На Клухорском перевале

Части дивизии “Эдельвейс”, прорвавшиеся на Клухорский перевал через партизанские заслоны, сдерживались силами только одного первого батальона 815-го полка. Преимущество было на стороне противника, и он захватил самые высокие и выгодные точки перевала и прорвался к его южным склонам. Это и вынудило командование срочно перебросить с Марухского перевала 3-й батальон 808-го полка, который был в оперативном подчинении командира 810-го полка майора В. А. Смирнова.

На место боев в августе прибыл командир 3-го стрелкового корпуса генерал К. Н. Леселидзе. Командующий 46-й армией генерал В. Ф. Сергацков дополнительно направил на перевал из Батуми 121-й горнострелковый полк 9-й горнострелковой дивизии вопреки приказу уполномоченного Ставки Берия. 815-м полком командовал майор А. А. Коробов. Мы нашли Коробова в Сухуми, где он поселился, выйдя в отставку после тяжелой болезни. Во дворе тихого его дома на окраине города, под деревьями, отягощенными осенними плодами, мы беседовали с ним через двадцать лет после этих боев.

– После захвата немцами перевала, – говорил Коробов, —пришлось серьезно подумать о более удобных для обороны позициях. Они были хорошо подготовлены. И с тех позиций немцы уже не смогли нас сбить. А вскоре подкрепление мы начали получать, правда, не со стороны Марухского перевала – подразделения майора Смирнова не смогли к нам пробиться. Пришел к нам 956-й артиллерийский полк, несколько подразделений 155-й стрелковой бригады, 121-й горнострелковый полк под командованием майора Аршавы, а также специальные горнострелковые и альпинистские отряды.

Вспоминал Александр Анатольевич, что у немцев оборона была тоже построена крепко, в два эшелона. Особенно донимала наши позиции одна высота, на которой собрались довольно крупные силы фашистов. Ни ночью ни днем по существу наши подразделения не могли скрытно провести ни одного маневра. И решили тогда уничтожить эту высоту с теми, кто на пей находится.

В абсолютной тишине, с необыкновенными предосторожностями закладывались под высоту пуды аммонала. Ничего не подозревали егеря до самого того момента, когда мощный взрыв потряс горы.

– Рвануло так, что камни аж на наши штабы посыпались...

На переднем крае фашистов началась паника. А рота автоматчиков во главе со старшим лейтенантом Воробьевым, поддержанная другими подразделениями, уже смяла их и пошла дальше. Гнали немцев метров восемьсот, заняли их позиции и привели пленных.

– Солдаты у меня были отличные,—сказал вдруг Коробов и улыбнулся как-то грустно.– Ведь не в курортных условиях воевали, казалось, и огрубеть могли бы, растерять человеческое тепло, ан нет. Заботились друг о друге вдвойне внимательно. Помню, в первые дни боев был начальником штаба

Николай Георгиевич Каркусов (Бывший инструктор-пропагандист 956-го артиллерийского полка, воевавший на Клухорском перевале, ныне офицер запаса И.Е. Пухаев сообщил нам, что Каркусов уже не смог вернуться на фронт и до конца войны служил на ответственных постах в системе ЗакВО. С 1946 года он работал военным комиссаром Юго-Осетинской автономной области. Пулю, застрявшую в легких, не удалось извлечь, рана подтачивала здоровье Николая Георгиевича, и в 1948 году он умер. Похоронен в городе Цхинвали). Он, по-моему, был выпускником Бакинского пехотного училища, и в полк пришел совсем молодым. В те дни довольно часто возникали сложные ситуации. Во время одного боя оказался окруженным и штаб полка. Я как раз был в батальоне, и Каркусов принял решение пробиться со взводом охраны из окружения и спасти знамя полка.

В этом бою он получил тяжелое пулевое ранение. Его вынесли, положили на самодельные носилки из хвороста, приспособили к ним двух лошадей – одна впереди, другая сзади – и лишь три дня спустя доставили в село Захаровку, где был полевой госпиталь. Мы представили его к награде, и он вскоре был награжден орденом Красной Звезды. Куда девался после госпиталя, не знаю, потому что лежал он долго в разных госпиталях, а война шла...

Александр Анатольевич поинтересовался, когда мы его разыскали после выхода первой книги, какие судьбы стали нам известны. Мы рассказали о судьбе Швецова и Родионова, спросили в свою очередь, не помнит ли он этого случая.

