Умолкли бессмертный титан и смертный Геракл. Стояли друг против друга, словно позабыв друг о друге.
      Склонив голову, опершись рукой о дубинку, о чем-то думал Геракл, сын Зевса. Будто спрашивал свое сердце героя. Долго, долго он думал. Наконец сказал:
      -- Прощай. Сам найду я дорогу к Саду. Я нашел и в аид дорогу и обратный путь из аида, не спросясь у владык преисподней. Не почтил ты гостя, титан. Не почтил труд Геракла, освободителя Прометея от мук. Я не враг тебе, древний Небодержатель,. Я сменил на земле Прометея. Я -- преемник дела его. Труден мой путь по земле. Он не легче, чем тебе держать небо. Я иду. Атлант.
      Как печаль горных лугов в предзимнюю пору, обогретых поздним осенним лучом, прозвучало с вершины Горы:
      -- Не уходи. Я не слышал еще Прометеево слово. Что сказал тебе брат? Перескажи мне его слово, Геракл. Не один Кронид читает мысли других. И Прометей их читает.
      Снова стояли смертный герой и бессмертный титан друг против друга. Снова задумался Геракл, склонив голову. И на этот раз думал еще дольше. И вот, не таясь, сказал:
      -- Не крив путь Геракла, Атлант. Дал совет Прометей, чтобы ты мне принес три золотых яблока из сада Гесперид, чтобы я в Сад не вступал. Принеси. Подожду тебя здесь.
      Вот когда изумился Атлант. Слышит правду титанову в слове Геракла. Но понять самой правды не может. Не постигнет слов Прометея. Загадал ему титан-промыслитель загадку.
      Сказал:
      -- Как пойду я и брошу небо? Я -- Небодержатель. Сам ты видишь: мои руки прикованы к небосводу. Мои ноги в землю вросли. Их не сдвинуть. Как шагну? Кто же будет держать это небо?
      И ответил Геракл:
      -- Я.
      -- Ты? Ты?.. Смертный?..
      Еще сильнее изумился Гора-Человек, изумился сильнее, чем седой Океан, отваге героя. Разве шутят с Горой-Человеком?
      -- Ты? Небо удержишь? Не бог? Не титан? Только смертный? Разве смертный удержит небо? И дохнул Атлант на Геракла. Но герой даже не шелохнулся. Только строго сказал:
      -- Я умел побеждать и Смерть. Титан, что ты дышишь так слабо?
      Смолкли оба, титан и герой, и молчали немало. Только сдвинулись брови-утесы Атланта, и тяжелая мысль легла складками между бровей. Сказал:
      -- Неотвратимые Силы приковали меня к небосводу и здесь держат. Не хозяин я моих рук и ног. Лишь для мысли воля свободна. Где есть сила сильнее этих Сил?
      -- Я -- та сила.-- И Геракл поднял руку.-- Принеси мне три золотых яблока из сада Гесперид и отдай мне свою ношу. Я сегодня подержу небо и его удержу. Освобожу твои руки и ноги. Ты шагнешь, Атлант, по земле. Принеси мне три золотых яблока из Сада.
      И прочь отбросил герой далеко от себя дубину и лук.
      Была воля Геракла могуча, как сама жизнь земли. Словно тысячи жизней влились в нее со всеми лучами мира, сжались в ней, сплавились, чтобы могла эта воля бесконечно себя излучать, чтобы могла она выполнять и невыполнимое, осиливать и непосильное -- даже небо поднять.
      Еще не встречал смертный Геракл соперника, равного себе по силе. И, увидев Небодержателя, захотел испытать себя. Осилить то, что осилил Атлант: поднять небо.
      Взял Геракл в обе руки руку Атланта -- оторвал ладонь титана от края неба, оторвал другую ладонь и подставил свое плечо под небесный свод.
      Налег телом Геракл на Атланта. Сдвинул титана с места и сказал:
      -- Иди!
      Медленно вытащил Атлант подошву ноги из почвы земли. Медленно вытянул другую ногу -- и шагнул. Тысячелетия не шагал Атлант по земле. Обернулся титан к герою, сказал:
      -- Ты -- Сила, Геракл.
      И посмотрел, как тот держит небо: на одном плече держит.
      Такой силы Атлант не встречал. Без молний, без грома, один? И ведь он -- не Гора-Человек. Как ему, титану Атланту, высказать то, что смущало и томило его титанову душу?
      -- Смертен ты, но сильнее Ананки-Неотвратимости. Смертей ты -- но сильнее бессмертного. И все же ты, Сила, умрешь. Не постигну я этой правды иной -- не земной, не небесной. Почему же ты не бессмертен?
      -- Да, я -- Сила,-- ответил Геракл.-- И служу моей силе. Она говорит мне: "Ты должен" -- и Геракл поднимает небо. Разве ты, титан, не такой же? Укажи мне, где живет
      Бессмертие, и Геракл дойдет до Бессмертия, и оно уступит Гераклу. Принеси мне три золотых яблока из сада Гесперид. Сегодня Небодержатель -Геракл: не ты.
      И Геракл крепче уперся ногами в вал меж глубоких впадин, выдавленных стопами Горы-Человека. Тяжко было небо с богами для плеча полубога-героя, но Геракл держал небо.
      Вздохнул Гора-Человек:
      -- Я играл моей силой, как вольный титан. Ты -- слуга своей силы и вожатый. Я -- игра. Ты -- подвиг и труд[9]. Здесь, у предела жизни новой, прикованный к небу, я познал то, чего не знают на Чудо-горе -- страшно впасть в руки своей мощи. Я иду!
      Протянув вперед согнутые, окаменевшие до локтей руки каменными ладонями кверху. Атлант шагал. И почва земли выгибалась под тяжко-огромной стопой Горы-Человека.
      Пробежали, как дети, века-бегуны. Никто не считал их. Никто не мерил их бег. Пели музы Олимпа:
      -- В день священного брака Зевса и Геры мать-Земля Гея подарила Гере чудесное дерево с золотыми яблоками. Оно выросло вдруг из глубин земли в дальней Гиперборее, в пределах Небодержателя -- опального титана Атланта. Там, близ океана, бог солнца Гелий, сойдя с золотой колесницы, распрягает солнечных коней и на золотой чаше-челне плывет вместе с ними по Мировой реке-океану, на восток, к блаженной Эфиопии, и к граду Аэйя, где стоит золотой чертог солнца.
      До заката сторожил чудесное дерево бессмертный стоголовый дракон, глубоко, до самой преисподней, погруженный в землю кольцами змеиного тела. А в пору вечерней звезды золотые плоды чудесного дерева охраняли Геспериды -вечерние нимфы, певчие стражи Заката. И тут же, у подножия дерева, питая его корни, бил из недр земли амброзийный ключ -- ключ живой воды, воды бессмертия...
      Щебетали птицы, звенели листвою дриады, говорили в горах пастухи, будто здесь, в тайном убежище, укрывались Зевс и Гера, празднуя день священного брака. И ни боги, ни смертные не имели доступа к чудесному саду.
      Так пели музы Олимпа.
      Но при Атланте Сирены, опальные музы титанов, пели за океаном иное. И иное пели Геспериды в волшебном саду.
      Они пели:
      -- Не сходят небожители в пределах Атлантовых на почву земли. Не встречали олимпийцев Геспериды в этом саду. Не будет дракон Ладон сторожить девоптиц, лелея их сладкий покой. Не будут девоптицы с вечера до восхода денницы охранять плоды чудесного дерева для забавы владыки Олимпа. И Аглая-Сияющая не усядется, вся в сверкающих перьях, на ветвях чудотворной яблони. И Эрифия не раскроет багряных крыльев, чтобы перелетать с ветки на ветку. И Гесперия, мерцающая, как звездный юноша Геспер, не взлетит на макушку чудо-дерева, чтобы оттуда озирать тихий сад. И нимфа ключа, Аретуза, не омочит в струе своих губ, не разбрызгает благоухание амброзийных капель по цветам, листьям и травам сада невиданной красоты...
      Так пели вечерние нимфы.
      Кто же вы, девоптицы?
      Говорили цветы, просыпающиеся только к вечеру, что Геспериды -- дочери Вечерней Звезды. А цветы, которые изливали свой аромат ночью, шептали друг другу, что Геспериды -- дочери Ночи. А те, которые протирали глаза росой поутру, говорили, что Геспериды -- сестры Сирен, что и они -- музы древних опальных титанов, воспевавшие некогда Крона и Рею в золотой век.
      Только нимфа Гесперия, в гроте близ сада, молчала, вышивая по ткани лугов образ Атланта, державшего небо, и у ног его -- озеро слез, и четырех Гесперид в колыбели.
      Днем Геспериды дремали, укрывшись в гуще листвы. Тогда неусыпно бродили по саду слух и глаза дракона Ладона, стража сада, и сверкали у яблони Геи красота его чешуи и опасные чары змеиных глаз.
      Жестока и скользка змеиная красота. Зачарует взор, а сердце оледенит. Породит мечту и сама же убьет мечту. Подумаешь: вот оно, чудо-создание! А пред тобой чудовище-гад. Станешь искать в ее красоте живую воду, а найдешь только мертвую воду. И в самой близи та красота далека. И чем ближе она, тем дальше: будто в ней все не свое, а чужое -- только кожа надетая. Но такие на той коже краски, какие только море выдумает и спрячет для нереид в рыбьем царстве, у себя на дне, как диво морское. А попробуй вытянуть это диво морское на берег: что за гадкий червь земляной!
      Но иным был Ладон.
      Вместе с Атлантом устремился Ладон на Олимп, чтобы сорвать с неба звезды. Но, низверженный с Олимпа, упал похититель звезд в воды Сперхея. Принял тело титана Сперхей, унес на дно. Оплел его водорослями, завалил камнями. Утаил от глаз богов. Долго лежал Ладон на дне реки, под корой ледяной Сперхея, пока Солнце-Гелий не посеял на льду лучи-глаза и не вырвались воды в буйном росте наружу.
      Тогда вышел титан из вод на землю. Уже кожа его покрылась вся чешуей под камнями и травами, и был он видом дивен и страшен.
      Так обрел низверженный титан Счастливой Аркадии образ дракона. Прикрыл страшным обличием свою титанову правду. Не нашел он Чудо-горы в некогда Счастливой Аркадии. Не нашел ни Атланта, ни веселых Плеяд. А увидел их на небе. Увидел -- и расправил Ладон крылья дракона, полетел на закат, туда, где сверкали сестры Плеяды. Ночь летел. Ночью не бродят боги Олимпа по миру. Опустился в саду Гесперид. И сделала его Гера, по желанию матери Геи, Стражем золотых яблок. Приняла в свои недра Земля кольца тела Змея-великана. И от Геи-Земли вошла в титана Ладона змеиная мудрость.
      Но крылья отпали.
      Многими голосами говорил Ладон с миром -- звериными и птичьими. И было у него сто голов: так многоголов был дракон. Одна голова -- большая, змеиная -- поднималась от змеиного тела, как пестик цветка-исполина, а другие, малые, качались, как тычинки, хороводами вокруг нее, и каждая пела и говорила по-своему, как птицы в роще.
      Поэтому днем тысячи голосов звучали в волшебном саду. Но к вечеру голоса умолкали, и разносилось по саду только пение Гесперид-девоптиц. На закате вечером Геспериды усыпляли дракона.
      Они пели и спрашивали:
      -- Ты спишь, Ладон? -- И Змей сквозь дрему отвечал:
      -- Сплю.-- Они снова пели и спрашивали:
      -- Ты спишь, Ладон? -- И Змей сквозь дрему снова отвечал:
      -- Сплю.
      Завесой сна окружало пение сад Гесперид. Засыпал дракон, но тот, кто дерзнул бы подойти к волшебному саду, уснул бы у подступов к нему, зачарованный пением Вечерних нимф, стражей сада.
      Только перед Атлантом бессильны чары сна. В пределах Атлантовых был Атлант, титан с Чудо-горы, хозяин.
      Светел день в Гиперборее.
      Дремала тучка на каменных валунах седых волос Горы-Человека, века назад еще таких золотых. И не пробудилась тучка, когда Атлант вступил в сад Гесперид и услышал, как неведомые птицы поют забытые песни титанов. Не знал Атлант, что те песни поет разом на сто голосов Ладон. Далеко позади Горы-Человека, за садом, зияли на каменном грунте шаг за шагом следы его ног. Но здесь, в саду, не вдавливалась земля, и цветы и травы, пригнувшиеся под пятой титана, выпрямлялись, как будто не Гора, а воздушной поступью прошел по ним Ветерок.
      Не пошевельнулся дракон. Не прикрыл ключа Бессмертия броней своей шеи. Только пурпур колец его чешуи, обвивавших ствол яблони, заиграл живее, то вспыхивая багряно, то багрово темнея, и поднялись полуопущенные веки, чтобы заглянуть змеиным глазом под утесы бровей Горы-Человека.
      -- Это ты, Форкид? -- спросила Гора.
      -- Это я, Атлант,-- ответил Змей. И титан смотрел на титана. Они оба из Счастливой Аркадии.
