Мы проболтали больше часа. Мне явно не хватает Фидл. Если бы не моя затворническая жизнь, я не смог бы понять, что не встречал человека, до такой степени настроенного на одну волну со мной, как Фидл. Мы сходимся даже в том, что Хемингуэя переоценивают, а Мадонна не умеет петь. Когда я говорю с Фидл, у меня такое чувство, будто разговариваю сам с собой.

Я позвонил также Венди, чтобы поторопить с делами, и отметил про себя, как поднялось мое настроение.

Наша следующая встреча с мадам будет посвящена Анжеле Уэйнстайн и ее роли во всей этой истории. Я пришел к выводу, что моя Мадлен пока не фигурирует среди действующих лиц. Жаль, мне интересно было бы знать, что с ней стало.

Анжела Уэйнстайн еле уместилась в тесном желтом такси, явно не рассчитанном на ее метр восемьдесят два роста. Откинувшись на липком от жары заднем сиденье, она уставилась на шофера, обдумывая, как бы обругать его получше. Но тут же перехватила в зеркале его похотливый взгляд и решила промолчать. Она хорошо знала этот взгляд лет эдак с десяти, еще с той поры, когда жила в Бруклине. Среди своих сверстниц она была тогда единственной с вполне оформившимся бюстом и привыкла, что мужчины засматриваются на ее груди. Не маленькие нераспустившиеся бутоны, едва заметные под майкой, а внушительные круглые шары, крепкие, как волейбольные мячи. К тринадцати годам она выросла до метра семидесяти пяти. У нее была тонкая талия и очень длинные ноги. С годами ее кожа потемнела, что придавало ей экзотический средиземноморский вид. Кто не особенно разбирался, мог принять ее за итальянку, еврейку или гречанку. К ней постоянно приставали мужчины – иногда не просто заговаривали, а прижимались и пускали в ход руки – в переполненных вагонах метро, в лифтах, в уединенно расположенных телефонных будках.

Столь ранний жизненный опыт ожесточил Анжелу. Когда ей исполнилось пятнадцать, в ее широко поставленных темных глазах можно было прочитать угрозу: «Только тронь – прибью!» А если не мог защитить взгляд, она пускала в ход тяжелую словесную артиллерию. Мужчины, неосторожно задевшие Анжелу, скоро начинали жалеть, что не прошли мимо. Перед ними была прекрасная амазонка, казалось, способная пришибить до смерти. Только сама Анжела знала, что за этими бандитскими замашками скрывается перепуганная девчонка.

Взгляд, который она перехватила в зеркале, означал, что любое ее слово, кроме адреса, по которому нужно ехать, будет воспринято как поощрение. А у нее не было настроения вступать в перебранку. Нарочито суровым голосом Анжела назвала адрес своего адвоката, потом устроилась поудобнее, чтобы как следует обдумать затруднительное положение, в котором оказалась. Все началось накануне вечером, когда дверь квартиры на Пятьдесят Девятой улице, где находился офис ее «службы знакомств», с грохотом взломали несколько человек из полиции нравов.

Ублюдки! Они нагло хохотали, вваливаясь в комнату и спотыкаясь о разломанную мебель и куски штукатурки. Сукины дети!

Анжела потерла запястья, вспоминая, как давили на них наручники. Хорошо хоть, что ей разрешили позвонить Барри перед тем, как увезли. Барри Риццо стал ее адвокатом и клиентом с тех самых пор, как она занялась своим бизнесом. Может, он и не первоклассный юрист, зато всегда стоит за нее горой. Анжела вздохнула с облегчением, когда он приехал, притом в считанные минуты, но благодарность к нему значительно поуменьшилась, когда она увидела как он отпихнул полицейского, чтобы попасть в объектив телекамеры.

Она не знала, кто известил журналистов, Барри или фараоны. Да это, впрочем, неважно. Но то, что дело получило огласку, – настоящее несчастье и грозит полным разорением. Если бы не огласка у нее хватило бы денег все уладить, а теперь ей грозит уголовное преследование, и она, похоже, останется без копейки, пока не пройдет через все это.

