— Но я же хотел как лучше!
— В том-то и вся беда! — пробурчал Мунго. Свитс извлек из сумки карту города, повертел ее в руках, перевернул вверх тормашками. Мартин не выдержал:
— Дай сюда!
Продолжая смотреть, они дошли до подножия деревянной лестницы, что вела на второй этаж дома, в котором находилась бывшая квартира Чарли. Актерскому мастерству Свитса, с каким он разыграл изумление при виде двух арабов в тени под лестницей, можно было только позавидовать.
Хьюби сунул руку в карман пиджака. Арабы напряглись, но в следующее мгновение в руке Свитса очутился разговорник, и Хьюби принялся перелистывать страницы.
— Имил мааруф, — прочитал он. — Окажите мне услугу.
Муши улыбнулся арабам. Улыбка вышла доброжелательной и слегка обеспокоенной. Свитс подхватил приятеля под локоть и повлек к лестнице. Мунго упирался, но не слишком решительно. Он окинул взглядом пустынную улицу, потом посмотрел на верхнюю площадку лестницы. Там никого не было. Один араб что-то сказал другому. Тот засмеялся, оскалив зубы — наполовину сгнившие, за исключением двух резцов, длинных, заостренных книзу, изготовленных из нержавеющей стали. Свитс сунул ему под нос карту Каира. Араб рефлексивно опустил голову, и Хьюби ударил его в пах. Араб судорожно всхлипнул и упал на колени, прижимая левую руку к животу; правую он запустил в карман и одновременно попытался укусить Свитса за ногу. Хьюби саданул его ребром ладони по шее, чуть ниже уха. Глаза араба — этакие грязно-желтые луны-близняшки — закатились, он повалился на бок, дернулся и затих.
— Ты убил его? — справился Мунго, который прижал своего противника к стене дома и приставил ему к горлу нож.
— Он все равно умер бы от старости. — Свитс рывком взвалил труп себе на плечи.
— Говоришь по-английски, дружок? — спросил Мунго у араба, проведя ножом у того перед глазами. Араб облизал губы, судорожно сплюнул. Мунго развернул его и подтолкнул к лестнице.
— Ты случайно не работал экскурсоводом? — поинтересовался Хьюби.
— Нет, а что?
— Да манеры у тебя подходящие.
На верхней площадке Свитс прислонил труп к двери. Мунго жестом дал понять второму арабу, что от него требуется поддерживать мертвеца. Судя по всему, араб был перепуган до полусмерти. Мунго навел на незадачливого охранника свой «узи» с глушителем на стволе. Свитс постучал в дверь прикладом автомата. Изнутри донесся чей-то голос. Неожиданно араб, который держал труп, истошно закричал, отскочил в сторону и попытался перепрыгнуть через перила. Мунго сразил его одной очередью, а Свитс открыл огонь по двери и не отнимал палец от курка до тех пор, пока не опустел магазин. Послышалась ответная стрельба. Мунго прицелился в дверную петлю, выстрелил, проделал то же самое со второй петлей, а Хьюби тем временем вставил новый магазин.
Затем Мартин ударом ноги сорвал дверь с петель. Автоматы застрекотали снова. Когда они смолкли, на мгновение установилась тишина, а затем вновь загремели выстрелы, и темнота внутри квартиры озарилась огненными вспышками.
— Черт побери! — пробормотал Свитс. — Пора кончать с мерзавцами! — Он выдернул чеку и швырнул в комнату осколочную гранату. Кто-то крикнул, потом прогрохотал взрыв. Свитс различил в голубоватом сиянии фигуру летящего по воздуху человека. Затем на него обрушилась ударная волна, в лицо ударил порыв горячего ветра, а в комнате весело зазвенело стекло. Как оказалось, в квартире прятались трое арабов. Двое погибли сразу, третий умирал. Свитс затушил язычок пламени, который было заплясал на кровати.
Пахло дымом и порохом. Сквозь окно, в проеме которого торчали осколки витражного стекла, в комнату сочился серый свет.
— Тебя ранило? — спросил Хьюби, заметив кровь на рукаве Мунго.
— Так, царапнуло.
— Как оно всегда бывает, верно?