      -- Теперь ты червь,-- сказал Атлант. .-- Теперь... я червь,-- сказал Ладон. И титан смотрел на титана.
      -- Как будто снег на твоих волосах. Атлант. И темная тучка спит на снегу.
      -- Пусть спит моя дочь. У Атланта нет других дочерей. Плеяды у богов, на небе. И титан смотрел на титана.
      -- Сторожишь, Ладон?
      -- Сторожу.
      Небо было лазурно и трава изумрудна, как всегда.
      -- Дай мне три золотых яблока,-- сказал Атлант. И его каменные, сложенные ребром друг к другу ладони протянулись ближе к стволу.
      Заиграло все тело дракона мириадами красок, словно дождь радости брызнул рубинами по всей чешуе; и глаза, как два горна,-- огнем.
      -- О Атлант, почему же ты молчал! Тартар поднялся? Вернулись титаны? Ураниды жаждут яблок Геи? Я сберег их, титан. Пришел час?
      Но Гора-Человек покачал печально головой:
      -- Пришел ли час? Не знаю. Геракл пришел. Дай мне три золотых яблока. Я за ними к тебе.
      Оторвалась от дерева шея великана Змея, разом грозно взвилась, раздулся гребень надо лбом, и валами пошли, вздымаясь, разворачиваясь из глуби земли, громады-кольца змеиного тела.
      -- Атлант, Атлант, Атлант! -- трижды прохрипел угрожающе Змей.-- Кто послал тебя в сад Гесперид? От богов ты, Небодержатель? Ты с Кронидами? С ними? Отойди от дерева, Гора.
      Но Гора-Человек остался стоять. Лишь сказал:
      -- Не буди мою тучку. Не с богами Атлант. Я -- титан. Усмирись и смири свои кольца. Хочешь ты уберечь этот сад? Что ж, будь Стражем! Только дай мне три золотых яблока с дерева.
      Потускнели рубины на сверкающем теле Стража яблони. Посерел он весь -и осел.
      Была у яблони ветвь, и не ветвь, а дарящая рука, серебром протянутая далеко от ствола. И висело на ее самом маленьком пальце три яблока на одной ножке.
      На эту ветвь положил опущенную голову Змей.
      -- Почему же не рухнуло небо, Атлант? -- спросил титана печально Ладон.-- Ведь ты здесь? Кто же держит небо?
      -- Геракл держит небо.
      Все умолкло в саду Гесперид. Будто листья, цветы, и травы, и пески -все живое потеряло свой голос. И, как вздох из подземного мира, прозвучал шепот Ладона:
      -- Это ты сказал о Геракле, Атлант?
      -- Я.
      -- Кто же он? От кого? Он от Зевса? Новый бог? Или больше чем бог?
      -- Он? Он сам от себя, как ты, как я.-- И титан посмотрел на титана.-Он -- сын Зевса. Но нет от богов ему помощи. Я пришел, чтобы он не пришел. Так хотел Прометей. Он не знает пути к Саду, но он найдет. Ладон, перед ним отступают и боги. Сам Аид отступил.
      -- Он бессмертен?
      -- Он смертен.
      И тогда показалось Ладону, будто стал Атлант ниже ростом, будто сутулее стали его плечи, и глубже морщины, и круче склонилась голова, и будто в мудрых глазах титана не могла чего-то понять его большая мудрость.
      И тогда показалось Атланту, будто меньше стал Змей-великан, и уже и мельче стали извивы колец его тела, и слабее обхват их, и будто багрец и пурпур, пролитые на Змея Зарей и Закатом, стали странно землисты, словно червь пожирал в нем титана. И еще показалось Атланту, будто он читает в мудрых глазах Змея, что не может чего-то разрешить и его змеиная мудрость.
      И вот прозвучал голос Змея:
      -- Смертный держит небо с богами. Что же тогда титаны?
      И услышал:
      -- Мы не нужны. Не восстанут больше титаны никогда. Мир их кончен. На одном плече держит он небо.
      -- Только боги нужны? Крониды?
      -- Не нужны и боги. Он и богов побеждает. Неприкованный держит он небо, потому что он -- Сила. И угрюмо прохрипел Змей:
      -- Да, теперь я знаю Геракла,-- и снизу посмотрел на Гору-Человека.
      Посмотрел Змей и подумал: "Не нужна ты миру, Гора".