Анжела основала свое дело, когда получила наследство. Притом немалое. Эв, ее отец, да будет земля ему пухом, был налоговым инспектором. Тридцать лет он тщательно укрывал взятки, которые брал за то, что ревизовал сфабрикованные бухгалтерские книги вместо подлинных. Когда Эв умер, Анжела с матерью получили ключ от сейфа в банке «Баувери Сэйвингс», а в сейфе – пачки, пачки пожелтевших от времени стодолларовых банкнот.

За один год доля матери ушла на ее лечение от сердечной недостаточности в частной клинике Нью-Джерси. А доля Анжелы пошла на первое основанное ею предприятие – «службу знакомств графини де Марко». «Красавицы актрисы и манекенщицы придадут блеск вашему пребыванию на Манхэттене», – гласила реклама в желтой прессе. Служба существовала уже пять лет – и пока что все обходилось благополучно, не считая мелких затруднений. Анжела как раз собиралась выкупить дело у известной, но престарелой мадам из Лондона и сделать фирму графини де Марко транснациональной, когда нагрянули проклятые фараоны, взломали дверь, перепутали списки клиентов и закрыли заведение.

Работать Анжела начала в семнадцать лет, сразу после окончания школы, в компьютерной «службе знакомств» на Лексингтон-авеню. Здесь она узнала, как много в мире одиноких людей. Она также поняла скрытую от нее прежде разницу между мужчинами и женщинами. Поразительно простую. Женщины хотят выйти замуж, а мужчины – лечь в постель. Бизнес никогда не прогорит, если поставляет ходовой товар, тем более такой, который удовлетворяет клиента на все сто. Итак, Анжела откроет службу «девушек по вызову». Если, конечно, ей удастся решить две проблемы.

Первая – нет такого места, где учат, как таким бизнесом управлять. Вторая – деньги. Анжела понимала, что быстрее всего можно научиться делу, принимая в нем участие. Она привела в порядок ногти и волосы, купила новый костюм в «Александерсе», пару туфель на каблуках невероятной высоты и отправилась в «службу знакомств», адрес которой нашла на последней странице «Вилледж войс». В тот же вечер она уже работала в отеле «Хилтон», где как раз была в разгаре встреча поставщиков противопожарного оборудования.

Ей не очень-то нравилось заниматься любовью с подвыпившими незнакомыми мужчинами, но это еще куда ни шло. Хуже, что приходилось их выслушивать и смеяться над их шутками. Можно было терпеть, только сознавая, что все это временно.

Женщины, возглавлявшие эту службу в одном из небоскребов на Ист-Сайде, не возражали, что она все время крутится в офисе. С Анжелой было интересно: ее манера общения – едкая, циничная – завоевала общую симпатию, а когда она предложила сидеть на телефоне, если кто-то из персонала отсутствовал по делам или болезни, ее просто полюбили.

За месяц она освоилась, уяснила для себя всю не слишком сложную систему. Она разобралась, кому следует давать на лапу в том или ином полицейском участке, кто из домовладельцев не станет возражать, чтобы обслуживание размещалось в принадлежащем ему доме, и, самое главное, отметила, кому из девушек, работающих вместе с ней, здесь не нравится.

Весной, когда умер отец, Анжела всерьез задумалась о наличных деньгах. Наличность – вещь ненадежная. Ее куда ни помести, обязательно «наследишь», а тогда – налоги. Наличность громоздка и неудобна при расчетах. Одна из напарниц направила ее к Барри Риццо, которого совсем недавно в прессе назвали «пособником мафии». За десять центов от доллара Барри отмыл наследство Анжелы, записав его в своих канцелярских книгах как инвестицию в организуемую «службу знакомств». Так родилась контора графини де Марко. В значительной степени благодаря стараниям Барри Риццо, который поставлял непрерывный поток клиентов, успех был ошеломляющий. Через полгода предприятие стало приносить доход. Год спустя в «стойлах» у Анжелы ожидали выхода уже более двухсот «актрис-манекенщиц».

