Американцы переживали период становления. И хотя их отличала большая энергия и свобода в ведении дел, лишь обзаведясь достатком, они заметили, какое удовольствие можно получать от плавания под парусами ради развлечения, от занятия, столь распространенного у их аристократических, но нелюбимых «родственников» на Британских островах. В первые десятилетия XIX века количество американских яхт росло медленно; следует учитывать, что одновременно шли поиски конструкций, наиболее отвечающих местным условиям.
Стивенсы — в то время лидирующие американские яхтсмены лишь через семь лет после яхты «Водолаз» решились на постройку 17-метровой яхты «Трабл», а в 1820 году — на первый в Соединенных Штатах катамаран «Дабл Трабл». Позже Стивенсы пристрастились к шхунам, построив в 1832 году «Волну», в 1839 году — «Онкахи» и в 1844 году — историческую «Безделушку», длиной по ватерлинии 15 метров.
В каюте этой яхты 30 июля 1844 года в 5 часов вечера собрались девять владельцев нью-йоркских яхт. Они решили основать Нью-йоркский яхт-клуб (New York Yacht Club), а его командором избрали Джона Кокса Стивенса, третьего сына инженера Джона Стивенса, столь же одаренного в области техники, как и вся семья, преданная кораблестроению и технике морского и железнодорожного транспорта.
Уже на другой день из Хобокена под флагом вновь созданного клуба отплыла эскадра, направляясь вдоль Лонг-Айленда в Нью-порт в штате Род-Айленд. Там произошла встреча с двумя бостонскими яхтами: тендером «Бэлл» и шхуной «Северное сияние». Владельцы этих яхт, трое бостонцев, были приняты в Ньюгюрте в члены Нью-йоркского яхт-клуба, старейшего клуба яхтсменов Американского континента.
К старейшим яхт-клубам мира относился также Шведский королевский парусный клуб (Kungeliga Svenska Segel Sallskapet), основанный в 1830 году. Он же был и старейшим балтийским яхт-клубом, учитывая, что существование Клуба невской флотилии в Петербурге было недолговременным.
Создание яхт-клуба в Швеции пришлось на правление Карла XIV — французского мещанина и бывшего наполеоновского маршала Жана Батиста Жюли Бернадотта. Оставив военную службу, Бернадотт согласился на предложенное ему наследование трона Швеции, став в 1810 году приемным сыном короля Карла XIII. Карл XIV изменил воинственную и агрессивную политику Швеции на мирную и на своей второй родине поддерживал развитие экономики, науки и культуры.
Глубоко укоренившиеся у шведов традиции плавания под парусами и удобное морское побережье способствовали развитию яхтинга. Каждый располагавший средствами и временем мог заниматься парусом. Страсть к приключениям, привычка к морю и богатое воображение шведов находили в широком развитии яхтинга весьма удобный выход. С течением лет любительское плавание под парусами стало народным спортом не только в Швеции, но и в Дании, Финляндии, Норвегии. А результаты, достигаемые скандинавами, особенно в гонках, позволяли им постоянно находиться в головной группе мирового яхтинга.
Французы были не менее доблестными и славными парусниками, чем англичане, и, если бы не гений Нельсона и не ошибка Наполеона в оценке боевой пригодности изобретения Фултона, морское могущество Франции, вероятно, не уступало бы британскому. Во всяком случае, быстроходность судов французских контрабандистов конца XVIII века значительно превышала скорость английских таможенных сторожевиков и лишь благодаря случаю один из бретонских тендеров, застигнутый у острова Уайт, попал в руки англичан. Форма этого тендера послужила в 1830 году британскому судостроителю Имману из Лемингтона в качестве модели. Так была построена одна из быстроходнейших яхт — знаменитый тендер «Алярм» для Джозефа Велда.
Славились и французские лоцманские тендеры, очень остойчивые и быстроходные, приспособленные для плавания у океанских берегов. Больше всего их было в Гавре. Однако лишь в 1838 году там возникло первое французское объединение яхтсменов под названием Гоночное общество в Гавре (Societe de Regates du Navre). Двадцать лет спустя в Париже был основан Парижский парусный клуб (Cerkle de la Voile de Paris). Морские клубы действовали также в Руане, в нескольких портах Бретани, несколько позже — в юго-западных портах и, наконец, на средиземноморском побережье.
