- Почем рыба?
      - Пять пфеннигов штука. Сегодня море бурное, лодка сильно тяжелеет... - рыбак поставил ведро.
      - Лодка тяжелеет?
      - Еще как! Берите! Дешевле не отдам.
      "У меня кончились деньги, - вспомнил Рауль. - Не думать о еде", - приказал он себе. Не думать о еде он научился в лагере, у него был большой опыт.
      - Ну, как хотите! Я не запрашиваю. Только сегодня скорость ветра большая, лодка сильно тяжелеет, пятнадцати метров не отплывешь, - рыбак поднял ведро.
      Что он болтает про "утяжеление" лодки? Но лучше ни о чем не спрашивать. Не привлекать внимания.
      Рыбак встряхнул рыбу в ведре и, обиженно повторяя, что при быстрой гребле весла "свинцом наливаются", пошел дальше.
      Рауль посмотрел ему вслед и вынул записку с адресом Айкельсона: "Гаммельн, Кирхенштрассе, 8".
      По крайней мере известно название города и есть адрес. Обыкновенное название заурядной немецкой улицы - Кирхенштрассе. Старик, по-видимому, коллекционирует старинные рукописи. Может быть, "беглецы от собственного времени" только поэтическое сравнение?
      Раздалось легкое шарканье. Айкельсон с торчащими после купания мокрыми волосами, в сандалиях на босу ногу шел по дорожке, по-мальчишески подбрасывая ногами мелкие камушки.
      - Не попадалась больше випрачитти?
      - Нет.
      Рауль пошел рядом.
      - Вы занимаетесь историей?
      - Теперь да.
      - Я согласен с вами работать.
      - Но, к сожалению, я не могу вам много платить.
      Некоторое время они шли молча. Лес оборвался. К его опушке подступал город.
      - Возьмем велосипеды напрокат у рынка, - предложил Айкельсон.
      У городского рынка Рауль увидел полицейского. Но почему на нем голубой мундир? Впрочем, полицейский опасен для него в любом мундире. Между тем Айкельсон неторопливо выбирал велосипед. "Скорей бы!" Не выдержав, Клемперт положил руку на руль.
      - Вот этот.
      Айкельсон расплатился, и они вышли из прокатного пункта. Не оглядываться! Раулю казалось, что взгляд полицейского приклеен к его спине.
      Айкельсон неторопливо перекинул ногу через раму и медленно поехал, с трудом нажимая на педали. Рауль рывком встал на педали и, разгоняясь, всей тяжестью надавил на них. Но тут начало происходить такое, что было похоже на затянувшийся страшный сон. Рауль поворачивал колесо велосипеда, но оно еле-еле поддавалось, продвигая велосипед на небольшой отрезок. Он еще больше нажимал, опираясь на педали, но вместо привычного рывка, так хорошо знакомого по гонкам, он с трудом проползал вперед, чуть-чуть увеличивая скорость. Может, лопнула камера? Нет, камеры в порядке. У Рауля не было сил разогнаться! Его охватило отчаяние. Ему казалось, он тяжелеет и слабеет при каждом чуть заметном увеличении скорости. "Неужели я слабею от страха под взглядом полицейского?" Между тем худенькая фигура Айкельсона удалялась. При этом происходило нечто странное с его фигурой - она сужалась! Сжав зубы, Рауль бешено заработал педалями и стал догонять профессора. И тут он с изумлением увидел, что дома, мимо которых он проезжал, тоже сужались. Но ощущение опасности оказалось сильнее любознательности. Рауль напряг все свои силы, чтобы догнать старика. Поравнявшись с Айкельсоном, он убедился, что внешность профессора была нормальной.
      Они ехали рядом на одной скорости. Теперь езда не требовала особых усилий. На постоянной скорости педали вертелись легко, а тело как будто стало легче. Рауль ни о чем не спрашивал. Сужающиеся дома и кварталы быстро мелькали мимо, мало отличаясь друг от друга. На обочине тротуара стоял неправдоподобно худой человек; за ним виднелось окно, узкое, как щель.
      "Что же это со мной происходит? И чем же все это кончится?" - подумал Рауль.
      Открыв расшатанную калитку, профессор Айкельсон покатил свой велосипед по дорожке, ведущей к дому. Рауль последовал за ним. У двери они поставили велосипеды. Наверху кто-то распевал песенку.
      - Дочь! - кратко сообщил профессор. - Со вчерашнего дня мы - чужие. Она отказалась заниматься физикой.
      - Простите, профессор, я хотел бы перед тем, как войти в ваш дом, просить вас никому не говорить обо мне.
      - Надеюсь, вы ничего не украли?
      - Нет, профессор, я не сделал ничего худого.
      - Погодите, я поговорю с дочерью.
      Айкельсон вошел в дом. Пение прекратилось. Потом послышались восхищенные возгласы, торопливый топот по лестнице, и перед Раулем предстала высокая девушка с рыжей кошкой на руках.
      - Это вы... художник? - спросила она.
      Рауль наклонил голову, ожидая, что "дама" подаст ему руку. Но "дама" покраснела и, сбросив с рук кошку, бросилась по витой деревянной лестнице наверх.
      - Девица без возраста! - вздохнул отец. - После смерти матери ездила со мной в экспрессах с замедленным временем.
      Рауль ошеломленно молчал.
      - Она рисует, - продолжал профессор. - Может быть, если у вас найдется время...
      Рауль заметил на стенах прескверные акварели. На всех была подпись: Анна-Мари.
      Тем временем девушка снова появилась. Она стояла на верхней площадке лестницы в очень длинном платье, с огромной брошкой на груди.
      - Прошу вас, господин Клемперт, располагайтесь без стеснения в нашем доме. Ваша комната на втором этаже, - важно проговорила она.
      Старик усмехнулся.
      - Давай обедать, - сказал он.
      По-видимому, между отцом и дочерью было заключено перемирие.
      Рауль поднялся наверх и вошел в отведенную ему комнату. Кувшин с водой и фаянсовый таз, расписанный незабудками. Кровать, покрытая клетчатым пледом. Этюдник с красками. На полу груда учебников. Очевидно, хозяйка считает, что теперь с ними покончено.
      В дверь постучали.
      - Извините.
      Анна-Мари вошла и забрала книги и этюдник.
      - Это книги по физике? - спросил Рауль.
      - Да. Расчет зависимости времени, массы и размеров от скорости. Превращение массы в энергию. Скука!
      Клемперт не желал выглядеть дураком. Не спрашивать же сейчас эту девушку о местных чудесах, которые, может быть, ей представляются такими же привычными, как у нас законы Ньютона!
      - Не хочу вас беспокоить, - сказала Анна-Мари.
      Но Рауль понял: беспокоить его она будет. Зацепившись длинным платьем за крюк двери, девушка рассыпала книги. Рауль подобрал их и помог донести до библиотеки. Там тоже висели картины кисти молодой хозяйки. Работы были безграмотны и банальны. Клемперт не выносил дамской мазни,. Он хладнокровно обвел взглядом стены и спросил:
      - Я вам больше не нужен?
      Анна-Мари покраснела. Раулю стало ее жаль.
      - Зря вы бросили физику, - сказал он. - Я вот ничего в ней не понимаю. Был у меня раньше друг, он мне многое объяснял...
      Рауль спохватился. Как странно, что он снова назвал Лео своим другом. А ведь они так давно разошлись.
      - Был? А где он теперь?
      - Не знаю.
      Рауль вернулся в свою комнату и подошел к открытому в сад окну. Свобода! Под окном шелестели огромными листьями каштаны. В зелени жасминов прятались маленькие фигурки гномов, обычные для пригородных коттеджей. Но все же: как понять эти странные разговоры о поездах, отъезжающих в иное время? О тяжелеющих лодках? Наконец, где находится город Гаммельн, в котором все это происходит?
      Рауль смотрел из окна на старомодный садик профессора Айкельсона и терялся в догадках.
      ТРАССЕН НАНИМАЕТСЯ ПОВАРОМ
      Между тем Трассен продолжал бродить по городу, хотя ему было совершенно необходимо немедленно найти способ добывать себе средства к существованию. Трассен находился в растерянности. Немецкий город Гаммельн был для него полнейшей загадкой. Так называемый "центр" сверкал никелированными особняками с паровозными трубами и колесами в палисадниках. В кварталах часовщиков в магазинах торговали какими-то удивительными часами. На каждой улице было по нескольку часовых мастерских. Трассен вышел к огромной привокзальной площади. Около голубого здания вокзала шумела толпа. Он смотрел на отъезжающих, не замечая в них ничего особенного. Они были точно такими же, как любые железнодорожные пассажиры, путешествующие в германском государстве. И хотя Трассен уже навидался чудес в Гаммельне, он не осмелился предположить, что здесь используется замедление времени! А между тем именно так и обстояло дело в этом "городке относительности, где даже скорость железнодорожного экспресса оказывается "околосветовой".
      Мимо Трассена прошла группа туристов с добротными кожаными чемоданами. Это была компания мужчин среднего возраста, одетых в немецкие национальные костюмы: шляпы с перьями и кожаные штаны до колен. Поставив чемоданы, туристы обняли-друг друга за плечи и, образовав тесный кружок, бодро задвигались в танце, притопывая голыми волосатыми ногами, обутыми в ботинки на толстой подошве.
      - Тирли-мирли - эй, юхей! - подхватывали они. Через несколько часов будут мчаться в волшебных вагонах с околосветовой скоростью. А через несколько дней - юхей! - их кредиторы и дебелые жены останутся в другом времени. Потому что - тирли! - для туристов пройдет всего лишь несколько дней, а для кредиторов, жен и домочадцев - несколько лет. И оставшиеся в городе Гаммельн их ровесники - юхей! - бесспорно, постареют гораздо больше, чем они. Трассен не знал, что - тирли-мирли! - здесь используется замедление времени. А между тем именно так и обстояло дело в этом "городке относительности", где местная скорость света была так мала, что даже скорость обыкновенного железнодорожного экспресса оказалась "околосвстовой".
      Раздался гудок, и вокзальная площадь опустела. Ушли бойкие спекулянты, торговавшие какими-то вещами не по сезону. На дворе стоял июнь, но отъезжающие почему-то покупали меха. Трассен прошел на перрон и увидел, что вокруг человека, одетого в черную железнодорожную форму, стоявшего у паровоза, образовался почтительный круг.
      - Машинист, - прошептал кто-то рядом с Трассеном.
      Какая-то женщина что-то говорила машинисту с умоляющим видом. Для Трассена эта сцена была загадочной. О всесильной власти машиниста он еще ничего не знал. Бывший ассистент кафедры физики не предполагал, что управлять человеческой молодостью можно с помощью обыкновенных железнодорожных тормозов.
      Выйдя снова на площадь, Трассен почувствовал, что голод мешает ему размышлять о гаммельнских чудесах. Он славился среди приятелей кулинарными способностями. Готовил он вдохновенно и рецепты свои ревниво скрывал. Но сейчас, когда Трассен оказался без денег и без работы, он мечтал о любой еде и грезил о любом применении своего поваренного искусства. Увидев часовую мастерскую под вывеской "Чиню часы на всех скоростях", Трассен подошел к окошку и увидел лысого человека с лупой на лбу. Часовщик лениво смотрел в окно. Клиентов не было. Увидев перед собой человека в потрепанном костюме, с грязной бахромой на брюках, он брезгливо поморщился.
      - Добрый день, - сказал Трассен.
      - День добрый. Смените часы, молодой человек, - лениво предложил часовщик, с пренебрежением глядя на трассеновские часы,, и бросил на прилавок ручные часы с тремя циферблатами. - Для поездов-экспрессов! - сказал он, отлично понимая, что его ложь вряд ли кого может обмануть: это была устаревшая модель часов для велосипедистов.
      Но вошедший не возразил ни слова и стал внимательно разглядывать часы.
      - Для поездов-экспрессов? - переспросил он.
      - Экспрессы у нас уже лет десять не запускали. Топливо кончается. Говорят, скоро дома отапливать будет нечем, - торопливо пояснил часовщик.
      Лео внимательно слушал.
      - А сколько топлива потребляет экспресс? - неожиданно спросил он.
      Тут мастер подозрительно на него покосился.
      - А вам зачем это знать?
      Трассен повертел в руках часы.
      - Мне-то все равно! Только ведь, наверное, много топлива расходуется оттого, что масса поезда на больших ускорениях сильно возрастает.
      Часовщик перегнулся через окошко и зашептал Трассену в ухо:
      - Молчите! Говорят, будут запускать только по два вагона... А билеты будут стоить бешеных денег. У нас таких денег не водится. Пускай начальники ездят.
      - А вы не скажете, где можно устроиться на хорошо оплачиваемую работу?
      - Смотря с какой специальностью...
      - Я физик.
      Часовщик с живым любопытством посмотрел на Трассена.
      - Да вы что, спятили? Кому сейчас нужны физики?
      - Та-а-к,- протянул Трассен. - А не нужны ли хорошие повара?
      - Повара? - вскричал часовщик в восторге. - Повара? Да что же вы, милейший, раньше этого не сказали! - и он выскочил из-за прилавка. - Мы только что потеряли нашу лучшую повариху. Вот уже две недели, как Гаммельн лишен национальной немецкой пищи.
      - Какой?
      - Рагу из потрохов, например.
      - Я могу приготовить рагу из потрохов, - скромно заменил Трассен.
      - Голубчик, - часовщик взял Лео под руку, - если вы, действительно знаете секрет этого блюда, не будем медлить. Проведем испытание на кухне городского ресторана!
      - Все очень просто. Хорошо очищенные и промытые потроха домашней птицы посолить и слегка обжарить на сковородке, уверенно декламировал Трассен. - После чего посыпать их мукой и жарить еще несколько минут...
      Часовщик запер мастерскую, и они понеслись мимо сокращающихся домов с готическими крышами, мимо сужающихся витрин маленьких магазинчиков, и, если бы не шарканье подошв о тротуары, Трассену могло бы показаться, что это не он бежит по улице, а улица несется мимо, сокращаясь, как детская книжка-гармошка.
      Часовщик очень торопился.
      АННА-МАРИ ПРИГЛАШЕНА НА ТАНЦЫ
      Случилось так, что Трассен вскоре снова увидел "девушку своей мечты". Сереньким туманным утром он торопливо бежал на работу мимо сужающихся окон гаммельнских домов. На кухне его уже давно ждали у кипящих кастрюль кухарка Тони и ее племянник. Кастрюли от нагрева так "тяжелели", что без помощи своего шеф-повара они их сдвинуть не могли. Закон превращения энергии в массу требовал от повара большой физической силы, и Трассена на работе очень ценили.
      К большому дому с паровозными трубами на крыше подъехала машина. Трассен остановился. Дверца распахнулась, и из машины вышла она. Девушка, не оглядываясь, пошла по тротуару. Трассен увидел, как к рулю ее машины пересел человек в железнодорожной форме и ввел машину во двор дома.
      Лео догнал девушку. Анна-Мари плакала.
      - Что случилось? Почему у вас отобрали машину?
      Она отвернулась, продолжая плакать.
      - Я вас уже видел. На площади перед ратушей. Вы тогда так странно изменялись...
      Девушка удивленно на него поглядела.
      - Изменялась?
      Трассен смущенно поправил очки: "Значит, ей и в голову не приходит, что зависимость размеров от скорости - удивительное явление".
      - А-а... Это вас задержал полицейский около бензоколонки? Вы, кажется, что-то кричали? - насмешливо спросила девушка.
      - Я был поражен изменением цвета ваших волос золотых до фиолетовых.
      Девушка улыбнулась и поправила выбившуюся из прически прядь.
      - Какой же цвет вам больше понравился?
      - Обыкновенный. Когда машина остановилась.
      - К сожалению, мне больше не придется ездить на машине.
      - Почему?
      - Отца уволили с железной дороги и отобрали служебную машину.
      - Почему уволили?
      - Физики больше не нужны.
      - Он физик?
      - Был.
      - Я тоже...
      - Вы физик? Но... я вас не знаю...
      - Я теперь работаю не по специальности...
      - Кем?
      - Поваром.
      Наступило молчание.
      - Я бы хотел вас увидеть снова, - сказал, наконец, Трассен.
      - А сейчас вы торопитесь на кухню?
      - Я тороплюсь на работу.
      - Можно было бы найти занятие поинтереснее!
      - Я готов заняться тем, чем вы пожелаете, - обещал Трассен.
      Она засмеялась.
      - Но мы даже не знакомы.
      - Лео Трассен.
      - Анна-Мари.
      Она вытерла ладонью слезы со щеки и улыбнулась широкой мальчишеской улыбкой.
      - Я очень редко плачу, - сказала она.
      - Потеря машины, наверно, большое горе, - сказал Трассен. - У меня ее никогда не было.
      - Разве дело в машине? Дело в том, - у нее задрожали губы, - отец больше никому не нужен... Вам этого не понять!
      - Почему же? Я ведь тоже не нашел работы по специальности. Послушайте, у меня идея. Пойдемте вечером танцевать.
      У Анны-Мари так просияло лицо, что Трассен понял: ее еще никогда не приглашали на танцы.
      - Куда?
      - Если не возражаете, в тот ресторан, где я работаю.
      Анна-Мари заколебалась, но, взглянув на очки Трассена, кивнула и, торопливо попрощавшись с Лео, помчалась к универмагу "Десять лет в вагоне" покупать бронзовые туфли на гнутом каблуке.
      ВЕСКЕ ПИШЕТ ДОНОСЫ ИЗ ГАММЕЛЬНА
      На гаммельнскую почту начали поступать аккуратно заклеенные серые стандартные конверты с непонятным для почтовых чиновников адресом: "Берлин. Принц-Альбертштрассе, 5. Отдел сорок два". Конверты протягивал в окошко человек с бугристым лицом и слегка косящими глазами. Служащий покорно принимал серые конверты и наклеивал на них гаммельнские марки с изображением какого-то забытого всеми кайзера. Однажды почтовый чиновник попробовал было отказаться принять письмо с адресатом неизвестного города, но клиент отогнул борт своего пальто и, показав какой-то стальной значок, многозначительно спросил:
      - Понятно?
      Служащий недавно работал на почте и очень боялся признаться в том, что он чего-то не понимает. Поэтому он молча кивнул и продолжал принимать корреспонденцию от таинственного клиента. Конверты он аккуратно сдавал вместе с почтой, отправляемой сразу же на поезда, совершавшие вокруг Гаммельна рейсы с замедленным временем. Он знал, что корреспонденция возвратится на Центральный городской почтамт через полтора-два года. А там видно будет. В серых конвертах лежали подробные доносы о событиях, происходящих в городе, непонятным образом оказавшемся вне подчинения Третьему рейху. Доносы составлял Веске.
      "Весьма срочно. Секретно. Доставить немедленно.
      1. В течение двух недель вынужден бездействовать на территории города Гаммельна, оторванного от всех основных функций Третьего рейха. Хайль! В предыдущих донесениях мною описаны особенности местных условий, которые должны быть рассмотрены с точки зрения их существования в системе Третьего рейха. Вкратце повторяю анализ обстановки:
      а) провинция Гаммельн не имеет постоянного немецкого времени, единого для всего местного населения;
      б) жители, располагающие достаточными средствами для приобретения железнодорожного билета, отправляются в путешествие по окружной железной дороге и оказываются в условиях существования с иным временем, замедленным по отношению к календарю на городской почте. Таким образом, возвращаясь снова к месту жительства, они приобретают разницу в возрасте, 'по сравнению с их закрепленными согражданами (железнодорожные билеты выдаются без справки о расовой принадлежности и отношения к национал-социалистской партии);
      в) наблюдение за уличным движением подтвердило, что здесь даже при малых скоростях проявляют себя так называемые "эффекты" теории относительности (изменение размеров тел и их массы в зависимости от скорости). Скорости передвижения в Гаммельне очень малы и, по слухам, не могут превышать некую величину, равную местной скорости света.
      Разумеется, усилия фюрера и его доблестных отрядов заставят местных жителей двигаться с более высокими скоростями, достойными истинных немцев. Хайль!
      2. Мною проведена разведка для выяснения причин полной изоляции гаммельнской провинции. В беседе с железнодорожным машинистом (см. донесение № 5) я узнал о законе превращения энергии в массу. Машинист сообщил мне о резком возрастании массы железнодорожных составов при увеличении скорости. Это, в свою очередь, требует огромного увеличения потребляемого топлива. Таким образом, ненормальное увеличение массы движущихся тел в Гаммельне требует такой затраты горючего, которое делает путешествие на сколько-нибудь значительные расстояния практически неосуществимым. Так мне удалось понять машиниста, несмотря на его нетрезвое состояние. (Все напитки - за счет моих личных денежных средств.) О срочном переводе сумм, необходимых для организации местной сети тайной полиции, я указывал во всех предыдущих донесениях.
      Перехожу к наиболее важной части своего донесения..."
      Здесь Веске не удовлетворился только шифром, а вывел текст особыми невидимыми чернилами. В заключение он просил начальство выслать ему полный комплект оружия, включая пулемет. Он сообщил, что успел захватить с собой только шестизарядный револьвер.
      ВЕСКЕ НАХОДИТ ПОМОЩНИЦУ
      Отправив очередное донесение, Веске пошел на вокзал. Там готовились к прибытию поезда.
      - Повторяю - к платформе номер три прибывает экспресс в четырнадцать часов по вокзальному времени, - монотонно твердил унылый голос. - Встречающих просят не выходить из зала ожидания... Повторяю...
      В зале ожидания царила суматоха. Спекулянты готовились к выгодным сделкам. Жены замазывали косметикой появившиеся морщины. Дети потели в нарядных костюмах. Сердца бились учащенно. Стрелка вокзальных часов прыгала через минуты. Буфетчик запер дверь и отправился за новой партией прохладительных напитков. Наконец послышался воющий гудок поезда. Он становился все тоньше и тоньше по мере приближения состава. И хотя гаммельнцы не ведали о существовании эффекта Допплера, они еще с детства привыкли по гудку определять, приближается или удаляется поезд. Встречающие бросились к дверям. Толстая женщина с потрепанной прической оказалась в первых рядах. Это была фрау Бункер, вдова железнодорожного контролера, местная спекулянтка. Узнавая заранее о прибытии пассажиров "из замедленного времени", она отлично сбывала им залежавшиеся товары гаммельнских магазинов. Сегодня она тоже рассчитывала на выгодную сделку. В дверях на перрон фрау Бункер охнула, остановилась. Кто-то с силой наступил ей на ногу, от боли у нее потемнело в глазах. Между тем этот "кто-то" поднес к ее лицу перстень с таким крупным драгоценным камнем, что у фрау Бункер задрожали колени, и она пошла за владельцем перстня, словно загипнотизированная.
      - Сколько? - шепнула она.
      - Договоримся,- ответил незнакомец.
      Так состоялось знакомство господина Веске и фрау Бункер.
      В Гаммельне не существовало тайной полиции. Все свое время полицейские посвящали регулированию уличного движения, а в условиях гаммельнских удивительных физических эффектов это требовало особой сноровки и внимания. И хотя такая роль полицейской системы в целом казалась Веске жалкой и недостойной германского государства, он решил пока довольствоваться помощью добровольных любителей тайной слежки за своими ближними. Первой энтузиасткой оказалась фрау Бункер. В ее доме и поселился бывший сотрудник отдела гестапо "номер сорок два", обладатель перстня с отлично сфабрикованным фальшивым брильянтом.
      Новое жилище господина Веске было расположено рядом с домом профессора Айкельсона, и это обстоятельство дало почву для доверительных бесед между фрау Бункер и ее новым постояльцем. Новый жилец хотел знать все. Фрау Бункер ненавидела своих соседей Айкельсонов глухо тлеющей ненавистью. Для этого было много причин.
      Безутешная вдова, посвятившая себя спекулянтской деятельности на привокзальной площади, нуждалась в поддержке. Ее покойный супруг, железнодорожный контролер, сообщал ей расписание поездов, приходящих из иного времени. После его смерти она оказалась одинокой в своих стараниях и ходила на спекулянтские дела вслепую. Вот тут-то она и обратилась за помощью к "привокзальному физику" Айкельсону. Но старик пришел в такое негодование, что фрау Бункер пришлось немедленно убираться. И она поклялась отомстить.
      По вечерам на втором этаже дома Айкельсонов вспыхивая синий свет. Присмотревшись, фрау Бункер заметила там какие-то приборы. Однажды туда же на веревке поднимали огромную каменную плиту. И фрау Бункер отправилась в полицию. Там ей ответили, что профессор Айкельсон проводит опыты по поручению железнодорожного управления. Синий свет продолжал мигать. Но время работало не на Айкельсона, а на фрау Бункер...
      Кто бы мог подумать, что все начнется с рукоделья? Да, именно с рукоделья. На парадном черном мундире железнодорожного контролера, который пришелся впору новому квартиранту и тарному руководителю фрау Бункер в делах государственной важности, она вышила череп и скрещенные кости. Так железнодорожный мундир ее покойного супруга стал мундиром первого гаммельнского эсэсовца. Безоговорочно передав Веске все свои сбережения, фрау Бункер превратилась в его послушную рабу. То, чем она раньше занималась из любви к искусству - то есть сплетнями и наушничеством,- оказалось, по словам Веске, не чем иным, как ее патриотическим долгом, сделавшим ее первой национал-социалисткой в городе. Кроме того, твердо заявил Веске, за свои услуги фрау Бункер будет щедро вознаграждена из фонда имущества уничтоженных врагов Третьего рейха, а к ним, безусловно, принадлежат ее соседи Айкельсоны. Во-первых, они смущают и тревожат умы честных немцев своими бессмысленными и вредными опытами, не приносящими никакой практической выгоды городу; во-вторых, до него дошли слухи, будто Айкельсон пытается доказать своими археологическими раскопками, что в жилах гаммельнцев течет вовсе не чистая немецкая кровь, а некая сложная смесь, образовавшаяся в результате многовекового сосуществования нескольких племен на территории нынешнего гаммельнского округа; в-третьих, многозначительно глядя в глаза фрау Бункер, Веске спросил ее, знает ли она, откуда произошла фамилия Айкепьсон и кто он по национальности? Фрау Бункер подхватила идею на лету. Ее атака была короткой и решительной. Она сразу же представила нужную информацию о "намеченном объекте". Айкельсон общается с какимто неизвестным человеком. Его в городе никто не знает, и прибыл он неизвестно откуда. Говорят, срисовывает то, что раскапывает из земли старик Айкельсон. А может быть, Айкельсон занимается вовсе не раскопками? Время от времени он исчезает на несколько недель и уходит в такую даль, где ни один гаммельнец сроду не бывал. Да еще таскает с собой диковинные приборы - фрау Бункер сама их видела.
      - Шпион! - коротко обобщил Веске. - Недаром бродит где-то у границы.
      Так, случайно попав в погоне за Трассеном в "городок относительности", Веске занес в него первые бациллы коричневой чумы. И хотя городок продолжал жить своей обычной жизнью, план действий, намеченный Веске невидимыми чернилами в "донесении № 8", становился реальностью.
      КЛЕМПЕРТ СЧИТАЕТ,
      ЧТО МИР НЕ ИЗМЕНИЛСЯ
      Рауль стад помощником профессора Айкельсона. Сегодня он сдал старику большую серию зарисовок. Среди них была интересная виньетка из древней рукописи: по лавровому венку бежит человек с крылышками на ногах. Кто это? Бог ветра? Но как он попал в этот медлительный мир? И с какой скоростью он бежит?
      Профессор Айкельсон рассеянно просмотрел рисунки и сказал:
      - Завтра утром вы свободны, Рауль. Я возобновляю работу в лаборатории.
      В лаборатории Клемперт никогда не бывал, и о физике Айкельсон с ним не разговаривал. Только однажды профессор сказал, что уже много лет повторяет один и тот же эксперимент. "Опыт Айкельсона",- бросил он с усмешкой. Рауль сдержался и не упомянул о знаменитом опыте Майкельсона. Это было бы нелепо. Что знает гаммельнский физик о Майкельсоне? И какая может быть между ними связь, кроме созвучия фамилий?
      Рауль вышел на улицу и, миновав сверкающий никелем центр, отправился в пригороды. Он никогда еще там не бывал. Шел он медленно, чтобы возрастающая собственная масса не мешала идти. Наконец Рауль вышел за городскую черту, и перед ним раскинулся призрачный поселок с тускло поблескивающими в темноте окнами. Дома выстроились вдоль широкой дороги, уходящей к далеким заводским зданиям. Пахли полынью.
      Рауль подошел к покосившемуся домику. Заглянув в окно, увидел за столом старую, полную женщину, раскладывающую по тарелкам еду из кастрюли. Двое мальчишек лет по двенадцати, отчаянно болтая ногами, пытались скользить по комнате вместе со стульями. Высокая молодая девушка причесывалась перед зеркалом и, вынимая из рта заколки, что-то раздраженно выкрикивала, поворачиваясь к мужчине, сидящему на кровати. Стукнула калитка. Звеня ведрами, пробежала девочка.
      - Сдачу верни! - крикнули из дому.
      Девчонка сначала помчалась с завидной быстротой, но потом, как будто передумав, медленно и вяло поплелась вдоль дороги, поддавая ногой ведро. Рауль пошел за ней. Почему у них так далеко колодец? Неужели гаммельнский водопровод кончился у последнего городского дома с черепичной крышей? Весь поселок состоял из самодельных домиков.
      А девчонка все шла и шла вперед, позвякивая пустыми ведрами. Остановилась она около домика, похожего на терем Бабы Яги. В домике светилось одно-единственное круглое окошечко.
      - Добрый вечер, фрау Паулина, - сказала девочка. - Два ведра, пожалуйста.
      - Не забудь вернуть сдачу. У меня опять были неприятности с твоей матерью.
      Девочка поставила ведра под кран водопроводной колонки, и из него с шипением вырвался поток воды. Наполнив ведра, девочка снова вышла на дорогу. В окошке задернулась занавеска. Рауль обошел крошечное строение. За ведро воды здесь платят? Почему?
      - Фрау Паулина! - негромко позвал он.
      В окне появилось гладкое, казалось, промытое до мельчайшей морщинки, доброе лицо.
      - Что вам угодно?
      - Извините, я не здешний... Сколько стоит вода?
      - Пять пфеннигов ведро. Заходите, я дам вам напиться.
      Пригнувшись, Рауль вошел в домик.
      - В первый раз в пригороде? - фрау Паулина вязала.
      - Да.
      - А я в первый раз попала в город, когда мне исполнилось восемнадцать лет. С тех пор бывала там всего два раза. Что нам делать в Гаммельне? Для таких скоростей, на которых там живут, нужны деньги, каких мы и в глаза не видим. Мы живем своей жизнью, за временем не гоняемся. Возьмите вон ту кружку и налейте себе воды из колонки. Не ушибитесь с непривычки.
      "Ушибиться? Обо что?"
      Рауль взял высокую кружку с длинной ручкой и вышел на улицу, куда был выведен кран.
      - Пускаю! - крикнула фрау Паулина.
      Неожиданный удар выбил кружку из рук Рауля. Струя воды камнем упала на ногу. Он почувствовал боль. Отступив, он поднял кружку.