Один из мертвецов лежал на полу в изножье кровати.
Свитс пошарил у него в карманах, нашел пачку сигарет, зажигалку и пучок корпии. Что касается второго трупа, тот — какая насмешка судьбы! — сидел в раковине на куче грязной посуды. Свитс спихнул его на пол, обыскал, а Мунго проверил карманы умирающего.
— Ага!
— Что там?
— Паспорт нашего водителя, — отозвался Мартин, шелестя бумагой, — туристическая виза, фотографии жены и ребенка. — Он рассовал документы по карманам, не подозревая, что они относятся к прошлой жизни Чарли.
— Думаешь, этого Джеку хватит?
— Если нет, пускай едет сюда сам. — Мунго слабел на глазах. По всей видимости, он потерял достаточно много крови. Вдалеке завыли полицейские сирены.
— Что мы ему скажем, когда он спросит насчет квартиры?
— Соврем, — ответил Мунго, однако нашел в себе силы подойти к бюро и начал один за другим выдвигать ящики, открыв первым нижний, чтобы удобнее было работать: ведь если идти сверху, придется поочередно открывать ящики и задвигать обратно, а так можно оставлять их открытыми.
Три ящика оказались пустыми, в четвертом обнаружилась пара нестираных носков и стеклянный стакан. Мунго вывернул носки наизнанку. Сирены звучали все ближе. Мунго приблизился к кровати, ощупал подушку — ничего, одни перья. Он заглянул под матрац. Боль в руке становилась нестерпимой.
Раненый араб издал некий звук, похожий не то на рыдание, не то на всхлип.
* * *
Чарли наблюдал за тем, как Мунго Мартин и Хьюби Свитс идут по улице. Вот они остановились, достали карту, и вдруг навстречу им из тени выступили двое мужчин. Свитс показал одному карту, а потом внезапно ударил в пах. Мужчина упал, Свитс нанес еще один удар. Второй мужчина застыл как вкопанный. На глазах у Чарли Свитс взвалил на плечи того человека, которого сам же поверг наземь, и двинулся вверх по лестнице, сопровождаемый Мартином и вторым арабом.
Поскольку кондиционер не работал, в салоне «ситроена» скоро стало жарко и душно. Чарли вспотел. Неожиданно тишину улицы нарушила трескотня выстрелов. Чарли настороженно огляделся. На улице по-прежнему было темно и пусто.
Выстрелы зазвучали вновь, потом наступила пауза, а следом сверкнула ослепительно-белая вспышка и прогремел взрыв.
Витражное стекло в окне квартиры разлетелось на тысячу осколков, которые посыпались на мостовую.
Чарли закурил «Клеопатру», завел двигатель, даже сквозь его рокот послышались полицейские сирены, он прибавил оборотов, убедился, что ручной тормоз отпущен, потом ни с того ни с сего решил перепроверить себя. Между тем на улице стала собираться толпа. Судя по часам на приборной панели было пять минут двенадцатого. Чарли потер запястье. Он не носил наручных часов с тех самых пор, как заложил свой «Ролекс». Ему вспомнился ростовщик — высокий, лысеющий человек, к лицу которого словно приклеилось подозрительное выражение, а в глазу торчал будто вросший в плоть окуляр, какой надевают ювелиры. Толпа у дома зашевелилась. Сирены завывали совсем рядом. Чарли увидел на тротуаре Свитса и Мартина. Те двинулись к автомобилю, но толпа преградила им путь. Чарли надавил на педаль газа, затем дал гудок. Звук был требовательным и вульгарным — словом, чисто французским. Кто-то закричал; на Чарли обрушился поток брани — энергичной, но не слишком изобретательной. По лобовому стеклу «ситроена» растекся чей-то плевок. Чарли вновь надавил на педаль. Машина прыгнула вперед. Он нажал на тормоза, потом снова надавил на газ.
Толпа разбежалась.
На пути остался лишь молодой человек лет двадцати в мешковатых серых брюках и черной футболке. У него были аккуратно подстриженные усики и темные глаза-щелочки. Он стоял, широко расставив ноги, и сжимал обеими руками рукоять хромированного пистолета, дуло которого глядело в лицо Чарли. За спиной юнца, на тротуаре, вновь показались Мунго и Хьюби. Мартин споткнулся и упал. Свитс наклонился, чтобы помочь товарищу. Дуло пистолета дернулось в сторону. Чарли понял, что ему предлагают вылезти из машины.
Он убрал руки с «баранки», скрестил пальцы, заложил руки за голову. Сирены завывали прямо над ухом. Чарли посмотрел на пистолет и заставил себя сидеть спокойно. Пот струился по лбу, заливал глаза, отчаянно чесалась голова, сосало под ложечкой, рубашка прилипла к спине. Чарли стиснул зубы и запретил себе моргать. Наконец пистолет снова рыскнул в сторону, и в тот же миг Чарли, который только того и дожидался, вдавил в пол педаль газа. «Ситроен» рванулся вперед, послышался глухой удар, юнец с пистолетом взлетел в воздух, а затем рухнул на капот и стукнулся головой о лобовое стекло. По тому побежали, расходясь концентрическими кругами, многочисленные трещины. Чарли не снимал ноги с педали. Секунду спустя юнец свалился с капота и исчез в темноте.
Чарли проехал ярдов пятьдесят вниз по улице и остановился возле своих сообщников. Свитс распахнул заднюю дверцу автомобиля, затолкал в салон Мунго и забрался сам.
Чарли нажал на газ; ускорение вынудило дверцу захлопнуться самостоятельно. «Ситроен» промчался по узкой улочке, в конце квартала притормозил и свернул налево. Из-за угла вывернула патрульная машина, на крыше которой мигал проблесковый маячок.
— Дави копов! — крикнул Свитс. — Давай, жми!
Чарли заколебался, припомнив описание египетских тюрем, данное Джеком Дауни, подумал о том, что его ждет, если он окажется в руках полиции, и бросил «ситроен» вперед. Столкновение казалось неизбежным. Внезапно Чарли осенило: он включил фары — дальний свет — и дал гудок.
Полицейский автомобиль шарахнулся в сторону, наехал колесом на тротуар и опрокинулся на бок. Маячок разлетелся вдребезги, сирена истошно взвыла.
— Сворачивай на следующем перекрестке! — распорядился Свитс.
Чарли посмотрел в зеркало заднего вида. Свитс оторвал от рукава рубашки Мунго изрядный лоскут и скрутил из него жгут.
— Как он?
— Выживет, если ты нас не угробишь, — пробурчал Свитс.
На перекрестке Чарли свернул налево, проехал два квартала, затем повернул направо. Мунго застонал. Из переулка вынырнула еще одна патрульная машина. Чарли вывернул руль и нажал на тормоз.
— Ты что, очумел? — рявкнул Свитс.
Позади завизжала резина: водитель полицейского автомобиля заметил, что «ситроен» остановился, но было уже поздно. Чарли приготовился. Патрульная машина затормозила в каком-нибудь футе от «ситроена». Чарли включил заднюю передачу. «Ситроен» врезался в полицейский автомобиль, разбил тому фары и пропорол радиатор. На мостовую посыпались осколки стекла. Чарли переключил передачу, и «ситроен» рванулся прочь под аккомпанемент пистолетных выстрелов.
— Отлично, — похвалил Свитс. — Только больше так не делай.
— Куда теперь?
— Надо поймать Джека и избавиться от этого драндулета.
Чарли после долгих поисков обнаружил работающий телефон-автомат и связался с Дауни. Согласно полученным от того инструкциям, они бросили изрешеченный пулями «ситроен» на улочке позади оперного театра «Мидран». Свитс взвалил на плечо Мунго, который потерял сознание, и следом за Чарли направился через парк Эзбекия к театру марионеток. В здании того не светилось ни одно окно. Возле театра стоял черный «форд» с дипломатическими номерами. Как выяснилось, Дауни привез аптечку первой помощи.
— Подсоби-ка, — сказал Свитс, когда машина тронулась.
