Но материалы "фирмы" оказались скудными. Всего несколько поездок туда-сюда, немного "руководящих должностей", но ничего существенного, за что можно было бы ухватиться.

Убийственный результат. Карл почувствовал азарт охотника, бросив первый взгляд на книжную полку Хедлюнда. Хедлюнд был единственным, кого можно было "разрабатывать", остальные сразу исчезали, казалось, в никуда. Торговля наркотиками и крадеными вещами в данном случае ерунда. Схваченные палестинцы, судя по полному безразличию Фристедта и Аппельтофта в сложившейся ситуации, тоже ничто. Насколько можно было понять, и Аннелис Рюден оказалась ложным следом. "Девушка, жившая одним домом с Хедлюндом, была "зеленой"", - решили Аппельтофт и Фристедт. Для этого у них были основания, и, кроме того, они опытны и умны. А этот Сунд вообще тряпка, и он пока еще под вопросом.

Теперь опять к Понти. Вероятнее всего, Нэслюнд готовил следующий удар именно против него, недаром же он поручил Карлу заняться этим делом и даже намекал, чтобы Карл был готов стрелять.

И тут все застопорилось.

Карл сам не понимал, почему не рассказал ни Аппельтофту, ни Фристедту, что вертелось в мыслях Нэслюнда. Нет, не из-за отсутствия доверия к ним, просто, может быть, эта мысль показалась ему слишком невероятной.

Карл почувствовал, что зашел в тупик. Резким движением он схватил было телефонную трубку, но раздумал и посмотрел на часы. Было еще только полдесятого.

Он принял решение.

Быстро оделся, побрился и вышел. Переулок в Старом городе был совсем пуст, и он, не оглядываясь, прямым ходом направился в кафе "Опера".

Очереди перед кафе еще не было. Это обрадовало его: не надо было предъявлять удостоверение личности, чтобы войти, и не надо было стоять в очереди, если бы он решил, что слишком часто пользуется своим положением.

Самая мощная волна ночной жизни Стокгольма еще не накатила. Он прошелся по бару, заказал себе пива и встал у длинной стойки так, чтобы единственный вход в зал постоянно оставался в поле зрения. Ошибиться было невозможно: никто не увязался за ним. Через четверть часа он вышел в вестибюль, бросил пятикроновую монету в небольшой красный телефонный аппарат и набрал один из пяти-шести нужных номеров, которые помнил наизусть.

Человека, которого он искал, дома не было. Но жена сообщила, что он в Стокгольме, в своей квартире.

Как и требовала профессиональная осторожность, Карл, не оглядываясь, медленно пошел к станции метро у Центрального вокзала и там смешался с людским потоком. Он сел в первый же поезд и примерно полчаса ездил, проверяя, нет ли хвоста. Спецслужбам потребовалось бы привлечь кучу народа, чтобы вести его, хотя он ни разу и не обернулся.

Наконец он добрался до станции "Площадь Карлаплан" и вышел.

Моросил дождь, на улицах в районе Эстермальма было довольно пусто. Он прошел Карлавэген и свернул перед Гревгатан, потом пересек улицу и опять пошел по Гревгатан вниз до Страндвэген. В окнах нужной ему квартиры горел свет, как и однажды, когда там располагался оперативный отдел IB разведслужбы. Сейчас это была квартира Старика, а сам Старик в те времена был шефом этого оперативного отдела. Значит, Старик был дома. Улица совершенно пуста с обеих сторон.

По домофону в подъезде Карл позвонил условными сигналами: три коротких и один длинный. Никто не ответил, но замок открылся.

Старик выглядел свежо, несмотря на разговоры о его болезни в последние годы, даже моложе, чем в первый раз, когда они встретились в Кивике. Старик сердечно встретил Карла и сразу же предложил стаканчик домашнего яблочного сидра, которым гордился, "это знали все", то есть не все на "фирме", а все в "компании"[40], а это совсем другое дело.

Старик с энтузиазмом принялся расспрашивать Карла о том о сем, вспомнил о Сан-Диего и учебе там - туда как раз собирались отправить двух новых шведов. Потом сам стал рассказывать о всяких сложностях между руководством департамента обороны и правительством. Короче говоря, вопрос о новом типе оперативного работника висел в воздухе, и вполне возможно, что положение "компании" изменится в зависимости от того, какое будет правительство. Но пока политики плюют на нее.

- Ну а как у тебя в полиции? - спросил наконец Старик.

Когда Старик сказал "в полиции", он использовал внутренний жаргон разведки. Никогда и ни при каких условиях ничего, кроме "полиции безопасности" (здесь о полиции как таковой никогда не рассуждали и если говорили, то столь же мало, как и о социальной помощи или о губернаторах).

Карл коротко рассказал об общей ситуации, но особо остановился на расследовании, зашедшем в тупик. Но не только в этом была проблема и причина его прихода сюда. Одно дело - тупиковая ситуация, а другое заключалось в том, что мяч так часто перепасовывается, что без конца возникают препятствия. Нет никакой возможности разглядеть все поле, просто ничего не видишь.

- Точно, - сказал Старик и поднялся, чтобы принести новую порцию сидра, но остановился, вопросительно глядя на бутылку виски. Карл кивнул, и Старик исчез в поисках льда.

- Кухню с тех пор обновляли, - возвратившись, сказал он. - Но именно в этом сила и слабость полиции, вот эффект строгого раздела на секции.

- То есть? - спросил Карл.

Старик стал объяснять. В шведской "полиции", то есть в полиции безопасности, все строго разбито на секции, никто не знает, чем занимается коллега в соседней комнате. В чисто профессиональном плане - это преимущество. Если сюда попадал диверсант - ну, например, как Берглинг, арестованный несколько лет назад, - то он мог нанести лишь ограниченный вред, поскольку у него не было возможности знать обо всем.

А недостатки - чисто оперативного свойства, что Карл обрисовал сейчас очень эффектно. Различные группы расследования, работающие одновременно в полиции, возможно, могли бы найти решение намного быстрее. Но об этом решении никто не знал, поскольку оно появилось не раньше, чем были собраны различные кусочки всей картины, а отсюда и такая затянувшаяся неуверенность. А у руководства, то есть у Нэслюнда, общий взгляд, конечно же, есть.

- Вот это-то меня и печалит, - сказал Карл, - потому что я не доверяю ему...

- Э! Он такой же идиот, как и его предшественник, этот влюбленный в Израиль Фронлюнд или как его там, черт возьми, зовут...

- И потому что он довольно откровенно предложил мне убить шведского журналиста во время предстоящего его захвата, - продолжил Карл.

- Кого это? - спросил Старик тихо.

- Эрика Понти из "Дагенс эхо", если ты знаешь, кто это.

- Бог мой! Значит, Понти должен быть убийцей?

- Нэслюнд делает вид, что верит в это, но в наших материалах таких доказательств нет.

- А как выглядит ваш материал? Не бойся потерять время, расскажи самое важное, ибо мы рискуем не только тобой как оперативником, но и гораздо большим. Ну?

Карл подробно рассказал о пребывании Эрика Понти в Осло и о единственном телефонном разговоре, связывающем Понти с остальными схваченными, о расплывчатом материале, хранящемся в архиве "фирмы", на Понти.

Сидя в полумраке под картиной, на которой был изображен большой французский петух. Старик походил на филина. Его брови как-то по-птичьи устремились вперед, словно Старик зачесывал их таким образом либо специально ухаживал за ними. Наконец Карл закончил, но Старик продолжал молча сидеть и смотреть в свой стакан.

- Нэслюнд - идиот, - сказал он наконец. - Этот дурак не понимает последствий такой операции. Это будет самым большим скандалом и для нас, и для полиции. Твоя фотография и имя попадут во все газеты. Дело будет разбираться во всех инстанциях: инспектором и канцлером юстиции, дисциплинарным бюро полиции, провинциальными судами, судом всего королевства, высшим конституционным комитетом риксдага. Европейском судом и самим чертом. Какой идиот!

Карл впервые видел Старика возмущенным. Тот налил себе еще виски, не предложив гостю.

- И если не считать, что эта операция - просто идиотизм, то Понти, конечно же, не имеет к этому делу никакого отношения. Не так ли? - спросил Старик, словно проверяя себя. Но, не дождавшись ответа, продолжил: - К тому же наши планы о новых оперативных работниках на "фирме" полетят к черту: ведь всплывет вся твоя подноготная, и все мы останемся с носом. Так, на чем мы остановились? Ах да... и, кроме того, Понти не имеет никакого отношения к этому, да?

- Конечно же, нет, - ответил Карл. - Я не верю, что Нэслюнд знает больше, чем мы, о том, кто мог застрелить полицейского. Но я думаю, что Нэслюнд надеется одним ударом убить двух зайцев. Он хочет, чтобы внешне все выглядело так, будто убийца выслежен и убит, и еще он хочет подобрать "старого гуся".

- Знаешь, я тоже так подумал, - протянул Старик. - Но noch ist Polen nicht verloren[41]. А мы его остановим!

- То есть как?

- Слабость конструкции Нэслюнда в том, что Понти, вероятнее всего, не имеет отношения к этому делу. А сила его позиции в том, что в материале расследования существуют странности именно с Понти, и прежде всего его норвежская поездка, не правда ли?

- Да, насколько я понимаю.

- Ну тогда мы узнаем, зачем Понти был в Осло, и этот след для вас в полиции исчезнет.

- Как?

- Спроси его. Это бывает полезно. Спроси его, зачем его носило в Осло?

Карл задумался над этим хотя и совершенно логичным, но все же вздорным предложением. Попытался даже сказать, что это означает нарушить любое мыслимое правило службы безопасности. Старик спокойно ответил, что полиция могла бы взять свои правила и засунуть их в задницу. Существует разница между божьим законом и человеческим предписанием.

- Кроме того, - объяснил далее Старик, - мы же окажем полиции услугу. Ведь тем самым мы спасаем полицию от паскуднейшей ситуации, в которую эти идиоты могли бы вляпаться. Ну ладно, у нас есть и собственные интересы. Налоговое управление или куда ты там попадешь после этой истории? В мореходство в Норрчёпинге, я думаю. Так вот, один из наших информаторов попал туда, после того как "прокололся". Итак, к делу. Спланируем нашу операцию.

Тут Старик вспомнил, что стакан Карла пуст. Когда он наполнял его, рука слегка дрожала - он то ли чувствовал себя неважно, то ли был слишком возбужден.

Старик дотошно расспросил о деталях, связанных с Понти. Значит, они держат его под колпаком, наблюдают за ним, прослушивают его домашний телефон, вероятно, просматривают его почту. Может, добрались и до корреспонденции, поступающей на Шведское радио. Но по некоторым техническим и юридическим причинам они не могли прослушивать его разговоры по коммутатору Шведского радио. Вот где осталась возможность связаться с ним. Однако самому Старику налаживать такой контакт было бы рискованно. При одной мысли о тех недоразумениях, к которым мог привести записанный на пленку разговор, становится не по себе. Этот риск необходимо принять во внимание: у журналистов часто включен магнитофон. Итак, Карл получил разрешение наладить контакт способом, предложенным Стариком.

Значит, надо связаться с Понти без свидетелей, это можно устроить. Затем надо убедить Понти согласиться на встречу для объяснения причин его странной поездки в Осло. А потом Карлу следует рассказать о своих действиях коллегам в полиции. Возможно, они будут настроены критически, но если по радио ничего не будет сказано, а в необходимости этого надо убедить Понти, они согласятся, если это действительно обычные честные полицейские.

- И я, конечно же, пришел к этой идее совершенно самостоятельно? - спросил Карл.

- Не хочешь же ты втянуть в это дело "компанию" и меня?

- Хорошо. Я встречусь с Понти на пустом перроне метро около полуночи. Значит, мы считаем, что у него есть приемлемое объяснение и того и другого?

- Да, мы так считаем.

- А если у него нет такого объяснения, если он действительно, вопреки ожиданию, убийца?

- Мне не хотелось бы так думать. И давай не будем об этом говорить. Но можешь принять обычные меры предосторожности, ты же обучен этому.

- Но если дойдет до... "конфронтации" между нами, что мне тогда делать? Выбросить потом оружие в Стрёммен? А?

- Я не слышал последнего вопроса, - холодно ответил Старик. - Думаю, ты встретишь определенное понимание у Нэслюнда в таком случае. Но, как говорится, I don't hear that[42].

Карл откинулся на спинку дивана и зажмурился.

- Уже поздно. Я дам о себе знать так или иначе, как только проведу операцию. Ты еще будешь в городе?

- Да, - в тон коротко ответил Старик. - Пару недель с перерывом на рождественские каникулы, а потом ты знаешь, где искать меня.

У дверей они немного постояли, пока Карл рассматривал настенные украшения - различное оружие, в том числе традиционные охотничьи ружья и старый "маузер".

- Ты ведь знаешь, что запрещено развешивать на стене оружие, имеющее затвор, - заметил Карл, желая разрядить обстановку.

- Знаю, - ответил Старик, - но эти закончики для полиции, а не для нас. Чувствую, что операция пройдет хорошо. Не беспокойся и дай о себе знать, как только сможешь.

Карл спустился на три этажа, не зажигая свет. Выйдя на улицу, он хорошенько огляделся, но вокруг было пусто. Он медленно пошел пешком домой в Старый город. А дождь все лил.

Старик еще долго сидел на диване в комнате, которая когда-то была оперативным отделом IB, неторопливо курил сигару, нарушая строгий запрет врачей, но сейчас у него было больше оснований беспокоиться отнюдь не о здоровье.

Старик - офицер, он был им всегда, с тех самых пор, когда студентом из рабочей семьи попал на военную службу в конце мировой войны, и не покинул ее после пяти лет, когда стал фенриком. А потом так и остался. Раньше было мало офицеров-социал-демократов, и это одна из причин, по которой сам Таге Эрландер[43] именно Старику поручил создать новую службу военной разведки; и Старик служит здесь вот уже 30 лет. Для него Карл был тем "военным оружием", в котором Швеция нуждалась. На Карла он смотрел с теми же чувствами, с какими посещаешь военный аэродром, стоишь там и наблюдаешь, как два самолета-штурмовика, ревя стартовыми двигателями, устремляются строго вверх. Мы можем защитить себя, мы не сдадимся!

Но один-единственный "вигген" AJ-37 стоит 40 - 50 миллионов. На эти деньги можно было бы содержать десяток оперативных работников калибра Хамильтона, а именно этого вида оружия Швеции не хватало больше, чем какого-либо другого. Вся территория Швеции настежь открыта для разведывательной деятельности иностранных государств - и друзей, и врагов, прежде всего врагов. И в этой борьбе ее "полиция" службы безопасности - ничто. "Полиция" состоит из комиссаров среднего поколения и молодых "академиков", главным образом занимающихся распространением пропагандистских материалов в прессе о своей собственной эффективности и, как, например, сейчас, в этой запутанной операции, время от времени раздобывающих некоторое количество "сомнительных" арабов или курдов, или армян, или других темноволосых. "Полиция" - разве это защита для Швеции, разве оружие?

Служба безопасности сейчас состоит из людей, сидящих в конторах или перед радарными установками. Нормально ли это? А территория остается незащищенной, побережье открыто, и Стокгольм - всего лишь игрушка для иностранных государств. Так и будет, пока в службе безопасности нет таких людей, которые могли бы выйти на поле боя, выследить врага, проконтролировать его маневры и разрушить все планы.

Вот Старик и смотрел на Карла Хамильтона как шеф авиации на первый экземпляр нового боевого самолета, который не уступает вражескому ни в скорости, ни в высоте полета. Да, типичная американская машина, но с тремя коронами на голубом фоне крыльев.

Если этот идиот Нэсквист - или как там бишь его, этого "полицейского" - вводит Карла в операцию, которая обречена обернуться ужасным официальным скандалом, то появляется риск для всего "нового типа оружия", еще не до конца доведенного.

Старик взвесил возможность контакта с несколькими иностранными друзьями, чтобы выяснить, нельзя ли быстро найти убийцу, но отбросил эту мысль, поскольку проблема безопасности все же существовала. Был риск нарваться на того, кто замешан в этом деле или кто имел тесные отношения с организацией, стоящей за ним, а это одно и то же.

Жизнь научила Старика не спешить, и он решил подождать результатов операции, наносящей удар планам Нэслюнда, которую должен был провести Хамильтон, то есть встречи с этим известным журналистом.