Странно. Заменит его? Зачем его заменять? Он здесь, в телепередаче. Майкл растягивается на красном диване в клетчатых фланелевых пижамных брюках. Он не носит пижам с двенадцати лет, но, черт побери, разве они не удобны? Из телевизора доносятся раскаты смеха. Джонни вышел из образа Карнака и над чем-то посмеивается. Лицо у него багрово-красное. Майкл понятия не имеет, что это была за шутка, но все равно смеется. Карсон просто забавен. Это Карсон. Он похож на несносного дядюшку Джонни, который есть у каждого.

В темном углу за телевизором стоит Скутер и смотрит на него. Она в той же крестьянской кофточке. В тех же джинсах.

Майкл не хочет на нее смотреть. Он не отрывает глаз от телеэкрана. От Карсона. Дядюшки Джонни.

— А следующий, о Великий Карнак? — напоминает Эд Макмагон.

— М-м, гм-м, — мычит Карсон, гримасничая перед камерой, делая вид, что сконцентрирован на небольшом конверте, который прижимает ко лбу. «Я тебя люблю — доказательство в конверте — и обещаю, что не стану кончать тебе в рот».

Экран телевизора мерцает. В сегодняшнем «Вечернем шоу» — классическом, а не чисто развлекательном, которое придет ему на смену, — гаснут огни. Эд Макмагон снова смеется тем самым надрывным смехом, который кажется Майклу одновременно самым притворным и самым искренним на свете. Глаза артиста увлажняются, и он начинает их тереть, словно готов в любой момент разрыдаться от смеха.

Карнак разрывает конверт.

— Назовите три самые большие неправды — из тех, что мужчины говорят женщинам, — читает он карточку.

Майкл хмурится. Это не Карсон. Дядюшка Джонни мог быть этаким умником, позволяющим себе двусмысленности и рискованные, многозначительные взгляды, но… не это. Не грубость.

Его вдруг начинает мутить, и он сгибается пополам от рвотного позыва. У него что-то застряло в горле — какая-то мокрота, которую никак не проглотить, словно там… что? Словно там пальцы.

На экране съемочная площадка «Вечернего шоу» продолжает темнеть, но теперь камера отодвигается, и Майкл видит, что площадка имеет незаконченный вид. Стоят стол и стул, а на заднем плане виднеется дом. Громоздкий, несуразный дом с разбитыми окнами — жилище, где на протяжении полувека никто не удосужился сменить занавески, обои, ковры…

Что за чертовщина?

На голове Карсона по-прежнему тюрбан, но теперь Джонни в обычном костюме. Прочие части одеяния исчезли. Он подносит ко лбу очередной конверт.

— И каково твое следующее ошеломляющее откровение, о великий пророк? — громовым голосом вопрошает Макмагон.

— Сьюзен, — говорит Карнак, он же Карсон, он же дядюшка Джонни.

Он снова смотрит на телезрителей. Но не на всех. Только на Майкла. Двенадцатилетнего Майкла в пижаме. Взрослого Майкла, самым нелепым образом распростертого на неудобной раздвижной тахте из родительского дома.

— Ее зовут Сьюзен, болван. Она же тебе говорила, не помнишь разве? Прошептала тебе. Ее маленькая сестра Лили? Милли? Нет, Хилли — помню, имя было похоже на Джилли. Ты ведь тоже помнишь, правда? Хилли не могла произнести «Сьюзен», она всегда говорила «Скузен», и вот отсюда-то и произошло «Скутер». Иисусе. Проснись, идиот. Ты же обещал ее найти. Послушайся меня и сделай это. Быстро. Чертов лежебока.

Карсон не улыбается. И не гримасничает в камеру. Не ухмыляется. Старый добрый дядюшка Джонни, Карнак Великолепный, король ночи. Джонни Карсон вымотался.

— Проснись, Майкл. Иди ее искать. Эд Макмагон все смеется и смеется. Экран темнеет.

Майкл вздрагивает. Он поднимает взгляд и видит Скутер — Сьюзен, — стоящую за телевизором с кабелем в руке. Телевизор молчит. Картинка пропала.

Сьюзен.

— Какая Сьюзен? — спрашивает Майкл. — Что за Сьюзен?

Скутер шевелит губами. Имя. Может быть, фамилия. Но с губ ее не слетает ни звука, а Майкл не умеет читать по губам. Всего одно слово. Даже один слог. То самое имя.

Потерявшаяся девочка оглядывается по сторонам широко открытыми глазами. Глазами Скутер. Глазами Сьюзен. Майкл замечает выражение ужаса на лице этого маленького прелестного ангела, освещенного золотистым сиянием — единственным источником света во мраке этой комнаты. Его гостиной.

Но это ведь не гостиная? Старая раздвижная тахта родителей стояла в цокольном этаже их дома. Подвал. Гостиная. Он смотрит по сторонам и видит, что это ни то ни другое.

Продавленная красная тахта и телевизор с выдернутым шнуром стоят рядом со столом Джонни Карсона на съемочной площадке «Вечернего шоу» с украденным реквизитом, в глубине полуразрушенного, поскрипывающего старого дома. В темноте что-то шевелится.

Майкл чувствует аромат попкорна.

Он открыл глаза и с хрипом вдохнул воздух, как будто кто-то во время сна прижимал к его лицу подушку. Сердце Майкла сильно стучало, а тело сотрясала дрожь. По спине пробегал холодок, несмотря на струившийся по коже пот.

— О Господи, — прошептал он, раскачиваясь взад-вперед на диване, стоящем в гостиной.

Его гостиной. Его и Джилли. И вовсе это не продавленная тахта, а мягкий голубой плюшевый диван, который они купили в магазине «Мебель Джордана»

По телевизору две смазливые англичанки бессвязно наставляли третью, как надо одеваться, и к нему вернулась реальность. Был вечер среды. С тех пор как те серые уродливые существа напали в темноте на Джиллиан и трогали Майкла, прошло пять дней. Три дня они с Джиллиан не разговаривали. Майкл страшился посмотреть ей в глаза и не найти и следов той доброты, которой отличалась Джиллиан.

На сегодня ему был назначен визит к психиатру, доктору Ли, но он не собирался идти. После того, что произошло пять дней тому назад, ни один врач, психиатр или терапевт, не будет в состоянии ему помочь — в этом Майкл не сомневался.

Нет. Придется самому придумывать, что предпринять дальше. Если он будет в состоянии встать с дивана.

Этим вечером он переключился на «Би-би-си Америка» и быстро уснул. В гостиной было темно, если не считать странного голубоватого свечения от телевизора. Ему всегда казалось странным, что цвет этого свечения не меняется вместе с изменением цвета на экране. За окнами царила ночная тьма.

При взгляде на цифровое табло часов Майкл нахмурился. Было примерно без четверти десять. Поздно. В доме не горела ни одна лампочка. Он со стоном заставил себя встать и потянулся, хрустнув суставами. В голове роились всякие мысли. Он пересек комнату, нажал на выключатель, и комната озарилась светом полудюжины лампочек. До этого за окнами было видно ночное небо, а теперь, когда внутри все сияло, окна стали просто черными. Снаружи могла быть угольная шахта или нефтяной колодец, или конец света.

При включенном свете Майклу стало лучше. И он сразу проснулся. Разрозненные фрагменты его сна низвергались водопадом в глубины подсознания; он мысленно хватал их, не давая ускользнуть. Несмотря на эти попытки, большая часть исчезла. Там было что-то про Джонни Карсона.

И была девочка в темном углу за телевизором. Теперь тени исчезли, комната утопала в свете, но ему все равно не хотелось туда смотреть. Она все еще могла быть там — силуэтом, мерцающим цветовым пятном. Привидением.

Скутер.

— Нет, — поправил себя Майкл усталым хриплым голосом. — Сьюзен.

Он вздрогнул от звука собственного голоса, несмотря на то, что на «Би-би-си Америка» продолжали щебетать англичанки. Его голос эхом прозвучал в доме, и хотя доказательств у него не было, он ощутил внутри себя странное подтверждение тому, о чем догадывался с момента пробуждения.

Джиллиан не пришла домой.

