Субботний вечер. Дежурные готовят ужин. Широков и Андрианов рубятся у "большого московского" в волейбол.
      Агай, Удальцев и Степа с таинственным видом сидят возле тумбочки. Удальцев в середине. Готовится писать письмо. Удальцев беспомощно смотрит на Агая.
      - Как начать?
      Агай долго думает.
      - Пожалуй: "Здравствуй, Люся!"
      - Верно!
      - Вот здорово!
      - У Толика котелок варит!
      Удальцев пишет.
      - А дальше?
      - "Молодая ты, а дура!" - предлагает Степа.
      - Вежливее, Степа!
      Степин вариант дружно забраковывают. Начинают так: "Пишут тебе товарищи Володи Андрианова..."
      Через полчаса письмо написано. Адрес завода. Степа бежит к управлению. Там почтовый ящик.
      Удальцев идет к Петьке в комнату, включает радиолу, ставит "Карусель". Прибегает Петька, снимает "Карусель", ставит "Белую березу". Петька не выносит фокстротов. Только он уходит - опять "Карусель".
      Петька сдается и начинает со Степой гоняться за мячом вокруг корпуса. Имитация футбола.
      С наступлением сумерек возвращаются Широков и Андрианов. Андрианов ругается:
      - Сколько раз я тебе говорил: больше двух минут мяч в руках не держать. Сплошные захваты. Потом - стоит, руки в карманы. Ты бы лег поспать. И вообще, нашей команде почему-то стоило большого труда перекинуть мяч через сетку. А попасть на площадку? Ну просто невозможное дело. Еще бы: мяч круглый, а площадка квадратная.
      Агай спрашивает:
      - Проиграли?
      Широков показывает на Вовку:
      - Все из-за него!
      Вот попробуй разберись, кто из них прав.
      У общежития Степа и Петька продолжают резвиться с мячом.
      - Кончай, пошли мыться.
      Моются, гладят брюки, одеваются, наводят блеск на ботинки.
      - Ребя, только по-тихому, - предлагает Удальцев, - разобьем "Белую березу"? Невозможно. Раз десять в день заводит. Хоть на стенку лезь. Слышите? Что я говорил! А сейчас плясать начнет. Точно.
      Разговор обрывается. В дверях Дунькин, старший воспитатель.
      - Привет рабочему классу. Танцевать собрались? Дело. Сам, помню, в молодости грешил. Были дела. Да... Не надоело еще? А? Айда, хлопцы, в клуб, на лекцию. Знатный лектор приехал.
      - У-у!.. О чем лекция?
      - Интереснейшая, хлопцы, лекция: "Образ советского молодого человека в литературе". Это про вас. А после кино.
      - Когда начало?
      - Да через пять минут. Скорее.
      - Нет, кино когда начнется?
      - Э, кто не будет на лекции, в кино не пустят.
      - А-а! Ну ничего, завтра посмотрим.
      - Нет, айда, хлопцы, на лекцию. Хлопцы, вы умные, образованные, в вечернюю школу пойдете...
      - Тем более. Осенью школа. А зачем сейчас?
      Выручает Широков:
      - Мы, конечно, с удовольствием. Да дельце такое... Мы на танцы девчонок пригласили. Из той бригады маляров. Помните, с лесозавода? У нас шефство над ними.
      - Хорошо. Вы их с собой возьмете.
      - Что вы! Обидятся. С ними надо осторожно. Мы их поначалу книжками интересными, легкими снабжаем. "Граф Монте-Кристо", "Всадник без головы". А вы хотите сразу лекцией оглушить.
      - Что они, не поймут?
      - Куда им! Четыре класса... Мы их постепенно, на следующую лекцию. Подготовим.
      - М-да... Ну хоть кто-нибудь пойдите. Неудобно все же...
      - Хм... Кто-нибудь. Во!! Степа! Он пойдет. Он толковый у нас. Нам потом расскажет.
      Все рады и, несмотря на отчаянное сопротивление Степы, вытаскивают его к двери. Степа умоляет.
      - Нет, ребята! - останавливает Агай. - Не выйдет. Степа их бригадир. Нельзя подрывать авторитет.
      - М-да! - вздыхает воспитатель. - Ну, а в следующий раз?