Чарли увидел кровоточившую рану — маленькое круглое отверстие. Свитс укутал Мунго в пиджак Дауни, спрятав таким образом, несмотря на очевидную разницу в размерах, окровавленную повязку на руке Мартина. Зубы того громко стучали, по лицу струился пот. Чарли попытался отвлечься от неприятных мыслей, уставился в окно, за которым мелькали разноцветные городские огни: бледно-оранжевые пятна ртутных фонарей, зеленоватые блики обычных, голубые отсветы телеэкранов за оконными стеклами многочисленных кофеен и баров. Интересно, подумалось ему, что сталось с тем человеком, которого он сбил?
К тому времени, когда они достигли отеля, Мунго пришел в себя. Он крепко стискивал зубы, чтобы не закричать от боли. Свитс вытащил его из «форда» и поволок к ярко освещенному подъезду. Чарли остался сидеть в салоне. Дауни махнул рукой: мол, вылезай. Чарли подчинился, и Дауни тут же уехал. Портье за стойкой встретил их недоуменным взглядом, однако промолчал. Возможно, он решил, что Мунго просто перебрал. Лифт доставил компанию на третий этаж;
Чарли открыл дверь номера, и все вошли внутрь.
Стоило им появиться, как человек, который сидел на диване, сразу же поднялся. Пожилой, с объемистым брюшком и шевелюрой, как у Альберта Эйнштейна, он держал в руках черный кожаный саквояж. Цокая языком, врач снял с руки Мартина жгут, удалил повязку, достал из саквояжа шприц, наполнил его некой прозрачной жидкостью, отыскал вену на руке Мунго и ввел туда свой раствор, действие которого не замедлило сказаться: Мунго рухнул на диван и захрапел. Доктор принялся обрабатывать рану. Вот он закусил нижнюю губу, прищурился, продел нитку в иголку, сделал несколько стежков, наложил свежую повязку, а затем вручил Чарли пластиковый тюбик с таблетками.
— Когда ваш друг проснется, у него наверняка заболит голова. Пусть выпьет две пилюли сразу, а остальные следует принимать в зависимости от самочувствия, но не больше трех штук в течение шести часов.
Чарли кивнул.
— Вы еще придете? — спросил Свитс.
— Да, где-нибудь через день. Поменяю бинт. — Врач закрыл саквояж. — Провожать меня не надо.
Чарли и Свитс перенесли Мунго в спальню, уложили на кровать и накрыли одеялом. Ресницы Мунго затрепетали.
Свитс положил ладонь на лоб приятелю.
— Как он? — справился Чарли.
— Пока не знаю. — Свитс погасил бра над кроватью. — Пива хочешь?
— Не откажусь.
— Смертельно опасен, но вежлив, — проговорил Свитс со смешком и двинулся на кухню. Чарли следовал за ним по пятам. Хьюби извлек из холодильника две бутылки «Стеллы», нашел консервный нож, ловко сорвал пробки и протянул одну бутылку Чарли. — За нас, малыш! — Бутылки звякнули друг о друга. Свитс сделал изрядный глоток и вытер губы тыльной стороной ладони. — Эти ребята знали толк в нашем деле. Тот, которого мы прижали на улице, успел предупредить своих дружков, хотя наверняка догадывался, что Мунго из него душу вытрясет.
Они допивали каждый по второй бутылке, когда в дверь тихо постучали. Свитс крикнул, чтобы входили, дверь распахнулась, и на пороге показался Дауни. Он шел на цыпочках, держа в руках ботинки, и строил всяческие гримасы.
— Расслабься, Джек, — сказал Свитс. — Его сейчас и из пушки не разбудишь.
— А как себя чувствуют остальные? — осведомился Дауни, наливая в стакан пиво.
— Радуемся, что Господь не обошел нас своей милостью.
— Что случилось с человеком, которого я сбил? — проговорил Чарли.
— Сыграл в ящик, — отозвался Дауни. — Сломал себе шею. Не расстраивайся. Не ты его, так он тебя, не забывай об этом. — Он промочил горло. — Чем похвалишься, Хьюби?
Свитс указал пальцем на стопку бумаг на кофейном столике. Дауни сел на кушетку, которая стояла рядом, и раскрыл верхний документ — паспорт Чарли. Так, черно-белая фотография человека, который выглядел значительно моложе Макфи и улыбка которого свидетельствовала о чувстве собственного достоинства. На третьей странице Дауни обнаружил штамп египетской пограничной службы; больше никаких отметок не было. Он изучил бумаги и переплет паспорта, потер пальцами лицевую сторону. Разумеется, можно было бы поручить это специалистам из посольства, однако Дауни, что называется, нутром чуял — паспорт подлинный. Он взглянул на фотографию дочери Чарли, отпустил одобрительное замечание, затем сосредоточился на просроченной въездной визе, а потом произнес:
— Мне надо поговорить с Хьюби. Сходи пока в душ.
Чарли помедлил, поставил на стол недопитую бутылку и вышел из комнаты. Свитс тем временем сходил на кухню и принес еще «Стеллы». Убивать людей было утомительно, а потом почему-то жутко хотелось пить.
— Когда Мунго зацепило? — спросил Дауни.
— Мы вышибли дверь, и…
— У них было автоматическое оружие?
— Точно, — кивнул Свитс. — Шуму на весь квартал.
— Сколько их там дежурило?
— Пятеро.
— Кто-нибудь говорил по-английски?
— Нет.
— А на каком языке они разговаривали?
— На свинцовом.
— Как Чарли? — поинтересовался Дауни, решив про себя, что теперь, к сожалению, не время раздражаться, обстоятельства не позволяют. Беседа со Свитсом напоминала ему процесс выдергивания зубов. Что ж, будем действовать не торопясь, по зубу за раз.
— Никак.
— Ты смог бы работать с ним?
— Если только по мелочам.
— Иного и не требуется, — отозвался Дауни. — Как ты понимаешь, я нарочно отправил его с вами, чтобы подцепить на крючок. Далее, имеется сейф, который нужно взломать, — это существенное дополнение к первоначальному плану.
Для того-то мне и понадобился Лайам, а Чарли я намеревался придержать. — Дауни красноречиво пожал плечами. — Я уезжаю из города на несколько дней. Справишься со всем без меня?
— Деньги, — заявил Свитс, прищелкнув пальцами.
Дауни вынул из кармана брюк белый конверт, который оказался битком набит купюрами достоинством в десять и двадцать американских долларов, а затем, заставив Свитса написать расписку, кликнул Чарли и велел тому сделать то же самое.
— Тратьте как вам заблагорассудится, но оставайтесь до моего возвращения в отеле, понятно? Никаких прогулок по окрестностям, никаких экскурсий. И оба постригитесь, а то смотреть противно.
— Куда вы едете? — спросил Чарли.
Дауни пропустил вопрос мимо ушей, сложил расписки и сунул их в бумажник. Вернувшись в посольство, он первым делом съел два пирожных с лимоном, выпил стакан молока, а потом положил расписки, паспорт Чарли и прочие документы в папку, о существовании которой никто, кроме него, и не догадывался. На обложке ее значилось: «Сэндсторм».
Глава 16
Лондон
Впервые Дауни побывал в Лондоне восьмилетним ребенком. Встреча с будущей королевой запечатлелась в детской памяти столь отчетливо, что ему до сих пор казалось, будто она состоялась лишь накануне. Ее королевское высочество стояла на углу одной из улиц Сохо[5]. На ней была темно-синяя полупрозрачная блузка, красная шляпка с пером, черная кожаная мини-юбка и розовые чулки-» сеточки»; она более чем охотно согласилась дать Джеку автограф — в обмен на купюру из кошелька старшего Дауни.
Словом, Лондон с самого начала пришелся Дауни по душе. Четкое разделение на слои общества, характерное произношение, великолепная архитектура, неестественно вежливые чиновники, внезапные вспышки безвкусных неоновых реклам, каменные соборы, неуклюжие двухэтажные автобусы, печальные раскаты Биг Бена, Вест-Энд, толпы народа, роскошные отели и еще более дорогие уличные проститутки, неожиданные возможности уединиться, живая история…
Каирский рейс совершил посадку в аэропорту Хитроу в семь двадцать две утра, на пятнадцать минут раньше расчетного времени. Поскольку Дауни прибыл не откуда-нибудь, а с Ближнего Востока, таможенники досконально изучили содержимое его сумки. Он наблюдал за тем, как длинные пальцы перебирают запасные рубашки, грязные носки, боксерские трусы, припасенные специально на случай холодов; эти пальцы как будто жили своей собственной жизнью: похожие на двух жирных червяков, они копались в одежде Дауни и предметах туалета — джентльменском наборе цивилизованного человека, которому пришлось отправиться в путешествие. Таможенник щелкнул выключателем электробритвы «Браун» и наконец поставил на сумке заветный крестик, а затем коротко кивнул и оттиснул в паспорте Дауни печать. Вот и все. Дауни сел в автобус, который шел в город. Там он заглянул в кафе, позавтракал, купил два пакетика мятных леденцов и на другом автобусе доехал до зоопарка. В инсектарии к нему приблизился лысый толстяк с широким золотым кольцом на пальце: он облизнулся, высунул длинный, как у ящерицы, язык, и плотоядно улыбнулся.
