Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Страшный Крокозавр и его дети

ModernLib.Net / Сказки / Голицын Сергей Михайлович / Страшный Крокозавр и его дети - Чтение (стр. 5)
Автор: Голицын Сергей Михайлович
Жанр: Сказки

 

 


Нина Вьюшина подошла и стала долго и сбивчиво оправдываться, почему не смогла прийти – сперва ездила с мамой по магазинам, потом ходила в кино. Примерно то же самое и так же сбивчиво рассказали еще трое.

Наташа Ситова как ни в чем не бывало спросила Петра Владимировича:

– А вы принесли мне хорошие стихи, чтобы выступать в день рождения интерната?

– Принес не только стихи, а еще кое-что.

– Что же? – все навострили уши.

– Хотите, покажу?

Петр Владимирович повел любопытных в раздевалку для взрослых. Там у стенки стояла большая папка. Ее развернули, и все увидели цветные иллюстрации из «Огонька», из других журналов, репродукции известных картин.

– Петр Владимирович, пожалуйста, сейчас же пойдемте в класс развешивать. Ну пожалуйста.

– Позвольте, но с двух до четырех полагается гулять, – возразил он.

– Ничего, ничего, мы быстренько развесим, а потом побежим во двор.

И он уступил. Нельзя было не уступить. Ведь сегодня же день примирения! Гурьбой отправились они в учебный корпус, в свой класс.

Закипела работа, одни резали ножницами куски картона, другие приклеивали к картону картинки, третьи окантовывали их ленточками цветной бумаги, четвертые просто суетились и мешали.

Поперек стен в три ряда шли гладко оструганные деревянные планки. Игорь Ершов и Вася Крутов влезли на парты и стали приколачивать картинки к этим планкам.

Петр Владимирович стоил у окна и командовал:

– Этот угол опустить! Этот поднять!

Галя Крышечкина проявила кипучую деятельность. Она ведь только что побывала в Третьяковке, кто, кроме нее, знает лучше, какую картину куда вешать? Ома бегала от одних ребят к другим, вспрыгивала на парту, слетала вниз, приказывала перевешивать.

– А почему вы не на прогулке? – раздался вдруг ласковый голос.

Все были так увлечены, что не заметили, как вошла Валерия Михайловна. Петр Владимирович в этот момент взгромоздился на учительский стол.

Глядя сверху на черную пышную прическу Валерии Михайловны, он смущенно и торопливо ответил:

– Сейчас пойдут! – Его пальцы как бы невзначай дотронулись до виска. И он загремел зычным басом: – Ребята, слушать меня! Все, кроме Игоря и Аллы, немедленно из класса! Быстро во двор! И там чтобы полный порядок! Галя Крайнова, ты командуешь. Поняли меня?

– Поняли! – прозвенел дружный ответ.

И тут же их как ветром сдуло. О, они знали, Крокозавра подводить нельзя!

Валерия Михайловна никак не уходила.

– Алла, давай «Незнакомку»! Алла, давай «Трех богатырей»! Быстренько! Игорь, четыре прокладки и два гвоздя! – торопил сверху Петр Владимирович.

Он уже успел перепрыгнуть со стола на парту.

– А вы не боитесь, что во время уроков ваши воспитанники, – спросила Валерия Михайловна, – вместо того чтобы углубиться в учебники, будут вертеть головами?

– Голые стены – слишком унылое зрелище, – возразил Петр Владимирович и с еще большим азартом застучал молотком. С соседней стены отозвался молоток Игоря Ершова.

Валерия Михайловна молча вышла. А Петр Владимирович заколотил последний гвоздь, спрыгнул на пол и подошел к окну.

Сегодня выпал первый снег. Он лег на землю толстым нетронутым одеялом. В конце двора старшеклассники воздвигали снежного «космонавта». Дружно катали они большой белый валун размером со стол. Младшие толпились вокруг. А вот шестиклассники. Они сбились в кучку. Галя Крышечкина, взобравшись на лавочку, дирижировала, остальные пели. Что именно пели – отсюда не было слышно.

