- Почему ты уверен, что эта Оля сдала именно тот плащ, который мы ищем.
      - Я видел его у Кукина.
      - Таких плащей может быть тысячи.
      - Есть кое-что и на десерт, Ефим Захарович. Эту штуку Кукин обнаружил в плаще, - Михальченко положил перед Левиным картонку, обернутую целлофаном.
      - Да, адрес Тюнена, - повертев картонку, сказал Левин.
      - Только не пойму, что за формула на ней.
      - Формула? - задумался Левин, потирая пальцем по поверхности целлофана, словно таким манером хотел нащупать ответ. - Это, Иван, похоже на группу крови владельца картонки. Некоторым поликлиники ставят штамп в паспорт, а многие пожилые и больные люди носят вот такие бумажки на всякий случай... Что ж, ты сегодня заслужил бройлера. Я готов оплатить тебе половину его стоимости.
      - Что будем делать?
      - Ждать, - когда эта Лынник вернется из отпуска. Она нам очень нужна. Проведем опознание плаща, хотя особой нужды в этом уже нет, - Левин показал на картонку. - Она подтвердила, чей это плащ.
      27
      Очень уж не хотелось Михальченко опять беспокоить Виктора Вялова. Да еще в субботний день. Но Леонид Локоток, сдававший по словам Вялова иногда свою квартиру разному залетному люду, и к которому Вялов не хотел направлять Басика, искавшего временное пристанище для своего гостя из Еревана, этот Локоток оказался любовником барменши из гриль-бара "Голубой день". Возможно, Вялов знает что-либо об этой связи, и какая-нибудь информация от него окажется полезной. А может и пшик получится: либо Вялов ничего не знает, либо не захочет на эту тему говорить. Человек он с норовом, со своими принципами - мол, дело это не мое, под чужое одеяло не заглядываю, либо, если и расскажет чего, это "чего" выеденного яйца не будет стоить, а человека зря потревожу. И все же он набрал номер Вялова.
      - Вам кого? - спросил женский голос.
      - Виктора Андреевича, пожалуйста.
      - Нет его. В магазин за молоком ушел.
      - А скоро вернется?
      - Кто знает, какая очередь там. А кто спрашивает?
      - Михальченко.
      - А-а... Что передать? - Михальченко уловил в голосе женщины то ли тревогу, то ли разочарование, и чтобы успокоить жену Вялова, знавшую, кто такой Михальченко, что и по какой причине когда-то познакомило и связало Михальченко с ее мужем, сказал:
      - У меня тут пустое дельце, хочу с Виктором посоветоваться.
      - Придет, скажу, что вы звонили. Телефон ваш знает?
      - Знает...
      Минут через двадцать позвонил Вялов:
      - Привет. Что опять засвербило?
      - Здорово, Виктор Андреевич. Ты извини, что беспокою, да еще в субботу.
      - Ладно, телись.
      - У этого Лени Локотка есть баба. Не знаешь ее?
      - Настырный ты, опер. Ну знаю, Ольга Лынник. Хорошая девка. Любит его.
      - Замужем?
      - Да. Как говорится, случайный брак. Мужик где-то в районе пропадает, в колхозе цех имеет, кулечки целлофановые лепит. Домой приезжает раз в неделю. Что это ты по ее душу?
      - Да проходит тут она краешком, зацепилась.
      - Что-нибудь серьезное?
      - Не думаю, - уклончиво ответил Михальченко.
      - Не обижай ее, девка действительно хорошая. Тут уж верь мне.
      - Я тебе всегда верю, Андреевич. Хорошего человека обижать не стану. Тут уж и ты мне поверь. Я тебя не подведу.
      - Ишь ты, Христос. Просто нужен я тебе, за пазухой в тепле держишь на всякий случай.
      - Зря ты так, Андреич.
      - Ладно, ладно, пошутил я. У тебя все вроде?
      - Да. Спасибо. Извини, - Михальченко опустил трубку. Нехороший осадок остался после этого разговора, вроде как плевок получил. С другой стороны и Вялова понять можно: нельзя человеку всю жизнь напоминать о его прошлом, соваться с разговорами на одну тему, будто о другом, приятном, с ним и говорить непристало.
      28
      Тихо пропищал телефонный зуммер. Левин снял трубку.
