Глава 32

Зувара

Мунго наблюдал, как ливийцы устанавливали камеру — «панафлекс» на высокой деревянной треноге. Камера явно не относилась к шедеврам кинотехники; впрочем, следовало признать, что съемки ведутся с известным размахом. Многочисленная массовка, множество солдат в мундирах, шум и гам, толпа мальчишек с автоматами — эти охраняли Мартина и Свитса. Пацаны нервничали, хотя на ногах у американцев были колодки, а руки находились в наручниках, приваренных к борту танка Т-72. Мунго смотрел, как люди возятся с камерой, регулируя то ли фокус, то ли что-то еще, и ему вдруг вспомнились слова популярной песенки: «Я хочу в кино сниматься, я хочу „звездою“ стать…»

— Знаешь, когда я был маленьким, матушка учила меня ходить в туалет, — проговорил Мартин. Один из солдат немедленно ткнул его под ребра автоматом. Мунго окинул юнца выразительным взглядом. Тот попятился. — Так вот, она пела песню…

— Никак соскучился?

— Постараюсь вспомнить. — Мунго неожиданно запел; голос его сорвался на фальцет — возможно, это было проделано сознательно:

— В небе звездочка сияет, мой малыш в «пи-пи» играет…

— Если она пела таким голосом, — заметил Свитс, — то я удивляюсь, как у тебя не лопнул от страха мочевой пузырь.

Съемки фильма продолжались около получаса. Ливийцы снимали под разными углами солдат с оружием в руках, бронемашины, танк, дымящиеся останки «мерседеса», брали крупным планом лица старших офицеров. Когда все наконец кончилось, с американцев сняли наручники и колодки и усадили обратно в «ситроен».

— А что теперь? — справился Свитс, вновь очутившись за рулем.

— Может, они сообразили, что ошиблись, и хотят нас отпустить?

— Ага, — Свитс взглянул в пыльное, залитое кровью лобовое стекло. На капот «ситроена» забрался один из солдат, который держал в руках тряпку. Свитс заметил, что камеру переставили на новое место, а вокруг пикапа кишат люди в форме, и тяжело вздохнул:

— Нам придется все повторить.

— То есть?

— Выехать из-за поворота, увидеть танк, попытаться удрать, — словом, опять разыграть из себя идиотов. Только теперь нас запечатлеют на пленку.

— А как насчет Андре? Его что, взорвут снова?

— Ставлю пять баксов, что да.

— Не заводись, Хьюби. Мы с тобой ничего не можем поделать.

Съемка затянулась едва не до вечера. Последний кадр был просто потрясающим: Мунго и Свитса вывели из «ситроена», поставили возле обломков «мерса» и велели махать крохотными американскими флажками.

— Знаешь, чего мне хочется? — проговорил Мунго.

— Нет.

— Чтобы кто-нибудь одолжил нам экземпляр сценария, и мы бы хоть знали, что будет дальше.

— Напоследок нас привяжут к столбам, дадут по сигарете, тут появится расстрельная команда, нам предложат завязать глаза, мы гордо откажемся и предложим завязать глаза им. Они согласятся, и… — Свитс неожиданно замолчал.

— Что? — спросил Мунго. Внезапно он тоже услышал низкий, рокочущий звук. Мартин обернулся и увидел, что над съемочной площадкой, словно собираясь нанести ракетный удар, завис вертолет — «Белл-121», изготовленный в старых добрых Соединенных Штатах. — Думаешь, нас сейчас спасут?

— Раз они достаточно тупы, чтобы летать на американском вертолете, значит, у них не хватит ума нарисовать на нем свои опознавательные знаки.

— Пожалуй, ты прав. — Мунго скатал флажок, сунул тот в карман рубашки и застегнул клапан.

— Зачем он тебе понадобился?

— Сохраню на память.

Вертолет доставил их в пустыню, в город Сабха, что отстоял от Зувары на четыреста миль. Во время перелета Мунго крепко спал, однако едва вертолет совершил посадку, мгновенно проснулся, посмотрел на часы — и увидел, что те куда-то исчезли. Мартин потер запястье, а потом повернулся к Свитсу и с подозрением взглянул на приятеля.

— Чего уставился? Я тут ни при чем.

— А кто причем?

Свитс показал пальцем на лейтенанта в буро-зеленом комбинезоне.

— Эй, — произнес Мунго, — а ну отдавай мои часы. — Лейтенант нахмурился. Мунго встал. — Давай-давай, возвращай! Это же «Сейко»! Они обошлись мне в полторы сотни баксов!

— Он забрал и мой «Ролекс», — прибавил Свитс.

— Хьюби, хоть мне-то лапшу на уши не вешай.

— Ладно, пускай «Таймекс». Но забрать забрал, а возвращать не возвращает.

Мунго ткнул пальцем в запястье. Лейтенант сунул руку в карман, вытащил оттуда часы Мартина, улыбнулся, шагнул вперед и помахал теми перед носом Мунго.

— Осторожней, — предупредил Свитс. — Сдается мне, он хочет загипнотизировать тебя. Вон как оскалился!

Лейтенант отдал приказ. Свитса и Мартина вытолкали из вертолета, запихнули в черный бразильский бронетранспортер «ЕЕ-9 Уруту». Люк захлопнулся. Мунго ударился головой о стенку. Корпус машины завибрировал, и она рванулась с места. Мартин присмотрелся к охранникам: те выглядели постарше и поопытней солдат, которые конвоировали их со Свитсом с того момента, как «ситроен» угодил в западню на дороге. Мунго пошевелил руками, напряг мышцы ног.

«Уруту» резко свернул налево и тут же затормозил. Пленников выгнали наружу, и они увидели, что находятся на ярко освещенном дворе, обнесенном высокой стеной. Солдаты сняли с них кандалы. К американцам приблизился худой коротышка в мешковатом коричневом костюме. Он коротко кивнул. Лейтенант не поднимал головы. Мунго и Хьюби повели через двор в направлении приземистого, вытянутого в длину здания. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены здания толщиной как минимум восемнадцать дюймов, а дверь изготовлена из листовой стали.

— Похоже, мы изрядно промахнулись, — проговорил Свитс.

Человек в коричневом костюме усмехнулся.

— Вы говорите по-английски? — спросил Мунго.

— Разумеется, — араб улыбнулся. — Меня зовут доктор Абдель Хамид Асфар. Уверяю вас, вы не забудете моего имени до конца своих дней, который, как мне представляется, не замедлит наступить.

Свитс в притворном ужасе закатил глаза.

Лифт опустил их под землю, на второй уровень. Американцев повели по широкому коридору, вдоль одной из серых бетонных стен которого тянулись три параллельных полосы — красная, зеленая и желтая. Слышался гул невидимого двигателя, над головами потрескивали лампы дневного света.

Доктор Асфар остановился перед двустворчатой металлической дверью, щелкнул пальцами. Кто-то из солдат шагнул, вперед. Сработал фотоэлемент, створки разошлись; за дверью располагалась просторная комната — анатомический театр, хирургическая операционная. Доктор Асфар жестом пригласил американцев входить. Пол комнаты — равно как и стены до уровня плеча — был выложен белым кафелем.

Под потолком висели чрезмерно яркие лампы дневного света.

В операционной находилось шесть столов, каждый из которых покрывала белоснежная простыня. У подножия ближайшего стола стоял стерилизатор из нержавеющей стали, из которого струйкой поднимался пар. Доктор Асфар подошел к стерилизатору, открыл верхнее отделение, продемонстрировал изобилие скальпелей и прочих режущих инструментов, которые засверкали на свету, затем взял один скальпель и зажал его между большим и указательным пальцами руки.

— Наш госпиталь маленький, — сообщил он, — однако оборудование в нем вполне современное. Его построили на случай военных действий, но пока нам приходится в основном лечить офицеров и солдат, которые заболевают или получают травмы в ходе службы. — Асфар улыбнулся: улыбка вышла кривой и злобной. — В данный момент госпиталь в нашем с вами полном распоряжении. Нам никто не помешает.

— Прошу прощения, — проговорил Свитс, — но, как мне кажется, произошла ошибка. Мы абсолютно здоровы.

— Пока здоровы, — ответил Асфар. В спину Свитсу уткнулось дуло автомата. — Не двигаться, иначе тебя пристрелят. — Асфар провел скальпелем по веку Свитса и отступил на шаг назад. К острой боли прибавился страх — Хьюби решил, что его сейчас ослепят, а потому, когда напряжение более-менее спало, задрожал с головы до ног. Кровь из пореза заливала ему глаз, бежала по щеке. Асфар сказал:

— Нам нужно, чтобы вы сами чистосердечно во всем признались. И вы признаетесь, будьте спокойны.

— Ив чем же нам надо признаться? — спросил Мунго.

— В том, что вы — агенты ЦРУ, работали под прямым руководством каирского резидента Ричарда Фостера. В вашу задачу входило убийство нашего лидера.

— Понятно. А что потом?

— Потом вас казнят.

— Не слишком приятная перспектива, док.

— Я уверен, скоро она покажется вам весьма привлекательной, — заметил Асфар. Пленников вытолкали в коридор, подняли на лифте на один уровень вверх, провели по очередному коридору; чтобы попасть в него, пришлось отпереть дверь в виде стальной решетки; за дверью начинались тюремные камеры.

Свитса запихнули в первую. Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком, который напомнил Хьюби старенький «десото» его отца. Размеры камеры составляли футов восемь в длину и шесть в ширину. Потолок нависал так низко, что невозможно было выпрямиться в полный рост. Свет в камеру проникал из коридора через крохотное окошечко над дверью.

Свитс прикоснулся рукой к стеклу, которое было вставлено в окошечко; ему показалось, что оно никак не меньше фута толщиной. Затем он медленно обошел камеру по периметру, изучил каждый миллиметр пола, стен и потолка. Сплошной бетон, ни единого шва, не говоря уже о щелях; дверь и косяк — стальные. Хьюби опустился на пол. Пиджак у него забрали, и он начал мерзнуть. Кровотечение остановилось, однако стоило лишь моргнуть, как веко пронзала боль — так сказать, наглядное свидетельство изуверских методов Асфара.

Прошло несколько часов. Неожиданно дверь распахнулась, и в камеру вошел доктор Асфар, которого сопровождали трое солдат.

— Твой друг согласился подписать признание.

— Слушайте, ну у вас тут и порядочки! Где мои полагающиеся корка хлеба и стакан воды?

— Почему бы тебе не последовать его примеру?

— А кто у вас отвечает за внутреннее оформление? Иди Амин?

Дверь вновь захлопнулась. И как это профессионал вроде Дауни мог так опростоволоситься? Выход наверняка есть, подумал Свитс; вот только, черт побери, где его искать?

Мустафа прервал допрос, прошел по коридору в свой кабинет и связался по телефону с лагерем в Сабхе, где находился доктор Асфар. Тот сообщил, что гости прибыли и что особых проблем с ними как будто не предвидится. Мустафа высказался в том смысле, что доктор волен поступать, как ему заблагорассудится, повесил трубку и поспешил вернуться в комнату для допросов на пятом этаже здания, в котором помещался Следственный отдел.

— Извините, что заставил вас ждать. С вами все в порядке, Дженнифер? — Женщина что-то прошептала. — Что?

Громче, пожалуйста! Я не расслышал.

— Я сказала «да».

— Вы уверены? — Дженнифер кивнула. Мустафа положил руки ей на плечи, слегка надавил, давая женщине ощутить свой вес и как бы напоминая, кто здесь хозяин. — Вы ничего не хотите прибавить к тому, что рассказали мне о Чарли Макфи? — Дженнифер покачала головой. — Открой глаза! — Дженнифер моргнула, потом зевнула. Мустафа улыбнулся. — Вы повторяетесь. Неужели вам не жаль потерянного времени? — Он прикоснулся губами к мочке уха женщины, вдохнул полной грудью исходивший от Дженнифер аромат изнеможения и страха.

Дженнифер не позволяли спать, время от времени давали строго отмеренные порции воды, но кормить не кормили. В камере поддерживалась температура в пятьдесят градусов, постоянно горел свет. Когда Дженнифер требовалось уединиться, ей выделяли ночной горшок, однако наблюдения не снимали. Она беспрерывно требовала, чтобы сюда вызвали представителя какого-либо посольства тех стран, которые имели дипломатические отношения с Великобританией или Соединенными Штатами. Мустафа пожимал плечами и повторял, что это невозможно. Когда женщина попросила о свидании с Чарли, он громко расхохотался, отпустил шутку, приложил ладонь к ее лбу, словно предполагал, что у Дженнифер жар.

— Чарли мой муж! Я настаиваю, чтобы нам разрешили увидеться!

— Никакой он вам не муж, а вы ему не жена.

— Где он?

— Джек Дауни сказал вам, что подобрал Чарли в сточной канаве, так? Видите ли, Джек соврет и недорого возьмет.

Ваш Чарли — агент ЦРУ, такой же, как Мунго Мартин и Хьюби Свитс.

— Я вам не верю!

— Верите, верите. Чарли работал на ЦРУ всю сознательную жизнь. Он был завербован во время учебы в Калифорнийском университете. Джек выбрал его по той причине, что он идеально подходил на роль вашего мужа. Еще бы, такой симпатичный!

— Ложь!

— Разве? — Мустафа принялся массировать плечи Дженнифер.

— Оставьте меня в покое.

— Неужели вы не расслабляетесь?

— Перестаньте, пожалуйста, перестаньте!

Стараясь высвободиться, Дженнифер подалась вперед, и Мустафа увидел белые бретельки лифчика, которые резко контрастировали с загорелой кожей. Волосы Дженнифер рассыпались по плечам, отдельные пряди засверкали в свете ламп. Этим утром Мустафа специально побывал в отеле «Палас» на улице Халид-ибн-аль-Валид. Отель обслуживал иностранных туристов; в одном из киосков, которыми изобиловало фойе, Мустафа приобрел флакон дорогого итальянского шампуня и кусок ароматного мыла в форме раковины.

Вернувшись в отдел, он передал парфюмерию Дженнифер, выгнал из комнаты наблюдения весь персонал, уселся перед цветными телеэкранами и стал смотреть, как Дженнифер наполнила водой принесенную в камеру ванну и начала медленно раздеваться, словно догадываясь, что за ней наблюдают.

Глаза Мустафы перебегали с экрана на экран. Дженнифер влезла в ванну, осторожно легла в воду, над которой поднимался пар, потом взяла мочалку и принялась мылиться, и Мустафе вдруг показалось, что он сейчас сомлеет от удовольствия.

Продолжая массировать шею Дженнифер, он припомнил, как выглядела эта женщина в ванне — стройная, с мокрой, смуглой до черноты кожей. Мустафа сделал еще один глубокий вдох, затем подошел к окну. Часы показывали четвертый час утра. Городские огни светились гораздо ярче, нежели звезды, однако можно было догадаться по безоблачному небу, что звезд на нем видимо-невидимо и что на востоке находится луна. Мустафа отвернулся от окна и прищелкнул пальцами.

— Пойдемте со мной.

— Куда?

— Куда поведу. Разве вы до сих пор не усвоили, что ваше дело — не спрашивать, а повиноваться?

Снаружи их ожидал автомобиль. Мустафа открыл заднюю дверцу, жестом предложил Дженнифер забираться внутрь, затем захлопнул дверцу, обошел вокруг машины и сел рядом с водителем. Они проехали по улице Сиди-Исса мимо отеля «Палас», свернули налево, затем, через два квартала, направо, на улицу Аль-Фатх, что бежала вдоль внутренней гавани и портовых сооружений. Пять минут спустя автомобиль вдруг резко затормозил. Водитель выключил фары.

Мустафа что-то сказал ему по-арабски; поляризованное оконное стекло скользнуло вниз. Мустафа указал на обширное пустое пространство, что отделяло дорогу от моря.

— Американское кладбище. Здесь похоронен ваш отец.

— Значит, сначала замучали до смерти, а потом похоронили?

— Он погиб сам, совершенно случайно: упал со стальной балки и свернул себе шею. Фильм, который вам показал Дауни, — откровенная фальшивка.

Дженнифер попыталась вылезти из машины, но дверца оказалась запертой. Мустафа похлопал водителя по плечу; автомобиль развернулся и покатил обратно.

— Господи, вы что, не разрешите даже взглянуть на его могилу?!

— Вы ее все равно не найдете. Я смею это утверждать, потому что не раз пробовал сам. — Мустафа протянул женщине носовой платок с монограммой. — Извините, если причинил вам боль. Я хотел как лучше.

— Да пошел ты в задницу!

Мустафа ударил Дженнифер ладонью по лицу. Она прижала руки к щекам, тщетно стараясь сдержать слезы. Нет, она не сломается, не посрамит память отца.

Под вечер следующего дня Мустафа зашел к Дженнифер и показал ей фотографии Синтии. На большинстве снимков девочку сопровождал высокий, хорошо одетый молодой человек, который, в отличие от Синтии, по-видимому, сознавал, что на них нацелен объектив камеры. Он беспрерывно ухмылялся, словно подчеркивая свою причастность к происходящему. Последние несколько снимков запечатлели Синтию в номере отеля: девочка лежала нагишом на неприбранной постели, принимая то одну, то другую позу; похоже, ее накачали наркотиками. Мустафа погладил Дженнифер по плечу, наклонился, чтобы поцеловать руку.

— Если вы откажетесь сотрудничать с нами, наш агент убьет вашу дочь.

— В этом нет никакой необходимости, — Дженнифер отшвырнула снимки.

— Вы согласны? — Мустафа как будто удивился, словно не ожидал, что угроза окажет на женщину такое действие.

— Да, я признаюсь.

— В чем? — с любопытством справился он.

— В чем угодно.

— Вы признаете, что являетесь агентом ЦРУ? Что каирский резидент Ричард Фостер направил вас в Ливию с заданием убить полковника Каддафи?

— Я же сказала, в чем угодно.

— Значит, признаете?

— Разумеется.

— Я счастлив, — Мустафа улыбнулся, поцеловал Дженнифер в губы. — Знаете почему? — Она покачала головой. — Потому что теперь мы можем обойтись без электричества, что нам не нужно дробить вам кости, равно как и вводить в легкие частицы асбеста. — Мустафа засмеялся, обхватил ладонями голову Дженнифер, посмотрел женщине в глаза. — Между прочим, вы понимаете, что едва на протоколе допроса появится ваша подпись, Чарли умрет?

— А причем здесь Чарли?

— Так вы же упомянете о нем, а также о Хьюби Свитсе и Мунго Мартине. Представляете, какое поднимется возмущение, когда мир узнает, что ЦРУ обучило и направило на Ближней Восток террористическую группу с поручением убить главу государства? Какой сокрушительный удар мы нанесем директору ЦРУ Уильяму Уэбстеру и его присным, Америке и ее воинственному президенту? — На столике, который разделял собеседников, стоял графин с водой. Мустафа налил себе полный стакан, выпил, вытер губы тыльной стороной ладони и продолжил:

— Вообразите себе последствия. Престиж англичан и американцев на Среднем Востоке и в Европе немедленно упадет. — Он подлил в стакан воды. — За вашим процессом будет следить весь мир. Мистер Дауни представил нам достаточно конкретных доказательств того, что вы работали на ЦРУ. Мы владеем оригиналами документов, на которых стоят ваши подписи, имеем фотографии, каковые запечатлели вас и Дауни в Лондоне и в каирском «Хилтоне». У нас есть пленка разговора с офицером египетской армии, с которым вы встречались в Бени-Суэфе; кроме того, мы располагаем снимками учебного лагеря в пустыне, где вы вчетвером столь усердно тренировались.