Но вот колесо смеха опять изменило форму - превратилось в новое геометрическое тело! Впрочем радиусы диска не менялись. Они как бы сохраняли внутренний каркас "облака", словно спицы, торчащие из порванного зонтика. Но ведь если радиусы остаются постоянными - должно измениться само число "пи" - отношение радиуса к длине окружности. Так однажды и сказал Эйнштейн, когда зашла речь об изменении формы вращающегося круга. И Рауль снова услышал по-детски радостный смех Эйнштейна, мчавшегося когда-то вместе с ним на такой же карусели в Люстгартене, и его слова, заглушаемые вальсом карусельной шарманки, о том, что, если бы диск вращался со скоростью, близкой к скорости света, его форма изменилась бы. Диаметр и длина окружности оказались бы в разных условиях во время движения, а поэтому изменилось бы само "священное" число "пи". И вот тогда-то в воображении Рауля и возникла удивительная картина изменяющихся геометрических форм. Превращение движущихся миров. А сквозь них проступило детское и мудрое лицо волшебника. Лицо Эйнштейна. Так родился его портрет... Увидит ли он его когда-нибудь?..
      Рауль, наконец, нащупал в кармане огрызок карандаша и начал лихорадочно набрасывать превращения колеса смеха. Лицо девушки в центре его оставалось неизменным так же, как и лицо Эйнштейна на портрете. Зато форма диска изменялась, как медленно плывущее облако...
      Наконец колесо остановилось и к Раулю подошла АннаМари. Он показал ей наброски.
      - Как точно! Как будто вы всю жизнь рисовали эти фигуры!
      Рауль улыбнулся.
      - А я их действительно когда-то нарисовал, но мне не верили, что так бывает. Только Лео... - Он оборвал себя.
      - Рауль, неужели Лео может... может быть с этим Веске?
      На лице Клемперта появилось жесткое выражение.
      - Значит, может.
      Анна-Мари опустила голову.
      - Пора домой, - сказал Рауль. - Собирается дождь.
      ТРАССЕНУ НЕ СОЗДАЮТ
      УСЛОВИЙ ДЛЯ ОПЫТОВ
      Между тем Трассен сразу же после своего назначения железнодорожным консультантом выехал с экспрессом в путешествие с замедленным временем. Встретив в день отъезда на улице Анну-Мари, он хотел ей сказать, что по возвращении из поездки сможет объяснить, ради чего он согласился занять место ее отца. Он привезет данные таких экспериментов, о которых не мог мечтать ни один физик. Даже ее отец. Но Анна-Мари не захотела его выслушать. В другое время Трассен бросил бы все и убедил Анну-Мари. Но в тот день... Тогда он спешил. Надо было успеть погрузить в экспресс аппаратуру, иначе вся работа срывалась. Начинать измерение необходимо с нуля, пока поезд еще не тронулся.
      Во-первых, надо было разместить часы. Их было несколько, включая маятниковые, с помощью которых Трассен хотел наблюдать непосредственно за изменениями колебаний тела в зависимости от скорости движения поезда. Ведь должны измениться и масса маятника и его длина, а значит и период колебания, то есть само время, отсчитываемое часами. Теория колебания всегда была излюбленной областью Трассена. А здесь такие возможности! Во-вторых, необходимо было установить измерители топлива, на двигателе экспресса. Ведь топливо потребляется именно во время ускорения поезда, когда возрастает его масса! Трассен мечтал о точном расчете превращения энергии в массу. Удастся ли это? Конечно, удастся! Тегда он может повторить опыты на каждом экспрессе! И хотя встреча с Анной-Мари больше огорчила его, чем обрадовала, он не сомневался, что, вернувшись, уладит их отношения. Его научные открытия будут оценены по достоинству.
      Но случилось иначе. При погрузке приборов в экспресс ему преградил дорогу проводник в форме железнодорожного штурмовика.
      - Это что? - спросил проводник и столкнул ящик с приборами со ступеньки.
      Еле успев подхватить ящик, Трассен прыгнул на площадку.
      - Ты что, скотина, не знаешь, с кем имеешь дело?
      - Эй! Тут пассажир недоволен, - крикнул проводник кому-то в вагоне.
      В тамбур вышли двое парней со свастиками на рукавах.
      - Я физик-консультант. Надо погрузить аппаратуру, - заявил им Трассен.
      В ответ один из штурмовиков ударил ногой по ящику, и тот полетел на перрон. Поезд тронулся.
      Так Трассен отправился в путешествие с замедленным временем.
      Он провел его в своем купе. За Трассеном следили. Кто-то дал, видимо, указание не допускать его к измерениям. Поезд был во власти вокзальной команды. Пассажиры, купившие билеты, не сходили со своих мест, были запуганы, не разговаривали. Трассен пытался связаться с начальством поезда, но понял, что это бесполезно. Его обманули. Он не физик-консультант, а всего лишь прислужник главаря фашистской банды Веске. Долгие часы Лео Трассен сидел неподвижно у окна вагона и безучастно смотрел, как мимо мелькают искаженные контуры домов и людей.
      "Никто! Никто! Никто!" - отстукивали колеса. Да, теперь он - никто. Он потерял друзей, физику, себя... К тому же им овладело странное ощущение замедленности пульса, изменившее, казалось, ритм его существования. Может быть, все биологические процессы замедляются теперь, как и время, при путешествии на околосветовой скорости? Мысли Трассена подолгу останавливались на подробностях, которые ранее от него ускользали. Муха, летавшая по купе, казалось, непрерывно изменяла свое направление и совершала множество движений, которых Трассен раньше никогда не замечал. Невозможность проверить свои ощущения на приборах приводила Трассена в отчаяние: поехать в такое путешествие и вернуться ни с чем! Несмотря на свою апатию, вызванную замедлением времени, он с нетерпением ожидал" прибытия в Гаммельн. Там он немедленно прорвется к Веске и заставит его создать ему условия для проведения опытов.
      ...Путешествие с замедленным временем длилось всего несколько часов по отсчету поезда, А в Гаммельне прошли дни...
      Выйдя на платформу гаммельнского вокзала, Трассен пошел к выходу с толпой понурых пассажиров. Их никто не встречал. Вокзальная площадь была перекопана. Здание вокзала окружал ров. Здесь находился штаб Веске. У мостков, перекинутых через ров, стояли охранники.
      В ШТАБЕ ВЕСКЕ
      Дверь, обитая черной кожей, лоснилась, как офицерские сапоги. Веске вошел в кабинет заместителя начальника вокзала. Господин Линден завтракал. Веске щелкнул каблуками, но Линден не обратил на него никакого внимания. Линден поддел вилкой мелко нарубленную сырую капусту и стал медленно жевать ее, уставившись в тарелку.
      - Хайль! - крикнул Веске.
      - Хайль, - вяло ответил Линден.
      Веске положил перед ним раскрытую папку.
      - Вот приказ о вашем назначении начальником вокзала. Я оформил его задним числом. О бывшем начальнике можно забыть.
      Линден перестал жевать.
      - А если спросят?
      - Кто спросит? В Гаммельне уже пятнадцать лет его никто не видел.
      - Кто же будет заместителем?
      - Мы же уговорились, господин Линден! После кончины начальника вокзала вы назначаетесь на его место, а я беру на себя командование отрядами, естественно, в качестве вашего заместителя.
      - А может, он еще не умер? - Линден потянулся к тарелке, накрытой салфеткой.
      Веске резко отодвинул ее.
      - Нет уж, господин Линден, давайте поговорим! В этой папке, - Веске постучал по ней пальцем, - поддельная подпись бывшего начальника вокзала стоит рядом с вашей. И вы об этом отлично знаете...
      Лицо Линдена стало старчески-жалким и безвольным.
      - Слушайте, Линден, сколько вам лет? - спросил Веске.
      - По какому отсчету? Я ездил во многих поездах с замедленным временем...
      "В самом деле, по какому отсчету? Может, это самое замедление времени в поездах не дает настоящего продления жизни? Станешь вот таким, как этот Линден - свиной затылок и заячьи мозги! Впрочем, живет же, скотина".
