Стародум и Правдин.

       Правдин.Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к окну, увидел вашу карету, то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
       Стародум.Оно мне драгоценно. Поверь мне.
       Правдин.Ваша ко мне дружба тем лестнее, что вы не можете иметь ее к другим, кроме таких…
       Стародум.Каков ты. Я говорю без чинов. Начинаются чины – перестает искренность.
       Правдин.Ваше обхождение…
       Стародум.Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
       Правдин. А я слышал, что он в военной службе…
       Стародум. В тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то время к научению мало было способов, да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову.
       Правдин. Тогдашнее воспитание действительно состояло в нескольких правилах…
       Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
       Правдин. Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть душа…
       Стародум. Без нее просвещеннейшая умница – жалкая тварь. (С чувством.)Невежда без души – зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. Между тем, что он делает, и тем, для чего он делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…
       Правдин.Вашу племянницу. Я это знаю. Она здесь. Пойдем…
       Стародум. Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня правило: в первом движении ничего не начинать.
       Правдин. Редкие правило ваше наблюдать умеют.
       Стародум. Опыты жизни моей меня к тому приучили. О, если б я ранее умел владеть собою, я имел бы удовольствие служить долее отечеству.
       Правдин. Каким же образом? Происшествии с человеком ваших качеств никому равнодушны быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете…
       Стародум. Я ни от кого их не таю для того, чтоб другие в подобном положении нашлись меня умнее. Вошед в военную службу, познакомился я с молодым графом, которого имени я и вспомнить не хочу. Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться тому, что в наше воспитание еще и не входило. Я все силы употребил снискать его дружбу, чтоб всегдашним с ним обхождением наградить недостатки моего воспитания. В самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война. Я бросился обнимать его с радостию. «Любезный граф! вот случай нам отличить себя. Пойдем тотчас в армию и сделаемся достойными звания дворянина, которое нам дала порода». Вдруг мой граф сильно наморщился и, обняв меня, сухо: «Счастливый тебе путь, – сказал мне, – а я ласкаюсь, что батюшка не захочет со мною расстаться». Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему в ту же минуту. Тут увидел я, что между людьми случайными и людьми почтенными бывает иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие души и что с великим просвещением можно быть великому скареду.
       Правдин. Сущая истина.
       Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают, что я их и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
       Правдин. Что ж бы иное и делать надлежало?
       Стародум. Надлежало образумиться. Не умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
       Правдин.Но разве дворянину не позволяется взять отставки ни в каком уже случае?
       Стародум. В одном только: когда он внутренне удостоверен, что служба его отечеству прямой пользы не приносит! А! тогда поди.
       Правдин. Вы даете чувствовать истинное существо должности дворянина.
       Стародум. Взяв отставку, приехал я в Петербург. Тут слепой случай завел меня в такую сторону, о которой мне отроду и в голову не приходило.
       Правдин. Куда же?
       Стародум. Ко двору. Меня взяли ко двору. А? Как ты об этом думаешь?
       Правдин. Как же вам эта сторона показалась?
       Стародум. Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне по большой прямой дороге никто почти не ездит, а все объезжают крюком, надеясь доехать поскорее.
       Правдин. Хоть крюком, да просторна ли дорога?
       Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи.
       Правдин. Так поэтому тут самолюбие…
       Стародум. Тут не самолюбие, а, так называть, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь. Я видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль не приходили ни предки, ни потомки.
       Правдин. Но те достойные люди, которые у двора служат государству…
       Стародум. О! те не оставляют двора для того, что они двору полезны, а прочие для того, что двор им полезен. Я не был в числе первых и не хотел быть в числе последних.
       Правдин. Вас, конечно, у двора не узнали?
       Стародум.Тем для меня лучше. Я успел убраться без хлопот, а то бы выжили ж меня одним из двух манеров.
       Правдин. Каких?
       Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
       Правдин. Итак, вы отошли от двора ни с чем? (Открывает свою табакерку.)
       Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
       Правдин. С вашими правилами людей не отпускать от двора, а ко двору призывать надобно.
       Стародум. Призывать? А зачем?
       Правдин.Затем, зачем к больным врача призывают.
       Стародум. Мой друг! Ошибаешься. Тщетно звать врача к больным неисцельно. Тут врач не пособит, разве сам заразится.

Те же и Софья.

       Софья (к Правдину). Сил моих не стало от их шуму.
       Стародум (в сторону). Вот черты лица ее матери. Вот моя Софья.
       Софья (смотря на Стародума). Боже мой! Он меня назвал. Сердце мое меня не обманывает…
       Стародум (обняв ее). Нет. Ты дочь моей сестры, дочь сердца моего!
       Софья (бросаясь в его объятия). Дядюшка! Я вне себя с радости.
       Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным, иногда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
       Правдин. Сколь приятно быть тому и свидетелем!
       Софья. Дядюшка! ваши ко мне милости…
       Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
       Софья. Отсутствие ваше огорчало нас несказанно.
       Стародум (к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
       Правдин. Вы могли б обогатиться, как я слышал, несравненно больше.
       Стародум. А на что?
       Правдин. Чтоб быть богату, как другие.
       Стародум. Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
       Софья. Дядюшка! Какую правду вы говорите!
       Стародум. Я нажил столько, чтоб при твоем замужестве не остановляла нас бедность жениха достойного.
       Софья. Во всю жизнь мою ваша воля будет мой закон.
       Правдин. Но, выдав ее, не лишнее было бы оставить и детям…
       Стародум. Детям? Оставлять богатство детям? В голове нет. Умны будут – без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные деньги – не наличные достоинства. Золотой болван – все болван.
       Правдин. Со всем тем мы видим, что деньги нередко ведут к чинам, чины обыкновенно к знатности, а знатным оказывается почтение.
       Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку – душевное; а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по деньгам, а в знати не по чинам.
       Правдин. Заключение ваше неоспоримо.
       Стародум. Ба! Это что за шум!

Те же, г-жа Простакова, Скотинин, Милон.

Милон разнимает г-жу Простакову со Скотининым.

       Г-жа Простакова.Пусти! Пусти, батюшка! Дай мне до рожи, до рожи…
       Милон. Не пущу, сударыня. Не прогневайся!
       Скотинин (в запальчивости, оправляя парик). Отвяжись, сестра! Дойдет дело до ломки, погну, так затрещишь.
       Милон (г-же Простаковой). И вы забыли, что он вам брат!
       Г-жа Простакова. Ах, батюшка! Сердце взяло, дай додраться!
       Милон (Скотинину). Разве она вам не сестра?
       Скотинин. Что греха таить, одного помету, да вишь как развизжалась.
       Стародум (не могши удержаться от смеха, к Правдину). Я боялся рассердиться. Теперь смех меня берет.
       Г-жа Простакова. Кого-то, над кем-то? Это что за выезжий?
       Стародум. Не прогневайся, сударыня. Я на роду ничего смешнее не видывал.
       Скотинин (держась за шею). Кому смех, а мне и полсмеха нет.
      М ил о н. Да не ушибла ль она вас?
       Скотинин. Перед-от заслонял обеими, так вцепилась в зашеину…
       Правдин. И больно?..
       Скотинин. Загривок немного пронозила.

В следующую речь г-жи Простаковой Софья сказывает взорами Милону, что перед ним Стародум. Милон ее понимает.

       Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.)Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
       Стародум (указывая на Софью). Приехал к ней, ее дядя, Стародум.
       Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
       Скотинин (в сторону). То-то, он-то, дядюшка-то!

Те же и Еремеевна.

       Еремеевна. Чего изволишь?
       Г-жа Простакова. А ты разве девка, собачья ты дочь? Разве у меня в доме, кроме твоей скверной хари, и служанок нет? Палашка где?
       Еремеевна. Захворала, матушка, лежит с утра.
       Г-жа Простакова. Лежит! Ах, она бестия! Лежит! Как будто благородная!
       Еремеевна. Такой жар рознял, матушка, без умолку бредит…
       Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови же ты мужа, сына. Скажи им, что, по милости Божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки; что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией. Ну, беги, переваливайся!
       Стародум. К чему так суетиться, сударыня? По милости Божией, я ваш не родитель; по милости же Божией, я вам и незнаком.
       Г-жа Простакова. Нечаянный твой приезд, батюшка, ум у меня отнял; да дай хоть обнять тебя хорошенько, благодетель наш!..

Те же, Простаков, Митрофан и Еремеевна.

В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.

       Стародум (обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтись. (Вырвавшись из рук ее, обертывается на другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с распростертыми руками, тотчас его схватывает.)Это к кому я попался?
       Скотинин. Это я, сестрин брат.
       Стародум (увидя еще двух, с нетерпением). А это кто еще?
       Простаков (обнимая). Я женин муж.
       Митрофан (ловя руку). А я матушкин сынок.
       Милон (Правдину). Теперь я не представлюсь.
       Правдин (Милону). Я найду случай представить тебя после.
       Стародум (не давая руки Митрофану). Этот ловит целовать руку. Видно, что готовят в него большую душу.
       Г-жа Простакова. Говори, Митрофанушка. Как-де, сударь, мне не целовать твоей ручки? Ты мой второй отец.
       Митрофан. Как не целовать, дядюшка, твоей ручки. Ты мой отец… (К матери.)Который бишь?
       Г-жа Простакова. Второй.
       Митрофан. Второй? Второй отец, дядюшка.
       Стародум. Я, сударь, тебе ни отец, ни дядюшка.
       Г-жа Простакова. Батюшка, вить робенок, может быть, свое счастье прорекает: авось-либо сподобит Бог быть ему и впрямь твоим племянничком.
       Скотинин. Право! А я чем не племянник? Ай, сестра!
       Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.)Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную, обижает.
       Стародум. Я это приметил, как скоро ты, сударыня, из дверей показалась.
       Правдин. А я уже три дни свидетелем ее добронравия.
       Стародум. Этой забавы я так долго иметь не могу. Софьюшка, друг мой, завтра же поутру еду с тобой в Москву.
       Г-жа Простакова.Ах, батюшка! За что такой гнев?
       Простаков. За что немилость?
       Г-жа Простакова. Как! Нам расстаться с Софьюшкой! С сердечным нашим другом! Я с одной тоски хлеба отстану.
       Простаков. А я уже тут сгиб да пропал.
       Стародум. О! Когда же вы так ее любите, то должен я вас обрадовать. Я везу ее в Москву для того, чтоб сделать ее счастье. Мне представлен в женихи ее некто молодой человек больших достоинств. За него ее и выдам.
       Г-жа Простакова. Ах, уморил!
       Милон. Что я слышу?

Софья кажется пораженною.

       Скотинин. Вот те раз!

Простаков всплеснул руками.

       Митрофан. Вот тебе на!

Еремеевна печально кивнула головою. Правдин показывает вид огорченного удивления.

       Стародум (приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.)Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.

Все принимают веселый вид.

       Софья. Дядюшка! Не сумневайтесь в моем повиновении.
       Милон (в сторону). Почтенный человек!
       Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин, малый молодой…
       Скотинин. Из ребят давно уж вышел…
       Г-жа Простакова. У кого достаточек, хоть и небольшой…
       Скотинин. Да свиной завод не плох…
       Г-жа Простакова. Так и в добрый час в архангельский. Вместе.
       Скотинин. Так веселым пирком, ды за свадебку.
       Стародум. Советы ваши беспристрастны. Я это вижу.
       Скотинин. То ль еще увидишь, как опознаешь меня покороче. Вишь ты, здесь содомно. Через час место приду к тебе один. Тут дело и сладим. Скажу, не похвалясь: каков я, право, таких мало. (Отходит.)
       Стародум. Это всего вероятнее.
       Г-жа Простакова. Ты, мой батюшка, не диви на братца…
       Стародум. А он ваш братец?
       Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
       Стародум. Вижу, каковы были и родители ваши.
       Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
       Правдин. Вы, однако ж, своего сынка кое-чему обучаете.
       Г-жа Простакова (к Правдину). Да ныне век другой, батюшка! (К Стародуму.