      - Товарищ Левин?
      - Да.
      - Это из поликлиники. Я выполнила вашу просьбу. Больной Иегупов действительно был на ВКК семнадцатого апреля около пяти вечера. Ему закрыли бюллетень.
      - Как вы установили время?
      - По записи. Он третий с конца. После него было еще только трое больных, а ВКК у нас до шести. Если в среднем по двадцать минут на человека, то и получается, что Иегупов явился на прием в семнадцать, плюс-минус пять минут.
      - Огромное вам спасибо.
      Пока Левин разговаривал, Михальченко смотрел на него, пытаясь угадать, с кем.
      - С Иегуповым вроде все сходится, - закончив разговор, Левин повернулся к нему. - Это звонила главврач из поликлиники. Семнадцатого он был там около пяти часов. Так что старик не соврал. Займемся плащом?
      - Давайте. - Михальченко созвонился тут же с отставным полковником Кукиным, договорился, что заедет за плащом, объяснил, что нужен он на короткое время, может на день, не больше, для опознания. И получив согласие, тут же уехал.
      Они не собирались проводить опознание по всей форме, это - в случае чего - дело следствия. Им же достаточно было непротокольных устных заверений Александра Тюнена и Иегупова, что этот или похожий плащ принадлежал Тюнену.
      Михальченко привез плащ, повесил его на вешалку в своем кабинете рядом со своим и Левина вещами, специально принесенными из дому. Посоветовавшись, они решили сперва пригласить Иегупова, а затем Александра Тюнена.
      - Я съезжу за ним на машине. Старик хромает. Привезем и отвезем его, - сказал Левин.
      - С бензином плохо. Стасик жаловался, что по часу торчит на заправке.
      - Не жмотничай, Иван. Не для прогулки надо... А ты пока свяжись с Тюненом. Если в гостинице его не поймаешь, попроси дежурную, пусть передаст, чтоб обязательно нам позвонил...
      Иегупова Левин застал. Длинной шваброй с намотанной на нее тряпкой тот протирал ненавощенный паркет, сильно отжимая крепкими руками лишнюю воду с тряпки в ведро.
      - Антон Сергеевич, вы не смогли бы съездить со мной? Я на машине. Домой вас тоже отвезут, - сказал Левин, стоя в дверях, чтоб не ступать на вымытые клепки. - Это займет у вас максимум час.
      - Что там за дело такое срочное?
      - Хотим показать вам одну вещь.
      Ничего не ответив, Иегупов поставил в угол швабру, ушел за занавеску мыть руки, затем стянул старую сорочку, надел поновей. Оглядел мятые заношенные брюки с пузырями на коленях и махнув рукой, сказал:
      - И так сойдет. Пошли, что ли? Георга не нашли?
      - Пока нет...
      Через пятнадцать минут они были в бюро.
      - С сыном созвонился? - спросил Левин Михальченко.
      - Да.
      - Хорошо. Проходите, Антон Сергеевич, - предложил Левин.
      Старик проковылял к центру комнаты.
      - Антон Сергеевич, там в углу стоит вешалка, на ней висят плащи. Посмотрите внимательно, какой из них вам знаком.
      - И что дальше? - спросил Иегупов.
      - Посмотрите, посмотрите.
      Иегупов прошел к вешалке у окна. Михальченко специально перенес ее из темного угла поближе к свету.
      - Вроде бы этот был у Георга, - недолго разглядывая плащи, Иегупов указал на темно-синий с погончиками, привезенный от Кукина. - Да, он самый.
      Хотя Михальченко и Левин не сомневались, что Иегупов опознает именно этот плащ, все же переглянулись.
      - Теперь куда? - не зная, что ему велят дальше, спросил Иегупов.
      - Вот и все. Поедете домой, вас шофер отвезет. Спасибо вам, - сказал Левин.
      Михальченко проводил старика до машины. Когда он вернулся, сидевший в задумчивости Левин произнес:
      - Вообще-то полагалось сделать и другое.
      - Что?
      - Мы исходим из того, что паспорт Тюнена был выброшен в роще потому, что и попал он в руки кому-то тоже в роще. Так?
      - Похоже, что так.
      - Значит, по той же логике Тюнена надо искать в роще.
      - Вы думаете...
