— А сведения военного характера?
— Почти никаких. Правда, он сообщил, что три недели назад в Тубрук прибыли шесть «МиГов-23» на пароходе из Мурманска. Наша разведка о них еще не знает, я проверял. — Фостер взял со стола карандаш, попробовал пальцем, остро ли тот заточен, посмотрел в окно на безоблачное небо, показывая таким образом, что услышанное не произвело на него особого впечатления. — Информация о трубопроводе для нас очень важна, — продолжал Дауни. — Если Каддафи и впрямь сумеет доставить воду в пустыню, его примутся восхвалять на все лады. Но если он сядет в лужу, возможен переворот.
— И что, по-вашему, это будет означать для нас?
— Кто знает? Может, дела пойдут чуть лучше, а может, наоборот. — Дауни затянулся напоследок очередной сигаретой и уронил ее в чашку. Послышалось тихое шипение. — Вам ведь известно не хуже, чем мне, что такое Ближний Восток. Гремучая смесь. Совершенно непредсказуемый. Никто, и я в том числе, не в состоянии предугадать, что случится в следующий миг. На данный момент Мурад всего лишь стремится убедить меня в своей искренности.
— И как, он преуспел?
— Почему бы нет? — Дауни усмехнулся. — Проблема в том, что он требует от меня письменных гарантий.
— Чего конкретно он добивается?
— Анонимности. Надежного размещения денег. Миленького домика в миленькой местности. Кабельного телевидения. Чтобы соседки были блондинками и нимфоманками.
Вечной молодости. Новой машины. В общем, обычная белиберда.
— Допустим, мы удовлетворим его требования. Что получим взамен? Опять же, конкретно? Какими такими достоинствами обладает ваш драгоценный полковник, что американские налогоплательщики должны будут содержать его на свои деньги до конца жизни?
— Информация о ракетных установках и станциях слежения. Сценарии развития событий и возможные реакции. — Дауни закурил новую сигарету. — Численность советского, кубинского и восточногерманского технического и военного персонала в Ливии. А также кое-что еще про запас.
— Что именно?
— У него есть сестра, которую зовут Тахия.
— Жена Каддафи?! — Фостер моргнул. Он почувствовал, что краснеет, но ему было плевать.
— Так точно.
Фостер вновь подошел к автомату, подогрел свою чашку, откровенно затягивая время, чтобы собраться с мыслями.
Брат жены Каддафи! Господи! Какой можно устроить шум, не говоря уже о разведданных! Похищение века! Черт возьми, он может войти в историю! Если это правда. Фостер вернулся к столу и сел в кресло.
— Почему вы не упоминали ни о чем в своих докладах?
— Я решил, что торопиться не стоит, — Дауни театральным жестом развел руки в стороны. Из его чашки на ковер выплеснулся кофе. Он как будто не заметил. — Полковник, правда, не возражал против обнаружения сведений, но просил обеспечить ему анонимность.
— Да пошел он к черту! Почему вы не известили меня? — Фостер, когда с ним не считались, не скрывал своего раздражения. Он приподнялся, вытянул руку и ткнул в Дауни пальцем. — Запомните, Джек. Мы с вами работаем на правительство Соединенных Штатов. Все мы — одна семья. Одиночек у нас не любят.
— Правильно, — согласился Дауни. — Ну так что, продолжим перебранку или займемся делом?
— Когда вы в последний раз говорили с Мурадом?
— Три дня назад.
— Вы вошли с ним в физический контакт?
— То была встреча вслепую. — Дауни подразумевал, что встретился с Мурадом в месте, которое назначил полковник, то есть пошел на определенный риск. Он использовал жаргонное выражение, чтобы польстить Фостеру, который, подобно большинству цереушных бюрократов, обожал такие словечки.
— Опишите его.
— Рост пять футов десять дюймов, вес сто шестьдесят фунтов. Обычное лицо. Кудрявые черные волосы, карие глаза, нос крючком.
— Шрамы?
— Я не видел ни одного.
— Что еще?
— Волосы чуть длинноваты, пробор с левой стороны. Носит платиновые часы с черным циферблатом и римскими цифрами, на мизинце левой руки кольцо с бриллиантом. Уши малые, прилегают к черепу, мочки отсутствуют.
— Цвет кожи?
— Матовый. Глаза карие. Кустистые брови. Нос большой, загибается книзу. Сразу замечаешь именно его. Широкие ноздри — так сказать, символ, выражение характера.
— Какого же, по-вашему?..
— Приобретательского. Он хищник по натуре.
— Сколько раз вы с ним встречались?
— Один.
— Кто предложил встретиться, вы или он?
— Я, — Дауни явно запутался. — Куда вы клоните, Ричард?
— Из заслуживающих доверия источников мне недавно стало известно, что к ливийскому посольству в Стамбуле приписан некий полковник Бутрос Мурад, сотрудник разведки. Он пробыл там шесть месяцев и со времени своего прибытия города не покидал. А вы говорите, что встречались с ним в Каире три дня назад.
— Турция на том берегу моря. До нее можно лететь меньше часа.
Фостер достал из верхнего ящика стола пухлый конверт с надписью «Совершенно секретно», раскрыл и предъявил Дауни цветную фотографию размером восемь на десять.
— Красавчик да и только. Кто это?
— Догадайтесь.
На фотографии был изображен полковник Мурад в офицерской фуражке и кителе цвета хаки. Кокарда и две серебристых нашивки на погонах поблескивали в свете лампы. Мураду было под шестьдесят. Толстый, лысоватый, в очках, он имел вздернутый нос и большие, почти как у слона, уши. От левой глазницы к углу рта тянулся довольно глубокий шрам.
— Боб Хоуп?[7].
— Вы остроумны, Джек, но не настолько, чтобы мне стало смешно. — Фостер убрал фотографию в конверт и сунул тот обратно в ящик. — Похоже, вас обвели вокруг пальца.
— Может быть, — пробормотал Дауни. — Но, с другой стороны, так ли уж надежен ваш источник? — Он выдохнул дым в направлении кондиционера. — Я разберусь, ладно?
— Разберитесь, пожалуйста, — проговорил Фостер язвительным тоном, почесал затылок, потом посмотрел на свои ноги. — Чарли Макфи должен быть у меня в кабинете в пятницу.
— Я постараюсь.
— Будьте настолько любезны.
Дауни поднялся. Пепел с его сигареты упал на ковер. Он двинулся к двери.
— В пятницу! Если Макфи не появится, считайте, с вами все кончено, — крикнул ему вслед Фостер. — Вас спишут в расход — вы лишитесь пенсии!
Дауни захлопнул дверь. По-видимому, угроза подействовала.
Фостер выждал около минуты, затем переговорил по селектору с Дороти, объяснил секретарше, что нужно сделать, после чего отправился в ванну, плеснул в лицо холодной водой, почистил зубы, причесал редеющие волосы и почувствовал, что не помешает выпить.
Ричард Фостер принадлежал к числу тех людей, которые во всем следуют заведенному порядку, однако этим утром он позволил себе заглянуть на полчасика в ресторан «Шеперд», где уселся за столик и, попивая виски, погрузился в наблюдения за окружающими. Когда он вернулся в посольство, на столе лежала помеченная красным ярлыком папка — фотокопия оригинала, который хранился в Лэнгли. На обложке значилось «1967», что означало год, когда Дауни начал работать на контору. Фостер поудобнее уселся в кресле и раскрыл папку.
Судя по облику Дауни на фотографиях, те были сделаны лет двадцать назад. Несмотря на профессиональные навыки, Фостеру было довольно трудно уловить что-либо общее в наружности Джека Дауни, которого он знал, и того человека, что глядел на него со снимков. Лицо казалось тем же самым и все-таки другим. Или, подумалось вдруг Фостеру — это было нечто вроде озарения, — лицо не изменилось; изменился тот человек, которому оно принадлежало. Он перелистал первые страницы. Детство в Бостоне. Мамочка с папочкой.
