Гном стоял перед мальчиком Генерал был далеко, но приближался. Ворчун сунул руки за пазуху и схватился за пистолеты в тот самый миг, когда Фонарь прыгнул на него. Ему удалось вытащить один из них из кобуры и выстрелить, но пуля лишь смяла тыквенную голову, и тогда Фонарь налетел на него. Оба кувырком покатились по земле. Ворчун сильно ударился затылком и на миг утратил ориентацию.

Старина Шак располосовал его лицо, и из ран потекла кровь.

Кровотечение разозлило Ворчуна не на шутку.

Собрав все свои силы до последней капли, он всадил колено Фонарю в пах. Старина Шак ахнул, и Ворчун отшвырнул его. Фонарь полетел на землю рядом с пистолетом, который Ворчун сумел выхватить, но потом не удержал.

Второй все еще находился в кобуре, и теперь он вытащил его. Он выстрелил всего один раз и промахнулся. Шакал Фонарь не переставал двигаться, но теперь держался на расстоянии, опасаясь пистолета.

По его весу Ворчун понял, что он разряжен. И в миг этого осознания увидел, как в глазах старины Шака вспыхнул огонь. Фонарь прочитал это понимание на его лице.

– Ну-ка пристрели меня, – весело сказал старина Шак.

Теперь он снова приближался.

Целясь в Фонаря из бесполезного пистолета, Ворчун наклонился, чтобы поднять Натана. Одним могучим усилием он снова вскинул мальчика на плечо и почувствовал, как заныли царапины на лице, открываясь еще сильнее.

– Пристрели меня, – повторил Фонарь. – Или мне придется убить вас обоих.

Потом прорезанные в тыкве глаза расширились, и оба услышали тяжелую поступь приближающихся деревьев.

Ворчун улыбнулся.

Шакал Фонарь рассмеялся.

– Скажи честно, – спросил он. – Ты считаешь, что эти дряхлые стражи успеют добраться сюда вовремя, чтобы помочь тебе?

– Они не одни, – заметил гном.

На миг шакал Фонарь заколебался. Потом обернулся на шум надвигающихся стражей и увидел несущегося на него генерала Арахисовое Масло с занесенным мечом.

Когда старина Шак повернулся к нему спиной, Ворчун кинулся к реке Вверх.

Шакал Фонарь с рычанием набросился на Томаса. Арахисовое масло обнажило меч, словно ножны, когда он замахнулся им. Лапа Фонаря ободрала ему плечо, но Томас отсек ему другую. Хлынула кровь, и старина Шак с воем покатился по земле.

Он заскулил, пытаясь подняться на три лапы, потом встал на задние, решив передвигаться на двух ногах. Культю он прижимал к телу и угрожающе рычал, глядя на Томаса Огонек свечи в его тыквенной голове помаргивал.

– Тебе больше нет здесь места, – сказал ему Томас голосом, тягучим от арахисового масла, которое покрывало его горло изнутри.

Фыркнув от изумления, Фонарь поморщился, на его жутком лине появилась полуулыбка.

– Ты уничтожил Обманный лес для меня, – сказал он. – Ты насадил эти правила. Добро торжествует, а зло должно быть повержено. В жизни так не бывает. Только в сказках.

Свечка в тыквенном черепе снова моргнула и начала оплывать. Огонек побледнел в тени исполинской крепости.

Его глаза и рот плакали воском.

– Это все выдумка, Шак, – холодно произнес Томас – Моя. Твоя. Неважно. Существует лишь одно правило: все идет от души. Ты никогда этого не понимал.

С подбородка у него капал воск, и Фонарь пробормотал:

– Теперь ты Король леса.

– Нет, – сказал Томас, – этот титул принадлежит не мне.

С тяжелым сердцем Томас Рэнделл, генерал Арахисовое Масло, взмахнул мечом и рассек тыквенную голову старины Шака точно пополам, разрубив свечку на две части и погасив пламя.

Гнилая тыква распалась на две половинки, и обезглавленный шакалий труп мешком рухнул на землю.

Когда лесные стражи наконец-то нагнали его, Томас обернулся к ним спиной. Он смотрел на реку Вверх на том конце скалистого плато. Он заметил Ворчуна с Натаном на руках за миг до того, как гном бросился в бурлящую воду.

– Ворчун, подожди! – крикнул он.

Он бросился к реке, наискосок, пытаясь обогнать течение. На берегу он прибавил ходу. Снова и снова Томас выкрикивал имя сына. Наконец голова Ворчуна показалась над водой, и его глаза встретились с глазами Томаса.

Ворчун помахал рукой. А потом, все так же держа Натана в руках, гном исчез в водопаде. Томас как вкопанный остановился у обрыва и заглянул через край туда, где вода неслась вниз, в Туманное ничто.

У них все будет хорошо, он знал это. За этим туманом та часть Натана, которая была заперта здесь, в Обманном лесу, отыщет дорогу домой. Просто Томас хотел попрощаться.

Он смотрел вниз, в туман, и плакал.

Эмили безмолвно плакала, гладя Натана по голове. Его отец только что умер – санитары увезли его тело на каталке, – а Натан даже не знал об этом. Не мог знать.

В сердце у нее что-то занемело, там, где зарождалось горе, ведь она всегда любила Томаса, что бы ни произошло между ними.

Но горе подождет. Его затмевал страх, как бы то, что произошло с Томасом, не отняло у нее и Натана. У ее бывшего мужа случился обширный инфаркт, и доктора только разводили руками. На ровном месте. Никаких причин.

И она сидела, гладила головку сына и его милое личико и шептала ему, что он должен вернуться к ней.

И он услышал.

Натан Рэнделл забормотал что-то себе под нос. Его руки медленно поднялись к глазам, оторвали пластырь, которым их заклеили, чтобы не открывались.

– Боже правый, Натан! – вскрикнула Эмили, достаточно громко, чтобы услышала медсестра на посту в коридоре.

Ее малыш открыл свои голубые, как у Пола Ньюмена, глаза и посмотрел на нее серьезно и озабоченно.

– Мамочка, почему ты плачешь? – простодушно спросил Натан.

Эмили была не в силах ответить. Она могла лишь сжимать его в объятиях, раскачиваясь взад и вперед, и шепотом возносить бесчисленные благодарения тому, кто ответил на ее молитвы.

Примечания