- Спасибо, что пришли, - сказал он. - Постараюсь вам помочь. Я всегда внимательно следил за вами.
      Ничего он, конечно, не сделал, да и не собирался. Он знал меня лучше, чем я сам себя. Он знал старое правило: надо принять человека и пускай человек выскажется. Потом можно и пообещать. Черт с ними, с обещаниями. Главное, чтоб человек высказался. Ему сразу станет легче. И будет он работать как миленький.
      ***
      А водитель троллейбуса говорил в микрофон, медленно, по слогам, наслаждаясь звучанием собственного голоса:
      - Следующая остановка - "Площадь Маяковского". Из всех вошедших пассажиров только один взял билет. У остальных граждан, наверно, проездные. Предъявляйте. Контролер войдет на следующей остановке. Что будет, что будет! С каждого по полтиннику, по кровному полтиннику. Вот, я вижу, контролер уже ждет. Подъезжаем. Граждане, берите билеты, пока дешевые!
      ***
      Подземный переход. На стенах кафельная мозаика. Национальный орнамент якобы. Рисунки взяты с кухонных полотенец.
      ***
      Эти мгновенные, непрекращающиеся мелкие стычки между машинами. Кто кого возьмет "на понял"? Табель о рангах, как в учреждении. Машина начальник. Машина - важный человек. Дипломат. "Москвичи" в одном чине. Делятся по характеру: задира, нахал, осторожный, тихоня. Грузовик, как маляр в коридоре - прет на служащих, знает, что они расступятся, побоятся испачкаться. "Запорожцы" словно молодые практиканты, к ним больше всего придираются.
      ***
      Что купить на ужин? Что купить на завтрак? Остался ли дома маргарин? Фасованное мясо - что мне с ним делать? Зеленый горошек - а вдруг пригодится? А вообще, хватит ли денег до зарплаты? У кого занимать? Алена опять потеряла ручку. Я ей, конечно, скандал закатил. А толку? Чем прикажете ей писать? Носом?
      Не помню, чтоб в Москве я просто так ходил по улицам. Я хожу по магазинам.
      ***
      - Покупай еще бутылку: мы ее быстро оформим.
      - Я вам правильно ответила. Я же не знала, что вы думаете задними мыслями!
      - Что вы тут пьете?
      - Мы не пьем. Мы закусываем!
      - Куда я поступила? В институт, что рядом с Елисеевским гастрономом.
      - Может, я идиот, но я неглупый!
      Закон, по которому становишься в кассу, когда кассирша начинает сдавать деньги.
      ***
      На Севере я много читал. Сейчас нет времени. Изредка просматриваю Сименона и фантастику. И то только в метро, когда еду на работу. На обратном пути руки заняты. Папка и авоська с продуктами.
      Но в кино я все-таки выбираюсь. Мне повезло. Я видел три лучших фильма: "Пепел и алмаз", "Земляничную поляну", "Восемь с половиной". А "Джульетта и духи" мне не нравится. Помню, я очень рассердился после просмотра. И не потому, что мы с товарищем прорывались в Дом кино с риском для жизни (по пожарной лестнице карабкались, в открытое окно туалета прыгали). Нет, господа. Мне не нужен такой роскошный дом, как у Джульетты (хотя от двухкомнатной квартиры я бы не отказался). Не нужны ее машины (но плохонький "Москвич" тоже не помешает). Она не знает, что такое деньги (а мне бы хоть зарплату прибавили). Господа, дайте мне возможность спокойно работать, и не проводить в метро и магазинах половину жизни, и не выгребать мелочь из Алениной копилки перед получкой. И тогда, господа, мне бы ваши проблемы! Махнемся не глядя?
      ***
      Поезд метро как длинная цепочка сарделек. Остановился на последней станции. С шипением лопнул. Вывалил содержимое. Уполз, пустой и прозрачный.
      ***
      Что за бред? В ванной развешано мое и Аленино белье. Плита на кухне вымыта. На огне в кастрюле бурчит что-то аппетитное. Алена лежит кверху попкой, читает. Портфель ее собран, - значит, уроки сделаны. Мария Алексеевна приходила? Да нет, не ее почерк. Алена хитро на меня посматривает.
      - Алена, кто это у нас?
      - Тетя Ира.
      - Где она?
      - За молоком пошла.
      - Вот дура! Разве найдешь молоко так поздно в нашем магазине?
      ***
      Братцы, а я плакал, а я жаловался! Ирка ко мне пришла! Все простила. Вернулась. Моя палочка-выручалочка. Мое счастье.
      10
      Теоретические выкладки. Как все это бывает.
      С Дальнего Востока я приехал. "Баб не видел я года четыре" - так в одной песне поется. Вроде бы про меня. А в Москве весна. Девочки ходят, юбки выше колен. Подросло новое поколение. На тебя смотрят презрительно, ты для них древняя история.
      С Наташей мы сразу поцапались. Что-то мы тогда много ругались. Она все еще переделать меня хотела. Чтоб жизнь наша пошла как у людей. Короче, решили, что не сошлись характером.
      Снял я комнату. Благо деньги были.
      Хозяйка комнаты жила в другом районе. Комната ей от покойного мужа досталась. Дочка ее несколько раз приезжала. Какие-то вещи взять, за электричество заплатить и т. д. Пошли мы с ней в кафе. Я мастер потравить, особенно когда у слушателя глаза хорошие. И произвел, произвел, сволочь, впечатление бывалого человека, этакого сильного мужчины из американского вестерна. А может, ей просто интереснее со мной было, чем с бывшими одноклассниками!
      Потом еще мы встречались. Потом она у меня на ночь осталась.
      Братцы, хоть я, можно сказать, человек аморальный, но тут, видит Бог, я сопротивлялся. И не потому, что мне этого не хотелось. Просто не думал я отблагодарить хозяйку таким способом. Но Ира мне намекнула: дескать, я не первый. А во-вторых, сказала, чтоб дураком я не был. Я решил, что нравы такие. Мол, отстал от века. И, главное, появилась у меня возможность взять реванш у молодого поколения, доказать, что не такая я древняя история.
      Оказалось, что я первый.
      И продолжала она ко мне приходить. И говорила, чтоб я не беспокоился. Что это не мое собачье дело. Так ей нужно.
      Кто же из нас, сволочей, не пойдет на легкий роман?
      Действительно, ей это было нужно. Большой она авторитет среди своих подруг имела. Еще бы, первая отважилась да со взрослым мужиком. Иллюзия настоящей жизни.
      Была она тогда нескладушка-неладушка, с идиотской прической, но с серьезными претензиями на роль роковой красавицы. С половиной мальчиков из своего класса целовалась - не как-нибудь!
      И сколько было дури в этой голове, господи!
      Стал я постепенно учить ее уму-разуму. Воспитывать. И то, что она в университет поступила, тут ее маменька мне спасибо должна сказать. Девка была капризная, балованная, "власть предков" для нее не существовала.
      Возможно, я забыл, каким сам был в таком возрасте. Хотя, помнится, мы тоже не ангелами росли. И по "броду" шлялись, и на бульваре за девочек дрались, и в рестораны раз в месяц ходили, а возвращаясь по ночным улицам, громко горланили "дымок от папиросы, дымок голубоватый".
      Но, кажется, имел каждый из нас что-то главное.
      Ух, как не нравилось мне современное поколение! Соберутся ее подруги и давай "ля-ля" на три часа. Кто в чем одет, кто что купил, кто что на ком видел, кто что кому сказал - а он что? а она что? И курят, елки-палки, курят сигарету за сигаретой, в комнату не войти.
      Чего я только не делал! И по роже бил, все за сигареты. Бесполезно. Мода такая, хоть умри.
      Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
      Пока не забыл, одна важная деталь: сразу я предупредил - характер характером, сошлись не сошлись, а от Наташи я не уйду. Там дочка моя, Алена.
      - Мне это не нужно, идиот проклятый!
      Вот как мне отвечали.
      ***
      Потом я вернулся к Наташе. А с Ирой продолжал встречаться. Семейную телегу легче тащить, когда есть еще другой человек, на плече которого можно вдоволь поплакаться, на жизнь свою разнесчастную пожаловаться. Удобно.
      И так все начинается. Вроде бы никаких обязательств, никто никому не должен, бежишь к ней, когда тебе плохо, а если хорошо - сидишь дома, дочка на коленях, жена под боком, телевизор смотришь.
      И опять я уезжать собрался. Охота к перемене мест не прошла. Ждала она, что я ее с собой возьму? Не знаю. Но есть у меня догадка, что показалось Ире, будто я могу подумать, что она может подумать, дескать, с собой я ее пригласить обязан. И она мне говорит:
      - А я замуж выхожу.
      Посмотрел я на ее жениха. Мальчишка. Несерьезно. А вдруг? Брак лотерея. Посмотрел я на нее. Расцветает девка. Или просто прическу изменила? Но со мной-то ей не жить, это точно. Зачем зря голову морочить? Кто-то там во мне скреб, кошки или мыши. Все-таки не игрушки. Свою Иру собственными руками замуж выдаю. Но нет, мы, сильные мужчины с Дикого американского Запада, вместе со Збигневом Цибульским в упор из автомата палили. Еще Кшижевской номер комнаты в отеле называли, два пальца по законам католической церкви подымали: "Клянусь, я буду ждать!"
      - Иди, - говорю, - только не спеши расписываться. Поживешь, увидишь.
      И уехал.
      В Якутске я жил. Затем - в Тикси.
      И в Тикси она ко мне прилетела. Зимой. Одетая по-московски модно. Дура, не знала, какие морозы на Севере. Ревела от холода, пока я ее из аэропорта на "газике" вез.
      Где только она деньги на дорогу достала?
      Тикси. Одиночество на станции. Пурга за окном лютует. Кажется, весь мир замерз, и навсегда. А женщин, женщин вообще в природе не существует. Понимаете?
      И тут такая девочка, с неба. Кто же отошлет ее обратно?
      И жили мы как муж и жена.
      С тем пареньком у нее не получилось, так что угрызений совести у меня не было.
      Весной она уехала экзамены сдавать. Заочница. А в конце июля я появился в Москве.
      Интересная у меня жизнь пошла. Поздно домой стал возвращаться. Дескать, библиотека, совещания. Комнату на месяц снимал. Якобы для работы. Известно, какую комнату.
      И вот начал я замечать, что, как мне время домой идти, глаза у Ирки темнеют и в них искры мелькают. Молчит. Курит. А глаза большие, прямо фосфоресцируют. Не к добру все это.
      На отпуск в Эстонию вместе поехали.
      "Володенька, Володенька, Володенька ты мой, люби, пока молоденька..."
      И так жил бы я с Ирой...
      Но у меня, ребята, две девочки. Одна глупая, другая еще глупей. Что же мне с ними делать?
      Наташке тридцать с хвостиком, а все равно - ребенок. Наивная и беспомощная. У всех жены как жены - по комиссионкам бегают. А Наташка фотографии артистов покупает.
      Ну а дочери моей десять лет.
      Вернулся. Послал Наташку на курорт. В санаторий путевку достал.
      Тогда-то Алена познакомилась с "тетей Ирой". Возилась она с дочерью, пока я, засучив рукава, погоду для наших широт придумывал.
      Потом прошел еще год "интересной" жизни. И разговоры, разговоры. Ведь я не скрывал, что люблю Наташу.
      Предлагал я: "Давай кончать".
      Соглашается: "Давай". И чувствую, сейчас заплачет.
      "Только не сразу, - говорит, - тяжело сразу".
      Женская логика. Но и я уже как-то плохо представлял себя без Ирки.
      Что-то случилось с Наташкой. "Как-то мне неспокойно", - говорит. Что неспокойно? Не знает. Одна в комнате боится оставаться. Может, бзик какой-то? Но я все время с Наташей. Выступал в роли психотерапевта. Дескать, ерунда, не обращай внимания, дыши глубже, это все кажется. Говорил, как маленькому ребенку.
      Ребята свели меня с хорошим врачом. Он приехал к Наташе. Беседовал. Подтвердил: ерунда, не обращай внимания. А потом меня на кухню. "Нет, говорит, - это не кажется". И посадил ее на "схему", таблетки пить.
      Немного она успокоилась.
      Как понимаете, мне было не до Ирки. Месяц ее не видел. Потом позвонил ей домой. "Нет, - отвечает, - не могу с тобой встретиться". Не можешь, иди к черту. Подумаешь, обиделась. Как будто я на курорте загорал. Ничего, перебесится. Куда она от меня денется? Сама позвонит.
      Не звонит.
      Я такие вещи ей не прощал. Но тут не выдержал. Звоню.
      А она легко со мной разговаривает. Не могу, и все.
      Неделю ждал. Опять звоню. Мать подходит к телефону. Ей давно про меня известно.
      - Я, - говорит, - вас хочу спросить, что с Ирой? Она дома не живет. Вы поссорились?
      - Нет, - отвечаю, - просто занят я был. А с Ирой все в порядке. К экзаменам, наверно, готовится. Вы не волнуйтесь. У нее полный порядок.
      Догадался я, какой у нее порядок.
      Звоню. Мать у телефона. Кладу трубку.
      Звоню. Кладу трубку.
      Все-таки поймал.
      - Ну, здравствуй.
      - Привет.
      - Тебя можно поздравить?
      - Можно.
      - И давно?
      - Месяц.
      - Поздравляю.
      - Спасибо.
      - А что соседи думают?
      - А соседи давно уверены, что живу я со всем кварталом.
      - Здорово. Это ж не просто заслужить такую репутацию.
      - Стараюсь.
      - Может, увидимся?
      - Зачем?
      - Поговорим.
      - Поговорить можно.
      Встретились мы в скверике около ее дома. А знакомое окно светится. Мне ли не знать это окно?
      - Он там?
      - Там.
      - Ведь я могу подняться и вышвырнуть его.
      - Нет, не можешь.
      Спокойная пошла беседа. Что да как. С парнем она вместе в школе училась. Один из тех, с кем целовались. Теперь диплом защищает. Наверно, и у него была какая-то неудача в личной жизни. На этой почве они быстро сошлись.
      - Он любит тебя?
      - Да. И я тоже.
      Про погоду поговорили. Рассказал я, что где ожидается. Проводил до подъезда.
      - Всего тебе хорошего, Ирка.
      - Спасибо.
      И убежала. И знаете, что меня в этот момент поразило? Ее лицо. Счастливое лицо. Обнаженное, как у ребенка. Такое лицо у моей Алены бывает, когда я после нотаций и угроз отпускаю ее гулять с девочками.
      Вечерами я к Иркиному дому подходил. На окно смотрел.
      Светится.
      И шел я домой пешком, и станции метро мелькали как километровые столбы.
      Все правильно. Все справедливо. Это для тебя Ирка еще взбалмошная девчонка. А она давно стала женщиной. Взрослой красивой женщиной. И у нее своя судьба. И пусть она будет счастлива.
      И главное, не поверите, радостно мне было. Больно, конечно, но радостно. Потому что понял - люблю я ее. Очень люблю. Вот она, пришла любовь. Поздно, но пришла. И на том спасибо.
      И вот тут мне следовало повеситься. Но я, сволочь, не повесился.
      Я ее дома по телефону застукал и сказал:
      - Слушай, Ирка. Это, конечно, ничего не меняет и изменить не может. Я все понимаю. Что было, то было. Все кончено. Но вдруг одно сообщение доставит тебе удовольствие. Как говорится, задним числом. Плата по счетам. Дело в том, что я люблю тебя. И любил. Только сам не догадывался. Нет, я ничего не прошу. Просто, ты выиграла, хотя этого тебе уже не надо. Я люблю, и если бы мы начинали сначала, я бы женился на тебе. Прощай и будь счастлива!
      Положил я трубку, и не было рядом ни одного человека, который бы тут же в кровь разбил мою подлую, гнусную рожу. Не было, братцы, никого рядом не было.
      А потом, ночами, я лежал с открытыми глазами и думал, светится ли сейчас то окно или нет.
      Свет в окошке.
      ***
      Шли недели. А в общем, немного прошло. Два с половиной месяца.
      Однажды Наташа мне сказала:
      - Поедем к Игорю.
      Мы поехали к ее врачу, и он долго беседовал с ней как с маленьким ребенком, а потом вышел ко мне в коридор:
      - Не оставляй Наташку ни на секунду одну. А я поеду в клинику. Может, мне удастся сегодня ее положить. Скверное дело, Володя.
      Остальное известно.
      ***
      И вот Ирка опять у меня. Потому что я сволочь. И хоть тогда, по телефону, говорил совершенно искренне, но ведь знал, знал - забросил крючок, и есть надежда, что и с дипломщиком у нее ничего не получится. Не получится - мне про это не доложат и на звонки мои не ответят, гордые мы стали. Но только как меня скрутит и будет мне худо, вернется Ирка, сама прибежит.
      - Понимаешь, сейчас я ничего не могу решать, ничего не обещаю. Сначала она должна выздороветь.
      - Кретин. Я всегда говорила, что у тебя запоздалое умственное развитие. Или в детстве по голове били?
      С одной стороны - красиво. С другой - опять я вексель выдаю. А когда платить буду? Чем? Ведь чувствую, не забыла она те мои слова по телефону. Только нет у меня иного выхода. Дочь беспризорницей растет.
      При желании всегда найдутся объективные причины.
      Братцы, да я афоризмы как блины пеку! Надо их выписать, чтоб не повторяться, и в рамочку взять.
      Человеку очень мало надо. Если ему объяснить толково, ссылаясь на классику, он все примет.
      Как ни крути, а для каждого из нас главное - это производство.
      Грош нам цена, ничего из нас не выйдет, если во всем мире не найдется Старика, который в нас поверит.
      Пожилые женщины смотрят на девушек как ушедшие из спорта мастера на нынешних рекордсменок.
      Нет, не та нынче молодежь пошла, не та.
      При желании всегда найдутся объективные причины.
      Пока все. Но коллекционеры могут вырезать и на стену повесить.
      - А хорошо тебя Поладьева отделала, - сказал Кероспян. - В одном только она неправа: слабоват ты для сатиры и юмора. Хотя как мишень годишься.
      - Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, сказал Старик. - Впредь учти: кавалерийским наскоком, психологической атакой ничего не добьешься. Аргументы нужны. Веские доказательства. Москва ни словам, ни слезам не верит. Давай вместе подумаем. Авось что-нибудь найдем.
      И засели мы со Стариком. И показал он мне кузькину мать. И объяснил мне, дураку, как умные люди работают. Где надо вполголоса, а где и крикнуть можно. И блефовать запретил. Зачем рисковать, когда в колоде еще полно козырей. Подойдут козыри, обязательно подойдут, вот тогда и раскрывай карты.
      А главное, понял я - Старик тоже что-то почувствовал. Будет тепло. Придет как по заказу.
      ***
      Для того заборы строят, чтобы дырка в них была. По-моему, это строчка из песни: "Не сама машина ходит, машинист машину водит". Впрочем, не уверен.
      Правда, по дворам и закоулкам поплутать следовало. Зато какой пролом! Мечта, а не пролом! Народ через него с сумками валил, как на демонстрацию. Дежурные санитарки лишь крякали и отворачивались. Тоже люди.
      Наташу я не увидел.
      Спрашиваю у девочек, с которыми она обычно гуляет. Отвечают:
      - Упала она вчера на прогулке. Унесли ее в палату. Лежит и не встает.
      Как прорваться через двойные двери? Одну открыл ключом от нашей квартиры. А в другой замок не тот.
      Тихо и темно, как в незнакомой прихожей. Подергал за ручку. Качаются створки. Отошел к стене, разбежался - и плечом.
      Распахнулись.
      По лестнице на второй этаж. Пролеты металлической сеткой затянуты. Сачок для бабочек. На двери отделения табличка: "Не стучать".
      Царапаюсь. Шаги. Открывают.
      - Вы как сюда попали?
      - Врач разрешил.
      - К кому?
      - К Наташе Мартыновой.
      - Узнaю.
      Хлопнула дверь, щелкнул замок. Шаги затихают.
      Но если ей плохо, должны пустить? Если действительно плохо - пустят.
      Открывают:
      - Проходите.
      Пустая палата на десять коек. Лежит она одна, моя девочка, головы не поднимает.
      - Кисик, что с тобой?
      И тут же сам себя - цап. Спокойно. Ты только не расползайся. Плохие у нее глаза. С фиолетовым отблеском.
      - Как Алена?
      - Прекрасно Алена. У Алены все прекрасно.
      - Зря ты мне принес. Возьми из тумбочки конфеты и печенье. Я ничего не ем. Отнеси Алене.
      - У Алены склад конфет. Завалена она печеньем. Лучше о себе расскажи.
      Рассказывает. Новое лекарство ей дали. Курс лечения сменили. Экспериментируют. На улице головокружение почувствовала. Обморок. И сейчас встать не может.
      Я, конечно, про врачей свою шарманку завел. Какие они умные да разумные. Как все на свете вылечивают!
      - Вижу. Тут люди годами лежат. Врачи даже не знают, что со мной.
      Знают, Кисик. И я знаю. Только тебе этого знать не надо.
      - Диагноз известен, - говорю, - нервное переутомление.
      - Ладно. Расскажи лучше, как дома.
      - Прекрасно дома.
      - Представляю. Алена совсем одна.
      - Да нет. Нашел я домработницу. Исполнилась твоя мечта о домработнице. Только она не пожилая. Пожилых домработниц вообще в природе не существует. Их ни за какие деньги не сыщешь.
      - Как зовут?
      - Ира.
      - Опять?
      - Да не та Ира. Та Ира весной замуж вышла. Я же тебе рассказывал. А эта с родителями поругалась. Жить ей негде. А я кормлю и двадцать рублей обещал. Всем выгодно.
      - Где ты ее откопал?
      - Мария Ивановна из нашего отдела познакомила.
      - А без нее нельзя?
      - Не получается. Мои старики еле ходят. Им самим нянька нужна. Они к нам на пятый этаж не подымутся. Тетка твоя тоже больной человек. Два раза в месяц приезжает. Больше у тебя никого нет. Никого у нас нет, понимаешь?
      - Они ладят?
      - Ладят.
      - Слушается она Иру?
      - Не очень. Они вроде подруг. Та на Алену крикнуть боится.
      - Обед готовит?
      - Готовит.
      - Хорошо. Из школы Алена голодной приходит. Не ест она там, на продленке. Может, Ира у нас останется, когда я из больницы выйду?
      - Не знаю, Наташка. У нее какой-то парень. Вдруг к нему уйдет?
      - Отметки?
      - Теперь Ира следит за уроками. Думаю, троек не будет.
      - Что на работе?
      - Все о'кей.
      Она помолчала, а потом и говорит:
      - Женишься ты на Ире и Алену заберешь.
      Меня даже в жар бросило.
      - Кисик, - говорю, - маленький, что ты там придумал? Совсем ты... словом, ерунду несешь. Разве я могу такую глупую девочку бросить?
      И верно, ребята, никуда я от нее не уйду. Детей не бросают.
      - Кисик, - говорю, - ну давай я уволю Иру.
      - Не надо. Раз Алене хорошо, пусть живет. Скажи ей спасибо.
      - Но если это тебя волнует...
      - А меня, Вовка, уже ничего не волнует. Я просто отбываю свой срок на земле.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Бескрайнее озеро, на голубоватой поверхности которого плывут маленькие пушистые облака. Ниже - тонкие пластинки льда, окаймляющие бурые маслянистые пятна земли.
      Кухня погоды. Жидкая похлебка с разваренными пельменями. Мы до сих пор не можем ее расхлебать.
      Потом все затянулось. Закрылась лавочка. Или, говоря по-нашему, пошел мощный фронт.
      Самолет пробил облачность. Льдины, серые, словно истоптанные галошами, застыли в зеленой болотной воде.
      Летели низко, казалось, метрах в пяти надо льдом. Видны были даже маленькие бугорки и разводы. Летели очень медленно. И как наша тяжелая машина не падала на такой скорости? А вот и земля. Четко различаешь каждую кочку, каждый ручеек. Не остановились ли мы в воздухе?
      Но вдруг вынырнули и быстро понеслись назад маленькие домики, склады, дороги.
      Вернулось ощущение высоты.
      На желтом трехэтажном здании аэропорта четыре надписи:
      "Слава КПСС!"
      "Слава партии Ленина!"
      "Амдерма".
      "Миру - мир!"
      К самолету подскочил "газик". Сзади, на кузове, прикреплено светящееся табло: "За мной".
      После длительного дождя со штормом небо несколько очистилось. Стал виден дальний маяк, который всегда скрывала дымка. Желтое солнце садилось без единого облачка - оно увеличивалось, но не краснело. Оно опускалось как раскаленный шар, и казалось, что бурное море на самом деле неподвижно. Море расплавилось и блестело стальными выбоинами.
      Мои соседи не умолкали. Редко встретишь такое родство душ. Каждый из них с радостью убеждался, что его собеседник думает так же, и они были очень довольны друг другом.
      Смысл их разговора сводился к следующему:
      Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
      Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи.
      Женщины потеряли всякий стыд.
      Здоровье дороже.
      ***
      Я сидел и ждал у моря погоды.
      ***
      Сколько я потом времени провел в аэропортах! Но тогда я впервые, на своем личном опыте, испытал, что есть, оказывается, разница между рекламой Аэрофлота, с симпатичной стюардессой-манекенщицей, и действительностью.
      Подлетел на такси, сдачу не взял - некогда, на самолет опаздываю! Бегом в вокзал. А там не разбежишься. На всех скамейках люди вповалку. Сидят, лежат, спят, в карты играют. Дети под ногами ползают. В проходах мешки, чемоданы.
      Я к справочной:
      - Объявили посадку на Москву?
      А девушка взглянула на меня и даже улыбнулась. Смешным я ей показался. Закрыта, говорит, Москва. Третьи сутки закрыта.
      Теперь-то это дело привычное. Всегда что-нибудь закрыто. Север или Запад. Или Восток. Наш брат синоптик хорошо работает. Впрочем, над ним не каплет.
      Смешно, ребята. Смешно вспоминать, как я пытался найти концы, разузнать, что да как. Начальство в аэропортах особый народ. Профессионалы. Чуть пробка - пропадает начальство. Днем с фонарем не сыщешь. А девушку в справочной можно понять. Всю смену к ней в окошко лезут красные, потные лица. Нервничают. Кричат. А чего кричат? Что она им ответит?
      - Ждите. Объявят.
      Скучно ей.
      Это я потом научился ждать.
      Вообще, не помню дня, чтоб я кого-то или чего-то не ждал. Иногда ждешь чуда. Прихожу к выводу: ожидание - естественное состояние человека (не забыть афоризм взять в рамочку).
      Однако я в первый же московский самолет пролез. К командиру корабля бросился. Документами размахивал, командировкой. Он и слушать меня не хотел. Тогда я ему в открытую:
      - К жене лечу. Соскучился. Не успел жениться, как меня за тридевять земель услали. Паспорт со штампом покажу.
      И вижу, глаза летчика приняли осмысленное выражение. Раньше он мимо меня смотрел. Наверно, что-то у него в голове сработало. Замкнулся контакт. Небось когда-нибудь и он был на моем месте.
      Посадил.
      Врываюсь я домой. Все вверх дном. Отец ее, ныне покойный, генеральную уборку устроил.
      Вдруг откуда-то из кухни кто-то несется в длинном, до пят, халате:
      - Вовка приехал! Вовка приехал!
      И прыгает до потолка.
      И так она весь вечер песенку пела: "Вовка приехал, Вовка приехал". И прыгала.
      Наташка тогда веселенькой была.
      ***
      И еще я помню жару в Ташкенте. Солнце припекало, наваливалось на плечи.
      Зашел я в чайхану. Старики сидят, чай пьют. И я взял чашку.
      - Сахар, - спрашиваю, - есть?
      - Сахар нет. Кампэт есть!
      Конфеты как конфеты. На столе газеты лежат за позапрошлый месяц и брошюры по санитарной гигиене. В динамике музыка их восточная играет. Душно.
      Сижу, пью чай. Прикидываю: дескать, если убрать радио и газеты - всё как сто лет назад.
      Потом отправился в старый город, по улицам его узким блуждал. Плутаешь между белых глиняных заборов, кружит тебя, кружит и все больше проникаешься ощущением, что ты в прошлый век попал, а может, и в позапрошлый. Но вдруг дыра в заборе, а во дворе - новенькая "Волга". На углу надпись прочтешь: "Улица Революционна Куча. Дом № 1". И самое главное - школьники разом целой ватагой появляются. Портфелями дерутся. Современные ребятишки. О футболе говорят.
      Рассказывают, что не хотели старики в новый район Чиланзар переезжать. Тут у них и дом и сад. И привычно. Не желали, и все, хоть земля трясись!
      И затрясло.
      Только змеи, ящерицы и прочая древняя нечисть еще за сутки из щелей и нор повылезали. Значит, каждая нечисть свой особый прибор имеет. Старый, тысячелетней давности, да поточнее наших, новейших. Ведь какое землетрясение поймали! И как положено, за двадцать четыре часа предупреждение давали. Штормили.
      Что мы знаем об этом? А беремся погоду предсказывать.
      Нет теперь старого города. А может, его и не было. И тебя там не было.
      ***
      Но я помню... Что ты помнишь? А если тебе все приснилось? Или просто в кино увидел?
      Помнишь, ученый в Якутске сказал: "Способный вы человек, Мартынов, да ветер в вашей голове. И никакой самодисциплины".
      Но ведь это я в Амдерму летел! Это я, Мартынов, погоду у Балтики ждал! Это я к Наташке торопился! И по старому городу я сам ходил! Это моя жизнь! Ее же не придумаешь!
      Придумывают. Большие есть на это специалисты.
      И еще неизвестно, что такое "ты сам".
      ***
      Этикетка на коробке: "Универсальный стиральный порошок". Намек на мою жизнь?
      Что осталось от нас самих? И были ли мы когда-нибудь сами собой? Что значит "ты сам"?
      Некоторые свойства характера, перешедшие к тебе от отца с матерью, смесь генов, наследственность?
      Какие-то навыки, привычки, выработанные тобой в детстве?
      Анализ мыслей и наблюдений, то есть то, что ты замечал в обществе, в людях, в природе, причем казалось, это видишь один только ты?
      Определенные знания, усвоенные во время учебы и работы?
      Так называемый золотой запас детства и юности.
      А не растранжирил ли ты свой небольшой капитал на карьеру, на какой-то минимальный успех, на создание семьи?
      Ведь за все надо платить. Может, ты уже пуст?
      Нет тебя самого, понимаешь? Есть стандартная начинка:
      профессиональная подготовка (ты приработавшаяся часть хорошо налаженной машины, - если не винтик, то колесико, рычаг);
      житейский опыт (типичный для твоих сверстников. Тебе, естественно, он кажется исчерпывающим);
      информация (несколько большая, чем у большинства твоих сограждан, но меньшая, чем мог бы сам получить при желании, - а в общем, такая же, как и у всех людей твоего круга);
      некоторые пространные рассуждения обо всем (характерные для твоих друзей и знакомых. Собираясь, вы говорите об одном и том же - одно и то же всякий раз. С человеком, который думает иначе, тебе разговаривать неинтересно);
      обрывки разных цитат и мыслей из книг;
      старые песни;
      старые анекдоты;
      номера телефонов;
      интимные истории (нечто подобное случалось и с твоими друзьями);
      огромное количество образов, сцен, ситуаций из всех кинофильмов, театральных постановок, и особенно из телепередач (всесильный телевизор! Речи и музыка, лекции и драмы, футболисты, хоккеисты, артисты, фигуристы перешли в твою голову из голубого экрана. Они часть тебя самого. Это - как наркотик. Ты не можешь без них).
      Где же ты сам?
      ***