Талантливый младший брат, который мечтал играть левого крайнего в составе «Бостон брюинз», а в итоге оказался на всю оставшуюся жизнь прикованным к инвалидной коляске.
Колледж. Подружка. Женитьба. Беременность. Развод. Пара лет в компании «Ай-би-эм». Проблемы с алиментами. Приход в ЦРУ. Первые два года Дауни работал в Вашингтоне.
Неплохое местечко, всегда можно рассчитывать на повышение. В июле 1969-го его отправили в Ливию. В досье не сообщалось, за какие грехи и кто конкретно распорядился об этом. Но два месяца спустя, 1 сентября, Каддафи организовал заговор, в результате которого свергнутый король Идрис аль-Санусси очутился на побережье Турции, где отныне мог управлять разве что самим собой. Разумеется, контора предпочитала не афишировать свою деятельность, однако было известно, что она частично финансировала заговор. Вполне возможно, Дауни принимал в этом деле активное участие.
Папка была толщиной с запястье Фостера. Он связался с Дороти и велел той не беспокоить его до конца дня. В семь часов вечера, будучи на грани изнеможения, он натолкнулся на единственное упоминание об Эдварде Форсайте, отце Дженнифер. В годы, последовавшие за приходом к власти в Ливии Каддафи, Дауни путешествовал по свету, раздувая пожары или, в зависимости от обстоятельств, способствуя их тушению. В 1972 году он на короткий срок возвратился в Ливию. Причины его возвращения представлялись маловразумительными. Согласно отчету, написанному зелеными чернилами — причем размашистый почерк больше подходил какому-нибудь механику по ремонту аттракционов, нежели сотруднику ЦРУ, — Эдвард Форсайт, английский инженер, пробыл в Ливии полтора года, а затем, через три дня после прибытия Дауни, исчез без следа в пустыне недалеко от города Сабха. Жарким летним вечером вышел прогуляться после ужина — и сгинул. Поисковые партии и вертолеты прочесали местность в радиусе сотни миль, но не обнаружили никаких следов.
Неужели Джек Дауни может оживлять мертвецов? Фостер мрачно усмехнулся. Ну и компанию он себе подобрал: Чарли Макфи, англичанка Дженнифер Форсайт, полковник Бутрос Мурад и двое наемников. Свитс и Мартин. И каким, скажите на милость, боком замешан во всем этом шеф каирского бюро ЦРУ Ричард Фостер? Вздохнув, Фостер потер лоб, в который словно колотили изнутри увесистой кувалдой. Похоже, начинается мигрень. Впрочем, он подозревал, что головная боль, учитывая, как разворачиваются события, доставит ему меньше всего неприятностей. И был абсолютно прав.
Глава 26
Египетская пустыня
Свитс запер дверь металлического домика. Оконные проемы были заделаны фанерой, трещины в стенах заткнуты тряпьем. Внутри домика царил непроглядный мрак, воздух был теплым и густым, как суп.
— Готовы? — Голос Мунго отразился от стен и сводчатого потолка, запрыгал по комнате. Дженнифер показалось, что звук идет сразу со всех сторон. Она кивнула, потом сообразила, что Мартин ее не видит, и сказала:
— Да.
— Чарли?
— Готов. — Дженнифер почудилось, что в голосе Чарли появились новые нотки: сила, бодрость, уверенность в себе.
Шел десятый день их пребывания в пустыне. Ежедневные марш-броски закалили Чарли, придали ему мужества. Он загорел до черноты, из глаз начисто исчезло прежнее затравленное выражение.
— Поехали! — крикнул Мунго.
Дженнифер сидела, скрестив ноги, на видавшем виды армейском одеяле, которое расстелила на цементном полу домика. Она подалась вперед, слепо шаря руками в темноте.
Палец левой руки задел металлический предмет — магазин автомата. Дженнифер положила магазин так, чтобы ощущать его бедром, которое облегала голубая джинсовая ткань, и услышала слева от себя лязг металла: судя по всему, Чарли тоже не терял времени даром. У них было шестьдесят секунд на то, чтобы собрать разобранные Свитсом «штайры» и зарядить магазины. По истечении срока Мунго должен был включить освещение в дальнем конце помещения, где находились две мишени. Свет будет гореть всего лишь пять секунд, а затем погаснет. Дабы придать состязанию дополнительный интерес, Мунго и Хьюби решили, что тот из новобранцев, кто проиграет, понесет во время очередного марш-броска рюкзак с лишними двадцатью фунтами груза. Дженнифер шарила в темноте и мысленно отсчитывала секунды. Внутри домика было жарко и душно, ладони взмокли от пота. Она вытерла руки о джинсы, установила на место затвор, щелкнула задней крышкой. Порядок, теперь патроны. Где же они?
Осталось двадцать секунд. Дженнифер нащупала коробку с патронами, открыла, ухватила пригоршню холодных и тяжелых пуль, принялась заряжать магазин тем способом, которому научил ее Мунго, и вдруг над мишенями вспыхнула лампа. Женщина вставила в автомат полупустой магазин, сняла оружие с предохранителя, уперла в плечо приклад, изготовилась к стрельбе и нажала на курок. Из дула вырвалось ослепительно яркое оранжевое пламя. Дженнифер постаралась справиться с отдачей…
— Время! — крикнул Мунго.
Лампа над мишенями в виде человеческих фигур погасла, однако Дженнифер продолжала стрелять, пока не кончились патроны. На мгновение наступила тишина, затем Дженнифер услышала, как ругается вполголоса Чарли, и сообразила, что тот не сделал ни единого выстрела.
— Опустить оружие! — скомандовал Мунго. — Поставить на предохранитель.
Послышался щелчок — это Чарли передвинул затвор.
— Опусти автомат! — рявкнул Мунго.
Чарли, похоже, заупрямился; впрочем, многодневное пребывание в пустыне мало-помалу сказывалось на всех четверых: от каждого из них можно было в любую минуту ожидать какого-нибудь фортеля. Чарли вскочил и надавил на спусковой крючок. Магазин «штайра» мгновенно опустел, а в металлической крышке домика появились тридцать два маленьких, идеально круглых отверстия. Чарли словно купался в свете солнечных лучей, которые проникали внутрь сквозь эти дырки; по-видимому, он вспоминал свои выступления на сцене ночного клуба. В воздухе витал едкий запах пороха.
Свитс включил освещение, в сиянии которого солнечный свет тут же померк, и распахнул дверь. Дженнифер закашлялась.
Она внезапно очутилась в дыму, который потянулся к раскрытой двери. Женщина поглядела на потолок. Отверстия в том располагались чрезвычайно близко друг к другу.
— Слава Богу, что нет дождя, — сказал Мунго. — Сдается мне, у нас не наберется столько тазов, чтобы подставить их под все дырки. — Он ткнул пальцем в Дженнифер. — Пошли посмотрим, сколько врагов ты перестреляла.
Они направились к мишеням, которые отличались от своих близнецов по всему свету разве что тем, что были облачены в форму египетской армии. Изготовленные из плотного серого картона, эти мишени изображали солдат с автоматами, причем на груди каждого воина имелись нарисованные белым круги, которые обозначали смертельные, серьезные и легкие ранения. Дженнифер присела на корточки. В мишень попало восемь пуль, причем все легли в «яблочко», то есть за любое попадание можно было смело начислять десять очков; остальные патроны также угодили в цель, но не совсем удачно — вереница отверстий тянулась по диагонали от живота солдата к правой половине груди. Дженнифер принялась подсчитывать очки. В общей сложности пятнадцать попаданий, одиннадцать — смертельные раны.
— Полный магазин? — спросил Мунго.
— Увы, — Дженнифер покачала головой. — Я не успела зарядить его до конца.
— Плохо, — произнес Мунго. — Надо было постараться. — Дженнифер кивнула. Это была отнюдь не первая тренировка, и от раза к разу усталость ощущалась все сильнее.