«Молодцы! Не подвели!» – усмехнулся про себя Петр Владимирович. Вместе с Игорем и Аллой он также поспешил во двор.

И вдруг ему стало так радостно от ослепляющей белизны снега, от ребячьих возгласов и улыбок…

– А ну давайте в снежки! – крикнул он и сам первый наклонился лепить снежный ком.

Тут же со всех сторон в него полетели белые шары. Крики, визг наполнили весь двор и сад. Светлана и две девушки-воспитательницы не выдержали и ринулись на подмогу. Помчались в атаку другие классы.

В снежных клубах с неистовыми криками носились ребята, прыгали, налетали, отступали, вновь устремлялись вперед…

Люба Райкова принялась было под диктовку подруги торопливо записывать фамилии самых буйных, но бросила, вскочила на лавочку и с любопытством начала наблюдать за всеми издали сквозь свои толстые очки.

Две пожилые воспитательницы топтались сзади; сперва они было призывали к порядку, но вскоре успокоились, убедившись, что, в сущности, никакой опасности нет. Глядя на залепленных снегом, ошалелых от веселья ребят, слушая их визги, раскаты смеха, они даже улыбались…

Петр Владимирович выпрямился. Светлана, румяная, задыхающаяся, с улыбкой одобрения смотрела на него.

– Сегодня вы покорили всех!

– Тем, что метко кидаю снежки?

– Наверное, со дня основания интерната никогда такой битвы не было! – крикнула Светлана, убегая.

Тут шальной снежок попал Петру Владимировичу прямо в лицо. Он нагнулся, запустил крепким комком убегавших девочек, погнался за ними и вдруг услышал предостерегающий возглас: Петр Владимирович! Галя Крышечкина стояла против него, держа руку на виске. Ее длинные, запушенные снегом ресницы учащенно моргали.

В ту же минуту стихли крики, смешки, битва сразу прекратилась. Все начали спешно стряхивать комья снега. Петр Владимирович оглянулся.

Валерия Михайловна, закутанная в меховую черную шубку, медленно приближалась по расчищенной от снега темной асфальтовой дорожке.

Все тут же рассыпались в разные стороны.


Перед ужином воспитатели собрались в кабинете директора на очередную «летучку». Валерия Михайловна сидела в кресле Веры Александровны и перебирала какие-то бумажки на столе.

Петр Владимирович ждал, что сейчас начнется неприятный разговор о снежной битве. Конечно, успели передать Валерии Михайловне, кто первый кинул снежок. Но нет, завуч ни разу даже не взглянула на него, разобрала два каких-то незначительных происшествия в старших классах и замолчала. Потом дрогнувшим голосом начала, ни на кого не глядя:

– Я просто не нахожу слов…

– А вы и не ищите. Не надо искать, – с мягкой усмешкой перебила ее Мария Петровна. – Все ясно, ну порезвились, ну пошвырялись снежками.

– Дети – еще понятно, но взрослые, притом педагоги. Один из них стал даже инициатором…

Петр Владимирович, не поднимая головы, скосил глаза направо, где, прижавшись одна к другой, сидели па диване девушки.

– А что, педагоги, тем более молодые, разве должны быть эдакими ходячими перпендикулярами? – Мария Петровна добродушно оглядела всех из-под очков. – В свободное от занятий время немного побаловались с ребятишками, ничего тут зазорного не вижу. Никто ни шишек, ни царапин не получил, только щеки мороз выкрасил. Я, признаться, позавидовала. Чуть-чуть бы – и в самое пекло кинулась.

Тут Светлана не удержалась и фыркнула в ладонь. Засмеялись и остальные девушки. Им ясно представилась совершенно невероятная картина: солидная Мария Петровна, придерживая рукой очки, пыхтя и отдуваясь, лезет в самую гущу потасовки, ее закидывают снежками, а она, расталкивая ребят, наступает.

Засмеялись пожилые педагоги. И даже Валерия Михайловна не могла сдержать улыбки.

И тотчас в директорском кабинете словно светлее стало.

– Ну довольно! – совсем другим, твердым голосом заговорила Мария Петровна. – Давайте перейдем к тому главному вопросу, из-за которого мы собрались.

Речь пошла о подготовке к дню рождения интерната. Валерия Михайловна объявила, что ожидается важное начальство, – поэтому надо показать себя во всем блеске.

Принялись обсуждать, каким будет концерт самодеятельности, как украсить большой зал, как навести порядок во всех помещениях.

Потом Светлана попросила слова и сказала:

– Я считаю, что рапортовать должен Дима Топорков, а не Люба Райкова, – щеки девушки от волнения то краснели, то бледнели.

Вопрос был принципиальным. Дима – председатель совета дружины, а Люба – председатель Совета Справедливых. Кому отдать предпочтение – пионерской организации или недавно созданному органу интернатского самоуправления?

Валерия Михайловна нервно скомкала бумажку и отбросила ее на край стола.

Мария Петровна, сидевшая рядом со Светланой, ласково положила руку на плечо девушки.

– Светочка, я тебя вдвое старше, в матери гожусь, – сказала она, и морщинки собрались в уголках ее глаз. – Брось ершиться, уступи.

– Мне кажется, что при всех случаях преимущество должно быть за пионерской организацией, – не удержался Петр Владимирович.

– Валерия Михайловна проводит интересный педагогический опыт, – возразила Мария Петровна, – а наше дело ей помогать, советовать, а может быть, и поправлять.

И все согласились: «Да, конечно, интересный опыт, поэтому пусть рапорт отдаст Люба Райкова».

А у Светланы глаза под опущенными ресницами наполнились слезами.

НЕВЕРОЯТНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ОДНОЙ ДЕВОЧКИ

После ужина Петр Владимирович вместе с Вовой Драчевым забрался в воспитательскую. Они занялись русским языком. Вдруг в дверь постучали. Вошла пожилая худощавая женщина. Это была Екатерина Семеновна – бывшая балерина, руководительница танцевального кружка.

– Я к вам с жалобой, – заговорила она.

– Что такое? – Петр Владимирович встал.

– В жизни не видела девчонки с таким самомнением.

– Да что случилось? Какая девчонка?

– Она только и делает, что ссорится со своим партнером, не желает помогать шить для него костюм, а сейчас мне нагрубила.

Петр Владимирович наконец понял: речь шла о Нине Вьюшиной. Он уже успел заметить, что она постоянно ссорилась со своим соседом по парте Васей Круговым, но ему казалось, что не стоит вмешиваться в эти пустяковые стычки. А тут добавилось недоразумение из-за какого-то костюма, да еще непростительная грубость.

– Отказываюсь репетировать, пока ваша доморощенная Уланова не извинится передо мной и не поможет мне сшить костюм для Крутова, – отрезала Екатерина Семеновна.

– А где сейчас Вьюшина?

– Не знаю, убежала куда-то.

– Вова, быстренько найди Нину и скажи ей, чтобы немедленно шла сюда, – сказал Петр Владимирович.

Расспрашивая Екатерину Семеновну, он узнал, что номера Нины и Васи были самыми выигрышными номерами; на конкурсе в день рождения интерната они вполне могли претендовать на первое место.

Петр Владимирович понял: борьба за первое место и интернате по самодеятельности воодушевит ребят.

А если так, надо немедленно призвать к порядку взбалмошную девчонку.

Вова вернулся и объявил, что Нины нигде не нашел.

Петр Владимирович сейчас же поднялся на четвертый этаж и увидел в спальне своих мальчиков, уткнувших носы в книги.

– Ребята, боевая задача! Вьюшина исчезла! Отыскать Вьюшину!

