К. Трониным и начальником штаба полковником А. Я. Малышевым. Такая новая временная структура управления войсками, которая действовала с 5 сентября по 15 декабря 1942 года, вызвана особенностями и спецификой боев в горах. Кроме того, Центральный комитет Компартии Грузии и правительство республики выделили ответственных работников для усиления связи местных партийных и советских органов с действующими войсками и для проведения конкретной массово-политической работы среди населения, В эти тяжелые дни уполномоченным Военного совета фронта на Марухском, Клухорском и других перевалах был назначен второй секретарь ЦК Компартии Грузии К. Н. Шерозия,

Как вспоминает полковник в отставке С. К. Тронин (С. К. Тронин живет в городе Куйбышеве), пребывание в войсках непосредственно на перевалах К. Н. Шерозия (а он на Марухском перевале безвыездно находился с сентября по октябрь 1942 года) сыграло большую роль в деле повышения политико-морального состояния войск, а также в оперативном решении вопросов снабжения частей всеми видами довольствия и вооружения.

В этот момент наиболее реальная угроза прорыва немцев в Сухуми была на Марухском направлении. Поэтому командование армии направило Марухской группе войск подкрепление. Уже 7 сентября сюда прибыли три батальона 155-й и 107-й стрелковых бригад, а также подразделения 2-го Тбилисского пехотного училища.

А пока эти части поднимались на перевал в течение вечера, ночи 5 сентября и следующего дня – 6 сентября, 810-й полк вел тяжелые бои с переменным успехом. Борьба разгоралась за горный рубеж, расположенный в полутора-двух километрах южнее Марухского перевала. Он проходил от горы Марух-Баши, пересекая ущелье на северо-запад и после Марухского перевала являлся ключевым. Удерживая его, полк мог закрыть проход противнику в Марухское ущелье.

Алекс Бухнер описывает этот тяжелый для нас день с неприкрытым хвастовством, не смея, впрочем, отрицать мужество и самоотверженность наших воинов:

...День 5 сентября 1942 года выдался прекрасным – теплым и солнечным. Когда утром появилась возможность вести точное наблюдение за цепями на перевале и роты доложили о своей готовности, майор Бауэр, как сигнал к началу боя, дал приказ 3-й роте открыть огонь. С грохотом, громом, угрозой и звоном обрушился огонь на ничего не подозревавшего врага на Марухском перевале. Но его первоначальное замешательство длилось недолго – он быстро собрался и стал реагировать. Его многочисленное тяжелое орудие было направлено в тыл огнедышащей горы. Возникшая огневая дуэль была уже ясно предрешена, когда вступили в бой еще семь горных орудий боевого отряда на Марухской долине, направивших сосредоточенный огонь на перевал.

Теперь начала действия 4-я рота. В качестве последней предпосылки их прорыва, должен был пасть северовосточный угловой столб Марухского перевала. В тяжелейших условиях боя, переходящего порой в рукопашный, была наконец взята вершина (высота) 2760. Установилась также связь со 2-й ротой на Кара-Кайской вершине... Советы держали оборону с настоящим презрением к смерти, и бой разгорелся с новой силой. Русские укрепления на перевале были отлично оборудованы, каждый пулемет и каждый миномет полностью был укрыт. С огромным трудом были нагромождены друз на друга скалистые глыбы и камни, являвшиеся, благодаря этому обстоятельству, полной защитой от выстрелов пехоты. Сквозь маленькие щели противник мог стрелять почти во все стороны. Но так как Советы обосновались преимущественно в низкой местности севернее перевала, будучи уверенными, что немецкая атака придет с севера, то оказались в неравном положении с господствующими на высоте атакующими... Противник должен был стрелять отлого вверх, что значительно снижало эффективность оружия. Стволы пулеметов неистовствовали, ручные гранаты разрывались.

