— Никитушка, сынок! — пробился к нему через толпу погонщиков Григорий. — Могуч ты, как Алеша Попович! Ух ты! А я-то, дурень старый! И почему котомку сунул в яхтан? Тьфу ты, черт плешивый попутал, Господи прости! — Он перекрестился, радостно глядя на юношу. — Спас ведь котомку, а в ней знаешь что схоронено? — продолжал он, понижая голос. — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне… Аминь! Перекрестись по-христиански, по-нашему. Что кричать-то по-звериному!

Дангу осенил себя крестом, улыбнулся и положил руку на плечо Григория:

— Не ворчи, Григо, я же всегда так праздную свою победу!

Вскоре последняя лошадь благополучно переправилась через реку, и караван двинулся вниз в Равнины вдоль бурной Самани. Уже вечерело, когда впереди за одним из поворотов открылась узкая долина, окруженная невысокими голыми холмами. Вдоль их подножия, утопая в густой зелени кустов и деревьев, лепились друг к другу, как пчелиные соты, серые одноэтажные строения с плоскими крышами. На фоне черных скал выделялась небольшая белая мечеть с двумя минаретами. Это было селение Бхимбар. Здесь падишахская дорога раздваивалась. Один из путей вел в Дели, другой в Пенджаб, на Лахор. Горы остались позади.

Караван-баши решил остановиться на ночевку в придорожном караван-сарае. Из ворот вышел хозяин вместе с Нанди. Дангу подбежал к ним — нет ли каких вестей о Дарье. Нанди, радостно глядя, ответил:

— Вот, мухтарам скажет, — и почтительно показал на хозяина. Тут подошли спешившиеся Парвез и Григорий.

— Джанабат! Салам алейкум! — поклонился хозяин. — Добро пожаловать в мой караван-сарай. Этот юноша, — он указал на Нанди, — ночевал у меня и все расспрашивал о белой девушке фаренги. И вот что я могу рассказать. Позапрошлой ночью здесь проезжал Бадмаш, и с ним очень много даку — сто или больше. Он останавливался в моем караван-сарае. Да проклянет его Аллах! Плохой человек! Он был ранен в правое плечо — так пусть отсохнет его рука! Даку хвастались, что по дороге с перевала, неподалеку от Бхимбара, они разгромили отряд сикхов… И почему эти сикхи не отрубили ему голову? Этот шакал, шайтан его задери, не заплатил за ночлег, увел у меня пять лошадей и забрал весь корм, когда разбойники в спешке уехали на рассвете — еще солнце не встало из-за гор. Говорили, что едут в Дели, — и хозяин сплюнул.

— Джанаб! — нетерпеливо спросил Дангу. — Была ли с ними девушка фаренги?

— Да, мухтарам. У них было несколько женщин и старуха, и девушка фаренги с белыми волосами была. Он и потребовал для женщин отдельную комнату — зенану. Девушка фаренги была красивая и очень, очень плакала. Старуха говорила, что Бадмаш хотел продать беловолосую в гарем несравненного падишаха Фарруха Сийяра. Благословен Аллах, совершеннейший из творцов!

Дангу схватил джемдер за рукоять и выдернул наполовину из ножен. Лицо его исказила гримаса ярости.

— Грязная собака!

Хозяин испуганно отшатнулся, но Парвез успокоил его:

— Не бойся, мухтарам! Это не о тебе. У него Бадмаш похитил белую девушку фаренги.

Хозяин кивнул — понятно!

— Что еще тут было?

— Они пьянствовали полночи. И болтали, что спрятали много добра и невольниц в урочище Нагабал. Хотели после возвращения из Дели отвезти все это на продажу в Лахор. Да проклянет их Аллах! Да настигнет их смерть, и шакалы пожрут их гнилые внутренности!

— А что же белая девушка фаренги? — снова взволнованно спросил хозяина Дангу.

— Женщин посадили на лошадей. И девушку фаренги тоже. И они уехали вместе с этими даку.

— И это все? — разочарованно спросил Дангу. — Больше ничего не знаешь?

— Это все, джанаб! Да будет Аллах доволен нами! — поклонился хозяин и отвернулся к караван-баши, который торопил его с обустройством каравана. Машинально сунув руку за пояс халата, хозяин вдруг снова обратился к юноше, протягивая ему раскрытую ладонь. — Я совсем забыл. Вот это висело на палочке над ковром в углу зенаны. Я подумал, что это неспроста, и спрятал у себя.

