Древняя Ницца, жемчужина Лазурного Берега, Французской Ривьеры! Согреваемая лучами жаркого солнца, мирно дремлешь ты на каменистых предгорьях Приморских Альп и слушаешь ласкающий твои берега прибой Средиземного моря. Тебя совершенно не интересует, что где-то есть холодные, продуваемые ураганными ветрами скалы Гренландии, которые месяцами не видят солнечного света и потому даже не дремлют, а спят вечным сном, не нарушаемым ни треском ледника, ни заунывным воем пурги. А значит, незачем тебе знать, как мечтал о твоих ярких живых красках (ну пусть не о твоих конкретно, но не в этом суть) бывший уличный портретист, а ныне мощное боевое орудие Совета смотрителей акселерат Мефодий Ятаганов, который едва не натер на глазах бельма от серости гренландских скал и смотрительских подземелий.

Когда сегодня утром Гавриил и Пенелопа – пожилая женщина-смотритель, но в такой же, как и Глава Совета, отменной физической форме – пригласили Мефодия прогуляться и позавтракать в одном из маленьких кафе, что облепили улочки Ниццы словно ракушки – сваи портовых причалов, акселерат поначалу предложил смотрителям отправиться на побережье: свежим воздухом подышать да на море поглазеть. Но Гавриил с Пенелопой почему-то привели Мефодия именно сюда, в кафе на Рю-де-Шато, где до моря было достаточно далеко. В довершение ко всему рядом с кафе располагался рыбный рынок, начисто лишающий воздух так необходимой бывшему узнику подземелий чистоты. Ну да черт с ними, махнул рукой исполнитель, куда привели, туда привели, лишь бы назад в катакомбы не отправили.

Позавтракали, потом не спеша стали пить кофе. Уловив безмятежное настроение акселерата, Гавриил не торопился переходить к насущным проблемам, а великодушно давал подчиненному время адаптироваться к непривычным условиям.

Мефодий непроизвольно отметил, что, чем больше он узнает Главу Совета, тем больше замечает в нем простых человеческих качеств. Кто бы мог подумать, что во времена Хозяина этот тогда еще не смотритель, а обычный рядовой исполнитель хладнокровно вырезал половину населения Содома! Меняются времена, меняются люди… Впрочем, все же времена меняются гораздо быстрее человеческих привычек. Взять хотя бы прошедший год – насколько он стал для Человечества революционным. Обрести наконец во Вселенной братьев по разуму – могучих друзей и защитников! Но разве истовое поклонение, с которым землекоп относится к ним, чем-то отличается от поклонения, с каким аборигены Нового Света боготворили высадившихся на берег европейцев?

Времена другие, люди все те же. Землекоп, на свою беду, не ведает, что миротворцы-юпитерианцы медленно, но верно ведут Человечество к новому Содому, только теперь в глобальных масштабах. А в чем же, по мнению юпитерианцев, заключается вина Человечества? Да примерно в том же, в чем и у крыловского ягненка: само присутствие Человечества на Земле – один его большой и не подлежащий искуплению грех…

Не хотелось именно в этот момент – момент знакомства с живописным городом – думать о плохом, но все мысли Мефодия так или иначе возвращались к одной теме. Да и как было к ней не возвращаться? Останься сегодня на планете все как есть, и сколько еще простоит здесь эта древняя красота, прежде чем исчезнет под натиском юпитерианских полчищ? Год? Несколько лет? Может быть, но точно не века…

– Ну вот и настроился на нужный лад! – нарушил молчание Гавриил, уловив невеселые раздумья сидящего напротив акселерата. – А посему, если не возражаешь, переходим к работе.

– Хотел отпроситься у вас на полдня побродить по музеям, – сказал Мефодий, допивая кофе. – Я ведь бывший художник. Страсть как тянет взглянуть на полотна Матисса… Но так понимаю, что уже не успею.

– Да, время поджимает, – подтвердила Пенелопа и с грустью добавила: – К сожалению, не могу пообещать, что ты сможешь взглянуть на Матисса после работы. Но, может, когда-нибудь в будущем.

– Значит, у меня в жизни появилась еще одна цель – дожить до этого будущего, – так же невесело заметил Мефодий и откинулся на плетеную спинку креслица. – Ладно, господа-родители, выкладывайте.

– Он что, всегда такой беспардонный со смотрителями? – поинтересовалась Пенелопа у Гавриила.

– У кого стажировался, от того и нахватался, – пояснил тот.

– Я, кажется, догадываюсь, у кого.

– Совершенно верно, у него самого. Каюсь, моя вина: надо было сразу не давать им обоим спуску, да теперь уже поздно. А впрочем, разве это помогло бы? Некоторым просвещенным хоть каждый день дисциплинарные взыскания навешивай, все равно – что в лоб, что по лбу.

– Это точно!

Со стороны Гавриил и Пенелопа смахивали на пожилую супружескую чету, приехавшую на Ривьеру отдыхать. Неспешно бродят по улочкам, осматривают достопримечательности, беседуют… От Мефодия не ускользнуло, что смотрители обращались друг к другу хоть и на «вы», но без обязательного «смотритель», а просто по имени. Таких дружеских отношений между высшими представителями Человечества акселерату наблюдать еще не доводилось, а потому он решил присмотреться к этой занимательной парочке получше.

– Видишь здание напротив и чуть левее тебя? – спросила Пенелопа Мефодия и одними глазами указала в нужном направлении. Точно так же – не поворачивая головы – Мефодий скосил взгляд влево и осмотрел объект.

Обычный для малоэтажной Старой Ниццы дом – рытая красной черепицей крыша, неброский фронтон, три этажа, фигурные решетки на окнах и деревянная парадная дверь с огромной литой ручкой. На стоянке возле дома несколько современных машин, рядом с дверью бронзовая табличка.

Мефодий навострил зрение: «Дюпон и Делакруа; экспорт рыбной продукции».

– Это не рыболовы. В здании находится региональное представительство бригады «Ля Плейн Омбр», – пояснила Пенелопа. Кто такие ребята из бригады «Сумеречная Тень», Мефодию пояснять не требовалось. – Снаружи дом как дом, внутри – сущая Бастилия а-ля модерн: бронированные двери, толстые стены, сигнализация, рота охраны, современные средства связи… Под землю также уходят несколько этажей, однако эта информация точно не проверена.

– Спасибо, что предупредили, – больше по этой улице гулять не буду, – шутливым тоном заметил Мефодий.

– Мы привели тебя сюда не для того, чтобы показать логово врага, – недовольный беспечностью исполнителя, произнес Гавриил. – Сегодня ночью тебе предстоит совершить самостоятельную экскурсию внутрь этой крепости.

Хорошо, что Мефодий уже допил кофе, иначе он бы, наверное, поперхнулся.

– Так, значит, вот откуда будет осуществлена эвакуация! – наконец догадался он, мгновенно утратив не только беспечность, но и хорошее настроение.

Самое яркое воспоминание из боевого прошлого господина Ятаганова – атака на Генеральную Ассамблею ООН – тут же померкло перед грядущим заданием. Или, если говорить начистоту, обычным самоубийством. Так вот для каких целей его держали полгода в темных подземельях, гоняли по снегу, копались в мозгах и шпиговали взрывоопасным адреналином! Надо было тогда, в Колизее, просто дать Сатиру разорвать себя на клочки, и все…

– Внутри объекта засели не только Сатиры. На днях прибыла парочка придворных Юпитера: Артемида и Арес, – добавила пикантную деталь Пенелопа, после чего акселерат понурил голову еще больше.

– Но я не чувствую в округе возмущения эмоционального фона! – возразил он. Присутствие небожителей всегда и везде можно было вычислить по волнению местного населения, невольно обращающего внимание на странных чужаков.

– За те полгода, что ты набирался уму-разуму, этот закон утратил силу, – сказал Гавриил. – Теперь миротворцы такие же полноправные граждане Земли, как и… вон тот официант. К их присутствию землекоп давно привык и реагирует на их странности вполне спокойно. Поэтому ты не чувствуешь никакого возмущения эмоционального фона.

– Та-а-ак… – озадаченно протянул Мефодий, свыкаясь с очередным осложнением, явно не последним. – Это все или есть еще новости, которые обошли меня стороной?

– Да нет, все, что тебе нужно, ты уже знаешь. На данный момент юпитерианской блокировке каналов телепатической связи подверглись порядка девяноста пяти процентов землекопов. Мы можем без проблем контролировать только одного из двадцати. Самое неприятное в том, что и этого одного ни по каким признакам не отличишь. Горько признаваться, но мы, высокоразвитые земляне, утратили контроль над самым многочисленным подвидом Человечества. Поэтому единственное, на что сегодня способны смотрители, это лишь бить гравиударами, обесточивать электрические системы да обращать в невидимку того, кого потребуется.

– Ну, хоть это радует. Значит, к «Теням» я все-таки войду под прикрытием «скользкого колпака»?

Гавриил тяжко вздохнул и отвел взгляд. Отвечать на вопрос подчиненного взялась смотритель Пенелопа:

– Извини, но «скользкого колпака» не будет. В здании «Сумеречной Тени» он неосуществим в принципе. Видишь ли, «скользкий колпак» лишь делает тебя незаметным на фоне окружающей среды, не более. У «Теней» же есть несколько фильтрационных ворот, которые открываются только после сканирования сетчатки глаза и отпечатков пальцев. Их можно пройти… ты сам догадываешься как.

– Только с боем! – Мефодий потер виски – головная боль, что последние дни не давала о себе знать, снова запульсировала в мозгу ударами тяжелого молота. – А другие пути проникновения есть? Подвалы, чердаки, вентиляционные шахты?

Пенелопа посмотрела на акселерата снисходительно и одновременно сочувственно. В ее взгляде без труда читался ответ: неужели ты, мальчик, считаешь, что «Сумеречная Тень» настолько глупа, что оставила без внимания столь элементарные вещи?

Свыкаясь с услышанным, Ятаганов подозвал официанта, после чего заказал еще одну чашку кофе и два бисквитных пирожных; загруженный информацией мозг нуждался в повышенной порции углеводов для подпитки. Юркий официант исполнил просьбу Мефодия с похвальной даже для отточенного курортного сервиса расторопностью.

– Итак, я вхожу… Что дальше? – полюбопытствовал исполнитель, ложечкой кромсая на тарелке пирожное.

– Дальше ты находишь одного человека, – ответил Гавриил. – Запомни его хорошенько.

Перед глазами Мефодия возник телепатически переданный Гавриилом портрет молодого человека лет восемнадцати-двадцати. Парень напоминал обычного студента: худощав, длинные волосы зачесаны назад, неряшливый пушок на щеках и подбородке, на носу большие очки, а в глазах, несмотря на внешность простачка, недюжинный интеллект.

– Его зовут Жак Бриоль, – пояснил Глава Совета – Он не студент, он аспирант местного университета геодезии и картографии. Ты должен будешь вывести его из здания и доставить вот сюда…

Отвесные, подступающие к морю склоны Альп. Маленький рыбачий поселок, дощатый пирс и ведущая к нему грунтовая дорога. Где-то на востоке рассыпались по побережью огни небольшого, но оживленного города. Мерцание реклам и вывески дорогих казино… Монте-Карло! Точнее, точка доставки кандидата – западная оконечность Монако, крохотного пятачка на юге Европы, носящего гордый статус княжества. Мефодий хорошенько зафиксировал в памяти дорожный указатель, обозначающий съезд с шоссе на проселок, что вел к нужному пирсу.

– Все ясно, – сказал Мефодий. – Вытащить Жака из застенков «Тени», вывезти из Ниццы и сопроводить в окрестности Монако.

– Верно, – подтвердил Гавриил. – Откуда мы при помощи хорошо известного тебе баркаса «Каракатица» переправим его в штаб-квартиру Совета.

– По данным наблюдения, наилучший момент для проникновения в офис «Тени» – от одиннадцати вечера до полуночи, – сказала Пенелопа. – Каждый вечер примерно в одно и то же время Артемида и Арес отправляются ужинать в ресторан «Трезубец Нептуна».

«Как забавно, – подумал Мефодий. – Артемида и Арес хрустят креветками в заведении имени собственного босса!»

– Поэтому в пределах часа в офисе будут находиться лишь Сатиры и землекопы. Так что без учета времени на отход ты должен уложиться в двадцать-тридцать минут. Задача тяжелая, слэйеров мы лишать тебя не будем – слишком много юпитерианцев встретят тебя внутри, – однако напоминаю о необходимости соблюдать осторожность при контакте с землекопами.

– Об осторожности мастерам напоминайте! – не преминул отомстить за унизительное, по его мнению, звание «акселерат» Мефодий. – Нам, исполнителям-уникумам, о таких элементарных вещах…

– Малыш, послушай меня, – мягко, но решительно оборвал акселерата Гавриил. – Я – один из самых пожилых людей на Земле, поэтому мое слово должно иметь для тебя авторитет, не так ли?

Это было истинной правдой.

– Лично для меня нет сомнений в том, что на данный момент исполнителя сильнее, чем ты, попросту не существует. Однако вместе с этим я беспокоюсь за тебя больше, чем за кого бы то ни было. Ты обладаешь огромной силой, но навыков пользования ею еще полностью не выработал. Не забудь об этом. Ни на секунду не ослабляй контроль за количеством адреналина в крови. Помнишь свой бой с Сатиром?.. Боевая ярость хороша до определенного момента. Ни в коем случае нельзя пускать ее на самотек, иначе она сама тебя и прикончит! Я понимаю твою браваду – если начистоту, после всего пережитого ты и впрямь можешь позволить себе проявлять некоторый гонор, но забудь о нем на время задания! Действуй аккуратно. Береги жизни землекопов, кандидата, а также свою.

– Спасибо, я это обязательно учту, – пообещал пристыженный Мефодий, после чего задал Главе Совета вопрос: – Скажите, а правда, что наш кандидат тоже отмечен меткой Хозяина?

– Да, насчет этого больше нет ни малейших сомнений, – подтвердил Гавриил.

– И между его меткой и фактом, что им плотно заинтересовались юпитерианцы, есть связь?

– Несомненно.

– Вы знаете, тогда нелишне было бы мне узнать, что это за особая метка, если вокруг нее поднялась такая шумиха. Жак – он что, тоже художник, изобразивший точный портрет Хозяина, или как?

Гавриил и Пенелопа переглянулись, очевидно втихомолку от Мефодия перекидываясь между собой какими-то мыслями. Акселерат догадался, что своим вопросом невольно коснулся некой закрытой темы, раз уж сам Глава Совета замешкался с ответом.

– Нет, конечно, если это секретная информация, я не настаиваю, – пошел на попятную Мефодий. – Просто подумал, какие могут быть между нами секреты, раз мы в одной команде, и все такое…

Гавриил кивнул Пенелопе. Та перестала буравить его своими лазурными, как Средиземное море, глазами и наконец заговорила:

– Жак Бриоль не занимается рисованием. Он программист. Неплохой программист. Заканчивает аспирантуру и начал работу над кандидатской. Увлекается мотоспортом. Чуть больше года назад попал в крупную аварию, чудом остался жив.

– После этого-то все и началось! – вырвалось у Мефодия. – Хм… Не обращайте внимания – нервничаю…

– Да, ты прав: после этого все и началось, – сказала Пенелопа. – Удар головой об асфальт пагубно сказался на мозговой альфа-кодировке Жака. Она «треснула» подобно каске, что была у него на голове. Возможно, кодировка «треснула» бы и без травмы; может, чуть позже, но «треснула» бы обязательно – мы не думаем, что подобная информация могла повиться в голове простого землекопа случайно… Вы уверены, смотритель Гавриил?

– Только вкратце! – предупредил ее Гавриил. – Никаких координат и характерных примет!

– Работая над своей кандидатской – что-то по спутниковой навигации, – Жак неожиданно для себя сделал потрясающее открытие. Карты одного приполярного сектора при сравнении их со спутниковыми фотографиями давали небольшую, порядка тысячной доли градуса, погрешность. Все до единой карты созданные на протяжении многих веков, и абсолютно идентичная погрешность! При устранении погрешности получалось, что реальные координаты географических объектов в этом секторе смещались. Ненамного, но смещались. Заинтригованный столь необъяснимой аномалией, Жак взялся за карты более южных территорий. И после углубленного их изучения он обнаруживает еще одну погрешность, однако при рассмотрении ее вкупе с уже имеющейся смещение объектов получается чуть больше. Тогда Жак по самую макушку обкладывается картами и начинает дотошное их исследование…

– Простите, я попросил бы немного покороче, – перебил Пенелопу Гавриил.

– В общем, через какое-то время Жак выясняет, что часть границы одной высокогорной республики во всех имеющихся на планете атласах явно не на своем месте. На самом деле граница ее проходит чуть южнее… Но самое интересное: южные границы этой страны в полном порядке, именно там, где и должны находиться. То же и с картами тех областей – они точны.

– Следует понимать, что где-то выше – на Севере – существует участок планеты, который благодаря сумме картографических погрешностей немного больше, чем принято считать? – догадался Мефодий. – И этот «довесок» не изображен ни на одной карте? Вот это да!

– Абсолютно верно, – подтвердила Пенелопа. – Тот участок очень мал, находится в труднодоступной ненаселенной зоне, и потому туда забредают лишь редкие случайные бродяги да охотники. Картографам о нем совершенно ничего не известно, дороги и маршруты через него не прокладываются, а значит, самолеты и экспедиции обходят его стороной. Для орбитальных спутников он и вовсе как булавочная головка, микроскопический пузырек на линзе телеобъектива… У данной территории нет официальных координат! Это даже не «белое пятно», это – часть другой планеты, созданная путем легкой корректировки электромагнитных полей и, как следствие этого, – погрешностей в показаниях измерительных приборов, а затем и топографических карт.

– Но кто изогнул электромагнитные поля, а главное – для чего? – Мефодий уже задал вопрос, когда в голове его фугасом разорвалась догадка. Догадка эта не осталась не замеченной смотрителями, и в подтверждение ее правильности Гавриил едва заметно кивнул.

Небольшая аномалия, что влияет на точность измерительных приборов в Северном полушарии и искривляет электромагнитные поля ровно настолько, насколько искривляет рельс положенный на него кирпич. Видоизменить электромагнитные поля планеты по своему усмотрению мог только один ее обитатель – Хозяин…

Небольшой секретный участок в пустынной зоне, предназначенный для сокрытия чего-то действительно ценного… Украденного Хозяином при бегстве Усителя, основной детали главного оружия Юпитера – Аннигилирующего Пламени! Того самого Усилителя, ради которого юпитерианцы проникли обманом на Землю и благодаря которому еще не истребили Челочество на корню: кто знает, может, прячущий Уситель человек, почуяв собственный конец, уничтожит и Усилитель?

Простой землекоп Жак Бриоль фактически обнаружил место сокрытия бесценного Усилителя! Что это: действительно знак Хозяина или его непредвиденная ошибка? Ответ известен лишь тому, кто корректировал электромагнитные поля Земли; ответ, навсегда исчезнувший во мраке Космоса…

– Но каким образом Жак Бриоль сумел увидеть столь мизерную погрешность на карте? – полюбопытствовал Мефодий.

– Надеюсь, ты доставишь Жака живым и здоровым, чтобы он сам нам об этом рассказал, – усмехнулась Пенелопа.

– Наверное, увидел тем же непостижимым способом, каким некий кандидат в агенты Дмитрий сумел за одну ночь упорядочить все химические элементы Земли, – ответил Гавриил. – Скорее всего, так же спонтанно, как ты нарисовал фотографически точный портрет Хозяина… Одна из оставленных им загадок! Мы объясняем подобные странные вещи лишь условно, но никогда мимо них не проходим – не имеем права.

– Юпитерианцы, как оказалось, тоже не проходят, – грустно заметил Мефодий. – Ничего не скажешь, проворные ребята, шустро работают.

– Проклятый Интернет! – проворчала Пенелопа. – Прежде чем мы обратили на Жака внимание, он целую дискуссию успел в Сети развернуть про свое так называемое открытие века. И дождался, что «Сумеречная Тень» заинтересовалась его изысканиями. Юпитерианцы за любой информацией о географических и прочих загадках планеты следят во все глаза – любыми доступными способами ищут то, что потеряли. Так что скрутили они парня, мы даже моргнуть не успели…

Долго рассиживаться возле офиса «Ля Плейн Омбр» рефлезианцам было нежелательно, поэтому, заплатив по счету, они покинули кафе и неспешно зашагали в сторону моря.

Узкие улочки Старой Ниццы были вымощены булыжником, за века отшлифованным до прямо-таки анкетного блеска. Из-за фигурных решеток окон высовывались наружу растущие на подоконниках цветы. Оглядевшись, Гавриил украдкой отломал веточку хризантемы и протянул ее Пенелопе. Пенелопа улыбнулась и благодарно кивнула.

Мефодий сделал вид, что не заметил джентльменского поступка Гавриила, а постарался сосредоточиться на сегодняшней ночи, в которой, несмотря на окружающую акселерата романтическую атмосферу, романтики не ожидалось совершенно.

Команда поддержки у Мефодия подобралась внушительная. Помимо стоящего на прикрытии Мигеля и ответственной за покупку катера и доставку его к причалу Кимберли, смотритель Пенелопа выделила несколько исполнителей, которые обязаны были патрулировать маршрут отступления и незамедлительно докладывать обо всех непредвиденных эксцессах.

Отвечающий за безопасность Гавриила смотритель Иошида категорически воспротивился непосредственному участию Главы Совета в операции. После коротких колебаний Гавриил внял доводам советника и отправился на дрейфующую в нейтральных водах «Каракатицу» готовиться к прибытию туда таинственного мсье Бриоля, что сумел раскрыть хитроумную выдумку самого Хозяина.

И все же, несмотря на поддержку, Мефодий ощущал себя ужасно одиноким: в офис «Сумеречной Тени», в гущу снующих там агентов Сюртэ и Сатиров, предстояло войти лишь ему – начиненному гремучим адреналином акселерату. По задумке Гавриила, при автономном действии у Мефодия было куда больше щансов на успех, поскольку ни один мастер не сумел бы поспеть за темпом акселерата и тем самым мог создать ему помеху. Не выросло еще среди исполнителей полноценного помощника для Мефодия Ятаганова – это заставляло его гордиться и сокрушаться одновременно.

Сегодня в основном сокрушаться.

– Не знаешь, кто из смотрителей обозвал меня акселератом? – спросил Мефодий у Мигеля. Они прогуливались в тени пальм неподалеку от офиса «Тени» и дожидались, когда пост наблюдения сообщит по мобильному телефону об ушедших на ужин Артемиде и Аресе. Стемнело; время приближалось к одиннадцати, а доклада все не поступало.

– Понятия не имею! – отозвался Мигель. – Скорее всего, Сатана – на него похоже… А что, это тебя как-то задевает?

– Да не то чтобы задевает… – Кислая мина Мефодия выражала, однако, совсем иное. – Не знаю, как где, но у меня на родине, если ты не в курсе, акселератами называют детей, которые опережают в развитии сверстников. Это что же получается, мне теперь всю оставшуюся жизнь перед такими, как ты, мастерами одаренным ребенком ходить?

– Нашел о чем переживать! – приободрил напарника Мигель. – Категория – дело последнее; главное – наше мнение о тебе как о человеке и исполнителе. Заметил? Я после твоих выпускных экзаменов… – мастер красноречиво потрогал собственную челюсть, – больше не называю тебя салагой!

– Велика заслуга! – пробурчал Мефодий. – А то, что взамен придумал – сатиробойка, – лучше?

– Так ведь это знак уважения, а не насмешка! – возмутился наставник. – Нет, конечно, если сатиробойка тебя задевает, придумаю что-нибудь другое.

– Да ладно, все в порядке… Так и быть, оставь сатиробойку, – смягчился Мефодий, по опыту знавший, что альтернативный вариант Мигеля вряд ли будет лучше.

Мобильник запиликал в одиннадцать ноль пять: как и ожидалось, Артемида и Арес сегодня не стали изменять своей привычке.

Возле мнимого представительства «Дюпон и Делакруа» ничего нового не происходило. Кафе, в котором утром завтракали Мефодий, Гавриил и Пенелопа, закрылось, и официанты заносили на ночь внутрь раскладные столики и стулья. Старые, вероятно, повешенные еще в девятнадцатом веке, фонари испускали бледно-лунный свет; сама луна была не видна из-за разлапистых листьев растущих вдоль улицы пальм.

По автостоянке «Сумеречной Тени» лениво прохаживался охранник, но его присутствие беспокоило Мефодия слабо. Больше всего тревожило то, что скрывалось за невзрачными стенами офиса. Разведданные Пенелопы о внутренних постах, планировке и прочих сюрпризах были настолько поверхностными, что относить подобные крупицы информации к разведданным можно было с большой натяжкой.

– Ну что, как бодрость духа, как самочувствие? – подобно боксерскому секунданту, участливо поинтересовался у акселерата Мигель. – Готов? Тогда иди, работай, а я докладываю, что ты приступил. Ежели что, я рядом – за углом; ты только свистни, и мастер тут как тут! Француз из местных – Жан-Люк, или как его? – будет ждать с машиной вон у того перекрестка. Как выйдете, сразу дуйте к нему, а я прикрою. Вроде бы все.

Мигель притих, постоял, глядя вместе с Мефодием на дверь офиса, затем вздохнул и протянул напарнику руку.

– Держи! – проговорил он со столь редкой для себя угрюмостью.

Мефодий крепко пожал протянутую руку, при этом стараясь, чтобы слегка дрожащая ладонь не выдала терзающий его страх. Кажется, мастер ничего не заподозрил, поскольку от уверенного крепкого рукопожатия акселерата даже поморщился.

– Учти: не прощаюсь! – подчеркнул Мигель. – Вы с Кимберли меня еще на ужин пригласите. Причем не раз!.. – Снова немного помолчал. – А теперь за дело!

И хлопнул Мефодия по плечу. Да с такой силой, что первые шаги в направлении вражеской цитадели акселерат совершил скорее от этого дружеского хлопка, чем по своей воле.

Франция встретила Мотылькова прохладно, словно русский полковник успел ей, дружелюбной и радушной стране, крепко насолить. Но Мотыльков не обиделся: в конце концов, что он за птица такая, чтобы требовать для себя горячего приема?

Находить общий язык с французами полковнику было крайне тяжело. Сергей Васильевич немного понимал по-английски, мог вести допросы на чеченском, но из французского знал лишь «бонжур» и «мерси», да и те слетали с его уст без должного прононса, скорее напоминая рык голодного хищника.

Хотя нет, имелось одно слово, знание которого объединяло сдержанного полковника и говорливых французов. И слово это было «рефлезианец». По мнению Сергея Васильевича, французские коллеги при их чистейшем произношении говорили его очень забавно – так, будто не поминали всуе страшнейшего врага человечества, а ласково мурлыкали с подружкой в постели: «рэфлэзир-р-р»…

К огромной радости Мотылькова, стажироваться его поставили в паре с содировцем из Санкт-Петербурга по имени Степан. Тот знал французский гораздо лучше соотечественника-староболотинца и, что самое главное, мог вполне прилично отвечать на любые вопросы, а не только на «парле ву франс?». Вот так совместно, будто отличника и прикрепленного к нему двоечника, стажеров перенаправили дальше на юг – на Лазурный Берег, в курортную и более жаркую, нежели пасмурный Париж, Ниццу.

В отделении бригады «Ля Плейн Омбр» в Ницце стажироваться было очень интересно и познавательно. Здесь работали на самом современном уровне, а не по старинке, как на родине Мотылькова.

Прежде всего, в «Сумеречной Тени» существовало подразделение компьютерных хакеров, которое являлось едва ли не главной ценностью бригады. Эти «электронные медвежатники» курсировали по Интернету, взламывали любые подозрительные серверы и сканировали на предмет рефлезианской темы тысячи форумов и электронных переписок. Информация от хакеров в аналитический отдел шла вагонами; оперативные группы не просиживали без дела штаны и, бывало, по нескольку раз в день выезжали на проверку каждого помеченного аналитиками случая.

И как результат, в бетонных подвалах офиса «Тени» в Ницце находилось десять пойманных рефлезианцев, причем живых. Удерживались они в подаренных бригаде миротворцами камерах-аквариумах, при помощи которых рефлезианцев приводили в состояние полного паралича. Рефлезианцы плавали в специальном питательном растворе, пребывая в сознании, но не могли не то что откусить себе язык, а даже моргнуть.

Таинственное рефлезианское оружие исследовалось в лабораториях, по сравнению с которыми отдел экспертизы Мотылькова находился еще на пороге бронзового века. Сергей Васильевич во все глаза пялился на огромный жидкокристаллический дисплей, где мельтешили сложные формулы неизвестного металла и вращались во всех плоскостях модели его молекул. Естественно, полковник мало что понимал, однако с напускной озабоченностью кивал головой, слушая лекцию тараторящего без умолку профессора-француза. Единственное, что четко запомнил полковник из лекции, было то, что рефлезианский металл невероятным образом сочетает в себе, казалось бы, изначально несочетаемые химические и биологические компоненты. При этом загадочный металл очень напоминал организм; нечто наподобие биомассы, превосходящей по крепости алмаз в сотни раз! Но заставить этот организм проявить хоть малейшие признаки жизни профессору пока не удалось, даже с учетом того, что ученый имел под рукой любое оборудование, какое только мог пожелать.

После исследования тел пойманных Мотыльковым рефлезианцев староболотинские судмедэксперты составили отчет, который уместился на тетрадном листке: абсолютно нормальные организмы без каких-либо отклонений. Единственным их отклонением можно было считать только то, что подобных идеально здоровых организмов в природе не существует.

Во Франции Мотыльков обогатил свой запас знаний о рефлезианской анатомии с объемов тетрадного листка до небольшой брошюры. Оказывается, главное отличие рефлезианцев от людей было сокрыто внутри черепной коробки. Мозг имеющих человеческую личину пришельцев хоть и не превышал по размеру человеческий, зато по весу превосходил тот практически вчетверо. Нервные волокна рефлезианцев при увеличении напоминали витые двужильные провода, словно рефлезианский организм обладал дополнительной нервной системой, предназначенной дублирования основной или вообще неизвестно каких целей.