Начиная с пяти часов утра ждал готовый к бою 1-й батальон 98-го горнострелкового полка... Когда нарастающий шум боя на перевале возвестил о наступлении 4-го высокогорного батальона, выступил 1-й батальон в 10.30. А около 14.00 часов после крайне тяжелых верхних боев за перевал батальон залег перед могущественной обороной... Чтобы можно было взять после жестоких боев западную окружность перевала, 1-й батальон перешел в наступление.

В то время, как части 3-го батальона вступили согласно заданию за южный край перевала и закрыли на южном конце Марухского ледника спуск в Адангскую долину, 2-й батальон... штурмовал вражеские гнезда на северо-восточной стороне ледника и следовал по далеко протянувшемуся льду ледника для поддержки 4-й роты.

После того, как 1-й батальон с запада, вдоль вершины 3225 и 2928 закончил окружение врага на перевале... здесь шли последние бои с державшимися с упорством и ожесточением врагом. Несмотря на то что враг был окружен и отрезан с обратной стороны, он защищался и в этом безнадежном положении до последнего. Из низин, впадин, котловин, из-за каменных блоков, нагромождений гальки, скалистых развалин раздавались выстрелы, трещали автоматы, яростно стучали “максимы” по атакующим, приблизительно на расстоянии 150 метров.

Еще раз, начиная с 16.00 часов, со всех сторон был направлен на перевал уничтожающий огонь минометов и пулеметов. Наконец, можно было заметить, что русские ослабели, но маленькие отряды пробовали ожесточенно пробиться на юг...

Сознание высокого долга перед родиной проявили красноармейцы и командный состав полка. Они в упорных боях к исходу 6 сентября 1942 года закрепились на этом рубеже. А ведь счастье не раз уходило. Победа пришла не сразу, рубеж неоднократно переходил из рук в руки.

Весь сентябрь 810-й полк вместе с прибывшим на перевал подкреплением вел ожесточенные бои с переменным успехом.

Особенно упорными были наступательные операции за высоту 1176 и ворота Марухского перевала, которые начались 9 сентября, а закончились 25 октября 1942 года, когда силами первого батальона 810-го полка эти высоты были взяты. В них принимали участие не только 810-й полк, но также первый батальон Васильева и батальон Савичева 155-й и 107-й стрелковых бригад.

В этих тяжелых наступательных операциях, – рассказывает начальник группы войск Марухского направления полковник в отставке С. К. Тропип,– большую роль сыграла минометная группа старшего лейтенанта А. И. Коломникова и особенно батарея тяжелых минометов Бекбудиева. В одном из боев батарея Бекбудиева вдребезги разнесла огневую точку № 1 на высоте 1176 справа и тем самым обеспечила успешное продвижение правой группы батальона Васильева, а затем переносом огня по воротам довела правую группу до рукопашных схваток на огневой точке “№ 2 марухских ворот. Рукопашные схватки были жестокими, вперемешку лежали трупы наших и немецких солдат. Батарея Бекбудиева в этом бою удачно накрыла огнем важный командный пункт противника, подняв в воздух штабную палатку немцев на южном скате Марухского перевала.

Следует отметить, что горновьючная батарея 107-мм минометов 956-го артполка была переброшена на Марухский перевал после того, как она отличилась до этого на Клухорском перевале.

Эта батарея была грозой для немцев и в последующих боях в зимний период. Она неоднократно выручала полк в минуты смертельной опасности. В один из декабрьских дней замечено было скопление большой группы немцев в узком ущелье, метрах в 400 от батареи. К счастью, место это было тщательно пристреляно. Минометчики мгновенно открыли массированный огонь. Мины ложились в цель. Егеря навсегда остались в этом узком ущелье. Но, к сожалению, как вспоминают участники боев, с этой батареей случилось несчастье. Однажды на нее обрушилась снежная лавина. Был издан специальный приказ командующего 46-й армией, в котором командиру 810-го полка было предложено раскопать под снегом бойцов батареи и переправить самолетом в Сухуми, где намечено было их с большими почестями похоронить.

Поиски специальной спасательной группы не увенчались успехом. Под многометровой толщей снега трудно было что-либо найти...

Лишь сейчас, спустя более двадцати лет, пришлось внести в эту историю существенную поправку.

Ныне здравствующий в Боржоми бывший комиссар этой батареи Александр Самуилович Андгуладзе рассказывает, что действительно батарея целиком попала под обвал. Но им быстро пришли на помощь находившиеся рядом бойцы 155-й бригады, которым с большим трудом удалось извлечь из-под снега командира батареи Бекбудиева, комиссара Андгуладзе и некоторых других. Но навечно остались похороненными в ледниках заместитель командира батареи лейтенант Максим Сысенко, командир отделения и несколько минометчиков.

– С большой болью в душе, – вспоминает Андгуладзе, – мы пережили эту тяжелую для нас утрату. Но вдвойне больно было за Максима Сысенко. Ведь только днем раньше он получил известие о награждении его вторым орденом за бои на Марухском перевале.

– С заслуженной наградой тебя, дорогой Максим, – по-братски обнимая, говорил Бекбудиев. – Один орден, подученный на перевале, пяти орденов стоит.

– Спасибо, друзья, – радовался Максим, – завтра поднесут нам сюда “наркомовские” сто граммов, и мы что-нибудь сообразим.

Случилось так, что в этот же день фашистский снайпер серьезно ранил Сысенко в руку. Мы пытались его эвакуировать немедленно, но он наотрез отказался:

– Вот завтра обмоем мой орден, а затем спущусь вниз и отдохну с недельку, пока царапина заживет...

Целый день Сысенко находился на наблюдательной пункте и, превозмогая боль, корректировал огонь батареи... И вдруг настигла его лавина.

В один из тяжелых для полка моментов, когда он, потеряв большую часть личного состава, откатился несколько назад от перевала, майор Смирнов вновь встретился с генералом Леселидзе, который был уже командующим армией. Тот едва узнал в осунувшемся и похудевшем майоре молодцеватого командира боевого полка, с которым прощался перед маршем там, внизу.

– Ну, вот и встретились еще, – сказал генерал. – Как твои чудо-богатыри?

Генерал и сам понимал, что вопрос его, по меньшей мере, нелеп. Вокруг он видел валящихся с ног от усталости, голода и обморожения вчерашних юношей, удивительно рано повзрослевших сегодня. Генерал знал, кроме того, что сейчас, напрягая последние силы, полк должен пойти в новое контрнаступление, потому что автоматные и пулеметные очереди немцев становились все ближе. И оставшиеся бойцы пойдут в это контрнаступление без единого упрека или хотя бы такой малости, как законного требования досыта поесть и поспать полчаса. Со смешанным чувством нежности и сострадания смотрел командарм на майора, втайне надеясь, что тот не вспомнит в связи с этим вопросом его недавней фразы, сказанной тогда перед походом на Марухскпй ледник. Но майор вспомнил. Бросив короткий взгляд на бойцов, он тихо сказал:

– Богатыри погибли смертью храбрых, товарищ генерал, одно чудо осталось.

Генерал слегка вздрогнул и чуть подался вперед, будто хотел обнять командира полка.

– Но мы все равно не пропустим врага, товарищ генерал,– сказал майор Смирнов.

Стрельба то затихала, то усиливалась, курилась легким, летучим снегом вершина Кара-Кая. Через час полк, вернее то, что от него осталось, ободренный призывом заместителя командира корпуса Л. И. Буинцева, пошел в новую атаку. И она оказалась последней. Противник не выдержал удара 'п начал пятиться к перевалу. В этом бою особо отличился передовой отряд лейтенанта Мельника. Он положил начало разгрому прорвавшейся группировка противника в Марухское ущелье. Затем успех отряда был развит и закреплен главными силами полка. Защитники перевала заняли непреодолимую для врага оборону. Путь немцам в Марухское ущелье был закрыт навсегда. Лейтенант Мельник героически погиб и был посмертно награжден орденом Ленина. Даже противник был приведен в изумление стойкостью защитников Марухского перевала, о чем известно из показаний пленных.

