Дождь хлестал по окнам и сек мой плащ и в этот день, и на следующий, когда я возвращался в переводческую контору, надеясь получить новую главу книги. Причитавшийся мне гонорар был выплачен сполна сразу же, как только я сдал папку. Однако когда я спросил про следующую часть заказа, клерк покачал головой.
      - Пока не было. Вот, кстати, туту меня пара договоров на поставку шоколадных конфет и сигар, - он достал откуда-то из-под стола пластиковые пакеты-кармашки с белыми листами стандартного размера и искоса глянул на меня, ожидая, что я расплывусь в обычной признательной улыбке.
      - Договоры? Ах да… Спасибо, - я спохватился и взял пакеты, но разочарование, проскользнувшее в моем голосе, не осталось незамеченным.
      - Не все же вам по тройной цене заказы переводить, - прохладно урезонил он меня.
      - Разумеется… Просто задумался, извините, - я постарался, чтобы мой ответ прозвучал виновато, но сам думал только о том, что, взяв сейчас на перевод эти договоры, я создаю себе оправдание для того, чтобы зайти сюда еще через пару дней и узнать, не принесли ли третью главу.
      - Да, кстати… Что там было, в папке? Самому лень разбираться, а теперь как-то любопытно стало, - смягчился клерк, и в его голосе мне послышались интонации, напоминающие человеческие.
      - В папке? Вы были правы, совершенно правы. Архивные документы, - мне наконец удалось взять себя в руки и выдавить любезную улыбку.
      - Ну да, ну да… - покивал клерк. - А вы знаете, - неуверенно окликнул он меня, когда я уже развернулся, чтобы уходить, - «испанец»-то наш так и не вернул заказ… И на телефон не отвечает.
      Пробормотав что-то утешительное, я скатился по лестнице и вылетел на улицу. У меня внутри творилось примерно то же, что у маленького ребенка, которому пообещали на Новый год пожарную машину с работающей мигалкой и сиреной, а подарили какой-нибудь жалкий пластилиновый набор.
      Хотя с чего я взял, что продолжение книги вообще существует или что ее обладатель захочет отнести ее в то же бюро, где потеряли по небрежности какого-то переводчика целую главу его сокровища? Положительно, будь я на его месте, ноги бы моей больше не было в этой конторе. Поэтому стоило просто приучить себя к мысли, что хотя работа над книгой и была делом увлекательным, но жизнь продолжалась и без нее. В конце концов, если мир индейцев майя и хроники экспедиций конкистадоров оказались для меня такой интересной темой, почему бы просто не купить себе пару исторических книг о Кортесе или летописи коренного населения Южной Америки?
      Однако, к своему удивлению, я обнаружил, что ни в одном солидном книжном магазине мало-мальски серьезной книги о завоевании конкистадорами полуострова Юкатан купить нельзя. Были какие-то паршивые издания вроде «Загадок таинственной цивилизации майя» пера Райнхарда Кюммер-линга, но о самой цивилизации там не было и полслова. Автор обходился скверного качества снимками каких-то черепков, развалин величественных пирамид и площадок для игр, наполовину поглощенных джунглями, а также подробным перечнем того, в каком из заброшенных городов какие из этих снимков и археологических находок были сделаны.
      Нашлось там, однако, нечто, что все же заставило меня купить эту книгу. Во вступлении вскользь упоминался епископ-францисканец Диего де Ланда, который оказался вполне исторической личностью и действительно в свое время был настоятелем монастыря своего ордена в юкатанском городе Иса-маль. Также коротко шла речь и о некоей истории с аутодафе в Мани, за которую этот де Ланда был призван в Испанию, где его дело рассматривали высшие духовные чины. Но потом его поступки были признаны обоснованными, и де Ланда вернулся на ставший уже ему родным Юкатан, чтобы к старости по праву занять епископский пост.
      К сожалению, подробнее об интриге вокруг настоятеля францисканского монастыря там не рассказывалось, хотя имя брата Диего де Ланды всплывало еще в нескольких местах, в основном когда речь шла о расшифровке значков, которыми писали индейцы цивилизации майя. Он был первым европейцем, научившимся их читать.