Она была уверена, что делает все как надо, подмазывая кого положено и умножая связи с влиятельными людьми. Но, видимо, кому-то размеры ее взяток показались недостаточными. В первый раз, когда нагрянули полицейские, Барри все уладил, и она возобновила работу уже через сутки. Но с каждым новым арестом требовалось все больше и больше времени, чтобы снова получить возможность действовать. После того как на нее наехали в последний раз, Барри сделал ей предупреждение.

Подняв глаза от своего директорского стола, Барри Риццо увидел в дверях стремительно входящую Анжелу. Ее волосы, как обычно, развевались, а полные груди вздрагивали в унисон каждому удару высоких каблуков об пол.

Подойдя к столу, она нависла над ним.

– Ну? – спросила она. – «Что ты сделал, чтобы защитить меня» – это уже договаривал ее тон.

– Как вы сегодня чувствуете себя, графиня? – Барри приподнял экземпляр «Нью-Йорк пост» и хлопнул им по столу.

Анжела со стоном плюхнулась на стул.

– Нет, ну каковы, а? Этим паршивым репортерам хватило одного взгляда на мою квартиру – и со вчерашнего вечера я итальянская графиня. – Она расставила пальцы и, как расческой, провела ими по темно-рыжим спутанным волосам.

Против Анжелы был выдвинут целый букет обвинений – от сводничества и организации проституции до сопротивления при аресте (она использовала свой обширный словарный запас, когда на нее надевали наручники).

– Я позвонил в несколько мест, золотко. – Барри заглянул в блокнот, лежавший на столе. – Думаю, удастся обойтись штрафом. Но боюсь, тебе пока придется отойти от дел. Может быть, на год или на два, пока все не утихнет. А потом уж можно начинать снова.

– Везде коррупция, – проворчала она. – За что меня так?

Риццо окинул взглядом длинные ноги, широкие плечи и твердые груди под натянутым красным шелком.

– Черт побери, Барри! Что же мне делать? Если надолго заморозить бизнес, я потеряю моих девушек. А они у меня первоклассные.

Анжела уставилась в окно. Похоже, она вот-вот заплачет. Наконец она повернулась к Барри и простонала:

– Ох, Барри, что же мне делать?

– Ты знаешь, – Барри огорченно вздохнул, – что твои телефонные разговоры прослушивались несколько недель.

– Но ведь всем известно, что ни один суд не примет этого в качестве доказательства! – резко сказала она.

– А при чем тут суд? Им нужны имена и номера телефонов.

– Да пусть себе записывают. Они все равно ничего не поймут. Мы используем специальный шифр в телефонных разговорах, – возразила она. – Только я могу определить кто есть кто. Книга, в которой все это указано, лежит в сейфе банка «Марин Мидленд». Шли бы они...

– Да как сказать. Пойти-то они пойдут, да только какая польза от книги, если ее негде использовать?

Взгляд Анжелы затуманился. В уголках ее дымчатых глаз появились две крупные слезы, которые скатились по безупречному макияжу.

– Барри, но это же единственное, что я умею. Куда мне деваться?

Риццо откинулся в кресле и скрестил руки на широченной груди, выжидая, пока она успокоится. Ему нравилась Анжела, она всегда ему нравилась. Сильная и находчивая, крепкая, как сортир из кирпича. Но сейчас ей это не поможет. Работать ей не дадут, это ясно. Откровенное лицемерие! Во всем мире такие, как Анжела Уэйнстайн, предоставляют четкое, надежное, даже изысканное обслуживание. Но когда местным политикам нужны кричащие заголовки о борьбе с преступностью, они всегда выбирают самые легкие жертвы: владельцев забегаловок, которые не убирают тротуары, или хозяек заведений.

Он расцепил руки и положил их на стол.

– Ну как, успокоилась? – спросил он отеческим тоном.

Утвердительно кивнув, она швырнула скомканный бумажный платок в мусорную корзину.

– Давай отвлечемся на минуту. Анжела, что у тебя в активе? – медленно проговорил Барри. – Что с собственностью?

Она развела руки.

– Да так, по мелочи. Машина, мебель. Мои меха, немного драгоценностей. Вот и все.

– Гм-м-м. А акции? Поступления на счет?

– Кякие счета, Барри? Спустись с небес. «Служба знакомств» – не розничная торговля. Это всегда только наличность. Ну, ты же знаешь. Девушки приносят деньги, я беру свою долю. Все счета оплачиваю наличными, как и они.

– А книга, о которой ты говорила?

– Моя книга?

– Вот-вот. Где все имена и телефоны девушек и клиентов. Она кое-чего стоит.

– Да что ты, Барри! Это как и мои драгоценности. Товар на любителя. – Она шарила в сумочке, ища новую пачку сигарет.

Барри откинулся назад, заложив руки за голову.

– Я попробую найти выгодного покупателя. Тогда ты как-нибудь выкрутишься. По крайней мере, заплатишь штраф, просроченные налоги и все такое. Может быть, тебе даже подвернется интересное занятие.

– Занятие? Какое это? – Анжела взглянула настороженно. – Если ты думаешь, что я готова опять стать шлюхой, то ты глубоко заблуждаешься.

– То, что я имею в виду, так же далеко от этого, как костюм польского портного от шедевра высокой моды. Дело стоящее. Тебе даже не снились такие деньги, какие сможешь заработать.

– А ты что с этого будешь иметь? – Анжела изогнула бровь, прикуривая.

– Я? – усмехнулся Барри. – Пришлю тебе по почте счет.

Анжела приоткрыла рот, выталкивая языком большую затяжку дыма, который лениво перекатился через нижнюю губу, поднялся вверх и исчез у ее четко очерченных ноздрей. Она встала и погасила сигарету.

Пока она шла к нему вокруг стола, он отодвинул кресло и расстегнул ширинку. Анжела встала между его ног.

– Я сэкономлю тебе гербовую марку, – сказала она с улыбкой, медленно опускаясь на колени.

К концу января Сандрина поняла, что дело совсем плохо. Она достала из потайного места в стенном шкафу металлическую шкатулку, села с ней на кушетку и с безнадежностью отметила, что лежавшая внутри пачка денег почти растаяла.

Единственным источником дохода после того, как закрылось предприятие Анжелы, были несколько прежних постоянных клиентов. Сандрине пришлось самой составить график, по которому она работала на себя, но если уж теряла клиента, то нового на его место взять было негде.

Теперь, дойдя до полного отчаяния, Сандрина поняла, что как ни крути, а придется последовать совету Барри Риццо.

Он категорично заявил, что не о чем говорить, пока он не увидит бумаг, в которых оговорены ее права на наследство. Без этих документов нельзя обсуждать возможность юридически оспорить права матери, если та не пожелает отдавать деньги.

Когда Барри сказал, что ей нужно вступить в личные переговоры с матерью, у Сандрины похолодели руки. Мысль, что предстоит встретиться с матерью и объясняться, причинила ей физическую боль. Она выскочила из офиса Барри, даже не попрощавшись.

С того времени эта мысль не давала Сандрине покоя.

Она направлялась к стенному шкафу, чтобы положить на место шкатулку, когда сзади послышался голос Сью-Би. В руках Сью-Би держала связку воздушных шаров, украшенную розовой лентой, спадающей до полу.

– С днем рождения, Санди! – сказала она слабым голоском.

Сандрина поставила шкатулку на столик и с удивлением взглянула на Сью-Би.

– Боже мой, Сью-Би! Откуда ты это взяла?

– Я попросила Хуана, чтобы он купил их, если сможет. – Сью-Би подошла к ней нетвердой походкой. – Он принес их утром, пока ты стирала белье внизу.

– О, Сью-Би! – У Сандрины подступил комок к горлу.

Она протянула руки и взяла шары.

– Я даже и вспоминать не хотела, что сегодня у меня день рождения.

– Извини, пожалуйста. Может быть, я зря об этом вспомнила? Я совсем не хотела чтобы ты из-за меня огорчилась.

Держа в руках шары, Сандрина опустилась на край кушетки.

– Я огорчилась вовсе не из-за тебя, Сью-Би, – мягко выговорила она. – Ты – единственный человек в мире, с которым мне хорошо. Если бы у меня не было тебя, я бы... – Сандрина не могла продолжать. Горячие слезы навернулись на глаза. Она взглянула на Сью-Би и покачала головой.

– Сандрина. – Сью-Би села на журнальный столик напротив подруги. – Я никогда не видела, чтобы ты плакала. Извини меня.

– Перестань извиняться, – рассердилась Сандрина. – Ты не виновата, что я такая дрянь.

– Ну что ты, Санди, не говори так!

Сандрина потянулась к пачке салфеток у лампы и громко высморкалась.

– Все так скверно, и я чувствую себя выпотрошенной. Вот, полюбуйтесь. Я почти разорена, впереди – неизвестность. Моя лучшая подруга целый месяц не выходит из комнаты, даже голову не моет. В свои двадцать пять лет я даже не могу назвать себя девушкой по вызову. Я женщина по вызову. Да только вызовов нет, и у меня всего сто шестьдесят семь долларов. А в это время моя мать сидит на Парк-авеню на мешке с деньгами, которые по праву принадлежат мне. – Сандрина скомкала салфетку и швырнула ее в угол.

– Сандрина, а что нужно, чтобы ты получила свое наследство? С сегодняшнего дня оно – твое, но я же вижу, что тебе даже думать об этом больно.

Сандрина опустила глаза:

– Адвокат сказал, что я должна достать документы.

– Ну и?..

– Это значит, что придется увидеться с матерью.

Сью-Би надолго замолчала, думая о том, что происходит в душе Сандрины. Наконец она спросила у подруги:

– Хорошо, девочка моя, так что же ты собираешься предпринять?

Сандрина подняла руки, делая вид, что защищается.

– Ладно, ладно, ладно! Успокойся! Хочешь, я пойду с тобой? Я ведь пойду, ты знаешь!

Сандрина медленно покачала головой:

– Нет, Сью-Би. Это я должна сделать сама.

– Значит, пойдешь? – Сью-Би захлопала в ладоши.

Сандрина смотрела в одну точку. Если уж подавленная малышка Сью-Би нашла в себе силы выбраться из постели, то и у нее должно хватить мужества на то, чтобы отправиться на Парк-авеню и противостоять матери.

– Да, – твердо ответила Сандрина. – Переступлю через себя. Но пойду.

– Когда? – настаивала Сью-Би.

– Сегодня вечером. Знаю, она будет дома, устраивает свою обычную тошнотворную вечеринку. Это я прочла в колонке Сюзи, пока белье было в сушилке.

Сью-Би обхватила голову Сандрины обеими руками и громко чмокнула ее в лоб.

Увидев, сколько народу направляется к фешенебельной квартире Титы Мандраки, Сандрина пожалела, что не взяла с собой Сью-Би. Сейчас ей не помешала бы моральная поддержка.

Откуда-то доносились звуки оркестра, сновали одетые в белое официанты, неся серебряные подносы, уставленные бокалами с шампанским и тарелочками с канапе[5].

Держа пальто на руке, она стояла в холле и разглядывала публику. Там было много узнаваемых лиц, но никого, с кем она была бы знакома. Требовалось еще какое-то время, чтобы собраться с духом. Бросив пальто на стул, она нерешительно распахнула двустворчатую дверь, ведущую на кухню. Знакомый запах Мартиной стряпни всколыхнул ее память.

Марта стояла у плиты, снимая печенье с горячего противня.

– Марта! – шепотом позвала ее Сандрина.

Противень с грохотом упал на плиту. Марта обернулась, раскрыла от изумления рот и раскинула руки.

– Моя Дрини! – воскликнула она обходя разделочный стол, чтобы заключить Сандрину в свои объятия. – Слава Иисусу! Моя девочка жива!

Сандрина прижалась к своей бывшей няньке и позволила себе погрузиться в ее беспредельную любовь, ощущая себя при этом хорошо как никогда.

Неожиданно Марта ослабила объятия.

– А позвонить ты, конечно, не могла? – строго сказала Марта. – Или весточку мне подать, что с тобой все в порядке? Ты ведь ведешь борьбу со своей матерью, а не со мной...

Сандрина уставилась в пол:

– Знаю, Марта, это ужасно. Но не сердись. Это было просто выше моих сил... Я боялась. Я была так обижена, так зла...

– И я тоже.

– Я скучала по тебе. Страшно... Пожалуйста, постарайся понять...

Марта сняла с плиты чайник, чтобы налить в него воды из-под крана.

– Но я все-таки знала, что ты сегодня придешь, – голос Марты звучал уже веселее.

– Откуда ты знала? – удивилась Сандрина.

– Сегодня же день твоего рождения.

– Ой, Марти! Ты помнишь...

– Ну, конечно, помню. Как же мне не помнить? Но ты ведь не из-за этого пришла, верно? – Марта поставила две чайные кружки на кухонный стол. – Садись.

Сандрина села.

– Я пришла поговорить с матерью о наследстве.

– Догадываюсь, – сказала Марта, опуская в каждую кружку по пакетику с чаем. – Посижу-ка я минутку.

– Ты думаешь, у меня есть шанс? Марта покачала головой.

– Я так не думаю, милая моя. – В голосе ее прозвучала печальная нотка.

Сандрина вновь разозлилась, она почувствовала, как кровь приливает к щекам, а в горле застрял комок.

– Но это же мои деньги, Марта! Их оставил мне мой отец. Он был уверен, что я получу их. Кроме того, они мне необходимы. Я сейчас на мели...

– Насколько я понимаю, моя сладкая, твоя мать вправе и отказать. Мистер Maндраки безумно ее любил, поэтому сделал так, что это возможно.

– Тогда, может быть, и не спрашивать? Может быть, не доставлять ей удовольствия отказать мне? – едва не кричала Сандрина.

– Лучше бы тебе найти адвоката...

– Да у меня уже есть, черт побери! Он сказал, ему надо посмотреть подлинные документы. И чтобы получить эти чертовы бумаги, мне нужно обратиться к ней.

– Следи за своими выражениями, детка! – Марта нахмурила брови.

Сандрина подперла рукой подбородок и через стол улыбнулась Марте.

– А ты совсем не изменилась, – с нежностью сказала она.

Засвистел вскипевший чайник. Марта наполнила обе кружки.

– Что за жизнь у тебя, Дрини? Откуда ты берешь деньги? На что существуешь?

– Не заставляй меня лгать тебе. Марта.

– Ну, тогда не говори. Во всяком случае, раз тебе нужны деньги, значит, ты не занимаешься чем-то совсем плохим?

– Я никому не приношу вреда, если для тебя важно именно это.

– Для меня важно, не приносишь ли ты вреда себе.

– У меня все нормально. – Сандрина понимала, что слова ее звучат неубедительно.

Марта заслуживала откровенности. Но Сандрина знала, что та не будет настаивать, потому что обо всем догадывалась.

– А ты счастлива здесь, Марти? – спросила Сандрина.

Пожилая женщина встала, выключила духовку и вынула новую порцию печенья.

– Слишком много скандалов, – сказала Марта, не оборачиваясь. – Это несчастливый дом, Дрини.

– Как же ты все это выдерживаешь? – сердито спросила Сандрина.

Марта повернулась к ней, вытерла руки о передник и снова села.

– Я живу здесь с того дня, как тебя привезли из роддома. Все двадцать пять лет. И мне теперь некуда деваться. Если я сейчас уйду, она придержит деньги, которые, как говорит, отложены для меня, чтобы платить мне небольшую пенсию. Во всяком случае, она меня этим уже пугала. Но где же я тогда окажусь?

– Марта, клянусь тебе, как только смогу, пришлю за тобой. Ты будешь доживать свои дни в покое, рядом со мной. Я найму тебе и повара, и служанку, даже сниму маленький домик. Все, что ты захочешь.

Ответом Сандрине была усталая, печальная улыбка:

– Красивая мечта, детка.

– Это не мечта. Клянусь тебе.

– Так ты пойдешь туда? – Марта кивнула в сторону библиотеки.

– Думаю, да. Надо с этим покончить.

– Она пьяная.

– Сейчас?

– Угу. Начала пить с середины дня, а к тому времени, как стали собираться гости, уже лыка не вязала.

Сандрина закрыла лицо руками:

– О Боже, с ней невозможно общаться, когда она пьяная. Похоже, будет ужасная сцена.

Марта поднялась, прислонилась к плите и скрестила руки.

– Она держит документы в спальне, в стенном сейфе, – без всякого выражения сказала она.

– Знаю. Она всегда их там держала.

– Я могу достать бумаги, когда она отключится, как обычно. Ее тогда не разбудишь и бейсбольной битой.

Сандрина взглянула на Марту с немым изумлением:

– И ты сможешь это сделать?

– Смогу, – спокойно ответила Марта.

У Сандрины не было и тени сомнения, что няня выполнит свое обещание. Разве был когда-нибудь случай, чтобы Марта не прикрыла ее? Нельзя подвергать опасности такого друга. Если что-нибудь с ней случится, Сандрина никогда себе не простит.

– Я не могу позволить тебе это, Марти. – Сандрина покачала головой. – Просто не могу. Я пойду к ней. Плевать мне, пьяная она или трезвая. Надо же когда-то взрослеть.

Сандрина поднялась из-за кухонного стола, решительно повернулась и толкнула дверь, задев при этом официанта.

Сандрина прошла на пустую середину комнаты и, подняв подбородок, прямо взглянула на мать. Тита Мандраки не сразу заметила дочь. Она прервала свою речь, моргнула раз, другой, а затем подняла веер и начала обмахивать им лицо.

– Так... Так... Так... – Она подчеркнуто растягивала слова. – Возвращение блудной дочери...

– Здравствуй, мама! – Сандрина говорила спокойно, хотя колени ее дрожали.

Широко улыбаясь, мать направилась к Сандрине. Приблизившись, насколько возможно, к окаменевшему лицу Сандрины, она процедила сквозь зубы:

– Что ты здесь делаешь? Думаешь, не знаю, зачем ты сюда заявилась?

– Мне хотелось бы немного поговорить с тобой. Наедине.

Сандрина присела на край кушетки, обитой стеганой тканью.

Мать заперла дверь и повернулась к Сандрине. На лице Титы все еще сохранялась фальшивая улыбка, маскирующая плохо скрываемую ярость. Она не казалась настолько пьяной, какой ее описывала Марта, – возможно, научилась это скрывать.

– Ну так что же, – сказала мать, глубоко вздохнув, – Кики Будро сказала мне, что ты стала известной личностью в городе.

– Кики Будро? – Сандрина нахмурилась.

Она не знала никакой Кики Будро.

– Она видела тебя в ресторане с мужчиной, который годится тебе в отцы.

Сандрина перехватила инициативу. Она не собиралась тратить на это неприятное дело больше времени, чем необходимо.

– Кстати, об отцах... – сказала она. – Помнишь ли ты, что сегодня мне исполняется двадцать пять лет?

– Неужели? – Тита подняла бровь.

– Да, мамочка, не смущайся... Мне это тоже не очень-то нравится. Я хочу получить деньги, которые оставил мне отец.

– В самом деле? – Голос Титы звучал надменно.

Сандрина знала, что именно так она разговаривает с небрежными официантами или с нерасторопными продавщицами.

– Да, в самом деле, – спокойно ответила Сандрина. – Я знаю, что ты можешь помешать мне. Прошу тебя этого не делать. Я прекрасно понимаю, ты считаешь, что у меня нет никаких прав просить у тебя хоть что-нибудь, но эти деньги принадлежат мне, и я хочу их получить.

– Ой, как мы откровенны!

Сандрина промолчала. Колени ее перестали дрожать, она почувствовала удивительную легкость, будто все худшее уже позади.

– Хорошо, Сандрина, тогда буду откровенна. Я знаю, ты ждешь, что я откажу тебе... Ты, конечно, понимаешь, что твое отношение ко мне оставляет желать лучшего. Ты как в воду канула. Никогда даже не позвонишь. Не навещаешь свою старую няньку, которую так любила.

– Давай, мамочка! Можешь обвинять меня во всех грехах. Я это заслужила.

– Я не собираюсь обсуждать, имеешь ли ты право на эти деньги. Они в любом случае не твои.

– О чем ты говоришь. Они безусловно мои. Их оставил мне мой отец.

Слабая, холодная улыбка появилась на своеобразно красивом лице Титы Мандраки.

– Милая Сандрина, Отто Мандраки не был твоим отцом.

Голова Сандрины откинулась назад как от удара.

– Ты что? – прошипела она. – Ты что, сошла с ума? Конечно, он мой отец!

– Как ты думаешь, кто лучше знает, ты или я? – Голос Титы звучал с подчеркнутой вежливостью. – Я утверждаю, что он не был твоим отцом, и ты никогда не сможешь доказать обратное. Все очень просто.

– Я тебе не верю, – сказала Сандрина.

Теперь у нее начали дрожать не только колени, но и руки.

– Я подумываю о том, чтобы получить эти деньги наличными и заказать себе бриллиантовое колье. – Тита разглядывала свои безупречные красные ногти. – Вместо того, которое ты украла.

Сандрина поднялась и поправила на плече цепочку от сумочки.

– Дай мне пройти, – резко сказала она. – И отопри дверь.

Мать не двинулась с места.

– Уйди с дороги и открой дверь, или я тебя изуродую!

– Ишь ты! – оскорбилась Тита. – Вот как теперь улаживают дела люди с улицы! – Она повернулась и открыла дверь.

Не взглянув на нее, Сандрина выскочила, пробежала через холл, расталкивая удивленных гостей, подхватила со стула пальто и обеими руками толкнула кухонную дверь. Она распахнулась, стукнув о стену.

Марта подскочила к Сандрине, оставив маленькие бутерброды с ветчиной, которые укладывала на серебряный поднос.

– Господи! Что случилось?

– Она сказала мне, что Отто Мандраки мне не отец!

Руки Марты непроизвольно дернулись вверх, к лицу.

– Эта женщина потеряла рассудок, – прошептала она. – Что за ужасные вещи она говорит.

– А может, это правда, Марти? Ты должна знать. – Сандрина с трудом сдерживала дрожь в голосе.

Марта медленно вытерла руки кухонным полотенцем и села на табуретку. Она выглядела постаревшей и усталой.

– Милая, – вздохнув, начала она. – Есть только одна причина, почему она сейчас так говорит. Твое наследство – это много денег. Конечно, мы никогда не сможем разузнать правду. У твоей матери было множество – ну, скажем, друзей...

Сандрина оторвала листок из записной книжки у телефона и нацарапала на нем номер.

– Марта, прошу тебя, сделай то, что ты предложила... Пусть даже Отто Мандраки мне не отец, но эти деньги он оставил мне и хотел, чтобы я их получила. – Она протянула Марте записку с телефонным номером. – Позвони. Мой адвокат будет ждать.

Марта опустила листок в карман фартука и кивнула.

В дверях Сандрина обернулась.

– Я пришлю за тобой, Марта. Чего бы это ни стоило. Обещаю тебе. – С этими словами она выбежала из квартиры.