На ладони сверкал серебряный крестик с цепочкой.

— Гау! — громко крикнул Дангу. — Дарья!

Он выхватил крестик и начал подпрыгивать, как ребенок, радостно повторяя:» Дарья! Дарья!»

— Ну-ка, ну-ка, сынок, постой! Дай-ка гляну, — проговорил Григорий, выхватывая крестик у него из руки и переворачивая обратной стороной. — вот! Читай! Нацарапано, видишь?

Он поднес крестик к лицу Дангу. Юноша неуверенно начал:

— ДЭ-а, да, ШЭ-а, ша, — и потом уже громко и радостно: — ДАША. — Сердце его пело и, казалось, выпрыгивало из груди, потому что Дарьюшка подала весточку о себе — жива, страдаю, люблю!

— Ну вот и хорошо, сынок! ДАША значит Дарья, ну ты и так знаешь без меня, — продолжал Григорий, улыбаясь и глядя, как юноша прижимал крестик то ко лбу, то к щекам, заливаясь радостным смехом, что-то выкрикивая. Потом, зажав крестик в кулаке, Дангу начал прыгать и скакать вокруг друзей. Через минуту-другую он успокоился и негромко спросил:

— Что будем делать? Я сейчас же отправлюсь за ней!

— Постой, раджа джи! — остановил юношу Парвез. — Бадмаш ушел от нас на шесть наших дневных переходов; ведь он движется налегке, и у него запасные лошади. Даже ты его уже не догонишь. И потом с ним много даку, они все вооружены, и тебе с ними не справиться. Успокойся, не спеши! Ты еще плохо знаешь обычаи людей. Будем действовать хитростью. Пошлем опять вперед Нанди и в помощь ему дадим сипая Барк Андаза. Они все разузнают. Ты обязательно освободишь свою дорогую рани Дарью. Успокойся! — Парвез схватил Дангу за руку. — Сегодня ты уже отличился. Отдохни. Я продолжу свой рассказ о Раме и Сите, и ты узнаешь, как добро побеждает зло. Да будет Аллах доволен нами!

Дангу кивнул, потом бережно повесил крестик на шею и перекрестился.

— Остуди свое сердце, сынок! Господь не оставит нас милостию своей! Будь с нами, не уходи, да и придет Дарьюшке нашей спасение! Давай помолимся вместе. — Григорий вытащил из-за пояса молитвослов, нашел нужное место. — … Спаси, Господи, нас, юных да пожилых, сущих в печалях, бедах и в скорбях, плененных в темницах же и в заточениях, спаси и помилуй, укрепи, утеши…

Юноша глубоко вздохнул, оставил оружие в покое, перекрестился несколько раз, поглядывая на молящегося Григория, и тоже забормотал, подстраиваясь ему в тон:

— …Спаси Господи и помилуй… Спаси Господи и помилуй…

Этот вечер был особенно радостен для Дангу. Он сидел вместе со всеми в ам-казе, время от времени притрагиваясь к серебряному крестику Дарьи, висевшему у него на груди, и внимательно слушал продолжение рассказа о Раме и Сите.

«…Хануман с Ангадом, Налем и Нилем уже месяц скитались в поисках Ситы, не зная, где находится Ланка, и уже отчаялись найти ее, как вдруг перед ними появился мудрец Сампати и сказал:

— Идите на юг. Там вы встретите море. По ту сторону моря — Ланка. Туда Раван увез Ситу.

Хануман и его друзья поблагодарили мудреца и через несколько дней добрались до моря. Но как же перебраться на Ланку? У них не было ни времени, ни подходящего материала для постройки лодки, пригодной для плавания по морю.

— Я отправлюсь вплавь, а вы все оставайтесь здесь и ждите меня, — решительно сказал Хануман.

Он плыл целый день и к вечеру достиг берегов Ланки. Перед ним на вершине горы раскинулся прекрасный город. Дворцы упирались своими крышами и золотыми куполами прямо в небо. На широких улицах было оживленно, там и тут стояли на карауле вооруженные воины. Куда ни посмотришь — всюду роскошь и богатство.

Хануман очень удивился и опечалился. Разыскать Ситу в таком большом городе было нелегко. Спрашивать нельзя, сразу возникнут подозрения. Что делать? И тут он увидел огромное дерево, стоявшее у главного дворца.

Хануман тихонько поднялся по дереву, спрятался в листве и, когда наступила ночь, перебрался по ветвям во дворец. Его блеск и красота поразили Ханумана. Серебряные полы залов искрились, отражая пламя светильников. Он долго бродил по дворцу, видел спящих Равана и его красавицу жену Мандодари, но нигде не нашел Ситы. «Уж не убил ли ее Раван?» — подумал он. Когда начало светать и закаркали вороны, он по ветвям того же дерева выбрался из дворца. Как же быть? Где искать Ситу? Кроме того, он сильно проголодался. Но выходить на люди было опасно. Днем его одежда и необычный облик будут замечены, и его непременно схватят. Размышляя так, Хануман вдруг увидел большой красивый сад. Он проник в него и только нарвал плодов, чтобы утолить голод, как услышал чьи-то голоса. Сидя среди ветвей, Хануман увидел под деревом очень красивую женщину с распущенными волосами, одетую в старое рваное сари. Ее окружали несколько ракшаси. По ее заплаканным глазам и бледному лицу, выражавшему глубокую тоску, он сразу догадался, что это Сита.

Только он собрался спуститься к ней с дерева, как заметил вошедшего в сад Равана и снова притаился в ветвях… «

Парвез остановился, щелкнул пальцами, и слуга, поклонившись, подал ему блюдо с нарезанными кусочками манго.

— Эх-ма! Да я этого негодяя Равана из пистолета тут же порешил бы! — живо заметил Григорий.

Парвез улыбнулся:

— Ты Григо джи благороден, как Лакшман.

Пожевав немного манго, ювелир продолжал:

«…Раван подошел к Сите и сказал:

— Сита, сегодня чудесный день, поют птицы, вокруг цветов вьются пчелы, а ты, как и прежде, печальна и грустна. Почему ты не одеваешь дорогие одежды, туфли и украшения, которые я тебе прислал, и не умащиваешь себя благовониями?

Окинув его презрительным взглядом, Сита ответила:

— Негодяй! Твои усилия напрасны. Лучше попроси прощения у Рамы, пока не поздно, и отпусти меня. Не то он уничтожит тебя вместе с твоей Ланкой.

Раван покраснел от гнева и крикнул:

— Даю тебе на размышления еще один месяц. А потом пеняй на себя.

И он ушел в сопровождении ракшаси. Тогда Хануман кинул сверху кольцо Рамы. Сита подняла его и сразу узнала. Страх, недоумение и тревога охватили ее. Тогда Хануман спрыгнул с дерева и, представ перед ней, поклонился. Изумившись, Сита спросила:

— Кто ты, незнакомец?

Хануман, сложив почтительно руки, рассказал ей все. Радости Ситы не было предела. Она вся расцвела и промолвила:

— Неужели ты пришел от Рамы? Не могу в это поверить! Скажи, вспоминает ли он обо мне?

— О, конечно! — воскликнул Хануман. — Он только и твердит ваше имя. Теперь я знаю, где вы, и сообщу об этом Раме, как только вернусь. Он придет сюда с войском, чтобы освободить вас и наказать злого Равана. О госпожа, — продолжал Хануман, — передайте, пожалуйста, со мной вашему мужу что-нибудь принадлежащее вам — пусть он убедится, что вы живы.

Сита отрезала прядь волос и дала ее Хануману. Завернув локон в пояс и поклонившись Сите, Хануман удалился.

Выходя из сада, Хануман подумал: «А не испытать ли мне смелость этих ракшасов? Устрою-ка я здесь небольшой переполох!» С этими словами он начал вырывать деревья и кусты, топтать клумбы, а садовников и слуг, бросившихся к нему, принялся хлестать ветками и избивать.

Узнав об этом, Раван страшно разгневался и послал своего сына Акшаякумара, чтобы схватить Ханумана, но тот убил и его, и еще многих других ракшасов. Тогда Раван прислал другого сына — Мегхананда. Тот, наконец, справился с Хануманом и привел его, связанного, к Равану. Раван тут же хотел отрубить беспокойному гостю голову, но Хануман воскликнул:

— Я посол царя обезьян Сугривы и Рамы. А послы, как ты знаешь, неприкосновенны. Меня послали на поиски Ситы. Я нашел ее у тебя. Отпусти Ситу с миром — иначе тебе придется плохо: сюда придет Рама и уничтожит тебя вместе с твоим войском.

Взбешенный Раван выхватил меч, но его брат Вибхишан сказал:

— Махарадж! Я тоже должен вам заметить, что убийство посла считается недопустимым поступком. Вы можете его только наказать или выслать. Таков закон.

— Хорошо, — сказал Раван, успокаиваясь, — мы сохраним ему жизнь, но так накажем, что он будет помнить до скончания века. Эй! — крикнул он слугам. — Нацепите на него побольше тряпок, а на хвост привяжите соломы, да облейте хорошенько маслом и подожгите. Вот будет потеха! — и Раван захохотал.

К вечеру все ракшасы, одевшись по-праздничному, вышли на крыши домов и на улицы, чтобы поглядеть на диковинное зрелище. По знаку Равана под общий хохот хвост Ханумана подожгли, раздались рукоплескания, но зрелище, обещавшее быть столь занимательным, обрело неожиданное развитие.

Хануман взобрался на дерево, спрыгнул в окно дворца Равана, и здание вмиг запылало. Потом посол выбрался из дворца и стал бегать из дома в дом. Дорогие одежды, постели, ковры, занавеси, опахала — все вспыхивало ярким пламенем. Не прошло и часа, как весь город потонул в гудящем огне. Неожиданно подул сильный ветер, и пламя вспыхнуло еще сильнее.

А Хануман убежал к морю и, бросившись в воду, затушил горевшую на хвосте солому. Поистине дивное и редкое зрелище показал он жителям Ланки и самому Равану!

В полночь Хануман переплыл море и встретился со своими товарищами… «

Тут Парвез остановился передохнуть и выпить пиалу прохладного даиса.

— А как же Сита? — вскричал Дангу, вскакивая в волнении. — Она тоже сгорела?

— Нет, раджа джи! Она была в большом густом саду. Огонь туда не добрался. Горели только дома и дворцы. Но слушайте дальше, джанабат! Да хранит вас Аллах!

«…Хануман, Ангад, Наль и Ниль радостные отправились обратно и через некоторое время возвратились в Кишкиндху. Хануман подробно рассказал Сугриве и Раме о своих приключениях. А когда он передал Раме локон Ситы, радости того не было предела. Со слезами на глазах он целовал прядь, прижимал к глазам и без конца расспрашивал Ханумана о всех подробностях встречи. Хануман же, не уставая давать ответы, думал о той необыкновенной любви, которая связывала этих супругов.

Погрузившись ненадолго в раздумья, Рама обратился к Сугриве:

— Махарадж! Не следует откладывать нападение на Ланку; нужно как можно скорее освободить Ситу и наказать злого Равана. Готово ли твое войско?

Сугрива ответил:

— Махарадж! Оно давно готово и только ждет вашего приказа.

— Тогда без промедленья вперед, — решительно воскликнул Рама. — Я не вижу никакого другого средства, кроме войны. Вор и негодяй должен быть наказан по заслугам… «

В эту минуту в ам-каз вбежал хозяин и растерянно закричал:

— Джанабат! В Дели восстание! Несравненный падишах Фаррух Сийяр свергнут! В Пенджаб идут войска!

— Падишах… Войска… Дели… Свергнут… — повторяли наперебой ничего не понимавшие перепуганные погонщики и постояльцы караван-сарая, окружив хозяина.

— Что ты говоришь? — вскочил Парвез.

— Все правда! Только что прибыл гонец из Патиалы.

Парвез нахмурился, подошел к хозяину, подозвал караван-баши. Они пошептались о чем-то несколько минут. Потом Парвез сказал, обращаясь к погонщикам и сипаям:

— Слушайте именем Аллаха и его благословением! Мы поворачиваем на Лахор! В Дели пути нет.

— Тхик! Тхик! — согласно закивали слушатели.

— А как же Бадмаш? — спросил с беспокойством Дангу. — И Дарьюшка?

— Не волнуйся, раджа джи! Ему в Дели тоже не пройти. Мы обязательно встретим его в Лахоре, — ответил Парвез. — Теперь все пути ведут туда. И не забудь, что впереди едут наши разведчики. Они дадут нам знать в случае чего.