ДГ. Оптовая продажа снижает ваши расходы?
      ИЕ. Да, снижает, когда у вас в каталоге 200 книг. Огромный выбор вы должны предложить... Вы начали спрашивать об издательствах зарубежных и о разнице между ними. Мы решили себя ограничить русской литературой последней четверти века. А другие издательства гораздо шире...
      ДГ. Но вот у вас Бунин, например.
      ИЕ. Да, но это на английском языке. Мы считаем, что перевод сделан новый, поэтому это попадает в нашу сферу.
      У других издательств сфера деятельности шире. Например, "ИМКА-пресс" в Париже печатает замечательные книги о русских философах, вроде Франка, и русскую культуру буквально восстанавливает. Чалидзе в издательстве "Хроника-пресс" тоже изобрел довольно четкую линию и очень, по-моему, благородную: снабжать русского читателя иностранными книгами, которые не могут быть изданы в СССР и которые интересны культурному русскому человеку. Поэтому он переводит философов современных зарубежных и печатает часто даже с убытком, но преследует чисто просветительскую цель.
      ДГ. Ваше издательство оправдывает себя коммерчески?
      ИЕ. Да, да. Мы умеем привлекать фонды, привлекать средства, но мы не можем себе позволить убыточные издания.
      ДГ. Но были все-таки книги, я не буду спрашивать, какие именно, когда вы теряли на них деньги?
      ИЕ. Сейчас еще трудно сказать, всего полтора года...
      ДГ. Как вы начали?
      ИЕ. Пока все книги продаются, а вот лет через пять можно будет подвести итоги: тогда мы увидим, что какая-то книга не распродана, и сможем подсчитать, во что обошлось нам ее изготовление, хранение, реклама...
      ДГ. Авторы часто поддерживают издание, в смысле финансовом?
      ИЕ. Каждый индивидуально. В какую-то книгу мы сами вкладываем, полностью или частично. Другой книге, которая заслуживает опубликования, мы даем свою марку, даем ей рекламу, но не надеемся, что она быстро может быть распродана. В таких случаях мы прямо говорим автору, что с удовольствием издадим его, если он найдет источник финансирования. И авторы либо свои деньги вкладывают, либо где-то находят. Но мы стараемся делать так, чтобы в случае успешной распродажи авторы вернули деньги, и даже с прибылью.
      ДГ. Да, так всегда было. Эмигрантские издания в Берлине, в Париже между двумя мировыми войнами выходили маленькими тиражами. Сборник стихов Довида Кнута, например, - прекрасная книга - 200 экземпляров.
      ИЕ. Стихи стали просто самым трудным делом. Продать стихи сейчас труднее, чем сборник статей.
      ДГ. Да, идти к коммерческому большому издателю сейчас со стихами - это все равно что с чумой...
      ИЕ. И все же у нас довольно много поэтических книг. Например, наше издание стихов Игоря Губермана под названием "Бумеранг". Это третий сборник, и четверостишия, включенные сюда, настолько остры и умны, едки и живы, что пока книга продается хорошо.
      ДГ. У вас все книги здесь в бумажном переплете. Но вы и в твердом переплете издаете?
      ИЕ. Мы иногда издаем в твердом переплете, небольшое число -для библиотек.
      ДГ. У вас нет редколлегии?
      ИЕ. Нет. Я и моя жена Марина Ефимова - совладельцы, и мы во всем советуемся. И мы ни от кого не зависим в своих решениях. Но мы стараемся отделять свои собственные вкусы от объективного редакторского взгляда, насколько это возможно.
      ДГ. Сколько стоит издать книгу?
      ИЕ. В среднем набор книги в 130 страниц будет стоит около 700 долларов. Напечатать тысячу экземпляров обойдется, не считая рекламы и хранения, только изготовление - в 2200 долларов.
      ДГ. Случались ли уже конфликты с авторами? Как правило, отношения автора и издателя колеблются между дружбой и ненавистью.
      ИЕ. Да, тут надо быть большим дипломатом. Потому что, можете себе представить, не просто авторское самолюбие, а самолюбие русского автора, который вырвался только что из-под гнета цензуры. Чаще всего это новый эмигрант, привыкший жить с сознанием, что его не печатают потому, что цензура зажимает, и тут он вдруг обнаруживает, что его произведения не находят поддержки и признания со стороны пишущих и издающих людей. Это очень болезненный удар, причем такое положение создается довольно часто. Объяснить такому человеку, что ему просто ремеслу литературному надо учиться, очень трудно.
      Бывали случаи, когда авторы просили о редактуре, и мы с готовностью шли навстречу, если вещь была не художественная, а, скажем, публицистическая и интересная, с нашей точки зрения, и автор сам признавал, что его стиль нуждается в редактуре. Это, так сказать, хороший вариант. Но бывали и кошмарные случаи. В таких ситуациях мы предлагали автору, что изготовим книгу для него, как он ее написал, но своей марки, конечно, не поставим. Это будет книга автора, или пускай он издает ее под другим именем.
      Иногда авторы воображают, что книга должна распродаваться так замечательно, что можно назначить цену в 15 долларов и выпустить 2 тысячи экземпляров. И убедить их, что хорошо, если 600 экземпляров удастся распродать, тоже бывает нелегко.
      ДГ. Вы сказали сейчас, что печатаете книги последней четверти века. Но ваши читатели - это, как правило, новейшие эмигранты, живущие обособленной жизнью от предыдущих двух волн...
      ИЕ. Ну, в общем, существует водораздел какой-то.
      ДГ. И иногда это не случайно. Вы выбрали этот период из каких-либо принципиальных соображений, или просто ваши интересы в этой плоскости лежат?
      ИЕ. Скорее всего потому, что мы с женой хорошо знаем, это близко нам, и нам кажется, что этот период литературы еще недостаточно издавался.
      Но это не проводит возрастного водораздела: у нас вот книга Леонида Ржевского - старейшего прозаика, очень хорошего, уже из второй волны. Но она была написана недавно и вышла у нас потому, что мы считаем ее принадлежащей к последнему периоду.
      ДГ. Так что у вас нет никаких переизданий старых произведений?
      ИЕ. Нет, переизданий мы совершенно не делаем. Вот книга профессора Ульянова там лежит, он тоже старейший... Мы с большим интересом открыли для себя этого мыслителя и ученого и с удовольствием издали его статьи по истории России.
      ДГ. В какие страны уходят ваши книги?
      ИЕ. Наибольшее количество покупается оптовыми магазинами во Франции и Германии. Очень много покупает Израиль.
      ДГ. Какой процент покупает каждая из этих стран?
      ИЕ. По процентам трудно сказать... Часто это зависит от наименования. Скажем, регулярный заказ немецкой фирмы "Нейманис" - 30 экземпляров, Франция заказывает 10 книг в один магазин, 10 в другой. Потом они добавляют все время. Израиль заказывает обычно по 5-8 книг.
      ДГ. На весь Израиль?
      ИЕ. Они просто осторожны. Они не могут себе позволить сразу большую закупку... Потом могут мелкими партиями добрать. Хотя вот недавно фирма "Болеславский" заказала нам сразу по 25-30 книг. Но мы только еще завоевываем рынок, создаем авторитет...
      Австралия оживилась за последнее время. Видимо, приток русской эмиграции туда все же создал там какие-то группы русских людей, которые проявляют больший интерес, и этот интерес, видимо, стимулирует интерес австралийских славистов. Так что вдруг количество книг, заказываемых австралийским книжным магазином, тоже стало расти.
      ДГ. Известно, что какое-то количество экземпляров попадает и в Советский Союз.
      ИЕ. Да, но это, конечно, никакими численными факторами не может быть определено, сколько туда уходит.
      ДГ. Прямо у вас ничего не идет туда?
      ИЕ. Нет, мы не имеем прямых связей.
      ДГ. Чем вы объясните рентабельность вашего издательства? Вряд ли у вас какие-нибудь обширные денежные источники.
      ИЕ. Никаких. У нас были только деньги, чтобы арендовать наборную машину. Первый взнос - тысяча долларов. А дальше все решалось уже искусством привлечения капитала. Я думаю, это показывает, что наш расчет был правильным, что количество авторов, жаждущих напечатать вещи, действительно было очень велико.
      Недавно я получил очень трогательное письмо из Израиля, от поэта одного. Я знал его произведения. Его письмо начинается фразой: "Уважаемый Игорь Маркович! Очень вас прошу, дочитайте до конца это письмо". То есть это говорит о том, что человек был так измучен отказами, невниманием, неответами... Мы всем отвечаем быстро. И человеку даже приятно бывает получить письмо с отказом, но быстро и с четкими причинами, не ранящими его самолюбия. Так что мы отвечаем на телефонные звонки, мы выполняем просьбы, если это в наших силах. Мы держим слово, и надо сказать что авторы истосковались по такому обращению.
      ДГ. Есть ли авторы, которым вы отказываете не потому, что они плохи, а по другим причинам: скажем, книга, которую вы просто не хотите издавать? Не потому, что она плохая, а потому, что вы с ней не согласны. Нет ли такого писателя, признанного, которого вы бы не стали печатать?
      ИЕ. Есть такие писатели... Ну, просто у нас совершенно разные дороги в литературе, и мы ничего не имеем против того, что его книги выходят в других издательствах, но мы его не стали печатать.
      ДГ. Например.
      ИЕ. Ну, есть, например, очень значительный писатель Саша Соколов. Он был открыт издательством "Ардис" и был поддержан Набоковым. Это большой мастер литературного творчества, человек, работающий со словом филигранно, но нам кажется, что его увлечение чисто словесной тканью слишком поглощает его. Художник всегда немного бунтует против рационального начала. Он всегда ищет иррациональные наития, которые приоткрывают ему какие-то более глубокие истины, и, пока он остается внутри этого материала и как бы привязан к земле и рвется в другие сферы, - это мне кажется плодотворным. Можно отказаться вообще от тех требований рационального начала, зримого и вещественного мира и предаться великому своему эстетическому вкусу, эстетической напряженности. С моей точки зрения, это облегчение, это уступка самому себе. Это как если бы акробат, уставши от борьбы с земным тяготением, стал делать сальто в невесомости: космонавты показывают нам это, летая за зубной щеткой. Есть в этом своя красота, но это не акробатика. Соколов последовательно и старательно разрушает здравый смысл, ткань повествования, борется с любым повествовательным началом в прозе сознательно, умело, целенаправленно и создает только ткань. И целенаправленно отказывается от превращения этой ткани в некую литературную, условно опять скажем, одежду, что мне чуждо. У меня не лежит к этому душа. Но, повторяю, это одна из ветвей литературы, она имеет право на существование. И я знаю и восторженных читателей и почитателей его таланта.
      ДГ. Юрий Мальцев в книге "Вольная русская литература" упоминает ваш роман "Зрелище", который циркулировал в самиздате. Какова его судьба?
      ИЕ. Это была долгая и затяжная война, как во Вьетнаме прямо. Роман был написан в ту пору, когда его можно было нести в издательство. И он получил довольно серьезную поддержку видных писателей... Был заключен договор на него с ленинградским отделением издательства "Советский писатель", но дальше год за годом он откладывался, урезался, требовались новые и новые переделки, пока, наконец," пятисотстраничный роман не вышел в виде 120-страничной повести в журнале "Юность", а потом отдельной книгой.
      ДГ. Под чьим редакторством?
      ИЕ. Бориса Полевого. А потом отдельной книжкой в виде повести "Лаборантка". Она была переведена на словацкий язык. Но в процессе этой борьбы как бы цензурно-редакторский комплекс настолько убил во мне живое отношение к этому роману, что я бы сейчас даже и не захотел его издавать.
      Это был мне хороший урок: с ними нельзя вступать в игры, это убийственно или для произведения, или вообще для твоей способности писать.
      Покойный Юрий Трифонов, которого я очень почитаю, был большой мастер этой игры, но я боюсь, что даже ему она не проходила даром. Я думаю, что повесть "Старик", которую он опубликовал незадолго до преждевременной кончины, была очень ярким свидетельством того, как можно заиграться в борьбу и воображать, что ты их обманываешь, а на самом деле получается наоборот. И кончается тем, что пишешь о революционной эпохе с недопустимым количеством купюр, умолчаний, ловких передергиваний, когда уже оказывается не революция - источник трагедии, а Троцкий, сидящий в Москве и отдающий плохие приказы. Так что роман "Зрелище" как бы был постепенно искромсан, обкромсан и умер - от него осталось как от обломков большого корабля.
      Вот сейчас я впервые написал роман в абсолютно свободных условиях, без всякой оглядки на цензуру. Роман был задуман на Западе и осуществлен на Западе. Ну, я возлагаю на него большие надежды... Это роман остросюжетный, роман современный.
      ДГ. Как он называется?
      ИЕ. "Архивы страшного суда", который сперва вышел в журнале "Время и мы", потом в издательстве "Эрмитаж".
      Я надеюсь, так как действие происходит в Европе и Америке, это будет интересно и для западного читателя, который, надо сказать, с гораздо большим интересом читает про свои дела.
      ДГ. Но в основном для эмигрантов или для западных читателей?
      ИЕ. И для западных читателей, и для эмигрантов. Я думаю, все же большинство эмигрантов новой волны жадно стремятся приобщиться к западной жизни и...
      ДГ. Ну, стремятся - не стремятся, но так ли получается? Писатель-эмигрант, который очень популярен среди других эмигрантов, чаще всего не интересен американской публике, так как он описывает совершенно неведомый и непонятный быт, жизнь какой-то другой планеты, и американцы чувствуют, что это не имеет никакого значения для них. Я однажды посылал рассказы одного писателя в американский журнал и получил два отказа, оба ответа написаны даже с раздражением. Эти вещи активно не понравились. И вот я думаю, может быть, эмигрантам будет очень трудно потому, что у них другая жизнь, другой мир, и я не вижу, чтобы этот мир имел реальное значение для западной публики.
      ИЕ. Многим будет очень трудно, но все же уже есть и примеры успешной публикации. Уж на что специфичны русские писатели Солженицын, Войнович, Искандер, но все же их книги были замечены довольно широкой публикой. Сергей Довлатов сейчас печатается в популярном американском журнале "Нью-Йоркер". Может быть, это экзотикой привлекает западного читателя.
      ДГ. Вот Бродский, пожалуй, исключение.
      ИЕ. Да, но Бродский, я думаю, привлекает внимание как личность, как лектор, как эссеист. Стихи его очень труднодоступны. Это мы, так сказать, без ума от его стихов. А западный читатель... Все волшебство спрятано настолько в ткани русских слов, что я просто не представляю, как...
      ДГ. Ну конечно, теряется какое-то измерение при переводе, но я считаю, что стихи Бродского как раз очень многое сохраняют в переводе.
      ИЕ. Он тоже считает, что много. Вот вышел последний сборник, который он сам проверял, может быть, даже сам принимал участие в работе переводчика.
      ДГ. Да, я обратил внимание, что его идеи о переводе стихотворном не соответствуют переводам его собственных стихотворений. Я имею в виду переводы, им уже одобренные, переводы, в которых он сам принимал активное участие.
      Когда русский писатель приезжает в Америку, он иногда пишет не на русскую тематику. Он может даже перейти на английский язык. Но перестает ли он быть русским писателем? А если он отказывается переходить, не ждет ли его тогда неизвестность?
      ИЕ. Много в Америке примеров разных писателей-эмигрантов. Кто-то не освоил и пишет на своем языке. Ну, скажем, Исаак Башевиц Зингер, насколько я знаю, до сих пор пишет на идиш.
      ДГ. Ну да, но он же имеет свою публику читательскую.
      ИЕ. Но он ее завоевал тоже постепенно. И заставлял людей заинтересоваться...
      Возьмем Набокова, русского писателя, который стал фактически американским писателем или писателем-космополитом. У него как будто две разные личности. Вам не кажется? Вспомните хотя бы "Аду". Я думаю, что вы, зная русский язык, получили от "Ады" гораздо большее удовольствие из-за игры на русских корнях, на созвучиях русско-английских. Он нигде не расстается с тем огромным художественным арсеналом, который ему дает блестящее владение двумя языками. А где-то он использует и французские созвучия. Там очень много игры, которая никакому другому писателю недоступна. И полностью эстетический мир, с этой выдуманной страной и выдуманной историей. Так же как "Бледный огонь" - изобретенная страна, Zemla. Так там очаровательно обыграны какие-то куски русской истории, что только человек, знакомый с обеими культурами, может оценить прелесть, которую Набоков мог создать на стыке культур, на стыке языков.
      Вашингтон - Энгельвуд, штат Нью-Джерси, 29 августа 1990, по телефону
      ДГ. В вашем последнем романе "Седьмая жена" вы частично перешли на американскую тематику. Почему?
      ИЕ. Это жизнь, которую я понимаю и люблю гораздо больше, чем первые сорок лет моей жизни. Я эту новую жизнь чувствую гораздо ближе. К советской жизни у меня было чувство ошеломляющей отчужденности начиная с двенадцати лет. Здесь в Америке с первых шагов я почувствовал все родным и понятным. Конечно, тут масса ужасного, подлого, лживого, но это все на уровне нормальных человеческих, шекспировских страстей. Это настоящая драма жизни, а не кровавый фарс, в котором приходилось расти. Все мои главные книги изданы здесь.
      ДГ. И написаны здесь?
      ИЕ. Философские книги я смог написать там. Но не могу быть доволен романами, написанными там. Душа была в тисках. Я очень горжусь третьей частью моего романа "Седьмая жена", но только со стороны мог ее написать.
      ДГ. Сколько книг ваше издательство выпустило к настоящему времени?
      ИЕ. Сто тридцать. Мы выпускаем примерно двенадцать названий в год.
      ДГ. Какое вы предвидите будущее для русского книгоиздания за границей? Не отпала ли необходимость в вашем издательстве?
      ИЕ. Снятие цензуры не отменяет наше существование. Мы получаем по-прежнему рукописи из России. В прошлом году вышел сборник стихов замечательного поэта Анатолия Наймана, хотя ему предложили напечатать его в Союзе большим тиражом. Сейчас объявлена книга Евгения Рейна.
      Есть авторы, которым не хочется выступать вперемежку с авторами им чуждыми. Вдруг стало важным лицо издательства. И оказалось, что у нашего маленького "Эрмитажа" есть свое лицо.
      Вторая причина - это, конечно, оперативность. Мы теперь пытаемся завязывать контакты буквально с десятками советских издательств. Но месяцами невозможно получить ответ на простое письмо. Это что-то запредельное. Все это вгоняет людей в тоску.
      ДГ. У вас будут какие-нибудь совместные издания?
      ИЕ. Первые намеченные и уже как бы оговоренные издания замаячили полтора года назад. Но я не скажу, что мы на пороге завершения этих договоров. Все может обернуться тем, что я вынужден буду их издать самостоятельно. Количество обещаний, которые дают советские книжные работники, очень велико. Но потом оказывается, что нет бумаги, что появилось что-то более важное, что сменилось руководство. Трудности идеологической сферы передвинулись в организационно-хозяйственный план и оказались намного прочнее.
      ДГ. Так что книга может появиться у вас маленьким тиражом, и это не мешает ей выйти большим тиражом в Союзе?
      ИЕ. Совершенно верно. Мне кажется, эти два рынка надолго останутся разделенными пропастью.
      ДГ. Последний вопрос: какие книги, вышедшие в эмиграции за последние несколько лет, для вас самые любимые?
      ИЕ. Ну, конечно, без конца Бродский, Бродский и Бродский.
      ДГ. Но была и книга "Не только Бродский".
      ИЕ. Как ни странно, имена всплывают малоизвестные. Это поколение прозаиков, которые в нормальном литературном процессе должны были идти за нами. Им где-то теперь за сорок. Это необычайно тонкие стилисты. В Израиле есть Марк Зайчик и Михаил Федотов. Из этого же поколения в Англии живет Игорь Померанцев. Это необычайный уровень культуры.
      Биографические справки *
      * Биографические справки и глоссарий даны в переводе с английского А. Чесноковой.
      Игорь Чиннов
      Поэт и эссеист (р. 1909). Чиннов родился в Риге (Латвия) и там же получил юридическое образование. В 1944 он бежал в Германию. В 1947 уехал в Париж, в 1953 снова вернулся в Германию и, наконец, в 1962 переехал в США, где в Канзасском и Вандербилтском университетах преподавал русскую литературу. Подборка его стихов была опубликована в ведущем советском литературном журнале "Новый мир" (№ 9, 1989). Стихотворные сборники: Монолог (Париж, 1950), Линии (Париж, 1960), Метафоры (Нью-Йорк, 1968), Партитура (Нью-Йорк, 1970), Композиция (Париж, 1972), Пасторали (Париж, 1976), Антитеза (Колледж-Парк, 1979), Автограф (Холиок, 1984).
      Юрий Иваск
      Поэт, филолог, эссеист (1907-1986). Иваск родился в Москве, но в 1920 его семья переехала в Эстонию, и там он окончил юридический факультет Тартуского университета. В 1944 он бежал в Германию, где после войны изучал славистику в Гамбурге. В 1949 он переехал в Соединенные Штаты, защитил докторскую диссертацию по славистике в Гарвардском университете и получил место профессора русской литературы в Университете Массачусетса.
      В числе его стихотворных сборников следующие: Северный берег (Варшава, 1938), Царская осень (Париж, 1953), Хвала (Вашингтон, 1967), Золушка (Нью-Йорк, 1970).
      Роман Гуль
      Романист, историк и издатель (1896-1986). Гуль участвовал в гражданской войне на стороне белогвардейцев и в 1918 был эвакуирован в Германию. В 1933 после непродолжительного пребывания в нацистских тюрьмах он эмигрировал в Париж. В 1950 эмигрировал в США и там в Нью-Йорке был редактором "Нового журнала". "Новый журнал" все еще продолжает выходить, несмотря на предсказание Гуля в приведенном интервью.
      Среди книг Гуля, опубликованных за границей, следующие: Ледяной поход (Берлин, 1921), В рассеянии сущие (Берлин, 1923), Генерал Бо (Берлин, 1929), Скиф (Берлин, 1931), Тухачевский, красный маршал (Берлин, 1932), Дзержинский (Париж, 1936), Ораниенбург: что я видел в гитлеровском концентрационном лагере (Париж, 1937), Конь рыжий (Нью-Йорк, 1952), Азеф (Нью-Йорк, 1959), Читая "Август четырнадцатого" А.И.Солженицына (Нью-Йорк, 1971), К вопросу об "автокефалии" (Нью-Йорк, 1973), Я унес Россию: Апология эмиграции, Россия в Германии, том 1 (Нью-Йорк, 1981), Россия во Франции, том II (Нью-Йорк, 1981), Россия в Америке (Нью-Йорк, 1989).
      Андрей Седых
      "Андрей Седых" (р. 1902) - литературный псевдоним Якова Цвибака. В 1920 Седых был эвакуирован из Крыма через Константинополь в Париж, где работал репортером в ведущей газете русских эмигрантов "Последние новости". В 1941 он бежал из Франции и в 1942 оказался в США, где стал главным редактором крупнейшей за рубежом русскоязычной ежедневной газеты "Новое русское слово".
      Среди книг Седых: Старый Париж (Париж, 1925), Париж ночью (Париж, 1928), Там, где жили короли (Париж, 1928), Там, где была Россия (Париж, 1931), Люди за бортом (Париж, 1933), Дорога через океан (Нью-Йорк, 1942), Сумасшедший шарманщик (Нью-Йорк, 1951), Только о людях (Нью-Йорк, 1955), Далекие, близкие: Литературные портреты (Нью-Йорк, 1962), Замело тебя снегом, Россия (Нью-Йорк, 1969), Земля обетованная (Нью-Йорк, 1962), Крымские рассказы (Нью-Йорк, 1977), Пути-дороги (Нью-Йорк, 1980).
      Иван Елагин
      "Иван Елагин" - литературный псевдоним поэта и переводчика Ивана Матвеева (1918-1987). Вторая мировая война помешала Елагину завершить медицинское образование. В 1943 он уехал в Германию, а в 1950 - в США. Там он окончил аспирантуру в области славянских языков и литератур в Нью-Йоркском университете и получил место профессора русской литературы в Питтсбургском университете, представив в качестве докторской диссертации стихотворный перевод "Тела Джона Брауна" Джона Винсента Бенета.