Он за нее не тревожился. До событий, происшедших в ночь пятницы, он бы стал паниковать, думая, что с ней приключилось что-то ужасное. Лежит мертвая в канаве у обочины? Попала в дорожно-транспортное происшествие? Но сейчас… сейчас он ощущал лишь глубоко запрятанный ужас, резонирующий внутри.

— Джилли! — крикнул он в пустоту дома, услышав лишь эхо в ответ.

Эта определенность, сознание того, что ее здесь нет, приводили его в отчаяние. Но он все-таки понимал, что должен совершить все нужные шаги, должен это подтвердить, потому что невозможно пройти по жизни, подчиняясь только инстинктам.

Он поднялся по лестнице и проверил их спальню, включая по пути свет. Свободная комната была также пустой. Кабинет. Там никого не было. Никого нет дома, кроме Майкла и теней. Он начал спускаться по лестнице, но остановился на полпути и тяжело опустился на ступеньку, повесив голову.

«Найди девочку. Ты же обещал себе, что найдешь ее», — подумал он.

Все к этому и шло. Все вещи взаимосвязаны.

Майкл был прагматиком, по крайней мере, до недавнего времени. Можно было, конечно, объяснить события прошлой субботней ночи галлюциногенами, но ситуация вышла далеко за пределы такой версии. Привидение она или нет, но девочка его преследовала. Ей нужна была его помощь. Кто бы ни были эти серые уродливые женщины, но они не хотели, чтобы он вмешивался.

«Они хотят отпугнуть тебя, отогнать прочь. Из-за тебя они встревожены. А это значит, что ты можешь помочь, Майкл. Иначе они не стали бы обращать на тебя внимание».

Он пытался разыскать девочку, но вернулся ни с чем. Скорей всего, это и заставило их прийти за ним и Джилли. Но эти существа не понимали людей. Наверняка не понимали, что такое любовь и семейная жизнь. Если бы понимали, то уразумели бы, что, сделав такое с Джиллиан, они отняли у него то единственное в жизни, ради чего он готов пожертвовать всем остальным.

Майклу Дански больше нечего было терять.

Хватит валяться на диване. Происшедшее повергло его в шок. Но его сон все еще длился. Он не знал, замешаны ли в случившемся сверхъестественные силы — может быть, призрак девочки пытался каким-то образом затронуть его спящий разум — или с ним говорило его подсознание, но он понимал, что все взаимосвязано. Его жену не ограбили и не изнасиловали. В том, что с ней произошло, не поможет ни полиция, ни сыщики. Никто не собирается взывать к правосудию, чтобы наказать виновных в этом надругательстве.

«Дело за мной», — подумал он.

Майкл встал со ступеней и продолжал спускаться. Он будет ждать Джиллиан, если потребуется, всю ночь. А пока ждет, разложит карту, по которой искал старый дом, и посмотрит, остались ли еще какие-нибудь неисследованные боковые проезды. Должно же там что-то быть. Дом был. Майкл заходил в него. Дом был настоящий. Непонятно, как он мог пропустить улицу, но…

«Они не хотят, чтобы ты его нашел.

Разумеется, не хотят».

Он кивнул в подтверждение своих мыслей. Эти безобразные женщины в бесформенных пальто явно ненормальные. Он понятия не имел, на что еще они способны. Вполне возможно, что они сбивали его с пути во время поисков, нарочно запутывая. Завтра он будет более внимательным. Очень внимательным. Чего бы это ни стоило. Он их страшился. Его не оставляло чувство брезгливости при воспоминании о пальцах внутри горла, о том, что его голосом воспользовался кто-то другой, о том, как одно из этих существ запросто отшвырнуло его в сторону. Но разве у него был выбор?

В животе у него заурчало. Он с утра ничего не ел.

И снова он бросил взгляд на часы. «Где ты, Джилли?»

