Глава I

В сотне метров от раскинувшегося на берегу палаточного городка, в каком-то, казалось, навечно установленном ритме, катились волны Тихого океана, умирая на светлом песке, перемешанном с серыми ракушками. А на зеркальной водной глади, голубизна которой сливалась на горизонте с небесной, возле острова Пасхи застыл чилийский военный корабль «El Mendoza».

Жаркое тропическое солнце отражалось в водах залива Ханга Роа и изливало безжалостные лучи на оцепеневшее селение. Царящую тишину нарушал лишь отдаленный лай собаки пастуха.

В огороженном треугольнике, вершины которого образовали церковь, дома военного губернатора и доктора Педро Лимезиса, ютились скромные белые домишки местных жителей с небольшими ухоженными палисадниками. Спокойному пейзажу, оживленному несколькими пальмами и молодой порослью эвкалиптов, придавали необычность странные каменные колоссы, разбросанные то тут, то там по вулканической поверхности острова.

Часть этих огромных Моаи, изъеденных эрозией, высилась на склоне вулкана, ведущем к песчаному пляжу к востоку от поселка. Их мертвые очи из-под сводов пустых глазниц упрямо смотрели в океан. Монументальные статуи Рапа-Нуиnote 1 до сих пор хранили неразгаданной если не тайну своего происхождения, то секрет предназначения. На пляже возле залива три недели назад раскинула свой лагерь научно-исследовательская этнографическая, археологическая и океанографическая франко-чилийская экспедиция по примеру своих предшественников, пытавшихся проникнуть в тайны острова Пасхи. Экспедиция была организована Музеем человека в Париже и Чилийским археологическим институтом в Сантьяго, руководил ею блестящий специалист в области полинезийской этнографии Христиан Денуае, В состав экспедиции ’входили французские археологи Бернар Леруа и Люсьен Буске, филолог — семасиологnote 2 Жанна Мансуа и два чилийских археолога Альфредо Каррера и Лоренцо Чьяппе. Океанографическую часть представляли командан Пьер Лагранж и лейтенант Андре Фабр, управляющие Батискафом-2, который находился на борту «Мендозы».

В настоящий момент, без рубах, в одних только шортах и колониальных шлемах, защищающих от солнца, этнограф Христиан Денуае и его коллеги полоскали в голубой воде океана штук пятнадцать каменных скульптур, только что найденных в одной из пещер на острове. Археологи сидели на камнях, спустив ноги, и осторожно чистили мягкими щетками эти странные скульптуры, а этнограф Христиан Денуае и Жанна Манеуа тщательно изучали их после того, как «туалет» был завершен. Разместив на коленях блокнот, девушка скрупулезно перерисовывала туда таинственные символы, вырезанные на камне. Она копировала также примитивное изображение — нечто вроде странного человека с крючковатым носом, по ходу дела обращаясь к Денуае:

— Знаешь, Крис, меня поражает идеографическое сходство «человека-птицы», как называют их полинезийцы, с аналогичными символами у ацтеков, майя и инков.

— Действительно, странно, Жанна, — согласился тот. — Существует что-то родственное между этими идеограммами и подобными рисунками в Codex Borbonicusnote 3. Удастся ли нам когда-нибудь разобраться с этой связью? Может быть, предки жителей острова были эмигрантами с южноамериканского континента, или население острова Пасхи — результат полинезийской миграции?

— Добавим к этому загадку происхождения самих полинезийцев и получим самую сложную головоломку, — улыбнулась собеседница.

— Самую сложную? Ну уж нет. Вспомни о белых рыжеволосых гигантах пасхальских легенд, а также о белых людях с пламенными шевелюрами — совершенно неизвестного происхождения, построивших циклопический город Тиахуанако в Андахnote 4 более чем в трех тысячах пятистах километрах отсюда. Представь, наконец, что родство двух типов возможно… и что к тому же пасхальские иероглифы странным образом напоминают надписи в Мохенджо-Дароnote 5 в долине Инда… Как только начинаешь задумываться об этом, сразу хочется принять пару таблеток аспирина!

Вдруг неожиданно блокнот и карандаши вырвались из рук Жанны Мансуа и попадали в воду вместе с покрытым рисунками камнем. Девушка и ее коллеги крепко вцепились руками в скалы, которые начали дрожать и вибрировать. В то же время из недр земли доносился глухой рокот. Беспорядочно зазвонил церковный колокол. Со стороны поселка пошел треск и хруст. Выли собаки. Упав в воду, археологи старались держаться за камни, которые резко потряхивало.

— Но… Это же землетрясение…

Усилившийся грохот заглушил слова этнографа. В сотне метров от них с пьедесталов рухнули, разбились два гигантских Моаи. Церковный колокол звонил, не переставая, как бы в такт подземным толчкам. Жители поселка с воплями покидали дома, во всю прыть мчась в сторону пляжа. Помогая друг другу, Христиан Денуае и его компаньоны одолели песчаный склон, оставляя позади себя опасные рифы обнажившегося пляжа. Оказавшись на ровном месте, они, оглушенные и задыхающиеся, только и смогли переглянуться между собой. Когда посеревшие от ужаса аборигены домчались до них, толчки неожиданно прекратились и все успокоилось.

Военный губернатор Хенрик Бюлнес и доктор Лимезис наскоро опрашивали всех, нет ли раненых в поселке. Но, кажется, подземные толчки нанесли только материальный ущерб. Через минуту появился падре Кинтана в белой помятой сутане, развевающейся вокруг его толстых чресл, и задыхающийся, совсем позеленевший от страха мэр острова коротышка Антонио Хореко. Его старые штаны цвета хаки были разодраны, и сквозь прорехи виднелись расцарапанные колени.

С разных концов острова примчались пастухи, стада же баранов, которых они пасли, разбежались. В беспорядочно галдящей толпе, собравшейся на пляже Ханга Роа, губернатор Бюлнес должен был громко кричать, чтобы этнограф его услышал:

— Что вы думаете об этом землетрясении, сеньор Денуае? Оно природное или?..

Тот нерешительно пожал плечами.

— Сегодня англичане должны были произвести под водой около пяти часов взрыв водородной бомбы, к югу от острова Хендриксон…

Губернатор бросил взгляд на часы.

— Сейчас как раз семнадцать часов двенадцать минут. Скорее всего, так и было, черт их подери! — выругался он, раздражаясь. — После взрыва на прошлой неделе нам дали возможность познакомиться с огромной приливной волной. Ну, может, и не очень крупной, но и не маленькой… — поправил он себя. — А сегодня шутка перешла все границы! Я свяжусь с Сантьяго, пусть наше правительство выразит самый энергичный протест британскому!

— Место испытания находится приблизительно в двух тысячах километрах от Рапа-Нуи, — с сомнением проговорил Христиан. — Так что не обязательно, что толчок связан, с ядерными испытаниями, но тем не менее…

— Ну а все же? — повторил губернатор. — Скажите откровенно, что вы обо всем этом думаете, сеньор Денуае?

— Честно говоря, я полагаю, что подземный толчок был вызван, скорее всего, мощной ударной волной от подводного взрыва…

Военный губернатор пробормотал про себя нечто непечатное, что явно не входило в достаточно широкие лингвистические знания Жанны Мансуа. А мэр пробормотал тоже, имея в виду уже своих сограждан, скопившихся на пляже:

— Ну, а теперь-то, теперь-то они могут разойтись по домам?

— Было бы неплохо сначала тщательно осмотреть поселок; дома могут быть серьезно повреждены. Если трещины незначительны, на что я надеюсь, то они могут вернуться к себе…

Этнограф тем временем обшарил взглядом толпу.

— Я что-то не вижу Маеву Парои, да и нет большинства мальчишек-школьников…

Падре Кинтана поспешил его успокоить:

— Учительница и ее ученики отправились на пикник к западу от Панато. Это — ровный участок, так что, полагаю, они не пострадали от землетрясения.

— Хотелось бы надеяться, — вздохнул губернатор. — А как ваша церковь, падре?

— Трещина на колокольне. Колокол звонил при каждом толчке…

Он скорчил гримасу.

— Милостивый Боже! Вот уж, скажу вам, странное ощущение! Земля под ногами дрожит, а над головой сам по себе звонит колокол!

Как и обычно, вечером члены экспедиции собрались возле палаток. Среди них было несколько офицеров с «Мендозы», которые весело болтали, куря сигареты. Ацетиленовые лампы бросали свинцовый отсвет на их лица с резкими провалами теней.

Чилийский корабль в заливе Ханга Роа напоминал средневековый замок, покрытый россыпью светящихся точек. Свет из иллюминаторов танцевал на легких волнах, которые шевелил бриз. Вдали океан полыхал странным фосфоресцирующим молочным светом, создаваемым миллиардами морских организмов, населяющих тропические воды.

В лагере царило спокойствие. Изредка раздавались комментарии по поводу случившегося. Подземные толчки, к счастью, не принесли никакого ущерба экспедиции, но они страшно возбудили все население острова. То, что землетрясением сбросило с пьедесталов Моаи, было расценено им как зловещее предзнаменование. Некоторые жители готовились ночью совершить таинственный магический ритуал, чтобы отвести зло от своих семей и от острова в целом!

Немного отойдя от своих друзей, Христиан Денуае взобрался на Pukao — огромный красноватый блок, возложенный на голову монументального Моаи. Свесив ноги, он слушал передачу на английском языке по маленькому транзистору. В лагерь зашла группа мужчин и женщин из поселка, чтобы по сложившейся традиции провести время с extranjeros, с которыми они подружились. Правда, сегодня вечером сами островитяне говорили мало, а о землетрясении вообще с плохо скрываемым страхом. С ними были и губернатор Хенрик Бюлнес, и мэр Антонио Хореко, Тонио для друзей, и падре Кинтана, и Маева Парои — очаровательная молодая полинезийская учительница с длинными черными блестящими волосами.

— Ja ora na kuruanote 6.

— Ja ora nanote 7, — ответили археологи.

Христиан Денуае спрыгнул вниз, чтобы поприветствовать посетителей. Аборигены без всяких церемоний уселись на песок под тентами.

— Вы слушали радио, сеньор Денуае? — спросил губернатор.

— Да. Австралию на коротких волнах.

— Я тоже слушал Сидней в восемь часов. Информационное сообщение не внесло никакой ясности. Вторая водородная бомба действительно была испытана под водой. Взрыв произвели вечером в восьмистах километрах к югу от пустынного островка Хендерсон. Комментатор ограничился констатацией, что эксперимент прошел успешно… — Он помолчал немного, потом проворчал: — Если бы британские владения в Тихом океане ощутили такой подземный толчок, как мы, думаю, что в коммюнике воздержались бы от того, чтобы назвать испытания успешными!

Мэр Антонио Хореко почесал густые волосы на своей коричневой груди под старой блузой чилийского матроса с большими, золотыми пуговицами, надетой прямо на голое тело, и принялся ругаться:

— Я говорил вам, сеньор губернатор, что это все недобрый знак для нас!

Он искоса бросил осторожный взгляд на падре Кинтана и многозначительно добавил:

— Это… и все остальное…

— Что ты хочешь сказать, Тонио, своим «это… и все остальное»? — с благовоспитанной миной спросил священник.

— Да так. Ничего… — смутился Тонио. — Это нехорошо, и все тут. Ты не согласен со мной, Теснуае? — произнес он фамильярно, трансформируя Денуае в Теснуае на полинезийский манер.

Этнограф предпочел промолчать, как бы пропустив этот вопрос мимо ушей, чтобы не усиливать страхи Хореко.

— Твой остров находится далеко от Места взрыва. Две тысячи километров — дистанция достаточная, чтобы вы были в безопасности от выпадения радиоактивных осадков, — сказал он. — И вообще в этом районе сейчас ветры дуют к югу…

— Да-а… — протянул тот, не понимая значения слов, «радиоактивные осадки». — Ветры не могут высушить Рапа-Нуи, как старую циновку.

Лингвист экспедиции решила внести в разговор некоторое разнообразие.

— Пользуясь вашим присутствием, сеньор Хореко, хочу поблагодарить администрацию. Все с готовностью помогают мне в лингвистических поисках. А вовсе не из-за того, что их привлекает возможность послушать магнитофон, — улыбнулась она.

— Я как-нибудь сведу тебя к старой Тюпютахи, которая живет на склоне Рано Као, — ответил мэр, дружески обращаясь на «ты» к молодой француженке. — Она научит тебя старым словам, которые пели наши предки, используя ронго-ронгоnote 8. Маева ее хорошо знает.

Полинезийская учительница в голубых джинсах и белой рубашке сидела, задумавшись, обхватив руками колени. Погруженная в свои мысли, она прореагировала только на свое имя. Поскольку начало фразы от нее ускользнуло, она вопросительно взглянула на мэра и, встретив его внимательный взгляд, смутилась. Мэр, казалось, понял ее замешательство. Но тут в разговор вступила Жанна Мансуа:

— Тонио мне сказал, что вы знаете Тюпютахи, Маева?

— А, да… Эта старушка… своего рода колдунья, — улыбнулась учительница. — Она, как и некоторые старые полинезийцы, потомки длинноухихnote 9, наизусть знает многие ритуальные песни. Это может представлять определенный лингвистический интерес. Когда захотите, Тонио или я отведем вас в ее лачугу. Если она будет в настроении, то споет вам старые песни, которые сможете записать на магнитофон.

Потом опять развернулась дискуссия о событиях дня. Во время разговора мэр был озабочен. Напряженность мэра, задумчивость и даже отсутствующий вид всегда веселой и подвижной Маевы Парои заинтриговали главу экспедиции. Падре Кинтана тоже был какой-то странный. Великолепно зная психологию, этими протяжными «да-а-а…» он скрывал свое любопытство от окружающих. Откровения придут в свое время. Ведь с самого утра он видел, что среди жителей острова царит необычное оживление, какая-то нервозность, причин которой понять не мог.

К десяти вечера Христиан Денуае пошел проводить учительницу до ее домика, стоящего на южном выходе из деревни. И тут Маева заговорила. Казалось, она хотела задержать уход этнографа, но в потоке ее слов было что-то искусственное, необычное. Наконец она прекратила болтовню и стала молча рыться в многочисленных карманах своих джинсов. Христиан подумал, что она ищет ключи.

— Ну ладно. — неуклюже начал он, стремясь поскорее уйти.

— У меня кончились сигареты, Христиан. Не могли бы вы… — перебила она.

— А… да… конечно, — откликнулся француз, доставая из правого кармана рубахи полупустую и помятую пачку «Лакки страйк». — Возьмите себе, — добавил он, доставая зажигалку.

В это время на залитой лунным светом дороге появился человек с переброшенной через плечо сумой. Он размашисто шагал, не замечая молодых людей, стоящих в тени на пороге маленького белого домика. Вспыхнул огонек зажигалки, отбрасывая колеблющийся Свет на лицо полинезийки. Увидев огонек, человек резко остановился посреди дороги, вытаращил глаза и вдруг, развернувшись, бросился бежать с приглушенным криком. Учительница быстро отперла дверь и, охваченная паникой, втащила этнографа внутрь, задвинув засов. Христиан услышал, как она тяжело дышит. Удивленный этнограф молчал, ожидая, когда загорится свет, но Маева стояла молча. Тяжелая тишина уже давила на молодых людей. С фальшивым смешком, желая разрядить напряженность, Денуае сказал:

— Ну и рванул этот парень! Наверное, принял нас за Moai Kava Kava?note 10

Маева в темноте несколько раз нервно затянулась сигаретой и наконец проговорила слегка дрожащим голосом:

— Подождите…

Она на ощупь нашла его руку и ввела в небольшой холл, широкое окно которого выходило на южную оконечность острова. Лунный свет рисовал квадраты на диване, стоящем перед окном. Они сели на диван.

— Почему ты не включишь свет? — фамильярно обратился он к ней, как это принято у полинезийцев.

— Подожди… Не сейчас…

— Ладно. Но что случилось со всеми вами? С тобой, с мэром и другими? Вы даже до толчка казались странными…

Она долго смотрела на тлеющий кончик сигареты, прежде чем ответить.

— Да, ты прав. Когда мы пошли сегодня на пикник, дети мне тоже… показались странными. Они шушукались с видом заговорщиков и замолкали, когда я их о чем-либо спрашивала. Я подумала и поняла, что вчера или прошлой ночью, они сами или их родители видели… нечто…

— Что значит «нечто»?

— Что-то, но я не знаю что. Что-то, что их взбудоражило.

— Ну и ну! Они, наверное, видели какие-то тени или слышали шум. Может быть, это был звук от нашего движка. Вчера вечером он грохнул, а потом вышел из строя.

Она отрицательно покачала головой, и огонек сигареты отметил это движение огненными полосками.

— Нет, Крис. У губернатора и доктора тоже есть движки, но их шум никого не смущает. К тому же. когда я утром шла с учениками, жители, собравшись группками, о чем-то тихо говорили. Мужчины и женщины, А при моем приближении они замолкали.

— Но почему? Разве ты не одна из них?

— Меня родила мать-таитянка, а воспитывалась я в Папеэте, затем в Антофагасте в Чили, где служил чиновником мой отец, тоже метис чилийско-полинезийского происхождения. Я слишком европеизирована, чтобы местные считали меня своей. Они, конечно, любят меня, но это ничего не меняет, если речь идет о каких-то событиях вроде нынешних. Впрочем, вспомни сам мэра Антонио Хореко. Он называет тебя братом, но когда ты начинаешь расспрашивать его о табу, ты перестаешь быть его братом и становишься extranjeros, то есть иностранцем. Это не мешает ему уважать и любить тебя, но поступать он будет по-своему.

— М-м-м, — промычал француз. — Ты полагаешь, он знает, что представляет собой это «нечто»?

— Он мне ничего не сказал, но понял, что я обратила внимание на необычное поведение жителей.

— И все это произошло внезапно?

— Нет, — ответила она после некоторого колебания. — Дней десять назад я уже отметила для себя странное поведение моих учеников, например неожиданную скрытность. Но это не проявлялось так явно и болезненно, как сегодня. Не было всеобщей нервозности. Первый раз феномен охватывал только небольшое число лиц.

— Другими словами, немногие малыши и подростки… видели «нечто»?

— Представь себе, что в какой-то момент я даже подумала, что кто-то обнаружил наконец еще одну табличку ронго-ронго, и это событие вызвало у жителей поселка нечто вроде мании величия, сопровождаемой тайными сходками и таинственным видом, чтобы разжечь любопытство ех{га1фго8. На Рапа-Нуи все знают, что таблички стоят очень дорого. Но я отказалась от этой гипотезы. Если бы кто-нибудь из аборигенов совершил такую находку, он тут же побежал бы к тебе, чтобы обменять ее на золото.

— И пожалуй, остался бы таким же нищим, — улыбнулся этнограф. — Черт побери! — вдруг воскликнул он. — Это точно, десять дней назад начались странности у твоих учеников и их родителей?

— Ну, точную дату я тебе не скажу, но вроде бы так…

— Знаешь; может быть, и нет никакой связи, но именно в это время была взорвана первая бомба «Н» к югу от острова Хендриксон.

— А сегодня взорвали такую же и в том же месте, — попыталась продолжить закономерность учительница.

— Да. Но это не объясняет, почему накануне жители острова видели «нечто», — запротестовал этнограф, неожиданно заволновавшись.

— Крис, я не знаю, что случилось, но я боюсь…

— Боишься? Вот те на! Наверное, на тебя повлияла подозрительность этих людей, которые пугаются собственной тени!

— Может, ты и прав, Крис, но речь идет не о тенях…

Их глаза привыкли к полутьме холла. Лунный свет вычерчивал силуэты на фоне окна, и этнограф никак не мог принять всерьез страхи Маевы.

— Ну, ну, — сказал он, дружески касаясь пальцами руки девушки. — Ты учительница и даже лиценциат словесности, а веришь в разные средневековые штучки. Кстати, почему ты не зажигаешь свет?

— Это, конечно, глупо, — призналась она. — Я, наверное, смешна, как тот парень, который принял нас за злых Аку-Аку.

Этнограф улыбнулся, подумав о невероятной суеверности полинезийцев, которые и при дневном свете верят в проделки оборотней или духов Аку-Аку.

Девушка встала. И тут на ее лице отразилось ужасное волнение. Она инстинктивно прильнула к Христиану Денуае, который смотрел через окно на южную оконечность острова. Немногим более чем в двух километрах от них на вершине вулкана Рано Као, кратер которого превратился в озеро, возникло странное призрачное свечение, бросающее отблеск на темное небо.

В этот же день, после полудня, британский бомбардировщик со второй экспериментальной бомбой «Н» достиг зоны, где должно было состояться испытание. Аппарат, окрещенный «Sunny Ray», под командованием Flying commander Стива О’Брайена заложил крутой вираж, чтобы выйти на точку (в соответствии с указаниями начальства) на острове Хендриксон, расположенном в тысяче ста километрах к северу.

Производя ориентирование самолета на обратный курс, О’Брайен, летя на высоте девятнадцать тысяч метров, внимательно наблюдал за многочисленными контрольными приборами. В это время штурман Петер Хиггинс еще раз проверял координаты точки сбрасывания.

— Внимание, командан, droping point через тридцать секунд…

Командан Стив О’Брайен просто кивнул головой. Шлем и респиратор скрывали выражение его лица, застывшего в нервном напряжении.

— Внимание! Готовность десять секунд! Начинаю отсчет…

Радист Дэйвид Биддл взглянул на офицеров и прикусил нижнюю губу.

— …пять, четыре, три, два… Go!

Flying commander О’Брайен нажал пальцем красную кнопку на табло. В брюхе бомбардировщика открылись две створки, и из него выпал огромный блестящий цилиндр — водородная супербомба «Н». Заряд был сброшен. В тысяче километрах от тропика Козерога бомба погрузилась в океан, и ее электронная начинка начала отсчитывать время до взрыва при погружении на глубину пятьсот метров.

Радист Биддл включил рацию, и командир начал диктовать:

— «Sunny Ray» — базе Хендриксон.

— База Хендриксон на связи. Передавайте, «Sunny Ray».

— Задание выполнено. Возвращаемся на базу. Сейчас будут включены автоматические телекамеры. Через минуту с помощью телеобъективов они начнут передавать различные фазы взрыва. Конец.

— Хендриксон — «Sunny Ray». Истребители патрулируют по окружности droping point. Буи с аппаратурой расставлены в восьмидесяти километрах вокруг точки взрыва. Работают нормально. Изображение четкое. Надеемся, что оно таким и останется, пока волна не снесет буи. Тогда включатся камеры второго эшелона. Конец.

— Внимание, — произнес командир. — Фейерверк через пятнадцать секунд.

В далеких глубинах Тихого океана вспыхнул зеленоватый свет. Он ширился и принимал все более огромные размеры. Затем в секунду прорвал поверхность, став ослепительным шаром, выброшенным вверх титанической колонной воды, тут же превратившейся в пар. Грохот взрыва был ужасающим. Чудовищный шар мгновенно высушил атмосферу, а из глубин, над измученным океаном, вставал гриб, сверкающий ярче тысячи солнц. Это было настоящее зрелище конца света, смерти, рождающей в атмосфере — смерчи, а в океане — циклопическую стену воды. Не переставая расти, ее гребень мчался с оглушающим грохотом во все стороны.

Командан О’Брайен с волнением следил по контрольному бортовому экрану за конвульсиями катаклизма, сотворенного его руками.

— «Sunny Ray» — базе Хендриксон. Как у вас с приемом изображения?

— Прекрасно, командан. Это Апокалипсис в лучших традициях и красках «Техниколора».

Бомбардировщик вдруг резко тряхнуло. Все трое даже вцепились в свои сиденья. Стив О’Брайен внимательно осмотрел циферблат на табло.

— Черт побери! — проворчал он. — Мы сейчас почти в трехстах километрах от места взрыва, и тем не менее ударная волна оказалась значительно более мощной, чем предполагалось… Алло? База Хендриксон?

— Да, я вас слышу, «Sunny Ray», но несколько хуже. У вас все в порядке?

— Не знаю. Но нас так качнуло! Вы не предупреждали, что такое может быть, тем более на высоте почти двадцать четыре тысячи метров!

— По предварительным данным, эффект этого подводного взрыва превзошел все ожидания. Система телекамер на буях, даже с подстраховкой, вся выведена из строя. Слишком рано снесло буи Ударная волна и водяной вал сработали намного раньше, чем предполагалось. Скорость распространения вала просто поразительна: многие сотни километров в час! Просто невероятно… это не лезет ни в какие ворота!

— Что же было в «пакете», который мы везли? Обыкновенная бомба «Н»?

— Не совсем так, командан. На этой стадии операции вас можно проинформировать, поскольку сейсмическая волна уже обошла земной шарик и оповестила наших «конкурентов». Штучка, сброшенная вами, — «солнечная бомба U—3—F». Сферическая масса водородного соединения лития, заложенного в центр в качестве начинки, сработала как запал, вызвав термоядерную реакцию. Эта «хлопушка» равна десяти обычным атомным бомбам, взорванным одновременно. Температура — до сотен тысяч градусов. Акулы в округе наверняка изжарились! Теперь ваша очередь, «Sunny Ray», осуществлять контроль…

— Бортовой контроль действует нормально. Изображение чистое. Мы рады, что избавились от «пакета», — добавил он. — Это спрессованный ад высшей пробы. Перехожу на прием…

Тишина.

— Слушаю вас, база Хендриксон… — повторил он, не получив ответа. Flying commander повернулся к радисту и кивнул на передатчик: — Что там с твоим аппаратом? Вышел из строя?

Радист пожал плечами в знак того, что сам не понимает, в чем дело, и повернул ручку селектора. В наушниках раздались обрывки музыки и речи. Работало множество станций. Радист немного подержал станцию Папеэте, которая передавала новости на французском языке, потом Веллингтон и даже очень слабую станцию Балпарисо в Чили.

— Приемник в порядке, командан. Просто база Хендриксон не отвечает…

Глава II

—База не отвечает? — недоверчиво повторил командан О’Брайен.

— Вы полагаете — это результат цунами? — начал Петер Хиггинс.

— Конечно, нет! Если водный вал и задел остров, то он уже должен был потерять свою силу и не представлять никакой опасности. К тому же даже такая мощная волна не могла покрыть за полчаса тысячу километров, отделявших ее от нашей базы… Нет, на острове просто какая-то поломка.

— Но почему же в таком случае генерал Морли не использовал запасной передатчик? Уж этого-то добра там хватает!

— Попытайся связаться с истребителями-наблюдателями, Биддл, — приказал командир, не отвечая на вопрос.

Радист установил связь с командиром эскадрильи, который тут же назвал свой позывной и спросил без всяких предисловий:

— У вас есть связь с Хендриксоном? У нас она неожиданно прервалась…

— Я сам хотел задать вам этот же вопрос, Госман, — подал реплику О’Брайен. — База онемела. Это даже как-то трудно представить себе, а?

— Чего они ждут, почему не воспользуются запасным передатчиком?

— Вот и мы себя спрашиваем — почему?

— Эй, не отключайтесь, — вдруг закричал командир эскадрильи. — Я вижу какой-то странный летательный аппарат в…

— Госман! Алло, Госман! — закричал О’Брайен.

Он обменялся встревоженным взглядом с товарищами и услышал, как радист тут же уточнил:

— Нет, командир, это не у меня…

— Черт его задери! Что он хотел сказать? — В голосе Госмана явно звучало дикое изумление…

— Вижу остров Хендриксон, — подал голос Петер Хиггинс.

Бомбардировщик снизил скорость. Небольшой коралловый атолл выделялся темной точкой на зеркальной поверхности океана. Сдвинув Наушники, Хиггинс направил бинокль, пытаясь разглядеть ангары, бараки и посадочную полосу — плоды долгих месяцев работы, выполненной специалистами подразделения Королевских ВВС. В этот момент у смотревшего в том же направлении командира перехватило дыхание, он побледнел.

— Там… там же нет ничего! Атолл совершенно черный!

Не веря своим глазам, командир заложил крутой вираж, чтобы облететь остров. Широкая взлетная полоса, постройки базы, в прошлом окруженные кокосовыми пальмами и ибикусами с желто-шафранными цветами, все было покрыто черным налетом и вздулось. Островок напоминал теперь кусок шлака с глубокими черными блестками.

— Боже праведный! — выдохнул О’Брайен.

— Похоже, что наша супербомба попала прямо сюда… — пробормотал бледный, с дрожащей нижней губой радист. — Уголь! Черный камень!

— Камни покрыты блестящей глазурью, — прошептал Стив О’Брайен. — Остекленевшая лава — вот что осталось от наших друзей, ученых и техников…

— И корабли тоже исчезли…

— Да. Не оставив ни малейшего следа, даже масляного пятна. Ничего не понимаю!

Хиггинс бросил взгляд на приборы.

— У нас осталось горючего всего на две тысячи километров.

— В Европе бы этого вполне хватило. Но здесь, в автономном полете… просто катастрофа. Мы не сможем долететь до аэродрома Бора-Бора, что в трехстах километрах от Таити. Туда — две с половиной тысячи километров. Другие места тоже недосягаемы. Самый близкий аэродром на острове Пасхи, где-то чуть меньше двух тысяч километров. Впрочем, он вряд ли заслуживает название аэродрома. Так что — это единственный путь к спасению… если, конечно, повезет…

Хиггинс сверился с бортовым хронометром.

— Если не просто повезет, а сильно повезет, то мы увидим Рапа-Нуи где-то к двадцати двум…

Этнограф Христиан Денуае и полинезийская учительница со все возрастающим беспокойством смотрели на необъяснимое бледное свечение, нимбом окружающее вершину Рано Као. Ореол становился все ярче и принял форму купола. Купол беззвучно поднялся и превратился в прозрачную сферу, которая медленно взлетела в небо. Она освещала местность странным сиреневым светом, хотя ее собственное свечение напоминало искрение электросварки.

— Крис, что это такое? — пролепетала Маева.

— Только не оборотень, — попытался пошутить этнограф. — Но если бы твои ученики и их родители увидели это «нечто»… то их явно бы пробрала дрожь! Пойдем-ка выйдем, — предложил он.

Выйдя на порог дома, они застыли. Рядом со стоящей на рейде «Мендозой» из-под воды поднималось смутное свечение, а через несколько секунд на поверхность выскочил и ушел в небо еще один шар. Он двинулся к острову и застыл неподвижно прямо над церковью, освещая спящее селение.

Третий вынырнул у островка Моту-Нуиnote 11 и полетел на северо-запад.

Хотя сфера была на высоте не менее ста метров, молодые люди инстинктивно пригнулись. Тем не менее, не желая упустить ни одной детали этого фантастического зрелища, они, взявшись за руки, побежали к церкви. На пороге ее стоял, подняв глаза к небу, падре Кинтана.

— Боги небесные! — закричал он, узнав этнографа и Маеву. — Свет льется оттуда, от… Эти шары разбудили меня! Вы…

— Нет, падре, — прервал его Христиан, чтобы не ляпнуть что-нибудь непристойное, поскольку никаких объяснений у него не было. — Никогда не видел ничего подобного и даже не слышал.

Он заморгал и стал следить за застывшими над островом сферами. Но тут заполыхало на востоке, как и перед появлением предыдущих шаров.

Между тем селение стало пробуждаться. Замелькали огоньки в окнах, и вскоре многочисленные жители стояли, задрав головы к небесам, заливающим остров сиреневым светом. Скоро появился губернатор, в незаправленной в шорты белой рубахе, в сопровождении Бернара Леруа и Жанны Мансуа,

Дети хныкали и карабкались на колени к кое-как одетым родителям, которые понимали не больше своего потомства, что происходит. Самые трусливые быстренько разбежались по домам и забаррикадировались. Кое-кто бросился к своим «фамильным пещерам», местам табу, где были погребены их предки еще со времен войн, заливавших в прошлом веке остров потоками крови.

Падре Кинтана пытался обратиться к толпе прихожан, но его никто не слушал. Крики и вопли заглушали слова увещевания. И вдруг все разом замолчали. В небесной выси в кружок выстроились все пять шаров. Их связала сверкающая молния. Блеск сфер усилился, и из их круга на землю опустился светящийся сиреневый конус. Шары медленно поднимались, конус расширялся, пока не охватил весь остров Сферы казались сверкающей короной. Конус стал шире, он уже полностью окружил остров и уходил в воду на расстояние где-то около двухсот метров от берега. Прозрачная «стена» пошла дальше и включила в конус луча «Мендозу», стоявшую в заливе Ханга Роа. А сферы все поднимались и поднимались и уже казались снизу одной сверкающей точкой. Конус изолировал остров и прибрежные воды от морских просторов.

Люди были загипнотизированы. Те из них, кто стоял ближе к падре, начали молиться, но про себя, обращаясь к своим Аку-Аку. В оглушающей тишине изредка был слышен лишь редкий шепот. Смолк даже шелест прибоя на пляже, ибо ни одна даже самая маленькая волна не набегала на берег. И вот, в этой гробовой тиши, донесся отдаленный рокот. Жители насторожились, зашевелились. Все усиливающийся рокот приближался. Вдали океан засветился, поднялись и покатились огромные валы, вырастая уже до сорока метров высотой и с невообразимой яростью атакуя остров.

— Цунами! — завопил мэр с искаженным страхом лицом.

Как сумасшедший, он бросился бежать по направлению к маленькому кратеру Матса, который едва ли мог защитить от наступающей стихии. Население последовало за ним, воя и стеная от ужаса.

Раздался пушечный удар, заглушая крики толпы. Чудовищный вал воды разбился о «стену» гигантского конуса, окружающую остров. Неизмеримой высоты волны достигали странной фиолетовой стены, штурмовали ее и обрушивались вниз с оглушающим грохотом. В течение получаса волны бились о таинственную стену, образованную шарами, висящими на высоте где-то около пятнадцати тысяч метров. Адский циклон взметал океанские воды. На фиолетовый конус лились потоки тропического ливня, но ни одна капля воды не упала на землю. Светящаяся стена служила преградой как океанскому, так и небесному потопу. Чилийский корабль на рейде Ханга Роа не сдвинулся ни на метр, укрытый от катаклизма защитным экраном. Мало-помалу океан стал успокаиваться, потеряли свою высоту волны, ослабли их удары. Только дождь продолжал лить.

Когда затихли последние валы, члены экспедиции и местные жители заметили в небе на востоке какую-то темную массу, движущуюся в их направлении. Сквозь сиреневый экран контуры ее размывались, и было трудно понять, что же это такое. Между тем дождь ослабел и видимость улучшилась. Объект приближался с нарастающей скоростью и вдруг ударился о стену, которая вспыхнула в этом месте, как вольтова дуга. Раздался оглушительный взрыв, и что-то упало в океан, подняв столб брызг.

При виде нового феномена островитяне застыли с раскрытыми ртами. Тем временем через одну—две минуту конус изменился. Свечение стало расплываться, ослабевать и вскоре совсем погасло. До того времени не достигавший острова дождь беспрепятственно хлынул и тут же промочил до нитки всех свидетелей этого чуда.

Аборигены группами окружали европейцев, стоя на площади неподалеку от церкви. Пять сфер быстро опускались, следуя одна за другой, сделали круг над островом и стали удаляться, задержавшись лишь на несколько секунд над «Мендозой». Полинезийцы провожали их взглядами до тех пор, пока они не ушли за горизонт. Последняя сфера, теряя высоту, казалось, погрузилась прямо в океан.

Дрожа от холода, члены экспедиции, кто голый по пояс, кто в прилипшей к телу рубахе, подошли к мэру Хореко. Возбужденный Тонио, резко жестикулируя, кричал, обращаясь к небу:

— Они вернулись и спасли нас! Впрочем, — продолжал он уже более спокойно, но с самым серьезным видом, — я уже видел это во сне. Без их помощи водяной вал смыл бы Рапа-Нуи и мы бы все сейчас были в брюхе у акул!

Аборигены торжественно подтвердили это, кивая головами.

— Все ночи, начиная с самого первого раза, старая Тюпютахи заставляла жарить цыплят в земляных печахnote 12, чтобы нам «очень повезло». Но, чтобы «шанс» сохранился, каждый должен принести жертву. В противном случае они вернутся, и тогда горе нам!

Этого «еретического» призыва, да еще произнесенного с таким надрывом, нервы падре Кинтаны никак не могли выдержать.

— Несчастный, — угрожающе завопил он, тыча пальцем в мэра. — Разве это слова христианина?!

— Я христианин и крещеный! — сурово возразил ему мэр, ударяя себя кулаком в грудь. — Но кем бы я себя ни называл, мой Аку-Аку пришел и сказал мне во сне, что они должны скоро вернуться, что…

— Кто это они ! Кого ты видел во сне? — непримиримо настаивал падре, пытаясь выяснить, что же пошатнуло веру Хореко.

Смущенный этим прямым вопросом, мэр заколебался, почесал мокрый затылок, проконсультировался взглядом с окружающими соотечественниками, а затем сам решил перейти в нападение.

— Moai Kava Kava Хоту Матуа и его воины!

— Что?! — гомерически захохотал падре, заставив вздрогнуть своего оппонента. — И ты хочешь нас убедить, что сюда приходили духи ваших предков и их свита?! Предки мертвы. Умерли уже давно, и, полагаю, вы их не увидите до самого Страшного суда! Хоту Матуа, ваш легендарный предок, конечно, находится в Раю! И вряд ли он пожелает покинуть его, чтобы спуститься сюда и взбаламутить вас!

— Подожди! Я вовсе не говорил, что он хотел нас взбаламутить, — запротестовал мэр. — Вы сами видели его сейчас, когда он пришел защитить Te Pito o te Henua от огромного водяного вала!

— Скажем точнее, мы видели светящиеся сферы… таинственные лучи в форме конуса, которые преградили путь волнам, — осторожно вмешался чилийский губернатор.

— Не эти ли голубоватые шары видели некоторые из вас десять дней назад? — стараясь говорить простодушно, спросил этнограф.

Маева Парои бросила на него опасливый взгляд. Дело в том, что подобный вопрос касался событий, которые были табу, и чувствительно задевал мэра. Он надолго задумался, глядя на extranjeros. Его восхищение этнографом достигло высшей стадии. Приняв решение, он повернулся к согражданам и тоном, не терпящим возражений, заявил в их адрес:

— Расходитесь! Отправляйтесь спать! У меня еще дела…

Кивком головы, сопровождавшимся подмигиванием, он пригласил Христиана Денуае следовать за собой. Оба двинулись, но не в дом мэра, а в сарайчик в глубине палисадника, использовавшийся как курятник, погреб и чердак. Лицо Тони пылало, волосы прилипли ко лбу. Он зажег свечку и сделал серьезное лицо. Проглотив уже готовый вырваться смешок, этнограф рассудил, что, может, действительно момент достаточно торжественный. Проснувшиеся на насесте куры кудахтали, роняя перья и выражая свое удивление. Все вместе мало соответствовало церемонии переговоров.

— Ты мой брат, Теснуае, — провозгласил мэр. — И я буду с тобой откровенен, поскольку тебе и так известны многие вещи. Tangata manunote 13 действительно десять дней назад приходили, но видели их очень немногие. Все было не так, как этой ночью, когда все видели, как они летали.

— Почему ты считаешь, что эти сферы были «людьми-птицами»?

— А разве ты не видел, что они прилетели с Моту-Нуи, — удивился тот.

— Они прилетали и из других мест, — сказал Христиан.

— Раз ты не знаешь, что это «люди-птицы», то твой Аку-Аку плохо информирован, — защищаясь, проговорил мэр.

Включившись в игру, этнограф перешел в наступление на поле соперника.

— Да нет. Он информирован даже больше твоего и значительно сильнее, чем ты думаешь, Тонио — Например, он снял для меня табу с острова Моту-Нуи, и ни один призрак не осмелится помешать мне найти знаменитую секретную пещеру… вход в которую никому не известен, а мне будет открыт. Ты понял, что я хочу сказать?

— Мэр понял. Он вспомнил предание, что на этом острове находится загадочная пещера, являющаяся табу, где укрыты многочисленные ронго-ронго — деревянные дощечки с непереводимыми знаками. Речь шла о бесценных сокровищах, священных реликвиях, точное место нахождения которых не знал даже его собственный Аку-Аку!

Могло ли быть так, чтобы Аку-Аку extranjeros открыл ему место входа в священную пещеру, которую безуспешно искали столько исследователей, а расположение было тайной для самих жителей острова Пасхи?

— Никто не знает, где находится эта пещера, — глухо сказал он. — Легенды говорят о ней, но нет уверенности, что это правда…

— А я верю легендам, Тонио. Они просто размытые отражения древних реальностей, со временем забытых.

— Могу ли я… помочь тебе искать эту пещеру?

— Конечно. Твоя помощь будет для меня очень ценной…

Переполненный до краев признательностью, мэр потряс руку этнографу, задул свечу и вздохнул:

— Ты мой брат, Теснуае…

Он вышел первым и замер под продолжающимся дождем, раскрыв рот и потеряв дар речи. Этнограф проследил за его взглядом и увидел в небе след ракеты, которая взорвалась снопом красных искр. За ней взлетела вторая и, догорев, упала в воду.

— Эти ракеты летят с Моту-Нуи, — констатировал Денуае, мысленно спрашивая себя, не стоит ли притвориться ясновидцем. Кто может запускать ракеты с островка, о котором только что говорили?

— Твой Аку-Аку, Теснуае, очень сильный! Это он подает знак с острова «людей-птиц»! Это знак для тебя, — уважительно пробормотал мэр, — чтобы дать тебе хороший шанс! На твоем месте я бы отправился посмотреть, что это, — посоветовал он, но не стал набиваться в сопровождающие.

В двадцать один час тридцать минут британский бомбардировщик, которым командовал Стив О’Брайен, находился не больше чем в двухстах сорока километрах к востоку от острова Пасхи. В чернильной тьме ночи он летел на высоте пятнадцать тысяч метров, а его команда бросала настороженные взгляды на показатель уровня горючего, который неумолимо понижался.

— У меня такое ощущение, что если мы промажем посадочную полосу в Анакена на северо-востоке острова, то на второй заход не стоит и рассчитывать. Бак с горючим нас об этом четко предупреждает. Может быть, лучше попробовать установить связь со станцией острова, Биддл?

Радист сделал еще одну попытку, но передатчик губернатора не отвечал.

— Если губернатор не слушает в личной ложе оперу, то он наверняка крепко спит! — пошутил он. — Сейчас я передам о нашем положении в Папеэте, вроде бы связь с ними нормальная.

Пока радист связывался с Таити, командир корабля и лейтенант Петер Хиггинс обменивались своими наблюдениями. Полчаса назад, при смене высоты, они заметили чудовищный водяной вал, который вздымался в океане фронтом на многие тысячи километров.

Рассуждая вслух, Петер Хиггинс говорил:

— Нам нужно сесть на остров прежде, чем до него дойдет вал… или после того, как он пройдет, что, впрочем, было бы удивительно! Ведь вал менее чем в ста километрах позади нас!

— Да. Мы имеем шанс прибыть с ним одновременно, — проворчал радист, выключая передатчик. — В любом случае если мы сядем, то должны скрыть правду от аборигенов… просто сообщим, что наш самолет вел наблюдение за испытанием бомбы.

— Здесь двух мнений быть не может. Если полинезийцы узнают, что мы породили эту водяную гору, то вряд ли они нас встретят с музыкой!

— Командан! Позиционные огни немного к северо-западу!

Несмотря на высоту, сквозь взбаламученную атмосферу они заметили голубоватые огни, впрочем расположенные не так, как этого требует инструкция и международная конвенция.

— Эй, парни! — вдруг воскликнул Петер Хиггинс. — Посмотрите-ка на это!

Огромный прозрачный шар плыл менее чем в ста метрах от «Sunny Ray». Он быстро удалялся в сопровождении других шаров, которые радист, сбитый с толку турбулентностью атмосферы, только что принял за позиционные огни.

О’Брайен увеличил скорость полета и направил самолет на эти загадочные сферы. Тут сверкающие шары образовали круг, из которого ударил вниз сиреневый конус. С высоты его основание казалось погруженным в океан. Штурман произвел расчет.

— Командан! Никакого сомнения! Эти штуки закрывают остров Пасхи! Мы от него почти в пятидесяти километрах!

Командир посмотрел на уровень горючего и жестом показал, что нужно сделать круг над островом, но на приличном расстоянии. Сквозь гигантский прозрачный колпак Рапа-Нуи просвечивал пятном, окрашенным в сиреневый цвет. Вдали по океану катилась нескончаемая сверкающая линия — первый эшелон чудовищных водяных валов, направляющихся к острову. Через несколько минут взбешенные волны ринутся на штурм преграды.

— Мы не можем сесть! — прорычал О’Брайен. — Световой конус, согласно приборам, прочен, как бетон!

— Но и с парашютом прыгать на водяной вал мы тоже не можем… — испуганно пробормотал радист.

— Открываю пункт по приему предложений! Делайте ваши ставки, господа! — горько сыронизировал командир. — Положите автоматы в непромокаемые мешки с продуктами и закрепите их на надувном плоту. Мы будем находиться в воздухе, пока тянут моторы, потом…

Он не закончил фразу и ткнул пальцем в сторону океана.

— Может быть, там и несколько сыровато, но все же лучше, чем разбиться об эту штуковину!

Глава III

Командан О’Брайен восстановил дыхание и попытался освободиться от парашюта, но ему мешал тяжелый летный комбинезон, снабженный спасательным поясом. Океан успокаивался, и О’Брайен только что был свидетелем трагического конца «Sunny Ray», покинутого в полете in extremis экипажем. В нескольких километрах от него бомбардировщик врезался с ходу в огромную прозрачную стену конуса и погиб.

В стороне на волнах командан заметил танцующий огонек прожектора, которым снабжали надувные лодки-плоты. Мало-помалу он разглядел силуэты своих людей, уже сидевших в лодке. Это придало ему силы, и он вскоре добрался до освещенной зоны. Выбравшись на свет, летчик заморгал. Ослепленный лучом прожектора, он вдруг услышал сухой треск автомата. Автоматная очередь просвистела у него над головой и заставила инстинктивно нырнуть.

— Что они, ошалели, что ли?! — обозлился он, вынырнув.

Однако, оглянувшись назад, он понял причину стрельбы — зловещий треугольный плавник вспарывал воду за его спиной и явно принадлежал голубой пяти—семиметровой акуле.

Опираясь коленом на борт лодки, лейтенант Петер Хиггинс неловко целился в свете луча прожектора из автомата. Плавник неумолимо приближался к О’Брайену. Новая автоматная очередь просвистела сантиметрах в десяти над головой пловца. Черный треугольник ушел под воду, затем зловещий людоед выпрыгнул вверх и бешено забился, прежде чем погрузиться в пучину, окрашивая поверхность красным. Рядом во всех направлениях зашныряли другие акулы, привлеченные кровью, а несколько хищников набросились на раненого собрата.

Радист Биддл протянул руку и помог командиру взобраться на борт. Обессиленный О’Брайен растянулся на дне лодки и прохрипел:

— Порошок! Дай… Антиакулий порошок.,

Радист схватил пластиковый мешок и сыпанул из него в воду за борт. Командан же, расстегнув комбинезон, сел и схватил другое весло.

— Держите «томпсон»note 14, лейтенант! А я буду грести вместе с Би…

Он не закончил, прервавшись на полуслове, так как гигантский конус неожиданно исчез. В небе осталось только пять сверкающих сфер, гало вокруг которых, казалось, рассеивалось под тарантеллой дождя.

— Воздушный парад окончен! — воскликнул Хиггинс, глядя на удаляющиеся шары. — Аборигены небось тоже пришли в себя. Дорого же я бы дал, чтобы узнать, что это за летающие шарики…

— Запускать ракету, командан?

— Подожди, Биддл. Сейчас причалим к этому острову, хотя он выглядит и не слишком комфортабельным. Однако море пока довольно бурное, и до Рапа-Нуи нам не добраться,

Через полчаса, после ряда сложных маневров, они, пройдя сквозь рифы, высадились на восточном берегу островка. Лодку сначала вытащили на мокрые камни, а потом отнесли подальше от воды. Затем распаковали пластиковые непромокаемые мешки, в которых находилось все необходимое: электрические фонари, продукты, аптечки, ракетницы с ракетами, небольшой приемо-передатчик с дополнительным питанием от солнечных батарей, сложенных гармошкой… Днем чувствительная их поверхность могла служить прекрасным источником питания.

Повесив автоматы и вещмешки на плечи, потерпевшие крушение направились под проливным дождем к подножию скал.

У самого основания фонари высветили пещеру в каменном монолите.

— Вот как раз то, что нам нужно, — провозгласил О’Брайен. — Это, конечно, не «Валдорф Астория», но над входом пещеры так и светится надпись: «Добро пожаловать». Взбирайся на здешние Гималаи, Биддл, и включай свой фейерверк.

Оставшись вдвоем, О’Брайен и Хиггинс стали осматривать свое убежище. Фонари не отражали свет от стен скальной обители. Редкие струйки дождя, попадавшие в пещеру, тут же впитывались в земляной пол. В глубине пещеры было что-то вроде колодца, уходящего вертикально глубоко вниз.

— Странно, что здесь в общем-то сухо? — удивился О’Брайен. — К тому же стены покрывает осыпавшаяся земля, а у входа даже нет следов эрозии. Непонятно.

Ритмичный стук мотора заставил их выскочить из убежища. Они подбежали к берегу и увидели мощный луч прожектора, бьющий с катера, который медленно кружил возле островка. Они отчаянно замахали руками, и тут же прожектор полоснул по берегу и задержался на машущих руками людях.

Собравшись у губернатора Бюлнеса вокруг огромной чаши с пуншем, трое спасенных, которым члены экспедиции дали сухую одежду, с огромным удовольствием курили и наслаждались дружеской атмосферой. Мэр Антонио Хореко бросал на них время от времени недоуменные взгляды. Как расценивать падение этих летчиков? Как счастливое или зловещее предзнаменование? Его Аку-Аку в этот момент не подсказывал решения.

Христиан Денуае заговорил по-английски:

— Вам выпал редкий шанс уцелеть в этой заварухе.

— Yes, — признал командан О’Брайен, одетый в клетчатую рубаху, которая придавала ему вид мирного селянина. — Мы поняли in extremis, что этот конус и фиолетовый свет, который прикрывал остров, материальны! И что это впервые такое на острове?

— Да, — коротко ответил губернатор. — Однако прозрачные сферы аборигены впервые увидели десять дней назад.

— Десять дней? — переспросил лейтенант Хиггинс.

— Десять, — подтвердил этнограф. — Мы тоже задавались этим вопросом, лейтенант. Дата совпадает с испытанием первой бомбы «Н» вашими соотечественниками.

— Мы в это время тоже вели наблюдение издали, — соврал О’Брайен. — Но во время взрыва не видели ничего подобного. У нас на самолете была целая лаборатория-автомат, способная зафиксировать малейшее постороннее присутствие в небе. Сегодня, как и в прошлый раз, мы поддерживали связь с самолетом, который нес бомбу. Экипаж не заметил никаких аномальных явлений.

— Ну, и какие новости о бомбардировщике, который сегодня во второй половине дня сбросил бомбу, командан? — спросил Денуае.

— Наша рация вышла из строя, и боюсь, что он уже вернулся на базу до того, как остров Хендриксон превратился в кусок шлака, точнее, в спекшуюся скалу… Не поступало также никаких сообщений и от трех истребителей, которые с большой высоты наблюдали за стадиями взрыва. Теперь нам понятно, почему неожиданно замолчал передатчик командира эскадрильи. Истребители, наверное, встретили прозрачные шары, которые их сбили!

— Защита над вашим островом, господин губернатор, — заговорил лейтенант Хиггинс, — поистине — чудо!

— Мало того, она и сплошная загадка для нас, — дополнил Хенрик Бюлнес. — Появление шаров и создание ими конуса, оградившего остров Рапа-Нуи, совершенно необъяснимо. В отличие от землетрясения, — добавил он ворчливо, махнув рукой в сторону гостей. — Не думайте, однако, что я обвиняю в этом конкретно вас. Вы не отвечаете за действия своего правительства!

— А что, были жертвы?..

— Слава богу! Нет, командан. Дала трещину колокольня, поврежден ряд домов, и несколько Моаи упали с пьедесталов, на которых стояли…

Лоренцо Чьяппе, чилийский археолог, уточнил:

— Наша походная сейсмографическая станция зарегистрировала толчок силой в семь баллов. Эпицентр находился в двух тысячах километрах на северо-восток от острова Пасхи. Где-то в открытом океане.

— Это совпадает с точкой падения бомбы, — подтвердил Стив О’Брайен, бросив вопрошающий взгляд на своих людей. — Не понимаю, что произошло. По мнению ученых и техников, этот взрыв не должен был вызвать подобную катастрофу. Он был произведен на глубине пятисот метров, а в этом месте бездна более шести тысяч.

— Ударная волна пошла в сторону дна и тряхнула осадочные породы, а затем и подводный пласт, — объяснил археолог Альфредо Каррера. — Она распространилась, должно быть, на многие тысячи километров. Завтра мы свяжемся с обсерваторией в Антофагасте. Толчок наверняка ощутили в Чили и вообще по всему южноамериканскому побережью.

— К тому же завтра, — добавил Христиан Денуае, — мы должны посетить остров Моту-Нуи, где вы высадились. Вечером доставим сюда вашу надувную лодку. Если будет желание, то можете поехать с нами.

Вместительный катер с «Мендозы» отвалил от борта судна и отправился в залив Ханга Роа. Хотя солнце уже было высоко в небе, казалось, что селение еще дремлет. Три из пяти гигантских статуй, стоявших на склоне у берега, оказались сброшенными. Одна была цела, другие — раскололись. Обломки голов лежали на песке, вперив в небо отрешенные лица. Сидя на скамье, опершись локтем на релинг, мэр Антонио Хореко огорченно рассматривал расколовшиеся статуи на пляже. С горьким упреком он шептал своим духам:

— Huri moai. Huri moai…

Справа от него три британских летчика выказывали вежливое любопытство, адресуясь к этнографу.

— На местном наречии, — перевел он, — Huri moai означает «время свержения статуй». Когда-то на острове жили два народа: длинноухие, или Hanau eepe, и короткоухие, или Hanau momoko, которые постоянно враждовали и воевали друг с другом. Сооруженные длинноухими moai были повержены короткоухими. Вот тогда-то и родилось выражение «Huri moai»note 15.

Мэр схватил руку этнографа и, сделав гримасу, сказал, обращаясь к нему:

— Я говорю о сегодняшнем дне, о нынешних, а не древних временах, Теснуае!

Привыкнув к неожиданным «всплескам юмора» у мэра, которые стали проявляться у него с момента появления призрачных сфер, названных им «людьми-птицами», Христиан насмешливо улыбнулся.

— Вчера, Тонио, как тебе известно, эти статуи были повержены землетрясением, и ни один из короткоухих не несет ответственности за этот достойный сожаления инцидент!

— Нет, Huri moai вернулись, — заупрямился тот. — Это «люди-птицы» свалили статуи. Они сердятся на нас… А может быть, и на вас…

— Ты же мой брат, не так ли? — невозмутимо спросил Денуае.

Мэр закивал головой в знак согласия.

— Хорошо. Тогда позволь мне сказать тебе, что ты упрямый козел!

Он указал пальцем в сторону полуюта и спросил, оживившись:

— Что это там за шум и стук?

— Это шум мотора! Gue te creo? — пробормотал тот. — Ты задаешь глупый вопрос!

— Если бы, Тонио, я задал этот «глупый» вопрос твоим длинноухим предкам, то, как ты думаешь, они бы ответили так же?

Мэр сразу ухватил подоплеку вопроса:

— Это не одно и то же. Мои предки не знали мотора. Они бы подумали, что… Что Бог или Moai Kava Kava выражают свое недовольство, скрываясь в брюхе корабля…

— Вот поэтому-то и не рассуждай, как они, не ищи привидений и «людей-птиц» из легенд, чтобы объяснить падение Моаи! Причина здесь — землетрясение, и ничего больше!

— Может, ты и прав, а может, и ошибаешься, — заявил мэр, сраженный, но не добитый. — Но если шары не «люди-птицы», так что же это такое?

— Я вижу нашу спасательную лодку там, где мы вчера высадились, — заявил О’Брайен.

Этнограф перестал спорить, замечание отвлекло внимание мэра, и его каверзный вопрос на время остался повисшим в воздухе.

Катер бросил якорь у природного пирса, где высадка не представляла никаких трудностей. Пассажиры — четверо археологов, Жанна Мансуа, летчики и мэр — высадились на берег, а за ними флотский старшина, рулевой с катера Алгорробо, который тащил мешок с продовольствием.

— Вчера вечером мы оставили здесь кое-какие продукты, прямо в пещере, сеньор Хореко. Не хотели бы вы принять их в дар от нас? — предложил О’Брайен. — Нам было бы приятно…

Это вежливое предложение было неожиданно встречено взрывом негодования. Разгневанный мэр завопил на своем чудовищном английском:

— Вы входить в мою пещеру?

Удивленный командан не знал даже, что ответить на столь тяжкое обвинение. Что же такое страшное совершил он, спрятавшись от дождя под скалистыми сводами?

А мэр, уже повернувшись к ним спиной, прыгал по скалам, как горный козел, удаляясь к югу.

— Что это с ним?! Куда он побежал?

— Полагаю, к своей фамильной пещере, командан, — улыбнулся этнограф.

— Но пещера, о которой я говорил, находится вовсе не на юге, а на западе!

— Ну-ка, ну-ка! — заинтересованно проговорил Христиан. — Мы были на этом острове две недели назад и не нашли никакой пещеры. Видно, вы наткнулись на одну из тех «фамильных пещер», которая была ранее хорошо замаскирована.

Летчики удивленно переглянулись.

— Мы наверняка говорим о разных вещах, Денуае, — вмешался О’Брайен. — Вы о каких-то тайных фамильных, хотя непонятно, почему они тайные и фамильные, а мы имеем в виду небольшую, ничем не замаскированную пещерку! Видите скопище скал метрах в ста отсюда? Так эта пещера находится прямо у их подножия.

Но тут появился мэр, бросавший на британских офицеров взгляды, полные подозрений.

— Тут какая-то ошибка, Тонио, — сразу предупредил этнограф. — Наши друзья прятались не в твоей пещере, а в совершенно другой, шагах в ста отсюда.

— В другой?.. — раскрыл рот мэр. — Но никто не знает о других пещерах на острове Моту-Нуи!

— Ладно, пошли. Доспорим после, — прервал их О’Брайен, направляясь в глубину островка. Все последовали за ним, а мэр, надувшись, семенил сбоку. Добравшись до основания скал, они остановились у полутораметрового сводчатого входа. Рядом лежали обвалившиеся кучки земли.

— Она… ее не было на прошлой неделе! — забормотал мэр.

— Это тебя удивляет? — спросил этнограф. — Просто вчерашний подземный толчок тряхнул скалы и осыпал землю. Вывалившийся кусок и образовал пещеру. И не стыдно тебе, что ты обвиняешь наших друзей в осквернении твоей пещеры?!

Мысль об извинении просто не пришла в голову полинезийцу, который стал утверждать:

— Это наверняка пещера одного из моих предков. Это докажут «фамильные» камни! Не входите, — серьезно заявил он.

На недоуменный вопрос англичан этнограф ответил, что «фамильные» камни — это скульптурки животных, луны, лодок из камыша с таинственными знаками и тому подобное.

В ответ на это офицер скорчил гримасу.

— Прячась вчера в этом гроте, мы не заметили ничего подобного.

Но тут изнутри донесся дикий вопль и шум, заставивший всех вздрогнуть. Археологи и летчики, схватив фонари, бросились в пещеру… Она была пуста…

— Идите-ка сюда, — пригласил О’Брайен, направляясь в дальний угол. — Там мы вчера видели что-то вроде колодца. Бедняга, должно быть, сломал себе шею…

— Ко мне! На помощь!

По тому, как жалобно звучали эти призывы, Тонио скорее испугался, чем пострадал. Направив фонари вниз, они осветили дико дергающиеся и извивающиеся ноги. Полетев головой вниз, мэр застрял в отверстии типа дымохода, через который когда-то, возможно, проходила лава.

— Трудновато будет вытащить его, — прошептал Люсьен Буске. — Он застрял в самом узком месте.

— Эй, Тонио, не бойся, мы вынем тебя оттуда, только перестань брыкаться! — стал успокаивать его этнограф.

Мэр замер, успокоившись… и вдруг исчез! Его тело скользнуло в узкий проход и провалилось во второй грот, расположенный ниже. После довольно звонкого шлепка крики и стенания смолкли. С полминуты было тихо, потом мэр снова начал свои причитания… явно рассчитанные на европейцев.

— Как дела, Тонио?

— Я истекаю кровью, — хныкал он.

— Сильно истекаете? Что вы поранили?

— У меня голова в крови! У меня руки в крови! У меня грудь…

— Ну ладно, все нормально, — улыбнулся этнограф, обращаясь к летчикам, которые, плохо зная полинезийцев, сильно встревожились.

Жанна Мансуа, одетая в голубые джинсы, пропустила между ног прочную веревку, конец которой закинула через плечо, а Лоренцо Чьяппе закрепил ее вокруг выступа скалы.

— В этот проход я, пожалуй, смогу пролезть. Расширю его немного, а вы вытащите «хладный труп» нашего Тонио!

Подвесив на шею фонарь, а к поясу геологический молоток, она начала скользить вниз. Опытный спелеолог, как, впрочем, и пловчиха, Жанна вскоре достигла узкого места горловины.

— Тонио! — позвала она. — Где вы?

— В дыре!

— В какой дыре?

— Большой, как первая пещера. Тут ничего не видно…

— Лягте на живот и отползите в сторону к стене. Я хочу расширить проход, а осколки камня могут поранить вас…

— Подождите! Подождите! Я ползу! — закричал он. — Все, я уже у стены…

Размеренными и точными движениями Жанна начала долбить стену. Осколки посыпались вниз непрерывным потоком.

— Поднимайся, Жанна, я сменю тебя, — сказал Христиан через полчаса.

— Не стоит, Крис. Скала здесь не очень твердая. Проход стал значительно шире. В него уже может пролезть даже падре Кинтана! — пошутила она, намекая на брюшко пастыря. — Я спускаюсь.

Она опустилась еще немного и болталась в пустоте, стараясь нащупать твердую почву. Ее фонарь осветил пещеру несколько большую, чем верхняя. Плотный слой земли и черного песка смягчили падение мэра. Он лежал на полу у стены, с болезненной гримасой массируя тело. Конечно, его слегка оглушило, но кровоточащих ран, которые он перечислял, не было и в помине. Высвечивались лишь царапины на подбородке, плечах и кистях рук, а также великолепная шишка на лбу.

— Вам повезло, Тонио, просто поцарапались, но ничего не сломали.

— Нет, сломал поясницу, — прохныкал он.

— Да, конечно, — подтвердила француженка, впрочем нисколько не сочувствуя. — Повернитесь и покажите.

Он задрал рубаху, измазанную землей. Спина покраснела и была чуть-чуть ободрана, что явно случилось, когда он застрял в «трубе».

— Это очень опасно, да? — зарыдал мэр, вкладывая в свой вопрос весь мазохизм, на который был способен.

Стоя позади, девушка опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Она хотела ответить отрицательно, но тут взгляд ее привлек сверкающий осколок, на который упал луч фонаря. Скорее всего, это был какой-то металлический предмет, торчащий из земли.

— Подождите, Тонио. Я вас еще не до конца осмотрела. Стойте прямо, поднимите рубашку и держите Вот так. Не шевелитесь минутку.

Несчастный «раненый», охваченный ужасом, повиновался, комически придерживая задранную рубашку у самых подмышек. Жанна слегка наклонилась и пошарила по земле.

Это была металлическая пластинка, почти вертикально воткнувшаяся в землю. Подергав, девушка попыталась высвободить ее. К удивлению, пластинка оказалась из красноватого металла, к тому же гладко отполированного. Она протерла поверхность, осветила пластину, и тут кровь прилила к лицу. Пластина, примерно двадцать на тридцать сантиметров, задрожала в руке. Она мгновенно опустила ее на землю, сверху бросила еще горсть, потом, скрывая волнение, поднялась.

— Ну как? — нетерпеливо спросил мэр. — Что ты об этом думаешь? Это очень опасно?

— Ах, да! Я не хотела бы пугать вас, Тонио. но вам лучше вернуться в Ханга Роа. Я не врач, так что знаете…

— О! Мой хребет! Моя бедная спина! — вновь начал он свои жалобные причитания. — Теперь я знаю, они сломаны!

— Может быть, и не совсем сломаны, Тонио, но Следует несколько дней отдохнуть. Я обвяжу вас веревкой, и наши друзья потихоньку вас поднимут.

Приставив руки рупором ко рту, она закричала:

— Крис! Тонио ранен! Ничего страшного, но его нужно сейчас же полечить! Понял? Сейчас же! Сразу же эвакуируйте его в селение.

— Я понял, Жанна. Ты его привязала?

— Да. Поднимайте потихоньку. А вы, Токио, держитесь за веревку. Вот так. Руки прямо над головой. Давай, Крис!

Несчастный, осознав, что ему действительно плохо, стал подниматься через трубу, где в конце концов и исчез, заслонив и без того слабый свет, падавший через отверстие.

Жанна Мансуа наклонилась над пластинкой, подняла ее, опять почистила и долго рассматривала, морща лоб. Что-то она не могла понять, что-то очень важное ускользало от ее внимания. Наконец она стала рыхлить землю геологическим молотком под ногами. Две-три минуты поисков позволили отыскать еще пять пластинок, пять прямоугольников из красноватого металла.

— Эй, Жанна! Ты не заснула? Твоя очередь!

Когда она выбралась на поверхность первой пещеры, друзья и летчики с любопытством разглядывали ее лицо, испачканное землей и вулканической пылью.

— Слушай, Жанна, Что за идея отправить Тонио в селение? Его «сломанные» ребра достаточно протереть спиртом, и через пару дней на них не останется и следов царапин.

Она посмотрела вслед удаляющемуся катеру, который увозил мэра, и ноги у нее задрожали. Жанна была вынуждена сесть на обломок скалы, бормоча:

— Извините меня… Меня трясет, как дуру… но это так необычно! В нижней пещере, Крис, я обнаружила ронго-ронго!

— Что-о-о?..

Этнограф с трудом проглотил ком в горле, а глаза его чуть не вылезли из орбит.

— Ронго-ронго? Черт побери, Жанна! Да это же потрясающе! И в каком они состоянии? Дерево, наверное, изъели черви?..

Она только отрицательно помотала головой и быстро, чтобы другие не подумали, что она сошла с ума, проговорила на одном дыхании:

— Они не деревянные, Крис. Они металлические, из красного металла, который я вижу впервые в жизни!

Глава IV

Члены франко-чилийской экспедиции тесным кольцом окружили этнографа и семасиолога. Сидя на корточках перед пещерой, они молча рассматривали металлические пластинки, которые передала им Жанна.

— Ты, конечно, правильно поступила, Жанна, — первым нарушил молчание Денуае. — Тонио следовало отправить отсюда. Находка пластинок явно вскружила бы ему голову, и сюда тотчас же сбежалось все селение, превратись в землекопов. Они срыли бы остров до основания! Мы объявим о твоем открытии, когда прочешем пещеру частым гребнем!

Археолог Лоренцо Чьяппе подтвердил согласие кивком головы, в то время как командан О’Брайен удивленно спросил:

— Вы все, кажется, очень взволнованы этой находкой? Что вы называете ронго-ронго? Вот эти металлические пластинки?

— Ну да. Ронго-ронго — это деревянные дощечки с вырезанными знаками и идеографическими рисунками, до сих пор не прочтенные и не понятные. Во всем мире известна всего пара дюжин этих удивительных реликвий. Но самое главное, никому и в голову не приходило, что, помимо как на дереве и камне, они могут быть и на других материалах, а тем более на металле.

Он продолжал очищать пластинку с помощью губки и кисти, а затем сказал:

— Красный металл пластинок — новая загадка, добавившаяся к другим, связанным с Рапа-Нуи. Древние жители острова Пасхи использовали камень как инструмент и объект обработки, но уж никак не металл!

— Разрешите, — попросил О’Брайен, беря в руки одну из пластинок с рисунками и рассматривая ее под всеми углами. — Могу сказать, что это металл заводского производства, прокатанный через валки, отполированный и не поддающийся окислению. Не знаю, обратили ли вы внимание, что идеограммы и другие знаки гравированы не примитивным инструментом. Нет никаких заусенцев, и можно сказать, что использовалась механическая гравировка или по крайней мере химическая.

— Но древним полинезийцам эти процессы были неизвестны, — возразил археолог Люсьен Буске.

— Так что ни одной из идеограмм так и не перевели?

— Ни одной, командан, — ответила Жанна Мансуа. — Известны только некоторые символы, хотя и без перевода. Например, «люди-птицы», черепахи, рыбы, деревья. Но вот значение их в надписях, сделанных бустрофедономnote 16, нам неизвестно. В некоторых рисунках видят символ змеи. Однако змеи здесь не водятся. Они неизвестны на острове Пасхи. Вот и возникает вопрос, где же те, кто вырезал символы на дощечках, видели змей? Может быть, на южноамериканском континенте, прежде чем они перебрались сюда на плотах? Или… в другом месте?

— А что за рисунок на этой табличке? Как вы думаете, что он изображает?

— Что-то похожее на карту острова, командан, но я такого не знаю.

— Посмотрите-ка, лейтенант, — обратился командир. — Вы ведь когда-то летали над Тихим океаном с картографами Королевских ВВС. Надеюсь, что у вас память, как у индийского слона.

Петер Хиггинс взял табличку и стал рассматривать ее по всем направлениям.

— Нет, не могу определить, — задумчиво сказал он. — В Тихом океане, особенно в Микронезии, конечно, куча всяких островов… Так что тут даже слоновой памяти мало, чтобы запомнить все их очертания…

Он было протянул табличку француженке, но задержался. Еще раз глянул на рисунок. И тут на его лице заиграла удивленная улыбка.

— Есть тут у кого-нибудь голубой карандаш?

Жанна Мансуа вытянула из кармана-пенальчика своих джинсов карандаш с несколькими стержнями. Петер Хиггинс положил пластинку на колено и стал чертить что-то вроде вытянутого разностороннего треугольника, вписывающегося в размеры карты. Он там и тут подчеркнул некоторые гравированные детали и показал свою схему этнографу.

— Черт побери! — воскликнул Денуае. — Но ведь это остров Пасхи!

— Именно так он и должен был выглядеть в прошлом, в период, когда являлся в два-три раза больше, чем сейчас. Меня привлекло расположение разного рода кружочков. Они сразу напомнили нечто уже виденное.

— Действительно, — признал Лоренцо Чьяппе, — это же кратеры Рапа-Нуи! Вот Рано Кати, вот Поике. Немного правее от него — Рано Рараку, где изготавливались Моаи, а к северо-востоку — Рано Арои. Неподалеку от Ханга Роа — большой Рано Као!

— Но выходит, что древние пасхальские легенды говорят правду о том, что дороги продолжаются под водой! Идущие вдоль побережья дороги назывались Apaganote 17.

— Скорее всего, когда-то в результате землетрясения произошло погружение части континентального цоколя острова, и теперь ясно, откуда взялось название Te Pito o te Henua — Пуп Мира! С точки зрения уцелевших, вышедшая из волн скала действительно была «пупом»!

— Но если пасхальские легенды дожили до наших дней, то не кажется ли вам, что полинезийцы могли сохранить в памяти и смысл ронго-ронго?

— Видите ли, командан, старые аборигены могут петь ронго-ронго, — объяснил Денуае. — В частности, речь идет о старухе Тюпютахи, которая у них вроде колдуньи. Но, как мне кажется, ее пение — просто повторение звуков, без всякого понимания смысла. Аборигены утратили смысл символики. Здешняя учительница, Маева Парои, предложила сегодня отвести нашего лингвиста к Тюпютахи, чтобы записать священные песни на магнитофон. Однако старуха вдруг закапризничала и хочет иметь дело только со мной. Наверное, мне нужно к ней сходить. Но, повторяю, вряд ли записи будут представлять исторический интерес. Значение их все равно утрачено.

— А давайте проведем эксперимент, — предложила Жанна Мансуа. — Сфотографируем пластинки и покажем старухе. Увидим, сумеет ли она их пропеть. На мой взгляд, это было бы удивительно, поскольку знаки на металле достаточно отличаются от деревянных ронго-ронго. Они скорее какая-то неизвестная современная форма письма.

— А может быть, наоборот, это записи дальних предков полинезийцев? — спросил Хиггинс.

— Да, но кто они, эти предки? Вопрос, на который невозможно ответить, — вздохнул Денуае. — К тому же когда говорят о предках, то всегда имеют в виду людей более примитивных. Исключение — фараоны, инки и ацтеки — скорее подтверждает правило. А в нашем случае те, кто создал металлические ронго-ронго, — еще более явное исключение. Ведь они располагали металлом, который мы даже сейчас не можем идентифицировать по внешнему виду. Он напоминает красную медь, но не имеет ни малейшего следа окисления. Мне представляется весьма спорной возможность объявить нынешних жителей острова Пасхи прямыми потомками существ, достигших такого мастерства в обработке металлов,

Жанна Мансуа хотела что-то сказать, но промолчала. Она колебалась, и, догадавшись, Чьяппе пришел к ней на помощь.

— Нет, Жанна. Не стоит привлекать сюда легендарный континент Му, поглощенный Тихим океаном. Это просто легенда, созданная древними любителями чудес.

— И к тому же, — поддержал его Каррера, — если бы на острове прежде жило столь развитое население, способное изготавливать неокисляющийся металл, то, уверяю вас, исследователи давно бы уже открыли следы их деятельности и промышленного производства.

— Ну, знаете, легендарную Трою разыскивали многие археологи… пока наконец не открыл ее один, поверивший древним сказаниям и легендам, — терпеливо возразила она.

— Все это так, — согласился Каррера, — но это один из редких примеров, когда легенда становится былью. Если же мы уверуем в каждую из пасхальских легенд, то до конца дней своих будет раскапывать остров и превратим его в огромный кусок сыра с дырками. Таким путем, конечно, можно отыскать и кое-что интересное, но это все же выше наших сил. К тому же если вы поверите во все россказни аборигенов, то должны будете принять за истину существование Аку-Аку и всей шайки других призраков. Не забудьте к тому же и Tangata matu, или, как вы их называете, «людей-птиц». Можно все это перечислять бесконечно, Жанна. Ведь полинезийцы не способны рационально объяснить ни одного явления, будь то ординарная боль или неудача в каком-нибудь деле. Они все свалят на сверхъестественные силы, на происки оборотней и злых духов!

— Ну так что? Вы хотите сказать, что это как раз и есть наш случай? — подчеркнула небрежно она.

Каррера молча кивнул, не понимая, к чему она ведет.

— Впрочем, объективно говоря, не совсем. Хотя скорее всего.

— Ладно, тогда скажите мне объективно, что представляют собой прозрачные шары, которые создавали защитный экран вокруг острова, спасший нас от водяного вала?

Тут Альфредо Каррера спасовал, а Христиан Денуае решил прекратить бесполезную дискуссию.

— Все, ребята, брэк! Конечно, мы ничего не знаем об этих шарах, однако бесспорно, что речь вовсе не идет о том, что мы видели духов.

Он немного подумал, затем проговорил:

— Скажите-ка, командан О’Брайен, кроме бомбы «Н», ваши соотечественники не испытывали никаких других штучек, ну, например, летательные аппараты нового типа?

— Это вы имеете в виду летающие сферы? Нет, ничего подобного, Денуае* И к тому же сами подумайте! Если бы мы располагали лучами, способными остановить цунами, то нам не было нужды вкладывать, а тем более топить миллионы фунтов стерлингов в эксперименты с разного рода ядерными устройствами! Мы бы создали непроницаемый барьер вокруг Великобритании и сказали бы всем остальным: кыш\ Да еще бы самым наглым образом…

Все посмеялись над такой возможностью, хотя это и не приблизило их ни на йоту к решению загадки летающих сфер.

Жанна Мансуа, Христиан Денуае, Лоренцо Чьяппе и командан Стив О’Брайен, который увлекся разговорами об археологических исследованиях, в течение получаса уже рылись во внутренней пещере, куда спустились один за другим. Свет фонарей отбрасывал колеблющиеся тени на скалистые стены и земляной пол. Они отыскали еще несколько металлических пластинок, что составило уже десять штук этих удивительных ронго-ронго…

— Посмотрите-ка сюда, — воскликнул чилийский археолог, который, стоя на коленях, окапывал землю вокруг плотного куска металла.

Все бросились ему на помощь, и вскоре на свет появилось нечто вроде выпуклой крышки шестьдесят на восемьдесят сантиметров. Толщина составляла около пяти сантиметров, и один угол несколько сплющен.

— Знаете, это напоминает крышку от какого-то ящичка или сундучка. Ее, должно быть, выперло при подземном толчке вверх… Причем довольно давно. А последний толчок только добавил…

Все принялись копать почву с удвоенной энергией, стремясь найти этот ящичек или сундучок, к которому бы подошла крышка. Но успеха первым добился О’Брайен, наткнувшись на твердый металл. Остальные стали осторожно окапывать землю вокруг прямоугольника… Ящичек был того же размера, что и крышка, высотой около полуметра и тоже без всяких следов коррозии. Освободив находку от черного песка, командан начал вынимать из него содержимое — около сотни пластинок красноватого металла, покрытых идеограммами.

— Это самое сенсационное открытие, которое только могло быть сделано на острове Пасхи, — торжественно провозгласил Денуае. — Мы опишем его позже, а сейчас нужно просеять всю землю вокруг. Возможно, там еще есть что-либо подобное.

Но их надеждам было не суждено сбыться. Пещера, казалось, уже открыла им все свои секреты. И вот, подняв ящик на поверхность, «спелеологи» начали очистку его поверхности. Вскоре стала видна фигура, которая grosso modo напоминала человеческую, но довольно стилизованную. Вместо головы — кружок с клювом, руки в виде стрелок, напоминающих лучи, к тому же закинуты за спину. Выпуклая грудная клетка и выделяющийся по всей длине хребет.

— Это, на мой взгляд, типичное изображение Тангата Ману, — уверенно заявил Денуае.

— Совершенно верно, — поддержал его археолог Каррера. — Конечно, это «птице-человек». Но самое интересное, что мы обнаружили этот рисунок на Моту-Нуи — острове «людей-птиц», как окрестили его полинезийцы.

— Что-то слишком много совпадений, Каррера, — прокомментировала Жанна Мансуа. — Вам ведь известно, что с незапамятных времен аборигены были уверены в существовании на острове тайной пещеры, где спрятаны ронго-ронго. Вот вам и не верь в легенды!

Чилиец скорчил хитрую физиономию и заговорщически прошептал:

— Только не говорите никому, Жанна. Это ведь мой Аку-Аку, в которых вы верите, подсказал мне расположение пещеры!

Девушка возмущенно пожала плечами и стала складывать в кучки одну за другой пластинки. Христиан Денуае помогал ей, в то время как коллеги вдоль и поперек отмывали ронго-ронго, макая губки в воду.

В ящике оставалось еще штук десять пластинок, и, когда Христиан вынул их, внутри прозвучал резкий щелчок. Христиан и Жанна тут же нагнулись и увидели, что на дне расположено что-то вроде широкой кулисы, тянущейся во всю длину металлического дна. Изъятие последних десяти пластинок освободило ее, и, отойдя, она открыла выемку глубиной сантиметров в пять и странный механизм, утопленный в прозрачном зеленоватом материале. Там была серия маленьких просвечивающихся дисков, из которых исходили разноцветные световые импульсы, бросавшие радужные блики на лица людей, склонившихся над сундучком.

Тут подошли остальные и тоже наклонились, чтобы рассмотреть этот удивительный механизм. Но внутри ящичка началась вибрация и раздались щелчки.

— Вы не думаете, что это может быть опасно? — предположила девушка.

— Да. Над этим сразу надо было подумать, — проворчал О’Брайен.

Остальные, прихватив пластинки, отошли на почтительное расстояние, охваченные каким-то непонятным страхом.

— Эй! Алгорробо! — закричал Христиан рулевому на катере, который только что вернулся, переправив мэра Хореко. — Готовься! Мы сейчас отправляемся.

Один, за другим исследователи попрыгали в катер, болтающийся у скалы, а чилийский рулевой спрашивал себя, какая муха их укусила.

— Такое впечатление, что за вами гонится дьявол, сеньор Денуае! — не удержался он.

— Все может быть, Алгорробо! Правь на Ханга Роа. Если завтра здесь дьявол не устроит бум, то мы сюда обратно вернемся, чтобы снова нанести ему визит.

— Да уж! — проворчал О’Брайен. — Если этот механизм является детонатором какой-нибудь адской машины, то нам лучше быть подальше от этого места по крайней мере на несколько километров.

— Согласен, — иронически добавил Христиан. — Частенько страх является лучшим ангелом-хранителем!

Толпа островитян ожидала их на пляже Ханга Роа. В первом ряду стояли военный губернатор, падре Кинтана и доктор Лимезис. Немного позади них находилась Маева Пароя, которая, дружески махнув рукой, приветствовала Христиана Денуае. Явно раздосадованный и обеспокоенный чем-то, губернатор подошел к руководителю экспедиции.

— Вы что, за нас беспокоились, губернатор?

— Да вовсе нет, Денуае. Хотя рассказ бедняги Тонио, которого довольно сильно помяли Аку-Аку, внушил нам некоторое опасение, — выдавил улыбку губернатор.

Затем он с любопытством посмотрел на тяжелый тючок, который сгружали чилийский старшина и Люсьен Буске, а потом опять обратился к этнографу:

— Только что, точнее, в пять двадцать я слушал информацию по радио, и вдруг приемник неожиданно смолк. Сначала я решил, что сгорела лампа или сели батареи. Проверил — все в порядке. Хотел вызвать «Мендозу», но мой передатчик даже не засветился.

— Биддл, пойди посмотри, что с аппаратом господина губернатора, — приказал командан О’Брайен.

Губернатор поблагодарил офицера и послал с радистом одного из аборигенов.

— Боюсь, правда, что речь идет о чем-то более серьезном, командан, — сказал он, понизив голос. — У меня сложилось впечатление, что… работу моего передатчика прервало какое-то внешнее воздействие. Сегодня утром, когда я выходил на связь с Сантьяго, он работал нормально. Я как раз передал об аварии вашего самолета и спасении экипажа…

— Алгарробо, — вмешался Денуае. — Вы можете вызвать «Мендозу»? Попробуйте…

— Да, сеньор…

Старшина исчез в рубке, но скоро вернулся и растерянно выскочил на пляж.

— Ничего не понимаю, сеньор. Радио не работает.

— Наверное, какой-нибудь атмосферный феномен, — высказал предположение О’Брайен. — То же самое было во время моих переговоров с истребителем капитана Госмана, когда в небе появились прозрачные шары…

— Все это так, — возразил губернатор, — но сейчас в небе над Рапа-Нуи нет никаких шаров…

Полинезийцы не знали, что случилось, но чувствительные, как все примитивные народы, они собрались на пляже Ханга Роа, как только разнесся слух о поломке радио у губернатора. Они и так были возбуждены разговорами о «нападении» Аку-Аку на их мэра, и новый инцидент добавил еще больше страху. Некоторые из них начали даже связывать все несчастия с присутствием extranjeros, прибывших в нарушение всех табу.

Духи возмущены, и все тут. Разве нужны еще какие-нибудь доказательства?

Самая большая палатка, в которой хранились материалы экспедиции, окруженная индивидуальными тентами, была превращена в зал заседаний. При свете ацетиленовой лампы члены экспедиции и три англичанина рассматривали сотни увеличенных фотографий ронго-ронго. Фотограф с чилийского корабля проделал эту работу менее чем за четыре часа.

По тенту палатки скользнула тень и кто-то поскребся. Альфредо Каррера отвязал веревочку, которая служила запором, и в палатку вошла Маева Парои, усевшаяся рядом с Христианом Денуае.

— Я видела свет в лачуге Тюпютахи, — объявила она. — Прежде чем прийти, я изучала склоны Рано Као в бинокль. Старушка, наверное, занимается какими-нибудь таинственными делами, — улыбнулась она. — Скоро пастухи возвращаются со стадами, так что дождемся десяти часов и нанесем ей визит.

Она взяла в руки — несколько фотографий, сделанных с медных табличек, и безапелляционно заявила:

— Они совсем не похожи на идеограммы ронго-ронго, вырезанные на дереве. Боюсь, что старая Тюпютахи поймет в них не больше, чем мы…

— А что бы подарить ей? — спросил Христиан. — Как ты считаешь, Маева? Может быть, кусок ткани?

Девушка хитро рассмеялась:

— Она мечтает о голубых джинсах!

— Серьезно?

— Абсолютно. Она даже неоднократно предлагала обменять мне одну Моаи-тироnote 18 на мои штаны.

Сразу же после десяти Христиан, повесив через плечо портативный магнитофон и сунув под мышку скатанные голубые джинсы, отправился в компании с юной учительницей к Тюпютахи. Они дружно карабкались на не слишком отвесный склон кратера Рано Као, который был внутри заполнен озером. Дорога, ведущая к жалкой хижине старухи, змеилась между обломками скал. Слева внизу четко выступали контуры двух Моаи, освещенные бледным светом луны. Рядом с их тенями таилась пустота. Вершины холмов Винапу бросали тень, которая ныряла в Тихий океан. Вскоре из-за скал появилась крыша лачуги, а затем и сложенные из грубых камней стены. Через единственное окно, занавешенное изнутри, так же как и через щели в двери, сочился желтый мутный свет, который Маева заметила еще часом раньше, наблюдая в бинокль.

Звук голосов, доносившихся из хижины, заставил их остановиться, проклиная в душе того, кто их опередил.

— Подойдем поближе, — шепотом предложила Маева. — Окно только занавешено, так что нам, может быть, удастся увидеть в щель ее позднего посетителя.

Когда они приблизились метров на пять, голос стал слышен более четко. Они обменялись удивленными взглядами.

— Ты понимаешь, о чем они говорят? — шепотом спросил этнограф.

— С очень большим трудом. Слово здесь, слово там. Это смесь старополинезийского с каким-то другим языком. Смысл многих выражений от меня ускользает. Я слышу этот диалект, если, конечно, это диалект, впервые.

Христиан снял с плеча магнитофон, подключил выносной микрофон и на цыпочках подошел к окну. Поставив аппарат на землю и направив на окно микрофон, он закрепил его камнями, а потом знаком предложил учительнице отступить.

Голос старой Тюпютахи значительно отличался от голоса собеседника. Голос гостя то замирал на некоторых словах, то звучал с каким-то странным шипением. Легкое дуновение воздуха иногда поднимало край занавески. Маева неслышно, медленно продвигалась вперед, а за ней и этнограф. Положив руку на плечо девушки, он, склонив голову, пытался заглянуть внутрь. Вдруг под его пальцами плечо учительницы резко напряглось и вся она конвульсивно задрожала. Ошеломленная увиденным, Маева чувствовала, что у нее вот-вот вырвется крик ужаса. Но Христиан сумел предупредить это, зажав ей рот ладонью.

Глава V

Маева задергалась, но этнограф сжал ее еще крепче, а потом прошептал на ухо:

— Молчи! Ради бога, молчи! «Он» не знает о нашем присутствии, а если ты закричишь, мы пропали…

Мало-помалу она затихла и кивнула головой в знак того, что поняла. Христиан отпустил ее, и учительница, резко повернувшись, прижалась к его груди.

— Бежим, Крис! — пробормотала она, задыхаясь от волнения и страха.

— Нет, Маева. Я хочу понять… Не шевелись…

Он слегка оттолкнул ее, а сам приблизился к окну. Подняв голову, Денуае глянул в щель занавеси. Некто чудовищный слегка переместился и встал в профиль. Это была настоящая карикатура на человека. Длинный профиль с загнутым то ли клювом, то ли мордой. Существо было ростом около двух с половиной метров. Христиан видел только его правый огромный глаз, расположенный где-то на уровне виска. Зобастая шея поднималась над серо-коричневыми чешуйчатыми плечами и была покрыта как бы светящейся эмалью. Слишком длинные руки оканчивались когтистыми пальцами, между которыми растягивалась желтая перепонка. Что касается ног, то они не отличались бы от человеческих, если бы не имели плоских икр и длинных ступней с перепонками, напоминающих ласты.

На монстре не было ничего, кроме небольшой перевязки на шее, с которой свисала четырехугольная коробочка. От покрытой то ли крупными чешуйками, то ли костяными пластинками шеи вдоль позвоночника спускался вниз зубчатый гребень.

Худая, обряженная в сильно поношенное платье, потерявшее свой первоначальный цвет, старая Тюпютахи, тряся седыми волосами, перевязанными какой-то тряпочкой, с явным интересом склонилась над столом. Ее шныряющие глазки внимательно изучали небольшие цветные прямоугольнички, которые разложило перед ней существо. Присутствие этого кошмарного создания, кажется, не вызывало у нее никаких эмоций. Она слушала его тяжелый свистящий голос и следила за тем, как оно передвигает когтем один прямоугольник к другому. Затем старуха собрала прямоугольнички, сложила их стопкой и засунула в щель в стене за этажеркой, на которой стояла щербатая эмалированная кастрюля.

Существо сняло коробочку, висевшую у него на шее, и поставило ее на край стола. Сев на подобие стула, старуха, положив локти на стол, внимательно уставилась на этот предмет. Коробочка испускала голубоватое свечение, наполнившее комнату, и мягко гудела.

Тюпютахи стала напевать с закрытым ртом, восхищенно глядя на четырехугольник. Время от времени она что-то бормотала и снова продолжала свой странный ритуал. Так продолжалось минут двадцать, после чего коробочка перестала гудеть и сияние погасло. Гигант с загнутым клювом забрал четырехугольник и направилось к двери. Тюпютахи тоже вышла из состояния экстаза и поднялась. Существо, обернувшись, бережно поддержало ее под локоть своей когтистой перепончатой лапой.

Христиан и Маева спрятались за крупный обломок скалы. Старуха вышла на порог, осмотрела склон Рано Као и подала знак. Существо, пригнувшись, вышло из низкой двери, обогнуло колдунью и двинулось вниз, блестя в лунном свете чешуей и бросая кружевную тень своим гребнем. Тяжелым и неловким шагом прошло оно едва не в десяти метрах от прятавшихся. Миновав вершину холма, монстр стал спускаться к пляжу Хангапико, примерно в одном километре к югу от лагеря. Силуэт его на некоторое время застыл на уровне воды, а затем в сотне метров от берега появилось светлое пятно. Снизу поднимался странный зеленоватый свет. Тогда чешуйчатый гигант вошел в океан и двинулся дальше, а когда вода достигла груди, нырнул и скрылся.

Христиан и Маева обменялись растерянными взглядами. Еще минуты три зеленоватый свет сочился из глубин, затем несколько раз мигнул и исчез.

Маева, дрожа, вцепилась в руку Христиана.

— Теперь ты понимаешь, Крис, — шептала она осевшим от страха голосом, — почему полинезийцы верят в реальность существования Аку-Аку?

— Видишь ли, — попытался улыбнуться он, — это существо ведь было совершенно реальным, но тебе просто не хочется в него верить…

— Да я и не говорю, что этот монстр и есть настоящий Аку-Аку. Это аборигены считают его духом.

Все было совершенно логично, но этнограф промолчал. Они вернулись к хижине, и Христиан тихонечко выключил магнитофон, стоявший под окном. Маева сделала над собой титаническое усилие, чтобы выглядеть как обычно, прежде чем постучать в дверь. Старуха открыла, и тут же им в нос ударил резкий запах гнилой рыбы, йода и аммиака. Существо буквально пропитало этим запахом стены и все находящееся внутри лачуги. Старуха сморщилась в улыбке, когда увидела за спиной Маевы этнографа с магнитофоном и свертком под мышкой.

— Сеньор Денуае принес тебе великолепные штаны, Тюпютахи, — с ходу начала учительница.

Эта приятная новость вызвала у старухи еще более широкую улыбку, обнажившую во рту два ряда блестящих черноватых зубов. Благодаря авторитету голубых джинсов она закивала и счастливо забормотала:

— Входите, входите… Мой Аку-Аку сказал правду!

Этнограф заморгал, но промолчал. Он опустился на каменную скамью рядом с этажеркой и осторожно бросил взгляд на то место, где старуха спрятала пластинки, полученные от чешуйчатого существа.

— Ну и что же сказал тебе твой Аку-Аку? — небрежно спросил он, как бы не придавая этому значения.

— Сказал, что ты придешь, сеньор Теснуае.

— Он знает мое имя?

— Нет. Он его не знает, но сказал, что скоро придут extranjeros и принесут мне подарки.

Точность этого «пророчества» сильно взволновала этнографа.

— Почему же он был в этом так уверен?

Она посмотрела на француза удивленным взглядом, прежде чем уверенно ответила:

— Нас немного на Te Pito o te Henua, кто умеет петь ронго-ронго, и ты был должен обязательно прийти, чтобы увидеться со мной.

Она подумала и вернулась к штанам, которые привлекали ее больше всего:

— Это прекрасный подарок. Я спою тебе старые песни…

Без ложного стыда она задрала свое платье, чтобы не мешкая надеть штаны.

— Тюпютахи!.. — с упреком воскликнула учительница.

Старуха остановилась, пожала плечами и, захватив штаны, направилась к чулану, который служил и курятником, закрыв за собой дверь.

— Сходи-ка, составь ей компанию, да постарайся задержать ее там подольше, — посоветовал по-французски Денуае.

Оставшись один, этнограф слегка сдвинул кастрюлю на этажерке и ощупал камни стены. Он тут же обнаружил объект своих поисков, спрятанный в щель. Это была стопка опалесцирующих пластинок, размером с игральную карту, но толщиной в полсантиметра. Взяв одну, он посмотрел на просвет у масляной лампы. Плотный прямоугольник был диапозитивом. На нем проступило собственное изображение этнографа, на других — лица членов экспедиции и английских летчиков. Все они были отсняты под необычным углом. Было такое впечатление, что все изображенные на диапозитивах стояли в кружок, склонив головы над объективом фотоаппарата, лежащего на земле! В круглом просвете, который образовали их лица, был виден клочок голубого неба. На снимках, помимо группы, были изображения Жанны, самого Денуае, летчиков, археологов…

Денуае тотчас понял, почему снимки сделаны под таким странным углом: ведь они поодиночке и группами склонялись над найденным ящичком. Этот механизм с зеленоватой массой внутри был просто-напросто приспособлением для фотографирования. Но, более того, он мог передавать изображение на расстояние…

Как же монстр получил эти диапозитивы и с какой целью передал их старухе? Мысль об этом повергла Христиана в состояние ступора. Поразмыслив, пока женщины возились за перегородкой, он положил диапозитивы обратно. Едва успел он это сделать, как дверь чулана отворилась и перед ним предстала гротескная фигура старой Тюпюта-хи. Она заправила рваное платье в голубые джинсы, которые подвязала вокруг талии веревочкой. Складки платья, свернутого рулоном под штанами, придавали ей вид тучной матроны, гордой своей элегантностью.

— Эти штаны сидят на тебе, как перчатка, — польстил этнограф, соображая, как предпочтительнее выразиться, если речь идет все же не о перчатке, а о штанах.

— Хорошо бы, если ты подарил бы мне пояс, тогда будет еще красивее, — запопрошайничала она, принимая разные смешные позы.

— Хорошо, хорошо, обещаю, — согласился он. — А скажи мне, Тюпютахи, как выглядит твой Аку-Аку?

— Я не знаю.

— Но ведь он, по твоим словам, бывает у тебя, — удивился он.

— Да, и часто. Но когда он приходит, то принимает вид Tangata manu. Так что никто не знает, как он выглядит в действительности.

— А что, его настоящий облик не похож на Tangata manu? Разве он не «человек-птица»?

— Но Tangata manu не может летать на своих крыльях, а мой Аку-Аку летает…

— Ну и на чем же он летает?

— На шарах. На прозрачных шарах… Ты что, проспал вчера?..

Несмотря на бедность своего словарного запаса, старуха изъяснялась совершенно четко, но говорила сплошными загадками. Этнограф не сразу понял смысл ее замечания.

— Ты говоришь о светящихся шарах, которые?..

— Да, конечно. А про пояс ты не забудешь?

Он нетерпеливо пообещал не забыть и, оценив комичность ситуации, снова спросил:

— Можешь описать мне твоего Аку-Аку?

— Он большой. Очень большой, — сказала она, подняв руки над головой. — У него хороший клюв. Это очень красивый Tangata manu.

Этнограф проверил, работает ли магнитофон, и продолжал расспрашивать:

— А как ты его называешь?

— Этого я не могу тебе сказать, это — табу.

— Ну хорошо. А скажи тогда, он приходит к тебе каждый раз, когда ты его позовешь?

— Нет. Но вот уже десять дней как он приходит часто, даже когда я его не зову. Он был у меня сегодня вечером. Разве вы не встретили его?

Они отрицательно покачали головами перед этой святой простотой.

— Скажи, пожалуйста, а разве сегодня вечером… не табу то, что ты нам рассказываешь?

— Он сказал мне, чтобы я правду отвечала extranjeros, и тогда у меня будет «хороший шанс».

— Он так прямо тебе и сказал? — удивился этнограф. — Разве он знает, зачем мы на Te Pito o te Henua?

— Да. Вы ищете ронго-ронго.

Христиан достойно выдержал этот удар и спокойно выложил на стол три увеличенные фотографии ронго-ронго, обнаруженных в пещере на Моту-Нуи. Тюпютахи долго рассматривала снимки, поворачивая их и так и эдак, потом положила перед собой поудобнее и начала петь вибрирующим голосом.

Этнограф и учительница раскрыли рты. Каким образом старуха могла понимать значение этих идеограмм, отличающихся от известных ронго-ронго на дереве? Ведь только те она и могла знать?

Песня ее была ни на полинезийском, ни на диалекте, которым пользуются жители острова Пасхи. Это было что-то другое, хотя и попадались отдельные полинезийские слова.

— Ну вот, — закончила она, спев выбранные Христианом наугад образцы.

— И ты понимаешь эти ронго-ронго? Ты действительно понимаешь их смысл?

— Да. Мой Аку-Аку вложил его в мою голову.

— В твою голову? — переспросила учительница.

— Да. С помощью такой штуки, — она изобразила пальцами прямоугольник. — Это заблестело и вошло мне в голову. Это легко. Это приятно. Это теперь поет в моей голове.

Маева бросила вопросительный взгляд на Денуае, а тот, чтобы старуха не поняла, ответил ей по-французски:

— Существо показывало Тюпютахи что-то вроде светящегося прямоугольника. Ты в этот момент, испугавшись, пряталась за скалой. Объект испускал голубоватое свечение и, казалось, загипнотизировал старуху. После ощущений, которые она нам сейчас столь наивно описала, можно предположить, что речь идет о каком-то гипнографическом аппарате, об инструменте, способном зафиксировать в ее мозгу песни и даже, может быть, смысл ронго-ронго, найденных нами на острове. Удивительнейшая вещь!

— А ты можешь пересказать нам смысл песни? — обратился он к аборигенке.

— Здесь говорится о каких-то великих делах, — предупредила она, прежде чем переводить идеограмму, а затем начала:

— Т’RUV поднялся очень высоко. Дома упали. Т’RUV все поднимался, а дома опускались вместе с холмами. M’houn ушел вместе с Bagivma; другие были мертвы. Живые пошли к большой земле в сторону восхода, к земле, где жили маленькие дикие люди. Новая жизнь началась для этих M’houn, но затем Т’RUV покрыл горы. Все.

— Спасибо, Тюпютахи. Конечно, — вздохнул этнограф, — все это очень интересно, но позволь спросить тебя об этом исходе. И вообще, кто были эти «M’houn»?

— Люди, — ответила старуха. — Люди, немного похожие на Tangata manu.

— А T’ruv, это Tirouvi? То есть «потоп»? — спросила учительница, которая, конечно, поняла это полинезийское слово.

— Итак, — констатировал Христиан, — эта история начинает приобретать более четкую форму. «Холмы опускались…» Может, там сказано, что их поглощал потоп? Или они опустились в связи с геологическим катаклизмом? Продолжай, Тюпютахи…

— Bagivma, — продолжала старуха, — это шары, которые летают.

— Светящиеся шары? — удивленно воскликнул Денуае. — Но как этот древний текст может сообщать об аппаратах, способных переносить по воздуху людей, пусть даже и отличных от нас, но все же современников потопа?!

— Ты просил меня объяснить ронго-ронго, я тебе и объясняю. Дай мне другие, и я тебе их пропою.

— Завтра я тебе принесу фотографии многих ронго-ронго. Ты можешь держать их у себя столько, сколько нужно, чтобы перевести. А, кстати, твой Аку-Аку придет завтра?

— Manana? Guien sabe? Он приходит, когда захочет.

— Если вдруг он придет, скажи ему, что я хотел бы с ним встретиться, — проговорил он после короткого колебания.

Учительница, услышав эти слова, беспокойно вздрогнула. А старая полинезийка отрицательно помотала головой, не выказывая никакого удивления.

— Он не хочет тебя видеть. Может быть, позже. Он мне сказал об этом перед тем, как ушел.

— Любопытно, — пробормотал этнограф, как бы про себя. — А ты понимаешь, что он говорит? Кстати, на полинезийском или на… современном языке? Или на каких-нибудь других языках?

— Конечно, я его понимаю. Несколько раз разговаривала с ним на испанском. А однажды он принес книги, разложил их на столе, пока мы разговаривали. Они были в сумке из стекла.

— Как это из стекла? Ты хочешь сказать — в прозрачной сумке?

— Да. Но она была закрытая и мокрая. Он разрешил мне их посмотреть. Там были картинки — большие дома, люди, огромные джипы, еще больше, чем у губернатора.

Этнограф нарисовал грузовик в блокноте.

— Такие?

— Да. Такие джипы. А в одной книге были цветные рисунки. Он сказал, что это Рапа-Нуи, но очень маленький, — с пренебрежением проговорила она. — Было еще много других рисунков.

— Может быть, это был атлас? — удивленно спросила Маева. — Где же он взял эти книги?

Старуха усмехнулась своими тонкими губами.

— Он сказал, что… украл их на других островах. Он очень сильный, мой Аку-Аку, — с восхищением уточнила она. — А теперь я устала и хочу спать… — закончила Тюпютахи без перехода.

Этнограф поднялся.

— Завтра мы принесем тебе много фотографий ронго-ронго.

— А подарок?

— И подарок, — пообещал он.

Шаги этнографа и учительницы мало-помалу затихли на склоне Рано Као, и тогда из-за одного обломка скалы медленно поднялся чудовищный силуэт. Странное существо повернуло голову в сторону берега, провожая взглядом молодых людей, и его правый глаз при этом горел, как рубин.

Тангата Ману издал нечто вроде кряканья и неуклюже, вперевалку направился к лачуге старухи. Затем заскреб когтями по дереву двери. Старая Тюпютахи немедленно открыла и приняла так называемого своего Аку-Аку с выражением живейшего удовлетворения.

— Входи Коалт-Иоха… Они только что ушли… Я им рассказала все, что ты велел.

Монстр издал глухое ворчание и согнулся, чтобы проследовать за Тюпютахи в ее более чем скромный домишко. Сверкающее тело существа издавало совершенно тошнотворный запах «тухлятины».

Глава VI

А на острове Моту-Ну и члены экспедиции окружили предусмотрительно оставленный вчера перед входом в пещеру сундучок. Жанна Мансуа поставила портативную машинку на плоский обломок скалы. Археолог Бернар Леруа, встав на колено, склонился над сундучком. Тут же в нижней части ящика засияли восемь лепестков и раздались щелчки, а кулиса задвигалась.

— Эта штука опять начала работать, — ответил он. — Хорошо, что это не адская машинка, а просто фотокамера.

— Да, — подтвердил этнограф. — В этот самый момент некие странные создания, скрывающиеся бог знает где, фиксируют наши лица, склонившиеся над ящиком. Любопытно себя чувствуешь, зная об этом, не правда ли?

— М-м-м… — пробормотала Жанна. — Выходит, что эта штука была предназначена для фиксации тех, кто когда-нибудь откроет камеру, рано или поздно обнаружив ронго-ронго, спрятанные в пещере…

— У вас, Денуае, нет сомнении относительно своих действий? — спросил командан О’Брайен.

— Нет, командан. Я прежде всего считаю, что ящик не представляет никакой опасности…

Офицер посмотрел на руководителя экспедиции и как бы безразлично бросил:

— Ну что ж! Делайте что хотите. Что же касается нас, то мы удаляемся.

— Но ведь эти существа уже располагают вашими фотографиями. Вы и ваши товарищи смотрели вчера в ящик.

— Это не повод, чтобы постоянно подсовывать им наши обличия, этим ящерицам.

Однако этнограф, пожав плечами, вынул из кармана свой паспорт и, раскрыв его, показал внутрь камеры. То же самое по очереди сделали остальные члены экспедиции под насмешливыми взглядами летчиков.

— Ну вот, теперь мы представились Тангата Ману, — улыбнулся Христиан. — Это должно показать им, что мы разобрались с механизмом.

Сидя на обломке скалы, Жанна Мансуа заложила в машинку лист чистой бумаги и спросила:

— Печатать заглавными буквами, чтобы текст был более читабельным?

Денуае кивнул и медленно начал диктовать:

МЫ НАДЕЕМСЯ ЧТО ВЫ ПОНИМАЕТЕ И ЧИТАЕТЕ НА МНОГИХ ЯЗЫКАХ.

ВЧЕРА ОБЪЕКТИВ РАСПОЛОЖЕННЫЙ НА ДНЕ ЭТОГО ЯЩИКА, СФОТОГРАФИРОВАЛ НАШИ ЛИЦА. ТЕПЕРЬ ВЫ РАСПОЛАГАЕТЕ ОСНОВНЫМИ СВЕДЕНИЯМИ О НАС ИЗ НАШИХ УДОСТОВЕРЕНИЙ.

КТО ВЫ? ГДЕ ВЫ НАХОДИТЕСЬ? МЫ РАССЧИТЫВАЕМ ВОЙТИ В КОНТАКТ С ВАМИ, ЕСЛИ ВЫ ПРОДЕМОНСТРИРУЕТЕ ТАКОЕ ЖЕЛАНИЕ. ЗАВТРА МЫ НАНЕСЕМ ВИЗИТ ТЮПЮТАХИ В НАДЕЖДЕ ПОЛУЧИТЬ ВАШ ОТВЕТ.

— Я полагаю, что этого достаточно, — заключил он. — Наш лаконизм объясним.

Текст, прежде чем его поднесли к сундучку, был напечатан еще на английском и испанском языках. Когда лепестки и кулиса перестали щелкать, Жанна Мансуа поднялась и, улыбнувшись, сказала:

— Итак, наше послание «пошло»! Теперь будем ждать прихода почтальона!

— Счастливые люди! И ни в чем-то вы не сомневаетесь, — проворчал командан О’Брайен саркастически. — Вы даже не знаете, что собой представляют эти создания, и уже наивно направляете им свои пожелания! А если этот ящик просто-напросто наживка? Ловушка?..

Он не знал, как точнее выразить свою мысль, и махнул рукой.

— Этот сундучок был зарыт в пещере по крайней мере несколько столетий, если не сказать больше, — возразил этнограф, — и я не вижу, как бы он мог послужить наживкой или ловушкой. Наоборот, в этом случае он лежал бы на виду!

— Но ведь не положили же его здесь случайно, так ведь? С какой целью эти чудовища спрятали его в пещере, будь то на прошлой неделе или тысячу лет назад? Вы что, не согласны?

— Ладно. Посмотрим. Я думаю, что ответ не задержится, если только они захотят нам ответить. Кстати, сейчас командан Лагранж должен готовить батискаф к спуску, а уж кто-кто, но Лагранж ждать не любит.

Подвешенный на тросах огромный продолговатый аппарат покачивался над верхушками волн при спуске с чилийского корабля в нескольких километрах от берегов острова Пасхи. Помещение внутри Батискафа-2 было достаточно обширным: пять метров в длину, три с половиной в ширину, но высота не более двух с половиной метров. Поскольку готовилось пробное погружение, то, помимо командана Лагранжа и лейтенанта-океанографа Андре Фабра, в батискафе находились пассажиры — Христиан Денуае, Жанна Мансуа, Бернар Леруа, Лоренцо Чьяппе. Сидя перед пультом, светящимся циферблатами, утыканным рукоятками и штурвальчиками, этнограф и его товарищи изучали пластинки, найденные в пещере острова Моту-Нуи. На первой была выгравирована карта Рапа-Нуи в том виде, как он выглядел раньше, то есть вытянутый в два раза больше на восток. На другой пластинке тоже был изображен остров, но его очертания никому не были знакомы.

— Эта вторая карта совершенно непонятна, — ворчал Пьер Лагранж. — Если она в том же масштабе, что и предыдущая, то, скорее всего, этот остров сейчас не существует. В некую эпоху он был поглощен океаном, как это случилось с восточной частью Рапа-Нуи.

— А может, все же речь идет вовсе не об острове, — рискнула Жанна Мансуа.

— Вы хотите сказать, что это, возможно, континент?

— Вы сами подтолкнули к этой мысли, говоря о другом масштабе карты, командан, — напомнил этнограф. — Как толковать эту карту, если она составлена в относительно крупном масштабе? — спросил он, сравнивая пластинки.

— Может быть, это и континент, — улыбнулся офицер. — Например, Муnote 19, древний континент, поглощенный океаном? Послушайте, Денуае, спускайтесь с небес на землю!

— Да мы и так спустились достаточно низко, командан, уже почти в воде, — обронила филолог.

— Ах, да, — тут же обернулся он к ней. — Я и забыл, что это ваш конек!

— Вовсе нет, просто я выдвигаю рабочую гипотезу, — отпасовал этнограф.

— Хотите сказать, что это гипотеза, основанная на серьезных геологических данных? На океанографических и археологических исследованиях? Было бы странным, если бы вы оказались правы, а все другие — в дураках!

— Ну, знаете, командан, батискаф здесь как раз для того, чтобы проверять наши гипотезы, так что пари принимаются!

— О’кей! Ставлю бутылку чинзано, тем более что сегодня мы обогнем остров в подводной его части в пятнадцати километрах от берега. Сейчас мы находимся над бездной в две тысячи сто метров. Мы пройдем в трехстах метрах от поверхности вокруг подводных холмов. — Он показал на нынешнюю карту Рапа-Нуи и добавил: — Там, на континентальном основании острова, на трехсотметровой глубине должна продолжаться одна из этих Арада, или, как их называют, «дороги отплытия», которые еще видны на современных берегах! В соответствии с картой мы должны находиться сейчас прямо у точки, где дорога кончалась и уходила под воду. Но полагаю, что мало шансов обнаружить ее дальнейшие следы. Десятки, а то и сотни метров осадочных пород должны скрыть ее.

— Давайте-ка, Фабр, продолжайте командовать погружением!

Лейтенант взял в руки микрофон.

— Отпускайте тросы!

— Но у вас-то передатчик работает! — удивился этнограф.

— Да. Начиная где-то после пятнадцати километров от берега, но передает только на расстояние около двух километров, что совершенно непонятно. Мы проводили опыты и на катере, но передатчик действовал на том же расстоянии, и точка! Наш друг Тонио увидел бы в этом руку Аку-Аку, — усмехнулся, он.

Шум машин заглушил грохот воды, вливавшейся в балластные цистерны: батискаф начал погружаться. На зеленом экране сонара — ультразвуковое зондирование — рисовались арабески пульсирующей волны. Импульс с регулярными интервалами странным образом резонировал в кабине батискафа. На командном пульте светилась целая куча шкал, на которых неистовствовали стрелки или бежали целые колонки цифр. Темным пока оставался только телевизионный экран, поскольку внешние телекамеры не были включены.

Расположившись позади офицеров-океанографов, пассажиры следили за их жестами, точными и взвешенными. На глубине триста метров включились подводные прожекторы и заработали телекамеры. На экране появилось огромное пространство, покрытое водорослями, настоящий подводный лес, населенный странными обитателями: призрачными медузами, змеевидными полупрозрачными рыбами, креветками. Возбужденные светом прожекторов, растения грациозно распускали свои разноцветные покрывала, которые медленно колыхались.

Континентальный цоколь острова ступенями поднимался к западу. Командан Лагранж включил панорамный обзор. Почти рядом с ними был сход в бездну, всего в каких-то десятках метров. Зияла пропасть в тысячу восемьсот метров глубиной. Батискаф повернулся бортом к «берегу» бездны; противоположная часть была обращена к великолепной цепи подводных холмов. На экране медленно проплывала картина дна — песок, скалы, обломки кораллов, все это проглядывало сквозь заросли водорослей. Иногда под лучом прожектора вспыхивали старые перламутровые раковины, возникали облачка песка, поднятые при бегстве рыб, похожих на ската.

— Конечно, — вздохнул командан Лагранж по прошествии четверти часа. — Было бы наивно надеяться найти продолжение одного из этих путей «разгрузки», ранее используемых полинезийцами. С незапамятных времен их покрывают осадки… Черт побери! — вдруг выругался он, лихорадочно работая рычагами и рукоятками…

— Вы что, наконец обнаружили дорогу? — спросила Жанна Мансуа.

— Да нет. Это скорее напоминает какой-то прибор-индикатор. Смотрите! Смотрите, опять появился! — крикнул он, начиная увеличивать изображение на экране.

И тут действительно на экране возник какой-то объект, вроде металлической пирамидки высотой в три метра с мачтой, на вершине которой располагался черноватый шар около метра в диаметре. Все это было чистое, гладкое, без следов коррозии и раковин-паразитов!

— Вот так раз! — пробормотал археолог Леруа.

— Как вы думаете, что это такое?

— Извините, Жанна, но у меня под рукой нет туристического путеводителя!

Ироническое замечание командана Лагранжа прозвучало тем не менее фальшиво, поскольку лицо его выражало такое же удивление, как и у всех остальных.

— Может быть, это какой-нибудь океанографический прибор, — настаивал Леруа.

Его собрат Лоренцо Чьяппе пожал плечами:

— Ничего похожего на то, что устанавливает мое правительство.

— К тому же, — назидательно добавил лейтенант Фабр, — вообще не существует океанографической аппаратуры такого типа… Я действительно не понимаю, для чего может быть предназначена эта пирамида с шаром.

Батискаф начал медленное движение, описывая дугу вокруг сооружения, прежде чем его стало относить в сторону от подводных холмов.

— Какой странный объект, — прошептала Жанна Мансуа. — На этом металлическом шаре нет ни отверстий, ни выступов.

— Это просто громоотвод на каком-нибудь здании континента Му, — ехидно проговорил командан Лагранж.

Но шутка его повисла в воздухе, а этнограф уточнил:

— Если такой континент и существовал, то он никак не мог находиться здесь, в открытом море, в пятидесяти километрах от Рапа-Нуи. В лучшем случае он располагался бы гораздо дальше к востоку, но теперь это скрыто под сотнями метров осадочных наслоений.

— Ну, это совершенно беспочвенное предположение…

— Да, но небезынтересное с точки зрения осадочных пород, — подчеркнул лейтенант Фабр.

— Эй! Вот еще один шарик, — воскликнула Жанна Мансуа, придвигаясь к экрану.

Действительно, очень близко в луче прожектора появилась еще одна пирамида с колонной, увенчанная шаром. Встревоженный близостью объекта, командан Лагранж, оставив споры, стал быстро манипулировать рукоятками, чтобы сменить курс… Однако течение сносило батискаф, и он шел прямо на мачту.

— Мы… мы сейчас врежемся прямо в шар! — прошептала Жанна, неотрывно глядя на экран.

Металлическая сфера увеличилась в размерах, заняла весь экран и стала расплывчатой. Резкий толчок потряс подводный аппарат и бросил сидящих людей друг на друга. Лишь командан Лагранж и лейтенант Фабр, ухватившиеся за пульт, смогли удержать равновесие. Притормозивший тяжелый аппарат обернулся вокруг оси и долго покачивался, чтобы принять вертикальное положение. Затем его понесло на запад к бездне.

— У нас что, авария? — забеспокоился этнограф, помогая Жанне Мансуа подняться.

— Вроде бы нет. Однако удар был приличный! — проворчал офицер. — Впрочем, камеры не пострадали.

— Как и мы сами, — проворчал чилийский археолог, массируя ребра.

На экране просматривались тучи песка, закрывая обзор. Командир батискафа сконцентрировал свое внимание на пульте управления, а потом направил аппарат к мутному облачку на краю бездны, которое уже оседало. Наконец вода очистилась, и находящиеся в батискафе с удивлением обнаружили, что шара на вершине пирамиды нет.

— Вот те раз! Кажется, мы сорвали эту металлическую штуковину!

Пьер Лагранж медленно повернул камеру.

— Смотрите-ка, и пяти минут не прошло, а шарик почти у края пропасти! — воскликнул лейтенант. — Он зацепился за кусты кораллов.

— Командан! Стоило бы прихватить с собой эту сферу!

— Черт побери, Денуае! Я тоже подумал об этом…

Батискаф медленно двинулся вперед, чтобы занять место прямо над шаром. Из нижней части подводного аппарата выдвинулись манипуляторы, и, контролируемые по экрану, все шесть когтей вцепились в шар.

— Я его захватил, — обрадовался океанограф.

— Браво! — поздравил его командан. — Это стоит бутылки чинзано, Фабр!

— Думаю, что это стоит целого ящика! — тут же откликнулся Христиан.

— Ладно. На сегодня плавание заканчиваем. Завтра вернемся и нырнем в бездну прямо у подножий холмов.

Подхваченный мощной стрелой «Мендозы», батискаф был водружен на свое обычное место.

— Вы что, внизу выловили эту штуку? — спросил командан О’Брайен, разглядывая металлическую сферу, перенесенную на палубу.

— Нет. Она прилетела к нам из стратосферы и села сама по себе! — усмехнулся Лагранж, медленно обходя шар.

Сферу силой оторвали от ее подставки. Точка, в которой она крепилась к матче, была отчетливо видна. Это был кружок, сантиметров двадцать пять в диаметре. Металл в этом месте имел тот же цвет, что и на пластинках ронго-ронго. Этнограф попробовал его пальцем.

— Вы полагаете, что это тот же металл, что и на пластинках из пещеры? — спросил Лагранж. — Если это и не так, то, во всяком случае, очень похожий.

Денуае постучал по сфере зажигалкой, после чего она долго звенела.

— Это какой-то пустотелый механизм. Помогите мне, Лоренцо.

Чилиец помог ему развернуть шар, и тут они заметили, что из него выдвинулась секция размером где-то двадцать на пятьдесят сантиметров.

— Повернув сферу, мы, должно быть, включили какой-то механизм, — заметил Денуае, приближаясь к ящичку.

— Ну, знаете, скорее бы удар, который она испытала, должен был разблокировать механизм. Но тем не менее…

Видя, что этнограф пытается отверткой открыть крышку секции, командан О’Брайен вмешался.

— Не стоит делать этого, Денуае. Эта штука может оказаться опасной.

— Вы, командан, все еще находитесь под впечатлением игры с вашей бомбой «Н»!

Последний удар молотка, и секция, открывшись, упала к ногам. Однако ни по краям отверстия, ни внутри «окна» не было видно никакого блокирующего устройства.

— Как же там держалась эта штуковина? — задумчиво проговорил этнограф, становясь на колени, чтобы осветить внутренность сферы фонарем.

В центре ее находился тоже шар сантиметров в тридцать диаметром, из которого, наподобие морского ежа, торчали стерженьки. Через прозрачный материал виднелись последовательно расположенные в форме бутерброда большие и маленькие диски толщиной миллиметров в пятнадцать, соединенные выступами, и глубже просматривался еще один сложный механизм.

— Да. В этом заложен какой-то непонятный нам смысл, — пробормотал командан Лагранж.

Этнограф закусил губу и наконец решился тронуть внутреннюю сферу. Диски тут же пришли в движение, закачались, завращались, цепляясь друг за друга. Христиан повторил свой опыт, но толкнул сильнее. Движение ускорилось.

— Не напоминает ли вам это что-нибудь, Денуае?

— Да. Кое-что, командан, — ответил тот, храня пока выводы при себе.

Взяв молоток, он нанес резкий удар по внешней сфере, зазвеневшей, как бронзовый колокол. Вибрация тут же передалась малому шару. Диски буквально пришли в неистовство.

— Теперь понятно, командан?

Офицер с сомнением посмотрел на этнографа. Он колебался, прежде чем вынести окончательное заключение.

— Мне кажется, учитывая чувствительность аппаратуры к ударам и вибрациям, что речь идет об инструменте… типа сейсмографа.

— Совершенно верно, командан, я пришел к такому же выводу. Скорее всего, это подводный сейсмограф. Мы обнаружили два таких механизма на расстоянии в пятнадцать километров один от другого, но нельзя исключать, что весь подводный цоколь Рапа-Нуи уставлен подобными штучками. Впрочем, батискаф позволит нам в этом удостовериться.

— Подводные сейсмографы… — недоверчиво протянул командан О’Брайен. — Но если их установило не чилийское правительство, то кто же? И с какой целью?

— А я, например, не удивлюсь, если за всем этим стоят Аку-Аку, — засмеялась Жанна Мансуа.

Британский офицер пожал плечами.

— Нет, нет, — вмешался этнограф. — Не думайте, что это шутка. Я теперь твердо уверен, что прозрачные сферы, появившиеся над островом перед цунами, и эти подводные сейсмографы тесно связаны с созданиями, которых полинезийцы считают Аку-Аку.

— Эти ужасные существа с птичьими клювами? Те, которых старая Тюпютахи окрестила Тангата Ману? By jove! И где же, по-вашему, они прячутся? Летающие сферы, подводные сейсмографы — все это предполагает техногенную цивилизацию, далеко шагнувшую вперед. Цивилизации, способные создать подобные механизмы, не могут исчезнуть просто так.

Он опять пожал плечами.

— Пустынный остров, затерянный в Тихом океане? В наше время в такое просто не верится. Островок, в километр длиной, еще может ускользнуть от внимания навигаторов и воздушного наблюдения. Но чтобы достаточно крупная суша осталась незамеченной, когда небо бороздят самолеты, а воды пенят корабли, в это я верить отказываюсь! — Искоса глянув на семасиолога и этнографа, добавил: — И не говорите мне о некой интеллектуальной расе пришельцев с других планет!

— Но ведь вы сами додумались до этого, — насмешливо сказал Христиан, глядя на офицера, который злился, так как не мог привести каких-нибудь достойных аргументов. — Лучше ищите решение этих загадок на Земле! Не стоит выходить пока за ее пределы!

— Если эти проклятые двуногие наблюдают за нами при помощи сфер, подобных сферам Рапа-Нуи, то они наверняка причастны к разрушению нашей базы на острове Хендриксон! — проворчал лейтенант Петер Хиггинс.

— Да. Можно предположить и такое, — признал этнограф, — но с полной уверенностью утверждать пока нельзя. К тому же выходит, что, будучи ответственными за уничтожение вашей базы, они спасли в то же время Рапа-Нуи от цунами, вызванного взрывом вашей бомбы «Н»!

— Я не понимаю логику их действий, — заявил Стив О’Брайен. — Здесь какое-то противоречие. Если бы остров Хендриксон был разрушен после цунами, то в этом хоть был бы какой-то смысл, как наказание, например. Но он-то ведь был разрушен до цунами часов за пять, прежде чем волны пошли на Рапа-Нуи…

— Действительно, нет никакого смысла разрушать остров и уничтожать базу через час после взрыва бомбы «Н», — поддержал командира Петер Хиггинс. — Если это был ответный удар, то его следовало нанести молниеносно! Но тогда с какой целью, бог ты мой, и по какой причине? С точки зрения логики, нет никакого оправдания уничтожению базы, техников и военных экспертов!

— Оправдание есть!

— Какое? — взвился Хиггинс, глядя на Денуае.

— С точки зрения Тангата Ману, виновники последовавших после взрыва событий, в частности цунами, должны были быть наказаны уничтожением вашей базы. Подземный толчок мог стать причиной многочисленных разрушений на острове Пасхи. Например, под воздействием вашей хлопушки осыпалась и открылась пещера с металлическими ронго-ронго на Моту-Нуи. Могла к тому же пострадать подводная часть острова, где тайно живут эти существа!

Эти аргументы вызвали возбуждение британских летчиков.

— Ладно, пусть так, — согласился О’Брайен. — Но как же эти проклятые создания смогли узнать, что бомба сброшена по команде с острова Хендриксон?

Этнограф молча указал на сферу из красноватого металла, потом проговорил:

— Существа, способные расставить подводные сейсмографы на глубине трехсот метров, которые точно оповещают об опасности, наверняка располагают огромными возможностями. Я не удивлюсь, если окажется, что они могут сотворить много большее, чем мы можем себе вообразить.

— Не дай бог, если они нам это докажут, — проговорила Жанна, испытывая волнение, близкое к ужасу.

Глава VII

В большой палатке, где хранились материалы, собранные экспедицией, члены ее вели негромкий разговор с летчиками. На этом ночном сборище присутствовала и учительница.

Время от времени этнограф нетерпеливо поглядывал на часы.

— Опять ничего. Буске с четырьмя матросами с «Мендозы» заступил на пост в двадцать тридцать. Они не спускают глаз с Рано Као и хибарки Тюпютахи. Если в течение часа Аку-Аку старухи появится, то они нас предупредят. Впрочем, боюсь, что свидание не состоится…

— Что ж, тогда мы останемся, как говорится, при своем интересе…

Тут раздался шум шагов, и вскоре у входа в палатку появилась колеблющаяся на тенте тень. «Заговорщики» затаились. Этнограф вышел и задернул за собой полог. Друзья услышали, как он внятно проговорил:

— Ja oka na, Тонио!

— Ja oka na, Теснуае! Ты спал?

— Нет, но собираюсь. Пойдем, — пригласил он мэра, стараясь отвести его подальше от палатки, — выкурим по сигарете. Как ты себя чувствуешь? — спросил он, усаживаясь у подножия Моаи, в тридцати метрах от штаб-квартиры.

— Лучше. Лекарство, которое дал доктор, — очень хорошее. Они все спят? — кивнул он головой в сторону палатки.

— Думаю, что да.

Мэр посмотрел на пустынный пляж, окаймленный полосой пены, потом сказал, понизив голос.

— Я видел Аку-Аку, Теснуае.

— Своего?

— Нет, другого. Он со мной не говорил. Это было сегодня вечером, около семи. Я рыбачил с лодки, а он купался у подножия холмов Винапу.

Услышав удивленное восклицание этнографа, Хореко понял это как поощрение к продолжению рассказа и уточнил:

— Он плавал. Я сразу, как понимаешь, сделал магические жесты. Я боялся, что он принес мне несчастье.

Христиан невозмутимо спросил:

— А он-то тебя видел?

— Конечно, потому что ответил на мои знаки, дав понять, что не желает мне дурного.

— Совершенно верно, — согласился Христиан, прежде чем всерьез добавить: — Я его знаю. Это мой единственный Аку-Аку. Он всегда исчезает, уходя под воду. Это привычка у него такая…

Мэр обалдело посмотрел на француза.

— Ну… да-а, — заикаясь протянул он. — Так Аку-Аку и сделал. Нырнул под воду возле рифов и больше не появлялся!

— А я тебе что говорил?! — победоносно заявил Христиан. — Это хороший знак для тебя, Тонио. Это доказывает, что он доволен твоим дружеским отношением ко мне. Я ведь твой брат, правда, Тонио?

— Я тоже твой брат, правда, Теснуае? — простодушно заявил мэр, стуча себя в грудь и гордясь тем, что имеет братом extranjeros, обладающего таким Аку-Аку. — Может, ты говорил ему обо мне?

— Конечно, черт побери! Он был очень доволен, узнав, что ты собираешься отвести меня в свою «семейную пещеру», которая для других — «секрет».

— Да. Я свожу тебя в нее, — пообещал полинезиец с трогательной наивностью. — Хочешь даже, пойдем туда сейчас?..

— Спасибо, Тонио. Может быть, завтра? Сейчас мне нужно отдохнуть.

Мэр ушел, а Христиан вернулся к друзьям. Сообщение Хореко его заинтересовало.

— Что же могло делать это существо у обрыва? — спросил О’Брайен, когда услышал рассказ этнографа.

— Трудно даже представить, — ответила за всех учительница. — Место довольно опасное, рядом рифы. Местные жители ходят туда редко как из-за того, что трудно добираться, так и из-за табу. По поверью, подножия этих холмов часто посещают Moai Kava Kava.

— А это еще что за штука? — забеспокоился О’Брайен.

— Это то, что полинезийцы считают привидениями, — объяснил этнограф. — Уже девять тридцать, — обеспокоенно заметил он. — В одиннадцать или чуть позже мы с Маевой отправимся к старой Тюпютахи. А что вы скажете о ночной экскурсии к подножию этих холмов? Может быть, лучше, укрывшись от нескромных взглядов, спокойно проплыть в автономных скафандрах? И…

— Completeky! — воскликнул О’Брайен.

— А я, например, не вижу в этом предложении ничего глупого, — парировал Лоренцо Чьяппе, которого тоже захватила идея, предложенная шефом экспедиции.

— Вы согласны? — спросил этнограф у других.

— Banko! — бросил Бернар Леруа.

— Целиком и полностью согласен, — откликнулся Каррера. — Катер и снаряжение будут подготовлены к вашему возвращению, — уточнил он, обращаясь к Христиану и Маеве.

Старая Тюпютахи, уморительно выглядевшая в своих новых джинсах, вздувшихся от засунутого в них платья, приняла гостей со всеми возможными выражениями дружбы. Восхищенно уставившись на подарок — рубашку Жанны Мансуа, которую ей только что вручил этнограф, она не обращала никакого внимания на гримасы посетителей. С момента, как они вошли, у них перехватило горло от мерзкого запаха, который витал в хижине; он и в прошлый раз, хотя и в меньшей степени, сопровождал появление Тангата Ману. Наверняка сидевшие в засаде упустили его приход. Монстр уже побывал у старухи! И, видимо, совсем недавно, судя по густоте запаха, впитавшегося в стены маленькой комнатенки.

— Твой подарок очень хороший, — проговорила старуха.

Она быстро вытянула платье из штанов. Этнограф отвел глаза от спектакля, вызвавшего у него только улыбку, но недовольная учительница подтолкнула Тюпютахи к курятнику, собираясь тоже войти туда.

— Не трогай дверь! — вдруг закричала старуха, отстраняя Маеву. — Если ты разбудишь моих кур, то они поднимут дьявольский шум!

Девушка пожала плечами и села рядом с Христианом. Гордая своей обновой, Тюпютахи тоже уселась на табурет, поставив локти на стол, и заявила без всякого вступления:

— Мой Аку-Аку приходил и спрашивал, почему летчики не поступили как ты и твои друзья с бумагой и книжечками?

— Паспортами? Он хочет знать, почему британские летчики не «показали» свои бумаги ящику?

— Наверное, так…

— Но ты ему сказала, что это летчики?

— Да. Я объяснила, что их самолет разбился вечером, когда шел водяной вал. Скажи, почему они не хотели показать бумаги?..

— Тут нет ничего загадочного, Тюпютахи, ты бы и сама могла ему это объяснить. Летчики, как люди военные, не хотели показывать бумаги без разрешения своих начальников. А начальники далеко, очень далеко от Рапа-Нуи. Твой Аку-Аку хорошо понял наше послание?

— Да. А как ты послал его ему? — удивленно спросила она.

— Это я тебе объясню как-нибудь потом. Ты кончила переводить ронго-ронго?

— Ох! Нет. Нужно еще два-три дня. Их слишком много. Приходи через три дня.

— Крис, дай-ка мне сигарету, — попросила учительница, которая не могла преодолеть отвращение, вызванное запахом, оставленным существом.

Он закурил сигарету, затянулся и передал девушке, а затем продолжал:

— А что еще сказал тебе Аку-Аку?

— Он хочет знать, что сделали летчики? Это они сбросили бомбу? Мой Аку-Аку говорил об очень большой бомбе. Он хочет знать. Ты слышал о бомбе? — с сомнением спросила она.

Несмотря на всю наивность вопроса, Христиану было не до смеха. Слишком опасные перспективы влек за собой этот «наивный» вопрос. Он бросил взгляд на Маеву и увидел, что она побледнела. С выражением непередаваемого ужаса она смотрела на дверь в курятник. Ноздри ее раздувались, дыхание сделалось прерывистым, горло перехватывало. Она подсела поближе к этнографу, схватив его за руку, забормотала:

— Крис… Я плохо себя чувствую…

Она конвульсивно сжала руку Христиана, неотрывно глядя на дверь чулана.

— Я прошу тебя, Крис… проводи меня…

— Да, маленькая. Но, может, ты подождешь еще минутку?

Она закрыла глаза и начала молча молиться. Потом открыла. Спина напряглась, взгляд застыл. Она всеми силами боролась с охватившим ее ужасом, чтобы дать Христиану закончить разговор со старой колдуньей.

— Бомба, о которой говорил твой Аку-Аку, Тюпютахи, — это такая штука, которую тебе трудно представить. Она вызвала землетрясение и водяной вал. Что касается наших английских друзей, то их миссия заключалась в другом: они должны были проследить за ходом взрыва. Бомбу сбросили не они, так и передай своему Аку-Аку.

Она проводила их до двери, потом проговорила со странной артикуляцией:

— Мой Аку-Аку хочет, чтобы вы перестали следить за ними. Вы случайно слишком рано обнаружили ронго-ронго на острове Моту-Нуи. Вы должны мне завтра вернуть эти металлические пластинки.

Этнограф растерянно посмотрел на нее. Он меньше бы, вероятно, удивился, если бы старуха вступила в дискуссию об эзотерическомnote 20 смысле Энеиды или кабалистическом толковании Библии.

— Однако! У тебя прекрасная память, если ты сумела запомнить такую длинную фразу, какую он тебе продиктовал!

Учительница потянула за руку Христиана, сказав, обращаясь к Тюпютахи:

— Скажи своему Аку-Аку, что extranjeros не являются хозяевами ронго-ронго. Рапа-Нуи, как тебе известно, принадлежит чилийским властям. Теперь ронго-ронго по праву является их собственностью. Скажи, что по этой причине их невозможно вернуть твоему Аку-Аку.

— Хм… Да… Это невозможно, — подтвердил этнограф, спрашивая себя, почему вдруг Маева так точно сформулировала отказ.

Они попрощались со старухой и вышли на дорогу, которая спускалась к подножию кратера. Маева, дрожа, прошептала на ухо французу:

— Скорее, Крис, скорее… Он за дверью!

Пораженный, Христиан остановился, чтобы взглянуть через плечо.

— Нет… Только не это, Крис! Существо находится в курятнике Тюпютахи. Боже мой! Я думала, что ты никогда не поймешь, хотя я тебе дважды говорила, что плохо себя чувствую. Какой ужас! Вонь была просто нестерпимой, особенно возле двери в курятник.

— Тангата Ману был за дверью… там и слушал наши разговоры с Тюпютахи?

— Он был там, Крис. Я даже слышала его свистящее дыхание. Я спрашивала себя, как он мог пройти незамеченным нашими друзьями у подножия Рано Као?

— Не понимаю, Маева. Мои коллеги настороже с половины девятого, но ничего не заметили. Наверное, это существо уже было у старой полинезийки!

— Район Рано Као в это время в основном пуст, — подчеркнула учительница. — Поэтому-то существо и принимают за Аку-Аку и Тангата Ману. Страх и уважение аборигенов они используют, чтобы не прятаться, ведь их избегают. Только встреча с европейцами могла бы доставить им неприятности, хотя поздно вечером европейцы далеко не отходят от жилья.

Вернувшись в лагерь, они все пересказали друзьям, в том числе и слова старой Тюпютахи напоследок. Английские летчики, казалось, были обеспокоены тем интересом, который проявили к ним существа. Командан О’Брайен покрутил в руках сигарету, прикурил и, подумав, обратился к этнографу:

— Не сложилось ли у вас впечатление, что вопросы этой сумасшедшей старухи таили какую-то угрозу для нас?

— Тюпютахи всего-навсего попугай, командан. Она просто повторяет, иногда слово в слово, то, что диктует ей существо. А оно было заинтриговано тем, что вы не представились, как это сделали мы. Я тогда вовсе не думал, что ваш отказ может вызвать какие-либо подозрения у этих монстров.

— Какие еще подозрения? — проворчал О’Брайен. — Вы прекрасно знаете, что мы просто наблюдатели. Бомба была сброшена другим бомбардировщиком.

— Между нами говоря, командан, мы об этом ничего не знаем. Это нам сказали вы, а причин не доверять вам у нас нет. В конце концов, это не наше дело. Мы понимаем, что ваша миссия требует определенной секретности. И в ваших интересах убраться отсюда поскорее.

— Да, — задумчиво пробормотал тот. — Я никак не пойму, что творится в Сиднее, на Тонгу или Фиджи. Почему они медлят и не присылают самолет? Прежде чем прервалась связь, мы разговаривали с Папеэте на Таити. Оттуда наше послание должны были передать в Австралию. Странно, что ни один самолет не направился на поиски нас!

Немного поколебавшись, он поднялся, бросив взгляд на Хиггинса и Биддла.

— Пожалуй, я попрошу губернатора вернуть нам оружие, которое мы ему сдали…

— Это в одиннадцать-то часов вечера? — удивился археолог Лоренцо Чьяппе. — Губернатор, наверное, уже давно спит, командан. Подождите до завтра. Или, лучше, пойдемте с нами. Катер с лейтенантом Фабром уже ждет на рейде. Лагерь пуст, так что с нами вы будете в большей безопасности… если, конечно, считаете, что вам есть чего опасаться…

— В любом случае, — подключился Денуае, — если Тангата Ману испытывают в отношении вас серьезные подозрения, они это продемонстрируют.

Катер, который вел Алгорробо, был поставлен на якорь неподалеку от рифов, образующих барьер метрах в пятидесяти от холмов Винапу. На спокойной поверхности океана серебрилась лунная дорожка. Душную атмосферу ночи не освежало ни одно дуновение ветерка.

— И что же вы собираетесь найти у подножия этой стены и среди рифов, рискуя к тому же поломать кости? — спросил О’Брайен, глядя на этнографа и его товарищей, которые заканчивали надевать легкое водолазное снаряжение.

— Мы хотим выяснить, что мог делать там, а может быть, что искал Аку-Аку у этой «сумасшедшей старухи», как вы изволили выразиться, — улыбнулся Христиан, забрасывая за спину баллоны с воздухом.

Офицер осмотрел их одного за другим и остановил взгляд на Жанне, поскольку она тоже надела костюм для подводного плавания.

— Я смотрю, все вы в одной упряжке? А я — то полагал, что этнографы и археологи, а особенно лингвисты не слишком любят этот вид спорта.

— Вы отстали от жизни, О’Брайен. Давно уже минули те времена, когда ученые носили рединготы, котелки и брюки для гольфа… или, еще того лучше, обмотки. Мои коллеги и я — одна команда в течение уже многих лет и давно осознали пользу альпинизма, спелеологии и подводного плавания. Что же касается Жанны и меня, то для нас это скорее хобби, чем необходимость. Семантика и этнография не требуют от своих адептов подобных жертв.

Христиан застегнул пояс со свинцовым грузом, закрепил ласты и прицепил к каске фонарь, который давал под водой луч метров на пять.

— Готовы к водному балету? — спросил он, повернувшись к товарищам, и тут же нахмурил брови, узнав Маеву Парои, одетую, как и все, в резиновый костюм.

— Я уже пять лет состою в клубе подводного плавания Бора-Бора, — засмеялась она. — Мой брат был там тренером, ну и я…

— Что ж, этого достаточно, — констатировал он. — Диплома представлять не требую.

Затем, обращаясь к команде, сказал:

— Фонари не зажигать, пока не спустимся в воду. Поплывем в нескольких метрах друг от друга. А вы, Алгорробо, включите пока подводный прожектор.

Старшина повиновался, а пловцы, взяв в рот загубники, скользнули в воду, которая в луче прожектора приобрела зелено-голубой цвет. Так они и поплыли, направляясь к барьерному рифу, куда светил прожектор. Тут и там при их приближении разбегались в стороны рыбы. Они пересекли рифы и спустились в подводную долину шириной от сорока до семидесяти метров. Рядом теперь колыхались длинные стебли водорослей.

«Водный балет» продолжался в воде, которая становилась все более холодной. В свете фонарей иногда вспыхивали совсем маленькие яркие рыбки. В сорока метрах от дна нависал широкий карниз, под который они и проникли один за другим. Потолок был покрыт коралловыми наростами. Тут и там торчали огромные полипы, выделяясь на оранжево-пурпурном поле кораллов. Повсюду торчали губки в форме каких-то странных грибов, а дальше виднелись «кружева Нептуна», переливаясь нежно-розовым цветом под лучами прожекторов.

Фауна и флора этого невообразимо богатого фантастического подводного мира создавали настоящий живой фейерверк. Находившийся впереди этнограф зашевелил руками и ластами, стараясь удержаться на месте. Остальные поняли причину остановки: метрах в пятидесяти от подножия холма их взглядам открылась огромная пещера со скалистым сводом. Сомкнувшись более тесной группой, пловцы двинулись вперед. Они проникли в пещеру у самого «пола» и сразу же почувствовали, что он поднимается. Вскоре стены сузились, и теперь они плыли в низком туннеле, который сначала тоже поднимался вверх, а потом опустился почти на двадцать метров, пока не очутились в новом гроте, несколько меньшем, чем предыдущий. Дно поднималось вверх ступенями. Водорослей было мало, хотя их стебли нет-нет, да и ласкали тела пловцов. Христиан, плывший впереди, удивился, увидев вверху отраженный свет своего фонаря, но тут же понял, что они добрались до поверхности. Еще несколько метров, и вот уже луч света заиграл на каменных стенах, вырвавшись из воды. На поверхности появились одна за другой головы товарищей.

Пещера была чуть ниже двадцати метров высотой. Выйдя на сушу, они ступили на черноватый песок вулканического происхождения. В пещере дул свежий ветерок,

— Хорошо, — сказал этнограф. — Знать бы только заранее, что мы пройдем подводный сифон, связывающий подножие холма с этой пещерой!

Но тут Маева Парои издала приглушенный крик и схватила этнографа за руку.

— Бог ты мой, Крис, посмотри!

Глава VIII

На черном песке пещеры виднелись отпечатки ласт, которые оканчивались когтями.

Это вызвало неприятные ощущения у этнографа, впрочем, как и у всех остальных. Их фонари освещали только часть пещеры, и им чудилось, что из темноты вот-вот выскочит кто-то и нападет на них.

— Нам, наверное, лучше вернуться, — тихонько проговорила Маева.

— Ну, нет, — запротестовал Христиан. — Не для того мы проделали этот подводный путь, чтобы вернуться, когда показался кончик путеводной нити. Давайте-ка поближе друг к другу и двинемся по следу. Хочется знать, куда они нас приведут.

— Должно быть, в западню, — глухо пробормотала учительница, решительно не испытывающая такого же удовольствия от пешей прогулки, как от подводной.

Двигаясь вдоль следов, они обнаружили посреди грота нечто блестевшее в лучах света.

— Сейсмограф! — первым среагировал лейтенант Фабр.

— Да, и того же типа, что мы попортили батискафом, — уточнил Лоренцо Чьяппе, подняв голову к огромной сфере, расположенной на вершине цилиндрической мачты.

Следы же вели в глубь пещеры. Они было уже хотели двинуться по ним, когда Жанна Мансуа обратила внимание на прямоугольное отверстие в противоположной грани пирамиды. В открытую дверцу десять на восемьдесят сантиметров высотой был виден в свете фонарей удивительный механизм из кружевных колес, балансиров и цилиндров, совершающий медленное покачивающееся движение. Рядом с отверстием была косо вставлена пластина из красноватого металла, покрытая знаками.

— Опять ронго-ронго, — задумчиво прошептал Христиан. — А к тому же опять карта в более крупном исполнении, чем те, что мы нашли на Моту-Нуи. Ладно, рассмотрим подробнее при возвращении, — сказал он и сунул пластинку в сетку у пояса.

Прикрыв дверцу сейсмографа, они снова двинулись по следу к левой стене. След привел их к галерее, уходящей через несколько метров в воду, причем в прозрачной воде были видны продолжающиеся следы.

Этнограф опустил маску и открыл кран для поступления воздуха.

— Ты что, собираешься опускаться? — беспокойно спросила Маева.

— А ты считаешь, что нырять здесь опаснее, чем у подножия холма? Мы нырнем, а ты можешь подождать нас здесь. Если хочешь…

Нет. Этого она вовсе не хотела и поспешно опустила маску. Вода здесь, особенно в колодце, была ледяной. Проплыв через колодец и туннель, они снова выбрались на свежий воздух. Фонари высветили справа скалу, а рядом торчащие пучки тотора, камыша, из которого жители острова делали плоты и лодки. Посредине возвышалась на метр над водой каменная платформа. Христиан снял маску и увидел над головой звездное небо.

— Но мы же в кратере! В гигантском кратере!

— Да. Я узнаю эту платформу, — заявила Маева, испытывая огромное чувство облегчения, оказавшись на свежем воздухе под открытым небом. — Мы в озере кратера Рано Као — самого большого вулкана на острове.

— Именно в том, из которого поднималась светящаяся сфера! А лачуга Тюпютахи стоит на северном склоне. Теперь вы поняли, я полагаю? — заявил этнограф. — Наши друзья и не могли засечь монстра, поскольку он проделал тот же путь, что и мы с вами. А потом тихонечко пробрался за спинами…

— Выходит, — вмешался лейтенант Фабр, — если некое существо нырнуло вчера в воды залива у пляжа, то только потому, что заметило Денуае и Маеву Парои; оно просто хотело избежать встречи с ними… Так что в принципе оно проходит туда и сюда незамеченным подводным путем здесь, если ему не мешают.

— Но тогда это существо должно быть амфибией! — воскликнула Жанна Мансуа.

— Наверняка, — поддержал Христиан. — Насколько я видел, на нем не было никакого дыхательного аппарата… — Он помолчал немного и продолжил: — А мы-то полагали, что это существо не знает о нашем присутствии. Я думаю, что оно просто прикидывалось.

Впечатлительной Маеве при этих словах чуть не стало плохо. Значит, вчера, когда они покидали хижину старой Тюпютахи, монстр следил за ними! Маева задрожала от ужаса, вспомнив вое события.

— По этим следам дальше двигаться бесполезно, — решил Денуае. — Ясно, что они ведут через кратер Рано Као, а затем подходят к лачуге старухи. Отправляемся обратно к катеру. Алгорробо и летчики небось все ногти искусали в нетерпении, ожидая нас. Ведь прошло уже более двух часов.

Когда они возвращались, сейсмограф в подземном гроте преподнес им еще один сюрприз. Жанна Мансуа и археолог Каррера, несколько отставшие от других, обошли пирамиду с другой стороны. Это и позволило им сделать новое открытие.

— Послушай, Крис, — позвала Жанна. — Ты ведь, кажется, закрывал дверцу в сейсмографе?

— Конечно, — отозвался он. — Я хорошо помню.

— Так вот, теперь она снова открыта!

— Не знаю, что и сказать… — пробормотала молодая учительница, бросая вокруг себя опасливые взгляды.

— А что тут думать, — проворчал француз. — Где-то здесь находился один из монстров и наблюдал за нами. Подождал, пока мы ушли, и зачем-то опять полез в механизм. Скорее всего, удостоверился, что мы забрали пластину, — ткнул он пальцем в сетку у пояса…

— Какая-то странная игра в прятки, — как бы размышляя вслух, проговорил лейтенант Фабр. — Куда же отправилась эта амфибия?

— Да к тому же и не одна, — поправил его Лоренцо Чьяппе, показав на множество отпечатков у противоположной стены. — Здесь толпилось по крайней мере с десяток монстров.

— Слушайте, но где же они скрывались?

— Ну, это не столь уж сложно представить, — заявил чилийский археолог. — Рапа-Нуи — настоящая «губка». Вулканическая скала буквально пронизана пещерами, каналами и колодцами в результате прошлых выходов газа и лавы. Так что этот грот, скорее всего, соединяется с другими галереями, на которые мы пока просто не обратили внимание.

Следы кончались у воды.

— Эти существа, вероятно, прошли через горловину и проплыли в пещеру у подводной части холмов Винапу. Сейчас эти херувимы уже далеко.

— Дай бог, Крис, чтобы сказанное тобой оказалось правдой!..

А Тангата Ману действительно были уже далеко. В этом Христиан не ошибся.

Экспедиция закончилась. Пловцы пересекли рифовый барьер и находились уже в водах Тихого океана. Метров через тридцать появился покачивающийся катер.

— Алгорробо очень экономный парень, — проговорил Денуае, отбрасывая за спину респиратор.

— Да. Мог бы оставить прожектор включенным!

Они немного поплавали на поверхности, вдыхая свежий воздух, пахнущий йодом, и направились к катеру, беспокоясь, что на их голоса никто не реагирует. Этнограф первым вскарабкался по железной лесенке, спущенной в воду, предварительно стукнув кулаком по носовой части катера.

— Эй, на борту! Испарились вы, что ли?

Остальные, подплыв, окружили трап. Тишина. Только слабые шлепки волн о борт и глухой шум на рифах.

— Черт побери, что-то не так! — воскликнул Христиан, уже серьезно обеспокоенный. Он перекинул ногу через релинг, с трудом передвигая привыкшее к невесомости в воде тело. Ласты громко зашлепали по палубе. Вдруг он замер, ничего не понимая. Между скамьями, одна из которых была почти вырвана, лежал Алгорробо. От трех английских летчиков не осталось следа. Склонившись над рулевым, Денуае и Жанна Мансуа осветили его бледное, без кровинки, лицо. На голове чилийца зияла длинная — от левой брови до затылка — рваная рана. Волосы были покрыты кровью, а у головы натекла черноватая лужица.

Маева, быстро освободившись от маски, бросилась к бортовой аптечке. Расстегнув матросскую блузу и задрав тельняшку, Христиан приложил ухо к груди матроса.

— Он жив, — тихо проговорил француз, — но парню сильно досталось…

Маева приблизилась с куском ваты и двумя флаконами.

— Его нужно срочно переправить на борт «Мендозы», — заявил подошедший к ним лейтенант Фабр.

Члены франко-чилийской экспедиции нервно курили, собравшись у каюты корабельного фельдшера. Они внимательно вслушивались в малейший шум, доносящийся изнутри. Когда же медик Валдива появился на пороге, все разом бросились к нему.

— Старшина пришел в себя, — заговорил он. — Жизнь — вне опасности. Пострадала кожа на голове, но кости черепа целы. Определенное беспокойство вызывает его психическое состояние. Несчастный пережил тяжелый эмоциональный шок… Он бормочет ваше имя, сеньор Де-нуае.

— Можно повидать его? — забеспокоился этнограф.

— Вам — да, но ваши друзья пусть подождут здесь. Алгорробо нуждается в покое…

Христиан вошел в медотсек. На койке лежал старшина с забинтованной головой. Его обычно бронзово-загорелое лицо было бледно-серым. Глаза закрыты, дыхание нормальное, но по всему телу время от времени пробегала дрожь.

— Алгорробо, — негромко проговорил фельдшер, — пришел сеньор Денуае.

Христиан наклонился над бледным лицом раненого. Старшина приоткрыл глаза, и гримаса боли исказила его лицо.

— Ах! Сеньор… — прошелестел он слабым голосом. — Они все же достали меня, эти чудовища…

— Вы спасены, Алгорробо. Медицина утверждает, что все будет в порядке, — проговорил Христиан со всей возможной убежденностью в голосе, на которую был способен. — Но что же случилось?

— «Нечто» вскарабкалось на катер. В это время англичане и я курили на задней скамейке. «Это» текло или ползло, оно было скользким… как медуза. Огромная медуза с присосками по краям. Существо скользнуло к нам, и мы оказались опутаны… какой-то липкой массой. Я ударил пяткой это «нечто», хватаясь за релинг, чтобы не упасть. А англичане валялись на палубе, схваченные этой медузой. Я же смог… вырваться… Схватил нож… и потерял сознание… Когда пришел в себя, то трое парней уже были спеленуты в кокон… Они шевелились в этой дикой тюрьме. Я стал резать кокон с краю, чтобы не задеть летчиков… Но тут появились «они»…

Старшина закрыл глаза. Дыхание его стало еще более прерывистым, пот заливал лицо. Медик коснулся плеча этнографа и кивком головы дал понять, что пора уходить. Тот поднялся.

— Ваша жизнь теперь вне опасности, Алгорробо… Отдыхайте, а завтра я…

— Подождите, сеньор Денуае, подождите! — пролепетал раненый. — Чудовища… их было штук десять… Я не мог сопротивляться… Четверо из них, вцепившись когтями, подхватили медузу и перевалили за борт. Я махнул ножом и получил удар по черепу… Не знаю, чем мне досталось, когтем или клювом… но я потерял сознание.

Его пальцы сжали кисть этнографа.

— Бросьте это дело, сеньор Денуае, — шептал он, — бросьте, а то чудовища схватят вас… и ваших друзей… Это… это не божьи создания, сеньор. — Он повторял это без конца, в то время как фельдшер подошел к нему со шприцем.

— Не бойтесь, Алгорробо, успокойтесь. Сейчас я сделаю вам укол, и вы хорошо выспитесь…

Собравшись в офицерском кубрике, члены экспедиции обсуждали драматические события вечера. К ним присоединился командан Пьер Лагранж, а также офицеры «Мендозы».

— Ваше мнение, лейтенант, чем могла быть эта странная медуза, о которой говорил Алгорробо? — спросил Христиан океанографа.

— Медуза, способная окутать троих здоровенных мужчин?! Нет, Денуае, такое зоологии не известно, да и ихтиологии тоже. В то же время нельзя сказать, что подводных чудовищ вообще не существует. В морских глубинах скрываются гигантские создания, но описание этой медузы выходит за рамки того, что известно об обитателях абиссальных вод. Если судить по описанию, то ее сложение характерно для существ, способных сопротивляться огромному давлению…

— А отсутствие реакции медузы на Тангата Ману, этих чудовищ-амфибий с птичьими клювами?

Океанограф Андре Фабр пожал плечами.

— Может, это и абсурд, но у меня такое впечатление, что… это дрессированное животное. Дрессированное этими амфибиями, конечно…

— Должно быть, у них большой зуб на О’Брайена и его экипаж, — заявил этнограф. — Какая же ужасная судьба им уготована!

— Вы что, считаете, что они живы? — спросил командан Лагранж, отрывая взгляд от пластинки ронго-ронго, принесенной Христианом.

— Клянусь, что именно так и думаю. Если бы их хотели прикончить, то это без особого труда можно было сделать и на катере. Наверное, эта медуза — что-то вроде герметического кокона. Своего рода живой «подводный колокол». Их куда-то переправили с ее помощью.

— Черт побери! — воскликнул Лоренцо Чьяппе. — В таком случае несчастные провели не лучшие часы своей жизни: Но ведь и мы не можем им ничем помочь!

— В том-то и дело, — откликнулся командан Лагранж, так и сяк вертя пластинку.

Он положил ее перед этнографом и Жанной Мансуа.

— Посмотрите на, эту карту Рапа-Нуи. Вам ничего не бросается в глаза? Никакие детали?

Они тщательно вглядывались в полированную поверхность. И тут их внимание привлек кружок к востоку от острова, а потом и другие кружки поменьше вокруг побережья.

— Вот эти точки. Обратили внимание?!

— Подводные… сейсмографы?

— Конечно, Денуае. Две точки как раз в тех местах, где мы их и обнаружили. Так что это пояс сейсмографов вокруг Рапа-Нуи.

— В этот кружок, что побольше?

— Не знаю, что бы он мог значить, — сознался офицер. — Завтра мы покрутимся в этом месте на батискафе. Не знаю. Но, может быть, вы, Денуае, и правы, напоминая о древних мифах, касающихся погрузившегося в пучину континента Му. Может быть, мы, конечно, и ничего не найдем, но этот таинственный кружок расположен не столь уж и далеко от острова.

— Пожалуй, где-то миль сто пятьдесят, судя по этому масштабу, — ответил командир батискафов.

— Скажем, так: несколько меньше трехсот километров от восточного побережья. В любом случае, даже если он и не отмечает местоположение континента Му, то все равно там должно быть «что-то». А континент Му по логике вещей должен располагаться дальше к востоку, а может быть, к северо-востоку… Архипелаг Туамоту тоже был рожден катаклизмом и вовсе не является горной вершиной, как когда-то считали. То же происходило и с островом Пасхи, как кое-кто полагает до сих пор.

— Но континент Му в любом случае должен находиться за тысячи и тысячи километров отсюда, — заявила Жанна Мансуа.

— Ну а как же с архипелагом Туамоту? — удивился Лагранж. — Вы все из тех, кто считает, что он на месте исчезнувшего континента? По-вашему, выходит, что Моаи острова Пасхи, странные статуи Маркизских островов, а также некоторых других созданы обитателями Му и их потомками?

Этнограф отрицательно покачал головой.

— Континент Му был поглощен океаном десятки тысяч лет назад или даже раньше, тогда как Моаи и подобные каменные колоссы сделаны уже в нашу эру. Скорее всего, они свидетельства неких реминисценций, смутных воспоминаний от муанской культуры у народов, выживших в катаклизме, погубившем Му. Наверняка жители континента, даже после своего исчезновения, продолжали оказывать огромное влияние на предков полинезийцев и народы Южной Америки. Мы находим у них сегодня достаточно общие элементы культуры, веры, магически-религиозные ритуалы. И какая же фантастическая революция произойдет в истории человечества, если обнаружатся остатки Му! При условии, конечно, если удастся осторожно снять слои, их покрывающие, — вздохнул он. — А ведь совсем недавно в масштабах истории произошло открытие Трои…

— Все это пока романтика, — вернул их к действительности командан Лагранж, — а реальность такова, что подводные чудовища уничтожили базу Хендриксон с сотнями людей, ее обслуживающих. И пусть это не относится к истории континента Му, но это трагическая явь!

— Кстати, эти монстры, — вмешался Валдива, — откуда бы они ни прибыли, скорее всего, тоже занимаются поисками остатков этого «затерянного мира». Представляется, что Тангата Ману не только знают больше, чем мы, о ронго-ронго, но еще и советуют через Тюпютахи не вмешиваться в их деятельность.

— Но в какую деятельность? Трудно все-таки поверить, что речь идет о поисках погибшей цивилизации. А может быть, позволив Тюпютахи перевести нам кое-что из ронго-ронго, они просто хотели направить нас по ложному следу?

— Ну, ну… — попытался успокоить страсти командан Лагранж. — Эта точка зрения, конечно, не лишена оригинальности, но все же бессмысленна… Если встать на нее, то, — постучал он пальцем по пластинке ронго-ронго, — эта точка на карте тоже надувательство. Может, эти хитрецы Тангата Ману специально изобразили ее, чтобы отвести нас от места, где, возможно, покоится Му?

— Ну что ж, командан, — заявил Денуае. — Опустимся здесь на батискафе, а если ничего не обнаружим, придется поискать где-нибудь в других местах.

Глава IX

На рассвете «Мендоза» снялась с якоря, чтобы к одиннадцати часам достичь места, отмеченного на пластинке. Знойное солнце раскалило корабль, застывший на зеркальной глади океана. На борту команда возилась возле стоек, где был закреплен батискаф. Члены экспедиции во главе со своим шефом в рубашке с короткими рукавами и противосолнечном козырьке занимались последними приготовлениями к погружению.

Учительница Маева Парои с беспокойством следила, сидя на бухте каната, за снующими туда-сюда членами экипажа и техниками, входящими и выходящими из чрева подводного аппарата. Одетая в голубые джинсы и белую нейлоновую рубаху, белизна которой контрастировала со смуглой матовостью ее кожи, полинезийка напоминала скорее подростка, чем молодую женщину. Этот «подросток» был весь в каком-то нервном напряжении, покусывая золотой крестик, висевший на цепочке на шее.

Жанна Мансуа, одетая в шорты и просторную шотландскую рубаху, карманы которой она набила блокнотами, ручками и карандашами, присела рядом с учительницей.

— Как вы напряжены, Маева! Небось с утра во рту не было ни росинки?! Наверняка события вчерашнего вечера и морская прогулка так повлияли на вас.

Полинезийка улыбнулась.

— Да уж, обычно мои четверги и уик-энды проходят значительно спокойнее. А это приключение так повлияло на меня, Жанна! Все жутко и драматично. Очень жаль несчастного Алгорробо, — прошептала она.

— Валдива подтверждает свой диагноз. Переломов нет, и старшина скоро придет в норму…

— Да. Ему повезло несколько больше, чем летчикам. Надо же! Спаслись в авиакатастрофе, а попали в другую, на воде…

Она коснулась плеча молодой женщины и настойчиво проговорила:

— Жанна, попытайтесь внушить командану и Крису, что это подводное путешествие может быть опасным. Хорошо бы, если они отказались от этого сумасшествия! Меня всю ночь мучили кошмары и дурные предчувствия…

— Ну, успокойтесь, Маева! Это только кажущаяся опасность. А впрочем, даже если бы она была реальной, так исследователи и ученые неоднократно шли на риск с открытыми глазами, чтобы удовлетворить свое любопытство, свое стремление познавать мир…

— Командан, мы готовы к погружению, все в порядке, — крикнул, высунувшись по пояс из люка батискафа, лейтенант Фабр.

Маева тут же вскочила. Подошел этнограф вместе с Люсьеном Буске. Готовясь к погружению, он обменялся несколькими словами с командиром «Мендозы». Учительница, казалось, забыла, что кто-то находится рядом с ней. В глазах полинезийки Жанна прочитала немой призыв и поняла истинную причину беспокойства, которое та испытывала.

Пока другие карабкались в люк батискафа, француз подошел к учительнице.

— Волнуешься, — с улыбкой сказал он, глядя на ее порозовевшие щеки. — Все нормально. Обычное погружение, может быть, на этот раз чуть глубже, чем раньше. Мы скоро вернемся. Вот увидишь, я принесу тебе красивую морскую звезду, которая прекрасно будет смотреться в твоих волосах…

По старому полинезийскому обычаю он потерся носом о нос девушки и шутливо рассмеялся. Она же смотрела на него своими огромными черными глазищами с мягкой грустью. Конечно, она не принимала всерьез этот полинезийский поцелуй, расценивая его как шутку со стороны этнографа, о чем свидетельствовал и весь его тон.

— Jg org na, Маева! Ты идешь, Жанна? — бросил он, берясь за железную лесенку, ведущую к люку батискафа.

Оставшись одна с учительницей, Жанна обняла ее за плечи жестом, не требующим никаких слов. Маева сорвала с шеи цепочку с крестиком.

— Передайте это ему, Жанна, — прошептала она и отступила к двери лазарета.

Члены экспедиции в батискафе наблюдали за действиями командана Лагранжа и его помощника. Оба офицера контролировали правильность хода аппарата, манипулируя многочисленными ручками и штурвальчиками, расположенными на пульте управления. В другом конце кабины этнограф только что включил магнитофон, готовясь записывать наблюдения с голоса. Жанна воспользовалась тем, что все заняты, и подсела к нему, протянув цепочку. Тот бросил взгляд на покачивающийся крестик и вернулся к своим делам, равнодушно проговорив:

— Неплохая безделушка…

Потом, поколебавшись немного, снова с удивлением взглянул на крест.

— Но ведь это же крест Маевы?

— Наконец-то дошло! Держи, это тебе!

— Но почему он оказался у тебя? Почему она не отдала мне его сама?

— Почему? Да ты просто слепой, Крис!.. И в тебе очень мало романтики!

Он взял подарок, покачал на цепочке и, вдруг поцеловав, положил в нагрудный карман, невнятно пробормотав слова благодарности.

— До дна менее трех тысяч пятисот метров, — объявил Лагранж, внимательно следивший за мигающим зеленоватым индикатором сонара.

— Три с половиной тысячи?! — удивился археолог Каррера, повышая голос, чтобы перекричать ритмические вибрации ультразвукового эхолота. — Но ведь эту глубину мы фиксировали с борта «Мендозы»? А спускаемся уже целых полчаса. Мы должны быть где-то около дна.

— Все так. Но мы спускались по косой линии и сейчас должны находиться над глубоким провалом, еще не нанесенным на карту. Впадина глубже на пятьсот метров. От нее отражаются волны, так что нет ничего удивительного.

— Океанское дно у острова Пасхи поднялось не столь давно. И впадину на наших картах еще не отметили. Так что не удивляйтесь, — поддержал лейтенант Фабр. — К востоку, в тысяче восьмистах километрах от Рапа-Нуи, глубина вообще достигает от пяти до шести тысяч метров. По крайней мере, это результат последних исследований. Но и эти цифры не точны.

Говоря так, он внимательно следил за осциллографами и другими экранчиками, на которых отражалась схема погружения, затем добавил:

— Дно прощупывается на глубине несколько меньше четырех километров, мы же сейчас ушли немного за три.

Прошло некоторое время, и лейтенант Фабр засек очень четкую модификацию эха, отразившегося от дна. Светящаяся зеленая полоска дробилась на экране и дрожала, как бы имитируя разлет осколков. Навязчивое звучание сонара переполняло кабину.

— Прибор отмечает какое-то препятствие на глубине трех с половиной тысяч метров, но на одном конце его возникает отметка четыре тысячи сто метров. Мы сейчас спускаемся во впадину с отвесными стенами. Когда подойдем поближе, то посмотрим, что это за стены.

Вскоре световой конус высветил на экране телевизора черноватую массу гряды. Батискаф медленно совершил разворот и опустился метров на двадцать вниз от этой гряды, волнистые контуры которой продолжали вырисовываться на экране.

— Странные какие-то очертания и вообще странная стена, возникшая из голых скал, без единого следа абиссальной флоры, — заметил Люсьен Буске.

— Вот вам и ответ, — воскликнул океанограф. — Эта стена является гигантским сбросом или, точнее, изломом, который произошел на морском дне очень недавно. Вот поэтому-то, кстати, мы и зафиксировали здесь четыре сто вместо трех тысяч пятисот, как свидетельствовал последний зондаж в этих местах.

— Вы что же хотите сказать, что этот провал в шестьсот метров открылся здесь всего… четыре дня назад? В результате подземного толчка?

— Я готов поклясться в этом, Денуае. Эти голые скалы, отсутствие водорослей и голотурий свидетельствуют о крайней «молодости» событии. Все это вызвано взрывом британской бомбы «Н»!

— Но ведь взрыв-то был произведен в тринадцати сотнях километров и даже больше, — напомнила Жанна.

— Ну, знаете. Ударная волна проходит в земной коре тысячи километров. Возможно, она здесь встретила зону малой сопротивляемости. Дно осело, может, на сотни километров в длину и тысячи метров в ширину.

Блоки жались бок о бок в одну линию и тянулись, слегка извиваясь, на сотни метров. Кое-где эта линия, правда, была похожа на гармошку, явно из-за геологических конвульсий. Глядя на проплывающие по экрану огромные каменные блоки правильной геометрической формы, Лоренцо Чьяппе удивленно ахнул.

— Вам это ничего не напоминает, Денуае? — взволнованно спросил он.

— Прямо волшебство какое-то, Лоренцо! Это похоже на циклопические конструкции Тиахуанако!

— Совершенно верно! Своего рода дамба или мол. Может быть, это порт Му, который когда-то находился на поверхности!

— Неужели это действительно остатки Му! — воскликнул этнограф, тоже охваченный необычайным волнением. — Вдруг это руины порта на восточном побережье древнего континента?! Какое необычное сходство с Тиахуанако, развалины которого обнаружены в Андах на высоте около четырех тысяч метров, на берегу древнего моря, тянущегося на расстояние около семисот километровnote 21. В далеком, необозримо далеком прошлом часть этих гор находилась на побережье. Планетарный катаклизм, поднявший Анды, привел к тому, что Му поглотил океан.

Следя за фантастическими руинами, проплывающими по экрану по мере продвижения батискафа, он добавил:

— Страшной силы толчок сбросил вниз муанские города, и теперь перед нами следы этого катаклизма, того самого, что низвергнул в пучину континент Му!

— Значит, этот город и отмечен на таинственной металлической пластинке, найденной вчера в подводной пещере? Какой же счастливый случай мы должны благодарить за это!

— Я начинаю сомневаться, что речь идет о случае, Жанна! — задумчиво пробормотал этнограф.

Неожиданный инцидент прервал их беседу: на экране вдали затанцевала светлая точка, потом затуманилась и исчезла. Свидетели ее появления обменялись недоумевающими взглядами. Но тут возникла еще одна, а потом целых штук двадцать источников рассеянного света. Они быстро передвинулись вправо и исчезли. Командан Лагранж немедленно изменил курс батискафа, а его помощник включил панорамный обзор. Он тут же поймал в поле зрения танцующие точки, которые одна за другой быстро удалялись.

— Скорость, с которой перемещаются эти «светлячки», значительно выше скорости батискафа. Чтобы их поймать, нам нужен реактивный двигатель! — чертыхаясь заявил лейтенант Фабр, следя, как светящиеся пятна на экране, удаляясь, уменьшаются.

— Сонар? — лаконично спросил Пьер Лагранж.

— Три тысячи девятьсот метров. Мы идем полным ходом, но этого мало.

— Огоньки, кажется, остановились, — заметил этнограф.

— Пожалуй. Мы приблизились к другому излому стены.

— Какова ширина сброса?

— Около сотни метров, по показаниям эхолота. Сброс вертикальный. Скоро мы достигнем относительно плоского дна!

— А вот и опять «светлячки»!

На расстоянии, которое трудно определить в абиссальных водах, снова затанцевали точки. Батискаф начал мало-помалу приближаться к ним. Эта странная охота продолжалась уже несколько десятков километров, но точки оставались на одном и том же расстоянии. Нудное преследование продолжалось два часа, пока вдруг «светлячки» не стали расти.

— Сомнений нет, на этот раз они остановились, — заявил этнограф. — Создается такое впечатление, будто они перегруппировываются…

Пустив двигатели на полную мощь, батискаф стал быстро приближаться к огонькам, которые становились все четче и четче, принимая форму оводов, сверкающих как электронные лампы. Их окружали странные гало. Командан Лагранж проверил шкалы приборов, позиции некоторых рукояток и удивленно проговорил:

— Но… наш ход произвольно замедляется!

— Может быть, вы тормозите? — спросил Христиан.

— Я?.. Вовсе нет… Я не…

— Командан! Приборы указывают на препятствие прямо перед нами! Поднимайтесь! Скорее поднимайтесь!

Лагранж лихорадочно вращал рукоятки и штурвальчики, не отрывая взгляда от стрелок на шкалах. Он побледнел, и по лбу его заструился пот. Точки тем временем опять стали удаляться.

— Препятствие менее чем в ста метрах! Поднимайтесь, командан! — почти рычал океанограф.

— Поднимайтесь, поднимайтесь… — ворчливо передразнил его Лагранж. — Вы что, ослепли, что ли? Аппарат больше не подчиняется командам!

Потом он бросил взгляд на экран и спросил:

— Где вы видите препятствие? Я, например, вижу только светящиеся точки…

— Оно невидимо, командан, но сонар…

Андре Фабр замолчал. Мощный луч прожектора слился с сиянием непонятных точек.

— Батискаф остановился, — крикнул офицер. — Турбины работают на полную мощность… но вращаются вхолостую! Мы не можем ни изменить курс, ни избавиться от балласта!

— Даже от магнитного?

— От него тоже. Он слипся в единую массу!

Он резко отключил подачу топлива и упавшим голосом добавил:

— Бесполезно гонять моторы впустую. Нас блокирует неведомая сила…

— Скорее она теперь затягивает нас, — подал голос Фабр.

Беспомощный батискаф медленно приближался к светящимся объектам. Стало видно, что они размером где-то метров пять. В центре их проступали размытые силуэты. Потом началась непонятная трансформация, свечение их исчезло, и тут же раздался крик ужаса Жанны Мансуа: в свете прожектора появилось с десяток жутких существ, машущих руками с когтями на концах!

— Тангата Ману! — в ужасе прошептала девушка.

— Тангата Ману, Тангата… — забормотали все.

— Это на глубине-то три с половиной тысячи метров? — поразился океанограф. — Но это же просто невозможно! Их тела не могут выдержать такого давления…

Вдруг со всех концов в океане зажегся свет, и на экране телевизора появился расплывчатый фантастический город со странными строениями. Огромные здания вздымали свои острия к титаническому куполу, свод которого располагался где-то на высоте ста пятидесяти метров.

— Как же мы сразу не заметили этот сказочный подводный город?! — восхищенно произнесла Жанна Мансуа.

— Да просто обитатели его прятались в абиссальной темноте, — заявил этнограф. — Только горизонтальный луч сонара мог определить наличие этой массы, когда батискаф притормозила таинственная сила.

— Таинственная, но отнюдь не волшебная, — проворчал Лагранж, — ибо ее против нас использовали Тангата Ману.

В носовой части аппарата прозвучали глухие удары. Исследователи напряженно переглянулись.

— Смотрите, там! — раздался голос Жанны, которая указывала на экран.

Чудовищные существа больше не плавали, а шагали в пятидесятисантиметровом слое воды.

— Батискаф затянут в док, в гигантский ангар в подводном городе! А вода откачивается в океан!

— Но если мы находимся в чем-то вроде сухого дока, то как же батискаф стоит вертикально? — поразился океанограф.

Он включил панорамный обзор, и все увидели, что батискаф действительно стоит вертикально в подводном туннеле с выпуклым потолком, с каждой стороны которого от аппарата до стен, по крайнем мере, метров по пятнадцать… Однако, как они ни вглядывались, не было видно никаких опор.

— Тут какое-то странное фиолетовое свечение, в этом ангаре, — заметил Лоренцо Чьяппе.

Сильные глухие удары заставили завибрировать корпус батискафа.

— Что будем делать, командан? — всполошилась Жанна.

— Не знаю. Такое ощущение, что нас приглашают выйти. Если у вас есть другие соображения, то выкладывайте, Жанна, будем их только приветствовать, — с горечью проговорил он.

Лагранж еще раз внимательно осмотрел положение рукояток на пульте управления, перекрыл поступление воздуха и вынул из специальной стойки разводной ключ, который заткнул за пояс.

— Если не боитесь показаться смешными, то обслуживайте себя сами. Тут весь «арсенал» батискафа: ключи, отвертки, ножницы…

— В следующий раз еще захватим рогатки, — пошутил этнограф, следуя его примеру.

И вот, вооружившись этим импровизированным оружием, они поднялись к выходному люку.

Лагранж разблокировал запор и решительным жестом отбросил крышку. Капли соленой воды упали на лицо тех, кто был ниже. Он вышел и очутился перед существом с длинным загнутым клювом, рост которого был, по крайней мере, два метра сорок сантиметров.

Монстр резко повернул голову, глядя на офицера своим левым «темным глазом», круглым, как у птицы. Его изогнутая морда, или клюв, была сантиметров около сорока, а грудь с угловатыми «петлицами» резко вздымалась и опускалась в такт свистящему дыханию. Время от времени дрожал нарост в виде бабочки. На амфибии не было никакого одеяния, как и на других его собратьях, собравшихся вокруг батискафа, необъяснимо держащегося на киле.

Командан с трудом оторвал взгляд от монстра и взглянул на свод туннеля, где находился завлеченный туда аппарат. Сквозь его прозрачные стены виднелась многометровая толща воды, с зеленоватым отливом, который придавал ей люминесцентный свет, освещавший туннель. Прямо перед ним опустился и ушел под пол огромный щит пять на десять метров из опалесцирующего материала. А за ним протянулся город, которому не было ни начала, ни конца. Высокие и длинные, но узкие здания создавали разумно и компактно располагающиеся «слои». Между ними тянулась широкая улица, где толпы монстров заполняли движущиеся тротуары. Одна полоса ярко-красного цвета двигалась быстро, другая, голубая, несколько медленнее. На улице не видно ни одной машины, зато в «небе» под куполом летали светящиеся сферы различных размеров.

Чудовище на корпусе приблизилось к командану. Во время его тяжелого движения металл слегка гудел под ластами. Испуганная Жанна Мансуа прижалась к Христиану. Тот удерживал ее, чтобы не дать упасть с восьмиметровой высоты. Тангата Ману между тем приблизился к Лагранжу и когтем правой руки показал на опалесцирующий пол дока. Его клюв слегка приоткрылся, а чешуйчатая кожа шеи завибрировала. Глухим и свистящим, но в форме приказа голосом он проговорил по-французски:

— Прыгайте!

Офицер вздрогнул от удивления, однако возразил:

— Если вы не против, мы бы предпочли воспользоваться лестницей…

Резким толчком монстр столкнул командана в пустоту. Жанна Мансуа схватилась руками за голову и закричала, в то время как тело Лагранжа, перевернувшись, медленно падало вниз. Застывшие от ужаса и удивления друзья увидели, что он легко коснулся пола, как будто все происходило при замедленной съемке.

— Прыгайте, — повторило чудовище, делая шаг в направлении Жанны Мансуа.

Охваченная ужасом девушка отступила, и в ту же минуту этнограф, обхватив ее за талию, прыгнул вниз, в пустоту. Их товарищи, поколебавшись, решили поступить так же. После замедленного, как во сне, прыжка они очутились на полу живые и невредимые.

— Нас поддерживает что-то вроде отталкивающего поля, которое также держит батискаф, — отдышавшись, проговорил командан Лагранж, все еще несколько бледный от неожиданности. — Вот оно-то и не позволило нам поразбивать носы.

В сопровождении Тангата Ману все покинули док и вошли в подводную базу-город, оказавшись после легкого подталкивания на движущейся ленте тротуара. Ощущение было такое, будто они парят в нескольких сантиметрах над почвой. У них перехватило дыхание и разлилось легкое покалывание по всему телу. Та же таинственная сила, которая замедлила их падение, несла теперь со все возрастающим ускорением. Путь иногда пересекался с другими созданиями, двигавшимися значительно медленнее. Мало-помалу скорость увеличилась до такой степени, что окружающее мелькало перед их взорами, как декорации в кино, а желудок поднимался к горлу. Они бездумно ощущали повороты то вправо, то влево, огибали здания, утопающие в сияющем гало. Наконец движение стало замедляться и вскоре прекратилось совсем. Оглушенные, они очутились у подножия огромного строения с перистильюnote 22, к вершине которого вела монументальная лестница с высокими, явно не для человеческого роста, ступенями и опалесцирующими колоннами.

Этнограф и его друзья стояли пошатываясь, в ушах у них звенело, а сердце колотилось как от пережитого напряжения, так и от плохих предчувствий.

Перед ступенями, на широкой круглой площади, стояла толпа Тангата Ману, жестикулирующая и что-то галдящая своими шипящими глухими голосами. Лес клювов и машущие в воздухе когти вызывали опасения пленников. Подталкиваемые охраной, они поднялись на несколько ступеней и застыли, как бы пригвожденные к месту открывшимся перед ними ужасным зрелищем. Они не могли оторвать глаз от платформы, наклоненной под углом в сорок пять градусов, на которой были закреплены покрытые кровавыми пятнами обнаженные тела командана О’Брайена, лейтенанта Петера Хиггинса и радиста Дэйвида Биддла! Какие-то ленты опутывали их руки и ноги и не давали упасть с плоской платформы. На беломраморных телах алели яркие красные пятна, нанесенные какой-то ядовитой субстанцией.

— Боже! Они… Они шевелятся… — шептала охваченная ужасом Жанна.

Забыв о страже, они дружно бросились вверх по ступеням, хотя и довольно высоким для человеческих существ, и подскочили к платформе. Христиан и командан Лагранж первыми достигли цели, и их лица оказались на уровне лиц распятых. Залитые кровью глаза командана О’Брайена смотрели на них, не узнавая.

— Денуае… — вдруг прошептал он. — Вы… тоже… Они вас схватили!..

Его глаза на мгновение остановились на большом разводном ключе, торчащем из-за пояса Пьера Лагранжа. С трудом проглотив комок в горле, летчик произнес:

— Командан… Лагранж… Убейте нас… из жалости!

— Боже мой! О’Брайен, вы бредите! — воскликнул француз. — Мы попытаемся вытащить вас отсюда, — заявил он, не думая о том, как выполнит это намерение.

Услышав эти слова, лейтенант Хиггинс повернул с усилием голову. Его лицо, перекошенное страданием, исказила жуткая улыбка.

— Не стоит сентиментальничать, командан. Уходите! Эти сволочи заставляют нас подыхать здесь!

— Все кончено, Денуае! Все… безнадежно… — бормотал О’Брайен. — Им известно… что мы сбросили бомбу. Да, мы! — повторил он. — Они нас… пытали. Это Muens, Денуае! Потомки тех, кто выжил в катаклизме. Они хотят нас…

Жанна Мансуа вдруг вскрикнула от боли. Они подошли слишком близко к платформе, и она чуть на нее не упала. Одно из существ схватило девушку за плечо и оттолкнуло ее. Христиан, Лагранж и остальные тоже были грубо схвачены и отброшены на ступени. Они снова хотели подняться, но их не пустили. Этнограф прошептал командану Лагранжу:

— Я не понимаю…

— Что не понимаете? Кто такие муанцы?

— Нет, не это. Я не понимаю, почему они сначала дали нам поговорить с несчастными, а потом грубо оттащили?

У Лагранжа на это ответа тоже не было.

Пленников заставили подняться на перистиль и там, метрах в шестидесяти над площадью, заставили чего-то ждать. У входа в некое помещение стояли два гиганта с загнутыми клювами, как будто охраняли проход. За ними тянулась анфилада комнат с люминесцентными колоннами. Обернувшись, Жанна Мансуа увидела изумительную панораму города. На расстоянии более километра виднелся освещенный свод дока, где находился их батискаф. Отсюда он казался огромной прозрачной трубкой, а подводный аппарат в нем напоминал игрушку. Их снова подтолкнули и заставили двигаться вперед. Наконец добрались до помещения с открытыми половинками дверей и увидели что-то вроде кабинета. Там, слегка склонив голову к плечу, на них смотрел гигантского роста муанец. Он сидел за чем-то вроде стола, изогнутого полумесяцем, на плоской поверхности которого, как на пульте управления, были видны какие-то рукоятки, крючки и шесть квадратных отверстий, озаряемых время от времени изнутри сполохами пурпурного или голубого цвета.

С пленниками остались только два стражника, остальные ушли, топая по полу (со странным звуком плоф-плоф) своими ластами.

Гигантский муанец разложил на столе маленькие металлические таблички, которые тут же засветились фиолетовым светом. Некоторое время он смотрел на них, затем перевел взгляд на пришедших и заговорил по-испански своим свистящим глуховатым голосом:

— Все ли вы понимаете этот язык, или мне следует говорить по-французски, а может быть, по-английски?

— Мы владеем этим языком в достаточной степени, — ответил этнограф и продолжил без перехода: — Кем должны мы считать себя — пленниками или гостями… временными?

Ответ прозвучал категорически:

— Пленниками, и навсегда.

— В таком случае, какую бы судьбу вы нам ни уготовили, я прошу прекратить страдания тех троих, которых вы схватили и терзаете…

Гигант поскрежетал своими когтями по металлическим крючкам на столе, издал пару коротких крякающих звуков, а потом проговорил:

— Ваши друзья будут доставлены сюда, так что они одновременно с вами услышат приговор.

Жанна Мансуа кусала губы, чтобы не разрыдаться. Сквозь слезы, охваченная ужасом девушка искала на лицах друзей хотя бы признак надежды. Но не нашла, хотя и с удивлением констатировала их спокойствие и хладнокровие. На их лицах даже сквозило отвращение к сидящему перед ними муанцу, в лапы которого они попали. Впрочем, и спокойствие это было также внешним, своего рода защитной реакцией, чтобы скрыть ужас, который они испытывали.

За спиной зазвучали многочисленные «плоф-плоф». Шестеро муанцев положили на пол возле пленников бесчувственные тела английских летчиков. Гигант хрипло произнес какой-то приказ, и один из охранников бросил к ногам раненых нечто вроде бурдюка — прозрачную емкость с носиком, наполненную розоватой жидкостью.

— Это тонизирующее средство, изготовленное с учетом вашего метаболизмаnote 23 и физических функций, — пояснил муанец.

Этнограф быстро схватил бурдюк и вложил соску в рот командана О’Брайена. Тот пил долго и медленно, поддерживаемый археологом Лоренцо Чьяппе. Давая этот напиток двум другим летчикам, этнограф размышлял: «Что это, жест „доброй воли“ или что-то другое?» Те же мысли роились в мозгу командана Лагранжа, Желая выиграть время, не питая, впрочем, никаких иллюзий, офицер обратился к чудовищу:

— Полагаю, что вы не слишком расположены выслушивать нас, а тем более объяснять нам что-либо?! Наверное, здесь у вас молчание какая-то особая ценность. Но все же хотелось бы узнать кое-что о вас, ну, хотя бы секрет вашей сказочной выживаемости.

— Я полагал, что вы сначала выслушаете, какая судьба вас ожидает, — прервал его монстр, даже несколько удивившись безразличием пленников к собственной участи.

Офицер пожал плечами.

— Изменится ли что-нибудь от того, что мы сейчас узнаем?!

— Вам не откажешь в мужестве, — утвердительно и с долей уважения проговорил муанец. — Впрочем, теперь для вас нет секретов, ибо вы навсегда лишены контактов с вашим миром. Континент, который вы называете Му, а истинное его название слишком длинно и сложно для вашего слуха, вот уже тридцать тысячелетий назад достиг вершин своей цивилизации, находясь в сердце Тихого океана. Земля в те времена выглядела по-другому — не так, как сейчас. Тогда и начался регресс Му, как, впрочем, и другого континента в центре Атлантики — Атлантиды. Обитатели ее тоже шли к вершинам цивилизации, но достигли их на тысячелетие позже по сравнению с нами. Они являлись человеческой расой, несколько более высокорослой, чем нынешняя ваша.

Наши предки сильно отличались от атлантов и не поддерживали с ними никаких отношений. Обе расы занимали свои территории и избегали прямых контактов. Впрочем, уже само по себе достаточно любопытно, что на одной планете могли возникнуть две столь различные расы — атданты и мы. Мы физиологически относимся к амфибиям и снабжены выростом, который вы называете клювом. Много позже ваши дальние предки-атланты даже стали называть нас «люди-птицы». Из-за жаберных крышек, — он поднял коготь к наросту в виде бабочки, — нас также называли длинноухими… но это уже после нашего исчезновения!

Уже за двадцать пять тысяч лет до вашей эры наши предки, которые располагали аппаратами для передвижения в атмосфере и даже стратосфере, начали систематическое исследование морей и океанов с борта подводных кораблей. Это позволило им обнаружить огромные сбросы и изломы в континентальной части цоколя Му. Опасные трещины и изломы расширялись от подземных толчков в зоне, которая сейчас называется Полинезией. Наши геофизики вскоре поняли значение этого геологического феномена.

В тайне, чтобы не вызвать паники, император Му приказал создать колонию на восточном побережье Южной Америки. Создание ее имело свои трудности, ибо на эту территорию претендовали и атланты. Обе расы вступили в ожесточенное сражение, которое значительно замедлило переселение. Тем не менее колония была создана, и мы построили города с заводами, лабораториями, что позволило позже восстановить промышленность, а также расселить там пятьсот тысяч жителей.

Однако катаклизм, который должен был уничтожить нашу колыбель, случился неожиданно быстро. В один день и одну ночь начались вулканические взрывы, и выплеснулось целое море лавы. Континент Му погрузился в глубины со всей своей развитой цивилизацией и десятками миллионов обитателей. Му исчез навсегда в волнах; южноамериканский континент тоже почувствовал отзвук этого гигантского катаклизма. Огромные складки земной поверхности превратились в горы, а мирные берега поднялись ввысь на тысячи метров.

Из наших городов сохранился только один, поднятый на едином блоке Андского плато.

— Плато Маркахуази? — воскликнул Лоренцо Чьяппе.

— Да. Там сегодня ничего не осталось от города, который существовал двадцать пять тысяч лет назад. Тем не менее автохтонноеnote 24 население и варварские племена сохранили воспоминания о нашем недолговечном царствовании. Их более развитые потомки оставили как свидетельство этой памяти гигантские статуи, явившиеся загадкой для ваших археологов.

С началом катаклизма в воздух поднялись тысячи летающих сфер с научными материалами, продуктами и, конечно, привилегированными техниками. Одновременно около тысячи семисот подводных кораблей ушли в океан, чтобы как можно дальше отплыть от места катастрофы. Только триста пятьдесят из них достигли южноамериканского побережья. Экипажи кораблей и сфер, объединившись, заселили единственный уцелевший город на Андском плато. С огромными трудностями этот очаг смог дать новый импульс нашей агонизирующей цивилизации.

Через некоторое время оставшиеся в живых жители Му покинули плато и поселились на побережье, близ воды, где было пригодное место для амфибий, и создали город переходного типа. Переходного, ибо наши предки поняли, хотя и ценой такого катаклизма, необходимость изменения среды обитания. Только подводные города, расположенные на дне океана, могли позволить им выжить при повторении подобного катаклизма. Будущие тысячелетия подтвердили правильность подобного решения, — заключил муанец, как бы охватывая жестом распростертых рук подводный город.

— Построенный на поверхности, этот город был окружен антигравитационными поясами, а потом постепенно погружен в океан и установлен на дне. Он принял под свой кров всех жителей, которые спаслись от потопа. Таков он и теперь, этот город, в котором нынче проживает полмиллиона муанцев. Он великолепно защищен от землетрясений и геологических сдвигов, имевших место в далеком прошлом. Однако к сравнительно редким геологическим катаклизмам теперь добавились более многочисленные, создаваемые человеком. И если город защищен от природных явлений, то несколько хуже — от рукотворных, порожденных в океане испытанием ваших ядерных бомб. Два последних взрыва тряхнули город и отразились на его инфраструктуре. К тому же взрывы бомб повредили контейнеры с радиоактивными отходами, которые какими-то сумасшедшими стали сбрасываться посреди Тихого океана. Для вас эта зона пустынна, а для нас — богатейший район ак-вакультуры. Там расположены наши поля водорослей и рыбные угодья, зараженные теперь из-за протечки ваших контейнеров. Нашей подводной цивилизации угрожает голод!

Мы сумели установить место нахождения вашей базы, откуда вылетали самолеты с атомными бомбами, и из справедливости, в качестве ответных мер разрушили ее. Если в настоящее время мы и ограничиваем демонстрацию нашего могущества, то просто потому, что не хотим наносить удары внутри ваших континентов, но будем уничтожать базы, подобные той, что находилась на острове Хендриксон, если возникнет дальнейшая угроза нашему существованию…

Пленники переглянулись. Трудно было спорить с муанскими аргументами. Молчание нарушил только этнограф, который спросил из любопытства:

— Зачем же тогда вы создали силовую защиту вокруг Рапа-Нуи, чтобы укрыть его от водяного вала, поднятого взрывом бомбы?

— Да, действительно, энергетический барьер был поставлен, чтобы спасти остров от цунами, которое мы засекли заранее. Хотя остров Пасхи, рожденный катаклизмом, и не является остатками континента Му, он был последним бастионом, который использовали наши предки, чтобы собирать там элементы подводного города. С острова Пасхи, который выбран как промежуточный пункт, эти элементы доставлялись в океан до точки погружения города.

На этом острове много позже мы зарыли в пещерах таблички ронго-ронго — такие, как вы обнаружили, повествующие о нашей истории. Они являются единственным неопровержимым свидетельством нашего существования, которое мы оставим когда-нибудь вам подобным… если случится, что катаклизм уничтожит наш город.

Конечно, если это случится, то тайна грота на Моту-Нуи откроется таким образом, о котором вы и не подозреваете. Вы же раскрыли этот секрет слишком рано, поскольку наша база-город еще существует в этом мире! Прошлой ночью мы забрали эти ронго-ронго в вашем пустом лагере… когда вы под водой исследовали Винапу! Следы, оставленные в гроте одним из моих подчиненных, привели вас к сейсмографу и соответственно к пластине с картой. Мы предвидели, что таинственный кружок привлечет ваше внимание и вы отправитесь туда на батискафе. Так и случилось, и вы угодили в ловушку.

— Да-а… Неплохо задумано! — признал этнограф. — А зачем вы окружили остров подводными сейсмографами?

— Эти аппараты не только сейсмографы. Они создают поле, блокирующее радиоволны. Это поле заработало через двадцать четыре часа после землетрясения. Кроме того, оно создает непреодолимое препятствие для всех видов ваших воздушных судов. В чисто сейсмологическом плане — это приборы, которые позволяют нам точно следить за тектонической деятельностью в районе Рапа-Нуи. Если возникнет опасность разрушения острова от катаклизма или испытаний ваших бомб, мы тут же будем предупреждены, после чего примем меры для укрытия новой серии табличек с сообщениями о нашей истории.

— Но к чему прилагать столько усилий, сохраняя сведения о своей цивилизации, если она исчезнет? — спросил Христиан.

— Континент Му был на земле истинной колыбелью, праматерью знаний, лишь часть которых принадлежала атлантам. Муанцы были самыми разумными существами, которые возникали на планете. Разве этого недостаточно, чтобы память о них осталась в поколениях, если этот город исчезнет? Сегодня среди вам подобных только несколько просвещенных и посвященных знают о существовании цивилизации Му, о том, что это — не миф! После нашего окончательного исчезновения об этом узнают все.

— Но почему же не сейчас? — удивилась Жанна Мансуа.

— Потому что мы живем счастливо и не имеем ни малейшей нужды общаться с вашей расой. Наши редкие контакты случайны, в частности с полинезийцами… которые видят в нас Аку-Аку, своего рода духов более или менее «фамильных», или Tangata manu, призраков! Эта легенда, которую мы всеми средствами поддерживаем, вызывает улыбки у белых, а мы тем самым сохраняем свое спокойствие во время коротких экскурсий на острова Тихого океана. Такие выходы позволяют нам «приобретать» у туземцев некоторое количество книг и других вещей, достаточно интересных с лингвистической точки зрения и документальных познаний.

Нам вполне достаточно продуктов, которые мы сами производим и которые дает нам море на своих широких просторах… богатейшие из которых уже загажены вами!

Конечно, мы знаем, что ваша группа, за исключением летчиков, не несет ответственности за разрушения и вред, причиненный нам, так что к вам мы не питаем никакой ненависти. Однако в собственных интересах мы не можем вернуть вам свободу…

Эффект стимулятора возбудил в О’Брайене дух противоречия. Постепенно восстанавливая силы, он приподнялся на локте и заговорил:

— Вы полагаете, что нам подобные останутся в бездействии в связи с нашим исчезновением?

— Экипаж «Мендозы» в курсе того, что батискаф исчез в двухстах сорока километрах к востоку от Рапа-Нуи, — поддержал его Пьер Лагранж, не скрывая своего отвращения к перспективе навсегда остаться в подводном городе. — Будут предприняты поиски, а если вы захватите второй батискаф, то дело кончится тем, что наши соотечественники начнут подозревать истину.

— Наши сбросят полдюжины подводных бомб «Н» вокруг места погружения, — пригрозил лейтенант Хиггинс. — И ваш подводный город превратится в ничто! Он никак не выдержит колоссальных ударных волн, направленных вертикально вниз!

— Не обольщайтесь, — проговорил гигант-муанец, и в голосе его прозвучала насмешка. — Рассудите здраво. Исчезновение вашего батискафа отнесут за счет несчастного случая. Естественных причин достаточно, чтобы вы погибли. Подумайте также и о следующем: присутствие подводных сейсмографов вокруг Рапа-Нуи вовсе не является неоспоримым доказательством нашего нынешнего существования. Ваше приключение столь невероятно, что комиссия, которой будет поручено разбирательство причин исчезновения, придет к выводу о несчастном случае. Конечно, у некоторых ваших ученых восстановится вера в Му, поглощенный Тихим океаном. Добыв один из наших сейсмографов, они примут за истину то, что было до сего времени для них мифом. Но гипотеза о том, что мы живы, будет расценена как смешная и сумасшедшая.

Вы исчезли, и никто больше не будет говорить о «спасшемся» Му… и лишь полинезийцы продолжат верить в существование Аку-Аку и прочих невообразимых созданий!

Пленники не могли не признать логику этих рассуждений. Этнограф задумался, а у Жанны Мансуа перехватило горло. Каждый из присутствующих в душе понял беспочвенность надежд на возвращение. И тут водоворот их мыслей был нарушен глухим ворчанием и вибрацией, идущими, казалось, из недр земли. Вибрация возникла в полу дворца. Гигант и охранники застыли от неожиданности. Толчки становились все сильнее и сильнее. Подземный город охватила дрожь.

Муанец пришел в себя первым и взревел:

— Подводное извержение!..

В панике он стрелой выскочил из-за стола и быстро бросился вслед за охранниками, которые понеслись по галерее, ведущей в перистиль.

Парадоксально, но этот новый удар судьбы вдохновил узников и вернул им надежду на спасение.

— Черт побери!.. — начал этнограф, но его прервал командан Лагранж.

— Скорее бежим к батискафу! Это наш единственный шанс!

Все побежали, а с ними и авиаторы, которых поддерживали члены экспедиции. С высоты монументальных ступеней они увидели город, который теперь представлял жалкое зрелище. Во всех направлениях в панике сновали муанцы, падали, спотыкались, прыгали, как кузнечики на поле, при приближении прохожего.

В километре от них блестела крыша дока, что сразу придало всем дополнительные силы. Они неслись вниз по ступенькам так скоро, насколько это позволяло состояние их несчастных товарищей. Вновь дрогнула под ногами почва. Теперь пленники попали в толпу муанцев, которые не обращали на них никакого внимания. Движущиеся тротуары остановились, а шоссе было забито голосящими и жестикулирующими существами.

Огромная муанка, выскочив из перпендикулярной улицы, столкнулась с этнографом, который от толчка полетел наземь. Проклиная эту верзилу, Христиан встал и тут заметил возле ног странную прозрачно-радужную звезду из ограненных лучей. Он сунул драгоценность в карман и догнал товарищей. Их, казалось, бесконечный бег продолжался уже около получаса, и когда они достигли оконечности купола, то почувствовали себя измотанными, как после морской болезни.

Док был пуст, и шаги беглецов громко зазвучали под его сводами, когда они добрались до лесенки батискафа. Сначала вниз осторожно спустили английских летчиков, а потом и все собрались там. В тот момент, когда лейтенант Фабр завинчивал крышку люка, его внимание привлек шум воды, врывающейся в док. Приподняв крышку люка, он увидел, что щит ангара, ведущий в океан, открывается, а тот, через который они вбежали, закрывается. Он тщательно закрепил люк и сказал, спустившись к товарищам:

— Внутренняя панель дока только что закрылась. Мы изолированы от города!

Командан Лагранж тоже удивился и тут же включил экран телевизора. На нем как раз была видна почти полностью открывшаяся диафрагма дока. Тоннель почти полон бушующим водоворотом воды. Оглушительный шум потока смолк.

— Я не понимаю… Ничего не понимаю, — взволнованно повторял, как заведенный, командан О’Брайен, в то время как батискаф пришел в движение и покинул док.

Он подчинялся всем командам и по первому же импульсу сбросил балласт. Облегченный аппарат начал медленный подъем к поверхности из абиссальных вод, с глубины более чем три тысячи пятьсот метров, где они должны были остаться навсегда. Британские летчики, которые больше, чем другие, имели шансов расстаться с жизнью, смолкли, еще не веря в реальность своего спасения. Только Стив О’Брайен, на этот раз с благоговением, продолжал повторять:

— I don’t understand! I don’t understand!

Возбужденный не менее других, командан Лагранж тем не менее, не удержался от шутки:

— Да ладно вам, старина! Не старайтесь понять! Спаслись мы или нет?! Что вам еще нужно? Спасательный пояс-жилет императора Му?

— Шутки в сторону, командан, — вмешался этнограф. — Мы были приговорены, и лишь непредвиденное подводное землетрясение позволило покинуть, не прощаясь, компанию кривоклювов и добраться до батискафа! Но, черт же побери! Как вы можете объяснить, что внешняя панель дока могла вовремя открыться, а внутренняя закрыться? Почему освободился проход?

— Я не объясняю этого, Денуае. Я просто констатирую и радуюсь. Мы свободны, старина! Свободны и спасены! Вам что, этого на данный момент мало? А вообще-то, Крис, вы правы. Му существует… и с меня чинзано!

Христиан пожал плечами и машинально похлопал себя по карману рубахи в поисках сигареты, хотя прекрасно знал, что курить в батискафе нельзя. Затем он порылся в кармане и вытащил золотой крестик полинезийской учительницы, а цепочка в свою очередь потащила за собой морскую звезду. Это странное муанское украшение являлось единственным доказательством и свидетельством их сказочного приключения.

Христиан отцепил от звезды цепочку с крестом, задумчиво посмотрел на маленькое распятие, покачал его, и улыбка заиграла на его губах. Он сжал крестик в кулаке и сел за спиной командира батискафа.

— Ну, так что, адмирал? Долговат ваш подъем!

А в это время в абиссальных водах, куда с поверхности не проникал ни один лучик света, приподнялся со своего ложа колоссальный подводный город и с царственной медлительностью, горизонтально перемещаясь, направился к югу.

Хитрость императора Му великолепно удалась.

Разве могли заподозрить люди, что гигантский город под сферой был подвижной базой… начало движения которого всегда сопровождалось вибрациями и качанием, более или менее напоминающими подземные толчки? Все это вместе, в том числе и как бы «случайный» побег пленников, являлось частью тщательно подготовленного и реализованного плана.

Беглецы обязательно доложат подобным им существам о тайнах подводного города, расположенного в двухстах сорока километрах к востоку от острова Рапа-Нуи. Но если другой батискаф нырнет в эту точку, то не найдет города, который будет уже в своем порту приписки на семи тысячах девятисотметровой глубине в южной части Тихого океана. А в том месте, где он был до этого, исследователи обнаружат чудовищный сброс длиной в девятьсот километров и шириной в двадцать пять. Глубина в две тысячи семьсот метров и сброс от взрыва второй бомбы «Н» были предусмотрены муанцами как детали плана. А сам подводный город-база находился в то время на верхней кромке сброса, будучи там просто пришвартован. Сорвавшиеся после взрыва осадочные породы образовали на дне гору, под которой, бесспорно, с точки зрения будущих исследователей, будет предполагаться погребенный там навсегда, подводный город.

Этот хитро обращенный на пользу Тангата Ману излом должен заставить людей думать, что город уничтожен, и не помышлять о репрессиях. Ответственные за эту «катастрофу» должны видеть в ней предостережение, которое может побудить их к прекращению подводных термоядерных взрывов.

Ученые уже предупреждали своих соотечественников в 1954 году об опасности взрывов бомб на дне океанических впадин. Земная кора может расползтись по линии подводных каверн.

Может быть, теперь, после приключений землян под водой, люди прислушаются к прогнозам, и дамоклов меч атомной беды гарантирует безопасность Тангата Ману. Их сказочная цивилизация сохранится тогда до полного своего исчезновения когда-нибудь в будущем в катаклизме, аналогичном тому, в котором в далеком прошлом, двадцать пять тысяч лет назад, под волнами потопа скрылся континент Му.

Note1

Рапа-Нуи, или Большой Рапа, — другое название острова Пасхи. Местные жители называют его такжеTepitooteHenua— Пуп Мира. — Примеч. автора.

Note2

Семантика — раздел семиотики, изучающий знаковые системы как средства выражения смысла. — Примеч. перев.

Note3

Один из сборников древних легенд ацтеков.Кодекс пророчеств. — Примеч. автора.Иностранные написания (не французские) сохранены, как и у автора, во всем тексте. — Примеч. перев.

Note4

Тиахуанако, или Тиагуанако, — развалины древнего города в Андах. Здесь некогда жил народ, хорошо знавший астрономию. Есть сообщения, что испанские конкистадоры нашли на каменных статуях литые серебряные украшения весом до полу тонны. — Примеч. перев.

Note5

Мохенджо-Даро— древний город в Индии, при раскопках которого обнаружено множество резных печаток. — Примеч. перев.

Note6

Всем привет.

Note7

Добрый день.

Note8

Ронго-ронго— деревянные таблички с иероглифическими надписями сделанными предками пасхальцев. Тексты не расшифрованы. — Примеч. автора.

Note9

Имя, которое дано первым жителям острова, прокалывавшим и растягивающим уши. — Примеч. автора.

Note10

Оборотни, призраки, привидения в пасхальском фольклоре. — Примеч. автора.

Note11

Маленький островок, называемый “остров людей-птиц”. — Примеч. автора.

Note12

Религиозный пасхальский ритуал, чтобы умилостивить духов. — Примеч. перев.

Note13

“Люди-птицы” — загадочные персонажи древних легенд. — Примеч. автора.

Note14

Марка автомата. — Примеч. перев.

Note15

Это соответствует действительности. См. знаменитое документальное произведение Тура Хейердала. — Примеч. автора.

Note16

Архаический способ письма, при котором надписи идут справа налево и обратно слева направо. — Примеч. перев.

Note17

Название означает — “разгрузка”, или “место разгрузки”, и вроде бы там спускались в океан.Нет, пожалуй, речь вовсе не шла о путях погрузки-разгрузки, по которым пасхальцы якобы заставляли скользить свои камышовые лодки из таторы! — Примеч. автора.

Note18

Деревянные статуэтки, вырезанные современными пасхальцами. — Примеч. автора.

Note19

Согласно легендам, в Тихом океане двенадцать тысяч лет назад потопом был поглощен некий континент Му. Погибла целая цивилизация. — Примеч. перев.

Note20

Тайный, скрытый, предназначенный для посвященных. — Примеч. перев.

Note21

Соответствует действительности, однако так же необъяснимо, как то что на платоMarcahuasiв Андах находят созданные неизвестным народом фигурки стегозавров. — Примеч. автора.

Note22

Перистиль — античная архитектурная колоннада, портик, галерея, окружающая площадь, двор, сад. — Примеч. перев.

Note23

Метаболизм — обмен веществ. — Примеч. перев.

Note24

Автохтоны — первоначальное, исконное население страны. — Примеч. перев.