Отец Кости за каждую его провинность – даже мелкую – охаживал сына солдатским ремнем, а после запирал в холодный чулан до самого утра. Так что Рыжий начал осваивать СИЗО еще в детском возрасте.

Костю ловили, возвращали в семью, драли, как сидорову козу, потом он снова давал деру, и опять все повторялось с точностью до запятой… Так продолжалось года три или четыре, пока Рыжий не влип в какую-то серьезную криминальную историю.

Его посадили, кажется, на пять лет, и с той поры я ничего о нем не слышал.

– Костя!? – Я все еще не верил своим глазам.

– А то кто же… Ну ты вымахал, Сильвер… – Он смерил мня оценивающим взглядом с ног до головы. – И как в детстве, бьешь первым, долго не задумываясь.

– Смени своих дуболомов, – ответил я раздраженно. – Времена дикого капитализма уже давно позади, а ты все еще держишь при себе тупоумных горилл. Научи их быть повежливей.

– Можно подумать, что умные на дороге валяются… – проворчал Крапивин. – Те, у кого мозги в порядке, создают детективные агентства.

– Спасибо за комплимент.

– А это, как я понимаю, Серега и Марк, – обернулся он к моим друзьям, которые глядели на него как на привидение.

– Правильно понимаешь, – ответил я за Плата, который открыл рот, чтобы сказать Рыжему пару теплых слов, но тут же и захлопнул его.

Наверное, мыслительный импульс не успел активизировать речевой аппарат Сереги, и он выдал лишь какой-то неопределенный звук типа «э-э…»

– Хорошо устроились, – сказал Рыжий. – Два козырных офиса, и оба в центре. А секретарша у вас – супер.

При этих словах его лицо вдруг приобрело трагические черты.

– Красивая девка… – Костя неожиданно с горечью всхлипнул, словно собрался расплакаться.

Мы тактично помалкивали.

– Моя такая же… была… – Рыжий сокрушенно покачал головой. – Где теперь ее искать!?

Блин! Мы с Платом быстро переглянулись, и на лице Сереги появилась кислая мина. Мы мгновенно поняли, по какой причине Рыжий вспомнил о нашем существовании и явился к нам с нежданным визитом.

Что касается лично меня, то мне вдруг захотелось немедленно свалить в отпуск, несмотря на то, что на дворе стоял конец мая, и погода не баловала народ теплыми деньками – даже на югах.

Самая паршивая работа для частного детектива – искать пропавших людей. Практически это дохлый номер.

Об этом мало кто знает, но граждане исчезают почти каждый божий день. Я имею ввиду не только наш город, но и страну.

Все случается просто до примитивности и по одному сценарию: человек вышел, например, погулять – и исчез. Притом с концами. Никаких свидетелей происшествия, никаких следов, никаких мотивов. Тупик.

Создается впечатление, что человек вместе со своей одеждой просто распался на атомы. Притом в каком-нибудь укромном уголке, где никто не мог его видеть.

Короче говоря, мистика, и все тут.

Нам уже приходилось расследовать подобные происшествия. Конечно, несколько раз мы находили объект, но наши скромные успехи относились к той самой пресловутой статистической погрешности, о которой так любят рассуждать различные высоколобые умники. Это когда появляются исключения из правила.

Как ни удивительно, но такие ситуации случаются не только на бумаге.

Однако в большинстве случаев мы упирались в глухую стену. Бегаешь дни напролет (а нередко и ночи), вынюхиваешь, суетишься – и все бестолку. В конце концов ты начинаешь понимать, что клиент палит бабки зря, но как скажешь ему, что все его траты бессмысленны?

Человек живет надеждой, и самое паршивое занятие – отнимать у него этот последний приют, где ему тепло даже в самый лютый мороз, где его любят и ждут…

– У меня исчезла невеста, – заявил Костя. – Плесни еще чуток, – обратился он ко мне, указав на бутылку.

Я налил ему всего лишь полстакана. Так сказать, во избежание. Пьяный клиент – это как мина замедленного действия. Он сам не знает, что может сотворить в следующую минуту, тем более в возбужденном состоянии, когда эмоции перехлестывают через край.

Оприходовав очередную дозу, Рыжий как-то буднично продолжил:

– Вы должны ее найти.

Ответом ему было молчание.

Марк с заторможенным видом смотрел куда-то в сторону – словно не слышал, что сказал Костя, Плат задумчиво рисовал на листке бумажки отвратительных уродцев, а я просто сидел, тупо хлопая ресницами и глядя на Рыжего ничего не выражающими глазами.

– Какого хрена молчите!? – истерически взорвался (чего и следовало ждать) Крапивин. – Я люблю ее, понимаете, люблю! Она для меня как…

Рыжий не смог выразить словами свои чувства, лишь широко, с чувством, развел руками.

Понятно – как огромный чувал с баксами. Его я тоже любил бы без памяти. Ну есть у меня такая чисто человеческая слабость…

Но что касается чистой и большой любви к женскому полу, то сия болезнь до сих пор благополучно обходила меня стороной. Может, потому, что я был свидетелем страданий Плата, когда его разлюбезная супруга сначала наставила ему рога, а затем помахала на прощанье ручкой.

– Когда она пропала? – наконец нарушил обет молчания Плат.

Этот вопрос он задал с обреченным видом. Потому что в его мыслях в этот момент гремело барабанным боем одно единственное слово – опять!?

Мы всего лишь неделю назад слили подобный заказ в канализацию и теперь лечили мозоли, которые набили в бесплодных мотаниях по городу и его окрестностях. В общем, получилась артель «Напрасный труд».

Куш, конечно, мы сорвали неплохой, но он не мог вылечить наше больное профессиональное самолюбие.

– Два дня назад, – ответил Рыжий.

– В милицию обращался?

– Я что, похож на дурака!?

– Нет. – Плат смотрел на него с сочувствием. – Но у ментов побольше сил и возможностей для такого расследования. Мы всего лишь частная шарашка, не более того. Это ежели как на духу, по-дружески.

– Не надо нам ля-ля. Я о вас много наслышан. В городе вы – лучшие. Факт. Иначе здесь ноги моей бы не было. По крайней мере, по делу, – поспешил добавить Рыжий – чтобы сгладить впечатление от последней фразы.

Мы не обиделись. Это раньше советские граждане ходили друг к другу в гости по поводу и без, по приглашению и без оного – просто для нормального человеческого общения.

Нынче в этом гребаном капитализме все забились в свои шикарно обставленные норки с евроремонтом и дверями сейфового типа и по вечерам на улицу даже носа не кажут. Теперь исповедуется пещерный принцип «мой дом – моя крепость».

Доходит до смешного: люди годами живут на одной лестничной площадке, но даже имен своих соседей не знают. Дожились, добрались наконец в светлое капиталистическое будущее… мать его!…

– Не знаю, что тебе сказать… – тянул свою волынку Плат; похоже, его душа сопротивлялась новой напасти в виде очередной дырки от бублика со страшной силой.

Я понимал Серегу: хуже нет работать на близких, друзей или хороших знакомых. В этом случае ты как бы принимаешь на себя дополнительные обязательства, что, по идее, предполагает стопроцентный успех в расследовании.

Увы, это отнюдь не так. Потому хирурги, даже самые гениальные, обычно избегают оперировать своих родных. Чересчур большая ответственность способна сыграть со спецом дурную шутку, что может привести к трагическому исходу.

– Если вопрос упирается в деньги… – С этими словами Рыжий достал из внутреннего кармана пиджака две пачки сотенных «зеленью» и бросил их на стол. – Это задаток – двадцать «штук». Он ваш при любом исходе поисков. Если найдете мою невесту, получите столько же. Все ваши расходы тоже за мой счет… – Теперь он полез в другой карман, откуда выудил еще одну пачку. – Здесь сто тысяч рублей. Хватит на первое время?

Сорок тысяч «гринов»! Ладно, пусть двадцать. Это если нас снова ждет фиаско. Плюс сто тысяч наших деревянных на кабак. А на что еще можно потратить такую сумму за несколько дней?

Да за такие бабки я готов пахать как вол!

Я бросил взгляд на Маркузика. Он буквально пожирал глазами лежащие на столе пачки с деньгами.

Жлобяра… Куда он их девает? Меня всегда этот вопрос занимал.

Плат всю свою получку тратил на строительство дачи (его маман на старости лет захотела жить в тесном единении с природой), я заработанные бабки пропивал и прогуливал, а Марк даже своих многочисленных «возлюбленных» поил дешевым сухим вином (правда, с красивыми этикетками) и кормил овощами; обычно он ради экономии средств представлялся абстинентом и вегетарианцем, чем сильно интриговал слабый пол (женщины, как оказалось, просто обожают нестандартных мужчин).

Плат глядел на деньги задумчиво, грустно и даже где-то обречено. Так смотрит на человека пес, которого заманили в клетку при помощи приманки. Он понимает, что его обманули, но вернись все назад, он снова с жадностью подбирал бы с тропинки, ведущей в западню, жареную печень, у которой такой восхитительный вкус и аромат.

Я понял, что Плат уже принял решение. (Что касается Маркузика, так тот при виде этих двух пачек американской «капусты» готов был залаять и вставь в стойку). И обрадовался, правда, с некоторым опасением.

Конечно, Рыжий когда-то считался моим корешем, но это было так давно, что почти неправда. Поэтому меня совершенно не будут мучить угрызения совести, если с расследованием у нас выйдет пшик. А что так оно и будет, я был почти уверен.

– Хватит, – ответил Плат; и тут же поторопился добавить: – На первое время. Однако должен тебе сказать, что за этот задаток мы будем работать только неделю. Извини, Константин, но мы стоим гораздо дороже.

Ни фига себе аппетит у Сереги прорезался! Вот это заявочка… Ай да Плат. Умно, ничего не скажешь. Серега сразу забросил удочку с наживкой на крупную рыбу.

Если Костя и впрямь заинтересован в возвращении своей единственной и неповторимой невесты, то он заплатит хоть миллион; а бабла у него, судя по всему, куры не клюют.

Но ежели он сейчас устраивает спектакль – для отмазки перед настоящим расследованием с привлечением правоохранительных органов, то тогда начнет спорить, торговаться, и в конце концов свалит с обиженным видом, сказав на прощанье: «А я думал, мы друзья…»

Дело в том, что наши крутые (и не только; вообще почти все мужики) очень не любят, когда их жены, а тем более, невесты, наставляют им рога. И случается, что в гневе они отправляют своих подруг резвиться на серых равнинах, откуда нет возврата.

А после, естественно, начинают путать следы: бьются у всех на виду в истерике, моют полы слезами, нанимают частных детективов, доплачивают ментам, объявляют награду за сведения о потерянной душе…

– Договорились, – решительно сказал Крапивин. – Сколько скажете, столько и заплачу. Не в деньгах дело.

Плат тяжело вздохнул – мысленно; это я понял по его затуманившимся глазам – и буркнул:

– Что ж, коли так…

– Позавчера она поехала в финтнес-клуб… где-то около пяти вечера, – торопливо начал Костя – словно боялся, что мы передумаем. – И с той поры ее никто не видел.

– Не спеши, – перебил его Плат. – Нам нужно знать все. Понимаешь? – Рыжий с некоторым сомнением кивнул в знак согласия. – Марк!

– Чего?

– Давай аппаратуру.

– А где она тут?

– Тебе лучше знать.

– Я не могу ее родить! – огрызнулся Маркузик, но все-таки оторвал зад от стула и потопал в свою бывшую мастерскую.

Я был почти уверен, что в этом офисе нет ни одного магнитофона (а именно его подразумевал Серега под аппаратурой), но, зная Маркузика, можно было не сомневаться, что он что-нибудь придумает.

И оказался прав.

Спустя пять-шесть минут, которые мы провели практически в полном молчании, углубившись в свои мысли, наш Казанова появился с тяжеленным ящиком в руках. При ближайшем рассмотрении ящик оказался катушечным магнитофоном советской поры.

Интересно, где он его откопал? Этого звукозаписывающего монстра я видел впервые. На нем не было даже таблички с названием. Похоже, Марк когда-то сварганил магнитофон для своих потаенных нужд, при этом использовав детали всего ассортиментного ряда советской радиопромышленности.

Маркузик водрузил это «чудо» звукозаписывающей техники на стол, подключил, пощелкал переключателями, сказал в микрофон «раз, раз! прием, прием…», послушал воспроизведение, и сказал, обращаясь к Рыжему:

– Готово. Можно начинать.

– То есть?… – У Рыжего глаза полезли на лоб, когда ему подсунули под нос балду микрофона, который был размером с бейсбольную биту.

– Расскажи с самого начала, – объяснил Плат. – Где и когда ты с нею познакомился, в какой местности живут ее родители, кто они, есть ли у нее друзья-приятели, их адреса и телефоны, имеются ли у твоей жены братья или сестры, с кем она встречалась до тебя (если, конечно, это тебе известно), в чем была одета в день исчезновения, какая у нее машина (марка, цвет, номера)… ну и так далее. По ходу разговора будет еще много разных вопросов. Некоторые тебе могут не понравиться, сразу предупреждаю. Уж не взыщи. Так надо для пользы дела.

– Это в принципе понятно, – ответил Рыжий. – А магнитофон зачем?

– В нашем деле главную роль нередко играют мелкие детали, несущественные для непосвященных. Их так сразу и не уловишь. Потом мы еще несколько раз прослушаем запись нашего разговора, может, что-то и нарисуется. Дошло?

– М-м… – недоверчиво пожевал губами Крапивин. – Ну, если так…

Мы приготовились внимательно слушать.

– Полгода назад, – начал Рыжий, – по своим бизнесовым делам я летал в Америку. Там у меня есть приятели. У них я и познакомился с Дженннифер…

– Так она… американка!? – У Плата глаза полезли на лоб.

Я тоже был удивлен до крайности. Во времена настали! Раньше всякие американские придурки, невостребованные у себя на родине, приезжали в Россию за невестами, а теперь, оказывается, американские девушки уже к нам стремятся.

До чего довела свобода личности! Оно понятно – если американские парни стадами идут под венец друг с другом, то куда деваться бедным женщинам?

Остается одно: пойти с горя посмотреть фильм «Горбатая гора», где герои американских вестернов, лихие ковбои, как оказывается, сплошь были педерастами, а затем, собрав пожитки, линять за море, к русским мужикам, готовым в очередной раз спасти мир от еще одной вселенской напасти.

– Да, – ответил Рыжий. – А что тут удивительного?

Действительно – о чем базар? Ведь теперь многие наши соотечественники являются воплощением американской мечты: бабок у них – море, яхты по цене и размерам сопоставимы с «Титаником», виллы в Ницце и еще черт знает где, а также личные острова на Мальдивах, обустроенные словно мифическая Атлантида до погружения в морскую пучину, у которой даже мостовые были вымощены брусками золота.

– Это я… кгм! Извини… – смутился Серега.

– Ничего… В общем, пошла у нас любовь. Можно сказать, с первого взгляда. Приглянулся я Дженннифер. А мне она так просто в душе переворот сделала. Я уже был женат… но не сложилось. Такая стерва попалась… А тут – свежий цветочек, бутон нераскрывшийся, роза благоухающая…

Эк, его понесло! Не хватало еще, чтобы он заговорил любовными стихами: «Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило…» Похоже, Рыжий действительно влюблен в эту американку по самые уши.

Наверное, телка и впрямь клеевая…

– Привез я Дженн домой, свадьбу наметили через пару месяцев. Это чтобы она осмотрелась, привыкла к новой обстановке… Да и ее родители просили не спешить. Чтобы, значит, ошибки не вышло. А какая может быть ошибка, если я к ней с дорогой душой? Я все Дженн позволял. Купил ей клеевую тачку, «альфа-ромео», свадебный наряд заказал в самом Париже у известного модельера… у этого, как его?… – Крапивин прищелкнул пальцами и наморщил лоб. – Забыл. Ладно, не суть важно. Замок во Франции арендовал для свадебного торжества, уже и задаток внес. Чтобы все было по-взрослому, как у людей. А тут такое… У-у-у! – Рыжий обхватил голову руками и застонал от переизбытка чувств.

– В общем, понятно, – сказал Плат. – А теперь несколько вопросов.

– Давай… – вяло кивнул Крапивин и быстро смахнул ладонью набежавшую слезу.

– Кто ее родители?

– Отец работает в госдепе, а мать – в юридической конторе.

– Круто…

Мы с Платом быстро переглянулись. Если Рыжий говорит правду, то с этой невестой что-то не так.

Несомненно, что столь состоятельные родители (сотрудники американского госдепартамента, и тем более, юристы, зарабатывают очень даже прилично) могли найти для своей дочери женишка и получше, я бы даже сказал, породистей, среди американского истеблишмента.

Но связь с зарубежным бизнесменом, тем более русским, богатство которого может быть весьма сомнительного свойства… Нет, история точно с душком. Нутром чую.

Похоже, Серега такого же мнения.

– На каком языке вы общались? – вдруг спросил Плат.

– На английском, – не без удивления ответил Рыжий. – А на каком же еще? По-русски она ни бельмеса. Обещала выучить.

Что сделал с бывшим советскими уголовником капитализм! Надо же – Костя Рыжий даже английский язык выучил, хотя, насколько мне помнится, в школе звезд с неба он не хватал.

– Тогда вопрос, нет ли у нее здесь родственников, отпадает сам собой.

– Конечно.

– А как насчет подруг?

– Она просто не успела их завести. Хотя… – Костя заколебался. – Может, в спортзале?

– Ты имеешь ввиду фитнес-клуб?

– Да. Дженн как приехала, так сразу попросила найти ей приличный спортзал. Они там, в Америке, помешаны на спорте…

Плат крутил Крапивина еще полчаса. Тот от многочисленных вопросов даже взмок. «Ну вы, блин, как ментура, – пожаловался он, когда Серега наконец выключил магнитофон. – Только пальцы в двери не закладываете…»

Знаток… Похоже, наш школьный приятель прошел серьезные тюремные «университеты». Но когда Плат задал ему вопрос, а не могли, случаем, его несравненную Дженннифер умыкнуть бывшие кореша – в отместку или чтобы добиться каких-нибудь преференций, Крапивин жестко ответил: «Нет! В городе врагов у меня уже нет».

Уже… Весьма симптоматичное и самоуверенное заявление.

Враги (или недоброжелатели) есть практически у всех. Даже у святых отшельников. Только у них враг покруче – сам нечистый.