Практическое применение пара для движения судов вскоре разделило яхтсменов на сторонников и противников этого изобретения. Среди членов старейших яхт-клубов нашлись, разумеется, глашатаи и пропагандисты плавания на яхтах с механическим двигателем. К ним относился и член Королевской яхтенной эскадры Т.А.Смит — энтузиаст яхтинга и охоты на лисиц. Он первым из англичан заказал на верфи в Клайде яхту «Меней», оборудованную паровым двигателем и боковыми колесами с лопастями.
Представьте себе возмущение яхтсменов-парусников, которое вызвал извергающий дым и пар «Меней», подплывший в 1827 году со своим владельцем на палубе к нарядной пристани в Каусе. К Смиту отнеслись соответственно его опрометчивости. Достойный клуб принял единогласное постановление, дисквалифицирующее каждого из членов, применивших на своей яхте паровой двигатель. Протесты и объяснения Смита не помогли. Решение клуба позволило сохранить истинный парусный характер яхтинга, оно было изменено только в 1844 году, когда в клуб были допущены паровые суда мощностью 100 и более лошадиных сил.
Постановление Королевской яхтенной эскадры имело важные последствия, ибо предрешало вопрос плавания ради удовольствия в пользу парусов, решительно отвергая американские паровые новинки. Это, несомненно, было выражением консерватизма английской аристократии. Хотя, как мы видим, постановление было принято без мысли о будущем, оно устанавливало норму, обязательную для английского джентльмена. С той поры спортивной могла быть только парусная яхта.
Осуждение клубом Королевской яхтенной эскадры паровой яхты не смогло отнять у этого судна его практических достоинств. Видимо, Смит не ушел после такого решения из своего клуба и не продал «Менея». Правда, его яхта не получила право носить флаг клуба, но оказалась подходящим средством для индивидуальных морских путешествий. Примеру Смита последовали другие богачи, которых интересовали главным образом морские прогулки, а не само плавание под парусами.
Применение паровой машины, а затем двигателей внутреннего сгорания создало новый тип роскошного прогулочного судна: моторную яхту. Яхта с механическим двигателем освобождала парусные яхты от одной из основных функций, которую они выполняли прежде, — от функции кареты. Теперь судостроители могли всецело сосредоточить внимание на быстроходности и других мореходных качествах парусных яхт. С той поры перед яхтой, окрыленной полотном, была поставлена одна прекрасная и романтическая задача: служить человеческой радости, быть кораблем для плавания, предпринимаемого лишь для отдыха, поиска приключений и удовольствия.
Следует добавить, что XIX век — век яростной борьбы между парусниками и пароходами за первенство на море — способствовал также развитию духа соперничества. Эпоха клиперов, сосредоточив внимание на быстроходности этих судов, научила мир увлекаться гонками этих великолепных парусников. Бурное развитие пароходного плавания быстро вытесняло паруса из торгового и военного флота. Во имя интересов судовладельцев шла беспощадная борьба между моряками, с детства свыкшимися с парусами, и новыми людьми, безразличными к поэзии пассатного плавания под парусами, но верящими в целесообразность технического прогресса.
Любительское плавание под парусами извлекало из этой борьбы пользу. По мере ухода в тень крупных торговых парусных кораблей и нарастания безработицы среди квалифицированных моряков-парусников наиболее даровитые мореходы переходили с клиперов на палубы яхт, принося с собой романтику морских просторов, богатство профессионального опыта, любовь к дальним плаваниям и неисчерпаемую анергию. Еще до того, как крупные парусники окончательно потерпели поражение, их безработные капитаны наметили новые, одинокие морские тропы, по которым с тех пор устремлялись через океаны сотни парусных яхт всего мира.
С тех пор как «железный» герцог Веллингтон одержал победу в битве при Ватерлоо, политическая и экономическая гегемония Великобритании не вызывала больше никаких сомнений, по крайней мере у самих англичан. Еще до этого победа Нельсона у мыса Трафальгар обеспечила морякам Альбиона превосходство на морях, которое ранее оспаривала Франция. Казалось, и в яхтинге мировая пальма первенства должна принадлежать англичанам.
После окончания Наполеоновских войн британский парусный спорт стремительно развивался. Росло число вновь строящихся яхт, в том числе таких быстроходных, как тендеры «Алярм», «Пирл» и «Эрроу». Значительно возрос в этот период интерес к состязаниям парусников, появлялись все новые и новые яхт-клубы.
Большую поддержку развитию парусных состязаний оказал королевский двор Англии. После того как король Георг IV стал членом Королевской яхтенной эскадры (Royal Yacht Squadron), а его брат и наследник Уильям IV учредил в 1834 году призовой кубок для победителей регат, яхтинг стал королевским видом спорта, санкционированным верховными властителями государства. Присуждение кубка победителям регат в Каусе стало с тех пор традицией и побуждало владельцев яхт и их экипажи охотно участвовать в состязаниях.
Прогулки на яхтах совершала также многочисленная королевская семья. Во время правления Уильяма IV это привело к забавному инциденту. Официальной престолонаследницей короля считалась его племянница Виктория, бывшая в то время еще подростком. Мать Виктории, герцогиня Кентская, плавая вместе с дочерью на своей яхте вдоль южного побережья Англии, требовала, чтобы все встречные военные корабли и береговые форты отдавали ее яхте королевские почести. Это домогательство доводило до бешенства бездетного короля, до глубины души ненавидевшего свою невестку-немку.
Виктория стала английской королевой в 1837 году. Менее чем через три года она вышла замуж за Альберта, выходца из немецкого рода Саксен-Кобург-Гота. Когда настала пора нанести визиты родственным дворам, Виктория и Альберт, к вящему удовольствию молодой королевы, отправились в вояж на своей яхте. Как вспоминают свидетели, Виктория, взойдя на борт, восторженно воскликнула: «Обожаю суда!» Она с большой ловкостью взбиралась по веревочным трапам и спускалась с них, обмениваясь шутками с экипажем яхты. Позже Виктория и Альберт приобрели имение Осборн на острове Уайт, находящееся у самого берега моря, неподалеку от замка Генриха VIII в Каусе. Они построили там новый большой дворец, в котором в 1901 году, после 64 лет своего правления, скончалась самая долговечная королева мира.
Близкое соседство имения Осборн с местонахождением Королевской яхтенной эскадры и главным центром британского парусного спорта оказало, естественно, значительное влияние на развитие яхтинга. Королева Виктория, находясь непосредственно на острове Уайт, весьма интересовалась всеми событиями, происходившими среди яхтсменов. Особенно она следила за соблюдением этикета и благопристойности. В эпоху правления ее дядей Англию можно было считать страной, высшие сферы которой образовали сборище пьяниц, обжор и развратников. Гувернанткой Виктории была дочь немецкого пастора, которая, в частности, внушила своей воспитаннице отвращение к алкоголю — королева поэтому терпеть не могла пьянства.
Легко себе представить, что джентльмены из Кауса отнюдь не были в восторге от того, что королева вникала в подробности пирушек, которым они предавались после парусных состязаний. Однако Виктория была требовательной, неуступчивой и вместе с тем изобретательной. Хитрая Виктория велела ювелирам, изготовлявшим кубки — призы за победы — делать их без дна, так что из этих кубков нельзя было выпить даже за здоровье самой королевы. В результате джентльмены из Кауса давали волю своим дурным страстям и привычкам лишь во время более дальних плаваний на яхтах.
Бурные события, разыгравшиеся на Европейском континенте в эпоху буржуазно-демократических революций в ряде стран в 1848 году, серьезно обеспокоили деспотичную Викторию. Однако, когда миновала наиболее грозная волна этих социальных потрясений, Виктория увлеченно занялась претворением в жизнь замысла ее супруга Альберта, предложившего устроить в Лондоне всемирную промышленную выставку.
Смелый проект предусматривал сооружение импозантного выставочного павильона в лондонском Гайд-парке, а также проведение во время работы выставки ряда научных, художественных и спортивных мероприятий. Одним из таких крупных мероприятий, долженствующих увенчать выставку и прославить британский яхтинг, стала регата в Каусе, на которую были приглашены спортсмены-парусники всего мира.
Лондонская выставка вызвала вполне понятный интерес и стремление в американских деловых кругах показать Соединенные Штаты в Англии с самой лучшей стороны. Переговоры об участии в выставке вели прежде всего коммерческие и промышленные круги. Осенью 1850 года некий английский журналист обратил внимание на то, что на выставке можно показать одно из прославленных нью-йоркских лоцманских судов. Эта идея подействовала, словно искра на пороховую бочку. Известие переслали Джону Коксу Стивенсу, командору Нью-йоркского яхт-клуба.
Поначалу американцы собирались отправить на выставку лоцманскую шхуну «Мэри Тэйлор». Однако ее создатель Джордж Стирс воспротивился этому, заверив, что он в состоянии построить новую яхту, которая победит в состязании любую, даже самую скоростную яхту в мире.
Джордж был сыном Генри Стирса, одного из ведущих американских судостроителей. Он мечтал о том, чтобы строить самые скоростные суда в мире. В свои И лет Джордж соорудил открытую парусную лодку-плоскодонку; старший брат сломал ее, опасаясь несчастного случая. Шестнадцатилетним парнишкой Джордж построил шлюп «Мартин фон Борен», который в регате победил яхту «Гладиатор», считавшуюся самой быстроходной в этом классе. Победа привлекла к Стирсу внимание командора Стивенса. Три года спустя Стирс соорудил 37-тонную яхту «Манхаттан».
На первых порах Стирс придерживался традиционных конструкций: подводная часть корпуса его кораблей напоминала своей формой сочетание головы трески и хвоста скумбрии. По этому принципу суда строились уже в XVII веке. Пузатый, полный нос рассекал воду, которая обтекала борта, сходившиеся на корме в форме рыбьего хвоста. Но вскоре Стирс изменил освященные традицией пропорции. Он заострил носовую часть и придал ей большую обтекаемость, сделал более вдавленным переход борта от носа к середине и от середины к корме. Надводную часть корпуса Стирс удлинил впереди и у кормы и пристроил длинный бушприт, что позволило увеличить парусность на мачтах. Сконструированная по этому типу лоцманская шхуна «Мэри Тэйлор» прославила имя Стирса. Она оказалась необычайно быстроходной, маневренной и обладала чрезвычайно высокими мореходными качествами. С тех пор она стала образцом для лоцманских судов.
Еще больших успехов Стирс достиг в сооружении яхт. «Сайрин», «Уна», «Рэй», «Джулия», «Сигнит», «Корнелия», «Хэйз» — вот названия яхт, построенных Стирсом. В течение многих лет все они достигали отличных результатов в регатах и прославили Стирса как выдающегося конструктора. Однако судьба не оказалась к нему благосклонной. В 1856 году он погиб в расцвете сил в результате несчастного случая на улице.
В ту пору, когда из Англии поступило приглашение на регату в Каус, Стирс работал на большой верфи в Иот-Ривер, принадлежавшей Уильяму Г. Брауну. Предприниматель согласился взять на себя постройку яхты конструкции Стирса. Оставалось найти группу меценатов, которая согласилась бы финансировать сооружение самой быстроходной яхты в мире и ее отправку через Атлантический океан.
Трудным оказался также вопрос о сроках. Они были очень сжатыми. Выставка должна была открыться 1 мая 1851 года, а регата в Каусе разыгрывалась обычно в августе. В середине ноября 1850 года, когда решалось, принимать ли участие в гонках, до их начала оставалось всего девять месяцев. За это время, помимо самой постройки яхты, нужно было успеть подготовиться к рейсу через Атлантику, осуществить этот рейс и подготовить яхту и ее экипаж к регате. Таким образом, на конструирование и постройку яхты оставалось не больше четырех с половиной месяцев. Что и говорить, срок для столь серьезного предприятия необычайно короткий.
Нью-йоркскому синдикату, созданному для финансирования строительства яхты, предстояло трудное решение. В случае неудачи, помимо риска крупных финансовых потерь, возникала стократ более серьезная угроза потери престижа. Причем не только для самих инициаторов этого всемирного соревнования яхтсменов, но и для страны, исполненной гордости за свои политические и экономические достижения, но пока лишь закладывающей основы могущества и влияния. Сколь же глубокой в этих условиях оказалась вера в талант Стирса, в производственный потенциал верфи Брауна и прежде всего в собственные силы членов синдиката, если, несмотря на все сомнения, дело завершилось заключением договора в форме обмена двумя весьма характерными письмами.
«Милостивый государь! — писал 15 ноября 1850 года владелец верфи Браун Дж. Л. Шуйлеру, уполномоченному синдиката, возглавляемого Дж. К. Стивенсом, командором Нью-йоркского яхт-клуба. — Предлагаю построить для Вас яхту грузоподъемностью не менее 140 тонн по таможенным мерам на следующих условиях. Яхта будет изготовлена самым добротным по возможности образом, обшита медными листами, снабжена оснасткой и оборудована внутри каютами, кухней, столовой утварью, санитарной техникой и т. п. и будет полностью готова к мореплаванию. Выбор внутреннего оборудования яхты и меблировки предоставляется Вам. Выбор формы и конструкции корпуса яхты, ее мачтовое и парусное вооружение предоставляется целиком мне, причем само собой разумеется, что яхта должна быть мореходным судном дальнего плавания, пригодным для навигации в океане. За готовое к плаванию и полностью оснащенное судно Вы уплатите мне 30 тысяч долларов на следующих условиях:
Готовое судно будет передано в распоряжение арбитра, господина Гамильтона Уилкеса, который по проведении в течение двадцати дней испытаний, какие он сочтет нужными, решит, является ли яхта более быстроходной, чем любое другое судно в Соединенных Штатах, которое будет состязаться с ним, или же не является таковой. Издержки, связанные с этими испытаниями, ложатся на Вас.
В случае, если арбитр решит, что яхта не является более быстроходной, чем любое другое судно, которое будет с ней состязаться, Вы полностью освобождаетесь от обязанности принять яхту и уплатить за нее. Больше того, даже если арбитр установит, что яхта более быстроходная, чем другие судна в Соединенных Штатах, Вам предоставляется право отправить яхту в Англию, записать ее для участия в гонках против любого построенного там судна аналогичной величины, и, если яхта потерпит поражение, Вы вправе отказаться принять ее. Все расходы по путешествию туда и обратно ложатся на Вас. Испытания быстроходности могут быть произведены в Англии любым способом, который Вы сочтете необходимым и изложите письменно».
В ответ Шуйлер писал:
«Милостивый государь! Ваше предложение построить для меня яхту грузоподъемностью не менее 140 тонн по таможенным мерам за 30 тысяч долларов с уплатой на определенных условиях, изложенных в Вашем письме от 15 сего месяца, я довел до сведения нескольких моих друзей, интересующихся этим вопросом. Цена высокая, но, принимая во внимание благородный и спортивный характер Вашего предложения, испытания скорости и т. п., мы решили, что предложение такого рода отвергнуть нельзя. Я принимаю его, поэтому и прошу незамедлительно приступить к работе. Ставлю только непременным условием, чтобы яхта была абсолютно готовой к испытаниям к 1 апреля будущего года».
Чтобы получить представление, какой объект предстояло создать, стоит ознакомиться несколько подробнее с яхтой, вошедшей в историю парусного мореплавания под названием шхуна «Америка».
Ее длина по палубе, от носа до кормы, составляла 28,5 м, а вместе с бушпритом — 38,25 м; ширина — 6,86 м; осадка — 3,35 м; грузоподъемность — 170,5 тонны. Высота передней мачты — 24,23 м, главной — 24,69 м. Корпус был сооружен на каркасе, скомпонованном из пяти сортов древесины и охваченном стальными скрепами. Обшивка корпуса выполнена из светлого дуба, толщиной в 76 мм, а палубы — из желтой сосны, толщиной 64 мм. Все днище вплоть до высоты в 15 см над ватерлинией обито медными листами. Корпус окрасили краской оловянного цвета извне и белого цвета — изнутри.
Под палубой яхты был проложен удобный коридор, который вел от кормы до носовой каюты. Площадь передней каюты, предназначенной для шести человек экипажа яхты, составляла около 5,5 на 6,5 м, она была оборудована спальными койками, удобными шкафчиками и кладовками для инвентаря. Позади нее, по направлению к корме, находились два туалета, умывальня и кухня. В роскошно оборудованной главной каюте имелось 15 спальных мест. У правого борта, рядом с кокпитом, помещалась изысканная ванная, а на противоположной стороне находился большой гардероб. Сзади, за кокпитом, была устроена кладовая для парусов и помещалась роскошная кормовая каюта. Стены кают, облицованные плитками из розового и орехового дерева, украшены резьбой и полированы. Обивка сидений и драпировка изготовлены из зеленого шелкового вельвета. Какого бы мнения мы ни были сегодня об изяществе этого интерьера, нет сомнения, что строители яхты не пожалели средств, чтобы сделать его весьма презентабельным. Общая площадь комплекта главных парусов шхуны «Америка», изготовленного лучшим нью-йоркским мастером того времени Р. Г. Вильсоном, составляла 489 кв.м.
Несмотря на все усилия конструктора и работников верфи, постройку и оснащение столь большой яхты не удалось закончить в условленный срок. Дата приемки была отложена поэтому до 1 мая 1851 г., но лишь 3 мая яхта была спущена на воду.
Первое испытание шхуны «Америка» окончилось неудачей. В гонку синдикат включил необычайно быстроходный швертбот «Мария», построенный Робертом Ливингстоном Стивенсом в 1845 году. Дорогостоящая реконструкция этой яхты, произведенная Джоном Коксом Стивенсом в 1850 году, привела к разительным результатам: при сильном бризе на прибрежных водах «Мария» достигала скорости порядка 17 узлов. Это была любимая яхта командора Дж. К.Стивенса.
Формально после испытания, во время которого «Мария» без труда обгоняла новую шхуну, синдикат мог расторгнуть договор с Брауном. Оказалось, однако, что «Америка», менее быстроходная, чем «Мария», тем не менее опережала все другие яхты и парусные суда и, кроме того, могла переплыть океан, для чего «Мария» в то время никак не годилась. Было решено поэтому приобрести шхуну «Америка» по сниженной до 20 тысяч долларов цене. Окончательная приемка яхты от верфи произошла 17 июня, а три дня спустя «Америка» вышла из Нью-Йорка с экипажем в 13 человек на борту. Капитаном шхуны был Дик Браун, профессиональный морской офицер и командир лоцманской шхуны «Мэри Тэйлор»; его помощником — лейтенант Нельсон Комсток. В состав экипажа входили шесть опытных моряков, кок и юнга. Кроме них, на борту находились конструктор Джордж Стирс, его брат Джеймс и 15-летний племянник Генри.
В состав группы, представляющей синдикат владельцев яхты, входили командор Джон Кокс Стивенс, его брат Эдвин Огаст и полковник Джеймс А. Гамильтон. Они отправились раньше на пароходе во Францию, чтобы закупить в Париже изысканные напитки и лакомства для приема гостей, которые, как они надеялись, посетят шхуну во время ее пребывания в Англии. Вопрос о заявке на участие в регате в Каусе формально не был разрешен. На руках у американцев было только письмо командора Королевской яхтенной эскадры, в котором он приглашал их посетить Каус и заверял гостей из Соединенных Штатов о готовности оказать всяческую помощь во время пребывания в Англии.
Лорд Уилтон вежливо заверял американцев:
«… буду очень рад воспользоваться возможностью ознакомиться с успехами вашего судостроения».
Лорду Уилтону, естественно, и в голову не могло прийти, чтобы нувориши с противоположной стороны Атлантики могли успешно противостоять любой из прославленных и великолепных яхт флотилии его почтенного клуба. Руководствуясь, однако, пожеланиями королевы, он стремился путем легкой победы английского флага подтвердить британскую гегемонию на морях и увенчать этим свершением всемирную выставку.
Американцы же придавали предстоящему состязанию яхт в Каусе огромное значение. Американский посол в Париже настоятельно требовал от синдиката не отправляться в Англию, если у него нет уверенности в успехе. Некий мистер Грили, американец, вернувшийся с лондонской выставки и ошеломленный после ее осмотра могуществом Альбиона, решительно советовал отказаться от экспедиции в Каус.
Пока в Париже шли эти споры, шхуна «Америка» пересекла Атлантику. Из частного дневника этого путешествия, который вел Джеймс Стирс, мы узнаем, что яхта показала отличные мореходные качества в океане, вызывая восхищение и доверие экипажа. За одни сутки 22 июня яхта преодолела 284 мили, то есть показала среднюю скорость почти в 12 узлов. Отличный результат для судна данной величины! Несколькими днями позже в дневнике появились следующие записи:
«Капитан говорит, что паруса яхты обожают ветер. Около 10 часов утра мы увидели перед собою британский барк «Клайд» из Ливерпуля, а в 6 часов пополудни он исчез с нашего поля зрения за кормой».
«Обогнали скоростной бриг, следовавший тем же курсом, что и мы».
Накануне прихода яхты в Гавр находим следующую запись:
«Свежий шквалистый ветер. Перед нами плыли три парусника. Капитан обогнал их уже к 10 часам, хотя они подняли все паруса! Несмотря на это, мы только промелькнули у них перед носом. Это было великолепно!»
Когда яхта прибыла 11 июля 1851 года в Гавр, экипаж был в восторге от нее и уверен в ее быстроходности. К тому же отличные результаты во время этого перехода были достигнуты со значительно меньшими парусами, чем те, которые предназначались для самой гонки. Эти меньшие паруса были одолжены у шхуны «Мэри Тэйлор», чтобы не пользоваться в трудных погодных условиях новым комплектом гоночных парусов. В Гавре без промедления начались последние приготовления к регате: борта перекрашивались в черный цвет, сменялись рангоут и паруса, грузились парижские покупки. Окончательная подготовка к регате предстояла лишь после прибытия в Англию.
Выбор Гавра как места завершающих приготовлений в Европе был продиктован желанием скрыть от англичан все достоинства яхты до ее участия в регате. Однако это удалось лишь частично, поскольку уже на пути в Каус «Америка» встретила английскую яхту, вышедшую в море, чтобы приветствовать заокеанских гостей.
В четверг 31 июля 1851 года на рассвете яхта покинула Гавр. На ее борту находился запас парусов, провианта и других припасов, которых вполне хватило бы на рейс в Индию. Ее осадка, естественно, оказалась на 10–13 см больше, чем утверждал командор Стивенс в своем последующем отчете на банкете в Нью-Йорке. Вместе с братом он находился на борту яхты. Встречный ветер, сильное приливно-отливное течение, незнакомая акватория помешали американцам стать на якорь ночью у пристани на острове Уайт. Пришлось сделать это в 6 милях от Кауса. Однако на рассвете течение опять было неблагоприятным, и вдобавок ко всему ветер совершенно стих. Лишь после 9 часов утра поднялся легкий бриз и вместе с ним появилась британская яхта «Лаверок», одна из новейших и самых быстроходных яхт данного класса.
Весть о прибытии американской яхты в Каус взбудоражила англичан, поэтому выход «Лаверока» на разведку был вполне понятен. Впрочем, во всех домах Кауса широко раскрылись окна, и его жители с любопытством следили за перипетиями этой первой пробы сил.
Волнение, переживаемое экипажем американской шхуны, усугублялось тем, что ситуация не допускала никакого промедления, и застигнутые врасплох американцы были вынуждены принять вызов в отнюдь не благоприятных для них условиях.
Скрепя сердце была дана команда поднять паруса и сняться с якоря. «Лаверок» свободно кружил поблизости, а когда ветер стал раздувать паруса «Америки», легко направился к пристани, расположенной у входа в глубокий, живописный залив. На борту американской яхты воцарилась мертвая тишина. Капитан Браун лично взялся за руль, направляя нос яхты вслед за английским проводником. «Лаверок» находился вначале на расстоянии одного кабельтова. Его паруса, корма и след, оставляемый на воде, словно гипнотизировали американцев, затаивших дыхание и застывших как статуи. Столь крупная яхта, как «Америка», требовала больше времени, чтобы лечь на курс и набрать скорость под парусами. Громкий вздох облегчения вырвался у экипажа, когда расстояние между яхтами стало постепенно сокращаться. На шестимильном курсе до Кауса «Америка» обогнала «Лаверок» больше, чем на четверть мили.
Англичане не могли поверить собственным глазам. Шхуна с причудливо изогнутыми к корме мачтами обошла необычайно быстроходный тендер, словно под ее ватерлинией был скрыт какой-то механизм, сообщавший ей огромную скорость. Маркизу Англси исполнилось тогда уже 82 года, однако вместе с сыном он, естественно, не преминул явиться по столь серьезному случаю в Каус и был настолько убежден в невозможности того, свидетелем чего стал сам, что решил лично проверить положение вещей.
В то время существовал строго соблюдаемый обычай не навещать вновь прибывшую с моря яхту ранее чем через полчаса после того, как она станет на якорь. Это время было необходимо для приведения в порядок палубы. Однако любопытство членов Королевской яхтенной эскадры было столь велико, что командор клуба лорд Уилтон, маркиз Англси и лорд Пэджит вместе с семьями явились на борт «Америки» уже через 20 минут после того, как она бросила якорь.
Встреча была весьма сердечной, хотя опытные моряки из Кауса сразу поняли, какого противника они приветствуют.