      - И ты так думаешь, Иван. Тюнена уже нет в живых. Исчез он в апреле.
      - Я уже гадал на эту тему.
      - Тюнена надо искать в роще, - повторил Левин.
      - Но как? У нас нет таких возможностей! Это сколько гектаров обшарить! Тут рота нужна!
      - Рота, не рота, а людей потребуется много. И по силам это только милиции. Но это значит, что они должны принять дело к своему производству. А на основании чего? Они скажут нам: заявления об исчезновении у нас нет, вы затеяли, взяли у заявителя деньги - вот и крутитесь, у нас своих забот достаточно. Значит мы должны извиниться перед сыном Тюнена, вернуть ему деньги и порекомендовать обратиться в милицию. Это уже вроде скандала.
      - Что же делать? Искать Тюнена самим?
      - Да. Но другим путем.
      - Для этого мне нужна Ольга Лынник, а, возможно, понадобится и ее хахаль Локоток...
      Александр Тюнен пришел в точно оговоренное время. По лицам Левина и Михальченко уловил, что предстоит нечто значительное и необычное.
      Левин опустил глаза. Он понимал, чего потребует предстоявшая затея от всех троих, особенно от Александра Тюнена. Не дурак же, сразу смекнет, чем тут пахнет. Плащ нашли, а отца нет. И прошло уже столько месяцев.
      - Александр Георгиевич, - начал спокойно Левин. - Мы нашли один плащ. По вашему описанию он похож на тот, который был у Георга Францевича. Мы бы хотели, чтоб вы взглянули на него: он это, или нет, или просто такой же. Понимаем, процедура не из приятных. Но что поделать...
      - Где он? - оборвав Левина, сухо спросил Тюнен.
      - Вон в том углу. Там три плаща, посмотрите, какой из них...
      Тюнен подошел к вешалке и сразу снял темно-синий импортный с погончиками, отвернул полы, мельком глянул на изнанку и резко бросил:
      - Это плащ отца. Где вы его нашли?
      - Почему вы так уверены? Таких плащей много, наверное.
      - Вот, видите, - Тюнен еще раз отвернул левую полу. - Тут фирмачи пришивают две запасные пуговицы - большую и которая поменьше - на рукав. Большая есть. А маленькая потерялась, остался только кусочек нитки. Я это обнаружил еще дома, когда пришел из магазина. Где вы его нашли?
      - Принес один человек.
      - Он видел отца?
      - Нет. Он купил плащ в комиссионном.
      - По-онятно, - протянул Тюнен. - Где же все-таки отец? Не иголка в сене - живой человек пропал. Сколько вы уже возитесь?
      - Вы можете отказаться от наших услуг и официально обратиться в милицию, - сказал Михальченко.
      - Эти тоже будут тянуть резину, - отмахнулся Тюнен. - Куда мне теперь от вас деваться? Хоть мертвого, но найдите.
      - Поверьте, ищем, Александр Георгиевич. Понимаем ваше состояние. Вы знаете, какое количество людей исчезает по разным причинам? Тысячи по всей стране. Случается, ищут их годами, - мягко сказал Левин.
      - А мне-то что? Мне не другие нужны, я за своим делом к вам пришел... Ладно, звоните если что, - он опять махнул рукой. - Я больше не нужен?
      - Нет, - отпустил его Михальченко.
      - Ну что, хватит на сегодня впечатлений? - спросил Левин, когда Тюнен ушел.
      - Жизнь! - философски изрек Михальченко.
      - Пошли по домам, философ? - Левин подошел к вешалке, снял свой плащ.
      - Мне еще плащ Кукину вернуть надо, обещал...
      29
      "Молодая красивая баба, работает в гриль-баре. Сам понимаешь, что за работа и что за народ там бывает. Я-то туда не дюже разгоняюсь, цены кусаются. А так за ней ничего худого. Мужик ее в колхозе цеховиком работает. Ни пьянок, ни темного элемента в доме ихнем не наблюдается, соседи во всяком случае не жалуются, - так охарактеризовал Ольгу Лынник участковый в ответ на звонок Михальченко. - А прислать к тебе ее смогу, вчера она вернулась из отпуска. Девка спокойная, покладистая. Скажу, что по какому-то общественному вопросу. Только ты не жми ее здорово, поласковей, чтоб не обиделась на меня. Мне с людьми дружить надо"...
