Дом был совсем новым, Джандер впервые побывал в нем лет сто назад, и с тех пор вполне благополучно сохранился. Здание было построено из камня, деревянную дверь украшала богатая резьба, изображавшая Латандера Повелителя Зари. Бог представал прекрасным юношей в летящих одеждах, и за его спиной восходило солнце. Джандер поколебался и настойчиво постучал. Никто не ответил. Он нетерпеливо ударил в дверь снова. Над ним кто-то открыл ставень и, высунувшись из окна, посмотрел на него. Джандер не мог видеть говорившего, но раздавшийся голос был полон сонного спокойствия:
– Не нужно выламывать дверь, друг мой. Она открыта всем входящим. Заходи!
Джандер никоим образом не мог войти в святой дом, даже если его приглашали.
– Я не могу, – задрав голову, ответил он, – у меня слишком срочное дело. В приюте больные. Ты придешь?
Священник, не задумываясь, отвечал:
– Конечно. Подожди всего…
Джандер уже исчез, он мчался обратно к сумасшедшему дому. Священник явился через полчаса с разными травами и святыми символами. Джандер узнал в нем того молодого человека, разговор которого со стражником он подслушал тридцать лет назад. Теперь тому было за шестьдесят, но он по-прежнему был приятным мужчиной. Голова его побелела, но волосы были столь же густыми и длинными, как запомнил эльф, лицо, хотя и осунулось, так же было исполнено участия и доброты.
Джандер впустил его внутрь.
– Здесь, – сказал он священнику в розовых одеждах. – В углу. У нее жар.
Седовласый священник опустился на колени рядом с девушкой и принялся осторожно осматривать ее. Его карие глаза смотрели очень озабоченно.
– Сколько времени она в таком состоянии?
– Четыре дня.
– Почему меня не позвали раньше?
– Я не знаю.
Священник свирепо взглянул на него:
– Ты один из стражников – ты был должен…
– Нет, я не стражник. Я просто…, друг. Ты можешь помочь ей?
Священник, похоже, хотел сказать что-то еще, но, приглядевшись к выражению лица Джандера, сказал лишь:
– Я попробую.
Часы ползли еле-еле. Священник молился и пел псалмы, давал травы и кропил девушку святой водой – ничего не помогало. Наконец, уставший и разочарованный, он покачал головой и принялся складывать свои вещи.
– Мне вправду очень жаль. Она теперь в руках богов. Я сделал все что мог.
Джандер непонимающе замотал головой:
– Нет. Ты ведь священник. Ты должен что-то сделать.
– Я не Повелитель Зари, – возразил священник, горько улыбнувшись, – хотя ты можешь быть им. Всякий раз, когда я вижу солнечного эльфа, у меня перехватывает дыхание. Разве твой народ не ближе к богам, чем мы – простые смертные. Вы ведь так похожи на них.
– Я слышал это, – бросил Джандер, – но если бы я был богом, ты думаешь, я позволил бы ей умереть?
Священник не стал спорить, лишь с сожалением смотрел на эльфа:
– Эту болезнь я не могу вылечить. Я думаю, это колдовской недуг. Возможно, это как-то связано с ее прежним состоянием. Я попробую сделать больше, но тогда могу погубить ее.
Джандер никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Он смотрел на Анну, и глаза его наполняла боль.
– Колдовство, – прошептал он. – Будь проклято все колдовство.
– Пойдем, сын мой, – мягко сказал священник, положив руку Джандеру на плечо и подталкивая его к двери. – Ты сам можешь заболеть. Тебя уже знобит. Золотой вампир сбросил его ладонь:
– Нет, – сказал он, – я остаюсь.
– Но…
Джандер в упор посмотрел на старика серебряными глазами.
– Что ж, может, ты и прав, – промолвил священник, – я уверен, это облегчит ее страдания.
Он подошел к деревянной створке, распахнул ее.
– Господин! Священник остановился:
– Да, сын мой.
– Благодарю тебя. Священник горько улыбнулся:
– Я буду молиться за нее. И за тебя, – добавил он и ушел.
Оставшись один с безумной девушкой, Джандер опустился на пол рядом с ней – женщиной, за которой ухаживал тридцать лет. Жар не оставлял Анну и, хотя она была в сознании, она, очевидно, не узнавала его. Джандер прижался щекой к ее волосам и крепко сжал плечо девушки своей мертвенно-холодной рукой.
Он принял страшное решение, не задумываясь. Иного выбора у него не оставалось. Анна умирала, а Джандер не мог разлучиться с ней.
– Анна, любовь моя, – ласково произнес он, – если бы мы могли остаться вместе иначе…
Эльф провел ладонью по щеке, горячей, сухой и красной от ее живой крови. Не в силах дольше сдерживаться, Джандер поцеловал эту щеку. Мертвенно-холодные губы скользнули вниз к ее горлу и прижались к пульсирующей вене. То, что он пытался сделать, было очень опасно. И тут возникла знакомая сладкая боль во рту – появились его клыки, готовые пронзить нежную кожу и насыщаться. Быстро, прежде чем решимость могла покинуть его, Джандер глубоко погрузился в горло Анны – глубже, чем когда-либо. Кожа почти не сопротивлялась, и вот из нее уже потекла струя горячей влаги.
Анна вскрикнула и начала извиваться от боли. Хватка вампира была смертельной, она не могла и пошевелиться. Постепенно девушка успокоилась и вскоре затихла.
Джандер жадно пил теплую соленую жидкость, легко стекавшую ему в горло. Жизненная сила, которую несла эта влага, начала пульсировать по его телу, возвращая ему силы, возрождая чувства. Давно он не позволял себе такого пиршества – он почти уже забыл это возбуждение и тепло. Он чувствовал, как наслаждение захлестывает его. Он смутно ощутил, как начал меняться вкус жидкости – она становилась горькой и пустой. Он тут же прекратил высасывать кровь. Джандер чуть не зашел слишком далеко. Он почти высосал из нее всю влагу, охваченный жаждой. Быстро, поддерживая ее тело сильной рукой, он нанес глубокий порез на собственном горле длинным ногтем. Новая кровь – кровь Анны брызнула из раны. Джандер приподнял ее как куклу, прижал ртом к своему горлу.
– Пей, любовь моя, – хрипло прошептал он, – пей и будь со мной!
Она не двинулась. Внезапно перепугавшись, он ткнул ее в рану лицом.
– Анна, пей!
Она слабо попыталась оттолкнуть его, и он в ужасе заглянул ей в лицо. Она безмятежно улыбнулась – следы крови оставили на ее лице страшную маску. Теперь, когда она была почти при смерти, остатки прежнего здоровья вернулись к ней. Очевидно, возвратился и прежний рассудок – она сделала выбор. Она отказалась от вечной жизни, которую он ей предложил. Силы уже покинули ее, но она сумела все же поднять маленькую ладонь, дотронуться до его золотого лица, довольная и даже счастливая своим решением.
– Господи, – прошептала она, и слеза покатилась по ее посеревшей щеке. Ее восхитительные глаза закрылись навсегда, головка безвольно откинулась назад, упав на его дрожащую руку.
– Анна! – Конечно, Джандер знал, что она мертва, но все равно продолжал повторять:
– Анна?! Анна?!
Он пришел в себя лишь перед самым рассветом. Глаза его были закрыты, когда он вспомнил, где находится. Первым, на что он обратил внимание, была тишина. Ни шороха, ни дыхания не уловил его слух. Ни одного звука. Затем появился запах – горячий, медный привкус, который он знал так же хорошо, как и самого себя. Он лежал на холодном камне и попытался подняться. Лишь тогда он сообразил, что пробыл в беспамятстве несколько часов. Все еще не открывая серебряных глаз, Джандер провел розовым языком по губам, ощутил жидкость, от которой исходил этот медный вкус. Что он наделал? Он не хотел знать, но ему пришлось увидеть свои деяния. Медленно золотой волк открыл серебряные глаза.
Он не оставил в живых ни одной из несчастных узниц. Картина этой чудовищной резни казалась каким-то чудовищным карнавалом. Безумные женщины валялись, как разбросанные детьми куклы – некоторые на своих циновках, другие – на камнях: горла у всех были перерезаны, как будто все они пооткрывали вторые рты. Тут и там распростерлись тела стражников, которые сдуру пытались остановить эту мясорубку. Теперь вся камера была красной, а не бледно-серой, как раньше. Казалось, какой-то ребенок беспорядочно разбросал тела, а потом плескал на них пригоршнями малиновый сок.
Джандер глухо застонал. Вампир даже не помнил, как бросался на них. Раньше он часто убивал. Раньше случалось, что он убивал с удовольствием. Но он не знал, что, оказывается, способен на такую бойню. Люди, от которых теперь остались лишь изуродованные тела, не были его врагами. Они даже не были пищей, способной утолить его противоестественный, ужасный голод. Это было бессмысленное убийство, и та часть Джандера, что по-прежнему оставалась эльфом, которая любила свет, музыку и красоту, помертвела.
Ужас, кошмар от того, что он совершил, навалились на Джандера, как земля наваливается на крышку гроба. Убитые вампиром, они обречены стать вампирами. Он не был уверен, что эти убогие станут вампирами – он просто разорвал их на куски, подумал он с черным юмором, а не высосал их кровь. И все же от такой мысли может похолодеть любое сердце – сотня безумных вампиров на ночном берегу Меча.
Джандер перевел потрясенный взгляд на Анну. Тогда он изменил обличье, острые золотые челюсти волка превратились в туман, а потом приобрели обычные черты эльфа. Он обнял тело мертвой девушки, крепко сжимал его несколько минут. Потом нежно уложил труп на солому, постарался счистить с ее лица засохшую кровь. Джандер пытался сделать Анну равной себе, но она не стала пить его кровь. Когда она восстанет через несколько дней уже бессмертной, она окажется лишь слабым подобострастным вампиром – его рабыней. Такой она и останется навечно – рабы никогда не могут стать самостоятельными, пока существует их создатель.
– Ох, Анна, я никогда не хотел этого, – обреченно произнес он. – Смерть была бы лучше.
Вампир-эльф медленно встал, поглядел на трупы, пока взгляд его не наткнулся на то, что осталось от стражника. Он обыскал окровавленное тело, нащупал связку ключей, отпер тяжелую дверь и прошел во вторую большую камеру. Секунду он сомневался, правильно ли поступает, но все же сохранил свое намерение. Джандер вставил огромный ключ в замок, дважды повернул его и толкнул дверь. Большинство сумасшедших мужчин даже не заметили его, хотя некоторые тут же поползли через порог наружу. С криками эльф заметался по камере, размахивая руками, подгоняя узников навстречу свободе. Когда последний безумец покинул камеру, Джандер прошел по отдельным каморкам и отпер их все без исключения, заставив себя отбросить колебания. Теперь приют был пуст, в нем осталась лишь смерть. Вампир вернулся в женскую камеру и в последний раз опустился на колени перед Анной. Он позволил себе единственный прощальный поцелуй – подарок, которого она так боялась при жизни. Потом Джандер вынул факел, закрепленный на стене, и кинул его на солому, устилавшую пол. Огонь быстро разгорелся, но эльф остался еще несколько мгновений, испытывая сомнения.
Вся его жизнь оказалась сломанной. Был соблазн покончить с нею здесь, сгореть плотью вместе с Анной. Эта идея приходила к несчастному вампиру уже несколько раз за последние века, но всегда Джандер отвергал мысль о самоубийстве. Существуют вещи гораздо более страшные, чем вампиры, и Джандер, если умрет, станет таким же чудовищем. Повалил густой черный дым, и эльф поспешил выскочить наружу, на свежий, холодный ночной воздух. Он не хотел видеть, как горит тело Анны, но знал, что это единственный способ направить ее искалеченную душу к последнему приюту.
Джандер бесшумно направился на восток, поглубже надвинув капюшон. Стужа зимней ночи вовсе не пугала его. Прикосновение вампира холодно, если он не насытился, но сами бессмертные никогда не чувствуют холода. Пока он шагал по городским улицам к окраине, позади слышался нарастающий гомон, шум, в городе началась суматоха. Он надеялся, что помощь не придет раньше, чем тело Анны будет полностью уничтожено. Вампир-эльф покинул Уотердип и направился в лес, чтобы отдохнуть. Траву под ногами Джандера покрывала замерзшая роса, но серые сапоги ступали по-прежнему беззвучно. Голые высокие деревья смотрели неприветливо, но эльф прислонился спиной к корявому стволу и поднял глаза в небо. Полукруг луны уже побледнел, готовясь встретить розовый рассвет. У него было не больше получаса до той минуты, когда придется забиться в темноту своей норы.
Предрассветная красота не успокаивала, а наоборот, отталкивала потрясенного вампира. Он был бессмертен, у него не было надежды, что его примут где-либо, что кто-то будет ему рад. Даже Анна отказалась от той живой смерти, что он предложил ей. Тридцать лет она была его единственной надеждой, тем единственным, что придавало смысл его существованию. И вот теперь не осталось никого и ничего. У кого может вызвать хотя бы симпатию вампир?
– Не я выбрал такую жизнь! – крикнул Джандер в пустоту. – Я не заслужил этого! Разве я не страдаю?! Разве нет пощады таким как я?!
Ночь по-прежнему молчала. Она не отвечала ему. Он сжал кулаки.
– Анна! – завопил он, и голос его разнесся по лесу. – Он упал на колени. – Анна! – Он убил то, что любил больше всего. И теперь уже нет смысла доказывать, что он не хотел этого.
Может быть, промелькнула слабая мысль, ты освободил ее. Вампир ухватился за эту последнюю надежду. Он заставил себя вспомнить ее сонное помешательство, и тот гнев, что он направлял на самого себя, та ненависть к собственному бессмертию обратились теперь наружу. Она была красотой, скрашивавшей его жизнь, она была причиной и смыслом его жизни. Теперь у него появилась другая причина. Месть. Джандер теперь был почти уверен, что некто совершил с Анной что-то ужасное, послужившее причиной ее сумасшествия.
Это был грех больший, чем его собственный. Новая решимость наполнила его, он протянул руки к светлеющему небу.
– Услышьте меня, боги! Услышьте меня, силы мрака и боли! Если есть тот, кто заколдовал ее, я найду его. Я уничтожу его. Покарайте меня, если пожелаете, – мои руки запачканы. Но вы не сможете отнять мою месть!
За пять веков бессмертия и двести лет обычной жизни Джандер впервые говорил с таким страданием. Его ярость отравляла слова, и добрая чистая земля Торила сотрясалась от горечи его воплей. Но существовали и другие силы, гораздо более страшные, чем любые, доселе проявляющие себя в Ториле, и теперь они, как нектар, впитывали проклятия Джандера.
Уотердип был морским портом и потому привык к туманам. Но и годы спустя обитатели припортовых кварталов будут вспоминать вполголоса зловещий туман, внезапно сгустившийся в тот день перед самым рассветом. Он накатился с моря, как призрачный огромный корабль. Он был влажным и холодным, но в нем было и еще что-то зловещее. Те, кто уже был на ногах в этот ранний час, попрятались по домам или попадали на дно лодок, пока зловещее облако не прошло над ними. Те, кто еще спал в тот час, рассказывали, что привычные сны сменили неописуемые кошмары. Облако, как будто направляемое кем-то, прокатилось от порта по улицам, ведущим на запад. Оно постепенно миновало верфи, оставив после себя ослепительное утро. Яркое солнце вспыхнуло, как только пропали последние следы странного облака, а закат в тот вечер был особенно великолепен.
Джандер не увидел этого заката над Торилом, как не увидел и последовавшей ясной ночи. Когда накатился туман, он полностью пропал в нем. Его разум был так же затуманен горячими планами отмщения, как был укутан таинственным туманом лес, но вампир сохранил достаточно рассудка, чтобы понять – у него совсем мало времени, чтобы вернуться в пещеру.
Он обернулся летучей мышью и полетел в потайную нору, которую называл домом. Туман закрыл все вокруг. Однако летучие мыши могут ориентироваться по высоким звукам, которые отражаются от препятствий и могут быть уловлены чувствительными ушами. Джандер был удивлен тем, что шорох кожистых крыльев, которыми он взмахивал, не отдавался эхом. Он целеустремленно летел вперед, зло ругаясь про себя, когда в очередной раз казалось, что он потерялся в этом плотном сером облаке. Наконец, через пугающе долгие минуты, он услышал эхо. Джандер спланировал к земле и вновь превратился в эльфа. Туман начал рассеиваться. Он поднимался так же быстро, как и опустился. Открылась полностью изменившаяся земля, и Джандер не мог поверить собственным глазам.
С одной стороны, он вылетел на рассвете. Судя по положению луны, еще не было и полуночи. Эльф нахмурился. Луна тоже была не такой. Когда он видел ее в последний раз, она была полукругом, а теперь в небе сияла полная луна. Даже звезды были совсем не похожи на те созвездия, к которым он привык за века. Все было незнакомо.
Что происходит? На мгновение Джандер решил, что это последствия слишком долгих ночей, проведенных рядом с сумасшедшими. Возможно, он тоже потерял рассудок. Иначе как объяснить эти ощущения, что он больше не в Уотердипе. Судя по незнакомым звездам, он даже не в Ториле.
Он содрогнулся, хотя воздух благоухал и был напоен ароматами весны.
Колдовство.
Луна выскользнула из облачных берегов и вновь спряталась за ними, на несколько мгновений осветив новую, незнакомую Джандеру местность. Вместо схваченной заморозком травы эльф обнаружил под ногами дорогу вполне ухоженную, хотя было видно, что ездили по ней нечасто. Высокие темные деревья возвышались по обеим сторонам, нависали над вампиром. Это были яблони в полном цвету, они роняли лепестки на землю, когда ветер покачивал их ветви. Было заметно, что прямая дорога невдалеке спускается вниз. Джандер направился туда и вскоре оказался на краю обширной ложбины.
В долине лежало огромное кольцо плотного тумана. Сверху Джандер видел, что в середине этого круга расположилась деревня, а на севере дорога подходит к зловещего вида замку, как казалось, хищно нависшему над селением.
Скорбный вой разнесся в тишине, и его тут же подхватила добрая дюжина других волков. Звук становился все ближе. Стая волков не могла испугать Джандера. Он не был ликантропом, но знал, каково бегать на четырех лапах по холмам, когда запах добычи разрывает ноздри. Ему пришлось встретиться со зверями, не подчинившимися его приказам.
Вой становился все ближе. Джандер обернулся, уловил порыв ветра, втянул носом воздух, почувствовав резкий дикий запах. Стая спускалась с невысокого пригорка, и отражения лунного света сверкали в глазах зверей. Они были громадны – огромные контуры тени и мрака. Джандер встретился серебряными глазами с вожаком стаи. Волки и вампир мгновение оценивали друг друга. Вожак взглянул на остальных волков, потом вновь посмотрел на Джандера, пригнул голову, настороженно повел ушами.
Джандер был в замешательстве. Раньше мысленно отдаваемые им приказы выполнялись немедленно и беспрекословно. Джандер сузил глаза и постарался еще сильнее сконцентрироваться.
– Уходите прочь, – беззвучно сказал он им. Он ощущал их силу, угрозу, коварство, но они не трогались с места. – Прочь! – Наконец огромные звери развернулись и исчезли в темноте. – Счастливого пути, братья, – сказал Джандер.
Он снова остался один. Луна спряталась в тучу. С неестественной быстротой ночь стала неуловимо меняться. Белизна крон яблонь начала напоминать саван. Засохшая грязь дороги извивалась змеей. Давно уже лишенный солнца, Джандер жил в темноте и знал, что ему нечего бояться мрака.
И все же он ощутил дрожь, как будто кто-то коснулся его ледяными пальцами.
Однажды, когда он был еще эльфом, в чьих венах билась теплая кровь, он узнал этот ужас тени. Даже тогда он не испугался самого мрака, он боялся лишь того, что темнота скрывает от него. Теперь он сам был одним из таких наводящих ужас, притаившихся во тьме созданий. И все равно Джандера пугала странная ночь на этой странной земле. Сама земля под ногами была не такой, как всегда. Он назвал волков братьями, но это скорее он сделал по привычке, не ощущая родства с этими зверями. У этих волков не было ничего общего с ним. Он знал: если бы у него не хватило силы воли, чтобы отогнать их, они бросились бы на него и разорвали в клочья, ощущая лишь наслаждение. Волки в Фаэране за редким исключением были настоящими зверями, скитающимися под черными небесами лишь в поисках пищи и ничего иного. Но когда эти огромные косматые животные уставились на него сверху, они были наполнены лишь злобой. Он снова обратил внимание на лежавшую перед ним местность, рассматривая все свидетельства обитаемости этих мест, но не обнаружил ничего нового. Деревня, лежащая внизу, казалось, была в плену у этого кольца непонятного неестественного тумана. От мрачного замка исходили страх и опасность.
Джандер задумался. Он не представлял, где находится и как очутился здесь. Те, кто мог что-то объяснить ему, сейчас были в деревне и в замке. Эльф выбрал деревню, так как туда он скорее мог пробраться незамеченным. Внезапно он вспомнил о своей одежде, перепачканной кровью невинных жертв из приюта. Конечно же, он не мог показаться в деревне в таком виде.
Джандер взглянул вниз на свою тунику, чтобы осмотреть пятна. И столкнулся с новым потрясением, которое поднесла ему эта загадочная ночь. Его одежда была совершенно чистой. Кто бы или что бы не перенесло его сюда, оно позаботилось и о том, чтобы он свободно мог общаться с людьми из деревни.
Эльф криво улыбнулся. У него было совершенно непонятное ощущение, что за ним следят. «Что ж, кто бы ни наблюдал за мной, пусть знает, что меня не запугать», – решил он. Джандер сдернул капюшон и тряхнул золотыми волосами. Он поклялся отомстить, и если это произойдет здесь, то так тому и быть. Погрузившись в воспоминания об Анне, он уверенно зашагал по дороге к окруженному туманом селению.
Глава 3
Казалось, прошла вечность, прежде чем дом затих. Анастасия подтянула одеяло к подбородку, притворилась спящей и постаралась успокоить тяжело стучавшее сердце.
Лунный свет пробился в просторную, хорошо обставленную комнату через щель в ставнях, коснулся бледными лучами спящей сестры Анастасии. Лукавое личико Людмилы во сне было безмятежным, темные волосы разметались по подушке. Девочке было всего десять, и то, что она находилась в ее комнате, мешало семнадцатилетней Анастасии сделать то, чем она занималась последние несколько недель.
Анастасия пошевелилась, шелест простыней очень громко разнесся по тихой спальне, и девушка решила подождать еще. Когда наконец она перестала различать шорохи из спальни родителей и возню в комнатах слуг внизу, девушка соскользнула с кровати, одела самое простое платье – льняную блузку и прямую юбку. На столике у кровати она нащупала резинку и ею забрала волосы сзади, потом натянула ботинки. Ладони вспотели, когда она доставала из-под матраса длинную веревку, которую давно прятала там. Вдруг Людмила что-то забормотала во сне. Анастасия замерла, но девочка все-таки не проснулась. Девушка облегченно вздохнула. Надежно привязав один конец веревки к тяжелой кровати, Анастасия распахнула ставни, окно и как можно тише бросила веревку вниз. Глубоко вздохнула, быстро произнесла молитву, затем собралась с духом и начала спускаться.
Она надеялась, что Петя будет ждать ее, но, к ее разочарованию, его силуэт не выступил из тени. Анастасия тяжело дышала, оглядываясь по сторонам, лицо ее побледнело, она страшно нервничала. Ждать так близко от дома было опасно. Отцу может взбрести в голову подышать свежим воздухом, и он до смерти излупит ее, если поймает здесь. Она тут же представила его лысину, покрытую потом, трясущиеся жирные щеки: «Помни, кто ты есть! Ты – дочь бургомистра, а не какая-то шлюха!»
Нет, здесь оставаться нельзя. Анастасия решила больше не ждать. Она спешила по темным улицам, набросив черный плащ, чтобы ее не смогли узнать, если она с кем-то столкнется, хотя это было совсем маловероятно. Вряд ли кто-то теперь осмелится выходить ночью. Дочь бургомистра знала, что лунный свет может все испортить, но все же благодарила эти лучи, помогавшие видеть дорогу. Она сошла с мощеной улицы и, тяжело дыша, спотыкаясь пробежала по узкой тропинке к кругу камней на холме, где раньше встречала Петю.
Ночью все казалось крупнее. Каждое дерево становилось угрожающим великаном, за каждым камнем могла таиться опасность. Старики говорили, что были времена, когда в Баровии было так же безопасно в полночь, как и ясным днем. Почтенная Елена, например, часто рассказывала Анастасии – самым опасным ночью тогда было наступить в навозную кучу, которую прятала темнота.
Анастасия усмехнулась про себя, дошла до каменного кольца и опустилась на землю в тени скалы. Она вспомнила, как мать рассердилась тогда на Елену и прогнала Анастасию, но старуха в тот раз здорово ее насмешила. Улыбка на губах девушки померкла. Все то, о чем рассказывала Елена, ушло еще до рождения старухи.
Теперь ночь таила такое, о чем Анастасия не хотела даже и думать. Людей находили разорванными в клочья волками. Говорили о трупах, в которых не осталось крови. Люди роптали против Страда.
Граф Страд. Казалось, ветер прошептал это имя, звук заметался в верхушках деревьев. На землю, как призраки, беззвучно посыпались белые лепестки яблонь. Анастасия вздрогнула и плотнее закуталась в плащ. Она прислонилась к огромной скале и почувствовала, как эта твердая поверхность странным образом успокаивает ее. Поговаривали, что когда-то это место было священным, но теперь от него остался лишь этот каменный круг.
Анастасия постаралась думать о своем возлюбленном – цыгане. Их безнадежный тайный роман был опасным – и волнующим. Вистани всегда окружала тайна, и это притягивало Анастасию к юному развязному Пете. Его темные глаза были полны волшебства. Его касания были уверенными и опытными. Он ходил, говорил, вел себя так свободно и естественно, как Анастасия, с которой не спускал глаз отец, да и вся деревня, не могла и мечтать. Она думала, что, может быть, влюбилась не столько в Петю, сколько в эту цыганскую вольную жизнь.
Завыл волк, заставив ее позабыть об этих сладостных переживаниях. Сердце ее заколотилось быстрее.
– Скорее, Петя, – умоляюще прошептала она.
Волки, как говорили, были созданием Страда. Анастасия лишь однажды видела хозяина Баровии. Всего несколько дней тому назад, и этого одного раза было достаточно. Он присутствовал на ежегодном весеннем празднике, которым заправлял ее отец. Страд был сухопар и высок, вспомнила она, у него были аккуратно зачесанные черные волосы и глубоко посаженные темные глаза. На нем был безупречный костюм – черный с красной искрой, так что казалось, на ткани застыли капельки крови. Граф странно улыбнулся, когда бургомистр представил свою старшую дочь, и так оценивающе оглядел ее, что ей стало очень неловко. Когда он целовал ей руку, она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть – его губы были холодны как лед.
Одни говорили, что граф занимается колдовством. Другие шептали, что женщины, понравившиеся графу, бесследно исчезают.
Анастасия услышала какой-то новый звук в ночи, дрожащей рукой плотнее запахнула плащ и постаралась поплотнее прижаться к камню. Звук повторился – шаги, медленные и уверенные. Кто-то направлялся прямо к ней. Если бы хоть круг мог защитить ее. Тут же вспомнились все предупреждения отца о трупах, лишенных крови.
Чужая ладонь вдруг закрыла ей рот. Сердце Анастасии упало, она судорожно стала вырываться из рук напавшего. Она дралась и царапалась, страх придавал ей силы. Тут из облака вынырнула луна, и она обнаружила, что это всего лишь Петя. Он ухмылялся еще шире, чем обычно. Его лицо казалось побелевшим в лунном свете, ночь лишила цвета его яркие одежды и широкие красные шаровары.
– Ты, – выдохнула Анастасия.
Петя же помирал со смеха. Она кинулась на него, заколотила кулачками по его груди, и они вместе упали на землю. Анастасия все еще сопротивлялась, лицо ее раскраснелось от возмущения, и тут Петя подмял ее под себя.
Она подняла на него глаза, и весь ее гнев тут же пропал.
– Ты чертов, сумасшедший вистани! – выдавила она.
Он поднял брови, изобразив недоумение, а потом припал к ней и стал покрывать поцелуями. Анастасия возвращала ему поцелуи и вскоре, как в полусне, подумала, что ночь вовсе не так уж холодна.
Часом позже Петя неохотно распрощался с Анастасией, подождал, пока она проворно забралась по веревке обратно в свою спальню. Вздохнул, покачал головой. Нельзя сказать, что он любил эту девочку – дочь бургомистра. Конечно, она привлекала его, ему будет не хватать ее, когда табор вновь отправится в дорогу. Но она так же не вписывалась в его мир, как он не вмещался в рамки ее жизни. Бургомистр и слышать не захочет о том, что его дочь намерена выйти замуж за цыгана, да и табор вистани не позволит Пете ввести в их племя чужака. Ну и ладно. Такова жизнь. Он втянул ноздрями прохладный воздух и стряхнул всю меланхолию, как собака отряхивается от воды. Была весна, и на свете, кроме женщин, оставалась куча вещей, которые могли доставить удовольствие. Петя закинул за спину тяжелый холщовый мешок и бодрым шагом направился к «Волчьему Логову». Трактир, должно быть, уже полон завсегдатаев, ожидающих, когда Петя придет и станет их веселить.
«Волчье Логово» не было особо веселым местом и в лучшие времена. Это было побеленное трехэтажное здание, и его стены снаружи ярко были расписаны цветочками и листьями. Эти веселые краски, однако, были использованы для пущего контраста с темным нутром трактира. Там всегда было слишком мало света и пивная сохраняла вечный полумрак. От огня, полыхавшего в камине, почти не было света, да и тепла тоже немного. Дела хозяина трактира шли кое-как, потому что слишком немногие осмеливались теперь выходить из дома после заката, да и эти посетители заглядывали нечасто. Сам трактирщик был угрюм, худобой и ростом сильно отличался от приземистых, коренастых жителей селения. Он, однако, был довольно любезен с теми, кого знал, ко всем чужакам же относился с подозрением, хотя все же принимал от них деньги, если, конечно, был уверен в монете.
Если бы Петя немного лучше разбирался в людях, он уловил бы какую-то нехорошую перемену в людях, собравшихся в пивной, когда он вошел бодрым шагом в зал, беззаботно посвистывая. Если бы он был хотя бы несколькими годами старше своих семнадцати, он бы из приличия задержался там на несколько минут и поскорее бы убрался под защиту родного табора. Но он был молод и слишком самоуверен.
Вистани слишком выделялся здесь – сверкающий яркий лис среди стаи темных мохнатых псов. Он хлопнул одного из посетителей по спине, приветствовал другого, бросил монету на стойку перед нахмурившимся трактирщиком.