Одного из них доставили в тыл весьма оригинально – дорога туда была лишь одна – по узкому, простреливаемому насквозь ущелью. Если фашисты увидят, что ведут пленного, они сделают все, чтобы уничтожить и того кто ведет, и кого ведут. Как быть?

Смирнов приказал переодеть немца в красноармейское обмундирование и замаскировать под раненого. В сопровождение назначает вооруженного легкораненого и приказывает ему доставить немца в тыл. Номер, как говорится, удался...

Для того чтобы понять разницу между настроениями фашистских головорезов того времени, когда они рвались на Кавказ и теми, какие появились у них после встречи и боев здесь с подразделениями Советской Армии, надо полистать фашистский журнал с весьма претенциозным названием “Кораллы”, который писал об учениях альпийских стрелков из 1-й горной дивизии “Эдельвейс”.

“Перед войной наших егерей часто можно было увидеть на учениях в Альпах. Правда, для того, чтобы их увидеть, нужно было очень внимательно всматриваться. Тысячи туристов бродили тогда в Альпах, не замечая войск, ибо оставаться незаметным – важнейшее правило альпийского стрелка. Только перейдя удобные дороги и, взобравшись по горным тропам вверх, вы могли натолкнуться на группу солдат, усердно занятых лазаньем по скалам. Имея хороший бинокль, вы могли с какой-нибудь вершины наблюдать за тактическими занятиями: дерзкие маневры, захваты важных пунктов, молниеносные обходы следовали один за другим. Егеря, как кошки, взбирались на неприступные вершины диких скал, на секунду прилипали к острым карнизам и бесследно исчезали где-то в темных расселинах...

В самые холодные зимние дни в засыпанных снегом горах можно было видеть белые фигуры лыжников с тяжелым грузом на спине. Они неслись с отвесного склона, внизу стряхивали снег и снова пускались в бешеное преследование невидимого противника: на глетчерах они преодолевали глубокие ледяные овраги, на вершинах гор устанавливали орудия и минометы, искусно строили из льда и снега теплые убежища...”

Слов нет, красочное описание! Но, как выяснилось, “невидимого”, то есть несуществующего противника куда легче “преследовать” и “уничтожать”, чем испытать все это на деле, когда за тобой следят не восхищенные глаза туристов, а темные и холодные зрачки советских снайперских винтовок, когда тоже приходилось падать с отвесных склонов, но уже не удавалось “стряхивать” снег и когда, наконец, ледяные овраги поглощали самоуверенных вояк навсегда.

В конце 1942 года на ветровых отрогах Кавказского хребта настроение у егерей было куда менее розовым. Теперь оно вполне укладывалось в растерянные и наполовину иронические в адрес собственной судьбы слова пленного ефрейтора 1-й роты 1-го батальона 99-го полка 1-й горнострелковой дивизии – той самой, что так “бодро” воевала в Альпах:

“Потеря друзей вызывала чувство: господи, пронеси! Хотя бы меня миновало. Раньше солдаты хвалили генерала Ланца. О нем были положительного мнения. Но после кровавых потерь на Кавказе мнение о нем, как о генерале, резко ухудшилось. Солдаты перемывали ему косточки:

“Мы теряем головы, а он получает рыцарский крест. Интересно, сколько солдатских голов весит его рыцарский крест?”

Отступление вызвало растерянность. Никто ничего не понимал. Бежим задрав штаны. Может, совсем не надо было лезть на Кавказ?”

Вот как довелось разговаривать хваленым альпийским скалолазам, любимцам экзальтированных девиц и корреспондентов геббельских журналов.