– Помню, что случай самочинного расстрела был, а деталей так и не знаю.

Он помолчал, обхватил широкими коричневыми ладонями колени, сидел, слегка раскачиваясь.

– М-да... Разное бывало в те дни. Берия мне на перевал тоже звонил, спрашивал, как дела. Ничего, отвечаю, только жрать нечего да боеприпасов маловато. Стрелять нечем. “Держитесь”,—говорит и повесил трубку. Вскоре после этого особист армейский приехал, интересоваться начал тем, что нет происшествий у меня никаких. Так прямо и сказал: “У тебя что – хорошо все? Почему происшествий не даешь?” – “А нету,—отвечаю,– вот и не даю. Когда будут,– доложу”.

Так и уехал ни с чем. Надо сказать, что берии бериями, а от людей многое зависело. У меня в полку оперуполномоченный был кубанский казак Кураков, прекрасный человек, настоящий коммунист. Никого понапрасну в обиду не давал...

Уже вечерело, когда мы расставались. Сумерки заполнили сад, желто-оранжевые плоды хурмы стали темными и тяжелыми, в синеватый туман одевались недальние горы. Мы уходили но тихой улице Сухуми, а у калитки стоял и смотрел нам вслед грузный, высокий человек. Он был похож на мастерового, отдыхающего после работы... (Год спустя после нашей встречи Александр Анатольевич Коробов скончался от сердечного приступа и был похоронен на Сухумском кладбище, там, где похоронен командир 121-го горнострелкового полка майор Аршава, погибший на Клухорском перевале)

Наши встречи и переписка с участниками боев на Клухорском перевале на этом не закончилась, разумеется. Друзья-журналисты из Грузии сообщили нам, что отыскался бывший комиссар батареи 256-го артиллерийского полка Александр Самуилович Андгуладзе. Проживает он сейчас в городе Боржоми и работает там на стекольном заводе. Мы тотчас написали ему письмо и вскоре встретились с ним.

Александр Самуилович рассказал, что в последних числах августа 3-й дивизион 256-го артполка 9-й горнострелковой дивизии, располагавшейся в районе Батуми, был передан в распоряжение 956-го артполка 394-й стрелковой дивизии и быстро был переброшен на Клухорский перевал...

Вот это удача! Генерал Сергацков говорил нам в Москве, что, кроме полка целиком, в 9-й дивизии были еще подразделения, находившиеся в резерве, которые он направил на перевалы. Но какие именно подразделения, он вспомнить не смог. И вот наконец есть человек, который помог выяснить это.

...– Нашим дивизионом командовал майор В. Калинин – очень талантливый, энергичный и опытный офицер... Была ночь, когда мы прошли Сухуми. Из-за воздушной тревоги город погрузился во мрак. На высотах вокруг города вспыхивали залпы зенитных батарей и лучи прожекторов, которые не давали возможности немецким бомбардировщикам прорваться к Сухуми...

...Вот и передовая линия фронта. Тут выяснилось, что 815-й полк в результате тяжелых боев потерял большое количество личного состава, но продолжает сдерживать опытного и хитрого врага, каким являлась дивизия “Эдельвейс”. Приход нашего дивизиона несказанно обрадовал бойцов полка.

– Теперь мы стукнем фрица! —говорили они. Мы быстро заняли огневые позиции и вступили в бой. продолжавшийся около десяти суток. Позиции наши не были такими удобными, как у немцев: нам приходилось стрелять снизу вверх. Но в результате этого многодневного боя продвижение фашистов было приостановлено, и, таким образом, была выполнена первая часть задания командования. Второй частью этой задачи являлось постепенное оттеснение немцев к вершине перевала и дальше...