В ноздрях — или, скорее, в сознании, в отголосках сна — еще оставался запах попкорна Майкл пошел на кухню и принялся открывать и закрывать шкафы и холодильник. Едва ли он был в состоянии приготовить себе еду, но голод давал себя знать. Наткнувшись на коробку попкорна для приготовления в микроволновке, он был захвачен волной ностальгии. Однако не тот запах его преследовал. Его причудливые обонятельные галлюцинации были весьма специфичны. Он чувствовал запах старинного попкорна домашнего приготовления. «Но какого черта, — подумал он. — Почему бы не попробовать? Сейчас узнаем, как пахнет этот».

Майкл положил в микроволновку пакет с попкорном и запустил таймер. Послышалось жужжание, циферблат начал отщелкивать цифры в обратном порядке, к нулю. Несколько мгновений микроволновка, казалось, бездействовала, но вскоре раздался первый хлопок и вслед за ним — сразу несколько, а потом зазвучало равномерное стаккато, напоминающее маленький фейерверк в барабане.

Динь!

Даже после звонка зерна продолжали лопаться. В животе у Майкла громко урчало. Открыв дверцу микроволновки, он протянул руку за пухлым, переполненным пакетом. Рука его замерла за несколько дюймов от пакета. Пальцы обдало жаром.

На пакете виднелись жирные пятна, впитавшиеся изнутри. Но это были не беспорядочные полоски. Они образовывали рисунок.

Буквы. Фамилия.

Барнс.

Пока он смотрел на них, жирные полоски пропали, и имя смазалось. Но оно там было, Майкл не сомневался.

Протянув дрожащую руку, он захлопнул дверцу микроволновки. В стеклянной дверце увидел он свое отражение… и отражение маленькой потерявшейся девочки, стоявшей на кухне за его спиной.

Майкл с криком обернулся. Его мутило, сердце бешено колотилось о грудную клетку, словно хотело вырваться. Но девочка уже исчезла. В доме он был по-прежнему один.

Он медленно повернулся к микроволновке и открыл дверцу. Теперь масляные полосы на пакете были едва заметны. Но эта фамилия въелась ему в сознание. Потерявшаяся девочка делала все возможное, чтобы связаться с ним, но что-то ей мешало. Она была не свободна и не могла добраться до него. Каким-то образом он это чувствовал. Но все же ей это удалось. Удалось.

Барнс.

Сьюзен Барнс.

Джиллиан въехала на подъездную дорожку чуть раньше часа ночи и даже не попыталась поставить машину в гараж. Не настолько она была пьяна, чтобы не понять, что при въезде, скорее всего, поцарапает один или другой борт машины. Она чувствовала, как внизу живота у нее разливается приятное тепло. Губы казались пересохшими, и она облизывала их вновь и вновь. Сидя за рулем, она в какой-то момент сняла туфли, чтобы удобней было управлять машиной, и они лежали на сиденье рядом с ней. Теперь Джилли выбралась из машины, захлопнув дверь, а туфли остались внутри.

Замшевый пиджак не спасал от холода ноябрьской ночи, как и алкоголь, и она, дрожа, поспешила к двери. Холодные плитки аллеи обжигали ей босые ноги. Свежий ветер кружился вокруг ног, вздымая юбку. Джиллиан тихо мурлыкала себе под нос, вздрагивая от ласки прохладного ветерка.

Она не сразу поняла, что ключи зажаты у нее в ладони. Мысленно обругав их, словно они что-то замышляли против нее, она несколько раз потыкала ключом в дверь и наконец попала в замочную скважину и повернула ключ.

Когда она закрыла дверь, ключи остались в замке. Она это заметила, но в тот же миг позабыла. Теплый дурман, заполнивший голову, не смог затушевать жизненно необходимую информацию. Утром ей надо на работу. Пора ложиться спать.

Не снимая пиджака, она пошла наверх, для устойчивости держась за перила. Ладонь скользила по дереву с легким шорохом, и Джиллиан это нравилось.

Из спальни доносились невнятные голоса. На верхней площадке Джиллиан помедлила, нахмурив брови. Ее ноздри затрепетали. «Мать твою, — подумала она Чертов Майкл». В приоткрытую дверь был виден мерцающий свет от телевизора. Закатив в раздражении глаза, она пошла дальше.

Войдя в спальню, она застала Майкла бодрствующим. Он сидел, прислонясь к подушкам, и смотрел какой-то черно-белый фильм. Высокий мужчина спорил с коротким коренастым типом и блондинкой, у которой был мужской голос и фигура тюремной надзирательницы. У Майкла на животе лежала пластиковая миска с попкорном. Повсюду были разбросаны крошки. На простынях, на полу. Рядом, на ночной тумбочке — два пустых пакета для микроволновки.

Майкл перевел взгляд на жену, потом снова на экран телевизора.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — спросила Джиллиан, слегка покачнувшись.

— А как тебе кажется? — ответил Майкл.

Она вздрогнула Невероятно. Он здесь прохлаждается, устраивая себе пиршество из классного попкорна, а она работает весь день, чтобы выкупить чертову закладную. Великолепно.

— Ты закончил эскизы? — спросила она Майкл решительно не желал на нее смотреть. С такой ситуацией Джиллиан ни за что не собиралась мириться. Черт, кем он себя вообразил? Она передвинулась, закрыв собой экран. Несколько мгновений он продолжал смотреть прямо вперед, словно видел сквозь нее. Потом, с трудом сдерживая гнев, посмотрел ей в глаза.

— Ложись спать, — сказал он.

— Да пошел ты. Не смей со мной так разговаривать, — выпалила она, упершись рукой в бок. — Какого черта ты здесь делаешь весь день и полночи?

Он часто задышал, с трудом сдерживая слезы и кусая губы.

— Я? Что я делаю? Уже час ночи, Джилли. А ты что делала? Кроме спиртного, от тебя пахнет чем-то еще.

Она увидела, как его взгляд метнулся к ее ногам, а на лбу появились морщины, словно вид ее обнаженной плоти доставлял ему мучения. Ее муж был видным мужчиной. С тем особым мужским обаянием, которое заставляло ее трепетать. Он несколько дней не брился, но это лишь увеличивало его привлекательность.

Не сегодня.

Джиллиан с улыбкой извлекла из правого кармана замшевого пиджака колготки. Майкл весь сник прямо у нее на глазах.

— Порвались, — объяснила она.

В его глазах промелькнул проблеск надежды. Но тут она вынула из левого кармана трусики с бледно-лиловыми кружевами.

— А это… я сняла просто для смеха.

Майкл посмотрел на нее в упор. В мерцающем свете от телевизора ей было видно, как на шее у него ходит кадык, когда он несколько раз поспешно сглотнул. Майкл сжал зубы и медленно кивнул, словно на что-то решившись. И действительно, в тот момент выражение глаз у него изменилось. Джиллиан это заметила, но не имела ни малейшего понятия, чем это вызвано.

— Что они с тобой сделали, Джилли? Может, расскажешь? Ты хоть что-нибудь помнишь?

По ее лицу, помимо воли, расползлась медленная ухмылка.

— Какие именно подробности тебя интересуют?

На лице Майкла отразилось смущение, сменившееся затем удивлением и отвращением. Казалось, он потерял дар речи. Джиллиан это нравилось. Она кивнула в сторону телевизора, по которому показывали черно-белую комедию.

— А это еще что за дерьмо? Какого черта ты это смотришь?

Майкл оцепенел. Он уставился на нее широко открытыми глазами, словно видел впервые в жизни. Этот взгляд Джиллиан не понравился. Что-то в нем задело ее за живое, и не потому, что раздражало, как все остальное, — скорее, немного напугало.

— О чем ты говоришь?

Он вылез из кровати, рассыпав попкорн на пол, но едва ли обратил на это внимание и шагнул ей навстречу. Под его ногами захрустели крошки. Взгляд у него был какой-то дикий, и вообще он был похож на лунатика.

— Это… это шоу, — сказала она теперь уже неуверенно, застигнутая врасплох его реакцией.

Должно быть, так неожиданно на него подействовало откровение с засунутыми в карман трусиками. Судорожно вздохнув, Майкл выпрямился.

— Это шоу Дика Ван Дайка[10], Джилли. Разве не помнишь? Знаю, что ты его не видела с детства, но ты много раз мне говорила, что вы с отцом частенько его смотрели, когда ты была маленькой.