      И то же подумал о титане-драконе Атлант, кинув взгляд на него сверху: "Не нужен ты Саду, Страж яблок. И яблоки -- только золотые игрушки богов. Не живой, а мертвой водой поит яблоню ключ преисподней".
      Умолкли титаны. Так глубоко молчали, будто их голос утонул в океане.
      -- Ты стар, Атлант,-- сказал Ладон.
      -- Теперь время оседает на мне. Не скользит, как бывало, мимо... Тебе снится Аркадия, Ладон?
      -- Снится.
      -- Она -- сновидение. Разве прежде слетали к титанам сновидения из Ночи? И ответил Ладон:
      -- Не слетали. Только нимфы речные... А теперь и мне снятся Обманы, вылетающие из преисподней. Помню, когда-то прилетали ко мне, как лебеди, Бури. Да, теперь я знаю Геракла. Он -- Неотступный... Помнишь, Атлант, ту златорогую лань Артемиды, подругу Плеяд? Рядом с ней задыхался Ветер от бега и держался, ухватившись за ее рога золотые, чтобы укрыть свой позор. Ни стрела, ни копье не могли догнать эту лань. И была она сильнее Немейского льва. Но за нею погнался Геракл, из Аркадии выгнал. День за днем, за неделей неделю, за месяцем месяц гнал ее неустанно: от реки к реке, от горы к горе, от ущелья в ущелье, от бора в бор. Не давал ей нагнуться к траве, на бегу срезать зубом лист над тропинкой. Только воду не смог он отнять! Плыла и пила. Он -- за нею. Так он гнал золоторогую лань, Неотступный, без помощи бога. Обогнули они вдвоем всю землю и вернулись к Аркадии. Уже не было у лани сил -- только кости бежали и тень. И подумала лань: "Есть спасенье на Чудо-горе. Там поток, там Ладон". И к Ладону направила лань свои слабые ноги. Только где же Чудо-гора? Где поток? Один берег нашла в котловине. Кругом воды чужие в котле туманов. А другого берега не было: лишь стена вдали перед нею. Тогда воззвала ко мне гонимая лань: "Дай спасенье, Ладон!" Но ответом ей было безмолвие. Здесь настиг лань Геракл. Поплыла она, закружилась в чужих водах. А Геракл встал на берегу. Лук в руке. Ждет и смотрит. Берег только один. И ей некуда... Не спеша пронзила стрела... Рассказал мне об этом Тайгет после битвы Атланта с Кронидом. Снова умолкли титаны: Гора-Человек и Змей-исполин.
      Тих был голос Атланта:
      -- Скоро выпорхнут на небесную дорогу Плеяды. Я люблю их гурьбу и алмазное веселье.
      И хотел Атлант, как бывало в Аркадии, запрокинуть назад голову и вглядеться в небо. Но не откинулась назад поникшая под тяжестью небосвода голова. Не разогнулась шея, окаменевшая над горбами плеч.
      -- Что ты ищешь, Атлант, звездных девушек на небе?-- спросил Змей, опуская веки.-- Еще не выбежали Плеяды. К их восходу поют Геспериды и навевают мне сон.
      -- Где теперь вечерние девоптицы?
      -- Дремлют.
      И опять умолкли титаны: и Гора-Человек и Змей-великан. Будто все рассказали друг другу, о чем думали тысячу лет. Но осталось еще последнее слово, и оно прозвучало:
      -- Дай мне три золотых яблока для Геракла, Ладон.
      -- Возьми, пока дремлют Геспериды. И закрыл дракон, страж сада, змеиные веки и замер. Бережно протянул титан каменные ладони к трем яблокам, висящим на самом маленьком пальце могучей ветви-руки. Тусклым золотом отливали плоды. Бережно коснулся титан их ножки. Бережно отломил ее ногтем. И тотчас на то место, где от ветви отломилась ножка яблок-сестер, набежала амброзийная капля. Затянуло ранку серебром. И уже новый росток выпрыснул нежной почкой из засеребренного места.
      На каменных ладонях Атланта, как на выгнутом блюде, лежали три золотых яблока из сада Гесперид.
      Всходил Вечер, звездный юноша Геспер, звездою в Гиперборее. В такой вечер гранатовое небо заката словно давит на воды океана.
      -- Я иду, Форкид,-- сказал Атлант.-- Мне пора. Атлант обещал Гераклу вернуться, когда Геспер взойдет.
      -- Иди,-- ответил Змей; но веки не поднял.
      И шагнул Гора-Человек.
      Уже второй шаг хотел сделать Атлант, выйдя из сада, когда раздался ему вдогонку шипящий, пронзительный крик Змея:
      -- Атлант, Атлант, пусть он держит небо -- не ты! В изумлении остановился титан. Обернулся плечами и лицом в сторону, откуда доносился крик.
      Торжество и коварство звучало в голосе Змея. Не таким знал Атлант Ладона, вечного титана Чудо-горы. Спросил:
      -- Тебя я слышу, Ладон?
      И еще громче, и резче, и злораднее повторил голос Змея:
      -- Пусть о н держит небо -- не т ы !
      С протянутыми перед собою каменными ладонями, на которых лежали три золотых яблока, стоял Небодержатель и медленнно вдумывался в слова Змея, повторяя их мыслью, как эхо: "Пусть о н держит небо -- не т ы !".
      Медленно, жерновом титановой правды, крепкой, как адамант, перемалывал Атлант в своем сердце слова Змея, что не он, Атлант, будет Небодержателем, а Геракл. Какие-то древние глыбы нерушимых заветов переворачивались в сердце титана, и под седым мхом высоко вздымалась полуокаменевшая грудь.
      "Пусть о н держит небо!"
      И, сам еще не постигая, что говорит его титановой мысли голос сердца, словно разрывая невидимые цепи, вдруг высоко поднял Атлант вольные руки к небу, роняя из разведенных ладоней золотые яблоки наземь, и, ликуя, воскликнул:
      -- Так пусть же о н держит небо!
      Не опуская рук, изогнув в пояснице века не сгибавшееся назад гранитоподобное тело, смотрел Атлант с запрокинутой головой на далекую померкшую дорогу Солнца, над которой замерцали Плеяды, и рассмеялся, как юноша.
      Ни Небо-Уран, ни праматерь Гея-Земля тысячелетия уже не слыхали, чтобы вновь на земле так юно смеялся древний титан.
      Не знала мысль мудрого Атланта от века хитрости. Прям был Атлант. Как омфалос, пуп земли, было крепко и верно его слово. И не знал он, что меж корней всего сущего, свисающих под тартаром в великую Бездну Вихрей, живет Эрида-Распря.
      Но вдруг постигла его титанова мысль, что он, титан Небодержатель, свободен и вернется в Счастливую Аркадию. И забыл Атлант, что уже нет там его Чудо-горы, что на месте Чудо-горы в глубоком котле кипят туманы. Обо всем позабыл счастливый Атлант.
      И тогда спросила правда титанова сердца титанову мысль:
      -- Где, Атлант, твое слово Гераклу? Кто твои ладони оторвал от небосвода? Кто хотя бы на день, на час освободил тебя, раба богов, от тяжести неба с богами? Обмануть хочет титан героя-освободителя? Чем же ты лучше богов? Такова ли правда титанов?
      И ответила сердцу мысль Атланта, Горы-Человека:
      -- Не прикованы руки Геракла к небу. Могут сбросить на землю небо с богами и разбить само небо. Свободен смертный Геракл.
      И тогда-то донесся опять из сада Гесперид голос Змея:
      -- Не щади убийцу титанов, титан! Он -- Истребитель.
      На земле, у ног Атланта, лежали три золотых яблока. Посмотрел на них Атлант, посмотрел на небо и увидел, что высоко на небо взошел звездный юноша Геспер. Потянулся за яблоками титан, но пригнулся и поднять их не мог. Так и стоял над ними Атлант с каменными, протянутыми вперед ладонями.
      И увидел Атлант, как принялась, врастая в почву, упавшая веточка с тремя яблоками. Стала расти и расти, сначала тонкой былинкой, а затем деревом с тремя золотыми яблоками на серебряной ножке. Видел, как все выше и выше растет дерево, как оно доросло до каменных ладоней титана, наклонилось над ними. Сами плоды легли ему на руки.
      Тогда зашагал Гора-Человек туда, к краю земли -- к Гераклу.
      Пробудились Геспериды-девоптицы в волшебном саду.
      Оглядели золотые плоды -- трех яблок недосчитались. В тревоге захлопали крыльями: стряслась беда, упустила яблоки стража. Не петь больше в саду ни им, ни Ладону. Станут немы Вечерние нимфы и стоголосый дракон. Нерушим закон правды чудес: кто не выполнит предназначения, тот утратит волшебную силу.
      И заплакали Геспериды в волшебном саду: почему молчит Змей? Чья вина? Где похититель?
      Тогда послышался голос Стража-дракона:
      -- Небодержатель Атлант унес три яблока для Геракла из Сада.
      Удивились Геспериды. Поднялись. Полетели за хозяином-похитителем, долетели до окраины сада. Видят: след Горы-Человека уходит от них к океану.
      Вернулись Геспериды, вечерние стражи, к яблоне Геи и запели печально, усыпляя дракона Ладона.
      Но беззвучен был голос Вечерних нимф, и открытыми оставались в вечернем мгле глаза дракона Ладона.
      Не Геракл стоит у края земли в пределах Атлантовых, -- небодержатель. Склонив голову, держит небо, как прежде, Атлант.
      Через горы и долы шагает к Тиринфу Геракл. За плечами героя лук и колчан; треплет ветер львиную шкуру. Дубинка в правой руке. В левой -- три яблока золотых.
      Что сказали друг другу при встрече и разлуке титан и герой?. Но не об этом поют Геспериды в волшебном саду. Поют они о скитаниях похищенных яблок.
      Молча подал Геракл три золотых яблока царю Тиринфа Эврисфею. Только в саду Гесперид, в далекой Гиперборее, созревали такие яблоки. Совершил свой подвиг Геракл. Отшатнулся в испуге царь Эврисфей от подарка Геракла. Не коснулся рукою яблок.
      -- Унеси! Нет, оставь их себе,-- сказал властитель Тиринфа.-- Ты принес мне запретный плод. Кто коснется этих яблок или вкусит их, тот отрешен от мира- -- жизни живой. Это яблоки смерти. Что ты сделал, отважный герой, слуга Эврисфея! Заслужил себе бессмертную смерть[10].
      Усмехнулся зло царь Эврисфей.
      Ничего не ответил Геракл. Вышел снова молча из Тиринфа на каменную дорогу. И в руке его чудно сияли три золотых яблока. Так дошел он до перепутья. Здесь предстала перед Гераклом Гера. Испытующе-грозно посмотрела богиня в глаза герою. И ей протянул Геракл золотые яблоки Гесперид.
      -- Не для смертных эти золотые плоды,-- сказал богине герой.-- Это яблоки из Сада богов. Верно, дарят они вкусившим вечную юность. Прими их в дар. Отнеси на Олимп.
      Отвела свою руку Гера. Отступила на шаг от Геракла. Сказала:
      -- Плод запретный яблоки Геи и для бессмертных. Какой бог небес против воли Геи-Земли их коснется или вкусит, тот навеки подвластен Аиду. Не вернется он к небожителям в мир живой жизни. Будет царствовать в мире мертвой жизни. Отнеси их обратно Гесперидам.-- И исчезла в лазури.
      Не любила Гера сына Зевса, Геракла, разрушителя мира титанов.
      Остался у перепутья герой и не знал, что ему делать с золотыми яблоками сада Гесперид, за которыми он шел на край света. Не нужны они живой жизни. А ведь труден путь к саду Гесперид.
      Хотел отдать Геракл золотые яблоки морю.
      Но выплыл из моря Нерей, и сказал бог-титан морской герою:
      -- Не бросай эти яблоки в море. Бросишь в море -- и уйдут навсегда нереиды на дно морское. Не будут волны играть и петь. И не будет в море морских див. Унеси, Геракл, эти золотые яблоки на Чудо-гору. Положи их на Чудо-горе и сам уйди.
      И ушел Нерей в свое море.
      Но не знал Геракл, где на свете та Чудо-гора.
      Хотел Геракл отдать золотые яблоки Гелию-Солнцу. Взошел он на высокую гору и крикнул Титану в небо:
      -- Возьми, Гелий, от меня золотые яблоки Солнца! Золотые они, как ты. Увези их на чаше-челне в солнечный град -- в Азию.
      Но ответил титан Гелий Гераклу:
      -- Были некогда они солнечными яблоками. Вкусивших одаряли они вечной юностью. Назывались они тогда молодильными. Но теперь они -- яблоки смерти. Не хочу, чтобы мои крылатые кони сбились с небесной дороги и зажгли пожар на весь мир. Не хочу я тонуть в водах озера Эридан: глубиною оно до самого тартара. Не хочу, чтобы юный Аполлон взошел на мою колесницу. Не коснусь я запретных плодов. Для титанов, низвергнутых в тартар, предназначила их праматерь Гея, чтобы, вкусив, могли они вернуть себе юность, войти радостно в живую жизнь. Отнеси эти яблоки в тартар.
