Привет, Ангел

Глафира Душа

Привет, Ангел

Пожалуйста, еще!

Он опять проснулся в пять утра. В последнее время так повторялось почти каждое утро. Почему? Что его тревожит? Спал бы себе и спал. Может, снотворное попробовать? Но ведь засыпает-то он хорошо и спит вроде бы крепко. А просыпается почему-то в пять. Непорядок.

А Алексей любил порядок. Все должно быть на своем месте, все под контролем, под его внимательным внутренним взором. Если что-то не так, значит, он не доработал, не додумал, не организовал правильно. Значит, надо принимать меры. Пойти к врачу, посоветоваться…

Он долго ворочался, честно лежал с закрытыми глазами, надеясь уснуть, но безуспешно. Ближе к шести Алексей встал, по-спортивному оделся и вышел на улицу.

Утренняя Прага была сумеречна, тиха и туманна. Город еще только собирался просыпаться, и не было видно ни прохожих, ни машин… Только в парке, куда Алексей направлялся, то там, то здесь попадались собачники со своими питомцами и бегали одинокие спортсмены, примерно такие же, как и он.

Бегать Алексей не любил, а вот спортивная ходьба, физические упражнения на ходу, отжимания и дыхательная гимнастика были ему приятны. И он время от времени, нельзя сказать, что регулярно, но все-таки занимался собой.

В Прагу они с семьей перебрались примерно полгода назад. Пока здесь Алексея все устраивало. Никто его не дергал, не теребил. Можно было бы и остаться здесь пожить. Город этот нравился и ему, и жене – Наталье, и даже их двенадцатилетнему сыну Максу, хотя он, пожалуй, больше всех скучал по Москве… Даже, наверное, не по самой Москве, а по школьным приятелям и соседским пацанам.

Лично себе Алексей запрещал скучать. Запрещал вспоминать, ворошить свою жизнь, терзать свое сердце. Все, уехал – забыл. Да он не просто уехал. Он умер. Официально для всех, кто его знал, его больше не существует. Даже родители, даже брат родной, даже Рита не в курсе. Буквально несколько человек, которые помогают ему… Только они. Но они такими делами с ним повязаны, такими деньгами, что если чего лишнего сболтнут, то им же самим не поздоровится…

…Прогулка пошла на пользу. Алексей размялся, разогрелся, раскраснелся. Легкой пробежкой закончил свою зарядку и вернулся домой. В квартире было по-прежнему тихо. Зеркало в прихожей отразилось незнакомым лицом. Тьфу ты! Ну никак Алексей не мог привыкнуть к своему новому облику. После пластической операции прошло уже четыре месяца. Все зажило, ничего его не беспокоило с точки зрения телесных ощущений. Но вот лицо свое он никак не мог воспринять родным. Вроде и симпатичный, но не он. Даже глаза – и те другого цвета. При современном выборе контактных линз никаких проблем с этим нет.

И имя у него теперь другое. Хорошо, что хоть общие буквы есть. Был Алексей. Стал Александр. Если называть Алексом, то вроде бы и ничего. Жена так и зовет, правда, ошибается часто. Фамилию он тоже поменял. Так что все у него теперь новое – имя, фамилия, лицо, страна проживания. Да и страну, видимо, придется сменить. Есть несколько вариантов – то ли Африка, то ли Ближний Восток, то ли Азия. Везде можно найти возможность устроиться. Главное, чтобы максимально безопасно. Потому что если его вычислят, то все! Это будет конец! Он столько денег должен! Он таких людей подставил, которые не прощают…

Но он все правильно продумал, у него никаких сбоев быть не должно. Вон… он сам себя не узнает. Жена пугается, глядя на него. Сын смущается. Их можно понять: ну незнакомый человек перед ними, неузнаваемый… Где уж чужим-то узнать. Тем более он так грамотно инсценировал свою гибель, что вряд ли его заподозрят… Вряд ли…

Рита с мамой решили поехать в Карловы Вары. Не то чтоб уж очень хотелось им заняться своим здоровьем… Просто назрела необходимость развеяться, а то Рита никак не могла войти в нормальную колею. Да это и не мудрено… После тех страшных похорон, когда от ее любимого человека ни тела, ни лица толком не осталось. Узнать его было невозможно. Первое время Рита не могла не то что спать, а даже глаза прикрыть. Тут же перед ней плыли картины последнего пути Алексея, а она, невзирая на все свое горе, не могла себе позволить рухнуть на его гроб и завыть по-бабьи, потому что тут же шла жена. Жена, что выглядело довольно странно, прикрывала огромной шляпой лицо и ни разу не подняла глаз. Ни слез ее никто не видел, ни горестных причитаний никто не слышал. Но Рита вряд ли на это обратила внимание. Она еле-еле держалась на ногах и в какой-то момент подумала: «Зря я не послушала маму. Не надо мне было идти сюда. Я чужая здесь. Я не могу по-настоящему выразить свое горе и не выражать его не могу. Как же тяжело! Как же плохо! Алексей! Алексе-е-е-й!»

И она рыдала безутешно, не очень-то задумываясь, как это выглядит со стороны и все же каким-то краем сознания контролируя свое поведение.

Так вот. Предложила мама Рите поехать в Чехию, водички целебной попить, по стране прокатиться. Рита не сопротивлялась, понимая, что пора приходить в себя, пора убрать все черные одежды, которые она, не снимая, носит без малого полгода…

В свои двадцать четыре она выглядела не больше чем на двадцать, не красилась, не наряжалась, не улыбалась. На работу ходила исправно, но никакие посиделки, гости, выходы в свет ее не интересовали.

Сначала мама пыталась с ней разговаривать. Это удавалось вполне. Но разговоры всегда заканчивались примерно одинаково:

– Да, мам. Конечно, мам. Я согласна, мам. Просто ничего не хочется. А так все хорошо. Самочувствие нормальное, настроение ровное. А вот желаний нет. Никаких.

Потом мама советовала ей врачей. Затем целителей. Но Рита от всего отмахивалась. А вот от поездки не отмахнулась, согласилась с мамой ехать. И даже черные одежды свои не взяла. Уже хорошо! А то совсем девка себя заживо похоронила…

Мама – Марина Владимировна – была в курсе всех Риточкиных дел. Личная жизнь дочери не то чтоб была ей известна досконально, до мельчайших подробностей… Нет, конечно. Но общие тенденции, естественно, Марину Владимировну интересовали. А поскольку особых секретов у них друг от друга не было, то Риточка знала многое о матери – то, чего особенно дочерям знать не обязательно, а Марина Владимировна владела сердечными тайнами дочери на правах чуть ли не лучшей подруги.

Когда Рита начала встречаться с Алексеем, мать не особенно приветствовала эту связь. Ну что хорошего? Женатый мужчина, намного, почти на пятнадцать лет, старше Риточки. Пост высокий, деньжищи сумасшедшие…

Но девочка была так счастлива с ним! Аж вся светилась! И мать смирилась. И даже принимала их двоих в своем доме, и даже с удовольствием общалась с Алексеем, который был ненамного младше ее.

Пару лет назад, когда Рита училась на последнем курсе института, ребята из группы загорелись идеей поездки на чемпионат мира по футболу. Нашли через Интернет дешевые билеты, скромную гостиницу и большой компанией рванули в Барселону. На восемь пацанов Рита и Анька. Нельзя сказать, что девчонки настолько уж любили футбол, просто хорошая компания плюс возможность побывать в Испании плюс дух патриотизма, азарт, приключение, путешествие! Так много всего хорошего в одной незамысловатой поездке! Но это она сначала так думала. На самом деле незамысловатость эта обернулась, как выяснилось впоследствии, судьбоносными поворотами жизненного пути.

Короче, собрались – поехали!

Барселона бурлила, клокотала, искрилась! Всеобщее приподнятое настроение, возбуждение, эйфория! Сколько мужчин! Какая энергетика! Девчонки просто обалдели от внимания к себе, от восхищенных взглядов, от мимолетного флирта, от многочисленных попыток ухаживаний.

Анька буквально на второй день пропала… Познакомилась с французом и на всю неделю загуляла. Позвонила Ритке пару раз, мол, все хорошо, жива-здорова, не волнуйся, и все.

Ритка, помнится, обрадовалась, увидя подругу в аэропорту.

– Анька! Боже, какое счастье! Ты возвращаешься на родину!

– Да! Ритка, представляешь, я влюбилась! Вчера Анри проводила. Он из Парижа. Обещал приехать в Москву через месяц! Ой, какая же я счастливая!

– Слушай, а вы хоть на один-то матч попали?

– Мы? Ну да! На один и попали. А так все больше в номерах.

– Анька, как же я тебе рада!

А сама Рита исправно ходила с ребятами на стадион. Они умудрялись где-то доставать дешевые билеты, где-то проходить вдвоем по одному билету, но надо отдать им должное – Риту они опекали и всегда присматривали за теми, кто вьется рядом с ней.

А на одном матче получилось так, что билеты у всех оказались в разных местах. Рита, единственная из компании, попала на трибуну русских болельщиков. Остальные ребята оказались рассыпаны по всему стадиону. С билетами на этот матч было особенно сложно, и они были довольны уже тем, что попали. Пусть не рядом, не важно. Главное – попали.

Мужики рядом с Ритой свистели, орали, матерились, пели песни, пили пиво и были абсолютно органичны в роли болельщиков. Мужик, сидящий справа, постоянно задевал ее локтем… Вернее, даже не задевал, а специально подталкивал, выкрикивая поминутно:

– Смотри, смотри, чего творят!

– А судья-то, судья куда смотрит?!

– Глянь, опять промазали!

Она уже и отодвигалась, и рюкзак свой ставила между ним и собой, и прижималась к мужчине слева, но все было бесполезно. Тот все равно доставал ее то локтем, то рукой, в азарте хватая Риту за руку или за плечо, а то и за колено:

– Нет, ты смотри, они ж ничего не могут! Ни бегать, ни ударить!

Или:

– Ну! Ну! Вот сейчас! Давай! Бей! Ну, урод!

И все в том же духе.

Мужчина, находящийся слева, тоже «болел», но как-то спокойней. К нему все больше и отодвигалась Рита, не заметив, что в какой-то момент прижалась совсем уж тесно. Мужчина посмотрел на нее, потом на соседа, на рюкзак между ними… Быстро и, главное, правильно оценил ситуацию и спросил:

– Вам неудобно?

– Ой, извините! – Рита выпрямилась и чуть отстранилась.

– Да ничего страшного. Если хотите, поменяемся местами!

– Пожалуйста! – Рита не скрывала облегчения и благодарности.

Они пересели. Рите теперь было вполне комфортно. Тот, кто толкался, этой перемены мест как будто и не заметил и продолжал активно проявлять свои эмоции. Но новый сосед одним движением осадил его, и тот, немного остыв, переключился на соседа с другой стороны.

Трибуны орали, свистели, кричали, улюлюкали, поддерживали свои команды речевками, пели гимны, хлопали, топали, размахивали шарфами и флагами, скандировали имена своих кумиров, надрывали нервы в самых острых моментах игры, подпрыгивали, становились на сиденья, рукоплескали, ругались, злились, огорчались, восхищались, радовались… Трибуна представляла из себя живой организм – мощный, сильный, высокоэнергетичный, агрессивный, импульсивный, подвижный… И только эти двое – Рита и ее сосед, непонятно по каким законам оказавшиеся в этой бурлящей массе, спокойно сидели рядом и разговаривали. Как-то они выпали из всеобщего потока: взрослый мужчина и юная девушка. Они так и вышли вдвоем со стадиона, поехали в кафе, потом к ней в гостиницу, потом к нему в гостиницу, потом опять в кафе, потом еще куда-то…

Нет, периодически Рита возвращалась в свой номер, виделась со своими ребятами, но все мысли, чувства, желания были заняты только Алексеем. Так звали ее нового знакомого.

В Москву вылетали с разницей в два дня. Алексей провожал. Рите казалось, что на этом месте – в момент проводов – наступит конец их отношениям. Ну что ж? Она, наверное, даже готова была согласиться с этим. По крайней мере, теоретически. А что? Курортный роман. Ну пусть не курортный, а какой тогда? Спортивный? Футбольный? Звучит забавно. Сердце только щемит. А так забавно, конечно. Главное, не расплакаться.

А то будет, как дура, стоять перед своими пацанами с зареванными глазами и красным носом…

Прощаться – так уж достойно! Ей даже вспомнились слова некогда любимой песни:

«Полчаса до рейса, полчаса до рейса,

Мы стоим у взлетной полосы!»

И еще там были строчки:

«Для кого-то просто летная погода,

А ведь это проводы любви!»

Вот-вот. Как будто про них. Но Алексей, видимо, так не считал. Деловито записал ее телефон, дал свою визитку, вписав туда номер полусекретного мобильника:

– Это только для своих. По нему и звони!

Уходить не торопился. Держал за руку и говорил, что будет очень скучать и что как только вернется, сразу позвонит…

Рита и верила, и не верила. Верила, потому что очень хотела верить. А не верила, потому что понимала: на отдыхе у людей одно настроение, а по возвращении все встает на свои места, ощущения забываются, жизнь захлестывает проблемами и каждодневной суетой… Не стоит себя распалять, надеяться, строить планы и мечтать…

В самолете они с Анькой напились, обе расплакались, прощаясь с таким прекрасным приключением и сожалея о его быстротечности… Потом уснули в обнимку, попеременно всхлипывая во сне, как дети, и шмыгая носами.

Но не успели приземлиться, как Аньке позвонил Анри из своего Парижа, и она, как безумная, заорала в трубку:

– Salue, mon ami! Mon cherie!

И где только словам таким научилась?! Вообще было непонятно, на каком языке разговаривали эти двое. Слова французские перемешивались с русскими, разбавлялись английскими… Все это перемежалось с восклицаниями, охами, ахами и прочими междометиями, выражающими радость, нежность и восторг!

Рита искренне порадовалась за подругу. Сама же, с грустью вспомнив об Алексее, написала ему послание: «Уже в Москве. Без тебя плохо. Целую. Жду». Ответ от него пришел моментально: «Слава Богу! Я волновался. Очень соскучился. Очень!»

Через два дня он был в Москве. Через три они встретились. И все закружилось уже по новому, по московскому сценарию, который они сами и придумывали, сами же и реализовывали. Это просто удивительно, как им на все хватало времени. У нее сессия, диплом. У него бесконечные деловые встречи, совещания, разъезды. Причем не только по Москве, но и по миру. Он почти всегда брал ее с собой. Рита сумела договориться в учебной части, и ей в журнале посещений ставили плюсики…

Так что объездила она с ним в тот год почти полмира. Для Риты, ведущей сравнительно скромный образ жизни, эти поездки были незабываемы. До встречи с Алексеем она отдыхала либо с мамой на Черном море, либо со студенческой компанией на Селигере. Один-единственный раз выехала за границу – в Испанию на чемпионат мира по футболу – и все. Весь список ее путешествий был исчерпан.

А с Алексеем она открыла для себя и Европу, и острова, и даже Африку, о которой мечтала с детства, но особенно не верила в исполнение своей мечты.

С появлением в ее жизни Алексея мечты стали сбываться. И путешествия ей теперь доступны, и одежда ее преобразилась, и, главное, у нее есть любовь! Она полюбила по-настоящему! Не впервые, чего уж греха таить?! Наверное, второй раз в жизни. Потому что первая ее любовь случилась в семнадцать лет.

Первая, она и есть первая! Сумасшедшая, безудержная, взахлеб, навзрыд! Но прошла и прошла. Хотя грустила Рита долго. Тогда она думала, что это навсегда! Что они будут жить долго и счастливо и умрут в один день. Но вышло немного иначе.

За Ритой в институте ухаживал аспирант. Его звали Иваном, он был намного старше ее, лет на восемь, наверное. Ухаживания его Рита отвергала, вернее, не замечала того, что нравится ему. Все ее мысли были заняты ненаглядным Валькой. Именно так звали первую любовь. Но Иван был терпелив, целеустремлен и маленькими шажочками медленно и постепенно приближался к Рите. Привозил ей сувениры из поездок, угощал шоколадом… Когда они сталкивались в студенческом кафе, всегда покупал ей чай, пирожное. Казалось бы, такие мелочи! Ну ничего особенного! Нельзя же не принять у человека мелкий сувенир. Глупо же упрямиться перед кассой и отказываться от угощения. Но получалось, что все-таки она принимала его знаки внимания. Да, вот такие мелкие, незначительные, ни к чему не обязывающие… И отказать сложно, и ухаживанием назвать трудно!

Но Ивану и важно было именно то, что отношения существуют. Непроявленные, завуалированные, немного странные, но они есть – эти отношения. Он понемногу смелел, преподнося по букету к Новому году и к 8 Марта. И опять у Риты не было сомнений – принять-не принять. Ну праздник же! Честный повод. Как отказаться?

Но по большому счету она не задумывалась глубоко над этой ситуацией, про Ивана почти не вспоминала, а вечно рвалась к своему любимому Вальке!

Как-то раз они с Валентином поссорились. Дело было под Новый год. И они никак не могли определиться, где встречать. В семье Валентина было принято домашнее застолье, с обязательным новогодним «Огоньком» по телевизору, поздравлениями президента, объедаловкой и прочими прелестями застойного периода. Валентину самому такой праздник был в тягость, но никакой возможности настоять на другом варианте встречи Нового года он не видел. Нет, не то чтобы родители категорически ему запрещали уйти в молодежную компанию… Просто они так искренне расстраивались, когда Валя пытался заговорить об этом, так огорчались, что он и сам начинал испытывать муки совести.

Он пригласил Риту к себе:

– Ну что делать? Отметим вместе с моими. Посидим пару часов, потом уйдем куда-нибудь.

– Валь, ну ты пойми… Мне так совсем неинтересно. Пошли бы с нашей компанией… Ребята уже места заказали в кафе. Там и дискотека, и музыка живая, и конкурсы, и подарки. Витька на камеру будет снимать, девчонки фотоаппараты возьмут. Все договорились в костюмах быть в карнавальных… Неужели можно сравнивать?! – негодовала Рита.

– И ты хочешь сказать, что тебе интересней там, чем со мной?! – начинал закипать Валентин.

– Валь, ты не передергивай! Мне интереснее там, где настоящий праздник, а не какие-то убогие посиделки. И естественно, мне важно и даже необходимо встречать Новый год с тобой.

– Ага! Значит, у нас дома – это убого! Так, выходит, и я для тебя – убог?! А ты у нас такая великая! Куда ж тебе снизойти до нас, несчастных?! – Валентин ерничал, повышая голос и надрывая свое сердце в надежде – не расставаться с любимой, быть рядом… Не важно, где, когда, как, но вместе… всегда вместе.

В Рите он почувствовал сомнение, и это оказалось столь ранящим и болезненным для него, что вылилось в конце концов в дурацкую сцену. Валентин перешел на личности, начал оскорблять Риту, что случилось с ним впервые.

Рита расплакалась, ушла и … пропала. Он звонил ей уже на следующий день, посылал бесконечные сообщения на мобильник. Она не отвечала или была недоступна, или сбрасывала его звонок…

По домашнему номеру мама говорила, что Рита очень занята по учебе, сидит допоздна в библиотеке. А потом еще готовит институтский новогодний вечер, который вот-вот должен состояться… Когда? Да буквально на днях. А потом ей же надо и карнавальный костюм успеть доделать. До праздника-то всего неделя осталась.

– А ты, Валечка, не волнуйся. Я передам ей, что ты звонил. Как только Риточка вернется, так и передам. Удачи тебе!

Да какая уж тут удача, когда ссора эта всю душу его перевернула. Он и сам понимал нелепость ситуации. Никаких же принципиальных противоречий нет в их отношениях. Подумаешь, встреча Нового года?! Да в конце концов он может выпить с родителями шампанского под бой курантов и уже через полчаса быть в общей компании. И гулять до самого утра, развлекаясь и наслаждаясь праздником вместе со всеми. Или даже попробовать договориться с предками, что он помогает им накрывать на стол, они дарят друг другу подарки, провожают старый год… И Валентин уезжает, чтобы аккурат к двенадцати ночи поспеть в кафе. Тоже вариант! Тем более что мама в этот раз надумала соседей позвать. А еще папин брат с женой собирался приехать из Ярославля на несколько дней… Так что одни родители не останутся. Скучно им не будет. И не обидятся они на сына, поймут его. Да, конечно, поймут!

С воодушевлением и даже с азартом Валентин принялся за поиски подарков. Душа по-прежнему саднила, тоска по Рите не давала успокоиться, но надежда спасительным огоньком маячила впереди, и он решился на разговор с родителями.

Риту, действительно, закружил хоровод предпраздничных дел. Почему-то так всегда получается – как задолго не готовься к этому празднику, в последние дни столько наваливается важнейших мероприятий и недорешенных вопросов… Столько возникает идей, мыслей и неожиданных поворотов в давно намеченных планах, что дни уплотняются донельзя. В канун Нового года люди успевают сделать такое количество дел, невзирая на безумные пробки, всеобщую озабоченность и повышенную возбудимость, что кажется, и за неделю обычной жизни столько не переделать…

Конечно, Рите было не по себе… Она винила себя за то, что спровоцировала ссору. С другой стороны, ну не виновата же она в том, что ей неинтересен праздничный ужин в узком кругу Валиной семьи. И не собирается она жертвовать праздничным настроением непонятно ради чего. Нет, понятно, конечно, – ради него, Вальки. Но почему она-то должна жертвовать? А он разве не может договориться с родителями? Или что – он настолько маменькин сынок, что сама мысль о раздельном праздновании недопустима для него?

Глупо все это, конечно. Обидно, глупо и грустно. Вот что ей теперь делать? Да, у нее и институтский вечер на носу, к которому надо готовиться, и карнавальный костюм еще до ума не доведен, и сувениры бы докупить нужно… Короче, времени свободного нет ни минутки, а грустно ей, пусто без своего Вальки… Он, правда, звонит, пишет, а ей обидно. Не готова она пока ни к разговору, ни к выяснению отношений… Хотя надо бы помириться до Нового года. Непременно надо.

А вот Иван, надо отдать ему должное, времени зря не терял. И на институтском вечере вовсю проявлял свой интерес к Рите. Сначала он сел с ней рядом в актовом зале. И на протяжении всего концерта то комментировал выступления артистов, то довольно смешно подшучивал над общими знакомыми, то, приближаясь близко-близко к Ритиному лицу, что-то шептал ей на ухо. Потом они оказались за одним столиком в кафе. И в конкурсах вместе участвовали. И даже в одном из них – а именно в соревновании «Идеальная пара» – взяли третье место, что было абсолютно неожиданным, поскольку никакой парой они в жизни не являлись, а вышли просто для хохмы. А в конкурсе принимало участие, кроме них, еще девять пар. Так что борьба была захватывающей и честной. В качестве приза им вручили бутылку шампанского.

Потом были танцы. Само собой, они танцевали. Иван ни на минуту не отпускал Риту от себя, чтобы не дай Бог кто-то ее ни пригласил, кроме него. И вполне закономерно получилось, что по окончании вечера Иван отправился провожать Риту домой.

Возбужденные, веселые, довольные и собой, и прекрасно проведенным вечером, они поймали такси и направились к Ритиному дому.

Когда приехали и Рита стала вынимать из машины сумки, то почему-то их оказалось слишком много для одной. И правда: большая подарочная сумка с сувенирами от девчонок, дамская сумочка, пакет с туфлями, потом еще папка с черновиками диплома. Плюс призовая бутылка шампанского и огромная коробка конфет – подарок Ивана. Когда ловили машину, все сумки были в руках у него, и Рите казалось, что не такая уж у нее большая ноша. А когда ей пришлось все это взять самой, то выяснилось, что не донести.

Иван, естественно, вызвался проводить до квартиры. Отказываться было бессмысленно.

Иван попросил таксиста подождать. Они вошли в подъезд, и в этот момент какая-то мужская фигура отделилась от стены, вышла из тени и со словами: «Здравствуй, Рита!» – предстала перед ними.

Фигура оказалась Валентином. Конечно, ей не удалось стереть с лица улыбку. Конечно, нельзя было не почувствовать ту энергию праздника, которая исходила от этой пары. Конечно, глаза Риты искрились, ресницы трепетали. Снежинки на волосах не успели растаять. И стояла она перед Валентином этакой красавицей-снегурочкой, счастливой и беззаботной.

Валентин грустно усмехнулся и вышел, громко хлопнув дверью подъезда.

Собственно, на этом история Ритиной первой любви заканчивается. Потому что не простил ей Валентин этого невинного провожания. И никакие Ритины оправдания не возымели на него должного воздействия. Она звонила, объясняла, извинялась. Он был непреклонен:

– Я договорился с родителями, что уйду.

Я все сделал так, как ты хотела. Это было совсем непросто… Да ладно! Что теперь об этом?!

– Да пойми ты, Валька! Это же элементарный жест вежливости – мужчина провожает девушку после вечеринки. Абсолютно нормальный поступок.

– Рит, я твои глаза видел. Не надо больше ничего говорить! Пожалуйста!

Так все и прекратилось. Оба мучались, скучали, тревожились друг за друга, стремились к встрече и … не встречались. Он – потому что так и не смог преодолеть в себе обиду и ревность, она – потому что попытки примирения с ее стороны уже неоднократно пресекались, и унижаться в очередной раз ей не хотелось.

Рита тосковала, грустила, но… все проходит. С Иваном, кстати, тоже ничего не сложилось. Не искрилось, не загоралось в ней никакого чувства. Так и закончились их отношения, не успев толком начаться. Нет, они, естественно, здоровались при встрече и, бывало, перекидывались парой-тройкой фраз, но ничего большего. Иван в какой-то момент понял бесперспективность своих ухаживаний и, пусть с сожалением, но оставил Риту в покое.

Алексей скучал. Что за жизнь у него теперь? Утром пробежка, потом завтрак, потом – весь день свободен. Для него это даже не свобода, а пустота. Чем ее заполнить? В Москве, понятное дело, была работа, дела, друзья… В Москве была Рита. А здесь? Ну почитал, ну прогулялся… Да… Хоть мемуары пиши. Страшные, правда, мемуары получатся. Уж лучше сказки. Хотя вряд ли добрые у него будут сказки. Про что он расскажет детям? Про свое бандитское прошлое? Про свое полупреступное настоящее? Скорее, у него получится учебник по бандитизму. Вот это идея, кстати! Таких книг он еще не видел. Есть же в их среде определенные законы, логически выверенные постулаты, аргументированные выкладки. Есть масса примеров, доказывающих жизненность тех или иных установок. Да, идея-то, может, и неплохая, только настроения никакого нет. Ну абсолютно никакого!

Сейчас надо решение принимать – уезжать ли из Чехии. И если да, то куда. И что делать там, куда он уедет? Чем ему заниматься? Теоретически он представлял себе различные виды бизнеса, которым можно себя посвятить.

Однако на практике возможны такие нюансы, которые трудно заранее предусмотреть… Да, что-то нетипичное для него было настроение, незнакомое даже ему самому. Такое снижение тонуса, такая тоска, пассивность, потеря интереса к жизни… Как же себя взбодрить?

Наверное, надо съездить в каждую из стран предполагаемого постоянного места жительства и определиться на месте. Да, пожалуй, что так. Взять туристическую путевку и … вперед. Можно с семьей, можно одному. Они с супругой все сделали грамотно. Она, оставшись якобы вдовой, спустя какое-то время вышла замуж второй раз за иностранца Алекса, а по сути за своего же мужа. Ребенка – опять же своего собственного – он усыновил. Все документы в порядке. Так что ездить они могут беспрепятственно. Единственное, что его беспокоит, так это тоска. Зачем надо было затевать всю эту свистопляску с гибелью, похоронами и прочими трагедиями, если жить стало совсем неинтересно?! Ох-ох-ох…

– Наташ, поеду развеюсь, что ли.

– Послушай, возьми Макса. Может, в музей какой сходите или в картинную галерею.

Алексею было все равно. В галерею так в галерею. С Максом так с Максом.

Отдых явно пошел Рите на пользу. Она порозовела, посвежела, расправила плечи. Со стороны могло даже показаться, будто она сбросила какой-то груз с себя. Взгляд стал поживее, речь повеселее. Ребята бросали на нее заинтересованные взгляды. И если Рита пока на них не очень-то отвечала, то замечала уж точно.

Десять дней в Карловых Варах показались месяцем отдыха. Совершенно другая обстановка, масса знакомств, новые впечатления, размеренность жизни, умиротворенность, беззаботность, леность… Все это удивительным образом создавало ощущение истинного покоя и гармонии. Потом было решено дня на три поехать посмотреть Прагу, и затем – в Москву.

Прага Риту очаровала. Ей понравился этот город сразу. Все вызывало положительные эмоции в ней – и дух старого города, и пронзительность воздуха, и потрясающе красивые женщины. Они с мамой ходили целый день и не уставали. Они порхали – легкие, воздушные, очарованные и очаровательные.

Девушка-экскурсовод попалась им замечательная. Местная, но с отличным русским языком. Звали ее Мила. Рассказывала про Прагу, про Чехию много, увлекательно, без устали. Водила их по музеям, по кафе, по улочкам и костелам, пока, наконец, не привела в картинную галерею.

Марина Владимировна к вечеру уже, честно говоря, чувствовала усталость и стремилась в гостиницу. Но Рита уговорила ее:

– Ну, мам, давай бегло осмотрим, чтобы иметь представление. Или давай тебя в кафе оставим. Ты выпьешь чайку, журнальчик полистаешь, а мы с Милой за полчасика пробежимся.

– Да, пожалуй. А то я уже и воспринимать толком не могу ничего. Я, правда, думаю, что полчаса вам не хватит. Давайте встретимся через час.

– Хорошо, мам, договорились.

И Рита с Милой чуть ли не бегом кинулись за билетами в музей.

«Вот что значит молодость! – с легкой грустью подумала Марина Владимировна. – Никакой усталости! И слава Богу!» Она видела явные перемены к лучшему в настроении дочери и не могла не радоваться этому.

Алексей медленно шел от картины к картине, читая название, имя художника, объясняя сыну сюжет. Вдвоем они внимательно изучали понравившиеся полотна, обсуждали художественные нюансы, обращали внимание на детали, делились мыслями, которые навевали те или иные шедевры. Если удавалось приблизиться к группе русских туристов, то они на какое-то время сливались с ней, слушали экскурсовода, потом шли вперед. Русская речь слышалась то здесь, то там. Так что недостатка в информации не было.

После полутора часов хождения по многочисленным залам отец с сыном присели отдохнуть. Как хорошо на мягком кресле в центре зала вытянуть ноги, немного расслабиться, продолжая тем не менее любоваться картинами, наблюдая движение людей из зала в зал и ненадолго забывая о своих проблемах.

… Риту Алексей узнал сразу. Боже мой! Откуда она?! Почему здесь? Как? Он напрягся, выпрямился. Сын поинтересовался: