Глава 19

Я попал как раз вовремя. Шашлыки уже начали плакать прозрачными жирными слезами на угасающие угли, источая потрясающий аромат; еще минут пять-семь и можно было приступать к трапезе. При этой мысли у меня даже живот свело.

Я только сейчас понял, как сильно проголодался…

Компания, которая меня встретила, состояла всего из двух мужиков вполне презентабельного вида, которые смотрели на меня с нехорошим интересом. В ожидании шашлыков они очень даже неплохо расслабились водочкой, судя по почти опустевшему графину, и теперь желали, как я понял, зрелищ.

Нужно сказать, что некоторые мои надежды не оправдались. Я страстно желал, чтобы из охраны во время «переговоров» при мне остались только два моих конвоира.

Несмотря на внушительные габариты, эти быки туго соображали, были плохо подготовлены (это я определил сразу; в этом деле я собаку съел) и главное, показались мне слишком самоуверенными.

А это очень большой минус. Иногда даже малявка может преподнести неприятный сюрприз, а уж человек наподобие меня, с навыками убийцы, – и подавно.

Но мне снова не повезло. Возле летнего павильона околачивались еще три парня, и все со стволами (двое присматривали за мангалом, а третий находился возле стола).

Блин! До чего же умирать не хочется…

– Так, так… – Эти слова изрек, глядя на меня, старший из двух господ, крепко сбитый мужик с небольшим животиком и квадратным лицом. – Вот мы какие…

– Здравствуйте, уважаемые. – Я чинно склонил голову.

– Ишь ты! – деланно восхитился квадратнолицый. – Вежливый… Может, пригласим его за стол, а, Георгий Иванович? На шашлыки. Вполне приличный парнишка.

– Как пожелаете, Павел Иустинович, как пожелаете… – Георгий Иванович задумчиво обсасывал сахар с лимонной дольки.

Павел Иустинович Курамшин! Значит, меня прихватили парни «Альянса». Ой-ей… Почему-то мороз по коже побежал…

– Но прежде он нам сказочку расскажет, – все так же благодушно продолжал Курамшин. – Поначалу все они врут безбожно. А все потому, что плохо воспитаны.

– Плохо, Павел Иустинович, плохо, – закивал Георгий Иванович.

Этот был, как на меня, чересчур сухощав. Похоже, он сидел на какой-нибудь диете. Возможно, на так называемой «кремлевской», держать которую могут только богачи, потому что в перечень разрешенных к употреблению продуктов в основном входит мясо, ценные сорта рыбы и еще ряд дорогих деликатесов, неподъемных для кошелька простого гражданина.

А еще я заметил, что дражайший Георгий Иванович делал подтяжку лица. На фоне худой морщинистой шеи оно казалось удивительно молодым и кукольным. Так раньше варганили портреты членов политбюро центрального комитета компартии.

Старые пердуны, из которых на ходу сыпался песок, благодаря ретуши, получались лет на тридцать моложе…

Не исключено, что Георгий Иванович в недалеком прошлом тоже принадлежал к касте избранных – был вторым или третьим секретарем какого-нибудь обкома или горкома партии. Теперь уже такие, как он, – последние из могикан, но за власть они цепляются как черт за грешную душу.

А еще больше им нравятся денежки.

Советская власть, конечно, позволяла воровать своим выдвиженцам, но в разумных пределах. То ли дело нынешняя – бери, сколько утянешь. А если сам не сможешь все проглотить, то облагодетельствуй свою семью и прочих прихлебателей.

Главное, соблюсти некие чиновничьи приличия и чин.

Воровать и брать взятки не по чину уголовно наказуемо. Эта статья записана в Уголовном кодексе между строчек – если хорошо в него вчитаться. И наверное, еще основателем Страны Советов Ульяновым-Лениным, который, сидя в тюряге, писал невидимыми чернилами, в качестве которых использовал обычное молоко.

– Я бы и соврал, так не знаю, в чем моя вина. – Я старательно шарил под простака, наивного и немного испуганного. – Меня схватили на дороге, надели наручники… Будто я бандит какой-то. Я ехал по своим делам… всего лишь.

– Да? – Курамшин откровенно веселился. – Это же надо так… Ошибочка вышла, граждане. Трагическая случайность. Человек ни в чем не виноват. Что ж вы его так, а, Макс? – С этим вопросом он обратился к парню, которые стоял за его спиной.

В нем я узнал одного из тех, кто захомутал меня на лесной дороге. Похоже, он был начальником охраны или главным телохранителем Курамшина, потому что остальные парни относились к нему с почтением.

Макс молча передал Курамшину большой конверт и снова занял свое место. Ну просто тебе цепной пес. Чувствуется выучка…

Серые холодные глаза Макса сторожили каждое мое движение, несмотря на то, что мои руки по-прежнему были скованы наручниками.

Курамшин высыпал на стол десятка два фотографий. На одной из них я успел заметить и себя. Я как раз садился в «фольксваген», припаркованный возле бутика. Даже бутылка виски попала в кадр.

Я невольно восхитился – вот это оперативность! Когда же они успели фотки напечатать? Выходит, за нами все время следили, притом с фотоаппаратом в руках. Эх, Михеич… Какой же ты после этого спец?

Интересно, где и когда мы прокололись? Ведь все было, вроде, в ажуре.

Да, Михеич, кажись, против нас работала наружка посильнее, нежели та, в которой ты получил свои майорские погоны… Неужто бывшие гэбисты?

Тогда дело совсем худо. «Контора» хорошо учила своих сотрудников. И оснащены они были различной подслушивающей и подсматривающей техникой по первому разряду. Думаю, что Курамшин тоже не пожалел бабок на закупку разной иностранной дряни.

– Узнаешь себя, «случайный человек»? – Курамшин начал передавать мне фотографии по одной.

Мать моя женщина! Для начала меня сфотографировали несколько раз тогда, когда я сидел в уличном кафе напротив бывшего проектного института и пил кофе.

Классная у них аппаратура… Такое впечатление, что я позировал перед большой профессиональной камерой.

Понятное дело, над фотографиями поработали спецы – увеличили, подретушировали… – в общем, довели до кондиции. Но впечатления на меня произвели эти фотки сногсшибательное.

А затем Курамшин выдал мне порцию свежатинки. Вот я дефилирую мимо двух «работяг», вот Михеич топает вслед за мной, вот мы на скамейке сидим, делаем вид, что незнакомы, а вот я сажусь в машину…

Блин! Они водили нас как козлов на поводке. А мы лишь ушами хлопали. Хороши… орлы частного сыска, ничего не скажешь…

– Ты удовлетворен? – спросил Курамшин, благожелательно улыбаясь.

– Более чем, – вернул я олигарху местного разлива не менее приятную улыбку. – Классная работа. Сколько я вам должен за эти снимки?

– Ха-ха… Георгий Иванович, а он, оказывается, шутник. – В глазах Курамшина появились опасные огоньки. – Наверное, думает, что его пригласили к теще на блины.

– Думает, конечно, думает. Именно так… – меланхолично закивал Георгий Иванович.

– Так что ты посоветуешь, Георгий Иванович? Как мне с ним поступить?

– Советчик из меня неважный. Уж извините… Тем более, в таких делах.

– Что да, то да… Скажи-ка мне, – Курамшин перевел взгляд на меня, – только честно, где и кем ты работаешь? Смотри, не соври! – В его голосе проскрежетала сталь – словно провели рашпилем по краю металлической пластины.

У меня совершенно не было никаких сомнений в том, что он уже знал, кто я и чем занимаюсь. Думаю, что его очень шустрые сотрудники охраны уже проверили по номерам, кому принадлежит «фольксваген», на котором я следил за Дженнифер, и «девятка» Михеича.

Но если «фолькс» по документам принадлежал Марку, то «девятка» числилась за О.С.А. как служебный автомобиль. Поэтому темнить не было никакого смысла.

– Я частный детектив. – В моих прозрачных глазах просто таки светились честность и невинность. – Работаю в охранно-сыскном агентстве… – Я назвал адрес нашего главного офиса.

– Вон даже как… – Курамшин откинулся на спинку стула; как не показалось, с облегчением. – Значит, ты ищейка.

– Ну, если вам нравится так меня называть… – Я пожал плечами. – Что поделаешь, как-то же нужно зарабатывать себе на кусок хлеба. Не всем же… – тут я перевел завистливый взгляд на виллу, – везет по жизни. Никак это Залив? – Тут я повысил голос. – Козырное место. Как раз для везунчиков.

– Везет тогда, когда умеешь правильно запрягать, – назидательно ответил Курамшин. – Деньги любят умных и трудолюбивых.

Вот что мне нравится в наших скороспелых богатеях, так это способность умнеть прямо на глазах. И чем они становятся богаче, тем умнее. С каким апломбом наши нувориши вещают с голубых экранов о проблемах, в которых даже ученые с мировым именем путаются!

Конечно, нормативная лексика им дается с трудом, так и хочется вставить несколько матерных слов, но положение обязывает, и они косноязычно, но с апломбом, рассказывают народу, как нужно жить, трудиться и любить свою родину. Еще бы им не любить ее… обобранную такими, как они, до нитки.

– Увы, я не отличаюсь ни тем, ни другим качеством. – Я простодушно улыбнулся.

– Возможно… – Взгляд Курамшина стал острым, как бритва. – А теперь ответь на главный вопрос: за кем вы следили?

– Есть такое понятие, как тайна следствия, – ответил я, не задумываясь. – Я вам этого сказать не могу. Иначе меня просто выгонят с работы. В одном можете быть совершенно уверены – следили не за вами. Даю вам слово.

– Ты и другие сотрудники вашего агентства крутились возле нашего офиса, – жестко сказал Курамшин. – Это значит, что ваши действия касаются и меня. Говори!

– А если не скажу, замочите? – спросил я, наливаясь желчью.

Как меня достали эти «вершители человеческих судеб»! Мне уже приходилось вести подобные «беседы» не с одним таким козырем. И каждому из них казалось, что он пуп земли, что почти бессмертен.

Дурацкое заблуждение! Даже сейчас, со скованными впереди руками, я бы мог за считанные секунды свернуть ему шею.

– Ну зачем же… – Курамшин снисходительно осклабился. – Есть много способов заставить человека быть откровенным.

– Есть, – кивнул я согласно. – Но все они противозаконны.

– Это же надо… законник какой выискался. Ты как будто свалился на землю с другой планеты.

– Нет, я тутошний. Но почему-то не думаю, что насилие надо мной сойдет вам с рук.

– Ты слышишь, Георгий Иванович? Он мне угрожает. Да-а, нехорошо… А я уже предположил, что все закончится мирной беседой. Знать, ошибся…

Пока мы вели разговор, я все время невольно косился на край стола, где лежало мое переговорное устройство. Именно для встроенного в нем «жучка» я и повышал голос в нужных местах – чтобы оператор на центральном пункте нашего агентства мог все слышать достаточно отчетливо.

Хотя бы они ничего не заподозрили, думал я не без душевной дрожи. С виду аппарат был стандартным, только начинку Марк воткнул в фирменный корпус другую. Вдруг у них найдется какая-нибудь проницательная личность и раскусил трюк с переговорным устройством…

Ответить Курамшину я не успел. Сзади раздались легкие шаги, и девичий голос произнес:

– Папочка, где мой шашлык? У меня уже слюнки текут.

Я настолько резко повернул голову, что даже позвонки хрустнули. Дженнифер! Она стояла так близко от меня, что мой нос различил несколько ароматов: дорогих духов, крема, пудры, и даже, как мне показалось, запах помады.

– Жаннет, подожди пару минут. Нам нужно закончить предварительное собеседование.

Жаннет! То есть, Жанна. Дженнифер мимикрировала в Жанну. Притом с потрясающей воображение быстротой.

Мало того, она уже успела найти себе и второго отца! К тому же, очень даже не бедного. Курамшин точно будет побогаче, чем ее женишок, Костя Крапивин.

С ума сойти…

– Кто это? – спросила девушка, глядя в мою сторону с неподдельным интересом.

Вот те раз! Она что, не узнает или просто забыла меня, что, кстати, не очень характерно для женщин?

Несмотря на ночное время, освещение при нашей первой встречи было вполне нормальным, чтобы хорошо различить черты моего лица.

– Это один очень любопытный молодой человек, – ответил Курамшин. – Тот, который ехал вслед за тобой. Нужно узнать, откуда и по какой причине происходит это любопытство.

– А… – Взгляд девушки сразу же заледенел. – Ну, если так…

– Погуляй немного. Мы сейчас…

Девушка ушла. Я впервые увидел ее в короткой юбке, и еще раз мысленно прищелкнул от восхищения языком – такие ножки могут служить рекламой колгот.

Но тут мои мысли переключились на слова Курамшина. Предварительное собеседование… Значит, прямо сейчас меня пытать не будут.

И то верно – шашлык остынет, водка нагреется…

– Значит, мы шибко козырные… – В голосе Курамшина прозвучала злобная ирония.

– Да нет, вы неправильно меня поняли. Просто в нашем агентстве существует железное правило – докладывать все изменения в маршруте, если ведешь наружное наблюдение.

– Ага! – торжествующе воскликнул Курамшин. – Значит, все-таки, ты вел наблюдение за кем-то из сотрудников моей фирмы. За кем?

Я не стал сильно темнить (а куда денешься? вещественные доказательства в виде фотографий – это железные факты) и ответил, поникнув головой:

– Ну вот, проговорился. Хотя… какая это тайна? Как теперь мне стало понятно, я вел наблюдение за вашей дочерью. Раньше я этого не знал… извините.

– Вот так бы сразу… – Курамшин склонился над столом и вонзил в меня свои немного хмельные зенки. – Зачем? Кто посмел дать такое указание!?

– Как вы понимаете, у меня есть начальство… – «Прости, Плат, подлеца! Надо что-то плести, а без твоей личности сказочка не получится…» – Я получил приказ – и вперед. Что там и как – понятия не имею. Мое дело маленькое – обеспечить наружное наблюдение. И все. Точка. Никаких объяснений.

– Возможно… Хотя… Как ты считаешь, Георгий Иванович, он правду говорит или врет?

– По-моему, врет. – Георгий Иванович вдруг посмотрел на меня жутким взглядом вурдалака; бр-р-р! ну и глазищи – как у филина. – Ох, не прост этот малый, далеко не прост…

– Слышишь, что говорит Георгий Иванович? И знаешь, я ему верю. Вот верю и все тут. Еще раз спрашиваю: зачем ты следил за моей дочерью? Отвечай!

– Вам нужна правда или мне лучше соврать?

– Только правда!

– Но правда ведь вас не устраивает. Судя по вашему настроению, вам нужно что-то такое-эдакое, целый детектив.

– Детективы я не люблю и не читаю, а вот «что-то такое-эдакое» готов выслушать.

– Но я не имею способностей к фантазированию! Поэтому скажу все, что знаю. Насколько я слышал краем уха, на вашу дочь запал один парень. Но вы сами знаете, что подступиться к ней тяжело, если не сказать – невозможно, поэтому он поручил нашему агентству для начала собрать о ней как можно больше сведений. Это все. Как на духу.

– Как фамилия этого парня, адрес, телефон?…

– Про то знает только наш шеф. Мы всего лишь рабочие лошадки…

Не знаю, поверил мне Курамшин или нет, но тут зазвонил его мобильный телефон. Нужно сказать я уже посматривал на эту изящную вещицу, корпус которой был выполнен из розового золота и украшен бриллиантами. Думаю, что эта мобила тянула никак не меньше чем на сто тысяч долларов.

Пока Курамшин слушал чей-то доклад, я вынашивал кровожадные замыслы: «Дать бы ему по башке где-нибудь в темном углу и телефончик в свой карман. А затем сбагрить мобилу пусть даже за полцены. Эти денежки не помешали бы…»

Но тут в зловещие мысли вмешалось мое другое «я» – высоконравственное и немного занудное. «Стыдись, Сильверстов! Честное имя потерять недолго, да потом тяжело его восстановить. Позарился на дорогую цацку… Словно мелкий воришка. Ах, как нехорошо…»

Конечно, нехорошо. Гораздо лучше было бы потрясти этого нувориша, как грушу. Чтобы с него осыпался с миллион зеленых листиков. Тогда и мое второе «я» спало бы спокойно и умиротворенно.

Закончив разговор, Курамшин приказал Максу:

– Собирайся, мы едем. Выезд через пять минут. – Он бросил взгляд на свои наручные часы, которые были гораздо дороже мобильника.

Думаю, они стоили не дешевле котлов Рыжего.

– Может, выедем немного позже? – сказал Макс. – Шашлыки уже готовы…

– Да пес с ними. Некогда. Срочный вопрос.

– А что с этим?… – спросил Макс, кивком головы указав в мою сторону.

– В подвал. Мы с ним еще не закончили. Не так ли, Георгий Иванович?

– Да-да, конечно, конечно…

– Ну вы чё, в натуре! – возопил я со страдальческой миной на лице. – Я ж ни в чем не виноват! Зачем так? Я не хочу в подвал!

Но Курамшин уже не слушал меня. Он поднялся и пошел к вилле. За ним мелко посеменил и Григорий Иванович.

Таких клиентов, как Курамшин, держали и римские патриции. Они ничего не делали, только служили богатым господам в качестве развлечения за пиршественным столом. А назывались эти людишки параситами. Отсюда и пошло слово паразит.

Меня на сей счет как-то просветил Марк, когда у него было хорошее настроение. На него иногда находит такой стих, и он начинает преподавать мне высокие материи.

– Заткнись! – грубо сказал мне один из моих конвоиров – тот, что со шрамом на щеке. – И топай.

Он бросил вожделенный взгляд на мангал, откуда доносился совсем уж потрясный запах, и громко сглотнул голодную слюну.

Я лишь вздохнул тяжело – похоже, обед с шашлыками мне точно не светит – и пошел в свою темницу, сопровождаемый теми же двумя быками, что и раньше. Будущее вырисовывалось довольно смутно, и мне необходимо было хорошо подумать. А также немного подождать. Я почему-то был уверен, что долго в подвале не задержусь.

Сокамерник встретил меня радостным возгласом:

– Вы вернулись!

– Естественно. Похоже, меня тут прописали. Как я уже понял, отсюда дороги нам не будет. Да ты и сам это говорил.

– Да уж…

– Не грусти. Надейся. Зло рано или поздно все равно будет наказано.

– Это все софистика. В жизни чаще всего бывает наоборот. Добрыми честными людьми помыкает все, кому не лень, а злобные твари, которым вообще не должно быть места на земле, живут и процветают.

Я смутно представлял, что такое софистика, но на всякий случай согласился:

– Что да, то да… Кое кого и впрямь неплохо бы вывести в расход. Остальным дышать станет легче.

– Ну зачем сразу в расход… Отстранить их от власти, забрать то, что они награбили, наконец посадить в тюрьму. Но чтобы все было по закону!

– Да ты, я вижу, непротивленец… – Я саркастически хмыкнул. – У нас закон, как дышло, куда повернул, туда и вышло. Только не говори мне, что за рубежом все иначе! Ежели сильно захотят верхи, то упрячут тебя так далеко, что туда не дойти и не доехать. Все, что они рассказывают нам, сирым, о «честных и благородных» судьях, – это всего лишь лакировка, коварный обман. Во все времена были правы только толстосумы. И те, кто имеет власть. Всякие прочие личности и беднота сидят в таком подвале, как мы с тобой. С одной существенной разницей – иногда их выводят погулять: устраивают праздники, карнавалы, чемпионаты мира по футболу, конкурсы красоты, ввели в практику сезонные распродажи, раздают дешевые подарки, – скорее, подачки. Чтобы не бунтовали.

– Не знаю… может, вы и правы…

– Не сомневайся. Сегодня на меня снизошло вдохновение. Поэтому я и говорю тебе – надейся!

Мы оба, как по команде, умолкли. Я присел рядом с сокамерником на подстилку – кажется, это была перепрелая солома – и по устоявшейся солдатской привычке мгновенно задремал.