Так целый мир в магическом кристалле
      Души поэта дивно отражен
      И в ней струится зыбкими волнами,
      Переливаясь тысячью огней.
      Вот так и мне поэзия открылась.
      Узрел мой взор таинственную дымку
      Романтики, что мир преображает.
      И ты, о сир, не Килиан ты вовсе,
      Не грозный, всемогущий повелитель,
      О нет! - ты лишь поэзии виденье,
      Картина, что пригрезилась поэту,
      Ты лишь...
      Килиан (в неимоверном гневе его перебивая). Как? Ах ты, бесстыжий наглец! Это я-то не Килиан? Это я-то не грозный повелитель? Виденье! Какая-то картина? Мазня? Ложь и мошенство! Ну, я тебе сейчас покажу! (Изо всех сил лупит придворного поэта скипетром, тот пускается наутек с криками: "Помогите! Пощады! Беру все свои слова обратно! Я вовсе не поэт! Не пиит!" и т.д. Килиан преследует его до края сцены, потом, отдуваясь, возвращается.) Теперь - попомнит - как - называть - меня - виденьем! Советник! Ну-ка, оботри мне пот со лба!
      Советник пытается это сделать, но вынужден встать на
      цыпочки, дабы дотянуться до лба Килиана, спотыкается и
      сталкивает корону с головы короля.
      Килиан. Какой же ты, советник, все-таки увалень! Сущую малость для блага государства попросишь сделать - и то оплошает!
      Балтазар. В таком случае, ваше величество, можете сами потрудиться на благо государства и утереть себе пот! (Кидает Килиану платок, который только что у него взял.)
      Килиан. Ну, хорошо, и так годится. (Вытирает себе лоб, мавры снова водружают корону ему на голову.) А теперь я хочу отдохнуть от царских дел и по возможности отвлечься от завтрашнего торжественного въезда в Омбромброзию. Подать мне в шатер полдюжины доброго пива и полфунта хорошо нарезанного табаку! А ты, советник, давай-ка на боковую и смотри, завтра утром будь посообразительней! Спокойной ночи, вы, головорезы! (Попыхивая трубкой, уходит в шатер, полог которого запахивается за ним.)
      Балтазар. Не будь наш Килиан таким честным малым, не будь у него, как у всех грубиянов, такое золотое сердце, черта с два я бы ему служил. (Уходит вместе с остальными маврами.)
      ИНТЕРЛЮДИЯ ЗА СЦЕНОЙ
      Режиссер. Господин машинист, звоните, пусть делают ночь.
      Директор. Как так? Сейчас - ни с того ни с сего, - и вдруг ночь? Это нарушит сценическую иллюзию - ведь всего каких-нибудь десять минут назад поэт Родерих у нас завтракал.
      Режиссер. Но в книге написано: "Ночь".
      Директор. Значит, вздорная книга - пьеса написана супротив всех канонов театра. Это действие обязательно должно закончиться при свете дня, а уж следующее, с божьей помощью, может начинаться в темноте.
      Режиссер. Могли бы прочесть пьесу раньше и заблаговременно внести необходимые изменения, дабы обеспечить сколько-нибудь вразумительную иллюзию. А сейчас играть надо.
      Директор. Что? Мало того, что я, директор, ставлю пьесы, я еще должен их читать? Милейший! Я бы попросил впредь воздержаться от подобных вздорных советов! Хватит с меня забот с кассой и с выдачей жалованья, которое я каждую неделю аккуратненько заворачиваю в бумагу и каждый сверток надписываю. Не говоря уж о том, что я пишу программки, что, между прочим, входит в ваши обязанности, как и чтение пьес. Я-то сразу заметил, опять у нас сегодня новомодная, эстетическая пьеса, где вершки и корешки - все вперемешку, а ведь я уж сколько раз вам говорил: не надо мне ничего эстетического, никакой эстетики я на своей сцене не потерплю. И опять попадаются стихи, вы могли бы в лучшем виде переложить их в прозу, как я вам уже неоднократно приказывал. И вообще, господин режиссер, вы-то для чего здесь? Я вами крайне недоволен.
      Режиссер. Но, дорогой господин директор, пьеса-то уже идет, что делать?
      Директор. Ночь сейчас никак наступить не может, надо вставить еще парочку сцен, чтобы зритель успел позабыть завтрак, - пусть Килиан спокойно выкурит еще трубочку-другую.
      Режиссер. Но, ради бога, какие еще сцены? Впрочем, я вот что придумал: одну мы с вами уже сами сыграли, дорогой господин директор, а теперь пусть выйдет кто-нибудь из труппы и произнесет нечто вроде пролога - ну, хоть бы и в середине пьесы, какая разница? - и принесет формальные извинения за автора, нарушившего сценическую иллюзию.
      Директор. Да! Именно так! Но кого мы выпустим?
      Режиссер. Лучше Адолара никого не найти.
      Директор. Сейчас я его приведу.
      На некоторое время возникает пауза, потом издали
      раздаются приближающиеся голоса.
      Адолар. Не буду, ни за что я этого делать не буду!
      Директор. Какой же вы, однако, упрямец! Послушайте, милейший, выручите меня из беды на этот раз - и я вас век благодарить буду. Записанный за вами штраф за самовольство в первой сцене мы зачеркнем, и вы получите талер прибавки еженедельно! Сами посудите, больше нельзя требовать от честного человека!
      Адолар. Вообще-то вы грубиян похлестче мавританского короля, но, как я вижу, становитесь благородным человеком, ежели того требует выгода. Ну, ладно, будь по-вашему, сделаю что могу.
      Режиссер (выталкивая его на сцену). На выход, на выход, дорогой коллега!
      Адолар (выходит на сцену).
      Многоуважаемые зрители,
      Хотите ли вы, не хотите ли,
      Но я умоляю вас, драгоценные,
      Поверить, что день прошел между сценами.
      Теперь у нас ночь настает понемногу,
      Свершеньям великим давая дорогу.
      Ведь автор пьесы, забыв про нас с вами,
      Витает где-то за облаками
      И крутит времени шестеренки
      Шалой рукой озорного ребенка,
      Определяя времени ход
      Этак и так, как на ум взбредет.
      Захочет - минута тянется час,
      Захочет - столетья летят мимо нас.
      Вот почему вдруг полночь настала,
      Вражья орда уснула устало,
      Дрыхнет-храпит и король Килиан,
      Сном беспробудным в шатре обуян.
      Господин машинист, делайте ночь!
      Машинист звонит, и в театре становится несколько темнее,
      чем было прежде.
      Адолар.
      Видите, как вдруг стало темно?
      Вы-то, конечно, все различаете,
      Но басурманам, как вы понимаете,
      Там, на сцене, не видно ни зги:
      Грянул звонок - и ослепли враги,
      Чтобы потом впотьмах, с перепугу
      Шпагой махать, убивая друг друга.
      Ну, вот, связал я действие вроде.
      Теперь удаляюсь - герой на подходе.
      (Уходит.)
      КАРТИНА ВОСЬМАЯ
      Появляется Амандус с обнаженным мечом.
      Амандус. Все вражье войско придавлено сном, как свинцовой гирей. Умолкла перекличка часовых, обхватив оружие бессильной рукой, они полегли в траве, и во сне им грезится, будто они не спят, будто они бодро держат пищали на изготовку, ходят взад-вперед и громким криком и пением не дают уснуть товарищам, - а они спят как убитые и только тяжко постанывают, с трудом шевеля непослушным языком. Бригелла со своими гвардейцами без помех проникнет в лагерь, но меня какой-то магической силой притянуло сюда. Здесь, где-то здесь должен быть шатер Килиана. Труффальдино! Зажигай факел!
      Труффальдино (из-за сцены). Сей момент! Только если вы позволите, ваше геройское благородие, я вам отсюда, сверху посвечу. Такое живописное, романтическое освещение - оно, знаете ли, издали всегда гораздо лучше.
      Вспыхивает далекий отсвет факела, зажженного
      Труффальдино.
      Амандус (узрев шатер Килиана). А! Вот и шатер Килиана!
      Злодея нужно пробудить от сна!
      Пусть громовым раскатом прогрохочет
      Сквозь сон его мой голос, и шатер
      Как скорлупа личинки распадется,
      Являя миру мерзкого червя,
      Которому недолго жить осталось.
      Эй, выходи, невежа мавританский!
      Ты слышишь, как звенит булатный меч,
      Готовый надвое тебя рассечь!
      Вставай же! Смерть позорную свою
      Изволь принять живьем - в честном бою! (Рубит мечом по шатру, шатер распахивается, Килиан спросонок приподнимается с ложа.)
      Килиан. Что за крик? Что за шум? Кто это тут разбушевался? Кто, черт возьми, посмел нарушить самый мой сладкий сон? Если это опять ты, советник, то на сей раз, будь ты неладен, я тебя...
      Амандус. Нет, это я! Отмщение Бландины, что нашло тебя и убьет! Выходи на бой!
      Килиан. О господи, что за шутки! Какое отмщение, какой еще бой! Завтра утречком все добром уладится. Завтра, завтра, сын мой!
      Амандус. Выходи, жалкий, трусливый злодей, или я прикончу тебя на твоем ложе!
      Килиан. Ну-ну, к чему такая спешка? (Встает и выглядывает из шатра.) Как? Это ты-то, мальчонка, сопляк несчастный? Ты - со мной сражаться? Да супротив тебя я даже свой охотничий нож доставать не буду, я тебя столовой вилкой подцеплю!
      Амандус.
      Твоих насмешек не боюсь нимало!
      Не много силы в том, в ком много сала.
      Так выходи же, коль вооружен,
      Еще посмотрим, кто из нас смешон.
      Килиан выходит из шатра с огромной вилкой и движется на
      Амандуса, Амандус взмахивает мечом, и в тот же миг
      голова Килиана с глухим стуком падает наземь, а туловище
      опрокидывается за кулисы.
      Труффальдино (выскакивая с факелом). Ура! Ура! Победа! Полный триумф! Перекинулось его величество, голова с плеч - и готово! Как верный оруженосец, я первым делом хватаю королевскую голову - и со всех ног в город - прямо во дворец! Там я ору что есть мочи - Бландиночка, конечно, вскакивает со своих перин - все ликуют - придворные музыканты срочно до блеска начищают свою позеленевшую медь и на всю округу трубят с городских башен гром победы, а канониры в кромешной тьме ползком нашаривают запальные шнуры и бабахают из всех орудий, какие еще остались в городе. (Поднимает голову Килиана и видит, что это всего лишь болванка для шляп.) Но что это? Ни капли крови? Бесценный наш герой! Ваше будущее величество! Взгляните вот то, что называется пустая голова. Воистину, этот Килиан, очевидно, ведет свою родословную из лавки какой-нибудь швеи. Всего-то лишь шляпная болванка, у которой сразу же отросло королевское туловище, едва к ней приложили диадему.
      Амандус (глядя на болванку).
      Предчувствие меня не обмануло:
      Пустышкой оказался Килиан.
      Ни искры жизни, ни кровинки крови,
      Лишь чучело, лишь пустотелый жупел,
      Которому обманный внешний отсвет
      Обличие живого существа
      Придал некстати. Так скала глухая
      На звуки отдается гулким эхом,
      И кажется, что говорит она.
      Теперь же в прах повергнут мавр хвастливый
      И, рассеченный молнией стальною,
      Ничтожество, в ничто он обратился.
      То тут, то там над лагерем мавров взметываются всполохи
      огня, слышны выстрелы, вопли, приглушенные крики. Mавры
      в панике бегут по сцене.
      Мавры (пускаясь в бегство). Спасайся кто может! Король! Его величество лишились головы! Теперь мы пропали! Бежим! Бежим! Бежим!
      Амандус.
      Огнем сраженья небосвод объят!
      Повергнут страшный враг, разбит и смят!
      Бландина спасена! Спешим к народу!
      Отпразднуем спасенную свободу!
      (Собирается уйти, но сталкивается с Бригеллой.)
      КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
      Бригелла. Все удалось! Покуда вы, мой дорогой, занимались тут снятием головы с килианских плеч, я со своими верными воинами пробрался в неприятельский лагерь и подпалил его со всех концов, какие только в этой кромешной тьме возможно было отыскать. Лоточники в Омбромброзии теперь недели две могут торговать копченым мавританским мясом. Десять моих лучших стрелков, возглавив десять каре моих славных полков, творили чудеса храбрости; каждый по десять раз успел перезарядить ружье, и каждая из десяти пуль сразила по десять тысяч мавров, так что мы их поубивали куда больше, чем вообще было в лагере. Уличные мальчишки в Омбромброзии вовсю раззвонили о нашей победе, и принцесса Бландина вместе со всей придворной свитой уже вышла к городским воротам, чтобы оказать нам, двум героям, достойные почести. А посему спешите со мной, дорогой коллега, дабы положить голову Килиана к ее ногам. (Уходит вместе с Амандусом.)
      Труффальдино.
      Я ж поделю покуда без обмана
      С самим собой наследство Килиана.
      (Ныряет в шатер Килиана.)
      КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
      Торжественный победный марш. Входят принцесса Бландина,
      Панталоне, Амандус, Бригелла, придворные, свита,
      омбромброзское воинство, народ.
      Бландина.
      Сбылись надежды, и развеян мрак,
      Огнем и сталью изгнан подлый враг.
      Разбиты неприятельские орды,
      Мой край родной зарю встречает гордо!
      Воистину, ты послан мне судьбой,
      Амандус, о, отважный мой герой!
      Меня спасая, проливал ты кровь
      И тем завоевал мою любовь.
      Ты отстоял в бою мою корону,
      А потому - всех ближе будешь к трону!
      Панталоне. О, сладкий миг! Кто бы мог подумать, отходя ко сну, что еще среди ночи мы будем здесь, под открытым небом, праздновать победу! На радостях я влез правой ногой в левую туфлю и впопыхах натянул халат наизнанку, что объяснимо лишь взрывом патриотических чувств и потому, надеюсь, извинительно. Что ж, вскорости, хвала небу, у нас будет веселая свадьба!
      Снова звучит марш, все, кроме Бригеллы, уходят.
      Бригелла. Вот так всегда: счастливчик уводит домой невесту! Он, видите ли, кровь за нее проливал - это Бландина так говорит. Да если бы он не поцарапал большой палец, когда салютовал принцессе мечом, в нем бы и сейчас было бы ни кровинкой меньше, чем прежде! Воистину, кого счастье ищет - того оно и во сне найдет. Во всяком случае, Амандуса оно сегодня ночью отыскало, хоть он тут совершенно ни при чем. Если бы я не подпалил вражеский лагерь, если бы не десять лучших моих стрелков, если бы... Не знаю, не знаю. (Уходит, недовольно бурча.)
      Труффальдино (выходит из шатра с короной, скипетром, трубкой Килиана и прочим и с энтузиазмом восклицает).
      Мой господин меня приблизил к трону!
      Тем выгоднее я продам корону!
      (Спешно уходит.)
      Занавес. Конец первого действия.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      ПРИНЦЕССА БЛАНДИНА
      Романтическая пьеса-сказка "Принцесса Бландина" - единственный у Гофмана драматургический эксперимент (не считая музыкальной драматургии и ранних пьес "Приз" и "Паломница", 1803 и 1808). Она органично вписывается в одну из магистральных линий его творчества - той, что основывается на продуктивном сочетании элементов раннеромантической драматургии (Л.Тика) и эстетики итальянского театра (К.Гоцци). Создавалась весной 1814 г., во время второго пребывания Гофмана в Лейпциге, куда он приехал вместе с театральной труппой Иозефа Секонды после не очень удачных выступлений в дрезденском придворном театре (июнь - декабрь 1813). "Принцессу Бландину" Гофман считал самым слабым своим произведением. Однако даже беглого с ней знакомства достаточно, чтобы заметить, что в авторе не состоялся талантливый драматург-комедиограф.
      Первоначально была опубликована в 1815 г. в составе "Музыкально-поэтического клуба Крейслера" (см. с. 302). Во 2-м издании "Фантазий..." была из "Крейслерианы" исключена.
      Стр. 339. ...плешивых, как пророка Илию... - По ветхозаветному преданию, двадцать два юноши, насмехавшиеся над его плешивостью, были растерзаны двумя медведями (2-я Книга Царств, 2, 23-24).
      Ариэль - персонаж шекспировской пьесы "Буря", воздушный дух, вынужденный служить герцогу Просперо.
      Стр. 340. Фьерабрас - образ языческого рыцаря-гиганта из легенд вокруг императора Карла Великого, герой ранней провансальской и древнефранцузской литературы.
      Стр. 348. Гроциус (Гроций) Гуго (1583-1645) - голландский юрист, один из основателей теории естественного права. Пандекты - свод работ римских юристов (ок. 530), служит основой для изучения римского права.
      Стремленье к Вечному миру. - Намек на попытки государственных деятелей учредить вечный мир на земле законодательным путем (подобный закон был принят, например, в Вормсе в 1495 г.).
      ...наподобие второй Жанны д'Арк... - Имеется в виду главная героиня трагедии Ф.Шиллера "Орлеанская дева" (1801).
      Aut Caesar, out nihil! - девиз Цезаря Борджиа (1475-1507).
      Стр. 351. ...в святом Самуэле... - В венецианском театре св. Самуэля выступала прославленная труппа Антонио Сакки. Труппа Сакки - венецианская театральная труппа Антонио Сакки (1708-1786), для которой писал свои пьесы Карло Гоцци (1720-1806).
      Стр. 352. ...о несравненном Дерамо... - Дерамо - главный герой пьесы К.Гоцци "Король-олень". Красавица Земреда и несчастный Саид - персонажи той же пьесы.
      ...о короле Милло и принце Дженнаро... - персонажи пьесы К.Гоцци "Ворон".
      Г.Шевченко