А вечера принадлежали мне. Я и в гости ходил с Клавдией, и в театр. На воскресенье поехал в Дмитров к родителям и к брату. Читал им свою пьесу. Они вроде бы одобрили, но Владимир внес существенное замечание: раз это комедия, обязательно надо, чтобы музыка была и чтобы пели, а желательно и танцевали.
      Ездил я в Болшево к Дурылину, просидел у него весь вечер. К этому времени он уже не был чернобородым, как на портрете Нестерова. Я его увидел седеньким, с бородкой, с очками. Был он полный, пожалуй, рыхлый и очень похожий на священника (он сана никогда не снимал). Он глядел на меня ласково и доброжелательно. По своей деликатности он не сказал, что пьеса никуда не годится, только заметил, что она коротка, надо ввести больше действующих лиц да еще вставить побочную интригу. А сюжет одобрил, сказал, что конфликт муж хочет работать на строительстве, жена хочет оставаться в Москве - самый современный. Надо переделать, и тогда...
      Я уехал от него, окрыленный надеждами. Буду перекраивать пьесу, пока не добьюсь, что ее поставят. И где? В самом лучшем театре страны - в Малом театре. Ах, как я тогда был самонадеян!
      Забегая вперед, скажу, что шесть лет спустя, вернувшись с войны, я твердо решил стать писателем. Встретился с Дурылиным. Он мне обещал помогать.
      Продолжая работать геодезистом, я вставал не в шесть, а в четыре утра и садился за рукопись. Переделывал я ее несколько раз, носил и завлиту Малого театра, и самому Игорю Ильинскому. Но потом попала она в унылую пору теории бесконфликтности. А в 1954 году Сергей Николаевич скончался. И все полетело прахом. Восемь лет я мучился с пьесой, столько времени потерял зря, в конце концов рукопись сжег!
      6.
      Весной 1941 года мне удалось найти в деревне Погост другую, более просторную квартиру, в летней светелке пятистенного и пятиоконного дома, в патриархальной, старообрядческой семье - отец, мать, немощный старый родственник на печке, три взрослые дочери и четверо мальчиков сирот-приемышей. Во главе семьи стояла мать-хозяйка, всеми командовавшая, успевавшая управляться и с многочисленной скотиной, и с многочисленной семьей. Меня она жаловала как некурящего и как собеседника на божественные темы.
      Клавдия с сыновьями приехала в самый разлив Клязьмы, когда от окраины города и до деревни Погост пришлось нам километра полтора переправляться на лодке.
      Сосланная в Омскую область ее сестра Дуся Голочевская мне написала, что, если Гидропроект пришлет ей вызов для работы в Ковровской геологической партии, она сможет приехать ко мне. Я показал ее письмо Николаю Владимировичу, объяснил, что Дуся - жена врага народа, томится в сибирской глуши вместе с одиннадцатилетней дочкой, что она высококвалифицированный экономист и бухгалтер.
      Альшанский - порядочный человек - не побоялся хлопотать за неизвестную ему ошельмованную женщину. Но пока нужная бумага пересылалась из одного места в другое, прошло много времени. Дуся с дочкой Валечкой приехала только весной. Мы зажили все вместе в светелке, где не было печки, зато стояла прохлада.
      Она договорилась с Альшанским, что хочет месяц отдохнуть, прийти в себя после четырех лет изгнания, а потом уже оформится на работу в должности экономиста...
      Как-то приехал в Погост Федотов. Он сказал, что вышло постановление о строительстве на Клязьме и ее притоках еще четырех ГЭС. На одну из будущих площадок он собрался идти пешком, вместе с ним пошли наш геолог и я. Мы отправились за двадцать пять километров в село Усолье на реке Уводь, там переночевали. Это путешествие мне очень понравилось. Удалился от всего на свете, углубился в красоты природы. Я убедил Федотова, что мне нужно побывать на площадках и других будущих ГЭС.
      Так рабочим поездом я попал в Гороховец - чудный город на Клязьме с тремя монастырями, с храмами, с каменными домами, и все сплошь XVII века. На обратном пути мне повезло - я сел в совсем пустой дальний поезд и приехал еще засветло.
      Третья моя поездка была в Вязники. Побывав в деревне за четыре километра, где в будущем предполагалось перегородить Клязьму, я поспешил на вокзал, рассчитывая на тот дальний поезд. На вокзале толпилось множество народу, я узнал, что на Москву уже три дня как не ходят поезда. Что случилось? Оказывается, один за другим проходят на запад поезда с пушками, с танками, едут целые полки воинов. К ночи я уехал рабочим ковровским поездом.