Ее охватило какое-то неприятное чувство.

— Никогда не видела этого раньше. Оно же черно-белое. Ты что — считаешь меня глупой? Это шоу слишком старое, чтобы я могла смотреть его в детстве.

— Повторный показ, Джиллиан, — сказал он, щуря глаза и склонив голову набок, чтобы лучше рассмотреть жену. — Как ты можешь этого не помнить?

Передернув плечами, она затолкала трусики и колготки обратно в карманы и, высвободившись из пиджака, бросила его на край кровати. Ей наскучила эта тема, и она не собиралась больше ее обсуждать и вообще иметь дело с Майклом.

— Продолжай, — прошептал он. Она повернулась к нему.

— Что? Что я должна продолжать? Перестань на меня так смотреть!

От мягкости Майкла не осталось и следа. Сумрачно и решительно протянул он руку к ее лицу. Джиллиан вздрогнула, когда он погладил ее по щеке. Ей хотелось дать ему пощечину, выцарапать глаза, но она сдержалась.

— О других вещах ты тоже позабыла?

— Не понимаю, о чем ты. Майкл опустил руку.

— Как зовут парня, с которым ты проводила время?

Она сердито нахмурилась.

— Энди Холлингс Он заставил меня сделать ему минет, и меня стошнило ему на колени.

Майкл передернулся от отвращения, но вскоре лицо его вновь приняло созерцательное выражение.

— Поговори со мной, Джиллиан. В радости и горе, помнишь? Ты позабыла и многое другое? Ты забыла шоу Дика Ван Дайка. Что еще? Я пытаюсь понять, почему ты так поступаешь… почему перестала быть собой. Я знаю, ты это тоже чувствуешь. Ну а вдруг с тобой что-то не так? Какой-нибудь химический дисбаланс или… или хуже того?

— Со мной? А как у тебя с головой, Майкл? Ведь это тебе являлись привидения.

— Джилли…

Она сделала неприличный жест, после чего повернулась спиной и расстегнула молнию на юбке. Юбка соскользнула на пол, выставляя на обозрение ее голый зад. Майкл вполголоса ругнулся, но не от восхищения. Джиллиан ухмыльнулась, упиваясь вкусом вина во рту и ощущением приятного жжения между ног.

Она попыталась расстегнуть блузку, но пальцы не слушались и никак не могли с этим справиться. Тогда она стащила блузку через голову и достала из шкафа чистую футболку. Когда она натянула футболку и повернулась к постели, Майкл загородил ей дорогу.

— Дай мне пройти, — огрызнулась она.

Но Майкл над чем-то размышлял — это было написано у него на лице.

— Не хочешь ответить или не можешь?

— Убирайся с дороги, Майкл.

— Кто был твоим учителем в первом классе?

— Майкл! — тихо, с угрозой, сказала она.

— А в пятом классе? Седьмом? Кто был твоим учителем в восьмом классе, Джиллиан? А в полной средней школе? Кто был вашим директором в средней школе?

Вся дрожа и злясь на себя за это, она попыталась оттолкнуть его. Майкл схватил ее за плечи.

— Рита Уэлч! Директора средней школы звали Рита Уэлч! — закричала она, неприятно пораженная визгливостью собственного голоса.

Майкл закрыл глаза и протяжно выдохнул. Потом, кивнув, вновь их открыл.

— Ладно. Хоть что-то. Ты помнишь, что мама подарила Ханне на восемь лет? Ты еще ей позавидовала.

— Конечно помню.

— И что же?

Нахмурившись и закатив глаза, она хотела отступить на шаг, но пошатнулась из-за подвернувшейся некстати ноги. Майкл поддержал Джиллиан, и она со злостью посмотрела на него, жалея, что чуть-чуть пьяна и из-за этого не может его переспорить.

— Ты не помнишь. Ты хоть что-нибудь помнишь? — Его голос поднялся до истерических ноток. — Ханну? Пляжный домик, который ваши родители всегда снимали на Кейп-Коде? Мальчика, с которым впервые поцеловалась? Как бегала за мороженщиком? Помнишь ту поездку с семьей во Флориду, когда тебе было десять?

— Разумеется помню, — сказала она, досадуя на то, что голос у нее дрожит.

Майкл отошел от нее на шаг.

— Ты ни разу в жизни не была во Флориде. Ни разу. — Он провел ладонями по лицу. — Господи, Джилли, что они наделали?

Тот же вопрос Майкл задавал и раньше, но на этот раз она не истолковала его неправильно. Вопрос совершенно не касался отсутствующих трусов или приятной дрожи внутри. Он был о чем-то другом. Но Джиллиан находилась в полном неведении относительно этого предмета.

И это ее пугало. А что, если у нее и вправду не в порядке голова? Опухоль мозга или что-то в этом роде?

— Джилли, пожалуйста, скажи мне. Какие твои самые ранние воспоминания?

Она по-прежнему дрожала, а теперь начала сильно трясти головой из стороны в сторону.

— Хватит, — сказала она. Перестань, Майкл. Оставь меня в покое! Прекрати эту чушь с психоанализом Я не могу… не хочу знать!

Слова вылетели у нее изо рта, прежде чем она успела сообразить. Она даже присвистнула от удивления. Потом с ней стала происходить какая-то перемена. Голова затряслась еще сильнее, зубы оскалились, и руки сжались в кулаки с такой яростью, что ногти до крови вонзились в ладони.

— Джилли…

— Не смей меня так называть, сукин сын! Джиллиан принялась колотить Майкла кулаками, обрушив на него град ударов. Она сильно врезала ему в челюсть правой рукой, едва не сломав себе суставы, но оно того стоило. Это было так классно, что ей захотелось повторить.

Майкл покачнулся, но Джиллиан продолжала нападать. Преследуя его, она изо всех сил молотила кулаками. Потом, быстро выбросив вперед левую руку, она попыталась оцарапать ему щеку, но он успел отскочить назад, и она задела его лишь слегка.

— А пошел ты! Убирайся из моего дома! Убирайся отсюда!

Джиллиан лягнула его, нацеливаясь в пах, но он отпрянул, и она попала ему в голень. Майкл зашипел от боли, отодвигаясь еще дальше назад. Через мгновение она припрет его к кровати, он упадет, и она его поимеет. Чертов придурок. Сукин сын. Какого хрена он о себе воображает?

— Какого хрена? Какого хрена? — повторяла она вновь и вновь, словно распевая псалом.

— Это и мой дом тоже. Я здесь живу, — сказал он.

Джиллиан плюнула ему в лицо.

От неожиданности Майкл оцепенел, она и сама как будто не ожидала от себя такого, но остановиться уже не могла.

— Убирайся к чертям из моего дома. И держись от меня подальше.

Он покачал головой с выражением полного отчаяния. По его щеке скатилась одинокая слеза. Заметив ее, Джиллиан ухмыльнулась, скривив губы.

— Слабак. Убирайся.

Скрестив руки на груди, она смотрела, как он натягивает голубые джинсы и свитер, бросает какие то вещи в сумку и уходит. Затем послышались его шаги на лестнице, и входная дверь захлопнулась. Из гаража донеслось гудение заводимого мотора; подойдя к окну, она смотрела, как он возится с машиной, которая была припаркована поперек подъездной дорожки.

Потом он уехал.

Джиллиан взяла пульт дистанционного управления, чтобы переключить канал, но вдруг замерла, уставившись на экран, где шло шоу Дика Ван Дайка. Она, как загипнотизированная, смотрела на актеров. Они казались до тошноты счастливыми и добрыми, хотя шутки вовсе не были смешными. Закадровый гогот зрителей не мог убедить ее в обратном. Где же тут очарование?

Она лежала на постели, продолжая испытывать томление — два парня в баре немилосердно ее оттрахали, и она сама упрашивала их, — и смотрела этот старый черно-белый реликт по телевизору. В глубине души у нее жило смутное сознание того, что чего-то не хватает и что отсутствие этого должно причинить ей боль. Но вообще ей было только скучно.

Скучно и холодно.

Через несколько секунд она забылась сном, который не тревожили ни сновидения, ни совесть.