      Позже, правда, выяснилось, что та схема расшифровки, которую предложил де Ланда, оказалась ошибочной. Старик был развращен алфавитной системой и решил, что ею обязан пользоваться весь мир, в том числе и обитатели Юкатана. Он разработал подробнейшую систему фонетического соответствия между «буквами» юкатекского языка и звуками, доступными испанскому уху. Книга «Тайны загадочной цивилизации майя» полностью приводила ее на двухстраничной вкладке - видимо, просто чтобы заполнить место. На следующей же странице система де Ланды дискредитировалась современными учеными-лингвистами. Буквы юкатекского языка оказались иероглифами, и каждый из них нес отдельное значение, а не передавал звук.
      Я вспомнил об испещренных странными значками стеллах, мимо которых ехал отряд конкистадоров в прочитанной мной главе старинной книги. Автор отчета утверждал, что был лично знаком с де Ландой, и тот даже якобы говорил ему, что умеет читать по-юкатекски… Вся книжонка Кюммерлинга о загадках майя была, конечно же, никчемной шелухой, очередной попыткой продать охотникам за НЛО и лохнесским чудовищем скучные археологические изыскания, упаковав их в яркую обертку. Но под этой шелухой я нашел бесценное ядрышко, сладкую сердцевину, которую и надеялся там отыскать: подтверждение того, что переводимая мною с таким упоением история оказалась невыдуманной. Во всяком случае, если в ней фигурировали реальные исторические персонажи, значит, и сам автор и главный герой повествования вполне мог оказаться действительно жившим когда-то человеком, а не плодом фантазии беллетриста или искусного мистификатора.
      Упоминания о личности Диего де Ланды даже придавали больше достоверности и необъяснимому исчезновению пятнадцати испанских солдат под командованием Херонимо Нуньеса де Бальбоа, и страшной смерти их проводника. Верить в то, что речь и вправду могла идти о неких аномальных явлениях, я не спешил и ждал, что в следующих главах отчета его составитель откроет, что же произошло на самом деле.
      Наспех пролистав до конца купленную книжку о тайнах майя, но так и не наткнувшись в ней еще на что-либо важное, я поставил ее на полку и сел за переводы, пообещав себе посвятить следующий же свободный день более подробному изучению Конкисты и географии полуострова Юкатан.
      На шоколадные конфеты и сигары ушло три ночи. С ними можно было бы расправиться и быстрее, но я сознательно оттягивал день сдачи в надежде, что, когда принесу готовый заказ, толстая кожаная папка с золотым вензелем уже будет томиться в бюро.
      Мое отражение в ночном стекле снова приняло привычный вид. Изморенный описанием ГОСТа сладостей и оговорками предельно допустимого содержания консервантов, я боролся со сном, наливая себе крепкого черного чая, заваренного вдвое гуще обычного. Вместо строчек дневной газеты, рассказывающей, что число жертв цунами в Азии достигло нескольких сотен тысяч человек, мне снова виделись вычурные старинные буквы, а в жалобном писке рассохшейся антикварной мебели чудился скрип канатов на мачтах испанских каравелл.
      Моя маленькая хитрость удалась: в следующий раз, зайдя в бюро с вымученными переложениями российско-британских торговых соглашений с английского на русский, я столкнулся взглядом с клерком. Тот, вопреки обычному, не сидел за компьютером, уткнувшись в карточную колоду, а с озадаченным видом расхаживал по тесному загону за своей конторкой.
      - У меня для вас работа, - сообщил он, стоило мне перешагнуть порог.
      - Инструкции или уставы? - обреченно уточнил я.
      - Приходил заказчик, с которым вы работали до этого. Испанский текст, помните? Очень хвалил ваш перевод. Настаивал, чтобы следующую часть дали непременно вам. Да… и еще он просил поднять вам оплату на четверть. Сказал, что крайне важно, чтобы текст переводил правильный человек, на это денег не жаль, что-то в этом духе.
      - А что же, из-за потерянной первой части у вас не будет неприятностей? - как бы между прочим поинтересовался я.
