Глава 14

ЗАХВАТ

Вернувшись домой из Вольной зоны, Даня придумал попить чаю. Когда он отправлялся к монахам, то хотел найти ответ на вопрос, вставший перед ним. Так и вышло. Но, получив ответ, он наткнулся на другие, новые вопросы, отвечать на которые считал себя обязанным.

Надо — сказал он. Надо вглядеться, чтоб увидеть путь. До сих пор он считал, что путь свой знает: бить нечисть поганую до тех пор, пока всю ее не выбьешь. Или пока они не убьют тебя. Второй вариант, разумеется, был совсем нежелателен, но трезво мыслящий Даня не исключал и его. И был к нему готов. Что ж! Совесть его чиста: сделал все, что мог.

А вот теперь, после разговора с отцом Никифором, стало казаться, что не все. Надо еще что-то...

Да что! Пока надо искать книгу. Вот этим и займемся. Только завтра. А сегодня по случаю начала зимы можно и отдохнуть.

Но прежде он все же соединился с уфимцами, порадовал их новой информацией. Затем — с Гвоздем. Я к тебе завтра зайду, — предупредил он. — Карту посмотрим.

— Есть, генерал, — привычно отозвался Гвоздь. — Когда?

Даня подумал.

— Ну, в полдень где-нибудь. Годится?

— Принято. Жду! Жди.

Жди меня, и я вернусь...

Опять вспомнились эти слова, пока шел по лестнице. И картина. Муха даже остановился, закрыл глаза, представил в памяти лесные дали... Ему очень захотелось туда вернуться. По наивности своей Федор и помыслить не мог о таких сложных материях, как творческое воображение и тому подобное. Еще менее могла прийти ему в голову мысль о том, что натура была найдена художником где-то за тысячи верст отсюда. Федька не то чтоб думал, просто этот мир он знал в пределах взгляда — от себя до горизонта, — а потому, естественно, и пейзаж на картине счел расположенным где-то в этих пределах. Ну, может быть, чуток подальше. Только надо его найти.

Муха вздрогнул и пошел дальше. Звук его шагов гулко зазвучал в пустом подъезде.

Мыло в темноте выпучил глаза:

— Идут!

— Тише ты! — злобно шикнул Капкан. — Придурок! Готовься.

«Придурка» Мыло съел как должное. Кто-то сказал: дурак, понявший, что он дурак, уже не дурак — с этой точки зрения Мыло дураком не был.

Оба напряглись. Глаза их привыкли к тьме и предметы различали вполне сносно.

Шаги приближались.

«Ишь топает, сволочь, — зло подумал Капкан, — хозяином!.. Ну, погоди, будет тебе щас хозяин!»

Он подтолкнул Мыло.

— А?!

— Тише, дебил!.. Слушай сюда. Как он дойдет дотуда, я — на него, сшибу и кляп в рот. А ты руки ему крути. Вот веревка.

— Ага, ага...

— Тихо! Готовься.

Мыло сглотнул. Глаза готовы были выскочить из орбит. Руки стиснули веревку.

Шаги затопали над самой головой.

Муха думал. Это оказалось на удивление здорово — раньше он и не знал, что это так. Он вспомнил, как с крыши своего дома видел края Земли — там тоже темнели леса, и где-нибудь там, конечно, и есть та самая даль...

«Найду! — решил Муха. — Чего там! Летом. Пойду, буду ходить и найду... Вернусь».

Последний лестничный марш. Федя остановился на полминуты, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, перешагнул через веревку и пошел к выходу.

Когда шаги зазвучали не над головой, а у самой головы, Мыло едва не обмер. Руки затряслись. Он ощутил, как напрягся Капкан рядом с ним.

Фигура человека показалась в проеме двери, на левом плече вниз стволом висело ружье.

Мыло и глазом не успел моргнуть — Капкан молнией бросился вперед.

Удар!

Муха ничего не успел. На спину ему точно рухнул потолок. Карабин полетел вперед. Сам Федя полетел вперед и вниз и больно треснулся левым плечом о цементный пол.