Искать? Все встрепенулись. Ого! Искать всегда увлекательно… И они тотчас же помчались в разные стороны, по всем четырем этажам обоих спальных корпусов, поскакали вверх по лестницам, вниз по лестницам…

Через пять минут прибежал Игорь Ершов и сказал, что в раздевалке обнаружено Нинино пальто и ботинки. Значит, она спряталась где-то тут. Не могла же удрать на мороз в одних тапочках и платье. Дежурная восьмиклассница, сидевшая у наружной двери, ее не видела. Но девочка не иголка, куда же она могла подеваться? Учебный корпус давно заперт, нужно искать в спальных корпусах. Побежали в подвал, где были раздевалки, на кухню, в столовую, в душевые, в медпункт, в спальни девочек, в спальни мальчиков, по всем туалетным…

Нина исчезла.

Петр Владимирович серьезно забеспокоился: уж не вздумала ли сумасшедшая девчонка выскочить в окно и убежать без теплой одежды? На улице сильно морозило. Вон какие белые папоротники выросли на оконных стеклах… Он сам бросился на поиски.

Вдруг раздался крик:

– Нашли! Нашли!

Под конвоем мальчиков Нина была доставлена к Петру Владимировичу.

– Где ты пропадала?

В прихожей перед кухней стояли громадные бидоны для молока. И Нина спряталась между ними. Она сидела там на корточках, накрывшись брезентом.

Куда девалось ее всегдашнее самонадеянное кокетство! Она стояла сгорбившись, растерянная, заплаканная…

Тут столпилось много зевак из других классов. Такие происшествия нельзя разбирать публично. Петр Владимирович повел Нину и Васю в воспитательскую и для поддержки позвал Галю Крайнову.

– Я не портниха! – со злыми слезами оправдывалась Нина. – Себе я платье сшила, а Ваське помогать буду! Васька противный, мне ногу отдавил на репетиции.

– Да я же нечаянно!

– Не буду ему шить ни мундира, ни штанов! Не хочу из-за него мучиться с иголкой! Пускай сам шьет! – Нина разрыдалась.

Но Петра Владимировича это не разжалобило.

– Ты скоро кончишь плакать?

Нина молчала.

– Да ты понимаешь, ведь день рождения интерната! – строгим тоном воспитательницы поучала ее Галя Крайнова.

– Дело идет о чести класса. Понимаешь ли ты, что мы должны завоевать первое место? – говорил Петр Владимирович.

– Понимаю, – чуть всхлипнула Нина.

– Тогда спокойненько расскажи по порядку – что, как и почему?

Нина молча вынула из кармашка платья зеркальце, тщательно вытерла платком слезы, расческой поправила челку и начала рассказывать.

Выяснилось, что изготовить костюм венгерского гусара очень трудно. Надо сшить красный мундир и синие рейтузы, по всей груди наложить поперечные золотые шнуры, расшить золотом рукава, да еще вдоль рейтуз пустить такой же кант. Екатерина Семеновна и попросила Нину помочь.

– А я ей зато сапожки дерматиновые склеил, – оправдывался Вася. – И на ноги больше наступать не буду.

– Вот что, – сказала Галя Крайнева, – все девочки возьмутся сшить для Васи и мундир и рейтузы со всякими золотыми украшениями.

Пришлось и Нине скрепя сердце пообещать попросить завтра прощения у Екатерины Семеновны.

Разговор по душам был окончен, однако все четверо вдруг остановились на пороге. Вася и Нина, перебивая круг друга, дали честное пионерское, что будут на репетициях во всем слушаться Екатерину Семеновну, а на концерте так спляшут, как никто никогда в интернате не плясал. И конечно, шестой «Б» займет первое место.

– Мы докажем, что настоящие изыскатели! – со всем весело воскликнула Нина.

Петр Владимирович был очень доволен такой концовкой.

ИЗ ДНЕВНИКА ГАЛИ КРАЙНОВОЙ

27 ноября

Наконец настал наш долгожданный праздник! Все уроки были отменены, а воспитатели явились в интернат с самого утра. Крокозавр пришел в темно-синем костюме в полосочку и галстук повязал шелковый, тоже темно-синий, с фиолетовыми крапинками.

Началась генеральная уборка во всех трех корпусах, в спортивном зале, в столовой. Нашему классу досталась лестница в учебном корпусе с первого по пятый этаж. Следовательно, сто пять ступенек, плюс лестничные площадки, плюс горшки с цветами, плюс картины на стенах и прочее должно быть безукоризненно чисто. И кончить необходимо к обеду.

Крокозавр сказал:

– Ребята, не подкачайте!

Тут поднялось нечто невообразимое: наши мальчики и девочки забегали то вверх по лестнице, то вниз. Они таскали ведра, протирали полы и стены. Вниз по ступенькам потекли настоящие водопады. Я начала тщательно перетирать сырой тряпочкой каждый листик на растениях. Крокозавр пиджак на стул повесил, брюки загнул и с мокрой шваброй взобрался на табуретку, чтобы протереть потолки. Он все нас торопил:

– Скорее, скорее, надо успеть еще переодеться!

Подошла эта надутая гусыня – Люба Райкова с «Журналом Чистоты» в руках и спросила Крокозавра:

– Какой у вашего класса процент готовности?

Он сверху на меня посмотрел и спросил:

– Галя, по-твоему, какой процент?

Я ответила, что понятия не имею, и вообще это не так просто подсчитать, ведь наши ребята на всех пяти этажах стараются.

Тут Крокозавр мне одним глазом подмигнул и крикнул Любе:

– Шестьдесят шесть и семь десятых!

Все, кто тут был поблизости, рассмеялись, а Люба очки на нос сдвинула, ничего не записала и ушла. Кажется, она серьезно обиделась.

В этот момент мы увидели, что по нашей мокрой щите медленно поднимается под руку с Кошечкой наша Вера Александровна. Мы, разумеется, моментально тряпки бросили, подбежали к ней, окружили ее, здороваемся. Наконец Вера Александровна выздоровела! Но почему она такая бледная, а губы стали какие-то серые? Одни глаза смотрят и по-прежнему ласково. Всех шестибешников Вера Александровна переглядела, многих успела спросить: «Как поживаешь? Как учишься?» Я не смогла к ней приблизься, а Галька Крышечкина – всегда вперед лезет – к самому ее плечу пристроилась, и Вера Александровна ей даже руку на голову положила.

Кошечке, видимо, обидно стало, что на нее никто не обращает внимания, а все обступили Веру Александровну. Она потихоньку шепнула Крокозавру:

– Скоро ли вы кончите?

Крокозавр – как всегда находчивый – сразу догадался, как ответить:

– Мы кончим на полчаса раньше срока.

Тут Кошечка сказала Вере Александровне:

– Дорогая моя, вам вредно долго стоять. Идемте в ваш кабинет, вы сядете, отдохнете. – И увела от нас Веру Александровну.

Когда мы закончили уборку, то позвали членов Сонета Справедливых – принимать работу. Любка Райкова все придиралась и за одной картиной пыль обнаружила; в результате мы получили четверку.

– Плевать на их отметки! – сказал Вася Крутов. Я с ним совершенно согласна, мы стараемся не ради отметок, а потому что любим свой интернат.

Затем мы отправились обедать, а после обеда вместо прогулки занялись протиркой полов и стен в коридорах и па лестницах спального корпуса. Кроме того, застилали кровати чистым бельем.

Наконец можно было идти получать парадную пионерскую форму. Девочкам выдали белые блузки и темно-синие юбки, а мальчикам – белые рубашки и темно-синие брюки.

И тут выяснилось, что брюки совсем измяты, а мальчикам нужно было еще новые занавески на окна повесить.

Тогда Крокозавр своим оглушительным голосом закричал на весь корпус:

– Девочки, выручайте. Складка должна быть отутюжена так, словно ее сверху донизу по линейке прочертили.

Ровно в четыре часа все отряды, нарядные и чистенькие, в алых галстуках направились в учебный корпус.

Вера Александровна поднялась по лестнице и повела за собой самых важных гостей. К ним присоединилась и Кошечка. Все они прошли на сцену и расположились за длинным столом, покрытым красной материей. Издали мне было плохо видно, какая именно девочка с ними села. Оказалось, Люба Райкова. Но почему нет в президиуме Димы Топоркова – нашего председателя совета дружины?