      - Конечно! Прямо с девчонками, - успокаивают его.
      - Ладно, только чтоб...
      - Конечно!
      Дунькин исчезает. Подходят девчата. В первой комнате на окно выставляют радиолу. Ребята выскакивают на улицу.
      Андрианов разлегся на кровати, смотрит в потолок. Культурная обстановка, танцы, да еще на лекцию нас приглашают...
      В окно лезут звуки танго. На улице плещется смех девчонок.
      Оказывается, Степа не ушел. Степа рассматривает "Девятый вал".
      - Ишь ты... Вот это да... Потонут... Как же это так?
      - Да так, Степа. Понимаешь, было такое время, были парусные корабли, бригантины. Плавали на них флибустьеры и авантюристы. По-нашему разбойники. Тонули, погибали. Но жизнь у них была интересная. Ничего они в жизни не боялись. Ничего не боялись потерять. Значит, для них было открыто будущее. "За презревших грошевой уют". Не могли они жить без моря, без опасностей. Ты спроси лектора, он это романтикой назовет... И песня у них была. Кончалась так:
      И теперь, и в радости и в горе,
      Стоит чуточку прикрыть глаза,
      И увидишь, как в далеком море
      Бригантина поднимает паруса...
      Ты сейчас выругаешься? Куда? К матери? Слушай, Степа, зачем ругаешься? Ты нарочно на себя напускаешь - мол, не трогайте меня, вот я какой. Да здесь все свои...
      Степа молчит.
      В окно лезут звуки танго. На улице плещется смех девчонок. Андрианов встает с кровати.
      - Вовка, научи меня танцевать...
      - Степа, я не смогу. Нет, я попробую, но лучше попроси кого-нибудь из девчат. Не хочешь? Нет, мы осторожно, по-тихому! Идем.
      * * *
      Из радиолы кто-то тянет:
      В небе светят звезды золотые,
      Ярче звезд очей твоих краса-а-а...
      Только у любимой могут быть такие...
      - Синие в полосочку глаза! - поет над ухом Агай. Танцует он неумело, сбиваясь с такта. Но хорошо, что темно и никто этого не видит.
      - Зина! - начинает Агай.
      - Что?
      - Я тебе на ногу наступил, извини.
      - Да?
      - Зина, может, ты не хочешь со мной танцевать?
      - Что ты? Только подойдем поближе к окну. Там ровнее площадка.
      Ярче звезд твоих очей краса-а-а...
      Только у любимой могут быть такие...
      Рыжие в полосочку глаза!
      поет над ухом Агай.
      Широков отзывает Вовку. Широков очень интересуется, почему Вовка бегает, как выражается Широков, от Зины. Широков уверяет, что Вовка неправ.
      - Я это знаю, но тут совсем другое дело. Я бы рад к ней подойти, но не могу. Как-нибудь мы с тобой поговорим.
      Андрианов подходит к Рите. Он крепко держит Степу и уговаривает Риту поучить танцевать ее непосредственное начальство. Но непосредственное начальство шмыгает носом, угрюмо озирается и норовит выскользнуть из Вовкиных рук. Рита удивляется. Степа на работе такой умный, а на танцах? Фу! Степа уныло вздыхает: лучше бы он пошел на лекцию.
      - Вова, можно тебя на минуточку?
      Незнакомый и в то же время странно знакомый длинный парень подчеркнуто вежливо извиняется перед Ритой и отводит Вовку к ограде. Там еще несколько человек. Наверно, волейболисты хотят договориться о встрече?
      - Вова, у нас с тобой старые счеты. За себя, помнишь? И за Ковернева.
      Ах, вот что!
      Длинный парень эффектно размахивается. Вовка мгновенно наносит несколько ударов. Он видит, как перекосилось лицо длинного парня. Но Вовку толкают сзади. Вовка падает.
      Когда он встает, потасовка идет вовсю. Из окна общежития прыгает Степа. В руке у него топор. Он подбегает и протягивает его Вовке.
      ...Их больше.
      Наших бьют!
      Вовка бросается в середину.
      - А ну, разойдись!
      Драка прекращается. Обе стороны тяжело сопят. Наконец кто-то из пришедших спокойно говорит:
      - Хорошо, раз вы с топором, мы тоже завтра. Хоть милицию зовите, мы с вами рассчитаемся. Андрианов, запомни. Расхозяйничались. Мы покажем - кто здесь хозяева. Официально предупреждаем.
      Они все разом поворачиваются и исчезают в темноте. Подбегает Зина.
      - Ребята, это бандиты. Они приведут с собой настоящих уголовников. Я их знаю. Может, я с ними поговорю?
      Ребята хорохорятся. Что мы, испугались? Но вообще не весело. Какие сейчас танцы! Все собрались в кучу. Обсуждают. Вовка чувствует, как у него под глазом начинает светиться фонарь. А где Удальцев? Пойдем поищем.
      Они идут к клубу. Навстречу валит народ. Значит, кино кончилось. Удальцева нет.
      - Ну как, хлопцы, повеселились?
      Кто это? Шалин и Дунькин.
      - Повеселились.
      - Зря на лекцию не пошли. Хорошая была лекция.
      - Владимир Павлович, а у нас нет комсомольских патрулей?
      - А что?
      Нет, Вовка ничего ему не расскажет. Вовка злопамятный. Опять скажут испугались.
      - Да так просто.
      Шалин разъясняет, что вообще есть комсомольские патрули, иногда по воскресеньям дежурят: вас пока туда нельзя. Вы еще очень горячи. Но ничего, когда-нибудь дойдет и до вас очередь. Шалин желает спокойной ночи.
      "Спокойной ночи". Вовка сидит на койке... Что делать? Драться топором? Может, молчать? Может, больше они не придут? А то ведь прирежут.
      Рядом пустая, аккуратно застеленная койка. Там уж целый месяц никто не спит. Человек, который спал на этой койке, как-то сказал: "Такими, как вы, пользуются все мерзавцы".
      Нет, Юра, Вовка стал старше.
      Андрианов делает знак Агаю и уходит в коридор. Толик выходит за ним. Почему-то Вовка вспоминает: "Покажем, кто здесь хозяева". И в памяти всплывает московский переулок, двор, Хирса. У ребят в переулке Хирса чувствовал себя хозяином. Долго. До тех пор, пока его не арестовали.
      И еще одно воспоминание. Как-то случайно он увидел, что в глухом закоулке несколько хулиганов окружили парня. Они стояли спокойно, курили. Парню приказывали: лезь на стену. И парень плакал, но лез.
      ГЛАВА XIX
      ВОВКА - ФИЛОСОФ
      Утро вечера мудренее. Какой дурак это сказал?
      Утром военный совет в 107-м корпусе.
      Колька лежит на кровати.
      - Я же говорил! Я давно говорил...
      Больше от него ничего не услышишь.
      Степа делает важное лицо. Это у него не получается, Он поглядывает в окно. Хочет на реку.
      Петя рассудителен.
      Славка ходит по комнате. Агай и Вовка сидят в углу и усмехаются. Сговорились, что ли? Переглядываются.
      Ничего нового не придумаешь. Забивать окна?
      Молчание. Тягостное.
      Колька:
      - Вот прислали. Разных слов наговорили. Комсомол. Шалин. Ему хорошо, сидит в городе...
      Вовка поддерживает:
      - Правильно. Безобразие. Что у нас за комитет? Шалин сидит в воскресенье дома, вместо того чтоб ходить за Колькой, думать за него.
      - Вытирать им нос! - вставляет Агай.
      - А милиция. Милиция на что смотрит? Бездельники. К Удальцеву милиционера для охраны...
      - Двух или взвод! - добавляет Агай.
      - Может, объявление дадим? Требуется сторож военизированной охраны.
      - И воспитательницу из детского сада. У нас комсомольцы маленькие, слабенькие...
      Колька недоуменно озирается.
      Славка бледнеет.
      - Что же делать?
      Агай смотрит на Вовку.
      - Мы лично на реку? Кварц принимать, да?
      Славка неуверенно:
      - Но нас мало!
      Колька еще ничего не понимает.
      Агай (безразлично):
      - Ну, Вовка, идем? Солнце, говорят, полезно до часу.
      - Слава!
      - А вы со мной пойдете?
      - Куда?
      - К нашим, в большой корпус.
      - Ты смотри, все-таки додумался. Обидно, конечно, до часа кварцевые ванны - самые полезные... Идем, все!
      Дальше события развивались обыкновенно. "Большой корпус" собирался смываться на реку. Вовка попросил ребят задержаться. Неохотно остановились. Обступили. Вовка стал на крыльцо. Прямо как митинг. Так-то и так-то, давайте организовывать комсомольские патрули.
      Дружный смех.
      - Ну вот, выдумал.
      - Тебя уже разукрасили, а ты все рвешься!
      - Пускай Шалин этим занимается.
      - Правильно, он за это деньги получает.
      - Куда нам.
      Вовка оборвал шум. Рассказал, что вчера произошло. Вовка с "фонарем" внушал уважение. Потом все же "знаменитый" грузчик. Ребята замялись. Вышел один из бригады бетонщиков. К его товарищу придралась шпана. Грозили. Считают себя здесь хозяевами. Кто здесь хозяева, они или мы - комсомол? Вышел другой, от каменщиков. А вот у нас недавно...
      Настроение резко менялось. Рыжий приземистый парень (из шоферов) швырнул сверток в окно, вбежал в корпус и через минуту появился с охотничьим ружьем.
      - Где?!
      Успокоили. Вовка снова завладел общим вниманием.
      - Надо связаться с местными комсомольцами, с членами комитетов строительных участков. Я слыхал, что они практиковали комсомольские патрули.
      Половина разбежалась "связывать".
      Остальные поснимали с себя рубашки.
      Загорали.
      Небо было скучное, без единого облачка.
      Загорали.
      Надоело. Посыльных все не было.
      Наконец появились первые. Народу становилось все больше. Разбились на кучки. Обсуждали.
      Местные:
      - Положим, ваши тоже иногда ведут себя так, что...
      Москвичи:
      - А мы что, спорим?
      А связные все прибывали. Ну и "навязали". Откуда столько?
      Кто-то из демобилизованных гаркнул:
      - Батальон, слушай мою команду!
      Вдруг:
      - Миша пришел!
      Смолкли. Андрианов узнал молчаливого третьего члена комитета.
      Мишу окружили. Начали объяснять хором. Рыжий шофер (тот, что бегал за ружьем) пробился вперед.
      - Ребята вам верно сказали. И вообще, вы знаете, что даже на "пятачках" бывают драки. Некоторые наши тоже хороши, напиваются и... Все равно будем патрулировать. Вы не имеете нам права запрещать...
      Миша закурил, затянулся.
      - Интересно, а почему я должен запрещать?
      Сзади кто-то крикнул "ура". Миша продолжал:
      - Сейчас вы все идите на реку, купайтесь. От каждой бригады останется по одному. Актив тоже остается. Мы разработаем план, время, наметим группы. В семь часов общий сбор у комитета. Понятно?
      От 107-го корпуса остались Вовка и Широков.
      * * *
      Их долго не было. Ребята уж хотели уходить, когда Широков появился.
      - А где Вовка?
      - Он с Зинкой.
      - А-а... - У Кольки сделались масленые глаза.
      - Нет! - сказал Широков.
      - А ты почем знаешь?
      - Знаю.
      - Почему?
      - Да он со мной долго говорил. Все о ней.
      - Что он говорил?
      - Да разное.
      - А все-таки?
      - Ну... дескать, ты, мол, сам гулял по бабам. Но это, мол, были конченые бабы. А Зинка другая.
      - Ну? - сказал Колька.
      - Да, другая. Вовка говорит, что ей надо помочь. Она, говорит, видела только один путь в жизни. А больше она ни о чем и не знала. А теперь она становится человеком. Надо ей помочь. Надо ей начать жить настоящей жизнью.
      - Ну? - сказал Колька.
      - Я ему говорю: "Что она, срочно перевоспитается?" А Вовка засмеялся, - говорит, это в книгах только так бывает. А в жизни не так все просто. Но Зина должна найти для себя смысл жизни. Чтоб жить по-настоящему, надо что-то сильно любить, что-то сильно ненавидеть, надо...
      - Ишь куда загнул, - удивился Колька. - Вовка стал философом.
      Широков посмотрел на ребят и усмехнулся. Ребята согласны с Вовкой, но такая уж привычка не говорить хороших слов вслух.
      - Ну, а дальше? - спросил Колька.
      - Дайте искупаться человеку.
      * * *
      Чем окончился этот день? Вовке опять не повезло!
      Хоть на активе Вовку выбрали начальником штаба комсомольских патрулей; хоть приехал Шалин и извинялся перед Вовкой за свою ошибку; хоть капитан милиции благодарил Вовку за инициативу, - нет, Вовке не повезло.
      Вовка не захотел сидеть в штабе. Он пошел с группой. Поздно вечером узнали, что бетонщики задержали трех пьяных дебоширов. Но Вовкина группа...
      На волейбольной площадке никто не ругался. На "пятачке" Вовка никогда еще не видел более галантных кавалеров. Вовка подошел к баракам тех, с кем 107-й корпус дрался в субботу вечером. (Эти дома показала Зина). Но там как-то подозрительно рано улеглись спать, а те, что бодрствовали, мирно играли в домино и смотрели так ангельски невинно, что Вовка усомнился: они ли это. Вовка понял, что на стройке работает беспроволочный телеграф.
      И так весь вечер. Под конец Вовка буквально молил: ну хоть кого-нибудь бы ограбили. Ну пристали бы к девушке. Ну сняли бы часы. Ну хоть бы просто кто-нибудь подрался.
      Куда там! Что такое не везет и как с ним бороться?
      ГЛАВА XX
      БУДНИ
      На активе Вовка сказал: "Дайте мне неделю, и я очищу поселок от хулиганов".
      Что особенно запомнилось Вовке из тех дней?
      Вечер. Он идет с патрулем по Северному поселку. Вдруг за углом громкая ругань. Вовка останавливает ребят.
      - Я свистну, ждите меня.
      Вовка поворачивает за угол. Вот они, голубчики. За своим основным занятием. Очевидно, подвыпили. Пристали к какой-то паре. Парень сжимает кулаки, но девушка держит его за руки. Парень закусил губу от обиды. Но, конечно, понимает, что их четверо. А те издеваются и провоцируют. Вовка подходит. Вежливо:
      - Бросьте, ребята.
      Как и следовало ожидать, его посылают к маме.
      - Ну, что он вам сделал?
      Вовке советуют не соваться. Вовка по-хорошему.
      Обступают Вовку. Спрашивают, хочет ли он получить в зубы.
      Вовка бесится, но внешне очень спокойно говорит: дескать, что если вы пойдете с девушкой и к вам пристанут...
      Говорить не дают. Один из них смазывает Вовку по лицу. Вовка спокоен.
      - За что? Я вам ничего плохого не сделал.
      Смеются. Вовке ставят подножку. Не удается, ударяют по ноге. Вовка отскакивает. Свистит.
      Метод морального воздействия отступает на задний план.
      * * *
      "Дайте мне неделю, и я очищу поселок". Эту фразу Вовка вспомнил, когда лучшие рабочие-москвичи ехали на машинах на вокзал встречать ленинградцев. По дороге Вовка с удивлением рассматривал маленькие уютные домики с палисадниками, небоскреб элеватора, трубы заводов. Ого, как в городе много заводов! А Вовка раньше ломал голову, что здесь люди делают. Увлеченный наблюдениями, Вовка и не заметил, что в машине оказалось много "зайцев" со стройки, которые тоже хотели встречать ленинградцев. Вовка несколько раз ловил почтительные, даже несколько подобострастные взгляды двух ребят. Когда все соскочили с машины, ребята неуверенно подошли к Вовке и протянули руки.
      - Здравствуй, Вова.
      Вовка пожал им руки, удивился. Он не помнил этих ребят. Потом бригадир бетонщиков ему напомнил: "Однажды мы задержали нескольких пьяных. Так вот это - из тех".
      Вскоре произошло очень важное событие. На отчетно-перевыборном собрании лесозавода Вовку (во всяком случае, неожиданно для самого Вовки) избрали секретарем комсомольской организации.
      Через неделю Шалин вызвал его к себе. Расспросив подробно о комсомольских делах лесозавода, Шалин сказал, что набирает на курсы крановщиков. Участки выдвигают лучших рабочих. Лесозавод выдвинул Вовку. Шалин сказал, что крановщик - это очень хорошая специальность, чтобы Вовка решал в течение недели, а общественной работе это не помешает.
      - Вообще я очень хочу в крановщики, но мне придется бросить работу на складе, - сказал Вовка.
      - Да, но что делать? - И, помолчав, Шалин спросил совсем другим голосом: - А от нее есть письмо?
      Вовка понял и смутился. Да, есть. Пишет, что собирается уходить из дома. Пишет, что собирается приехать к Вовке. Пишет, что, наверно, в следующем письме обязательно сообщит, каким поездом выезжает. Она не получала моих писем потому...
      Вовка рассказал почему.
      Через несколько дней Вовку пригласили на заседание парткома лесозавода. Обсуждались производственные вопросы. Вовка впервые в жизни присутствовал на собрании коммунистов. До этого (по отчетам в газетах) Вовка представлял, что на партийных собраниях люди выступают только так: "Мы все, как один..." Нет, перед ним сидели простые рабочие, которые без лозунгов, по-деловому обсуждали план. Парторг сидел в светлой ковбойке и серой спецовке в конце стола. В середине совещания кто-то позвонил, парторг долго, тихо разговаривал по телефону, потом положил трубку и устало произнес: "Дай бог нам выполнить план". Потом парторг непосредственно обратился к Вовке:
      - Комсомольская организация должна запомнить, что для нас самое главное - лес. Стройке не хватает леса. А рабочих надо обеспечивать жильем. Я понимаю, что для москвичей на складе работа кажется грязной, тяжелой, неинтересной. Что ж, постепенно мы вас всех переведем на другие специальности или пошлем учиться на курсы. Но сейчас вы нам очень нужны.
      В этот же день Вовке на складе сказали, чтобы он подобрал одного грузчика для рейса в Каш-Агач. Предупредили, что поездка утомительная и трудная. Так что парня надо надежного.
      Ночью Андрианову приснился бог. Бог почему-то сидел в парткоме лесозавода. Бог был в светлой ковбойке и в серой спецовке. Бог выглядел очень усталым, звонил по телефону и ругался с отделом снабжения. Бог сказал, что сейчас тяжелое положение с лесом. Все ангелы брошены бригадирами на склады, ибо бригадирами могут работать только ангелы. Потом бог стал молиться самому себе: "Дай бог нам выполнить план".
      ГЛАВА XXI
      КАК БЫЛ НАПИСАН ОЧЕРК
      Шалин хмурился. Перед ним сидел один молодой человек из одного московского журнала и скреб в своем толстом блокноте.
      - Нам нужен идеальный герой. Чтобы был примером для молодежи, чтобы, прочтя о нем, все поехали на стройки.
      "Вот принесла его нелегкая на мою голову, - вздыхал Шалин, - не успею на первый участок. Но что делать? Печать тоже идеологическое оружие воспитания масс".
      Все время отрывали звонки. Раз Шалин бросил трубку и сказал:
      - Да у нас на стройке у комсомола тьма работы. Здесь уж не схалтуришь.
      И журналист, по молодости лет искавший в каждом слове собеседника намек на себя, понял так: это не то, что у вас, писак. И стал оправдываться.
      - Мы тоже вам помогаем. Вот вы говорили мне про девушек из Москвы, штукатуров. Но я о них еще в Москве в одной из центральных газет читал. И здесь, в городской газете, читал, и в строительной многотиражке опять же про девушек-штукатуров. Но у них все хорошо, они очень довольны. Но... как вам сказать... нет ли чего-нибудь другого, не избитого, а?
      Шалин задумался.
      - Ну, кого вам другого... У меня четыре тысячи. Ну, вот чудные ребята из сто седьмого корпуса. Про них еще нигде не писали. Был у них сначала Юрий Лосев... Да, он погиб. Ну, есть там еще Николай Удальцев. Ничего примечательного с виду. Но всегда нужно в душу человека заглянуть. По-моему, он хороший товарищ, настоящий комсомолец, ничего не испугается.
      Шалин осекся, он вспомнил, что плохо знал Удальцева.
      - Да, так Вовка Андрианов...
      Шалина прерывал телефон. Шалин думал об участках. Разве быстро все объяснишь?..
      - Да, так Андрианов. Знаете, как он мне представился? "Вовка Андрианов - семьдесят два килограмма". Потешно, правда? По-моему, это был неустойчивый элемент, верил всяким слухам. Но мы его вызвали на комитет, поговорили, перевоспитали. Вообще здесь долгая история... Ну ладно, неважно. Он на комсомольском собрании выступил против одного негодяя. Там бригада девушек-маляров... "Девицы-красавицы". Да. Ну, в общем, например, была в этой бригаде одна, Зина Лакаева. Скромная, чистая, тихая девушка. Вот бригадир пользовался их неопытностью, брал с них взятки, но ребята, москвичи, помогли девушкам. И вот эта Зина, как и полагается нашей передовой комсомолке, выступила на собрании и смело разоблачила гнусного пройдоху, пробравшегося в бригадиры. Вернее, помогла Андрианову разоблачить бригадира. И вообще Зина стала очень активной. Недавно в драмкружок записалась. Вот... Да, так Андрианов... Представьте, какой был вначале трудный парень! А теперь его отметили как лучшего рабочего, перевели на курсы крановщиков. Да, он у нас был начальником штаба бригадмила. Ликвидировал всех хулиганов в поселке в неделю. Теперь он секретарь комсомольской организации лесозавода...
      Как просто все получалось!
      Шалин это чувствовал. Но ведь в общем-то все это правильно. Он чувствовал, что, будь здесь Вовка, он встал бы и сказал: "Да бросьте вы болтать попусту".
      Но журналист был в восторге.
      - Это отличный материал. Как раз для моего очерка. Получается очень интересный, главное оригинальный, сюжет. Сначала парню было трудно, но потом, с помощью комсомола и, в частности, секретаря комитета, он перевоспитался, мобилизовал свои силы и стал настоящим строителем. Его отметили, послали крановщиком, он на комсомольской работе. И девушка тут... Романтично. Они, наверно, поженятся?
      - Да нет, кажется, между ними ничего нет...
      - Вот это жалко, обидно. Так бы здорово получилось. Но мне необходимо его видеть. Где найти Андрианова? На заводе?
      - Нет.
      - Ах да, он на курсах крановщиков?
      - Да... То есть, нет...
      - Как нет? Где же он сейчас?
      - Он...
      ГЛАВА XXII
      ПУТЬ К ВЕРШИНАМ
      Есть по Чуйскому тракту дорога... Много дорог. По одной из них надо было заехать в Горно-Алтайск и... простоять там полсуток. А теперь "ЗИЛ-150" идет через Майму, на Онгудай, в Каш-Агач.
      Долог путь до Каш-Агача. Через весь Горный Алтай. К монгольской границе.
      Горы обступают тракт. Сначала небольшие сопки, похожие на ежей. И деревья на них торчат, как иголки.
      Долог путь до Каш-Агача.
      Машина ползет на Семинский перевал. Жара. В кабине духота.
      А скорость пять - десять километров в час.
      В кабине маются двое. Пожилой шофер и парень лет восемнадцати, грузчик. Даже ноги как следует не вытянешь. Надоело сидеть. Встать бы да пробежаться за машиной. Жара. Духота.
      А скорость пять - десять километров в час. Семинский перевал.
      ...Горы сжимают дорогу. Лес подходит вплотную, и какая-нибудь сосна-переросток высовывается по пояс над березами. А горы все выше. Они поросли длинными и тонкими, как лезвия ножей, елями. На вершинах свежезеленые луга.
      Парень сидит, раскрыв рот. Он боится пропустить что-нибудь. Он хочет все увидеть, все запомнить. Так вот они какие, горы!
      Вовка, не отрываясь, смотрит на дорогу. Километровые столбы методично перебрасывают цифры с одной стороны на другую...
      Вечер. Пройден Чикет-Амальский перевал. Неширокая долина. Быстро темнеет. Горы дымятся тучами. Горы стали черными, словно обуглились... Машина несется по берегу Катуни. Поворот за поворотом. "ЗИЛ" летит прямо на скалу. Это бом Айры-Тыш. В переводе, как объяснил шофер, - расступитесь, камни...
      ...Расступитесь, камни! Горы расступятся, камни исчезнут. Вовке ничего не страшно. У Вовки в кармане письмо от Люси.
      Да, надо быть таким идиотом, как Вовка. Письмо в кармане. Письмо не распечатано. Перед самым отъездом, торопясь в машину, он встретил почтальона. И взял письмо. И не распечатал. Иначе он бы не смог уехать. Он бы пошел на вокзал и сидел бы там несколько суток. Ждал поезда.
      Теперь он далеко. Очень далеко. Не надо читать письмо. Зачем? Люся приедет. Люсю встретят его товарищи. Люсе скажут (важно): Вовка в командировке. И Люся будет ждать. Пусть она хоть немного подождет. Пусть она хоть раз выйдет на дорогу, посмотрит, не идет ли пропыленный грузовик. А Вовка вернется усталый. Да, очень усталый...
      Прочти письмо! Нет, еще рано...
      Скалы нависли над машиной. Вовке кажется, что оскаленная морда горы тяжело смотрит из темноты.
      Бомы кончились. Машина идет ровно, без толчков. Урчит и подрагивает мотор. Мир сузился до стекла кабины. Уж ничего не различишь по бокам. Впереди, в свете фар, лента дороги. Желтая лампочка в кабине режет глаза. Глаза закрываются.
      ...Ему кажется, что он идет по лесу, закутавшись в плащ. Мокрые кусты, мокрая трава. И Люся рядом. Они под одним плащом. Они идут обнявшись. Ты помнишь ее губы, Вовка?..
      Дождь.
      Он просыпается. Дождь сыплет веером перед фарами машины. Стекло мутное от воды. Слева капает с потолка ему на плечо. Впереди сплошная завеса дождя. Изредка в тумане возникает светлое пятно: идет встречный грузовик.
      Добрались до Ини. Заночевали.
      А утром снова дорога. Долог путь до Каш-Агача. Шофер не в духе. Шофер ворчит. С какой ноги он встал? По утрам Вовке придется внимательнее следить за шофером.
      Так. Сначала шоферу не нравится в машине. Мол, бензин. А что дальше? Ну ясно, Вовка. И зачем Вовка не пошел в крановщики? Откуда Вовка знает, что это от него не уйдет? И начитался Вовка разных вредных книжек. И пускай Вовка живет, как люди живут. Без фокусов. Люди хотят отдельный домик, жену, детей, хорошую зарплату и работу полегче и поинтересней. Чего хочет Вовка? Что у Вовки впереди?
      Вовка усмехается. Дорогу преграждает стадо овец. Шофер тормозит. Овцы расходятся неохотно. Они блеют, лают, и Вовке кажется, что они тоже ругаются, беспокоятся, передразнивают друг друга, читают нравоучения...
      Вовка усмехается. И достает письмо. Автоматически. Ну, отступать уже поздно...
      Шофер прав. Все провоняло бензином. И дорога, как пьяная, крутит и крутит. И будет ли ей конец? Два дня машина карабкается вверх. Ни одного ровного места. По зеленым облезлым сопкам крадутся лохматые облака, желтые, словно их керосином облили. Ничего, Вовка, спокойнее. Ничего не случилось. Люся к тебе не приедет. Люся собирается замуж.
      Ты помнишь ее губы, Вовка?
      Ничего. Переживешь. Ты только начинаешь жить. Ты бы мог вернуться. И может быть, тогда... Лучше бы не уезжать совсем из Москвы? Она выходит замуж. Знакомая история. Миллион первый раз повторяется. Ничего. Переживешь. Помнишь, что говорил Лосев? Следи за собой, Вовка. Усмехайся. Ну, усмехайся, Вовка. Чтоб шофер ничего не заметил. Чтобы шофер ничего не понял. У шофера трудная работа. Снова машина несется под гору. Поворот, и как мы не перевернулись? Скала справа резко спадает. Открывается вид на гряду высоченных сопок, густо заросших лесом. А над ними облака. Какие-то странные облака. Таких ты никогда не видел. Белые-белые, высоченные облака. С резкими черточками. Они совсем неподвижны.
      Шофер бурчит:
      - Белки. Белки.
      Какие там еще бeлки?
      - Ну, ледники, снежные вершины.
      Так вот они, настоящие горы! Ты представлял их совсем другими... По картинкам.
      Они как будто невесомы. Они словно повисли в небе. Нет, они не похожи на обыкновенные сопки. И даже на облака... Просто показалось, что над зеленым морем леса видны мачты огромного корабля, идущего под всеми парусами.