      Все это Михальченко вспомнил, когда на стук в дверь крикнул: "Входите!" и увидел в дверном проеме действительно очень красивую молодую женщину в "варенках", в белой блузке, в синих модных туфлях на маленьком каблучке. Темнокаштановые волосы были схвачены вокруг головы широкой голубой лентой-резинкой из махровой ткани, лицо, в особенности выпуклый лоб и высоко открытые руки темнели свежим загаром.
      - Я, наверное, к вам? - спросила она. - Мне нужен товарищ Михальченко. Моя фамилия Лынник.
      - Я и есть Михальченко, - он приветливо улыбнулся.
      - Меня участковый попросил зайти к вам по какому-то делу.
      - Садитесь, Ольга Викторовна, - он встал и придвинул ей поудобней кресло, поймав себя на мысли, что почти не актерствует, что с такой женщиной приятно быть обходительным и услужливым.
      - Что же это за такое бюро у вас? И название странное - "След"? спросила она.
      - Просто частное сыскное агентство. Кооператив своего рода. Только мы ничего не производим, - засмеялся он. - Оказываем разные услуги: разыскиваем пропавших детей, взрослых, собачек, охраняем кооперативы. В общем, много всякого, - она сидела чуть повернувшись боком, и в широкой пройме ее блузки в глубине он видел нежную складку, шедшую в обозначившейся выпуклости груди. - Ольга Викторовна, разговор у нас будет секретный, абсолютно между нами, - он заговорщически подмигнул. - Но и серьезный. Никто - ни знакомые, ни приятели, ни Леня Локоток, ни даже муж не должны о нем знать. - Михальченко специально сразу же упомянул Локотка, давая понять собеседнице, что ее связь с Локотком для него не секрет. И мужа вспомнил намеренно, мол, не бойся, я тебя не заложу, семейные дела ваши меня не касаются, не знает этот лопух о твоем хахале, так ему и надо, дуракам на красивых жениться противопоказано.
      Он увидел, что глаза Лынник испуганно забегали по его лицу, загар на щеках загустел от прилива крови.
      - Пожалуйста, чтоб муж не знал, - тихо попросила она. - Он добрый человек. Работает, работает, чтоб мне хорошо жилось. Все уговаривает, чтоб я ушла из бара... А Леню я люблю. Мы давно с ним... Еще до замужества... А что случилось?
      - Так и договоримся. Ни вы никому ни слова, ни я. А случилось вот что: восемнадцатого апреля вы или кто-то по вашему паспорту сдал в ломбард плащ. Импортный, темно-синий. Было такое?
      - Было, - она посмотрела на него, будто удивилась: вот это и все? Это же пустяк, обычное дело.
      - Расскажите мне подробно, как вы провели день накануне, семнадцатого.
      - Накануне? - она задумалась, вспоминая. - В тот день у меня, кажется, был отгул. Мы поехали с Леней в наш гриль-бар, пообедали.
      - Выпили?
      - Нет, Леня не пьет... Потом вернулись в город, гуляли в роще. Мне надо было торопиться к портнихе, я отдала ей ушить джинсы. Мы попрощались, и я ушла. Он тоже спешил. На съемки.
      - На какие съемки?
      - Он контракт заключил на конном заводе с немцем из Германии. Снимки для ихнего журнала про наш конный завод...
      - В котором часу вы приехали к портнихе?
      - Без четверти пять.
      - Почему вы так точно помните время?
      - Она назначила мне к пяти. А когда я приехала, у нее еще сидела другая заказчица. Портниха еще спросила: "Что ты так рано?" Она не любит, чтоб в ее доме сталкивались клиентки.
      - Понятно. Дальше. В тот день вы еще виделись с Локотком?
      - Нет. Только по телефону говорили. Он позвонил, попросил, чтоб я сдала в ломбард вещи кое-какие.
      - Это зачем же?
      - Он никогда хорошие вещи дома не держит, боится, чтоб не обворовали. Знаете, что сейчас делается! Тем более, когда он уезжает на целый сезон. Обычно я и сдаю. А тут знакомый поляк привез много хороших вещей из Турции. Утром до работы, мы открываемся в двенадцать, я и пошла к Лене домой...
      - У вас есть ключи от его квартиры?
      - Да... Взяла сумку с вещами...
      - Красивая сумка - зеленая с черным?
      - Нет, - она удивилась. - Другую, большую, серую. Пошла в ломбард и сдала.
      - Среди прочих вещей в сумке был и плащ?
      - Ну да... А потом перед самым Лениным отъездом приехал приятель из Москвы за этими вещами. Леня покупал их по его заказу. Я пошла в ломбард выкупить.
      - А почему плащ не выкупили?
      - Леня сказал: "Забери все, кроме плаща. Пусть еще полежит".
      - Понятно. Где сейчас Локоток?
      - Там же, в Коктебеле.
      - Что он так долго там?
      - Он уезжает туда работать на сезон. С напарником из местных фотографирует на пляжах курортников.
      - Когда он должен вернуться?
      - На днях. Точно не знаю. С билетами сейчас трудно. Он собирался в Феодосию за билетом.
      Михальченко сделал паузу. И Лынник, воспользовавшись ею, вставила свой вопрос:
      - Все-таки, что случилось? Ему ничто не грозит?
      - Ничего вам пока сказать не могу. Выясняем, - ответил он неопределенно. - Вот сверим время, посмотрим.
      Она не поняла, о каком времени он говорит, только видела, что на лице этого крупного сильного мужчины опять появилась доброжелательность.
      - Почему вас так интересует этот плащ? - спросила Лынник.
      - Чужой он, Оля. Чужой... Хорошо. На сегодня хватит. Спасибо, что зашли. Уговор наш помните: никому ни слова, даже Локотку, - Михальченко подумал и добавил: - Это для его пользы.
      - Конечно, конечно, - она поднялась.
      Михальченко проводил ее до двери.
      30
      - Значит, говоришь, Локоток заключил контракт с конезаводом? Для этого журнала? - спросил Левин.
      - Да, - Михальченко листал последний номер журнала, который Шоор подарил Левину.
      - Смотри, какой шустрый. Сейчас уточним. - Левин снял трубку и набрал приемную директора. - Алло! Степана Яковлевича, пожалуйста. Скажите: Левин из прокуратуры... Нет, мы не договаривались. Он меня знает. Действительно, они были знакомы давно, лет пятнадцать назад в конюшне вспыхнул пожар, погибли две очень дорогие лошади, Левин надзирал тогда за следствием. И сейчас, ожидая пока его соединят с директором конного завода, он подумал, что есть бесчетное количество людей в городе, знавших его и кого знал он, которых когда-то коснулась беда или неприятность, ставшая невеселым поводом для знакомства. Большинство потом падало из его жизни, но кое с кем сохранились если не дружеские, то просто добрые отношения. - Степан Яковлевич? Левин... Да-да... Ничего, как все, так и я... А вы?.. Ну и слава Богу... В общем-то пустяк. Мне господин Шоор подарил журнал "Я - жокей". Что это за парень с вашими лошадками? Кто? Локоток? Ага... Он что, по контракту? Понятно. Нет, больше ничего, спасибо... Да, Степан Яковлевич, а господин Шоор не собирается к вам? Жаль... Всего доброго. - Он опустил трубку и сказал Михальченко: Красавчик на картинках, которые перед тобой, это и есть наш Локоток.
      - Здоровый бугай.
      - Это еще не порок.
      - Брать его надо! По всему сходится, что билет Тюнена таксисту дал он!
      - Это каким же образом брать? - усмехнулся Левин. - Нам с тобой брать уже никого нельзя. Мы кооператоры, Иван.
      - Я не в том смысле. Надо Остапчука подключать.
      - Так он и побежит. Он скажет: "Я, ребята, свободен, делать мне нехрен, поручите чего-нибудь!.." Ну, допустим, возьмешь ты с Остапчуком Локотка. А он тебе сунет: "Билет я нашел, дорогие товарищи сыщики, мне он не нужен был и я бескорыстно отдал его таксисту". И утер он вам, сыскарям, сопли.
      - Где нашел билет?
      - В паспорте, дорогие сыщики, а паспорт в роще под кустиком, я там его и выбросил... Рано нам хватать товарища Локотка. Что-то еще нужно, чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут основания.
      - Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки? Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что и плащ нашел?
      - И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
      - Нашел плащ, а в кармане билет.
      - Хорошо, - соглашался Левин на возражения Михальченко. - Но билет он бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ - в ломбард? Допустим, в милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал, чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно... Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле, будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
      - Значит, ехать мне в Крым?
      - Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но... Не поедет Остапчук.
      - Попробую его уговорить.
      - Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик Тюнен. А дальше - дело не наше.
      - Поглядим, - Михальченко бросил на стол журнал и вышел...
      31
      На каталожной карточке Левин написал: "В.Агафонов. "Расследование убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Кооперативное издательство "Знамя труда".
      - Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку библиографу университетской библиотеки.
      - Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
      Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее сбивали снег с обуви.
      - Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос библиографа. - Может быть, в Академии наук...
      В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
      - Во время войны многие фонды погибли, - объяснила пожилая женщина в черном сатиновом халате. - Попробуйте обратиться к кому-нибудь из библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда, правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят семь.
      - А вы не смогли бы дать мне его телефон?
      - Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер телефона. - Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
      - Спасибо...
      Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
      Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой, телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли. Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют, но и не изымешь так, чтоб без боли...
      Покружив у телефона, он сел и заставил себя набрать номер, записанный на каталожной карточке. Долго никто не отвечал. Затем немолодой женский голос спросил:
      - Вы куда звоните? - словно в эту квартиру звонить не дозволено или сюда так давно не звонили, что люди отвыкли и считают, что просто кто-то ошибся номером.
      - Это квартира профессора Нирода? - осведомился Левин.
      - Да. А вы кто, откуда? - удивилась женщина.
      Левин растерялся.
      - Если можно, Аполлинария Дмитриевича, - все же попросил он. - Вы его жена?
      - Нет. Я экономка. Сейчас посмотрю, не отдыхает ли.
      Левин ждал, улавливая шаркающие удаляющиеся куда-то в глубину квартиры шаги. Через какое-то время в трубке что-то зашелестело и раздался хрипловатый голос:
      - Я слушаю. С кем имею честь?
      Левин объяснил, кто он и что, но без подробностей:
      - Вы извините, Аполлинарий Дмитриевич, за беспокойство. Мне крайне необходима одна книга. Я обыскал весь город, все библиотеки. Помню вас по университету, хотя учился на юрфаке. В пятидесятые годы. Слышал, что у вас богатая библиотека.
      - Что вас интересует? - прервал его собеседник.
      Левин назвал.
      - Есть она у меня, но на дом книг не выдаю.
      - Я понимаю, - смутился Левин, не зная, что сказать.
      - Вы можете прийти полистать ее. В моем присутствии.
      - Ну хотя бы так, - согласился Левин. - Когда вам удобно?
      - Можете даже сегодня. После шести вечера я всегда свободен.
      "От чего он свободен?" - подумал Левин и попросил адрес.
      - Дом Академии наук знаете? На Костомарова. Шестнадцатая квартира. Лифт, как всегда не работает, учтите это...
      Это был дом из тех, которые называли "сталинскими" - построен в 1951 году, шестиэтажный, огромный, несуразный, но добротный. Фасад шел вогнутой дугой, четыре подъезда с большими тяжелыми деревянными дверями, с высокими окнами.
      Квартира профессора Нирода находилась в первом подъезде на четвертом этаже. Одолев крутые долгие лестничные марши, Левин позвонил. Открыли не сразу: сперва откуда-то издалека возникли шаги, затем на него смотрели в "глазок" и лишь потом, после того как на вопрос "кто?" он назвался, зазвякали цепочки, задвигались щеколды, защелкали замки. В дверном проеме стояла невысокая пожилая женщина. Он поздоровался. Ничего не ответив, она заперла дверь и двинулась по длинному полутемному коридору, как бы приглашая следовать за собой. Квартира была огромная, четыре или пять больших, метров по тридцать, комнат, с высоченными потолками, к ним наверное десятилетия не прикасалась малярная кисть. В двух комнатах, которые он пересек, окна были зашторены, висел сумрак, окутавший тяжелую старинную мебель.
      Приоткрыв дверь в третью комнату, из которой наконец-то блеснул зеленоватый свет, женщина произнесла, обращаясь к кому-то:
      - К вам, - и, повернувшись, ушла.
      Левин постучал.
      - Входите, - раздался голос.
      В такой же большой комнате, окна которой выходили в сумеречный колодец двора, стоял полумрак, пробитый светом бронзовой лампы, прикрытой зеленым треснувшим стеклянным абажуром. Стен не было видно, их наглухо закрыли стеллажи и шкафы с книгами. Просторный, из темного дерева письменный стол, два глубоких кресла, обтянутых истертым коричневым плюшем, - и больше никакой мебели.
      Из-за стола встал невысокий полный старик с большим гладко выбритым шишковатым черепом, голубоватая сорочка-"апаш" с обвисшими длинными ушами воротника заправлена в слишком просторные, поднятые выше круглого живота брюки, державшиеся на подтяжках.
      - Садитесь, молодой человек, - Нирод указал на одно из кресел.
      А Левин подумал: каким образом в этой сумасшедшей, циничной и сволочной жизни сохранились такие "интеллигентные", как он определил для себя, обиталища и такие владельцы их?
      - Я слушаю вас, - сказал Нирод. - Сперва расскажите о себе.
      - Аполлинарий Дмитриевич, чтобы вы не гневались, что потревожил вас, мне придется быть многословным, - сказал Левин.
      - Это не самое страшное сегодня.
      Коротко рассказав о себе, Левин подробно изложил историю Кизе, свои долгие поиски и затруднения, и под конец добавил, что для завершения работы у него вся надежда на книгу, ради которой он позволил себе нарушить покой уважаемого профессора.
      - Вы кончали наш юрфак? - спросил Нирод.
      - Да.
      - У кого вы слушали римское право?
      - У профессора Кориневича, - удивившись вопросу, ответил Левин.
      - Ну и как?
      - Считаю, что мне повезло, - улыбнулся Левин.
      - Он был знатный хулиган, - подмигнул старик. - Мы учились в одной гимназии. - Кого вы еще слушали?
      - Латынь читал профессор Шевлягин, уголовное право профессор Хасарджи, гражданское - Станислав Адамович Огановский, криминалистику Владимир Иванович Максимович.
      - Все они "пережитки прошлого", а? - засмеялся Нирод. - Почти все мои ровесники. И все уже покойники, - посерьезнев, произнес он. - Сейчас, наверное, там нет таких лекторов.
      - Пожалуй, нет, - согласился Левин.
      Старик повернулся, протянул руку куда-то в угол и с маленького круглого стола на изогнутых элегантных ножках взял книгу, как понял Левин, приготовленную к его приходу.
      - Вот она.
      Книга была в мягком дешевом переплете, печать плохая, бумага желтовато-серая, грубая, непривычно жестко шелестели страницы - иссохшие, впитавшие за десятилетия микроскопическую пыль.
      - Где бы я мог устроиться, чтоб не мешать вам? - спросил Левин.
      - Вам нужно только то, что касается вашего дела? - Нирод испытывающе взглянул на Левина.
      - Была б возможность, с удовольствием прочитал бы всю. Такие издания редко попадают в руки.
      - А вам фамилия автора знакома?
      - В том-то и дело, что нет. А я ведь криминалист.
      - Агафонов был до революции очень известный криминалист. Даже ЧК не расстреляло его, не гнушалось его знаниями. Потом он с ними не поладил. У закона и произвола цели разные. Агафонов эмигрировал в Германию. Имя его вычеркнули отовсюду, книги изъяли. Самое трагичное, что в 1942 году его расстреляли нацисты. Причина мне неизвестна - старик умолк, стал поигрывать пальцами обеих рук по столу, словно по клавишам черного рояля, который Левин приметил в одной из комнат. - Я полагал, что вы очень молоды, - вдруг произнес Нирод, - этакий шустрый современный функционер.
      - Вы разочарованы?
      - Вот уж нет! Вы учились у интеллигентных людей. В наши дни это хоть некоторая гарантия порядочности. Я дам вам книгу домой.
      - Под какой залог? - улыбнулся Левин.
      - Я скоро умру. Все это пропадет, - он очертил дугу, указывая на стеллажи и книжные шкафы. - Даже если не возвратите книгу, я буду знать, что она попала к специалисту.
      - Я непременно возвращу, - Левин клятвенно приложил ладонь к груди...
      Отпирая многочисленные дверные запоры, профессор Нирод, указав на них, произнес: