WarCraft (№2) - Повелитель кланов

Повелитель кланов

(WarCraft-2)

Эта книга посвящается «святой троице»: Люсьен Дайвер, Джессике МакДживни и Крису Мецену с признательностью за активную поддержку и неколебимую веру в мою работу

Пролог

Они пришли, когда Гул'дан позвал их, тех, кто по собственной воле продал свои души Тьме. Когда-то они, как и Гул'дан, глубоко постигли мир духов. Когда-то их занимала природа и место орков в ней, и они учились у зверей в лесах и полях, у птиц в небесах, у рыб в реках и океанах. И сами были частью этого круговорота, не больше и не меньше.

Но не теперь.

Шаманы в прошлом, ныне колдуны, они вкусили лишь малую толику силы, и была она сладкой и дразнящей, подобно капле мёда на кончике языка. И каждый день их усердие вознаграждалось все большей силой. Гул'дан учился у мастера Нер'зула до тех пор, пока не превзошёл учителя. Несмотря на то, что именно благодаря Нер'зулу Орда стала мощной и неудержимой, словно гигантская волна, несущая разрушения, у него не хватило мужества пойти дальше. Слабым местом Нер'зула было благородство, всегда присущее его народу. Гул'дан такими слабостями не обладал.

Со временем Орда уничтожила все живое в этом мире. Но как удовлетворить бурлящую жажду крови? И орки подняли боевые топоры друг против друга, клан уничтожал клан в отчаянном стремлении утолить жестокие страсти, клокотавшие в их сердцах. Именно Гул'дан обнаружил новую цель, которая утолит кровавую жажду, обуревавшую Орду. Скоро они отправятся в новый мир, полный ни о чём не подозревающей, а потому лёгкой добычи. Жажда крови затмевала оркам разум, и буйная, неуправляемая Орда нуждалась в мудром вожде. И именно Гул'дан возьмёт на себя ответственность за будущее соплеменников.

Гул'дан кивнул им, когда они вошли. Его маленькие, налитые кровью глазки не упускали ни единой мелочи. Один за другим эти орки пришли на зов, как презренные животные к хозяину. К нему.

Гости расселись за круглым столом. Это были те, кого боялись, ненавидели и почитали больше всех среди орочьих кланов. Одни были отвратительны на вид, ибо заплатили за тёмное знание не только своими душами. Другие сохранили внешнюю привлекательность, и их здоровые мощные тела бугрились мускулами, туго обтянутыми гладкой зелёной кожей. Такова была их цена в сделке с Тьмой. И все они были коварны, безжалостны и готовы на всё ради силы.

Но никто из них не мог сравниться с Гул'даном в беспощадности.

— Мы, те немногие, что собрались здесь, — скрежещущим голосом начал Гул'дан, — самые могучие представители наших кланов. Мы познали силу. Знаем, как раздобыть её, как использовать и как добыть ещё. Кое-кто уже начал высказываться против нас. Одни желают вернуться к своим корням, другим надоело убивать беззащитных младенцев. — Его толстые зелёные губы скривились в презрительной усмешке. — Вот что происходит, когда орки расслабляются и теряют свой боевой дух.

— Но Великий, — возразил один из колдунов. — Мы перебили всех драэнэй. Что ещё можно уничтожить в этом мире?

Толстые губы Гул'дана растянулись в улыбке, обнажив огромные острые клыки.

— Ты прав, здесь никого не осталось, — согласился он. — Но нас ждут другие миры.

Он поведал им о своём замысле. С каждым его словом глаза сидящих все ярче сверкали адским огнём. Да, все правильно. Он создаст самую могущественную организацию за всю историю орков и во главе её отправится завоёвывать новый мир.

— И мы заставим всю Орду плясать под нашу дудку, — заключил он. — Каждый из нас обладает большим влиянием. Но орки слишком горды, поэтому никто из них не должен знать, что является орудием в наших руках. Пусть каждый думает, что машет боевым топором, потому что сам этого хочет. Мы будем действовать тайно. Мы те, кто скрывается в тени, власть невидимая и потому ещё более могущественная. Мы — Совет Тени, и да не узнает никто о нашей силе.

И всё же придёт день, и об этом узнают.

1

«Даже животные мёрзнут в такую ночь, как эта, — подумал Дуротан и рассеянно почесал за ухом своего лохматого друга. Острозуб одобрительно рыкнул и придвинулся поближе. Волк и вождь орков молча наблюдали, как за сводами пещеры тихо падают белые снежинки.

Когда-то Дуротан, вождь клана Снежного Волка, жил в более благодатном краю. Он размахивал топором среди буйной зелени, прищуривая маленькие глазки от яркого солнечного света и брызг горячей человеческой крови. Когда-то его народ был един. Плечом к плечу сражались они, и зелёная волна смерти катилась по склонам холмов, стремительно поглощая человеческое племя. Вместе они пировали у костров, отмечая очередную кровавую победу, в то время как их дети дремали у огня, повторяя во сне подвиги отцов.

Но теперь жалкая горстка орков клана Снежного Волка прозябала в холодных Алтеракских горах чужого мира. Единственными их друзьями были эти огромные белые волки. Они ничуть не напоминали тех гигантских чёрных волков, которых когда-то приручил народ Дуротана. Но волк всегда остаётся волком, какого бы цвета ни был его мех. Терпеливые орки подчинили своей воле и этих зверей. Теперь орк и волк вместе охотились и согревали друг друга бесконечными снежными ночами.

Тихий гнусавый звук, донёсшийся из глубины пещеры, заставил Дуротана обернуться. Его грубое, изрезанное морщинами лицо, на которое наложили свой отпечаток злобный нрав и бурная жизнь, смягчилось. Это заплакал его маленький сын, который получит имя только в особый День Наречения Имени, назначенный в этом цикле.

Оставив Острозуба наблюдать за снегопадом, Дуротан поднялся и, тяжело ступая, направился в глубь пещеры. Драка кормила ребёнка и только что отняла его от груди, именно поэтому он и захныкал. Дуротан наблюдал, как черным, острым словно бритва ногтем Драка сделала у себя на груди, у самого соска, глубокий разрез и снова дала малышу грудь. Её красивое лицо с мощными челюстями даже не дрогнуло. Теперь ребёнок получит не только питательное молоко, но и материнскую кровь. И это самая подходящая пища для юного воина, на которого возлагались большие надежды. Ведь сын Дуротана — будущий вождь Снежных Волков.

Внезапно Дуротана охватило чувство любви к своей подруге, воину, равному ему в смелости и уме, и к прекрасному сыну, которому они дали жизнь.

Именно будущее сына подтолкнуло Дуротана принять, наконец, нелёгкое решение. Он сел и глубоко вздохнул.

Драка взглянула на мужа, её карие глаза прищурились. Она знала его слишком хорошо. Дуротан не хотел раньше времени волновать её, хотя понимал, что рано или поздно все равно расскажет ей и другим сородичам о своём решении.

— Теперь у нас есть ребёнок, — глухо проговорил Дуротан. Его низкий голос эхом разносился под сводами пещеры.

— Да, — ответила Драка с гордостью. — Замечательный сильный мальчик, который возглавит клан Снежного Волка, когда его отец примет благородную смерть в бою. Но пройдёт ещё много лет, — добавила она.

— Я отвечаю за его будущее, — продолжил Дуротан свою мысль.

Теперь Драка полностью обратилась в слух. «До чего же она прекрасна», — с нежностью подумал орк и попытался запечатлеть в памяти её образ. Отсветы огня играли на зелёной коже женщины, красиво оттеняя мощный рельеф мышц, и поблёскивали на клыках. Она не перебивала своего друга, просто ждала, пока он вновь заговорит.

— Не выступи я против Гул'дана, у нашего сына было бы более счастливое детство, — вздохнул Дуротан. — Не скажи я своё слово против этого выскочки, мы бы по-прежнему пользовались уважением в Орде.

Драка зашипела, недовольно оскалившись на мужа.

— А ты бы не стал тем мужчиной, с которым я согласилась бы вступить в союз, — заметила она.

Младенец дёрнулся и повернул голову, чтобы заглянуть матери в лицо. Белое молоко и красная кровь заструились по маленькому, уже начавшему выдаваться вперёд подбородку.

— Дуротан из клана Снежного Волка не стал бы сидеть сложа руки и смиренно смотреть, как его народ ведут на смерть, будто овец. Иначе бы он не смог править кланом по-прежнему.

Дуротан кивнул, потому что слова её были истинны.

— Ты вовремя понял, что у Гул'дана нет любви к нашему народу, что для него мы лишь средство умножить свою силу…

Дуротана вновь охватили ужас, потрясение и ярость, которые захлестнули его, когда он узнал о Совете Тени и двуличности Гул'дана. Он пытался объяснить другим, что ожидает их всех, согласись они пополнить ряды вновь создаваемой армии. Их просто использовали бы, как пешек, чтобы уничтожить драэнэй, племя, которое, может быть, вовсе и не заслуживало уничтожения. Опять же, отнюдь не орки приняли решение пройти через Тёмный Портал и напасть на какой-нибудь ничего не подозревающий мир, нет, это было решение Совета Тени. Все ради Гул'дана, все ради умножения его личной силы. Сколько же орков уже пали в этих бессмысленных сражениях?

Дуротан задумался, подбирая слова.

— Я сказал слово против, и нас изгнали. И всех, кто был на моей стороне. Это большой позор.

— Это позор Гул'дана, — свирепо ответила Драка. Ребёнок уже оправился от внезапного испуга и снова начал сосать. — Твой народ жив и свободен, Дуротан. Конечно, это суровое место, но мы приручили снежных волков, и они стали нашими помощниками. Даже в самую страшную зиму у нас есть свежее мясо. Мы стараемся поддерживать старые обычаи, и истории, которые мы рассказываем у огня, наши дети передадут своим детям.

— Они заслуживают большего, — вздохнул Дуротан и пальцем, увенчанным остро заточенным ногтем, показал на сына. — Он заслуживает большего. И все наши братья, которых обманывают, заслуживают большего. И я дам им это.

Он поднялся и выпрямился во весь свой внушительный рост. Огромная тень вождя накрыла его жену и сына. Женщина поняла, что именно он собирается сказать, но эти слова необходимо было произнести вслух. Это делало их реальными, осязаемыми, это делало их нерушимой клятвой.

— Тогда некоторые вожди прислушались к моим словам, но они все ещё сомневаются. Я вернусь и разыщу их. Я докажу, что разгадал замысел Гул'дана, которому наплевать, сколько орков погибнет ради его выгоды. Я, Дуротан, вождь клана Снежного Волка, клянусь в этом!

Он откинул голову, широко распахнул зубастую пасть, закатил глаза и издал громкий и низкий яростный крик. Ребёнок пронзительно завизжал, и даже Драка вздрогнула. Это был Крик Клятвы, и Дуротан знал, что, несмотря на глубокий снег, который заглушал многие звуки, этой ночью его Крик услышал весь клан. В считанные мгновения орки соберутся у его пещеры, чтобы узнать суть клятвы и присоединиться к ней, издав свои Крики.

— Но ты пойдёшь не один, — сказала Драка. После оглушительного Крика Клятвы Дуротана её голос прозвучал неожиданно тихо. — Мы пойдём с тобой.

— Я запрещаю.

С быстротой, которая поразила даже Дуротана, а уж он-то хорошо знал свою жену, Драка вскочила на ноги. Плачущий младенец полетел на пол, а она сжала кулаки и свирепо потрясла ими в воздухе. Мгновение спустя Дуротан моргнул от внезапной боли, по лицу у него потекла кровь. Драка быстрее молнии метнулась через всю пещеру и располосовала ему щеку. — Я Драка, дочь Келкара, сына Ракиша. Никто не запретит мне пойти за моим мужем, даже сам Дуротан! Я пойду за тобой, я буду с тобой и умру, если понадобится. Тьфу!