      И полетели кони Солнца, поскакали дальше по небесной дороге.
      Решил Геракл отдать золотые яблоки обратно Гее-Земле. Находилась недалеко от перепутья древняя-предревняя пещера, где спящие слышат во сне голос Земли. И собрался было герой идти, как стал позади Геракла Сон-Гипнос Зашептал Сон-Гипнос Гераклу:
      -- Подожди здесь до ночи, Геракл. Положи эти яблоки рядом с собою. Ляг и усни.
      Лег герой и уснул.
      И приснились ему три Геспериды-девоптицы: прилетели они к Гераклу во сне из Гипербореи. Взяла каждая по золотому яблоку, засмеялась -- и вновь улетели Геспериды в пределы Атлантовы. Унесли с собой три золотых яблока.
      Проснулся Геракл, смотрит: нет рядом с ним золотых яблок. Сон унес их? Или Геспериды? Кто знает.
      Но держал их в руках Геракл. Держал Геракл и небо на одном плече. Доходил до столпов Заката. Переплывал океан на чаше-челне Гелия. Не забудут теперь герои дорогу в пределы Атлантовы -- туда, где сад Гесперид.
      Без помощи богов и награды совершил Геракл свой подвиг.
      Пойте снова в саду Гесперид, Вечерние нимфы! Вернулись золотые яблоки в древнюю Гиперборею. Кончилась служба Геракла.
      И герой зашагал к Артосу.
      СКАЗКА О МИРЕ МЕРТВОЙ ЖИЗНИ ЗА ОКЕАНОМ
      ПРОЛОГ
      На трех столпах небо. Глубоко в преисподней подножия столпов. На востоке небесный столп -- Кавказ. К скале Кавказа прикован титан Прометей. Срединный столп -- гора Этна. На глубине тартара, придавленный Этной, лежит стоголовый Тифоей. На западе столп -- титан Атлант. На плечах Атланта -скат неба.
      За небесными столпами крайняя грань земли. За ней океан -- Мировая река, обтекающая землю. Здесь пределы Атлантовы. Здесь мгла. К океану спускается по небесной дороге титан солнца Гелий, распрягает коней, купает их в водах и плывет с ними в золотой чаше-челне на восток, к солнечному граду Аэйе. У восточной грани земли обитает Эос-Заря.
      Позади небесных столпов, где пределы Атлантовы, там и поля Горгон -убежище Медузы и ее двух сестер. С ними и три Грайи-Старухи.
      За океаном лежат острова. Там пурпурный остров Заката -- Эрифия, где царит трехтелый великан Герион. Его пурпурных коров сторожит гигант Эвритион и двуглавый пес, бескрылый Орф.
      Герион -- титановой крови. Порожден Хрисаором, сыном Горгоны Медузы.
      Там остров Огйгия, где в изгнании живет титанида, дочь мятежного Атланта, кознодейка Калипсо. Ни боги Олимпа, ни люди не общаются с нею. Кого судьба занесет к Калипсо, для того нет возврата.
      Там остров Эйя. Кто на этот остров попал, тот не знает, где восток и где запад. На острове Эйя живет титанида-волшебница, солнечная нимфа Кирка-Цирцея, обращающая людей в Животных. Титан солнечный Гелий Кирке отец. Океанида Перса ей мать. Братом ей приходится Аэт, царь Азии, в чьих владениях солнечный дракон охранял в роще золотое руно. Все, что было, случилось, знает Кирка. Может даже стать невидимкой, как властитель преисподней Аид.
      Некогда в другой, радостной Огигии, где огигийские Фивы, обитала Калипсо, белокурая титанида. Некогда на Авзонском море, в Фессалии, жила солнечная Кирка. Но изгнали боги-олимпийцы Калипсо и Кирку, непокорных титанид, из Огигии и Авзонии на край земли, к океану, за пределы богов и людей.
      Там, близ острова Эйи, сад Гесперид. Говорят, будто сперва к Гесперидам привез сестру, солнечную Кирку, Аэт. Но не приняли солнечную нимфу Вечерние нимфы Заката. И достался ей остров Эйя в океане.
      Там, на океане, лежит голый остров -- остров Сирен. Была матерью им титанида Мнемосина-Память и отцом -- старейший титан, бог рек, рогатый Ахелой. Были некогда Сирены музами. Прославляли мир титанов и владык его -Крона и Рею.