      - Сколько вам лет по отсчету ваших родителей, Линден?
      - Сто двенадцать.
      Веске прижал к себе папку. Власть над временем! Чего стоят по сравнению с ней все государственные посты Третьего рейха!
      По лицу Линдена поползла ухмылка. Веоке охватило бешенство.
      - Вот что, господин Линден, вы отлично понимаете, чего мне от вас нужно. И ускользнуть вам не удастся. Прежнего начальника вокзала мы ликвидировали вместе. Не вздумайте отпираться. Вы давно проговорились, что топливо кончается, и деваться вам некуда.
      - Чего вы от меня хотите?
      - С этого и надо было начинать. Я хочу быть хозяином положения. Понятно? И, во-первых, мне нужна ваша подпись под приказом о запуске экспресса с околосветовой скоростью...
      - Надо еще с машинистом договориться, - загадочно сказал Линден. - Если он резко затормозит, никакой экономии времени не получится. Все пойдет насмарку.
      "Физикой прикрывается, - с подозрением подумал Веске, понимая, что за внешним простодушием Линдена скрывается какая-то опасность. - Надо расспросить Трассена об этом торможении".
      Веске прошелся по кабинету и, остановившись перед зеркалом, поправил на руке повязку с белым черепом, вышитым преданной фрау Бункер.
      - Все это рассчитает мой физик Трассен, - небрежно бросил он.
      - Это всегда рассчитывал Айкельсон, - возразил Линден.
      - С Айкельсоном надо покончить!
      Линден вздрогнул.
      - Что вы на меня уставились? Весь город, Линден, только и гудит о таинственном опыте Айкельсона, который, мол, докажет, что если гаммельнскую скорость света можно увеличить, тогда и время в поездах не будет изменяться, а станет для всех одинаковым. Не слыхали?
      - Время станет для всех одинаковым? - Затылок Линдена побагровел. Он встал, пощелкивая толстыми пальцами.- Где вокзальная команда?
      - Пьет в буфете.
      Веске злорадно наблюдал за преображением своего партнера. Маленькие глазки его злобно забегали. Он положил на стол тяжелые кулаки и стал похож на рыжего штурмовика.
      - Оцепить кассы! - приказал Линден.
      - За отряды отвечаю я, - возразил Веске. - От вас требуется приказ об аресте физика Айкельсона.
      - За что?
      Веске усмехнулся.
      - Это нам подскажет Трассен. Он докажет, что опыт Айкельсона - шарлатанство. И еще кое-что...
      - Господин Веске, я давно хотел вас спросить, что это за штуку, вы показали Трассену в ресторане, после чего он так быстро согласился работать на нас?
      Веске машинально нащупал в кармане револьвер.
      - Так... один сувенир.
      В дверь постучали.
      - Войдите! - Веске захлопнул папку.
      В кабинет вошел Трассен, на ходу поправляя очки на разгоряченном лице.
      - А-а, господин консультант. Как раз вовремя...
      - Я пришел к вам, господин Веске, - прервал его Трассен, - чтобы доложить о том, что ваши люди сорвали мои опыты и разбили аппаратуру.
      - Какая жалость! - воскликнул Веско. - Но, может быть, вы нарушили режим секретности?
      - В поезде измерять ничего нельзя! - буркнул Линден.
      - Но ведь я же физик!
      Веске подмигнул Линдену.
      - Конечно, физик! И я надеюсь, что мы с господином Линденом все уладим. Но сейчас, Трассен, нам нужна ваша консультация по очень важной физической проблеме.
      Трассен сел.
      - Не припомните ли вы, господин Трассен, наш разговор об опыте Майкельсона в ресторане Кемпинского?
      Веске не сказал в "берлинском ресторане". Линден не должен пока знать о существовании Третьего рейха.
      - Помню.
      Перед Лео возникли красные как кровь винные пятна на белой скатерти и голос Клауса Веске: "Говорят, что вся теория относительности возникла только из-за того, что не удался опыт какого-то Майкельсона. Я спрашиваю вас, Трассен, почему не удался этот опыт?"