Дженнифер надоело отшивать Свитса, надоело жариться под палящим солнцем; она много размышляла и в конце концов пришла к выводу, что в намерения Дауни входит прежде всего сбить из них четверых крепкую команду, для чего он, собственно, и организовал это турне в пустыню. Мунго похлопал Дженнифер по плечу:
— Поделись мыслями. Заплачу.
— Прогадаешь.
— Время почти час, — Мартин улыбнулся. — Почему бы нам не плюнуть на всякие тренировки и не перекусить?
У них вошло в привычку завтракать, обедать и ужинать в ангаре — огромном помещении размерами с половину городского квартала, из-за чего в нем было прохладнее, чем где бы то ни было. Запас свежих продуктов иссяк уже в первые дни пребывания на базе. Всю прошлую неделю они питались консервами и обезвоженной пищей. Дауни запретил употреблять спиртное, однако Свитс все же выклянчил у него четыре десятка банок пива, пообещав, что ежедневный рацион составит банку на человека. За прошедшее время они выпили по восемь банок на брата. Свитс открыл очередную банку: из той выплеснулась пена — поползла по руке Хьюби, закапала на цементный, в маслянистых разводах пол. Свитс предложил пиво Дженнифер. Та отрицательно помахала рукой.
— Брезгуешь брать у чернокожего?
— Пей сам, — проговорила Дженнифер. — Или, чтобы повеселить народ, вылей на пол.
Чарли засмеялся.
— Ишь ты, какой смешливый. — Свитс выпил пиво и швырнул пустой банкой в Чарли; попав тому в грудь, банка упала на пол и глухо звякнула. Свитс, пританцовывая, двинулся к Чарли.
— Эй, — произнес Мунго, — не горячись.
— Да я его в порошок сотру, — прошипел Свитс, стискивая кулаки.
— По лицу не бей. — К удивлению Дженнифер, которая ожидала, что Мунго остановит Свитса, Мартин лишь пожал плечами, как будто полагал, что вмешиваться бесполезно. — Если ты поставишь ему синяк, Джек пристрелит тебя как бешеного пса.
Свитс с ухмылкой, собираясь, как видно, что-то сказать, повернулся к Дженнифер. Чарли не преминул воспользоваться моментом — ударил Свитса правой в скулу. Хьюби пошатнулся, задел мыском башмака пустую банку из-под пива, которая запрыгала по полу, и рухнул на колени.
— То-то, — заметил Мунго.
Кулак Чарли, скользнув по скуле Свитса, оцарапал тому кожу чуть повыше уха. С коротко стриженных волос Хьюби закапала кровь. Он уставился на алые капельки на полу, затем потряс головой, отчего кровавые брызги разлетелись во все стороны, и медленно поднялся. Чарли попятился к стоявшему в ангаре лендроверу. Свитс приближался. Чарли споткнулся, потерял равновесие, чуть было не упал. Он отчаянно замахал руками. Свитс ринулся вперед, нырнул влево, однако Чарли сумел-таки нанести удар, в который вложил всю силу.
Его кулак врезался в переносицу Хьюби; голова Свитса отдернулась назад, он фыркнул — не то от удивления, не то от боли. Чарли снова взмахнул правой рукой, надеясь, видимо, закончить драку, но Свитс уловил это движение и успел увернуться, в результате чего Чарли лишь слегка задел челюсть противника костяшками пальцев. Свитсу требовалась передышка. Он отступил на пару шагов, вытер рот тыльной стороной ладони, холодно посмотрел на Чарли — и вновь шагнул вперед. Чарли выжидал. Когда расстояние показалось ему подходящим, он повторил удар правой, к чему Свитс был готов, а затем добавил левой, что застало Хьюби врасплох: удар пришелся по ребрам и был настолько сильным, что Свитс даже моргнул. Чарли подался назад. Разъяренный Свитс, отбросив всякую осторожность, устремился в атаку — и налетел левой бровью на кулак, после чего схлопотал удар в челюсть. Он явно был оглушен, но продолжал наступать.
Тогда Чарли ударил в третий раз, прямо по окровавленным губам. Свитс крякнул, взмахнул правой и наградил Чарли тычком в грудь, чуть выше сердца. Руки Чарли опустились.