— А-а, гаденыш!..

Федя разинул рот — и вмиг в него загнали кляп. Руки! Руки крути ему!..

Тяжесть завозилась, запыхтела на спине у него. Федька свирепо лягнул ногой. Попал! Кто-то сдавленно крякнул.

Замелькало множество ног, загомонили голоса.

— Ну? Взяли?!

— Упакован... — довольно пропыхтел сволочной голос. — Брыкается!

Но Муха уже не брыкался. Мотали веревками обе ноги. Он стал извиваться. Толку от этого было немного. Тогда он попытался языком вытолкнуть кляп. Вроде бы тряпка подалась.

— Берите!

Несколько рук сразу подхватили Федькино тело и понесли — примерно как путейские рабочие тащат рельс. Под вытаращенными его глазами проплыли: пол, порог, крыльцо — и вот пошел снег.

И тут Мухе удалось вытолкнуть кляп.

Он даже орать не стал, а в гневе хватил зубами первый попавшийся кулак — здоровенный, мясистый, с толстыми пальцами.

— А-а!.. — дико заорал Капкан — ибо рука была его. — Ах ты, паскуда!..

Кулак мелькнул — и страшный удар вышиб из Федьки дух.

От ярости Тощий готов был разорвать огромного детину.

Все отшатнулись — никогда еще не видели босса таким. А самое страшное — что он вовсе не повысил голоса. Наоборот, понизил.

— Ты что же это, харя, — заговорил он так, что окружающие стали ни живы ни мертвы, — что же ты творишь?.. Я сколько раз говорил...

— Да он, сволочь, меня за руку!..

— А я тебя сейчас за все органы. Ты меня понял?

— Понял.

— Нет, не понял. Не понял! А сейчас поймешь. Если он сдох — то и ты сдохнешь. Обещаю.

Капкан злобно ощерился. Чего уж там, труса спраздновал. Что босс слово сдержит — он знал. А подыхать, однако ж, не хотелось.

Но Муха выручил его. Он слабо пошевелил головой и застонал.

— Да жив он, босс! Видите? Живой, рожа!

Капкан проворно нагнулся над лежащим. Муха дышал, глаза закрыты. Кровь из носа и изо рта текла на снег.

— Живой, — повторил Капкан, убеждая сам себя.

— Ну, берите, — велел Тощий. — Карабин его где?

— Вот, босс, — показал Редька. — В целости и сохранности! Вот еще и рация у него есть!

— Отключить!.. Ну, тащите.

Несколько рук подхватили Муху и потащили. Голова его сникла. Кровь часто капала на снег.

— Живее, — велел Тощий.

Разбойники запыхтели, затолкались от усердия. Им стало жарко. Суровый взор шефа был лучшим стимулом.

— Кляп, — суетился Ботва, — кляп ему обратно! Очухается, заорет как резаный...

— Засуньте, — приказал Тощий. И в окровавленный Федькин рот вторично вбили тряпку, еще глубже.

— Вот так! — победно сказал Капкан.

Даня пришел к Гвоздю, как обещал, ровно в полдень.

— Привет. — Он улыбнулся. — Чаю?

— Ну так, — довольно отвечал Гвоздь. — Все готово, ждет... Чай-то у меня имеется, вот с табаком дело швах... Ну ничего, Муха сейчас должен поднести. Я ему пули отлил — такие, знаешь, с вращением в воздухе, для «Сайги»...

— Знаю. А ты слыхал, что Немо с Тэйки нашли?

— Нашли? В разведке, что ли?

— Ну да. Обнаружили, вернее.

— Клад! — Гвоздь загоготал.

— Пуще того, — в тон ему отвечал Даня. — Защитничков целое гнездо.

— Да ну?! — Гвоздь сразу острить перестал.

— Точно. — Даня хлебнул чаю. — В Бирюлево.

— А ну-ка... — Гвоздь шибко заинтересовался. Вскочил, выволок на свет божий карту. — Где?

Две лохматые головы склонились над картой. Даня ткнул пальцем:

— По его рассказу, вот тут примерно.

— Ага... Так тут Муха неподалеку живет, вот где.

— Ну уж и неподалеку...

— Ну все-таки. Надо ему звякнуть!

— Погоди. Зачем? Ты же говоришь, сейчас должен прийти?

— А, да! Точно. Ладно, побазарим... Не наша зона, конечно. А все равно, неплохо было бы — к ногтю всю эту мразь!

— Согласен. Подумаем. Но нам еще с книгой надо вопрос решить, не забывай.

— Ну так! Где, говоришь, находится?

— На севере. Спорткомплекс «Олимпийский».

— Север, север... Вот, смотрим. О... Останкино. Телецентр! Телевидение тут было.

— Было, да сплыло. Ты не отвлекайся, ищи.

— Ищу. Вэ... Вэ, Дэ, Нэ, Хэ! О как! ВДНХ. Это чего такое?

— Не знаю, Гвоздь.

— И я не знаю. Ты там был когда-нибудь?

— Шутишь?..

Водя пальцем по карте, Даня упорно вспоминал отца Никифора. Вернее, сами вспоминались слова о пути, который рядом... Может быть. А может не быть. Вот ищи. Посоветовал, нечего сказать... Ну а вообще-то, конечно, прав, душа монашеская: надо...

— Нашел, — сказал Даня. Палец замер в одной точке.

— Где? — сунулся Гвоздь.

— Вот, — Даня постучал ногтем.

Гвоздь смерил глазами расстояние, присвистнул:

— Да уж! Ничего себе. Как добираться-то туда будем?

— Разберемся. — Даня не признавал неразрешимых задач. — Подумаем.

— Ну, это... — Гвоздь не договорил. — Так, ну где этот собачий сын, Муха?! Давно уже пора быть. Шляется где-то!

Гвоздь начал вызывать «собачьего сына» по рации, и безуспешно. Это его немного удивило.

— Странно. Не откликается... Отключился, что ли?

— Батареи сели, — предположил Даня.

— Батареи? Да нет, не должны. Он мне перед выходом звякнул. Иду, мол. Все в порядке было.

— Когда это случилось по времени?

— Н-ну... с час, полтора тому назад. Полтора, да. Так вернее.

Даня слегка приподнял брови:

— М-да. Пора бы явиться.

— Вот и я о том же... Ладно, подождем. Стали ждать. Пили чай, рассматривали карту, вздыхая о том, сколько же еще неисследованных земель в этом мире... Гвоздь заговорил про то, что он, пожалуй бы, и смог собрать телевизор, вполне работоспособный; да вот беда: как его смотреть, если нет трансляций...

В общем, болтали о пустяках, однако тревога грызла обоих. Они почему-то избегали про это говорить... но наконец Гвоздь не выдержал.

— Слушай, — серьезно сказал он. — Тут что-то неладно. А ну-ка...

Он опять стал вызванивать Муху, и опять без толку.

— Молчит, собака!

— Звони Немо. — Даня встал. — Пойдем искать. Принять решение — это Даня умел.

Немо шел первым. Его прямая спина была самым надежным ориентиром. В сущности, можно ничего не опасаться, не озираться и не напрягаться, когда с тобой Немо. Но Даня все же озирался.

Привычка! Береженого Бог бережет. Всю жизнь свою Даня бессознательно следовал этому девизу и был глубоко прав — даже когда это было излишним.

Потому что излишним это не было никогда.

Шли осторожно, но быстро, — понятное дело, как рейнджер Немо был круче всех. Гвоздь малость запыхался: он в походном деле не блистал. Но шагал зло, упорно, ничуть не выдавая своей слабости. Его это даже слегка задело за живое, и он старался изо всех сил...

— Стоп. — Немо вскинул руку.

Стали все мгновенно. Замерли. Немо слушал тишину.

Однако даже его суперслух не мог разобрать ничего внятного. Шумы — да, смутные, неясные. Мало ли что может издавать смутные звуки пусть и в почти вымершей, но огромной Москве...

