 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Дансени Лорд :: Родари Джанни :: Уилсон Жаклин :: Лондон Джек :: Берристер Инга :: Власова Елена :: Стаут Рекс :: Шилин Георгий Иванович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Самый яркий свет :: Притчи :: Камо :: Рыцарь Золотого Сокола :: Справочник по реестру Windows XP :: Господство женщин :: Влюбленный опекун :: Муму |
БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАНModernLib.Net / Альтернативная история / Гиршгорн Вениамин / БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН - Чтение (стр. 8)
Париж был побежден… Император наградил Фуранже орденом Почетного легиона и особым указом назначил заведующим имперским Отделом художественной рекламы. Графу Сен-Симону опять не повезло: его подробный доклад о раскрытии опасного заговора был возвращен обратно со следующей резолюцией: «Заговор держите про запас. Теперь Франция занята рулеткой. Не будем ей мешать развлекаться». Казино на улице Равенства, любимое детище Фуранже, спасло империю от позорного банкротства, а министра финансов от неизбежной отставки; и министр никогда не забывал, при встрече с художественной рекламой, нежно произнести: – Дорогой Фуранже, вы были правы. Ваше казино – золотое дно! На что Фуранже, любезно поклонившись, неизменно отвечал: – Это идея князя Ватерлоо, мы только скромные исполнители. Влад осторожно поднимался вверх, держась за шаткие перила. …Все идет отлично. Сен-Симон ничего не подозревает. Сегодня нужно с Жаном выяснить несколько мелочей… Фу, какая крутая лестница… Не забыть бы узнать, что это за птица адвокат Керено… С такими все время начеку… Теперь, кажется, скоро… Да… Вот квартира художника… А вдруг Жана нет дома?!. Нет, в это время он всегда в своей голубятне… Там, наверно, и Батист… Это было бы хорошо… Наконец узкий коридор. Влад ощупью пробирается вперед, отсчитывая шаги… Знает: прямо – десять, направо – восемь и первая дверь – комната Жана. Вдруг совсем близко веселый смех, прерванный поцелуем. – Постой, постой, Мари… Я закрою дверь… Влад бросился в сторону и прижался к стене. Еще раз метнулся женский смех, потом хлопнула дверь, и мимо Влада, чуть-чуть не задев его, прошли двое… Они шли, тесно обнявшись, и каждый свой шаг отмеряли поцелуем. В один из перерывов сладостного занятия знакомый голос прошелестел: – Ты меня любишь? – Да, Жан… Тебя одного… – Моя маленькая Ма… И опять долгий поцелуй. Уже перестали недовольно поскрипывать перила, уже где-то далеко, далеко внизу булькал легкомысленный мотив любовного дуэта, а Влад все еще стоял, прижавшись к холодной стене, прикусив непокорные губы, которые опять вспомнили, как произносится это единственное слово – любовь, вспомнили последние прикосновения и терпкий вкус тяжелой женской слезы. 9 – Нет, нет, князь! Только не сегодня… сегодня я никак не могу. – Но… – Завтра… завтра… – Приказ нашему флоту немедленно выступить к английским берегам. – Английским берегам?… Так… сегодня… хорошо… Давайте. – Кстати, позвольте вас, сир, поздравить. – Благодарю… Благодарю… – на всякий случай бормочет растерявшийся Наполеон. – Вы, конечно, помните это маленькое событие? – О, да, да, – чувствуя страшную неловкость, проговорил Наполеон, – но ведь это, князь, такие пустяки, такие пустяки, что, право, не стоило и… – Но все-таки. Князь ушел… В саду шелестят деревья заплатанными, закоптелыми в пороховом дыму знаменами. – О каких событиях говорил князь? Проклятая память! Ничего не помню! Какие события?… Черт, какая память, какая… Разве мог знать старый император, что в этот самый майский день 1821 года на мрачном и пустынном острове, заброшенном в океане, к нему, оставленному и осмеянному в «том времени», пришла смерть?!. 10 «Заговор держите про запас…» Так собственноручно написал император. И в доме, отгороженном от любопытной улицы густо посаженными деревьями, в доме с маленькой едва заметной вывеской «Особый отдел Главной префектуры» заботливо следили за тем, чтобы в назначенный день, когда надоест империи головокружительная рулетка, по приказу императора, добросовестно развлечь скучающего патриота сенсационным заговором. Для этого ежедневно господин Радон, перед докладом министру полиции, просматривал секретную папку. Первое время тощая и незаметная, она теперь набухла драгоценными уликами. О, покойник Фуше прекрасно знал свое дело! Фамилия нужна на улице, фамилия обязательно нужна в синих папках с доносами, но когда человек приходит работать в этот дом, он теряет привычное имя и становится номером. Простым, ничего не говорящим номером… И только смерть вычеркивает его из списка. – Какие новости, Птифуар? – Только что пришел № 3603. – Ну? – Принес вот бумагу. № 3603… Кто был этот человек – никто не знал. В первый же день своего появления в Отделе огромной услугой заслужил благосклонное доверие господина Радона и теперь считался главным агентом. Еще бы! Ведь все нити заговора, наконец-то обнаруженного заговора, находились у № 3603, и господин Радон не скупился оплачивать доставляемые сведения. И № 3603 добросовестно обходил дымные кабаки, простаивал у заводских ворот, заходил посидеть к старым приятелям и не раз поднимался в мансарду Жана Гранье. «Жан Гранье» – красиво выведено красными чернилами на обложке. Внутри каждый шорох, каждый жест Жана старательно подшит и занумерован. Рядом «Батист Мильер», и опять бумаги, бумаги, бумаги; и вся жизнь втиснута в тесную папку исполнительным клерком. В третьей – пусто. Сиротливо лежат несколько записочек, пустяковых, не стоящих чести находиться здесь, в этом доме, но… но они принадлежат Владу. Господин Радон часто шумно вздыхал, настойчиво тер лоб и жаловался верному Птифуару: – Против него нет улик… Почему № 3603 их не достает?… Почерк этого проклятого Влада мне ужасно знаком!.. Я где-то видел такой… Подозрительно! Очень подозрительно… * * * Граф Сен-Симон вошел, как всегда, неожиданно и шумно, довольный, потирая руки. Император только что удачно кончил очередную шахматную партию с князем Ватерлоо и добродушно посмотрел на министра полиции. – Ну, как поживает ваш заговор? – Ваше величество, я думаю, наступил момент, когда нужно действовать. Вот перехваченный циркуляр. – Давайте сюда!.. Наполеон жадно развернул желтую бумагу и стал внимательно читать ее. Владычин с интересом следил, как постепенно исчезали в глазах императора веселые огоньки, как лицо становилось резче и надменнее. – Негодяи слишком обнаглели! Князь, полюбуйтесь, что они пишут. Тут и вас прохватывают… Министр прав! Нужно действовать. – Я, ваше величество, думаю арестовать неожиданно их всех во время собрания. А? Это будет удобно, а главное, в наших руках окажутся все вожаки! А? – Да!., да… Граф Сен-Симон, правительство ничего не имеет против ареста заговорщиков. Только поменьше шума. – Тогда, ваше величество, завтра заговор будет Раскрыт. – Желаю успеха, граф! И, отвесив глубокий поклон, министр полиции, сияющий, выбежал из императорского кабинета. 11 – Послушайте, № 3603!.. Значит, «Фригийский колпак»? – Да, в задней комнате. – Время? – Восемь часов. – Вы поведете нас туда? – Нет. – Что-о? – Нет. Меня могут узнать, и тогда… – Птифуар, № 3603 прав. Мы пойдем одни. Итак, если оцепить весь квартал и медленно сжимать кольцо, впуская в него всех, но не выпуская никого, то голубчики окажутся в западне. – Да, господин Радон! «Фригийский колпак» не имеет другого входа, а переулок Трех Святителей упирается в тупик. – Это хорошо!.. Все идет отлично… Можете идти, № 3603… Пока вы свободны. * * * Мари знала: около двери есть незаметная щель, и туда Жан кладет ключ, когда уходит надолго. Сегодня тоже ключ лежал там. Второй день Мари находит его в сырой щели. Второй день Жан не ночует дома. Это заметно сразу: книги, заботливо собранные накануне и сложенные в строгом порядке, спокойно лежат на прежнем месте. Значит, Жан не приходил… Второй день. Что ж, нужно терпеливо подождать, может быть, он все-таки придет и сумеет найти немного свободного времени для своей маленькой Мари. А если нет… Мари вздыхает. Уже стемнело, и скоро нужно уходить, а Жана нет… Второй день… Ай, ай! Кто-то идет по коридору… Скорей, скорей, глаза, становитесь веселыми… вот так!.. Теперь он может входить. – Жа-ан! Радостно рванулась к двери и замерла, увидев кудлатую бороду Влада. – Это… вы? – Жана нет? – Он второй день не ночует, и я очень беспокоюсь. – Где мне его найти… Мари, Мари! Я дам вам записку к Батисту. Ее нужно сейчас же ему передать. Слышите? – Да, да, хорошо… Давайте! – Вот… Слышите, Мари, сейчас же, а Жана я найду сам! 12 Роман честно расплачивается за все плагиаты. 6 ноября 1822 года. Праздник «Le meilleur jour» посвящен в этом году Академией памяти ученых, трагически погибших на Пикатау. В Пантеоне – огромные мемориальные доски: ПЕТРОВ СИМЕНС ПОПОВ ЭДИСОН Над доской – молния. Следующая – весы и кирка. МЕНДЕЛЕЕВ КЮРИ МАРТЕН БЕССЕМЕР Третья эмблема – земной шар. ФУКО ПЛАТО БЕККЕРЕЛЬ РЕНТГЕН Наконец, под изображением реторты, фамилии: ПАСТЕР РУ ЭРЛИХ МЕЧНИКОВ * * * Вечером в Академии пространная речь Владычина и великолепный банкет. 13 У переулка остановились. Господин Радон жалел, что любезно согласился сопровождать опасную экспедицию; ведь все равно в случае успеха обещана щедрая награда. Ужасно глупо… Мелкий, холодный дождь больно сек лицо и настойчиво старался пробраться за плотно поднятый воротник. Плащ вымок и неприятной тяжестью давил плечи. Поэтому, когда Птифуар остановился и таинственно прошептал: «Здесь, господин Радон», – Радон облегченно вздохнул. – Послушайте, Птифуар… Хорошо ли агенты поняли наш план? – Мы сейчас проверим. Птифуар вынул маленький свисток и несколько раз протяжно свистнул; и сразу же эхом в разных местах откликнулись тревожные трели. – Все на местах! Переулок окружен! Теперь смело вперед. Господин Радон знал – спрятанные агенты зорко следят за каждым подозрительным шорохом, знал, что рядом шагает верный Птифуар в сопровождении надежного эскорта вооруженных полицейских, – и все же страх заставлял вздрагивать и настораживаться. Напрасно господин Радон пытался побороть усиливающуюся дрожь и принять соответствующий его высокому званию начальника Особого отдела бодрый и решительный вид. Ничего не помогало. Непослушная челюсть продолжала жизнерадостный пляс. – Господин Радон, вы что-то изволили сказать? – Я?., я… н-нет!.. н-нет… – Вы нездоровы? – П-пустяки!.. Маленька-ая лихо-орадочка! Но вот впереди мелькнул тусклый свет качающегося на ветру фонаря. Каждый старается ступать осторожнее и тише… Тсс!.. Тсс!.. Рука тянется к поясу, где висит надежный спутник ночных обходов. Еще несколько напряженных шагов – и плотно закрытые грязными занавесками окна кабачка дядюшки Парпиньоля. Птифуар, как бы обдумывая что-то, постоял у двери, потом тяжело постучал кулаком. – Сейча-ас!.. Анато-оль, открой! * * * Ужин подходил к концу. Усталые лакеи заботливо следили за бокалами развеселившихся гостей. Император, в сопровождении князя Ватерлоо, только что уехал, и неловкость, ощущавшаяся в его присутствии, моментально исчезла. Зал сразу разбух сытым шумом, смехом, нарушившим этикет официальных банкетов, и чрезмерным звоном сдвигаемых бокалов. Вице-президент Академии, наволновавшись в этот торжественный день, оживленно болтал, не замечая, что сосед, министр просвещения, мирно спит, положив лысую голову на блюдо с каким-то сладким соусом. – Дорогой Песталоцци!.. Дорогой Песталоцци!.. Это будет грандиозно… Уже разработано до мельчайших… Дорогой! В другом конце – Ней, скинув мундир, влез на стол и показывал непристойный фокус, привезенный им из последнего похода. – Браво!., браво!.. Маршал, удивительно! – Верно? Ха-ха!.. Послушайте!.. Идея! Поедемте к мадам де Верно… Мы великолепно закончим удачно начатый день!.. Я был там вчера… У нее есть такие штучки… такие… – Маршал… удивительный человек!.. – Едем к мамаше де Верно! – Но, господа, удобно ли нам ехать в это заведение? – Мы попросим графа Сен-Симона послать отряд полицейских очистить этот дом от посторонних, а затем во время нашего пребывания охранять его! – Правильно! – Маршал, люб-блю!.. – Граф Сен-Симон!.. – Дорогой маршал!.. Я, право, затрудняюсь! Полиция сегодня занята. А? Очень опасная облава… Заговор… А? Так что… – Возьмите из резерва! – Хорошо!.. Хорошо!.. Сейчас распоряжусь очистить заведение… А когда вернутся после удачной облавы остальные… – Молодец Сен-Симон, молодец!.. – Маршал!.. Осторожней!.. Осторо… * * * – Сейча-ас! Анато-оль, открой! Дверь гостеприимно распахнулась, и Птифуар вместе с полицейскими ворвался в кабачок. – Говори, старый мошенник, где заговорщики? Испуганный Парпиньоль удивленно икнул и с трудом выдавил: – Никого нет! Никаких заговорщиков. Только посетители. – Молча-ать!.. Где задняя комната? – Там! – Веди нас туда! В задней комнате было темно и пусто. Озабоченный Птифуар приказал старательно обыскать кабачок. Полицейские обшарили все подозрительные уголки, но ничего не нашли. – Господин Радон, нас надули! – Может быть, удрали… Сегодня такая темная ночь. – Нет! Агенты говорят, что никто не выходил из переулка. – Как же это так?… Нет, нет! № 3603 не мог нас надуть! Их кто-то предупредил!.. Но кто? Подозрительно!.. Птифуар! Птифуар!.. – Чего изволите? – А как же граф Сен-Симон? 14 Дом, доставшийся после неожиданной смерти мужа предприимчивой женщине, по необъяснимой прихоти архитектора выходил на две улицы, и это было главной причиной головокружительного успеха «мамаши Диверно». И если с одной улицы на смену куцым клиентам явились изысканные франты, предводительствуемые маршалом Неем, то второй выход вел в модный салон мадам де Верно, где вечером собиралось избранное общество Парижа. И нередко мужчины, предварительно сговорившись, незаметно исчезали из салона и крались на другую половину, находившуюся под высоким покровительством начальника полиции. Это было приятно, а главное – удобно… * * * – Толстое животное! Как он играл Гамлета! Ой, если бы Шекспир на минутку приподнял крышку гроба и посмотрел, как изображают датского принца на сцене «Французской Комедии»… Бедный Шекспир!.. Знаешь, Медальяс, когда я буду играть Гамлета… когда я буду играть… Ты не можешь себе представить, Медальяс, что такое сцена. Потому что ты – старая газетная крыса и у тебя нет таланта… А у меня – талант, огромный талант, но я должен торчать в редакции, писать заметки и терпеливо ждать, как ждали мои предки у Вавилонской речки [27], когда придет директор театра и скажет: «Дорогой Люби! Зачем тебе зарывать молодость в этих четырех стенках, когда тебя ждет слава и богатство!» И я пойду к редактору и… – Стоп! Хорошо, что напомнил. Редактор просил прислать тебя. – Разве его уже выпустили? – Третьего дня, но вчера опять засадили. И кажется – надолго. За статью против Ватерлооского царька. Придется опять менять название. – За этот месяц будет шестое. – Что делать! Сен-Симон не хочет стать подписчиком «Красной трибуны». Ну, Моисей, брось мечтать о плаще датского принца и беги к Дюко, спеши, пока его не арестовали вслед за редактором. – Ха-ха!.. Медальяс, при такой веселой жизни мы скоро переселимся в новое помещение. И на газете напишем: адрес редакции: камера Венсенского замка! Ха-ха! * * * Люби грустно посмотрел на швейцара. – Билет?… Сейчас! Сейчас. А, какая паршивая память, господин швейцар… Понимаете, забыл дома!.. Теперь вспомнил – положил на письменный стол в кабинете и… столько дел, столько дел… Сегодня было две репетиции. – Без билета нельзя. – Черт знает что такое! Если вам говорю я, я, Моисей Люби, артист «Французской Комедии»… Мадам де Верно будет знать о вашей наглости!.. Мне, мне не верит швейцар! Мне, когда одно мое слово убеждает навсегда директора! И вдруг… немедленно пропустите меня!.. Слышите!.. – Все равно не пущу!.. Не торчите зря на дороге… И швейцар оттолкнул Моисея Люби… С завистью пересчитав освещенные окна, Моисей решил было уже пойти в театр, как вдруг вспомнил анекдот, слышанный в кабачке, где собирались мелкие актеры… «Один вельможа, по рассеянности перепутав улицы, ввалился в салон мадам де Верно и, находясь в игривом настроении, первой попавшейся женщине предложил…» И ровно через пять минут Люби сидел в оклеенной дешевыми обоями комнатушке с традиционной выносливой кроватью и взволнованно говорил своей старой приятельнице Берте, более известной в квартале под прозвищем Канарейка: – Половина гонорара за статью тебе… Чем ты рискуешь? Подумай, королевская плата! Если поймают?… Глупости! Притворюсь пьяным, и только… Ведь я же, Берточка, артист!.. В один раз столько, сколько ты зарабатываешь за четыре ночи. И главное – никакой усталости! Ну? И Берта согласилась. С величайшей таинственностью она провела Моисея мимо запертых комнат, где ее подруги принимали гостей, к темному длинному коридору. – Все прямо и прямо. Потом по лестнице вниз… через сад, увидишь дверь. – Понял… Офелия, о нимфа! Помяни меня в своих святых молитвах. – Моисей, итак – половина! – Ты надоела со своей половиной! Мое слово – камень. Прощай… И Люби решительно двинулся вперед. От мамаши Диверно к мадам де Верно. * * * «Красная трибуна» – орган ЦК фабзавкомов. Номер от 20 августа 1823 года. На первой полосе жирным шрифтом напечатано: «МАМАША ДИВЕРНО И ГОСПОДИН СЕН-СИМОН Вчера состоялся очередной вечер в салоне мадам де Верно или, отдав должное дворянскому происхождению, просто у мамаши Диверно. На лестное приглашение почтенной дамы поспешил весь цвет Парижа. Нашему сотруднику из общего блеска удалось все-таки выделить несколько звезд первой величины: маршал Ней, министр полиции граф Сен-Симон, вице-президент Академии граф Вольта, артист Тальма, заведующий имперской рекламой Фу-ранже и, наконец, современный «Максимилиан», красноречивый адвокат, владелец огромных виноградников, но «убежденный» революционер и враг «существующего» строя Александр Керено, хорошо известный нашим читателям по своим выступлениям. Как видите – теплая компания. Удивляло отсутствие князя Ватерлооского. Неужели же мамаша Диверно забыла послать пригласительный билет своему главному благодетелю? Наш сотрудник задал вопрос министру полиции, господину Сен-Симону, – известно ли ему, что дом выходит на другую улицу и там помещается гнусный притон, в котором мадам де Верно эксплуатирует несчастных девушек? На что господин Сен-Симон ответил, что это ему неизвестно и он считает низостью клеветать на всеми уважаемую мадам де Верно, которая состоит учредительницей трех благотворительных обществ и заведующей «Воспитательного дома для падших созданий». Отсюда следует одно: хорошо спелись хозяйка правительственного публичного дома и министр полиции граф Сен-Симон! М. Л.» ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1 «Детально обсудив вопрос, мы предлагаем Вашему Императорскому Величеству экономические интересы наши воссоединить, усматривая в этом торжество мирового прогресса». Роман читает, Наполеон нюхает табак: – Что скажете, дорогой князь? – Трудно охватить открывающийся горизонт новых возможностей, но одно ясно – трезвая экономическая политика перебросилась через океан, и янки довольно прозорливы, предлагая нам экономическую федерацию. – Я думаю, проект договора вы, князь, возьмете на себя? – Даже больше, я сам поеду диктовать конгрессу волю моего императора. – Как, вы опять хотите уехать?!. – Дело столь серьезно, что трудно кому-нибудь доверить щекотливую роль нового Колумба. * * * Три дня тянулась веселая попойка. Три дня щедро угощал гостей расходившийся шторм, до отвала напоил соленой пеной. Пароход – опытный пьяница, много гулял по разным портам, а тут не выдержал, нализался. Юнгой, отведавшим впервые джин, качался, спотыкаясь о кувыркающиеся волны, и орал медной глоткой похабные песни… Роман с трудом вскарабкался по отвесной лестничке на капитанский мостик; ветер упирался влажными ладонями в грудь, норовя опрокинуть назад. – Это вы, князь! Чертовская погода! Но теперь опасность позади. Я, признаться, думал, что не довезу вас до Нью-Йорка. Но «Франция» выдержала. Капитан Мирондель произнес название своего судна так же нежно, как другие – имя любимой. – Не из первой переделки вывозит. Знаете, князь, однажды около Испании, когда мы охотились за проклятым англичанином… Капитан увлекся; подкрепляя рассказ крепкими ругательствами, он горячо расхваливал выносливость приятеля, но Роман слушал другой голос, голос памяти. …Балтимора… Университет. Первые опыты и приступы юношеского отчаяния над неудачными чертежами. Нью-Йорк! Небоскребы. Надоедливые рекламы Бродвея, грохот «надземки» и где-то наверху, между громадами стен, кусочек звездного неба. * * * Наконец там, где море загибается вверх, возник едва заметный дымок; он казался тучкой, равнодушно шляющейся по горизонту. Но дымок рос, становился плотнее и тянул за собой послушный пароход. Пароход приближается; на берегу, на высокой платформе, истерично заволновался оркестр, а толпа, заполнившая все проходы и закоулки тесной пристани, загудела, заглушая музыку. – …И мы бесконечно рады, что император Наполеон для переговоров с американским правительством уполномочил человека, именем которого гордится не только вся французская нация, но и все культур… Ура-а-а!!! Тра-та-та! Бум! Бум! – …Просим вас, ваша светлость, принять скромное звание почетного председателя амери… Ура-а-а-а!!! Тра-та-та!!! Бум! Бум! Тра-та-та! Бум! Бум! Роман, не забывая любезным поклоном вознаграждать старающихся, потных от чрезмерного умиления ораторов, тоскливо следил с трибуны маленькие домики и кривые улицы Нью-Йорка. 2 Господин Радон едал дела вновь назначенному начальнику Особого отдела барону Ванори; вернее, только одно дело, печально вздохнув, любезно вынув из крокодилового портфеля, передал в требовательную руку барона «Дело ЦК фабзавкомов». Теперь в кабинете, обитом пушистыми коврами, за письменным столом сидит барон Ванори. Но Птифуар отдает почтительный поклон не новому начальнику, а письменному столу, ибо отлично знает – начальники меняются, вместе с ними меняются запахи в кабинете, а стол стоит все тот же, широкий, тяжелый и важный. Барон Ванори пожелал детально ознакомиться с ходом работы агента № 3603. Барон Ванори стойко просмотрел все содержимое секретной папки. – Птифуар… У меня свои методы… Я все просмотрел… Господин Радон, не имея собственного метода, сделал непростительную ошибку, не арестовав после неудачной облавы этого агента… Он ведет себя крайне подозрительно!.. Теперь нужно весьма осторожно относиться к доставляемым сведениям… Тщательная проверка! Мой метод крайне нов. Я считаю, что теория Фуше устарела… Пока, конечно, работу продолжать по-старому, но постепенно перейдем к моему методу… Итак, Птифуар, взять под особое наблюдение № 3603. * * * № 3603 – занят семейными делами. Сейчас он не поставщик чрезвычайно важных, дорого оплачиваемых улик, нет, сейчас он нежный любовник, сейчас он занят вещами, отнюдь не входящими в прямые обязанности тайного агента Особого отдела, ибо № 3603 пользуется правом в этот недолгий приятный промежуток выпадать из надоевшей нумерации. Двое на зыбкой скрипучей кровати – любят. Отдыхая, лениво перебрасываются словами. – Теперь приходится начинать сначала… Старый дурак Ванори еще хуже Радона!.. Поцелуй меня, Жю-ли… крепче!., еще… Методы! Методы! Самое лучшее – взять и арестовать! Боятся рабочих… Эх, будь покойник Фуше тут!.. Ты понимаешь? Иметь солдат и бояться рабочих!.. Идиоты!.. Поцелуй меня… Когда их засадят в тюрьму, мы уедем из Парижа. У нас достаточно денег. Не правда ли? Я хорошо заработал. Около Руана кусок земли… Отличной жирной земли!.. Жюли, поцелуй меня… еще! еще… Ведь ты подумай… № 3603 – забыл главный совет покойного Фуше. № 3603 – доверил тайну женщине. И это было началом конца. 3 К СВЕДЕНИЮ ГРАЖДАН Американский конгресс и Географическая Ассоциация, высоко ценя заслуги в деле процветания мирового прогресса ученых, трагически погибших на достославном острове Пика-тау во время землетрясения в 1814 году, приглашает всех граждан 16 мая 1824 года прибыть к зданию Конгресса для присутствия на открытии монумента. Комиссия по устройству торжеств. * * * Председатель Географического общества отдал последние распоряжения и махнул национальным флажком. И несколько пушечных залпов начали долгий церемониал торжества. Притихшая толпа внимательно слушала быстро сменяющихся ораторов, а когда председатель прокричал: «Князь Ватерлоо!» – восторженным ревом взорвалась Площадь. – Дорогие граждане! Волнение, понятное каждому, мешает мне сосредоточиться. Но я знаю – в этот день нужно рассказать о тех, чью память вы собрались почтить. С детства их труды заставляли сладко бриться мое сердце и фантазировать над раскрытыми страницами. Многие люди называли их шарлатанами, но я не боялся не только любить этих мечтателей, но и сделаться усердным учеником их. Много, много трудов стоило собрать в строгом порядке все откровения этих завоевателей времени, но работа была сделана, доведена до конца. Машина времени построена, она работает, перегоняя движение столетий. Так пусть этими именами, доселе неизвестными, гордится человечество! И упавший футляр обнажил огромный мраморный монумент и бронзовую доску с короткой надписью: ПАМЯТИ ГЕРБЕРТА ДЖОРДЖА УЭЛЛСА И САМУЭЛЯ КЛЕМЕНСА (МАРКА ТВЕНА) - ПОБЕДИТЕЛЕЙ ВРЕМЕНИ Роман внес ряд предложений в конгрессе о развитии промышленности, о воспрещении работорговли, которые после недолгих дебатов были приняты. Кроме этого, он устроил ряд лекций о добывании газа и нефти, встречая со стороны ученых бесконечные восторги. В этой лихорадочной работе Роман не заметил, как прошло три месяца, и только сентиментальное письмо императора заставило его окончить «гастрольное турне». И уже в каюте Роман долго говорил с героем последних войн за воссоединение Южной Америки – Симоном Боливаром, излагая план дальнейшего собирания маленьких республик в единую федеративную. 4 Сколько раз Мари обещала себе не входить в проклятый «Базар», где неистощимый на рекламные трюки Фуранже еженедельно устраивал «дешевую распродажу». Фуранже знал – если мужчины, нервно глотая слюну, сидят над зелеными столами и уходят только для того, чтобы завтра притащиться вновь или продырявить разгоряченный лоб под настойчивые выкрики «Делайте игру!» – то здесь сумасшедшие женщины оставляют все, что не успели мужья или любовники проиграть в казино. Здесь нет зеленых столов и охрипших крупье. Здесь изогнувшиеся над прилавками продавцы ворожат над кружевной пеной, над пестрой грудой тканей. У Мари денег не было, но она не в силах была лишить себя болезненного удовольствия трогать холодеющими пальцами шелк или бархат, любоваться прозрачными, как утренний туман, чулками. Мари ходила от витрины к витрине, расталкивая сгрудившихся женщин. – Мари! Маленькая Мари! Фу, черт… Я тебя не узнала… Ты меня так толкнула!.. – Это ты, Жюли! А я думала, какая-нибудь великосветская барыня!.. – Разве я похожа на барыню!.. – Знаешь, Жан, кого я встретила в «Базаре»? – Как, ты опять была в «Базаре»?! – Да, Жан. Зашла на минутку… И представь себе, я встретила там Жюли… – Жюли? Какую Жюли? – Ну, Жюли, мою старую подругу. Она на днях уезжает в провинцию… отдыхать… У нее богатый муж… – Разве она замужем? – Недавно. Ее муж… как его… Алексис… Буало… – Буало? Ты говоришь – Алексис Буало? – Да. Чем ты так удивлен? Он служит в полиции, но ему надоело и… 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 |
|||||||