      А на место будущей четвертой ГЭС, на реку Тезу, я попасть не успел. Внезапно все в нашей стране переменилось, все перемешалось - грянула война.
      Строительство Ковровской ГЭС было закрыто.
      Как же обрадовались наши геологи, что не придется ставить ГЭС на рыхлом известняке и на карстовых пустотах!
      Так и течет величаво и спокойно красавица Клязьма, и на тучных лугах ее поймы накашивают колхозы и совхозы многие копны сена.
      Всех вольнонаемных отправили на машинах на запад, на возведение и копку оборонительных рубежей, куда погнали зеков - не знаю. Моя жена Клавдия и моя свояченица Дуся остались, поступили на работу в колхоз. Дуся - счетоводом, Клавдия - кладовщиком. Всю войну жили они в соседнем с Погостом селе Любец, дети наши пошли в школу, после войны Клавдия с сыновьями вернулась в Москву, а Дуся еще четыре года проработала в любецком колхозе.
      Ну, а я всю войну пробыл в военно-строительном отряде, когда отступали - возводили оборонительные рубежи, когда начали наступать строили мосты и дороги. Я прошел большой путь от Сталинграда и до самого Берлина. Ранен я не был. Смерть мне глядела в глаза лишь украдкой, я уцелел, вернулся орденоносцем, но только пятнадцать лет спустя исполнилась моя мечта детства - я стал писателем, автором многих книг, и написал я эти свои записки. Ну, а воспоминания о войне будут продолжением, вторым томом, А пока я ставлю точку.
      Конец.
      Это список всех тех моих родственников не далее двоюродных братьев с 1893 по 1920 год рождения, которые либо погибли в лагерях, либо вернулись из лагерей:
      1. Лопухин Михаил Сергеевич - брат моей матери - расстрелян в 1918 году.
      2. Осоргин Георгий Михайлович - муж моей сестры Александры (Лины) расстрелян в 1929 году.
      3. Голицын Владимир Михайлович - мой старший брат - талантливый художник, за 1925-1941 годы проиллюстрировал около сорока книг, работал в журналах "Всемирный следопыт", "Пионер" и других. В ноябре 1941 года он был арестован в Дмитрове по доносу соседки, якобы ждал немцев. Но ему, хромому, с семью иждивенцами, было невозможно бежать, да и немцы Дмитров не взяли. 6 февраля 1943 года он умер от истощения в лагере города Свияжска. В 1974 году в здании Центрального Дома литераторов была открыта выставка его произведений, которые затем побывали в 48 городах и всюду пользовались большим успехом.
      4. Мейен Виктор Александрович - муж моей сестры Софьи. В ноябре 1941 года был арестован за якобы немецкую фамилию (его предки были голландцами), погиб в джезказганских лагерях.
      5. Перцов Валерий Николаевич - муж моей сестры Екатерины. В июле 1941 года он попал в московское ополчение, пропал без вести в ноябре того же года.
      6. Трубецкая Елизавета Владимировна - сестра моего отца. Осенью 1942 года была арестована в г. Талдом Московской области и вскоре в тюрьме умерла от сыпного тифа.
      7. Трубецкой Владимир Сергеевич, ее муж. В 1934 году был арестован в седьмой раз и отправлен в ссылку в Андижан, там был арестован в 1937 году восьмой раз и исчез.
      8. Трубецкой Григорий Владимирович - их сын, мой двоюродный брат. Был арестован в 1937 году в Узбекистане, содержался в лагерях Томской области, из-за хронической астмы не был на общих работах, в 1947 году вернулся, умер в 1975 году.
      9. Трубецкая Варвара Владимировна - их дочь, а моя двоюродная сестра. Восемнадцати лет была арестована в 1934 году, вместе с отцом сослана в Андижан, там в 1937 году была арестована вторично и исчезла.
      10. Трубецкая Александра Владимировна - их дочь, а моя двоюродная сестра. Девятнадцати лет была арестована в Андижане в 1937 году. Находилась в лагере на Урале, оттуда писала письма. Она участвовала в спектаклях труппы артистов-зеков. Режиссером у них был известный А. Дикий, сидевший недолго. Она скончалась от сердечной недостаточности в 1943 году в лагерях.
      11. Трубецкой Андрей Владимирович - их сын, а мой двоюродный брат. В начале войны был призван в армию, попал в плен, бежал, участвовал в партизанском движении, демобилизовался, в 1949 году был арестован, попал в джезказганские лагеря, вернулся в 1955 году, теперь доктор биологических наук, женился на моей племяннице Елене Владимировне Голицыной, у него четыре сына и дочь, умершая 23 лет.