А что же наши? Мы уже знаем, как трудно приходилось им в первые дни обороны и как они тем не менее не теряли присутствия духа и даже чувства юмора – прекрасного качества солдат, знающих, за что они воюют. С каким настроением жили они на ледяных вершинах в течение всей обороны?

– В этих изнурительных боях, – рассказывает полковник в отставке Владимир Александрович Смирнов, – каждый был героем. Я хотел бы просить вас вспомнить или представить условия, накладывавшие особый отпечаток на боевые действия защитников Марухского перевала, с тем, чтобы более глубоко заглянуть в прекрасную душу советских воинов.

Я погрешил бы перед своей совестью, не рассказав о том, что 3-й батальон полка, под командованием старшего лейтенанта Свистельниченко и комиссара Расторгуева, оборонявший Наурский перевал, разбил попытки противника перешагнуть через него. С особой радостью на сердце я вспоминаю мою встречу с бойцами батальона в начале октября 1942 года.

Один этот батальон много сделал для того, чтобы оборона Наурского перевала была неприступной. Дорогие боевые друзья – Свистильниченко я Расторгуев, если вы не пали в боях, если вы живы, то знайте, как глубоко запали ” мою душу ваши ласковые и доверчивые взгляды и улыбки, когда мы решали с вами сложнейшие вопроси боевой действительности...

Последующие события на Марухском направлении характеризуются укреплением обороны. Во-первых, пришло пополнение – курсанты Сухумского военного училища. Во-вторых, заговорили басом наши тяжелые минометы, укрощая зарвавшегося врага.

После разводчиков и автоматчиков самая тяжелая доля в обороне перевалов выпадала связистам.

В те тревожные дни фронтовая и армейская газеты писали о подвиге связиста Василия Федорова.

...Вражеская мина прервала телефонную связь. Боец находит порыв. Но в кармане не оказалось ножа, чтобы зачистить изоляцию. Василий зубами зачищает проволоку – и боевой нерв снова ожил. По вскоре прорвавшиеся егеря приблизились к ним. Федоров передал трубку Пшеничному, а сам взялся за автомат и открыл огонь. Неожиданно автомат замолк – кончились патроны. Тогда связист бросился с прикладом один против целого отделения немцев.

Подвиг связиста Василия Федорова приказом по войскам 43-й армии посмертно увековечен орденом Отечественной войны II степени.

Назывались имена и других отличившихся связистов: младшего лейтенанта Козлова, красноармейцев Бочарникова, Белого и Лымаря, командира взвода Гитина, сержанта Коновалова. Каждый из них совершил настоящий подвиг. Вот лишь один эпизод.

В горах разыгрался жестокий буран. Ветер ломал вековые деревья. Снег засыпал все тропы и переходы. Нарушилась связь с подразделениями, находившимися на перевале. Старший лейтенант Передник поручил командиру взвода младшему лейтенанту Гитину, сержанту Коновалову, рядовым Белому и Лымарю любой ценой восстановить связь.

Связисты взяла оружие, по катушке провода, телефонный аппарат, запас продовольствия и пошли в горы. Ураган не унимался. Колючие крупинки снега больно секли лицо.

Чтобы не сбиться с пути, Гитин решил держаться поближе к горной реке. Пробирались по пояс в снегу. Когда стали подходить к перевалу, Коновалов оглянулся и испуганно закричал:

– Товарищ младший лейтенант, Лымаря нет.

Пришлось вернуться обратно. Вскоре увидели, как Лымарь беспомощно барахтался в глубокой снежной выбоине. Товарищи быстро помогли ему выбраться из ямы и снова продолжали путь.

Линия, как выяснилось, была повреждена на самом перевале. Но обнаружить точное место обрыва не было никакой возможности, так как провод, проложенный на открытой местности, завалило глубоким снегом. Тогда Гитин принял решение: проложить новую линию по самому хребту, а на южном и северном скатах подсоединить ее концы к прежней линии.

В невероятно тяжелых условиях новая линия была проложена. Связь ожила.

За выполнение этой боевой задачи связисты были представлены к правительственной награде.

Большую помощь войскам оказывали связисты 844-й отдельной роты связи, которая обслуживала на Марухском и Клухорском перевалах части 394-й дивизии.

Тяжелая ноша (в буквальном смысле этого слова) легла на плечи радиотелеграфистов. Потребовались невероятные усилия, чтобы на себе вынести в горы радиостанцию весом 125 килограммов. Очень сложно оказалось обеспечить ее работу в горах. И все же она действовала. Кроме своей основной задачи, радиостанция постоянно принимала сводки Совинформбюро.

Стали чаще брать пленных, от которых узнавали подробности о расположении и вооружении частей дивизии “Эдельвейс” и личном составе их. Вместе с пленными попадали и карты перевалов, датированные 1937-м и даже 1939 годами. У нас таких новых карт не было, поэтому офицеры и бойцы часто удивлялись: откуда могли они появиться у немцев?

Оказывается, перед войной многие из офицеров “Эдельвейса” были туристами в этих местах: запоминали и даже зарисовывали, а то и фотографировали проходы в горах и тайные тропы.

Уже после нашей встречи с Владимиром Александровичем состоялся у нас один любопытный разговор с Вячеславом Антоновичем Никитиным, мастером спорта по альпинизму. Перед войной он был молодым альпинистом и часто бывал на Домбае.

В качестве инструкторов работали там тогда и несколько молодых немцев. Среди них был некий Ганс – высокий, черный, нагловатый малый. Молодежь часто спорила тогда между собой о преимуществе или недостатках того или иного социального строя. Ганс однажды перешел все рамки приличия и грязно выругал Советскую Россию. Этого наши ребята простить не могли, и Ганса буквально спасли подоспевшие старшие товарищи. За наглое поведение Ганса уволили, и он уехал, исчез бесследно.

Прошло несколько лет. В августе 1942 года Вячеслав Антонович вывел через Марухский перевал большую группу мирных жителей, которые уходили от немцев к Сухуми. Проводив их до безопасной тропы, сам он остался на перевале вместе с бойцами 810-го полка.

– Проходил я как-то по северной стороне перевала с несколькими бойцами, – вспоминает Вячеслав Антонович.– Немцы еще не появлялись в этом районе, и мы шли почти без опаски. Вдруг раздались одиночные выстрелы из автомата и рядом с нами зашлепали пули. Обстрел в горах – вещь опасная. Один человек, хорошо замаскировавшийся в камнях, может уничтожить отделение солдат.

Попадали и мы в камни, стали присматриваться. Пока бойцы, шедшие со мной, стреляли в сторону предполагаемого врага, я откатился в сторону и, отлично зная эти места, сумел незаметно пройти в тыл стрелявшего немца и поднялся по скале над ним. Дал очередь из автомата и попал по рукам. Тот выронил оружие. Мы взяли его. Это был высокий, обросший черной бородой немец, обер-лейтенант по званию, с железным крестом на кителе. Мы взяли оружие, вещевой мешок с продуктами и повели пленного на южную сторону перевала, в штаб полка.

Всю дорогу он как-то странно присматривался ко мне, но я не обращал на это внимания. Пройдя седловину перевала, мы решили перекусить трофейными продуктами. Обнаружили в мешке и сигареты, стали закуривать, и тут пленный тоже попросил закурить. Я узнал его, поднося к сигарете спичку, по глазам...

– Жаль, что мы тогда тебя не убили, гада, – сказал ему Никитин, сдавая фашиста штабным работникам...

Улучшились бытовые условия бойцов и командиров, чему защитники Марухского перевала обязаны прежде всего бывшему командующему 46-й армии генералу армии Герою Советского Союза Леселидзе и члену Военного совета второму секретарю ЦК партии Грузии К. К. Шерозия. Они лично в конце сентября посетили 810-й полк и очень помогли.

Жизнь с тех пор пошла немножко веселее. Самолеты Р-5 и Р-2 сбрасывали сухари, махорку и селедку в мешках. Ударясь о землю, селедки прорывают мешок и в красивом, штопорообразном вращении подлетают высоко вверх. Глухо шлепается на скалу мешок с махоркой – к небу поднимается столб едкой пыли. Самолет делает очередной заход, летит невысоко и прямо над поляной бросает мешок с сухарями. Тот стремительно падает на плечи зазевавшемуся бойцу. Боец упал. Все охнули. Погиб человек ни за что. Но боец тут же поднялся, набрал в карманы сухарей и под общий хохот отправился дальше.

– Ну и ну! – крутят головами солдаты. – Этот и на том свете не пропадет...

– У защитников Марухского перевала,– рассказывает замполит роты автоматчиков Андрей Николаевич Гаевский,– было три врага: гитлеровцы, холод и с конца сентября – голод. Когда снега закрыли тропы и временно прекратилась вьючная доставка продуктов, нам стали давать по нескольку сухарей в день. Особенно трудно приходилось тем, кто находился на самом перевале. Зима в горах была исключительно суровая. До костей сквозь тонкие шинели пронизывал ледяной ветер. Негде было согреться. Бодрее мы стали себя чувствовать, когда однажды от связистов узнали, что внизу самолеты сбросили много мешков сухарей, круп, сыра и даже окорока, и на мешках были надписи: “Держитесь, ребята. Идут с продуктами караваны. В дороге валенки и полушубки”.

– Эти простые, сердечные слова, – говорит Андрей Николаевич, – действовали на пас как целительный бальзам. В них мы чувствовали горячее сердце Родины, которая думала о нас, заботилась о нас.

Работники тыла проявляли чудеса мужества, обеспечивая фронт всем необходимым. Однако не все, что нам сбрасывали с самолетов, могли беспрепятственно брать. Враг и здесь преподносил коварные сюрпризы. В те места, куда наши самолеты спускали мешки с продовольствием, немецкие “рамы” сбрасывали специальные гранаты.

В октябре полк вел бои местного значения и одновременно усиленно готовился к зимним боевым действиям, заменялось летнее обмундирование на зимнее, рубились землянки, завозился запас продовольствия и топлива.

13 октября была взята важная высота, с которой долгое время противник держал тыловые сообщения полка под своим огнем. После этого угроза обхода обороны противником с фланга была полностью ликвидирована. Трагична судьба многих наших людей на этой высоте, которая в оперативных документах именовалась 1316.

В оперативной сводке группы войск Марухского направления говорится: “...В период с 5 по 12 октября 1942 года 810-й стрелковый полк совместно с 1-м батальоном 107-й стрелковой бригады вел активные боевые действия за овладение высотой 1316, в результате которых 13.10.1942 г. в 10.00 наши части овладели высотой 1316”.

Еще в двадцатых числах сентября туда была послана разведка в количестве десяти человек. Задача их заключалась в том, чтобы уточнить огневые точки противника и расположение их подразделений.

Разведчики ушли, соблюдая все предосторожности, но немцы все же заметили их, пропустили глубже в свой тыл и там уничтожили. Когда об этом стало известно в полку, вызвался пойти туда один сержант грузин Георгадзе. Ему не удалось взять языка, но он принес офицерский мундир, в котором оказались весьма цепные документы и карты, благодаря которым стала возможной операция по захвату высоты.

12 октября Смирнов поставил задачу нескольким группам первого батальона: при поддержке минроты сбить противника с высоты 1316 и овладеть ею. Через два часа батальон начал подъем на высоту.

Высота эта была засыпана снегом и имела крутой наклон, градусов под 45, но к вечеру все же была взята. Бой был ожесточенный, доходивший до рукопашных схваток. Командир батальона по рации сообщил Смирнову о выполнении задачи.

– Оставьте там один взвод,– приказал Смирнов утром 13 октября,– а остальных спускайте вниз...

Когда батальон был на половине спуска, командир объявил обед. День стоял теплый, бойцы весело располагались кто где мог, не подозревая о смертельной опасности, нависшей над ними.

Снег, грузнея под солнцем, сползал потихоньку с вершины, накапливался в крупных камнях и вдруг с гулом пошел вниз, увлекая за собой камни и новые массы снега. Лавина шла с такой скоростью, что расположившиеся на привале бойцы ничего не успели предпринять для своего спасения. Страшное снежное море подхватило их и понесло к подножью горы, крутя в немыслимых снеговоротах. Так погибли десятки солдат первого батальона. Позже стало известно, что на высоте после ее взятия у немцев были обнаружены обугленные трупы десяти разведчиков. Немцы сожгли их на костре.

В октябре поднялись снежные буры и метели. Казалось, солнечный день и звездная ночь ничего плохого не предвещали. Но в течение нескольких часов выпадал снег глубиной в несколько метров.

Долгое время на перевалах не было хорошо оснащенной медицинской службы. Раненым оказывалась лишь первая помощь, а затем дальними и трудными тропами они отправлялись в Захаровку и в Сухуми. Естественно, далеко не все могли преодолеть такой тяжелый путь, а самолеты не всегда могли вывезти тяжелораненых.

Обстоятельства требовали создания хирургического отделения непосредственно на перевале. Вначале из штаба дивизии прибыли на Марухский перевал первые четыре врача-хирурга. Среди них была одна женщина. (К сожалению, фамилии их установить не удалось.) Они в течение суток по горным тропам прошли тридцать километров, неся с собой вое необходимые препараты. Им было очень трудно, особенно женщине. Но они мужественно продолжали путь, ибо понимали, что несут на перевал жизнь тяжелораненым, которых невозможно было доставить в госпитали Сухуми.

Невероятно трудно создать в тех условиях операционную. Подразделения полка построили особую землянку, в которой день и ночь производились сложнейшие хирургические операции. Большая заслуга в этом начсанслужбы капитана медслужбы Шатакашвили и командира санитарной роты 808-го полка капитана медслужбы Г. А. Мочитадзе.

Много раз операционную землянку заносило толстым слоем снега, засыпало во время снежных обвалов. Ее откапывали, расчищали дорожки и по ним, словно по глубокому тоннелю, несли новых тяжелораненых. Жаль, что мы не можем назвать здесь фамилии хирургов, но солдаты, которым они даровали жизнь, с чувством глубокого уважения и признательности спустя много лет вспоминают ех, рассказывают о них своим детям и внукам.

Марухские солдаты помнят о санитарных инструкторах Яковенко, Александре Силиной, А. И. Рыкове.

В 1969 году мы встретились с отдыхавшей в Пятигорске Татьяной Захаровной Задиракой, проживающей ныне в городе Кривой Рог.

На фотографии группы медсанбата она узнала себя и своих подруг-санинструкторов Полину Губенко, Олю Пикуль, Ивана Перепеченко, которые вынесли с поля боя на перевалах сотни раненых бойцов. Медицинский работник Федор Петрович Оверченко, проживающий ныне в Черкесске, рассказывает о санинструкторе первого батальона 155-й стрелковой бригады Ане Дутловой, воспитаннице Саратовского детского дома. Она находилась в одном взводе с мужем, лейтенантом Дутловым. Им вместе было 39 лет.

Взвод лейтенанта Дутлова одним из первых встретил на леднике егерей. Завязался кровопролитный бой. Слабенькая, крохотная Аня, не зная усталости, под пулями по льду выносила с поля боя раненых, перевязывала их, оказывала первую помощь.

В самую тяжелую минуту, когда взвод был окружен, Дутловы написали два заявления одного и того же содержания: “Желаю коммунистом биться с врагом... Звание коммуниста оправдаю с честью”.