… Я сделаю… А вы… вы поможете мне?

— Какая помощь вам нужна?

— Ну, вы понимаете… — Валентина замялась. — Если придут наши… ведь никто не будет знать, что я помогала…

— Об этом еще рано говорить, — сухо ответил Игорь. — Можете идти.

Галя гневно прошептала:

— Какая дрянь! Справку еще требует, что она подпольщица!

— А что ты думаешь. С такой справкой после войны она потребует, чтобы ее орденом наградили! Проверка показала, что пока она не врет… Если бы Герд ее проинструктировал, то уж план тюрьмы он бы ей нарисовал… Наверно, она действительно решила, ничем особенным не рискуя, приобрести индульгенцию, отпускающую все ее грехи…

— Похоже на то.

Они вернулись в свой домик на Левобережной улице.

Минула еще неделя. Двенадцатого декабря 1942 года Валентина вышла из дома в платке.

— Через четыре дня Лагутенко привезут, — сообщила она. — Он будет находиться в тюрьме, в первом секретном корпусе.

Глава восьмая

…Четыре дня. Оставалось совсем мало времени. Неизвестно, сколько дней немцы продержат Лагутенко в тюрьме. Если затеваемый ими спектакль сорвется, они отправят его в Прибельске первых числах января… Отправят ли? А если расстреляют здесь? Это была задача со многими неизвестными. Так или иначе, убежище для секретаря горкома нужно было приготовить.

Черныш велел Валентине как можно скорее познакомить Галю с Гердом. Азарова обещала представить подругу своему «мужу».

Ночью Игорь принялся за работу. Он спустился в подвал и принялся копать яму в земляном полу, решив вырыть лаз из подвала на огород. Галя выносила землю в ведре и рассыпала тонким слоем под деревьями. К рассвету они до того умаялись, что не могли разогнуться.

Днем Валентина сообщила Гале, что разговаривала с штандартенфюрером, и тот разрешил ей прийти к ним в гости.

В тот день, когда Лагутенко должны были привезти, Галя пошла к Азаровой. Мотовилов достал для нее шелковое платье и туфли на высоких каблуках. Галя закрутила свои косы вокруг головы и стала как будто выше, строже и надменнее.

Ей почудилось, что Жаринов, помогая ей снять пальто, зловеще ухмыльнулся, но вопреки ее ожиданию все прошло гладко.

Штандартенфюрер Отто Герд, о котором она наслышалась разных страхов, оказался лысым маленьким человечком с тонкими кривыми ногами. У него было прыщеватое моложавое лицо порочного подростка, острый крысиный подбородок и старческие блеклые глаза.