Свист нанес еще один удар, в то же самое место. Чарли упал на колени, кулак Свитса просвистел у него над головой. Хьюби выругался сквозь зубы. Чарли медленно повалился навзничь. Свитс встал над ним и ухмыльнулся, оскалив розовые от крови зубы.
— Ну как, доволен?
Чарли промолчал. Он лежал не шевелясь; голова шла кругом, дыхание пресеклось, правый бок онемел, сердце словно остановилось, артерии как будто разорвались, залив кровью внутренности. Однако Чарли Макфи не собирался сдаваться. Десять дней в пустыне — постоянные марш-броски, рюкзак весом сорок фунтов за плечами — сослужили ему хорошую службу. Он бросил курить и пить, вследствие чего все легче выдерживал пробежки с полной выкладкой, которые устраивал Свитс, так что тому теперь приходилось прилагать известные усилия, чтобы не пропустить новобранца вперед себя. Чарли загорел до черноты, избавился от лишнего веса и находился сейчас в прекрасной форме, а потому ему претила самая мысль о сдаче. Лежа на цементном полу, он терпеливо ожидал, пока вернутся силы.
Свитс отвернулся от Чарли и посмотрел взглядом собственника на Дженнифер. Чарли сосредоточился на стуке собственного сердца, убедился, что с тем все в порядке, и поднялся с пола. Судя по выражению лица Хьюби, тот скорее удивился, нежели пришел в ярость; однако удивление не помешало ему шагнуть вперед и схватить Чарли за рубашку.
Должно быть, он рассчитывал увидеть в глазах противника страх, но просчитался. Носок башмака Чарли врезался в колено Свитса. Нога того подломилась, он замахал руками, чтобы обрести равновесие, и тут Чарли ударил снова. Свитс зарычал. Чарли переместился так, чтобы оказаться в наиболее выгодной позиции. Свитс попытался развернуться, но режущая боль в колене препятствовала быстрым движениям, поэтому он слегка запоздал — и получил удар в лицо. Хьюби съежился. Кулаки Чарли замолотили по его ребрам. Свитс вдруг обнаружил, что не в силах сдвинуться с места. Следующий удар пришелся в солнечное сплетение, и Хьюби широко разинул рот, норовя сделать хотя бы единственный глоток воздуха.
— Достаточно?
Свитс помотал головой, забрызгав кровью одежду Чарли, и рухнул на колени. Чарли наклонился, собираясь, видимо, помочь ему. Свитс схватил противника за лодыжку, дернул, а потом, когда понял, что Чарли устоял, резко толкнул и одновременно вывернул ногу Макфи, использовав ее как рычаг.
Чарли плюхнулся на пол; перед глазами поплыли пятна, затем вспыхнул ослепительный свет, затылок стукнулся о цемент, и мир погрузился во тьму. Свитс нагнулся над потерявшим сознание Чарли — капля крови с его виска попала тому в открытый рот, — хрипло засмеялся, встал и пошел прочь.
— Бедный Чарли. — Макфи открыл глаза и увидел над собой лицо Дженнифер, черты которого проступали словно сквозь пелену тумана. Он прищурился от яркого света, попытался встать, покачнулся и опустился на колени. — Давайте я вам помогу, — Не надо.
— Еще как надо!
Чарли пропустил возглас Дженнифер мимо ушей и сосредоточился на жирных черных мухах, которые летали вокруг, привлеченные, должно быть, запахом крови. Он прислушался к жужжанию насекомых, заметил про себя, как переливаются в свете ламп их крылышки… Дженнифер обняла Чарли и помогла ему подняться, на какой-то миг прижавшись к мужчине всем телом, а потом отодвинулась, взяла его за руку и повела, как ребенка, к прямоугольнику света — раскрытой двери ангара. Снаружи, у стены, сидели на корточках Мунго и Свитс. Дженнифер и Чарли прошли мимо и направились по дороге к приземистому кирпичному зданию, в котором помещались спальни.