      - Я спрашивал вас тогда, почему не удался опыт Майкельсона?
      - Да, - не сразу ответил Трассен. Он не понимал еще цели игры, которую вел Веско.
      - И теперь я снова хочу вас спросить, господин Трассен: можно ли получить другой результат опыта Майкельсона?
      - Нет! То, что хотел измерить Майкельсон, - невозможно. Скорость света - постоянная величина и ее нельзя изменить с помощью передвижения в пространстве.
      - Значит, нельзя, господин Трассен? - Веске выдержал эффектную паузу. - А вот ваш предшественник Айкельсон считает, что это возможно.
      Трассен начинал постигать смысл игры.
      - Что же вы молчите, Трассен? Ведь весь город говорит о том, что если бы местную скорость света удалось увеличить, то при движении время перестало бы изменяться и стало бы для всех одинаковым!
      - Меня не было в городе. Вы же знаете, я уезжал, - тихо ответил Трассен.
      - Ах, не было в городе! Вы ничего не знаете! Вот что, Трассен. Бредни Айкельсона приносят вред новому порядку в Гаммельне. Их надо разоблачить. Завтра же Айкельсон будет арестован, вы выступите на суде и...
      - Я этого не сделаю, - Трассен встал.
      Веске вынул из кармана револьвер.
      - Сделаете, Трассен. Даю вам сутки на размышление. Идите.
      ОПЫТ АЙКЕЛЬСОНА
      Пройдя несколько кварталов, Трассен прислонился к стене. Перед глазами плыли круги. Кружилась голова. Ветер шелестел бумагой, наклеенной на столб. Трассен машинально прочел: "Профессор любит музыку". На листе бумаги он увидел рисунок - человек в полосатом балахоне играет на скрипке. Человек с лицом профессора Айкельсона! Трассен содрогнулся. Такие рисунки появлялись в фашистских газетах перед тем, как нацисты уничтожали свои жертвы. Ветер трепал зловещий листок. На площади никого не было. Надо действовать, пока еще не поздно. Остается одно: идти к Айкельсону и помочь бежать ему и Анне-Мари.
      ...Задыхаясь, Трассен толкнул, наконец, калитку дома Айкельсона. На втором этаже открыто окно. Анна-Мари отпрянула вглубь, увидев его. Она не желает его видеть. По лестнице спускается Клемперт. Бросив на Трассена жесткий взгляд, он решительно пошел ему навстречу.
      - Убирайся!
      - Клемперт, нам надо поговорить...
      - Уходи, предатель!
      - Я не предатель!
      - Брось, Лео, - печально сказал Клемперт, - ты давно увяз...
      - Клемперт, сейчас нельзя терять времени. Каждая минута может стоить жизни. Скажу тебе одно: я никогда никого не предавал. А это в наше время не так просто.
      - Что ты делал в Берлине с этим Веске? Это он провалил тогда нашу "Синюю лампочку"?
      - Он. Меня вызывали в полицей-президиум после твоего ареста. Но я ничего не сказал. Потом Веске позвонил в университет профессору Зауэру. И велел держать меня на крючке.
      - А дальше?
      - А потом началась кампания против Эйнштейна...
      - И тебе предложили блестящую карьеру... .
      - Тут я бежал, Рауль! Так же, как и ты. Но Веске меня настиг и здесь. В Гаммельне.
      - Трус ты!
      - Нет, Рауль, я не трус. Я обыкновенный человек и очень хотел спокойно жить и заниматься физикой. Оказалось, невозможно.
      - Да, Лео! Спокойно жить при фашизме невозможно.
      - Клемперт, я ничего не забыл. Ни озера с желтыми камышами, ни того, как ты спас меня. Я сделаю все, что-нужно. Я ничего не боюсь...
      Рауль неловко протянул Трассену свою длинную руку. Окно на втором этаже захлопнулось, и Анна-Мари сбежала вниз. Лео взял ее теплую руку. Рауль отвернулся, закурив сигарету.
      - Что теперь будет, Лео? - тихо спросила она.
      - Мне надо поговорить с профессором.
      - Он в лаборатории. Снова проверяет свой опыт.