      Стихотворные сборники: По дороге оттуда (Мюнхен, 1947), Ты, мое столетие (Мюнхен, 1948), Портрет мадемуазель Таржи: Пьеса (Мюнхен, 1949), Политические фельетоны в стихах (Мюнхен, 1959), Отсветы ночные (Нью-Йорк, 1963), Косой полет (Нью-Йорк, 1967), Дракон на крыше (Нью-Йорк, 1973), Под созвездием топора (Франкфурт-на-Майне, 1976).
      Борис Филиппов
      Прозаик, поэт, филолог (1905-1991). Филиппов (настоящая фамилия Филистинский) находился в Новгороде, когда город оккупировали немцы. С началом отступления немецких войск он бежал в Германию. В 1950 эмигрировал в США. Работал корреспондентом "Голоса Америки", позже - преподавателем русской литературы в Университете в Вашингтоне (округ Колумбия). Филиппов известен, в частности, своими научными исследованиями, многие из которых написаны в соавторстве с Глебом Струве и Евгенией Жиглевич, о творчестве русских писателей - Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Николая Гумилева, Максимилиана Волошина, Бориса Пастернака и других.
      Среди книг Филиппова следующие: Град невидимый (Рига, 1944), Кресты и перекрестки (Вашингтон, округ Колумбия, 1957), Ветер Скифии (Вашингтон, 1959), Непогодь (Вашингтон, 1960), Сквозь тучи (Вашингтон, 1960), Пыльное солнце (Вашингтон, 1961), Бремя времени (Вашингтон, 1961), Рубежи (Вашингтон, 1962), Полустанки (Вашингтон, 1962), Музыкальная шкатулка (Вашингтон, 1963), Стынущая вечность (Вашингтон, 1964), Кочевья (Вашингтон, 1964), Живое прошлое, том 1 (Вашингтон, 1965), том 2 (Вашингтон, 1973), Тусклое солнце (Вашингтон, 1967), Ветер свежеет (Вашингтон, 1969), Мимоходом (Вашингтон, 1970), Преданья старины глубокой (Вашингтон, 1971), За тридцать лет (Вашингтон, 1971), Миг, к которому я прикасаюсь (Вашингтон, 1973), Ленинградский Петербург в русской поэзии и прозе (Вашингтон, 1973), Память сердца (Вашингтон, 1974), Шкатулка с двойным дном (Вашингтон, 1977), Мысли нараспашку, том 1 (Вашингтон, 1979), том 2 (Вашингтон, 1975) и Статьи о литературе (Лондон, 1981).
      Василий Аксенов
      Прозаик (р. 1932). Врач по образованию, Аксенов отказался от медицинской карьеры, чтобы стать одним из самых известных русских писателей. За участие в издании нелегального альманаха "Метрополь" его вынудили эмигрировать в 1980. В настоящее время преподает литературу в Университете Джорджа Мейсона в Ферфаксе (Вирджиния).
      Среди произведений Аксенова, опубликованных за границей на русском языке: Затоваренная бочкотара (Нью-Йорк, 1989), Ожог (Энн Арбор, 1980), Золотая наша железка (Энн Арбор, 1980), Остров Крым (Энн Арбор, 1981), Аристофания с лягушками (Энн Арбор, 1981), Бумажный пейзаж (Энн Арбор, 1982), Право на остров (Энн Арбор, 1983), Скажи изюм (Энн Арбор, 1985), Поиски жанра (Франкфурт-на-Майне, 1986), В поисках грустного беби (Нью-Йорк, 1987).
      Сергей Довлатов
      Прозаик (1941-1990). В Советском Союзе, будучи журналистом, Довлатов встречал трудности при опубликовании юмористических рассказов и начал печатать их в самиздате в конце шестидесятых годов. В 1978 он эмигрировал в США. В 1980 стал одним из соиздателей русскоязычной газеты, издаваемой в Нью-Йорке, - "Новый американец", а с 1980 по 1982 был ее главным редактором.
      Среди книг Довлатова: Невидимая книга (Энн Арбор, 1978), Соло на ундервуде: Записные книжки (Париж - Нью-Йорк, 1980), Компромисс (Нью-Йорк, 1981), Зона (Энн Арбор, 1982), Заповедник (Энн Арбор, 1983), Наши (Энн Арбор, 1983), Марш одиноких (Холиок, 1985), Чемодан (Тенафли, Нью-Джерси, 1986).
      Владимир Войнович
      Прозаик (р. 1932). В Советском Союзе Войнович приобрел известность в начале шестидесятых годов. За протест против ареста Андрея Синявского, Юлия Даниэля и высылки Солженицына Войнович подвергался гонениям со стороны правительства и в 1974 был исключен из Союза писателей. В 1980 эмигрировал в ФРГ. Наиболее известное из его произведений - "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина". В эмиграции написал роман "Москва 2042" - сатиру на советскую жизнь и Солженицына. В 1990 Войновичу возвращено советское гражданство.
      Среди произведений Войновича: Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина (Париж, 1976), Иванькиада, или Рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру (Энн Арбор, 1976), Путем взаимной переписки (Париж, 1979), Трибунал: судебная комедия в трех действиях (Лондон, 1985), Антисоветский Советский Союз (Энн Арбор, 1985), Москва 2042 (1987), Шапка (Лондон, 1988), Хочу быть честным (Москва, 1989).
      Илья Суслов
      Писатель, журналист (р. 1933). В шестидесятые годы работал редактором в журнале "Юность" и возглавлял отдел сатиры и юмора "Литературной газеты" с 1967 по 1973. В 1974 эмигрировал в США, где в настоящее время работает журналистом-переводчиком в русскоязычном журнале "Америка", издаваемом Информационным Агентством США.
      Среди произведений Суслова: Прошлогодний снег (США, 1980), Рассказы о товарище Сталине и других товарищах (Энн Арбор, 1981), Выход к морю (Энн Арбор, 1982), Мой автограф (Тенафли, Нью-Джерси, 1986).
      Юз Алешковский
      Юз (Иосиф Ефимович) Алешковский родился в 1929. Романист, бард (в частности, автор широко известной песни "Товарищ Сталин, вы большой ученый..."). В СССР публиковал книги для детей. Эмигрировал в 1979, живет в США.
      Книги Ю. Алешковского: Николай Николаевич, Маскировка (Энн Арбор, 1980), Рука: повествование палача (Нью-Йорк, 1980), Синенький скромный платочек (Нью-Йорк, 1982), Карусель (Мидлтаун, 1989), Книга последних слов (Нью-Йорк, 1984), Кенгуру (Мидлтаун, 1985), Смерть в Москве (Бенсон, Вермонт, 1985), Блошиное танго (Мидлтаун, 1986).
      Иосиф Бродский
      Поэт, переводчик, эссеист (р. 1940). В 1964 Бродский был арестован и приговорен к пяти годам внутренней ссылки за "тунеядство", но после многочисленных выступлений в его защиту советских и зарубежных писателей ему разрешили вернуться в Ленинград. В 1972 он эмигрировал в США. Является лауреатом Нобелевской премии в области литературы 1987 года.
      Среди произведений Бродского: Стихотворения и поэмы (Вашингтон Нью-Йорк, 1965), Остановка в пустыне: Стихотворения и поэмы (Нью-Йорк, 1970), Часть речи (Энн Арбор, 1977), Конец прекрасной эпохи (Энн Арбор, 1977), Римские элегии (Нью-Йорк, 1982), Новые стансы к Августе (Энн Арбор, 1983), Мрамор (Энн Арбор, 1984).
      Борис Хазанов
      Псевдоним писателя и эссеиста Геннадия Файбусовича (р. 1927). В 1949 Хазанов был арестован за "антисоветскую пропаганду" и приговорен к заключению в "исправительно-трудовую колонию". После освобождения он завершил медицинское образование и начал печататься в официальной прессе и самиздате. Под давлением со стороны властей он эмигрировал в 1982 в Мюнхен, где в настоящее время является редактором журнала "Страна и мир".