— Идем, — сказал Немо. — Нет ничего.

— Показалось? — спросил Гвоздь.

— Нет, — помолчав, ответил Немо. — Профилактика.

— Нужное дело, — одобрил Даня.

Еще раз в пути Немо останавливался для профилактики и так же ничего не уловил. А вскоре показался Мухин дом.

Минуты три, притаясь, сидели за укрытием, напряженно рассматривая пустой, безмолвный двор. Может, это и была перестраховка — но никто не счел ее избыточной. Выждали, посмотрели. И аккуратно двинулись к дому, а дойдя, тронулись вдоль стены: первым Немо, за ним Гвоздь и Даня — замыкающим.

Чем ближе подбирались они к подъезду, тем сильнее нарастало в Дане тяжелое, нехорошее чувство. И Даня даже не пытался с ним бороться. Бесполезно.

Только раз мелькнуло: а может, это просто волнение?.. Но тут же он жестко укорил себя: брось, генерал! Никакое это не волнение. Это предчувствие правды. Это...

— Вот, — сказал Немо. И шагнул влево.

Даня и сам увидел. Тяжесть сдавила сердце. На снегу отчетливо виднелось пятно крови.

— Гвоздь, проследи, — сказал он.

— Понял, генерал. — Гвоздь вскинул автомат, озираясь.

Даня нагнулся над пятном. Кровь впиталась, застыла, но была свежей. Еще маленькие капельки ее тянулись дорожкой по двору.

— Здесь сбили, — молвил Немо. — И потащили туда.

— По следу! — приказал Даня. — Следить за округой.

След вел прямо от крыльца, к гаражам. Не только кровь — снег был истоптан множеством ног.

— Люди, — заключил Немо. — Не меньше пяти. Даня кивнул. По снегу все читалось, как по книге.

— Скорей, — зачем-то сказал он. — Туда! Холодный, жестокий азарт охотника погнал его вперед.

— Генерал, — негромко сказал Немо.

— Да?..

— Погоди.

Немо умел сказать так, чтоб его послушали. Даня остановился:

— Что?

— Я уверен, что это те. Которых обнаружили мы с Тэйки. Они его взяли.

Подошел Гвоздь, шмыгнул носом. Даня проследил линию следов, соотнес ее направление с тем, что слышал от Немо, видел на карте — и понял, что Немо прав...

Скорее всего прав. Рационалист в Дане держал оборону твердо.

— Но проследить надо, — произнес он.

— Надо, — согласился Немо. — Я прослежу. А вы возвращайтесь. Надо сбор объявлять. Будем спасать.

Гвоздь сдвинул шапку, почесал в затылке. Что-то такое промелькнуло в его взгляде...

— Ты что? — сдвинул брови Даня.

— Да... гм! Спасать-то надо, без базара. Только боюсь, как бы не кончили уже парня, а?

— Нет, — резко сказал Даня. — Раз поволокли, значит, живым нужен.

— А! Точно. — Гвоздь обрадовался.

— Но может, что и ненадолго. Потому надо спешить. Немо!

— Я, генерал.

— Ты на связи?

— Конечно. — Рука Немо полезла за пазуху, вынула рацию. — Вот.

— Отлично. Значит, как проследишь, отзвонишься. Мы собираем всех. Уфимских тоже. Идем выручать. Мы своих не сдаем!

Глава 15

ОДИН ЗА ВСЕХ

Муха выплывал из провала несколько раз. Первый — еще на улице, очень смутно, как в бреду. Он разлепил веки, увидел снег, мелькающие ноги, услышал сбивчивое сопение — и вновь провалился в никуда.

Потом ему показалось, что кто-то тянет, дергает его за руки, он ощутил тупую боль в ушибленном плече. Пошевелил языком, и другая боль отдалась в правой скуле. Муха успел почувствовать во рту вкус крови... Но даже не успел понять, что потерял сознание. А потом резкая вонь шибанула в нос. Федя откинул голову, но эта дрянь пробила его еще раз. Муха дернулся, но с места не сдвинулся. Еще сунь, — услышал он голос. «Я вам суну, гады», — хотел сказать Муха, но вместо того промычал что-то вроде:

— Э-аммм!.. — Язык не слушался его.