      - Представляете… Сказал, причин волноваться нет. Мол, он… Нет, он сказал «мы», значит - они. Они сами ее разыщут.
      Я молча кивнул. Он тоже больше не проронил ни слова, в полной тишине вручив мне ту самую коричневую папку с застежками и уставившись в отчетность. Заключив, что аудиенция окончена, я поспешил ретироваться.
 
      Мое возвращение на Юкатан было обставлено со всей возможной торжественностью. Я загодя приготовил себе чая с печеньем, настроил старый радиоприемник на какую-то испаноязычную волну, спрятал ноги в уютные войлочные тапки и только после этого уселся наконец за стол. После теплых слов и еще больше гревших душу премиальных, которых удостоился мой перевод, я не удивился бы, если увидел в папке запечатанный сургучом конверт с личным письмом, поясняющим мне цель и важность этой работы. Но внутри лежала только стопка аккуратно вырезанных из книги пожелтевших листов, на каждом из которых теснились знакомые чуть выцветшие от времени латинские буквы. Заголовок на первой странице был набран готическим шрифтом: «Сарitulо III».
 
 
«Что после описанных в предыдущей главе удивительных и страшных событий наш отряд продолжил свой поход в юго-западные области страны майя и сумел быстро достичь той реки, у которой авангард его под моим и сеньора Васко де Агилара командованием остановился накануне; и что погода благоприятствовала нам в этом, и ливней, подобных прошедшему в тот день, более не повторялось до наступления их природного срока.
Что сомнения и недовольство в отряде росли, и солдаты спрашивали, куда пропали подводы и их товарищи, оставленные при этих подводах. Что с сеньором Васко де Агиларом мы уговорились отвечать им, будто оставшиеся с Херонимо Нуньесом де Бальбоа решили отправиться назад в Мани и будто я видел следы телег и копыт, где кроны деревьев уберегли их от дождя. И говорил также, будто я и Васко де Агилар нашли послание от сеньора Нуньеса де Бальбоа, в котором тот объяснял, что принял решение сняться и возвращаться в Мани из-за начавшейся среди его людей лихорадки. И что источник этой болезни должен был находиться неподалеку от их стоянки, отсюда и поспешность, с которой наш собственный отряд покинул это место.
Что многие поверили такому рассказу, поскольку он звучал достовернее того, что мы обнаружили на самом деле. И что правду мы передали только брату Хоакину, потому что он был доверенным лицом брата Диего де Ланды, прочим же всем сказали про лихорадку. И что сомневались в этом рассказе только наши проводники, но, убоявшись наказания, не стали распространять то, что знали.
Что выйдя снова к реке, названия которой я не упомню, хотя проводники мне его и сообщали, мы без трудностей преодолели ее, переправившись в мелком месте; и что индеец Хуан Начи Коком предупредил нас, что в разгар сезона дождей эта река наполняется водой и переправа становится делом намного более сложным; также труднее будет пройти и через болота, которые начнутся вскоре за ней, поэтому времени терять нельзя, и теперь, когда подводы больше не идут вместе с нами, воспользоваться этим и двигаться быстрее.
Что после потери подвод, на которых размеш,алась и наша провизия, пришлось добывать пропитание для солдат охотой, которой занимались проводники. И что самой частой добычей теперь были птицы, которых они ловили в силки, пока отряд отдыхал на привале; но что иногда удавалось им стрелой или дротиком, которыми были вооружены, убить и оленя.
Что через два или три дня, в которые мы шли по открытым местам, впервые более чем за неделю встретили на нашем пути людей. И что те приняли нас настороженно, хотя и говорили на том же наречии, что и наши проводники, и мы могли с ними объясниться. И что хотя я приказал своим людям вести себя сдержанно, и запретил им касаться женщин этих индейцев, равно как и их имущества, они все же не позволили нам войти в их деревню. И что через проводников удалось договориться обменять некоторые из имевшихся у нас предметов на маисовую муку, и лепешки, и плоды; а после индейцы потребовали, чтобы мы уходили от их деревни.
Что вечером того дня на привале я спросил у одного из проводников, полукровки Эрнана Гонсалеса, почему индейцы эти так обращались с нами, хотя на своем пути мы не нападали ни на одну деревню их племени, и вообще не сражались. И что я полагал, что незадолго до нас в этих краях побывал какой-либо другой отряд, который своей неоправданной жестокостью мог снова повернуть индейцев, усмиренных еще тридцать лет назад сеньором Педро де Алваром, против испанцев.
Что Эрнан Гонсалес ответил мне, что никакого другого испанского отряда в этих местах не бывало уже долгое время, и индейцы потому так обходились с нами, что их священники открыли им, зачем и куда мы идем. И что они убоялись проклятия от своих богов, если будут помогать нам, как будет проклят и наш отряд, если исполнит задуманное.
Что я хотел приказать высечь Эрнана Гонсалеса за то, что продолжает повторять свои богохульные сплетни, но переменил решение и отпустил его, только наказав больше никому не говорить о том, что слышал».
 
 
      На сей раз я был твердо намерен растянуть удовольствие. К чему заглатывать всю порцию моих средневековых приключений сразу? Теперь, когда я дождался новой главы, я мог позволить себе как следует смаковать ее, обдумать прочитанное, представить себе дальнейшее развитие событий.
      Аккуратно отложив листы, я поднялся и прошаркал на кухню. Пока мои конкистадоры были на привале, я тоже мог позволить себе перекусить. Оленины и мяса обезьян-ревунов в холодильнике, как назло, не оказалось; пришлось довольствоваться картошкой. Готовил я ее по французскому рецепту дгаП'т с1аирЫпо!5: сначала отварил, потом остудил, порезал, залил сметаной, посыпал тертым сыром и так поджарил. Вся эта процедура оставляла мне достаточно свободного времени, которое можно было занять по желанию. Я не нашел ничего более увлекательного, как домысливать за автором отчета все то, писать о чем он почел за лишнее.
 
      Иссиня-черное чужое небо, звезды и месяц на котором совсем не такие, как в родной Испании… Кто-то мне говорил, что в Латинской Америке (не знаю, правда, оттого ли, что они там живут в Южном полушарии, или же потому что в Западном), даже Луна выглядит иначе. О том, что на ней можно разглядеть какое-то человеческое лицо, там и слыхом не слыхивали; зато весь континент убежден, что лунные кратеры и моря складываются в очертания кролика. С ушками. И звезды оттуда ближе.
      Тонкая, непонятно кем и когда протоптанная тропа, по которой они ступали, уйдя из этой негостеприимной деревни. Неверная, обманчивая дорожка, иногда неожиданно упирающаяся в заросли: их приходится расчищать, рубя мачете толстые лианы, которые выпускают клейкий пахучий сок. А тропа уползает глубже и глубже в дебри, раздваивается, троится, заводя своими ответвлениями в трясины, в тупики, заманивающая в странные ритуальные места, поляны, на которых неосторожных путешественников поджидают голодные каменные идолы и злые духи. Вихляющая, кружащаяся, она возвращает странников на только что пройденный отрезок пути, - или это только кажется? Становящаяся то совсем незаметной, - да и тропинка ли это, может, просто лесная прогалина? - то вдруг расширяющаяся и недавно кем-то расхожен-ная, - кем?
      Сельва - загадочный, непроходимый лес, в котором незнакомые, удивительные деревья растут ствол к стволу, а все малое пространство меж их корнями заполнено какими-то кустами, вьюнками, густо переплетено лианами. Узловатые ветви деревьев увешаны непривычными тяжелыми плодами - надкусишь один, и твоя мужская сила не иссякнет до глубокой старости, надкусишь другой - умрешь на месте в страшных корчах. Чуть видные сквозь заросли, но при этом слышные за десятки метров огромные яркие цветы кружат голову своим ароматом.
      Это лес, который никак нельзя посчитать чем-то неживым - в отличие от щетки кривых сосенок, которыми поросли холмы далекой Испании, от изморенных иберийским солнцем оливковых рощиц; да, впрочем, и от тщедушных перелесков флегматичной нашей средней полосы. Сельва дышит, движется, кипит жизнью днем и ночью, неотступно следит за путником тысячами глаз, - паучьих, кошачьих, птичьих…
      Сельва и есть квинтэссенция жизни: в ее чаще постоянно появляются на свет миллиарды новых созданий и миллиарды умирают, пожирая и выпивая друг из друга соки, увядая и расцветая, жертвуя собой, взращивая своих детенышей, испражняясь, черпая свою жизненную энергию в солнце, воздухе, крови и плоти, воде, навозе, чтобы, отжив свой срок, удобрить собой жирную, кишащую червями почву и возродиться снова - в других.
      Разжаривая на синем газовом пламени ломтики картошки в сметане, я думал о пламени багровом, которым горели костры испанцев на высеченных в сельве для стоянки полянах. Воображал себе рассевшихся в круг у огня конкистадоров, красноватые отсветы на их загорелых, задубевших лицах, обросших густыми черными бородами, видел блики, играющие на выгнутых стальных шлемах. Вот сеньор Васко де Агилар: его я себе отчего-то представлял рыжим, косматым, кряжистым, напористым и способным схватиться за эфес без малейших колебаний. Не знаю, откуда у меня взялся в голове этот образ: до сих Васко де Агилар никак себя не проявил, выступая только в качестве почти безгласного спутника автора заметок.
      Брат Хоакин мне виделся высоким, сутулым, бледнолицым, с хищно загнутым ястребиным носом, нездоровыми, насиженными за долгие ночи в монастырской библиотеке кругами под черными глазами, почти всегда затянутыми поволокой задумчивости, но иногда вспыхивающими праведной яростью. Серая монашеская ряса, пошитая аскетичными францисканцами из грубой мешковины, веревка вместо пояса.
      Индейских проводников я вообразить себе не мог совсем. Одевались ли они как испанцы, или как майя? Да и как вообще одевались майя?
      Самая главная странность выходила с самим автором заметок. Думая о нем, я каждый раз невольно представлял на его месте себя, но только загорелого и подтянутого - точно как ребенок, читающий книгу про какого-нибудь Зверобоя или Чингачгука. Поймав себя на этой мысли раз, я испытал смешанное чувство - что-то между легким стыдом и озорством, словно тайком играл в игрушки, не положенные мне уже по возрасту, но все еще приносящие по-детски яркую радость.
      Я собрал со сковороды остававшийся там сырно-сметанный соус куском хлеба и отправил в рот. Сейчас было бы очень правильно помыть за собой посуду, но вот незадача - горн уже трубил общий сбор, задерживаться и отставать от отряда было никак нельзя.
 
 
«Что по прошествии трех недель, которые мы находились в пути, наш отряд преодолел не менее тридцати лиг. И что последнее селение индейцев, которые мы видели, было то самое, где удалось выменять лепешки и муку, называвшееся Хочоб (НосНоЬ), а после него мы опять вступили в сельву, и дорога началась весьма трудная.
Что с продовольствием становилось все хуже, и солдаты снова стали роптать. И что некоторые говорили, что проводники хотят завести нас глубоко в лес, где наш отряд ждет засада и где кони не помогут нам выиграть сражение против индейцев. И что вспомнили пропавших товари-ш,ей, и некоторые утверждали, что те были истреблены в такой засаде, а не ушли обратно к Мани; и что только я, сеньор Васко деАгилар и брат Хоакин Герреро изо всех испанцев знали, что проводники не предавали нас, а произошло нечто другое, чего нам не дано уразуметь и к чему приложена рука Сатаны.
Что я много размышлял о произошедшем и искал ему объяснения и также спрашивал у товариш,а моего Васко де Агилара и брата Хоакина, как они могут объяснить это. О том, что индейцы на Юкатане и в других частях этой земли приносят людей в жертву, разрубая им грудь и вырывая сердце, я слышал еш,е до того, и сам был тому свидетелем в одной из деревень; видел и жертвенные камни на вершинах некоторых храмов в городе Чичен-Ица (СЫсЫтга), куда мне случалось приезжать по поручениям.
Однако если оставленные с Херонимо Нуньесом де Бальбоа попали в засаду, устроенную индейцами, то куда исчезли сами, и почему мы нашли только тело проводника Гаспара Чу, но не тела солдат, и не конские трупы, и не брошенные подводы? Или же солдат обуяло безумие, и они, подобно индейцам, принесли Гаспара Чу в жертву их идолам, после чего скрылись, и ливень смыл их следы?
Что и в тот день, и в следующий, и в несколько других дней я молился совместно с братом Хоакином о спасении душ (сгинувших?) товарищей, и так пока не случились новые события, которые заставили меня позабыть об их судьбе и о многом другом.
Что вскоре и я, и сеньор Васко де Агилар стали терять терпение и спросили у Хуана Начи Кокома и Эрнана Гонсалеса, долго ли еще идти, и почему надлежит идти через сельву, и отчего тот город с храмами, о котором говорил мне брат Диего де Ланда, расположен в такой глуши, в отдалении ото всех основных старинных городов, лежащих, как известно, к северо-востоку и северо-западу от Мани.
Что Хуан Начи Коком вначале не хотел говорить, но потом все же рассказал, что на юге, в нескольких лигах от того места, где мы остановились на привал, начинаются запретные земли майя, на которых якобы и располагаются заброшенные города с храмами, кои нам надлежит отыскать. И что для индейца уже одно то святотатство, что он вступает на эти земли с нечестными побуждениями, и уже один тот подвиг духа, что не боится он возмездия индейских идолов. Но что он, Хуан Начи Коком, крещен и верит в Иисуса Христа и Пресвятую Деву, и на деяние это получил благословлен ие своего духовного отца, настоятеля Диего де Ланды; и что потому он пойдет с нами до конца, что бы ни случилось. И что, говоря это, он дрожал, словно его била лихорадка, и плакал как ребенок».
 
 
      Пусть у меня пока и не было достойного издания по истории майя, зато на полу в прихожей стоял превосходный географический атлас, выпущенный Академией наук СССР в середине шестидесятых. Огромный, заведомо обреченный своими создателями на унизительное для любой книги место хранения, он никогда не влез бы ни на одну из виденных мной книжных полок, и потому смиренно пылился на паркете у стеллажей. В высоту его страницы достигали метра, и чтобы перевернуть их, приходилось приложить некоторое усилие. Каждая из них содержала подробнейшую рельефную карту определенного региона; был там и Юкатан.
      Почему эта мысль не пришла мне в голову раньше? Теперь я мог проследить путь, по которому двигался испанский отряд. Пусть те карты, которые теперь были в моем распоряжении, составлялись столетия спустя описанной неизвестным автором экспедиции, ландшафт за это время вряд ли сильно изменился. Конечно, вырубили и пустили под маис и скотоводческие ранчо тысячи гектаров сельвы, но реки и горы должны были оставаться на своих местах.
      Устроившись с чашкой чая на полу у раскрытого атласа, на всякий случай захватив и «Тайны» Кюммерлинга, в котором имелась пара планов местности с отмеченными древними городами и археологическими достопримечательностями, я вместе с отрядом из пятидесяти испанских солдат пустился в дорогу из Мани в неизведанные области на юго-западе.
      К тому моменту, как мы вышли из древней майянской столицы, карты Юкатана, конечно, уже существовали. Эрнан Кортес за десятилетия до этого покорил обитавших в Мексиканской долине ацтеков, противопоставив их звериной жестокости и коварству еще большую жестокость, хитрость и вероломство, а затем еще долгие годы путешествовал по Центральной Америке, подавляя мятежи, грабя, насилуя и провозглашая язычникам власть испанской короны и католической церкви.
      Кюммерлинг же еще вдобавок писал о некоем Педро де Алваре, о котором, кстати, упоминал и автор переводимого мной отчета. Этот конкистадор прославился своими завоеваниями индейских племен Гватемалы и, кажется, Гондураса, откуда, преодолев Анды, он также добрался до Юкатана.
      И с тем, и с другим путешествовали картографы, так что за сорок лет некоторые из этих земель были довольно хорошо изучены. Но к югу от Мани, похоже, начиналась такая глушь, что даже коренные обитатели полуострова отправлялись туда крайне неохотно.