Как только оркестр заиграл торжественный марш, так один за другим цепочкой скорым шагом стали входить сперва октябрята, за ними пионеры. Ребята сели в зале на свои места.

Победно заиграл горн. Шепот тотчас же стих. Все встали. С алым бархатным знаменем в руках вышел Дима Топорков. Вообще он не является знаменосцем, но сегодня знамя доверили ему. Очевидно, считают его самым лучшим мальчиком в интернате. И я тоже так считаю. За Димой шагали два ассистента – девочки пятого класса с поднятыми правыми руками. Я очень люблю, когда несут наше пионерское знамя. Сразу радостно начинает биться сердце и дух захватывает.

Знамя внесли на сцену. Дима Топорков встал возле стола, поддерживая древко; обе девочки застыли справа и слева от знамени.

Люба Райкова отдала рапорт директору. Она была без своих толстых очков, следовательно, не видела ничего, а рапортовала звонко, не хуже Димы Топоркова

Когда все снова сели, Вера Александровна сделала два шага вперед и начала говорить. После речи директора выступали представители различных организаций. Нам всем очень хотелось, чтобы скорей началась самодеятельность. А взрослые удивительно скучно поздравляли. У меня даже глаза начали слезиться от нетерпения, и я едва сдерживала зевоту. Сзади ерзали па стульях, в третьем ряду зашептались, кто-то даже фыркнул.

Воспитательницы вставали, оглядывали зал, садились.

Наконец заиграл горн. Дима Топорков с двумя девочками вынес знамя. Взрослые сошли в зал.

На концерте все классы будут между собой соревноваться за лучший номер, за первую премию – вышитый золотом синий вымпел.

Члены жюри с блокнотами в руках заняли свои за отдельным столом. Я тоже входила в состав жюри.

– На тебя надеемся! – крикнула мне вдогонку Галя Крышечкина.

Но раз меня избрали судьей, я не могу поступать нечестно, однако предполагаю: Нина Вьюшина и Вася Крутов не подведут шестой «Б».

Председателем жюри была Кошечка.

Концерт начался. Описывать все выступления невозможно, поэтому расскажу лишь о номерах нашего класса.

Вышли, обнявшись, Галя Крышечкина и Алла Анохина. Они более или менее смешно продекламировали басню Михалкова. Но однажды Галя сбилась, и я вынуждена была за это поставить им четверку. А потом Светлана заиграла в очень быстром темпе румынский танец. Вылетела ярко разодетая Нина Вьюшина и понеслась по сцене, то взмахивая руками, то заплывая их за спину. Она изгибалась, опять выпрямилась и летела то вперед к зрителям, то по кругу. Мне казалось, что свои выкрутасы она выдумывала лишь сейчас. Куда хотела, туда ноги ее и несли. Широкая юбка, разноцветные ленты, голубой пояс развевались. Я едва поспевала за ней следить. В этот момент Нина, очевидно, забыла все на свете: зрителей, уроки, подруг, миму… Я на секунду оглянулась. Все смотрели только на нее.

– Ниночка, Ниночка, давай, давай! – болели за нее наши.

Нина убежала, а все в зале восторженно захлопали в ладоши.

Вышла Наташа Ситова. Она декламировала стихи на героическую тему, голос у нее низкий, прямо бархатный, и выразительный. Однако мне не понравилось, что она стоила совсем неподвижно, наподобие столба, сложив руки на животе. И все-таки я ей, не колеблясь, пятерку поставила.

Следующий номер.

Светлана заиграла венгерку. Ее пальцы запрыгали по клавишам. Выскочили на сцену Нина и Вася Крутой. Они сразу завертелись настолько быстро, что ни лиц, ни костюмов их не было видно. Передо мной кружились и мелькали лишь пестрые пятна и полоски – алые, зеленые, белые, синие, золотые. Танцоры то брались под руки, то отскакивали друг от друга, прихлопывали в ладоши, притопывали каблучками, опять неслись дальше… И вдруг со сцены раздалось… Я сперва подумала, что это мне послышалось… Нет, рядом Кошечка ахнула, мальчишки зафыркали. Это Нина со сцены выпалила: «Тюфяк!»

Какая злюка! Так взглянула на Васю, точно его проткнуть хотела. А через две секунды снова закружилась, топая малиновыми сапожками. Наконец кончился номер, и танцоры, тяжело дыша, стали кланяться. А мы принялись аплодировать, кричать: «Выю-ю-шина!» Между прочим, многие даже повскакали с мест.

Нина выходила и, наклонив голову набок, кланялась, Опять выходила, опять кланялась. Лицо у нее было сперва румяное, потом бледное; она то закрывала, то открывала глаза и улыбалась. По моему мнению, улыбалась от счастья. Мы хлопали в ладоши, топали ногами и все кричали: «Вью-ю-шина!» Кстати, Крокозавр тоже кричал своим страшным голосом.

Нине и Васе я, не раздумывая, поставила пять, да еще с плюсом.

Когда концерт кончился, мы – жюри во главе с Кошечкой – отправились на совещание в радиоузел.

Я считала, что первую премию обязательно должны получить Нина Вьюшина и Вася Крутов. И Дима Топорков сказал, что ему тоже больше всего понравился венгерский танец.

Шестеро из жюри поставили Нине Вьюшиной пятерки, а Кошечка и Люба Райкова – двойки. В чем дело?

Кошечка объяснила:

– Никогда в жизни не слышала, чтобы своего партнера на сцене оскорбляли. За это выговоры дают, а не премии.

Люба Райкова поправила свои толстые очки и сказала, что думает о Нине то же самое.

А я не удержалась и крикнула:

– Они танцевали, как в Большом театре, и даже еще лучше!

Дима Топорков сказал, что «дурак» вовсе не такое обидное слово, и выругалась Нина шепотом, никто, кроме жюри, не услышал.

Только теперь я сообразила, почему Кошечка так отрицательно отнеслась к Нине. Но ведь Нина-то крикнула Васе «тюфяк!», а так как члены жюри об этом слове и понятия не имеют, им послышалось «дурак!». Но не могла же я им объяснять, что значит «тюфяк» – тогда выдала бы нашу тайну изыскателей. И я вынуждена была промолчать.

Люба Райкова начала доказывать, что первую премию следует присудить пятому «Б».

Я не выдержала и сказала, что пятиклассники танцевали так, словно их за веревочки дергали. И Диме Топоркову они тоже совсем не понравились. В результате окончательного подсчета очков оказалось: Нина с Васей никаких премий не получат.

Мне стало настолько обидно, что я вскочила и выбежала из комнаты.

Нет никакого настроения писать об этом.

А Нина, когда узнала о решении жюри, начала реветь, как дошкольница. При этом она оправдывалась:

– Васька меня толкнул, и у меня это противное слово нечаянно выскочило.

Крокозавр сделал внушение Нине:

– Учти, опять тебе урок.

А Вася Крутов начал спорить, доказывал, что, наоборот, Нина его толкнула. И напоследок сказал:

– На кой мне этот синий флажок нужен? Что бы я с ним делал? Над кроватью, что ли, повесил?

Приписываю в тот же вечер перед отбоем.

Крокозавр нам сказал потрясающую новость: оказывается, Вера Александровна к нам на день рождения прощаться приезжала. Врачи самым категорическим образом предписали ей на два месяца отправиться в санаторий. Правда, недалеко – где-то в окрестностях Москвы. Теперь главной в интернате будет Кошечка. Посмотрим, как в дальнейшем пойдут дела.


Воскресенье, 30 ноября

Никуда сегодня не пошла из-за плохой погоды. Я все думаю о Крокозавре и хочу поделиться своими мыслями: с каждым днем я все больше убеждаюсь, что он совсем особенный, не похожий на других воспитателей. Мне кажется, в эпоху коммунизма все воспитатели будут именно такими.

С тех пор как он к нам пришел, жизнь у нас потекла по-другому. Особенно интересно то, что мы стали изыскателями, то есть людьми, которые все время хотят быть лучше. Мы совсем перестали ссориться между собой и даже с мальчиками.

Никто в интернате об изыскателях не знает. Эта таинственность, связанная с нашим почетным именем, очень нас всех сдружила. Каждый раз, когда случайно встретишься со своим шестибешником в коридоре, на лестнице, во дворе, то непременно обменяешься с ним загадочными взглядами и чуть приподнимешь правую руку. Это означает: «Я бы до виска дотронулась, да нельзя – другие догадаются».

Крокозавр ежедневно приходит в интернат перед обедом. Нам все время хочется быть с ним вместе, и я чувствую, и ему тоже хочется быть с нами.

Он приходит и сразу говорит: «Девочки, мальчики, здравствуйте. А я что принес!» Или: «А я что придумал!»

В прошлом году мы ненавидели прогулки. Варвара Ивановна нас заставляла по два часа мерзнуть. Бывало, мы, девочки, заберемся, спасаясь от ветра, куда-нибудь за угол дома и стоим, как тумбы, с красными носами.

А Крокозавр, как только выпал снег, достал лопаты, и мы в углу двора в течение трех дней строили снежную крепость с башнями, с зубчатыми стенами, а потом на две партии разделились и три дня одни штурмовали, другие оборонялись.

Только я потом слышала, как Кошечка, обнаружив, что мы являемся на самоподготовку в мокрой одежде и с мокрыми ногами, сделала замечание Крокозавру.

А однажды он предложил нам наперегонки дорожки от снега расчищать, какое звено первым расчистит.

С тех пор мы стали исполнять эти так называемые «работы по желанию» не для похвалы, не для отметок, а просто как обычное пионерское дело: то пол вымоем, то цветы пересадим, то с малышами посидим.


Понедельник, 1 декабря

Записываю перед отбоем. Сегодня Крокозавр явился и сказал: «Девочки, мальчики, я придумал новое дело, только это такая тайна, даже Светлане говорить не будем».

Он показал нам очень красивую таблицу, которую сам дома начертил. Мы прочли:

«Искать хорошие отметки», «Искать чистоту», «Искать хорошие пионерские дела».

Крокозавр нам объяснил: «справедливки» там пускай свои показатели выводят, какие хотят. А эта таблица принадлежит нам. И вместо отметок мы будем ставить цветными карандашами кружки. Красный кружок означает пятерку, синий – четверку, зеленый – тройку, черный – двойку. Фамилии лучших и худших должна вывешиваться в классе.

Чтобы никто нашу таблицу не знал, мы решили ее прятать под репродукцией «Три богатыря». Так она и будет называться – «Три богатыря».


Вторник, 2 декабря

Я сегодня впервые красные кружки ставила тем девочкам, которые утром помогали маленьким заплетать косички, а также кружки различных цветов в зависимости от полученных на уроках отметок. Галя Крышечкина тоже ставила за чистоту в классе и в спальнях. Кто хочет узнать, какого цвета кружок ты заработал, сперва оглянись, нет поблизости никого чужих, осторожно приподними «Богатырей», посмотри на таблицу и снова опусти листок.


Суббота, 6 декабря

У нас в классе дела пошли определенно лучше. И на большой таблице Совета Справедливых кривая успеваемости шестого «Б» поехала вверх. Вечером на совете дружины нас поздравляли, удивлялись, как мы сумели завоевать второе место.

А ведь это Крокозавр инициатор, он даже хочет нашего умственно отсталого Вову Драчева из двоечников вытащить, и тогда у нас будет стопроцентная успеваемость – кто бы это мог раньше предполагать?

Что же касается дисциплины, то тут у нас по-прежнему неудовлетворительно.

Кошечка издала строжайший приказ, который, по-моему, совершенно невозможно выполнить.

В помещениях запрещается де только кричать, но и громко разговаривать, бегать, прыгать, на переменах мы должны ходить медленно – вдвоем, втроем – и голоса ни в коем случае не повышать.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10