      12. Голицын Александр Владимирович - сын моего дяди, а мой двоюродный брат. В 1934 гаду был арестован и сослан в Томск, там в 1937 году был арестован вторично и исчез.
      13. Голицына-Урусова Ольга Владимировна - моя двоюродная сестра. В 1937 году была арестована и исчезла.
      14. Урусов Петр Петрович - муж Ольги Владимировны Голицыной, в 1934 году был арестован и сослан в Павлодар, там в 1937 году был арестован вторично и исчез.
      15. Голицын Кирилл Николаевич - сын моего дяди, а мой двоюродный брат. В 1925 году был арестован, получил пять лет, содержался в Бутырской тюрьме. В 1929 году выпущен, получил минус 6, жил в Ясной Поляне, женился, вернулся в Москву, в августе 1941 года был арестован вторично, содержался в разных секретных "шарашках", вернулся в 1956 году, сейчас живет в Москве, пишет воспоминания.
      16. Бобринский Алексей Львович - мой двоюродный брат. В 1934 году он был арестован, содержался в воркутинских лагерях, потом был на войне, в 1949 году был арестован вторично, в 1956 году освобожден, умер в 1985 году. О нем много рассказывается в моих записках.
      Подвожу итоги: двенадцать моих родственников погибло, из них на войне только один - Валерий Перцов, четверо из лагерей вернулись.
      Этот скорбный список я мог бы продолжать и продолжать. О страшных судьбах более дальних родственников и некоторых знакомых рассказывается в этих записках, а о скольких погибших я знаю, но не упоминаю. Постараюсь найти свободное время и пространный, чуть ли не в сто человек, список представлю когда-нибудь в общество "Мемориал".
      Аминь.
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      Сергей Михайлович Голицын умер вечером 7 ноября 1989 года от обширного инфаркта. Еще утром, как и всегда, в течение пяти часов он работал. Он успел практически набело закончить свое самое большое произведение (свыше 1200 машинописных страниц) "Записки уцелевшего", которое писал более 10 лет. В последний месяц своей жизни он выделил из этого труда главы, посвященные детским дореволюционным годам (он родился 1(14) марта 1909 года. Эту часть намерено опубликовать издательство "Детская литература". Одна из переработанных глав этого периода - о детстве в селе Бучалки Епифанского уезда Тульской губернии - уже напечатана в журнале "Пионер" (июль 1989 года). Период 1917-1941 годов описан здесь.
      На войну отец был призван 3 июля 1941 года из деревни Погост под Ковровом во Владимирской области и был демобилизован лишь в конце 1946 года, прослужив всю войну в строительных частях. Он строил оборонительные укрепления, дороги, мосты, дошел до Берлина, восстанавливал потом разрушенную Варшаву, вокзал в Гомеле. Был награжден орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, медалями "За боевые заслуги", "За оборону Москвы" и др. С декабря 1946 года он стал работать инженером-геодезистом в Государственном проектном институте (ГПИ-1), выбирал и разбивал площади под строительство текстильных фабрик и комбинатов в Серпухове, Ташкенте, Гори, Ашхабаде, Душанбе, Херсоне, Камышине, Озерах. Уже года с 1947-го он возобновил попытки писать, в которых его поддержнвал друг нашей обширной семьи профессор, театровед, искусствовед и литературовед Сергей Николаевич Дурылин (1876-1954). С. Н. Дурылин играл активную роль в жизни русской культуры всей первой половины нашего века, был знаком с Л. Н. Толстым, А. М. Горьким, со всеми видными поэтами-символистами, художниками, артистами Москвы и Петербурга, преподавал русский язык царским дочерям, в 20-е годы получил - 6, жил в Киржаче Владимирской области, а с предвоенных лет - в Болшеве под Москвой.
      Первое, за что взялся отец,- это запись воспоминаний о войне по свежим следам. Нам, детям, он много рассказывал про войну, что, как я понимаю, помогало ему в работе над воспоминаниями. Она была завершена в 1949 году. Работал он вечерами в своих длительных командировках и по воскресеньям (суббота до 1960 года была у всех рабочим днем). Он всегда говорил, что пишет воспоминания для историков XXI, а то и XXII веков. Однако он успел дожить до времен, когда "Записки уцелевшего" были приняты к печати. Военные записки после некоторой подготовки также есть надежда издать. В конце 1940-х годов им была написана пьеса "Московская квартира", которую С. Н. Дурылин одобрял, помогал ее "проталкивать", но тщетно.
      В начале 1950-х годов отец стал готовить к переизданию "Хочу быть топографом", которая вышла в 1953 году, была переиздана в 1955 г., переведена на чешский, китайский, румынский, болгарский языки. С середины 50-х годов уже все свободное время отец тратил на литературные занятия. Даже отпуска он проводил то в пионерском лагере, то в школе-интернате, то в походе, непрерывно общаясь с детьми. Первой из книг, вышедшей в 1959 году, была "Сорок изыскателей", имевшая с тех пор отдельно и в сборниках около десятка переизданий. В 1959 году он решился оставить службу. Мы с братом уже окончили вузы, появились какие-то деньги за "Сорок изыскателей" (за переводы книг в то время автор ничего не получал), он заканчивал новую повесть "Полотняный городок" - все это давало возможность надеяться жить только литературным трудом.
      В 1960 году отец купил небольшой дом в селе Любец на берегу Клязьмы, где мы с матерью и теткой прожили с марта 1942 года, переехав туда из соседнего Погоста, по ноябрь 1945 года. Тридцать лет, или тридцать теплых сезонов, он вместе с матерью, прожил там, обычно с апреля по начало октября. Первую половину дня он всегда работал. Работалось ему там гораздо лучше, чем в Москве, где звонки, коммунальная квартира, в которой он прожил до 1975 года, не давали так хорошо сосредоточиться, как в Любце.
      Повести для среднего школьного возраста, написанные им в шестидесятые годы - "Полотняный городок", "Городок сорванцов", "Страшный крокозавр и его дети", наряду с вышеупомянутыми, по свидетельству библиотекарей, до сих пор пользуются большим спросом у детей и быстро изнашиваются, зачитываемые до дыр многими детьми. Последней повестью детского жанра была "Тайна старого Радуля" (1972), сюжет которой навеян его общением с пионерами окрестных лагерей, красотами и тайнами села Любец.
      С середины 60-х годов берется за новый жанр - беллетристического описания жизни и творчества художников, близких ему по духу и знакомых лично или через родственников. В 1967 году выходит книга о В. Д. Поленове "Солнечная палитра", а в 1977 году о В. А. Фаворском - "Слово о мудром мастере".
      Во второй половине шестидесятых годов он пишет книгу "Сказание о белых камнях" - повесть об истории и архитектуре Владимиро-Суздальской Руси XII-XIII веков, о Любце и об окрестных селах и деревнях, где многие деревянные дома являются настоящими памятниками народного зодчества. Эта книга впервые вышла в 1969 г. и выдержала четыре переиздания.
      В начале семидесятых он написал "Сказание о Земле Московской", книгу, похожую по замыслу на предыдущую, по истории жизни, уклада, ремесел, архитектуры и искусства Москвы от ее основания до 1480 года - года освобождения от татарского ига. Несмотря на многочисленные положительные рецензии, книгу издать не удалось ни тогда, ни в первой половине восьмидесятых. "Детям это ни к чему",- был стереотипный ответ в Детгизе. Однако в 1990 году это издательство все же выпускает "Сказание о Земле Московской" в хорошо иллюстрированном издании.
      В восьмидесятых годах С. М. Голицын выпустил четыре короткие исторические повести в издательстве "Малыш", хорошо иллюстрированные его племянником, заслуженным художником РСФСР В. В. Перцовым. Это "Сказание о Евпатии Коловрате" (1984 г., о борьбе с татаро-монгольским нашествием), "Ладьи плывут на север" (1985 г., о заселении Северо-Восточной Руси во второй половине XI века), "До самого синего Дона" (1986 г., о походе Владимира Мономаха против половцев в 1111 году), "Про бел-горюч камень" (1989 г., о строительстве церкви Покрова на Нерли).
      Живя в Любце, отец не только интенсивно и продуктивно работал, но с удовольствием занимался огородом, сбором и солением грибов, принимал множество гостей - "от диссидентов до прокуроров и корреспондентов", как он любил говорить в последние годы. Почти ежедневно к нему приходили отряды пионеров из трех крупных окрестных лагерей, расположенных по берегу Клязьмы. В одном из них он организовал с ребятами и вожатыми музей предметов народного быта, которым очень гордился. Экспонаты собирали дети по окрестным деревням, и сам он передал туда их заметное количество. Приходящим к нему пионерам он рассказывал истории из военного времени, из своего общения с детьми в походах, из истории Владимирщины. За сезон его посещало до полутора тысяч детей. Длительное время километрах в двух от Любца был палаточный лагерь несовершеннолетних правонарушителей, организованный Ковровским РОВД. Он регулярно ходил и к этим подросткам, беседуя с ними о жизни, об истории.
      С. М. Голицын много писал в областные организации о церкви в селе Любец, построенной в 1694 году, об истории села, добился внешней реставрации ее здания. В ее ограде он - по завещанию - и похоронен рядом с нашей матерью, умершей в Любце летом 1980 года. Церковь стоит на высоком бугре на берегу Клязьмы, и от нее открываются виды умиротворенной красоты на излучину реки и лес, на пойму, вдаль на десятки километров за реку. Отец насчитывал пять церквей за рекой, хотя все они были километров не менее чем за двадцать, и угадывались лишь в виде белых черточек у горизонта. Замечательной красоты вид открывался на саму церковь с излучины Клязьмы примерно в километре выше по ее течению. Он был счастлив тем, что жил в Любце, и был уверен, что это, вероятно, самое красивое место средней России. Описания Любца с фотографиями его домов и церкви можно найти в его "Сказании о белых камнях".
      Отец хорошо знал жителей всех домов Любца, с многими дружил, знал многих из соседних, более крупных деревень - Погоста и Белькова. Помогал им писать заявления и жалобы.
      Отец активно сотрудничал в ковровской районной газете "Знамя труда" и во владимирской областной газете "Призыв", часто там печатал заметки, очерки из местной жизни, отрывки из новых книг. В 1989 г. вышла его книга "Село Любец и его окрестности" из трех повестей и ряда очерков по истории села, его людей, промыслов в окрестных селах, истории разорения неперспективных деревень и попыток разумного ведения хозяйства. Летом и осенью 1989 г. он много хлопотал, чтобы детей из Могилевской и Гомельской областей, пострадавших после Чернобыля, вывозили на три (а не на один) месяца в пионерские лагеря других областей.
      Следует отметить еще два очерка о связях предков С. М. Голицына с Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым. Прабабушка Сергея Михайловича Анна Алексеевна Васильчикова в молодости в конце 1840-х годов была знакома с Федором Михайловичем. В 1859 г. Достоевский по возвращении из ссылки не мог жить в российских столицах (-2, по терминологии двадцатых годов нашего века) и выбрал для проживания Тверь. Анна Алексеевна в это время была женой тверского губернатора графа Павла Трофимовича Баранова, чьи родители и он сам были близки к царю Александру II. По их хлопотам через год проживания в Твери с Федора Михайловича сняли ограничение на места жительства. Их дочь, Александра Павловна Баранова, вышла в 1878 г. замуж за Сергея Алексеевича Лопухина, младшего сына друга Лермонтова, Алексея Александровича. Сергей Алексеевич был юристом. Он работал в Туле, его имение было недалеко от Ясной Поляны, и Лев Николаевич дружил с ним и со всем его большим семейством. Сергей Алексеевич подсказал Толстому сюжет "Живого трупа", консультировал его по юридическим и процессуальным вопросам романа "Воскресенье". В дневниках Толстого сохранился план произведения "Мать", прообразом героини должна была быть бабушка Сергея Михайловича - Александра Павловна. Журнал "Огонек" в 1977 (№ 52) и 1978 (№ 37) годах опубликовал сильно сокращенные очерки С. М. Голицына об этих малоизвестных сторонах жизни великих русских писателей. Яснополянский сборник за 1982 г. поместил статью отца "О неосуществленном замысле Л. Н. Толстого".
      Если первая половина жизни Сергея Михайловича Голицына была отмечена печатью постоянной угрозы его свободе и жизни, то вторая половина - это труд, постоянный писательский труд, направленный на воспитание чувства любви к Родине, к России, к ее культуре и искусству, жизненному укладу, на воспитание настоящих граждан Отчизны.
      Г. С. Голицын
      СПИСОК ОСНОВНЫХ КНИГ С. М. ГОЛИЦЫНА
      1. Хочу быть топографом. Издания 1936, 1953 и 1954 годов. Издана также на китайском и чешском языках.
      2. Сорок изыскателей. 1959 г. и еще 4 издания, последнее в 1989 г. Переведена на польский (3 издания), чешский, болгарский, румынский, словацкий, венгерский языки.
      3. Полотняный городок. 1961 г.
      4. За березовыми книгами. 1963 г. и еще 3 издания, последнее 1989 г.
      5. Городок сорванцов. 1963 г., 1974 г.
      6. Страшный крокозавр и его дети. 1965 г., 1974 г.
      7. Солнечная палитра. 1967 г.
      8. Сказание о белых камнях. 1969 г., 1980 г., 1987 г.
      9. Тайна Старого Радуля. 1972 г., 1987 г., 1989 г.
      10. Село Любец и его окрестности. 1989 г.
      11. Сказание о Земле Московской. 1990 г.