Пока Дуротан утирал с лица смесь слюны и крови, его сердце переполняла любовь к жене. Он принял верное решение, избрав её своей подругой и матерью своих сыновей. Был ли за всю историю орочьего племени хотя бы один более счастливый мужчина? Дуротан считал, что нет.

Если бы хоть слово о том, что великий вождь оказал Дуротану и его семье радушный приём в своём временном становище, достигло ушей Гул'дана, Оргрим Думхаммер и его клан были бы изгнаны. На волка, впрочем, он покосился с подозрением. Волк ответил ему тем же. Орки более низкого ранга ушли из-под грубого навеса, который служил Думхаммеру укрытием, и Дуротана и Драку с их пока ещё безымянным сыном проводили внутрь.

Ночь казалась Думхаммеру прохладной, и он с изумлением наблюдал, как его благородные гости скидывают с себя меховые одежды и бормочут что-то насчёт невыносимой жары. Он подумал, что, должно быть, Снежные Волки не привыкли к такой «тёплой погоде».

Полотнище, служившее дверью, было откинуто, и Думхаммер видел, как его личные охранники сгрудились у костра, протягивая к танцующим языкам пламени огромные зелёные ладони. Ночь была безлунной, лишь огоньки звёзд тускло мерцали в небе. Хорошую ночь выбрал Дуротан для тайной встречи. Едва ли кто-то обратит внимание на мужчину и женщину с ребёнком, а тем более узнает их.

— Я сожалею, что мне пришлось подвергнуть опасности тебя и твой клан, — проговорил Дуротан вместо приветствия.

Думхаммер только отмахнулся:

— Если нам суждено встретить смерть, мы сделаем это с честью.

Он предложил путникам присесть и протянул старому другу ещё тёплую, истекающую кровью ляжку какого-то животного. Дуротан одобрительно кивнул, впился зубами в сочное мясо и оторвал большой кусок. Драка последовала его примеру, потом протянула окровавленные пальцы малышу. Мальчик жадно слизал вкусную жидкость.

— Славный, сильный малец, — одобрительно заметил Думхаммер.

Дуротан кивнул:

— Он станет хорошим предводителем. Но не затем мы прошли весь этот путь, чтобы восхищаться моим сыном.

— Я помню, много лет назад ты говорил о чём-то, но слова твои были весьма туманны.

— Я хотел защитить свой клан, но не был уверен в том, что мои подозрения верны, пока Гул'дан не объявил нас изгнанниками, — ответил Дуротан. — Его поспешность ясно показала: то, что я узнал, было правдой. Выслушай, мой старый друг, и тогда ты сможешь судить сам.

Тихо, чтобы не услышали охранники, сидевшие у костра всего в нескольких ярдах[1] от навеса, Дуротан рассказал Думхаммеру всё, что знал, — о сделке с повелителем демонов, о страшной магической силе Гул'дана, о том, что Гул'дан с помощью Совета Тени может натравить на орков полчища демонов, и тогда всех их ждёт позорный конец. Думхаммер слушал, с трудом сохраняя невозмутимость. Но сердце в мощной груди вождя колотилось глухо и часто, совсем как его прославленный молот о человеческую плоть.

Как можно всему этому верить? Это было похоже на бред потерявшего разум в бесконечных сражениях воина. Демоны, сделки с Тьмой… и всё же рассказывал об этом не кто-нибудь, а Дуротан, один из самых мудрых, свирепых и благородных вождей.

Услышав подобное из уст кого-либо другого, Думхаммер счёл бы все это ложью или бредом. Но Дуротан из-за этих слов был изгнан, и это внушало доверие. К тому же Дуротан не раз спасал его от смерти. Вывод напрашивался сам собой. Дуротан говорил правду. Когда его старый друг замолчал, Думхаммер вновь принялся за еду. Пока он неторопливо жевал, ум его лихорадочно пытался осмыслить все услышанное. Наконец он заговорил:

— Я верю тебе, старый друг. И ты можешь мне поверить, я не поддержу Гул'дана и его гнусные замыслы против нашего народа. Вместе с тобой мы будем противостоять Тьме.

Явно тронутый, Дуротан протянул ему руку. Думхаммер крепко сжал её.

— Тебе нельзя слишком долго оставаться в этом лагере, хотя для меня это было бы честью, — заметил Думхаммер, поднимаясь. — Один из моих личных охранников проводит тебя в безопасное место. Там неподалёку есть ручей, а в лесах в это время года много дичи, так что вы не останетесь голодными. Я сделаю для тебя всё, что смогу, и когда придёт время, мы с тобой встанем плечом к плечу и вместе уничтожим Гул'дана Великого Предателя.

Посланный проводить Дуротана охранник по дороге не произнёс ни слова. Полянка в нескольких милях[2] от лагеря, на которую он их вывел, была зелёной и достаточно укромной. В отдалении Дуротан уловил журчание ручья. Он повернулся к Драке.

— Я знал, что могу доверять старому другу, — сказал он. — Пройдёт совсем немного времени…

И тут Дуротан застыл. Он услышал, как на мгновение шум воды заглушил другой звук. Это был хруст ветки под чьей-то тяжёлой стопой…

Он издал боевой клич, и его рука метнулась к топору. Но не успел Дуротан даже коснуться рукояти, как со всех сторон на него набросились ассасины. До него смутно донёсся пронзительный яростный вопль Драки, но он не мог развернуться и прийти ей на помощь. Краем глаза Дуротан уловил, как Острозуб бросился на одного из напавших и повалил его на землю.

Они подкрались тайком, совершенно не заботясь о том, чтобы блюсти достоинство в охоте и преследовании. В отличие от орков, они понятия не имели, что такое честь. Это были ассасины, низшие из низших, жалкие черви под ногами. Вот только сейчас черви эти были повсюду, и хотя сами они хранили противоестественное для них молчание, оружие их говорило вполне красноречиво.

Топор глубоко вошёл в левое бедро Дуротана, и он упал. Когда же он извернулся и бросился вперёд, уже безоружный, в отчаянной попытке задушить противника, горячая кровь хлынула из раны и заструилась по ноге. Дуротан заглянул в лицо ассасина, пугающе лишённое не только доброй честной орочьей ярости, но и вообще каких-либо чувств. Ассасин снова занёс топор. Собрав последние остатки сил, Дуротан сомкнул пальцы на шее врага. Вот теперь на морде червя отразилась вся гамма чувств, он выронил топор, пытаясь разжать толстые сильные пальцы Дуротана.

Короткий пронзительный вопль — и тишина. Острозуб убит. Дуротану не нужно было даже осматривать волка, чтобы понять это. Он ещё слышал, как его подруга осыпает непристойностями ассасина, который, без сомнения, все равно прикончит её. А потом воздух прорезал звук, от которого Дуротана пробила дрожь: это был крик ужаса его маленького сына.

«Я не дам им убить моего сына!» — Эта мысль придала ему новых сил, и с громким рёвом, не обращая внимания на то, что с каждой каплей крови, вытекавшей из раны на ноге, жизненная сила покидала его тело, Дуротан поднялся на ноги и, навалившись на червя всем своим огромным весом, подмял его под себя. Теперь ассасин извивался в неподдельном ужасе. Дуротан покрепче сжал руки и с удовлетворением услышал, как под ладонями, ломаясь', хрустнули позвонки.

— Нет! — вдруг раздался голос вероломного охранника, который привёл их на эту поляну. Он был высок и силён, но страх сделал его беспомощным. — Нет! Я один из вас, это их нужно убивать…

Дуротан посмотрел наверх как раз вовремя, чтобы увидеть гигантского ассасина, который взмахнул огромным, чуть не с него самого, клинком. Для личного охранника Думхаммера всё было кончено. Описав красивую ровную дугу, меч коснулся шеи, и, когда окровавленная голова пролетела мимо, Дуротан успел заметить удивлённое выражение на мёртвом лице охранника.

Он повернулся, чтобы помочь жене, но было поздно. Увидев неподвижное тело Драки, лежавшее на земле в луже крови, Дуротан издал громкий вопль горя и ярости. Склонившийся над ней убийца повернулся к нему.

В честном бою Дуротан выстоял бы против троих таких, как он. Но серьёзно раненный, безоружный, он знал, что смерть близка. Он и не пытался защититься. Вместо этого, повинуясь какому-то глубинному стремлению, Дуротан потянулся к небольшому свёртку, лежащему в траве.

И застыл, тупо уставившись на мощный фонтан крови, хлынувший из его разрубленного плеча. Дуротан не успел что-нибудь предпринять, как его левая рука уже лежала, подёргиваясь, на земле рядом с правой. Черви не позволили ему даже перед смертью взять на руки сына.

Ноги больше не держали его. Дуротан повалился вперёд. Его лицо оказалось в нескольких дюймах[3] от лица малыша. Сердце могучего воина дрогнуло при виде выражения, застывшего на детском личике, — это было выражение всепоглощающего смятения и ужаса.

— Возьми… сына, — прохрипел Дуротан, удивляясь, что ещё может говорить.

Ассасин наклонился и плюнул Дуротану в глаз. На какое-то мгновение вождь испугался, что червяк зарежет младенца прямо на глазах у отца.

— Мы оставим ребёнка лесным тварям, — прорычал ассасин. — Быть может, ты ещё увидишь, как они разорвут его на куски.

В тот же миг ассасины исчезли так же тихо, как появились. Дуротан моргнул, чувствуя оцепенение, охватывавшее его по мере того, как кровь неудержимыми потоками покидала тело. Он попытался шевельнуться, но не смог. Он мог только смотреть угасающим взором на своего сына и видеть, как надрывается от крика его маленькая грудь и неистово размахивают, будто грозя в пустоту, крохотные кулачки.

«Драка… любимая… мой сынок… мне так жаль. Это моя вина…»

Мир вокруг начал тускнеть, образ сына таял. Единственным утешением для умирающего Дуротана, вождя клана Снежного Волка, было знать, что он умрёт и не успеет увидеть, как лесные хищники сожрут его сына.

— Свет Великий, это ещё что за шум! — Таммис Фокстон, двадцати двух лет от роду, наморщил нос, прислушиваясь к странным звукам, которые разносились по лесу. — Теперь мы смело можем возвращаться домой, лейтенант. Этот шум наверняка распугал всю дичь.

Лейтенант Эделас Блэкмур одарил своего личного слугу ленивой усмешкой.

— Неужто ты позабыл всё, чему я пытался научить тебя, Таммис? — спросил он, растягивая слова. — Мы выехали не для того, чтобы настрелять дичь, а для того, чтобы убраться, наконец, из этой треклятой крепости. Пусть воет сколько влезет, что бы это ни было.

Он сунул руку за спину в перемётную суму. Бутыль была гладкой и прохладной на ощупь.

— Охотничью чашу, сэр? — Таммис, невзирая на недовольные замечания Блэкмура, был великолепно вышколен. Он отцепил от седла небольшую чашу в виде головы дракона и протянул её хозяину.

Охотничьи чаши делались специально на такой случай: у них не было основания, на которое их можно было бы поставить. Но Блэкмур отказался:

— К чему эта возня?

Он зубами вытащил пробку и поднёс к губам горлышко бутыли. Отличная выпивка. Первый же глоток опалил глотку и насквозь прожёг внутренности. Утерев губы, Блэкмур снова заткнул бутыль пробкой и сунул обратно в перемётную суму. Он намеренно оставил без внимания быстрый взгляд Таммиса. Какое дело слуге до того, сколько пьёт его хозяин?

Эделас Блэкмур стремительно поднимался от звания к званию благодаря своей почти невероятной способности выкашивать во время битвы целые ряды орков. Старшие по званию относили это на счёт мужества и умения. Блэкмур мог бы объяснить им, что его понимание мужества несколько отличалось от привычного, но не видел в этом никакого смысла.

Хорошая репутация Блэкмура отнюдь не вредила его отношениям с дамами, так же как и его лихая внешность. Высокий, статный, чёрные волосы до плеч, стального цвета глаза, маленькая, аккуратно подстриженная бородка клинышком — он воплощал собой образ героического солдата. И если порой женщины, покидая его постель, становились несколько печальнее, хоть и мудрее, и частенько обзаводились парой-другой синяков, Блэкмура это нисколько не заботило. Там, где он их находил, этот товар всегда присутствовал в изобилии.

Оглушительные звуки начинали раздражать лейтенанта.

— Оно не уходит, — прорычал Блэкмур.

— Возможно, это раненое животное, сэр, которое не может двинуться с места, — сказал Таммис.

— Тогда давай отыщем его и прикончим, это будет даже милосердно, — предложил Блэкмур. Он, пожалуй, чересчур яростно пришпорил Ночного Певца, лоснящегося мерина, такого же чёрного, как его имя, и конь полетел туда, откуда раздавались невыносимые звуки.

Ночной Певец остановился так резко, что Блэкмур, отличный наездник, чуть не вылетел из седла. Он выругался и огрел скакуна кулаком по загривку, но потом замолк, потому что увидел, что именно заставило Певца остановиться.

— Свет Благословенный, — прошептал Таммис, подъехав на своём маленьком сером пони. — Ну и бойня здесь была.

На земле лежали три орка и огромный белый волк. Блэкмур видел, что они умерли недавно. Кровь уже свернулась, но никакого запаха разложения ещё не было. Два самца и одна самка. Пол волка никого не заинтересует. Проклятые орки. Дерись эти животные между собой почаще, у таких, как он, изрядно поуменьшилось бы хлопот.

Что-то шевельнулось, и Блэкмур заметил источник отвратительных звуков. Это было самое отвратительное существо, которое он когда-либо видел, — орочий детёныш, завёрнутый в нечто, что эти твари, несомненно, считали одеялом. Поражённый, он спешился и направился к орчонку.

— Осторожно, сэр! — взвизгнул Таммис. — Оно может кусаться.

— Ещё никогда не видел их детёнышей, — проговорил в ответ Блэкмур.

Он легонько потыкал младенца кончиком сапога. Ребёнок выкатился из бело-синего свёртка, его ужасное зелёное личико сморщилось ещё больше, и он снова завыл.

Несмотря на то, что Блэкмур уже успел осушить одну бутыль мёда и основательно приложиться к другой, его ум работал по-прежнему ясно. И внезапно у него в голове начал складываться интереснейший замысел. Не обращая никакого внимания на унылые предупреждения Таммиса, Блэкмур наклонился и подобрал маленькое чудовище, аккуратно завернув его снова в синюю с белым ткань. Почти сразу же детёныш перестал плакать. Серо-голубые глаза орчонка встретились с человеческими.

— Занятно, — сказал Блэкмур. — Пока они маленькие, глаза у них голубые, совсем как у человеческих детей.

Но пройдёт совсем немного времени, и эти глаза станут маленькими, как у свиньи, сменят свой цвет на чёрный или красный и будут с ненавистью смотреть на всех людей.

Разве только если…

Блэкмур всю жизнь трудился за двоих, чтобы к нему относились хотя бы вполовину так же, как к другим, равным ему и по рождению, и по званию. Тень предательства его отца довлела над ним, но он делал всё возможное, чтобы добиться власти и положения. Многие до сих пор относились к Блэкмуру с недоверием. «Предательская кровь», — частенько шептали у него за спиной. Но теперь, быть может, наступит час, когда ему больше не придётся сносить все эти издевательства.

— Таммис, — сказал он задумчиво, пристально вглядываясь в невозможную, неестественно нежную голубизну глаз орчонка. — Знаешь ли ты о том, что обладаешь высокой честью служить выдающемуся человеку?

— Разумеется, сэр, — выдал Таммис ожидаемый ответ. — Могу ли я полюбопытствовать, почему именно сейчас это особенно важно?

Блэкмур поднял взгляд на слугу, который всё ещё сидел верхом, и усмехнулся.

— Потому что лейтенант Эделас Блэкмур держит в руках нечто, что принесёт ему славу, богатство и, что самое главное, власть.

2

Таммис Фокстон был очень обеспокоен, и непосредственной причиной этого служило страшное раздражение, в котором пребывал его хозяин. Когда они принесли домой орочьего детёныша, глаза Блэкмура горели задором, словно он побывал на поле битвы.

С каждым днём орки становились все меньшей угрозой, и люди, которые привыкли к каждодневным схваткам, начинали скучать. Все большим вниманием пользовались поединки гладиаторов, которые давали воинам возможность выплеснуть накопившуюся энергию, а также просадить кое-какие деньги.

Этот орк вырастет под строгим надзором людей. Быстрота и сила, присущие орочьему племени, и те знания, которые даст ему Блэкмур, сделают его почти непобедимым в гладиаторском поединке.

Одна беда, мерзкая маленькая тварь никак не желала есть и с каждым днём становилась все тише и бледнее. Вслух никто этого не говорил, но все и так понимали: зверёныш умирал.

Это приводило Блэкмура в ярость. Однажды он даже схватил маленькое чудовище покрепче и попытался насильно пропихнуть ему в горло мелко нарезанное мясо. Преуспел он только в том, что едва не задушил орчонка, которому дал имя Трэль[4]. И когда Трэль выплюнул мясо, Блэкмур безжалостно швырнул детёныша на солому и, бранясь, зашагал вон из конюшни, где временно разместили найдёныша.

Таммис теперь разговаривал с хозяином очень осторожно, подбирая слова тщательнее, чем обычно. И все чаще короткие беседы с лейтенантом Блэкмуром заканчивались летящей в спину слуге бутылкой, иногда пустой, иногда нет.

Жена Таммиса Кланния, светловолосая краснощёкая женщина, заправлявшая делами на кухне, поставила перед мужем тарелку с давно остывшим ужином и, когда он сел, ослабила ему тесный воротничок.

— Есть новости? — с надеждой спросила Кланния.

Она неловко уселась за грубый деревянный стол рядом с ним. Несколько недель назад она родила и все ещё двигалась неуверенно. Кланния и их старшая дочь Тарета уже давно поужинали. Девочка спала вместе с маленьким братом в детской кроватке у очага, и, когда пришёл отец, она проснулась, но не подала виду. Теперь её светлая кудрявая головка в ночном чепце оторвалась от подушки, и девочка внимательно слушала беседу взрослых.

— Так точно, и все плохие, — уныло проговорил Таммис, отправляя в рот ложку холодного картофельного супа. — Орк подыхает. Чем бы Блэкмур ни пытался его кормить, ничего не ест.

Кланния вздохнула и взялась за шитьё. Иголка так и мелькала в её руках. Скоро у Тареты будет новое платье.

— Вот и хорошо, — тихонько сказала она, — Нечего Блэкмуру таскать всякую нечисть в Дэрнхолд. Вполне достаточно того, что взрослые орки день-деньской орут под ухом. Жду не дождусь, когда же придёт конец этим лагерям для интернированных и они больше не будут изводить нас.

Кланнию передёрнуло.

Тарета молча таращила голубые глазёнки. До неё доходили какие-то неясные слухи об орочьем детёныше, но сейчас она впервые слышала, как его обсуждают родители. Её детский ум неистово заработал. Орки были большими и страшными, с острыми зубами, зелёной кожей и рокочущими голосами. Тарете случалось видеть их только мельком, но историй о них она слышала предостаточно. Но орочий малыш не должен быть большим и страшным. Она бросила взгляд на маленькое тельце брата. В это самое мгновение Фаралин шевельнулся, разинул похожий на розовый бутон ротик и пронзительным криком объявил, что голоден.

Кланния плавно встала, отложила шитьё, взяла сына на руки и обнажила грудь.

— Тарета! — сварливо заметила она. — Ты должна спать.

— А я спала, — заявила Тарета, вылезая из постели и подбегая к отцу. — Я слышала, как папа пришёл.

Таммис устало улыбнулся и позволил дочке взобраться к себе на колени.

— Она всё равно не будет спать, пока Фаралин не поест, — сказал он Кланнии. — Позволь нам немного побыть вместе. Мне так редко удаётся её видеть, девочка растёт как трава в поле.