— Очухался! — радостно сказал другой голос. Глаза Мухи открылись, тусклый взгляд проехался по мрачной комнате...

Да, то была комната, и именно мрачная.

Даже не столько мрачный, сколько дикий был у нее вид.

Подсобка гастронома — помещение без окон, только с дверью. Дверь, кстати, вовсе не была закрыта, да и закрывать ее нужды не было. Пленник все равно никуда удрать не мог.

Что там удрать! Он не мог и пошевелиться: сидел на тяжелом железном стуле, прочно привязанный к нему.

Где бандиты раздобыли этот стул — уму непостижимо.

Перед беспомощным Мухой стоял Тощий. В левой руке он держал склянку с нашатырным спиртом, в правой — тряпку, этим спиртом пропитанную. Правую руку он и подносил к Федькиным ноздрям. Откуда у главаря взялся водный раствор аммиака — тоже тайна сия великая есть.

За спиной Мухи топтался, с любопытством поглядывая на все это, Редька. Он держал «вечный» фонарик, такой же был и у Капкана, стоявшего сбоку, — бывший фонарь Жженого. Кроме того, на полу поодаль стояла известная керосиновая лампа, горевшая неровно и чадившая. В сумме три этих источника света и создавали дикий, мрачный фон, вроде подвала средневекового замка.

Вместе с памятью к Мухе возвращалась способность соображать — да вот радости от того было совсем немного. Он прекрасно понял, что с ним случилось; где он находится, конечно, он не знал, да это и не важно было. Важно было осознание произошедшего — а именно того, что дела обстоят хреново.

Можно было потянуть время, притворяясь оглушенным, но не до бесконечности же. Да и тогда так и будут совать в нос дерьмо.

Чья-то рука несильно хлопнула Федьку по щеке.

— Ну, будет, — сказал голос. — Видно, что очнулся. Не бойся, ничего не сделаем.

Конечно, так Муха им и поверил, уродам. Но делать нечего, глаза открыл.

Увидя, что объект приходит в себя, Тощий кликнул:

— Пистон!

— Я, босс. — Тот выступил из мрака.

— Возьми. — Тощий отдал ему склянку и тряпку. Пленник вполне осмысленно поводил глазами по округе. Затем горло его сделало судорожное глотательное движение.

Тощий понимал, что сладким голосом сюсюкать бесполезно. Рычать зверем — такая же чушь в данной ситуации. Потому он заговорил спокойно и размеренно:

— Слушай, малый, меня внимательно. Слушаешь? Муха вынужден был кивнуть.

— Вот и отлично. Ты, видимо, уже понял, где ты. Ты в плену. Дела твои аховые, прямо скажем. Сделать ты ничего не можешь, сам видишь. А мы можем, все, что захотим. Захотим убить — шлепнем на месте.

И Тощий вынул пистолет — бельгийский ФН-27 с электронным комплексом «свой — чужой» — далекий потомок легендарного «хай-пауэра»[5].

Электроника в нем, понятно, давно сдохла, но все прочее работало как часы.

Дульный срез уткнулся Федьке в переносицу. Тощий это сделал намеренно: чтобы беспомощный человек ощутил смертный холод между глаз.

Муха ощутил. Этот холод словно влился в него, потек по телу. А психологические этюды на том не закончились. Тощий легко и просто нажал на спуск.

Звонко щелкнул боек.

Федя вздрогнул всем телом — так, что чуть не опрокинулся со стулом вместе.

Пистолет был не заряжен.

— Х-ха! — грубо хохотнул Капкан.

Щелчок предохранителя. Пистолет исчез.

— Вот видишь, — ровно молвил Тощий, — Это пример. Но никто ничего тебе не сделает — и пальцем не тронет! — если ты будешь делать, что тебе скажут. Понимаешь?