      - Ты понимаешь, Лео, о каком опыте идет речь? - вмешался Рауль. - Ведь это безнадежная затея.
      - Как знать! - неожиданно возразил Трассен и направился к лестнице.
      - Ты что, не знаешь, что профессор повторяет опыт Майкельсона?..
      - Посмотрим, - неопределенно ответил Трассен.
      Черные шторы над окном лаборатории были спущены, и только узкий луч света от маленькой лампочки прорезал темноту. Вошедший вслед за Трассеном Рауль прикрыл дверь и увидел, что Айкельсон развинчивает длинную черную трубку с набором зеркал.
      - Простите, профессор, - сказал Трассен, - что я пришел без приглашения. Но... вас собираются арестовать...
      - Меня? - удивился Айкельсон. - За что?
      Трассен бросил взгляд на прямоугольную ванну, стоявшую посреди комнаты.
      - За этот опыт.
      - Чем же он так преступен, этот опыт? - невозмутимо спросил Айкельсон, продолжая возиться с оптической трубой.
      - Вас обвиняют в том, профессор, - вмешался Рауль, - что вы хотите доказать гаммельнцам, будто время может стать для всех одинаковым.
      Трассен молча осматривал аппаратуру. В ванну была налита ртуть, так же как у Майкельсона. В ней плавала каменная плита с каким-то оптическим прибором. По-видимому, ртуть служит для того, чтобы прибор на плите не вибрировал и сохранял горизонтальное положение.
      - А время не может стать для всех одинаковым? - усмехнулся профессор.
      - Только при очень большой световой скорости. В десятки миллионов раз превышающей скорость света в Гаммельне, - возразил Рауль.
      - Вот я и хочу доказать, что нашу скорость света можно изменить. А значит, и увеличить.
      - Это докажу я, - заявил Трассен.
      Рауль изумленно на него посмотрел: Лео не мог не понимать безнадежности эксперимента.
      - Я это сделаю, потому что меня не арестуют. Я служу у Веске.
      Айкельсон, прищурившись, посмотрел на Трассена.
      - Вы больше не служите у Веско, - мягко сказал он.- Вы порядочный человек, и я вам благодарен. Но ведь вы же, Трассен, не верите в этот опыт?
      - Я пришел, чтобы с ним ознакомиться.
      - Ну что ж. Пока что я хочу показать, что на скорость света оказывает влияние движение самого Гаммельна. Гаммельн движется в пространстве со скоростью три сантиметра в час. Влияние такой малой скорости на скорость света, которая равна двадцати километрам в час, можно обнаружить только оптическим методом. Вот в этой ртутной ванне плавает плита, на которой установлен интерферометр. Луч света от лампочки в интерферометре расщепляется на два еще более тонких луча. Они проходят над ванной в двух взаимно перпендикулярных направлениях. А потом попадают в зрительную трубу. Клемперт, загляните-ка в объектив. Что вы видите?
      Рауль наклонился.
      - Цветные кольца. Это и есть интерференционная картина?
      - Да. Между лучами имеется разность фаз.
      - Остальное могу рассказать я, профессор, - вмешался Трассен. - Эти два перпендикулярных луча отличаются друг от друга не только тем, что они проходят разные пути, а еще и тем, что в одном из них свет распространяется по направлению движения Гаммельна, а в другом - перпендикулярно ему.
      - А Гаммельн действительно движется? - удивился Рауль.
      Лео усмехнулся.
      - И Гаммельн и наша лаборатория вместе с ним перемещаются в пространстве со скоростью три сантиметра в час! Исходя из этого профессор полагает, что скорость света в луче по направлению движения Гаммельна должна быть больше, чем во втором луче, против движения, потому что к скорости света, равной двадцати километрам в час, прибавляются еще три сантиметра в час, которые проходит наша лаборатория вместе с Гаммельном. Значит, и путь от лампочки до оптической трубы свет пройдет за иное время, чем в перпендикулярном направлении. Ну, а если повернуть прибор на девяносто градусов? Как ты думаешь, Клемперт, изменится картина колец?
      - Да, - ответил Клемперт, но тут же спохватился. - Нет, конечно! Рассуждение профессора ошибочно, - он смущенно взглянул на Айкельсона.
      - Так как же все-таки? - настаивал Трассен.
      - Если верить тому, что скорость света может измениться, кольца должны как-то сдвинуться при повороте прибора. Но скорость света в воздухе - величина постоянная... Она не зависит от перемещения нашей лаборатории. Значит, и кольца никак не должны сдвинуться.
      - Мне еще ни разу не удалось это обнаружить, - подтвердил Айкельсон.
      - И никогда не удастся, профессор, - тихо сказал Трассен. - А казалось бы, как просто: двадцать километров в час плюс три сантиметра в час - и скорость света чуть-чуть увеличилась. Но в том-то и вся суть, что даже с помощью тончайших оптических приборов, вроде вашего, профессор, невозможно обнаружить так называемое абсолютное движение нашей лаборатории вместе с Гаммельном в пространстве и нельзя изменить скорость света в воздухе.
      - Вы зря теряете время, профессор, - грустно добавил Клемперт.
      Лео вышел из своего утла и встал над ртутной ванной. Синеватые блики упали на его лицо.
      - Ты не совсем прав, Рауль...
      Внизу раздался звон разбитого стекла, крик. Трассен отдернул штору с окна. Около калитки стояла Анна-Мари, прижимая к лицу руку. По ее пальцам стекала кровь. Трассен бросился вниз.
      Рауль пропустил вперед Айкельсона. Старик стал торопливо спускаться по витой лестнице, неловко хватаясь за перила.
      Лео осторожно прикладывал платок к щеке Анны-Мари. Длинная ссадина пересекала ее лицо.
      - Что случилось? - Айкельсон, сняв очки, всматривался в побелевшее лицо дочери.
      - Камнем... камнем из-за забора... Они метили в меня... Кричали... - у Анны-Мари дрожали губы.
      - Но кто на это осмелился? - Айкельсон направился к калитке.
      Рауль увидел лежащего на дорожке щенка с вытянутыми лапами. Собака вздрагивала с глухим хрипом. Рауль присел на корточки. Это был тот самый щенок, который появлялся обычно по утрам и, виляя хвостом, бежал к Анне-Мари, валился на спину и, согнув размякшие лапки, разнеженно косил на нее глаза. Анна-Мари нагибалась и гладила ему пушистое брюхо. Рядом со щенком лежал камень. Собака в последний раз захрипела, дернулась и застыла, покорно вытянув лапы. Анна-Мари заплакала.
      Около камня лежала бумажка, на которой было что-то написано. Похоже, камень был в нее завернут. Подняв записку, Рауль, прочитал: "Айкельсону. Если не явишься на вокзал - прикончим. Готовь полосатый балахон".
      Быстро скомкав бумагу, Рауль сунул ее в карман.
      ...Вот перед ним стоит пока еще свободный человек. У него есть дочь, милая, наивная девушка. Она плачет над убитой собакой и боится за своего старика отца. А вскоре может произойти страшное превращение. Превращение человека в ничто. Сначала его распластает страх. Потом - покорность своей судьбе. Потом - отчаяние и окаменелость. И вот в полосатом балахоне возникнет неправдоподобный облик человека. Смертник, наряженный в шутовской балахон.
      Нет, Рауль не покажет записку Айкельсону. Записка унизительна. Он и без этого убедит его скрыться.
      Айкельсон взял камешек двумя пальцами. Трассен вынул из кармана карандаш.
      - Можете не подсчитывать, Трассен. Я сразу могу вам сказать, насколько возросла масса этого камня во время полета и откуда он брошен.
      - Он брошен из сада фрау Бункер, - заметил Рауль.
      - Там живет Веске, - задумчиво уточнил Трассен, пристально глядя на камень. - А ведь скорость камня значительно меньше скорости пули...
      - Что вы сказали, Трассен? - переспросил профессор.
      - Пока ничего. Клемперт, у тебя в кармане бумага, в которую был завернут камень.
      Айкельсон резко повернул голову.
      - Вы что-то спрятали, Рауль? Анни, иди в дом.
      - Нет смысла скрывать, Рауль, - сказал Трассен.
      - Что написано в записке? - нетерпеливо спросил Айкельсон.
      - Они требуют, чтобы вы явились на вокзал.
      - Покажите записку!
      Рауль вынул из кармана скомканный лист бумаги и развернул его. Трассен побледнел. Айкельсон спокойно пробежал записку слегка прищуренными глазами и машинально повернул обручальное кольцо на сухом пальце.
      - Не говорите Анне-Мари.
      - Профессор, вы не пойдете на вокзал?
      - А кто пойдет, Трассен?
      - Я.
      Клемперт стоял, заложив руки в карманы.
      - Для этого, Лео, нужно оружие посильнее, чем этот камень, - негромко произнес он.
      - У меня будет самое страшное оружие в условиях Гаммельна, - Трассен посмотрел Раулю в глаза. - В Гаммельне не знают, что такое пуля. И этого не понимает даже тот, у кого есть единственный в городе шестизарядный револьвер.
      - Ты сказал, что Веске живет в соседнем доме?
      - Именно это я и хотел сказать. Дай-ка мне камень. Мы его положим на должное место.
      У ФРАУ БУНКЕР
      ПОЯВЛЯЕТСЯ ПЛЕМЯННИК
      В Гаммельне нарастало беспокойство. Пассажиры, побывавшие в экспрессах с замедленным временем, угрюмо молчали. Отвечать на расспросы было запрещено. Топливо из пригородов подвозили к вокзалу по ночам, черные фургоны ползли по пустым улицам. Беспокойство перерастало в озлобление. Мальчишки бросали камни в привокзальных штурмовиков. В пригородах требовали снизить плату за проточную воду. А напор воды в трубах катастрофически падал, потому что но хватало топлива для работы насосов.
      Последние донесения фрау Бункер встревожили даже Веске. Гаммельнцы упорно говорили о равном и едином для всех времени. От Айкельсона ждали чуда. Трассен не являлся. Наконец исчез сам Айкельсон. Утром его дом нашли заколоченным, и парни из вокзальной команды штурмовиков ушли ни с чем.
      Бешенство Веске обрушилось прежде всего на фрау Бункер, прозевавшую бегство соседей. Первая национал-социалистка города Гаммельна явилась на зов своего постояльца и боязливо остановилась у двери. Фрау Бункер уже давно смекнула, что иметь дело с Веске не так уж выгодно, а главное, небезопасно. Забрав у нее все сбережения "на нужды национал-социализма", он отказался платить за квартиру, а когда она осмелилась ему напомнить о долге, пригрозил отдать под суд за спекулянтские махинации. Теперь он заставляет ее бегать по городу и доносить ему обо всем.
      - Вчера у привокзальной канавы мальчишки пели песни, начала очередное донесение фрау Бункер.
      - Какой канавы?
      - У той самой, господин Веске. Подле касс.
      - Так. Дальше.
      - Они пели о том, как уморили старого начальника вокзала...
      Веске отшвырнул салфетку.
      - Что?
      Фрау Бункер теребила край передника.
      - В городе говорят, господин Веске, что старый начальник умер не своей смертью... Что его уморил заместитель начальника и...
      - Молчать! Фамилии негодяев? Чтоб через два часа были их фамилии! Сам пристрелю! Без суда! На виселицу!
      Фрау Бункер попятилась.
      - На них были маски, - пролепетала она. - А на рукавах черепа, как на вашем мундире, господин Веске. Но на повязках было написано что-то другое, кажется, "черная свинья".
      - Пошла вон, старая ведьма! - хрипло закричал Веске. Лицо его судорожно перекосилось. - Твое место на кухне!
      Фрау Бункер попятилась.
      - Это еще не все, милейшая фрау Бункер. Поговорим о ваших соседях. Вы что же это, заговор за моей спиной затеяли с Айкельсонами?
      У фрау Бункер забегали мурашки по спине. Язык отказывался ей повиноваться.
      - Помилуйте, господин Веске...
      - Ничему не поверю, пока не получу донесение о том, где скрывается Айкельсон. Ясно? Пошла! - заорал Веске и захлопнул дверь, ударив ею фрау Бункер по ногам.
      Фрау Бункер недолго оставалась в доме. "Спасаться! Бежать от изверга! Ведь уморит... уморит..." Она сняла с гвоздя свою кошелку и вышла на улицу. На другой стороне стоял мальчишка и, ухмыляясь, на нее смотрел.
      - Чего зубы скалишь? - огрызнулась фрау Бункер.
      - Есть дело, тетка, - подмигнул мальчишка.
      "Да это же поваренок Руди из ресторана! Помощник того Трассена, которого выслеживает Веске. Что ему здесь нужно?"
      Фрау Бункер с достоинством перешла на другую сторону.
      - Поговорим, тетя, - нагло предложил мальчишка.
      - Какая я тебе тетя? Смотри, не попасть бы тебе куда следует!
      - Есть билет на экспресс, - шепнул Руди.
      - Врешь! - так же шепотом ответила вдова.
      "Эх, уехать бы из Гаммельна и возвратиться, когда все уляжется. А главное - бежать от Веске! - размечталась вдова. Но откуда у мальчишки билет? Только от Трассена! Он же сейчас главный физик".
      - Покажи билет, - отрывисто сказа-да фрау Бункер. Отличить фальшивый бланк от настоящего она-то умела.
      Руди вытащил из внутреннего кармана куртки глянцевую карточку. Фрау Бункер впилась в нее глазами. Номер поезда. "Совершенно секретно". Таблица для пересчета времени поезда на время Гаммельна. Она посмотрела на свет перфорированные дырочки. Все правильно. Указано время отправления, номер вагона.
      - Сколько просишь?
      - Договоримся, тетенька.
      - Да что ты заладил: тетя, тетя!
      Руди пристально на нее Посмотрел.
      - А потому, тетя, что я приехал к вам погостить из пригорода, помочь по хозяйству. Если надо - услужить самому господину Веске!
      "Вот оно что!" - фрау Бункер сделала вид, что рассматривает билет, и взвешивала в уме: что опаснее - служить ли Веске или быть союзницей его врагов. "Пожалуй, лучше смыться", - решила она и, посмотрев еще раз на драгоценный билет, равнодушно сказала:
      - Ну что ж! Живи у меня, если хочешь, племянник. А я поеду по этому билету.
      - Вот и отлично, тетенька! - обрадовался "племянник".
      - К билету бы еще марок двести на дорогу. Поиздержалась я со своим постояльцем.
      - Деньги потом, - отрезал Руди.
      "Когда это потом?" - хотела спросить фрау Бункер, но прикусила язык. "Пусть делают что хотят. Мое дело сторона". Национал-социализм ее больше не привлекал.
      Фрау Бункер повернула к дому и в сопровождении "племянника" отправилась в погреб за продуктами для ужина. Потом они начали готовить рагу из потрохов, в этом деле поваренок был большой мастер, и вдова с удовольствием отметила выгоды своего перехода в другой политический лагерь.
      Однако когда вечером Веске вернулся с вокзала домой, фрау Бункер обуял такой страх, что она в сильнейшем ознобе улеглась под перину, положив к ногам грелку, а билет для поездки в иное время спрятала под подушку. Ужин постояльцу понес "племянник".
      Веске явился разъяренный. День снова окончился безрезультатно. Трассен исчез. Его видели в городе, но не успели задержать. Завтра Веске приступит к облаве. Медлить нельзя. Он отстегнул кобуру с револьвером и положил ее в тумбочку у изголовья. Тут дверь отворилась, и в комнату вошел мальчишка с подносом в руках.
      - Извините, господин Веско, я без стука...
      - Кто такой?
      - Я племянник фрау Бункер. Тетя заболела, и я принес дам ужин.
      - Поставь на стол и убирайся.
      Но мальчишка угодливо взмахнул крахмальной салфеткой и начал старательно накрывать на стол, не забыв при этом поставить пепельницу на тумбочку.
      - Я сказал: убирайся! - повторил Веске и резко задвинул ящик тумбочки, в котором лежал револьвер.