— Они держатся за руки?
— Похоже на то.
— Тогда за этим типом должок, о котором он и не подозревает.
— Ты расскажешь ему, Хьюби. Так сказать, просветишь, рано или поздно.
— Правильно, — сказал Свитс, на колене которого уже начала набухать шишка. Хорошо бы приложить лед, но того в радиусе ближайших ста миль просто-напросто не сыскать; а боль прямо-таки адская. Он посмотрел вслед Дженнифер и снова восхитился ее походкой: как она переставляет свои стройные ножки!
— Что у тебя на уме, Хьюби?
— То же, что у тебя.
— Сомневаюсь.
Свитс фыркнул, осторожно потер колено, вынул из носа лоскут материи. Кровотечение остановилось. Надо признать, Чарли оказался крепким орешком. Свитс поначалу недооценил его, и вот результат. Он слегка помассировал колено.
Черт побери, он должен был заметить намерение Чарли прежде, чем тот сам сообразил, что хочет сделать. Эх, старость не радость. Хьюби сплюнул на землю. Слюна была розоватой от крови. Идея отколошматить Чарли и вызвать таким образом у Дженнифер сочувствие к нему принадлежала Дауни. Свитсу не особенно нравилось разыгрывать из себя Купидона, он согласился лишь потому, что на базе не нашлось боксерской груши, на которой можно было бы потренироваться. Да, груша из Чарли получилась еще та. Хьюби заслонил ладонью глаза, поглядел на Дженнифер, наслаждаясь игрой света и тени на ее точеной фигурке, потом пощупал бровь. Наверняка останется шрам, что при той работе, которой он занимается, вовсе ни к чему: теперь его будет несложно опознать. Выхода два: либо пластическая операция, либо преждевременная отставка. Как и положено здоровому человеку, Свитс испытывал панический страх перед больницами, наркозом и ножом хирурга. Он вновь провел пальцем по запекшейся царапине. Все верно, за Чарли должок; и пусть только попробует не расплатиться!
Глава 27
Каир
Из учебного лагеря в пустыне Дауни направился прямиком в Каир, куда приехал уже ближе к вечеру. Большую часть следующей недели он отсиживался в своей холостяцкой квартире, на третьем этаже безликого жилого дома в квартале Докки на западном берегу Нила, где обитали в основном представители среднего класса, — сидел днями напролет у окна, попивал пиво, слушал записи Чарли Паркера и глядел в бинокль на улицу. В последний день своего добровольного затворничества он довольно долго наблюдал за молодым человеком в джинсах и армейской рубашке, который устанавливал в старенький «пежо» магнитофон без усилителя. На юноше были темные очки с зеркальными стеклами, и всякий раз, стоило ему повернуться, по стенам и окнам соседних домов начинали прыгать солнечные зайчики. Дауни отснял целую кассету пленки, используя свой «Никон» с 500-миллиметровыми линзами, затем проявил негативы и отпечатал с полдюжины фотографий восемь на десять. На снимках у юноши не оказалось кончика носа, но это не помешало Дауни с облегчением убедиться, что молодой человек ему совершенно не знаком. Около часа спустя тот кончил возиться с магнитофоном, завел двигатель и под скрежет передач покатил прочь. Дауни сунул в духовку полуфабрикат пиццы, подогрел, съел два или три куска, выпил пива, вымылся под душем и отправился в постель. Будильник разбудил его в три утра. Не зажигая света, он натянул коричневые вельветовые брюки и бледно-зеленую рубашку, обул серые кроссовки «Найк» с серебристой эмблемой фирмы. Если не считать мерного рокота холодильника, в квартире было тихо. Дауни перешел в гостиную и осторожно выглянул из окна, в одном из окон дома напротив горел свет и можно было разглядеть женщину, которая пылесосила ковер. Ранняя пташка? Дауни поднес к глазам бинокль. Женщина медленно, покачивая крутыми бедрами, перемещалась по комнате. Танцует, подумал Дауни, и улыбнулся. Время три часа утра, а она танцует! Он положил бинокль на подоконник, вернулся в спальню, снял с вешалки куртку, пошарил в карманах, удостоверился, что бумажник и ключи на месте, вышел из квартиры, захлопнул дверь, запер ее и включил электронную сигнализацию.
Музыканты в лифте, казалось, постоянно играли одну и ту же мелодию — некий заунывный мотивчик, который подозрительно смахивал на зудение четырех не слишком талантливых москитов, стучащих вдобавок консервными крышками. Лифт медленно опускался. Дауни терпеть не мог этой медлительности, но решил, что сегодня ему торопиться не стоит. Если Фостер и впрямь установил за ним слежку, какая разница, как он покинет дом? Гораздо важнее то, куда он направится и что будет делать. Лифт остановился, створки двери разъехались в стороны. В холле, обставленном по-спартански убого, было пусто. Дауни посмотрел на часы — двадцать пять четвертого — и направился к входной двери.
Выйдя наружу, он внимательно изучил окрестности — темную улицу, скопление теней между домами, которые выстроились вдоль мостовой этаким подобием исполинского частокола. Над головой слышался шелест крыльев: то охотились на ночных насекомых каирские летучие мыши. Дауни сунул руки в карманы, перешел на другую сторону улицы, свернул налево и быстрым шагом двинулся вперед. Очутившись в соседнем квартале, он заметил «фольксваген» цвета стручкового перца. Все в порядке. Эту машину Дауни облюбовал уже давно: владелец по утрам уезжал на ней на работу и возвращался домой к пяти вечера. Краска на кузове находилась в идеальном состоянии, двигатель работал без перебоев, резина слегка поизносилась, но еще была вполне годной. Да, автомобиль что надо. Дауни приблизился к «фольку» и ударил кулаком в ветровое стекло со стороны переднего пассажирского сиденья. Стекло покрылось паутиной трещин, словно сплетенной ополоумевшим пауком, однако не разбилось. Дауни ударил снова, на сей раз гораздо сильней, все то же самое. Он выругался, отступил, ударил ногой — и стекло разлетелось вдребезги. Дауни просунул руку внутрь, открыл дверцу, смахнул с сиденья осколки стекла и забрался в салон.
На то, чтобы завести двигатель без ключа, у него ушло меньше тридцати секунд. Приемник завопил на всю улицу. Дауни заставил его умолкнуть, включил фары, отъехал от тротуара и покатил по улице, не забывая то и дело посматривать в зеркало заднего вида. Кажется, обошлось. Он остановился в двух кварталах от своего дома, потушил фары, выкурил сигарету, после чего развернулся и поехал обратно.
Слежки пока не наблюдалось. Он двигался на юг, в направлении Шари-эль-Гиза и прямой, как стрела, нильской набережной, по которой можно было добраться до моста Эль-Гама. В эти предрассветные часы уличное движение было настолько редким, насколько такое вообще возможно для города с населением в двенадцать миллионов душ. Если продолжать путь по жилым кварталам, очень скоро выяснится, следят за ним или нет. В разбитое окно задувал сухой, пропыленный ветер. Глядя прямо перед собой, Дауни принялся размышлять о событиях минувших дней.
Похитив из посольства Чарли Макфи, он, разумеется, предполагал, что главный каирский цереушник Ричард Фостер встанет на уши, благо у того, собственно, не было выбора. Положение обязывало Фостера поднять шум до небес.
Однако выяснилось, что план Дауни напоминает карточный домик — достаточно легкого дуновения, чтобы домик рассыпался и карты разлетелись по всему Египту. Черт возьми, до чего же неудачно, что без Чарли никак нельзя обойтись! Проблема заключалась в мотивировке. В отличие от большинства знакомых Дауни, Чарли не пустил слюни при первом же упоминании о деньгах; вдобавок он, разрази его гром, вовсе не собирался влюбляться в Дженнифер. Угроза передать дело в руки каирской полиции немного остудила пыл бывшего американца, однако кто знает, что взбредет ему в голову завтра или послезавтра? В запасе у Дауни оставались только жена и дочка Чарли.