— Отвали, — бросил Дауни и, чтобы придать толстяку ускорение, пихнул его в грудь.
Миновал час, другой… Постепенно Дауни уверился, что за ним не следят. Он дошел до площади Слоун-сквер и, будучи не в настроении, поругался с продавцом в магазине мужской одежды, где приобрел зонтик — большой, туго скатанный, с черным верхом, полированной деревянной ручкой и медным наконечником. Затем, выбрав самый окольный из всех путей, направился в сторону Кингз-роуд и какое-то время спустя очутился на крохотной площади. Посредине той возвышался мраморный бюст мужчины — курчавые волосы, длинный нос, обычные слепые глаза навыкате; кроме того, на площади имелись три деревянных скамейки и купа платанов, а на противоположном тротуаре располагался антикварный магазин, о чем свидетельствовала вывеска — золоченые буквы на зеркальном стекле.
Дауни пересек площадь и остановился у витрины магазина, в которой была выставлена очень даже неплохая коллекция нетцке — резных фигурок, которые использовались древними японцами в качестве пуговиц на церемониальных одеяниях. Эти фигурки изготавливались из кости, однако здешние — очевидно, в силу возраста — приобрели золотистый отлив. Дауни посмотрел сквозь стекло внутрь. Дженнифер» была на месте. Костюм из темно-зеленого бархата прекрасно гармонировал с ее огненно-рыжими рассыпанными по плечам волосами.
Когда-то, давным-давно, она согласилась провести с Дауни уик-энд в шикарном отеле на берегу моря в Брайтоне. Эта встреча не принесла никому из них ничего хорошего; вдобавок Брайтон оказался на редкость паршивым городишкой — полуразрушенные причалы, загаженный собаками песок на пляже, курортники с плохими зубами, играющие в карты на набережной… Внезапно перед мысленным взором Дауни предстала иная картина: Дженнифер выходит из душа, на бледной коже блестят капельки воды, длинные волосы ниспадают до начала щели между ягодицами, на левом бедре, чуть ниже следа от резинки трусиков, родимое пятно в форме маленькой рыбки…
Что ж, он готов к свиданию. Дауни выступил из тени платана, подошел к двери магазина, распахнул ее; зазвенел подвешенный над косяком звонок. Дженнифер повернула голову.
Дауни притворил дверь ручкой зонта и медленно двинулся вперед, мимо рядов сверкающей мебели, сквозь запахи воска и полироля, щуря глаза от блеска серебра и меди. Дженнифер наконец узнала его и тут же перестала улыбаться. Дауни остановился, взял в руки стеклянное пресс-папье, пробормотал слова восхищения, давая Дженнифер возможность прийти в себя, затем улыбнулся и сказал:
— Ты, похоже, удивилась. А я-то думал, меня здесь ждут не дождутся.
Неожиданно Дауни осознал, что они с Дженнифер не одни. В огромном кресле, обтянутом чехлом цвета спелой сливы, который переливался на свету точно шелк, сидела девочка лет тринадцати-четырнадцати. Она подобрала под себя ноги, а руки скрестила на груди. На ней был школьный блейзер с вышитой эмблемой; из-под блейзера выглядывала простая белая блузка. Наряд девочки дополняли серая юбка в складку, белые гольфы и тупоносые черные башмаки. Огненно-рыжие, как у матери, волосы, длинные и густые, голубые в синеву глаза.