Александр Самуилович при нашей встрече многое рассказал о боевых эпизодах, о своих товарищах. Один эпизод, который и сам Андгуладзе считает “самым значительным”, нам хочется тут привести. Он заинтересовал пас и потому еще, что совсем незадолго до этого Коробов рассказывал нам в Сухуми о немецких автоматчиках, пробравшихся к нам в тыл. Именно о них и повел речь Александр Самуиловпч. Только свое повествование он начал с того, что вспомнил о начале задуманной ранее операции нашего командования. Выполнение плана операции началось в четыре часа утра артиллерийской подготовкой, в которой участвовала и батарея майора Калинина. За час только эта батарея выпустила по врагу около двух тысяч мин. Враг подозрительно быстро открыл ответный интенсивный огонь, и эта дуэль продолжалась до тех пор, пока в тылу наших батарей ни разгорелась автоматная стрельба. Как после выяснилось, операция нашего командования случайно совпала по времени с операцией командования дивизии “Эдельвейс”. Именно в то утро немецкие автоматчики пошли в тыл нашим подразделениям с заданием уничтожить их и освободить дорогу на Сухуми. Гитлеровцам, уверенным в счастливом исходе дела, выдали лишь суточный паек, сказав, что все остальное, вплоть до прекрасного грузинского вина, они получат на берегу теплого моря, среди пальм и цветов.

Группы немецких автоматчиков просочились чуть ли не к штабу дивизии, и всюду завязался бой. У штаба дивизии их встретили курсанты Сухумского училища, в других местах – подразделения 815-го полка (Здесь память немного подводит А. С. Андгуладзе. Безусловно, в разгроме группы немецких автоматчиков участвовали и другие подразделения, но косвенно. Непосредственно же уничтожением гитлеровцев занимался подоспевший к этому времени 121-й горнострелковый полк 9-й горнострелковой дивизии и отряд альпинистов, о которых расскажет несколько позже А. М. Гусев), а наши артиллерийские части помешали немецкому наступлению с фронта и тем самым лишили вражеских автоматчиков поддержки. В результате яростного сражения вражеские автоматчики были уничтожены, а некоторые взяты в плен.

Андгуладзе лично участвовал в допросе одного молодого немецкого автоматчика. Тот держался высокомерно, на вопросы отвечал, гордясь своей принадлежностью к дивизии “Эдельвейс”.

– Мне двадцать лет, – говорил он. – В сороковом году я окончил школу. Затем по приказу фюрера прошел военную подготовку в Австрии, а после стал солдатом.

Он глубоко верил в то, что Гитлер выиграет войну. После войны он собирался вернуться в Германию продолжать образование и стать инженером.

...Я спросил его:

– Гитлер капут?

– Найн! – вскричал он рассерженно и вскочил со стула.

Он ошибся, этот молодой, одураченный геббельсовской пропагандой немец. С тех пор прошло более двадцати лет. И весь мир теперь знает, какая участь постигла гитлеризм.

Старая пословица гласит: “Друзья познаются в беде”. Лишний раз она подтвердилась в бою, о котором идет речь. Когда немецкие автоматчики осыпали батарею градом пуль, был смертельно ранен младший сержант Якунин. Он упал на взгорке. Пули буквально пахали землю вокруг него. Кахетинец Экизашвили прыжками добрался к нему и попытался спасти, но сам получил тяжелое ранение. Кумык Курмышов, также под пулями, поднял себе на плечи раненого разведчика Абохадзе, вынес его из опасного места и надежно укрыл в расселине скал. Героически сражались все наши подразделения. В этом бою героически погиб командир 121-го горнострелкового полка майор Иван Иванович Аршава. Его посмертно наградили орденом Ленина. Сам Андгуладзе получил тогда орден боевого Красного Знамени. Младшие лейтенанты Грачев и Шульга, лейтенант Сисенко награждены были орденами Красной Звезды, а бойцы Гогичаишвили, Гогуа, Курмышов, Экизашвили и другие получили медали “За отвагу”.

Позднее эта батарея, в которой служил Андгуладзе, спустя некоторое время была послана на помощь воинам, защищавшим Марухский перевал. Из рассказов других участников боев мы знаем уже, что она оказала им существенную помощь...

Рассказ Александра Самуиловича дополнил майор запаса Петр Дмитриевич Емельянов, тоже житель города Боржоми, в прошлом комиссар отдельной роты химзащиты. Теперь, спустя много лет, когда в районе Северного Марухского ледника были обнаружены остатки химических снарядов гитлеровцев, к счастью, оставшихся неиспользованными, мы понимаем, что такие роты нужны были нашим войскам. Он рассказал о штабе дивизии.

Командный пункт командира дивизии располагался в селенье Генцвиш.

Большая роль в обороне Клухорского перевала принадлежит храброму и деятельному офицеру, начальнику штаба дивизии майору Т. М. Жашко (Тихон Макарович Жашко, подполковник в отставке, проживает ныне в Москве, работает начальником отдела кадров одного из заводов). Командир дивизии подполковник Кантария страдал болезнью сердца, высокогорный, разреженный воздух приводил его к мучительным приступам. Находившийся в то время в Чхалте командир корпуса генерал Леселидзе приказал ему через связного офицера связи сдать дивизию начальнику штаба Жашко, а самому отправиться в госпиталь.

Несколько слов о самом генерале К. Н. Леселидзе. Бывший член Военного совета 46-й армии Г. Г. Санакоев, проживающий сейчас в Тбилиси, вспоминает, что это был скромный человек и храбрый воин. Если обстановка на фронте усложнялась до предела, он приезжал на передовую и лично руководил боями. Так было и в районе Клухорского перевала. Участие в бою генерала Леселидзе сильно подняло моральный дух бойцов, изнемогавших от усталости.

– Памятен мне и такой случай, – говорит Санакоев. – В первых числах февраля 1943 года, уже под Майкопом, мы готовили наступление. Оно назначено было в шесть утра, и участвовали в нем одна стрелковая бригада и две дивизии, в том числе 9-я дивизия, не имевшая тогда большого боевого опыта.

Была туманная и дождливая ночь. В два часа ко мне позвонил Леселидзе и сказал:

– Думаю поехать в девятую, проверить готовность.

– Ничего там не случится, – говорю, – командиры опытные. Да и ехать в такую погоду не на чем.

– Ну, тогда пешком пойдем. Собирайся. Взяли с собой двух автоматчиков и пошли. Идем и сбиваемся с дороги, потому что тьма-тьмущая в ущельях, не видно ничего вокруг. Правда, и тихо было, так что в одном из ущелий, в глубине его, вдруг услышали мы разговор, а на каком языке говорят – непонятно. Спрашиваем громко: кто такие. В ответ автоматные очереди. Леселидзе называет себя и приказывает немедленно подняться и подойти.

Через минуту подошли два солдата связиста, извинились, Мы, говорят, думали, что немцы...

– Ладно, – мирно сказал генерал. – Хорошо, хоть но постреляли. Ведите пас в дивизию...

Интересные сведения о семье генерала Константина Николозовича Леселидзе мы обнаружили в одной из статей газеты “Вечерний Тбилиси”. Вот о чем писал автор корреспонденции Л. Долидзе.

“Как солнце в капле воды, отразилась счастливая жизнь Советской Грузии в этом небольшом селе, раскинувшем свои богатые владения па зеленых холмах живописной Гурин... Неузнаваемым стало село, но лишь один его участок остался нетронутым. Это – ревниво оберегаемый всеми жителями, чуть покосившийся от времени деревянный домик, где жила семья Леселидзе...”

Тяжелой была жизнь до революции у таких бедняков, каким был Николоз Леселидзе. Потому и пришел он сознательно к людям, готовившим революцию, в ряды батумского пролетариата. Позже Леселидзе стал одним из руководителей Озургетского (ныне Махарадзевского) ревкома, принимал участие в известном Насалиральском бою с царскими карателями. За революционную деятельность Николоз был сослан в Сибирь, и нелегко пришлось маленьким сыновьям его, пока не пришла в Грузию родная Советская власть.

Подросшие к тому времени трое братьев – Датико, Константин и Виктор – сразу же вступила в ряды Красной Армии. С первых дней Великой Отечественной войны они, а также и самый младший брат, Валериан, начали сражаться в первых рядах защитников страны.

Полковник Константин Леселидзе и его артиллеристы громили врага и во время отступления так, словно перевес сил уже был на нашей стороне. Вот как говорится об этом в наградном листе, датированном 31 июля 1941 года:

“Артиллерийский корпус под непосредственным руководством полковника Леселидзе Константина Николозовича уничтожил свыше 100 танков противника. В наиболее ожесточенных боях (под Минском, у Волмы, на реках Березине и Днепре) храбрый командир руководил расстрелом фашистских танков непосредственно на огневых позициях”.

Как видим, личная храбрость в боевой обстановке была привычной для Леселидзе еще и до сражений на Кавказе. Когда в конце октября 1941 года гитлеровские танки вплотную подошли к Туле, умелость и решительность Константина Николозовича по-существу спасла город. Бойцы и командиры, кому довелось воевать под его руководством, говорили в те дни, что генерал Леселидзе управляет артиллерией, как дирижер оркестром.