— Какая симпатичная, — проговорил Дауни. — Синтия, правильно? — Он улыбнулся девочке. — Ты меня не помнишь, зато я помню тебя очень хорошо. — Не получив ответа, Дауни прибавил:
— Я привез тебе подарок.
Девочка вскинула голову, в ее взгляде мелькнул интерес.
Дауни достал из кармана маленькую, тускло поблескивающую серебряную шкатулку в форме пирамиды, с откидывающейся крышкой. Он протянул шкатулку девочке. На египетском песке, который находился внутри, лежала кобра. Змея словно готовилась к нападению: колпак раздулся, глаза-рубины сверкали, будто капельки крови, загадочно мерцали золотые чешуйки. Синтия издала восхищенный вздох, лиловые зрачки сделались фиолетовыми. Дауни усмехнулся: он был уверен — ни Синтия, ни Дженнифер не знают, что кобра изображает египетскую богиню Мертсагер[6], хранительницу тишины. Синтия вынула из шкатулки замечательное колечко и надела его на мизинец левой руки. Ей на колени просыпалось некоторое количество песка. Девочка подняла руку так, чтобы на кольцо падал свет. Глаза кобры вспыхнули огнем.
— Нравится?
— Красивое, — выдохнула девочка и улыбнулась Дауни.
Кожа у нее была цвета молока, а зубы — белые, как у щенка.
Высокие скулы, россыпь веснушек на переносице, — пройдет несколько лет, и у Синтии не будет отбоя от кавалеров.
Впрочем, вполне возможно, что тех хватает и сейчас.
— Конечно, приятно встретить старых знакомых, — сказал Дауни, — но что-то я проголодался. Вы составите мне компанию?
— Я — нет, — отозвалась Синтия. Она не сводила глаз с кольца. Естественно, подумал Дауни, хочет похвастаться подружкам.
— Значит, нас будет двое, — заметил он, обращаясь к Дженнифер. Синтия соскочила с кресла, поцеловала мать в щеку, помедлила, еще раз благодарно улыбнулась Дауни и поспешила к двери. Коротко прозвенел колокольчик. — Милая девчушка, — проговорил Дауни и повернулся к Дженнифер. Та стояла, сложив руки на груди. Она носила мужские часы — тонкий золотой диск на черном кожаном ремешке.
Дауни настоял на том, чтобы ресторан выбрала Дженнифер. Он знал и Кингз-роуд и ее окрестности ничуть не хуже, чем тяжесть отцовской затрещины, однако хотел лишний раз подчеркнуть свою зависимость от Дженнифер, дабы расположить женщину к себе. Способ, разумеется, грубый, но эффективный, действует практически безотказно. Дженнифер привела Дауни в крошечный подвальный ресторанчик с французской кухней, который располагался под прачечной самообслуживания. В помещении, в которое кое-как втиснули семь разномастных столиков, совершенно не было окон; стены украшали написанные акварелью пейзажи — голубые небеса, не правдоподобно зеленые поля и луга. Дауни принюхался: в подвале пахло хлоркой и паром. Он заказал половину жареного цыпленка, решив, что для такой забегаловки этого будет вполне достаточно, а Дженнифер выбрала морской салат и чай. Качество еды оправдало мрачные ожидания Дауни.
Ели они быстро, словно хотели оба оказаться где-нибудь в другом месте. Когда официант принес счет, Дауни сказал:
— Будь добра, Дженнифер, распишись, чтобы я мог потом потребовать компенсации.
Дженнифер послушно взяла ручку и вывела на листке бумаги свои инициалы — Д.Ф. Ее муж носил фамилию Скотт, однако, разведясь с ним, она вернула себе свое девичье имя — Дженнифер Форсайт. Дауни забрал у женщины счет и положил в бумажник. Они вышли на улицу и двинулись обратно в направлении антикварного магазина, причем Дауни шагал впереди. Несмотря на то что небо затянули тучи, народу на улице даже как будто прибавилось. Дауни несколько раз замедлял шаг и всматривался в ту или иную витрину, ловя в ней отражение людского потока. К тому времени, когда они добрались до площади, на которой помещался магазинчик Дженнифер, он удостоверился, что «хвоста» нет. Дауни усадил Дженнифер на свободную скамейку в тени платана и устроился рядом, зажав зонтик между колен. На земле возле скамейки валялись конфетные обертки и многочисленные окурки. Дауни принялся сгребать мусор в кучу концом зонта.
У витрины магазинчика стоял одноногий человек на костыле.
Вот он перехватил костыль и вскинул руку, словно в салюте, заслоняя глаза от света.
— Синтия тебе помогает? — спросил Дауни.
— Она скоро повзрослеет и поймет сама, — ответила Дженнифер, убирая со щеки прядь волос. — Я не хочу торопить события. — Женщина смотрела на свой магазинчик, чего, собственно, и добивался Дауни: он стремился к тому, чтобы Дженнифер увидела своими глазами ту жизнь, которую ей предлагают оставить позади. И если она в конце концов скажет «да», ее словам уже будет больше веры.
— А как идут дела?
— Ты что, хочешь перекупить у меня магазин?
— Назови цену. Я не откажусь. — Дауни был убийственно серьезен.
— Цена вполне разумная.
— Какая угодно. Меня интересует не магазин, а ты. Я могу устроить так, что Синтия поедет учиться в Швейцарию.
Она знает какой-нибудь иностранный язык? Любит кататься на лыжах?
— У тебя неверный подход, Джек. Ты относишься к Синтии не как к человеку, а как к причине, которая может помешать мне выполнить твою просьбу.
— Ничего подобного.
— Разве? Она до сих пор скучает по отцу. Не знаю, как я ей скажу, что мне придется уехать. — Дженнифер поглядела в глаза Дауни. — Сколько времени уйдет на ту работу, которую ты мне предлагаешь?
— Два месяца максимум.
— Если уцелею.
— Дженнифер, — проговорил Дауни, протыкая наконечником зонта очередную обертку, — я с сожалением вынужден напомнить тебе, что ты пришла ко мне сама. Если я правильно помню, ты сказала, что Каддафи замучил до смерти твоего отца, но доказательств нет и что все, к кому ты обращалась, отказали тебе в помощи. Ты разрыдалась у меня на плече, и моя рубашка, белая, в голубую полоску, промокла насквозь. И что я тебе ответил? Обманул ли я тебя? Нет.
Я сказал, что ничего не смогу сделать — ни сейчас, ни, скорее всего, потом. Но, кстати, прибавил, что если появится хоть малейшая возможность, я сразу дам тебе знать.
— И вот ты здесь.
— Да, и вот я здесь.
— Все это было давным-давно.
— Однако твой отец не ожил, правда?
— Так не честно. Слышишь, так не честно! Я нужна Синтии. Уильям не платит ни гроша на содержание ребенка. Я понятия не имею, где его искать. Обстоятельства изменились Джек, все теперь иначе. Откровенно говоря, я даже начала сомневаться, что моего отца убили в тюрьме. Знаешь, по зрелом размышлении это представляется… маловероятным.
Дауни утвердительно кивнул. Вскоре после гибели отца Дженнифер он отправил ей письмо, которое, если внимательно вчитываться в текст, изобиловало намеками и угрозами — по крайней мере в нем было полным-полно двусмысленностей. Дауни исходил из того, что в юности человеку свойственно испытывать уверенность буквально во всем, а чем старше он становится, тем меньше у него остается веры.
Что ж, следует признать, что за время разлуки Дженнифер изрядно повзрослела. Тем не менее Дауни надеялся, что знает, о чем она думает.
Вдруг он сообразил, что означает звук, который слышался уже пару минут: то застучали о листья платана капли дождя. Дауни поднял голову. На его глазах несколько капель проскользнуло сквозь неплотную завесу листвы, упало на землю и исчезло среди стебельков коротко подстриженной травы. Он довольно вздохнул и раскрыл свой зонтик. Дождь постепенно усиливался. Дауни поднялся и вышел из-под укрытия, какое образовывали ветви платана. Он знал, что все будет именно так, знал с самого начала, ибо предвкушал этот миг не месяц и не два. Неожиданно ему стало страшно и противно, он поразился собственной жестокости, но потом решил, что время залечит любую рану, и вполголоса, с таким расчетом, чтобы только-только перекрыть шум дождя, произнес: