6

Волчий Сновидец…

Бегущий-в-Свете оглянулся и увидел, что у него за спиной стоит Прыгающий Заяц. Так его теперь звали — по крайней мере те, кто поверил в его Сон. Другие… что ж… Вороний Ловчий назвал его ребенком. Этого и следовало ожидать. Они с детства по каждому поводу готовы были порвать друг другу глотку — Бегущий-в-Свете и сам не понимал почему. И все равно это было горько.

— Кажется, все вещи собраны, — сказал Прыгающий Заяц. — Народ готов. Времени у нас немного: свет сейчас стоит недолго.

— Знаю. — Бегущий-в-Свете, не удержавшись, на мгновение взглянул туда, где собирал свой отряд Кричащий Петухом. Стольких друзей он навсегда оставляет! И среди них — Пляшущая Лиса… Боль обручем стягивала его сердце. — Я готов.

Прыгающий Заяц поймал его взгляд и нахмурился:

— Ничего не поделаешь. Она принадлежит ему. Ее отец отдал ее ему в уплату за исцеление от болезни. Она в долгу перед ним. Таков уж порядок.

— Знаю. Только, думаю, больше у меня случая не будет. Если я сейчас не пойду и не заберу ее с собой…

— Так всегда кажется. Я сам пережил это, когда моя первая любовь вышла за другого. А теперь меня все знают и почитают. В следующее Обновление я найду себе жену. Вот увидишь. И ты жди Обновления. — Он обнял Бегущего-в-Свете за плечи, а потом повернулся и опять нырнул за полог чума.

Бегущему-в-Свете все больше хотелось остаться в одиночестве. Он обогнул высокий сугроб; отсюда не было видно их лагеря. Страх жег его потроха, они словно сцепились в извивающийся клубок, как те личинки глистов, что извлек он однажды из чрева убитого оленя. Всю жизнь его преследовали во сне незнакомые лица и голоса, окликали его из какой-то гулкой воронки в его сознании. Один голос заглушал все остальные — женский. Сейчас он как будто предчувствовал встречу с обладательницей этого голоса. Это страшило его. «Вправду ли все это было или привиделось? Что если я поведу мой Народ за Волчьим Сном… и приведу к погибели?» Волк действительно посетил его, он знал это. И все же его душу смущало какое-то сомнение, будто чье-то колдовство стремилось поколебать его веру. Может быть, этот встреченный во Сне человек из Других проклял его, навел на него эту порчу?

Затянув потуже тесемки своего капюшона, сделанные из оленьих сухожилий, он бросил усталый взгляд на пустынную равнину. Пелена снега, колеблющаяся на ледяном ветру, висела над самой землей. В сверкающе-белом небе парили вороны, и солнечные лучи оставляли серебристые отсветы на их черных, как полночь, крыльях.

— Волк… — тихо позвал он. Ветер трепал мех его плаща. — Не бросай меня одного. Помоги мне…

— Бегущий-в-Свете? — услышал он мягкий голос у себя за спиной.

Грудь его сжалась. Он знал этот голос — пусть тысячу раз минует Долгая Тьма, он все еще будет слышать его в своих Снах среди Звездного Народа. Он зажмурился и прошептал:

— Ты пришла проститься?

Она обошла его и стала перед ним — лицом к лицу. Он почувствовал, как ее горячие пальцы сжимают его руку, и открыл глаза. Ее лицо осунулось, как у покойника, и все равно она была прекрасна. Длинные, очень длинные черные локоны выбивались из-под капюшона…

Он встретил ее взгляд. Глаза ее глядели все так же нежно, но боль, живущая в них, достигла последнего предела: будто она идет по лезвию ножа и любое мгновение может оказаться последним.

— Ты могла бы пойти со мной, — неуверенно прошептал он.

Он ожидал ответа, но она только глубоко вздохнула. Страх и горе смешались в ее взгляде; она опустила глаза и тревожно уставилась на вьющийся под ногами снег.

— Он убьет меня. У него есть… часть моего тела. Эта вещь дает ему власть над моей душой. Если я буду с тобой, я только беду на тебя накличу. Он может выпустить злой Дух из самой Долгой Тьмы.

— Я не упущу этот случай… Идем со мной, Пляшущая Лиса! Я защищу тебя. Волк не позволит…

— Я съела волчьего мяса, — вздохнула она.

— Ты…

— Я не могу идти с тобой, но я хочу стать частью твоего Сна. И я хочу, чтобы ты знал… — Она взглянула на него, и комок застрял у него в горле.

Она сделала свой выбор. У него все внутри оборвалось. Он почувствовал себя как мамонт, которому вспороли брюхо.

— Не говори так, — хрипло прошептал он. — Если ты останешься с ним, никому от этого не будет добра.

Она со слезами на глазах подошла к нему и прежде, чем он опомнился, обняла его за шею и прижала к своей груди.

— Ты оставишь для меня знаки? Может, потом я смогу разыскать тебя…

— Конечно оставлю… — Его охватило отчаяние. Никогда Кричащий Петухом не позволит ей уйти. Он прижал к себе ее хрупкое тело. Сквозь несколько слоев грубых шкур он ощущал ее неуверенное дыхание.

Она мягко отстранила его и метнула тревожный взгляд на вершину сугроба:

— Мне надо идти. Он будет меня выслеживать. Бегущий-в-Свете неохотно отпустил ее. Пляшущая Лиса в последний раз оглянулась, беспокойно шевеля пальцами в истертых, засаленных рукавицах.

— Если сможешь… приходи.

— Приду. — Она торопливо кивнула и стала взбираться по склону сугроба.

Он долго глядел на ее следы, шепча себе: «Стой на месте, дурачина. Ты знаешь, что она не может идти с тобой». Качая головой, он бормотал: «Да и сам я так ли уж хочу, чтобы она пошла? Что если мой Сон не…» Ему не хотелось договаривать это до конца.

Глубоко вздохнув, он стад вглядываться в кружащееся снежное марево. На вершине гряды, там, где Ветряная Женщина разметала снег, виднелись коричневые проплешины. По этой гряде и пойдет его дорога на юг — все выше и выше, мимо продутых ветром…

— Как трогательно!

Бегущий-в-Свете вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стоял Вороний Ловчий.

— Я уж было подумал, что она сбежала с тобой… Что любовь к тебе пересилила страх перед Кричащим Петухом.

— Что тебе надо? — резко отозвался Бегущий-в-Свете.

— Ну… — Вороний Ловчий сложил руки на груди. — Попрощаться с тобой, мой глупый братец. По-семейному, так сказать… Должен же я напоследок сказать доброе слово родному брату?

— Зачем?

— Сам не знаю. — Вороний Ловчий вскинул голову. — Ты всегда был каким-то странным. Понять не могу, почему Меченый Коготь и Чайка так с тобой все время носились. Ведь у меня все выходило куда лучше…

Я легче находил звериную тропу, лучше запоминал старые сказания. А они были без ума от тебя.

Бегущий-в-Свете вздохнул. Голова его закружилась. Мир поплыл у него перед глазами, непрошеные слова готовы были сорваться с языка.

— Мы… Мы с тобой, брат. Мы — это будущее. Не делай того, что ты задумал. Или в конце концов один из нас убьет другого.

Резкий смех Вороньего Ловчего разрушил чары — так упавший камень ломает хрупкий лед на реке:

— Ты, кажется, угрожаешь мне?

— Борьба рассечет надвое весь мир.

— Лучше тебе не доводить дело до этого, — самодовольно хмыкнул Вороний Ловчий, выгнувшись вперед и направив свой тяжелый, жгучий взгляд прямо в лицо Бегущего-в-Свете. — Я сильнее и сообразительнее, и все твои бредни о милосердии и сострадании — для меня пустой звук. Угрожать мне? Да ты еще больший безумец, чем я думал!

— Я… я не безумец, — неуверенно прошептал Бегущий-в-Свете. — У меня есть видения…

— Я запомню твои слова, милый братец. Будет день — пожалеешь, что угрожал мне. Только ничего уже не вернешь. Тебе придется за это кое-чем поплатиться, а я, может, даже швырну тебе кость, когда ты будешь валяться в моих ногах. А?

Он повернулся и, еще раз засмеявшись, побежал вверх по склону сугроба, ступая в следы Пляшущей Лисы. Теперь они стали просто-напросто ямами, что оставляют в снегу большие мужские ноги.

Борясь со страхом, Бегущий-в-Свете вновь погрузился в Волчий Сон и, закрыв глаза, услышал обращенные к нему слова: «Вот путь, сын Народа. Я покажу его тебе…»

По спине его пробежали мурашки. Он покосился на кружащихся воронов, на кружащиеся снежные волны, что-то ища глазами.

— Я слышу тебя, Волк!

Он повернулся и зашагал туда, где ждал его отряд. Обрубленная Ветвь, усмехаясь, подошла к нему.

В другом конце лагеря Кричащий Петухом приказал своему совсем маленькому отряду: «Идем!»

Бегущий-в-Свете перевел глаза на собравшихся под его началом:

— Так много?

— Ха-ха! Волчий Сон! — Обрубленная Ветвь, радостно хихикая, нелепо раскачиваясь на рахитичных ногах, заковыляла к югу. На спине у нее болтался узел с поклажей, закрепленный на опоясывающем лоб обруче.

Горькая усмешка скривила его губы. «Они верят, что я спасу их. Л смогу ли я?» Он увидел, как Пляшущая Лиса собирает вещи в узел и вместе с другими уходит на север. Пусто стало у него на сердце.

Чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо. Он обернулся. Рядом с ним стояла Зеленая Вода.

— Хватит, — сказала она.

— Что?

— Смотреть ей вслед, — прошептала женщина. — Если только Дедушка Белый Медведь не задерет ее, вы еще свидитесь.

Он собирался спросить ее, откуда она узнала об этом. Но вместо этого он прищурился и спросил:

— Ты тоже видишь Сны?

— Да, молодой дурень. Тебе предстоит испытание. Запомни это. — Она подмигнула ему, потом дернула его за рукав и направила его вперед. И он пошел — быстрой, скользящей походкой охотника.

7

От сгорающего мамонтового навоза поднимался дымок. Первые рассветные лучи бросали на него свои отсветы. Дым поднимался высоко в небо, и там легкий ветерок развеивал его без следа. Сизые тени отступали прочь, задерживаясь на склонах сугробов. Кричащий Петухом суетливо расхаживал по лагерю, готовясь к дальнему пути. Он видел, как уходят на юг люди Бегущего-в-Свете.

Пляшущая Лиса затянула потуже шнурок своей парки и закрепила тюк с поклажей на кожаной ленте, опоясывающей ее лоб. Она тайком бросила взгляд вдогонку Свету. Дойдя до вершины гребня, он обернулся, солнечный луч блеснул в покрывающей его плечи волчьей шкуре. Нагнувшись, он положил на дороге большой камень.

Он оставляет ей знак!

Комок застрял у нее в горле. Если б она смела ослушаться…

— Хватит глядеть на него, — услышала она за спиной голос Кричащего Петухом. — Не то вовсе лишишься глаз.

Она в ярости обернулась:

— Я же ничего такого не сделала!

— Вот и хорошо. И впредь не делай.

Он мрачно хмыкнул и достал из своего узла маленький ларчик из ивовой коры. Она узнала его: здесь хранились ее волосы и кое-что еще; благодаря этой-то коробочке он и держал во власти ее душу. Он потряс им перед ее глазами, бросив яростный взор вслед Бегущему-в-Свете, потом вновь обернулся к Лисе. На иссохшем лице его читался гнев.

— Ты бы лучше побольше думала обо мне, женщина!

— О чем хочу, о том и буду думать, муженек, — дрожащим голосом, отведя глаза, ответила она. — Душа моя в твоей власти, но не мои мысли.

Он обхватил ее руками и тряхнул так, что ей показалось, он сломает ей шею.

— Хочешь по-худому?

— Нет, я…

— Ну так дождешься! — Он толкнул ее в спину и пошел прочь.

Пляшущая Лиса оправила кожаную перевязь на лбу и последовала за ним. Кричащий Петухом прошел сквозь ряды людей и встал во главе процессии. Она опустила глаза, чтобы не видеть укоризненных взглядов, и приняла подчеркнуто равнодушный вид.

Спутники Кричащего Петухом стали подниматься вверх по продуваемому ветром склону холма. Они держались все вместе, одной колонной, — усталые люди, которым некуда было идти. Истощенные, измученные, в изношенных одеждах из шкур карибу, они шагали под нестихающими ударами ветра. Некоторые украдкой бросали через плечо взгляд на удаляющийся отряд Бегущего-в-Свете.

Пляшущая Лиса в последний раз взглянула на Мамонтовый Лагерь, место, где так переменилась ее жизнь. Ее любовь должна была остыть навеки, с тех пор как она стала женой Кричащего Петухом. Отец отдал ее в уплату за услуги, как старую попону. Когда он умер, она не оплакивала его.

Слишком многое пришлось ей изгнать из своей жизни, как зайчонка из норы. Слишком много надежд и страстей умерло здесь, под бурыми мамонтовыми шкурами. Теперь она уходила отсюда — уходила замужней, отданной во власть Кричащему Петухом. Каждую ночь нависал он над ней, раздвигал ее ноги, пронзал ее своей плотью, а после, прихрамывая, уходил прочь. Благодарение Звездному Народу, он управлялся быстро. Краска стыда залила ее щеки.

Скоро от лагеря ничего не останется. Мамонтовые шкуры быстро сгниют, костяной каркас рассохнется и рассыплется на части с приходом Долгого Света. Телесные выделения людей насытят жуков и мух; души мертвых уйдут отсюда, а плоть их съедят вороны и чайки. Может, и пробегающий мимо волк не побрезгует их останками. Звери растащат кости, в черепах поселятся мыши. Некоторые из обломков смоет талой водой, другие занесет землей, и под конец все зарастет осокой и полынью, и ничто не напомнит о Народе Водка.

— Только моя боль останется навсегда, — всхлипнула она.

Каждый шаг доставлял ей боль. Она ступала широко, чтобы не раздражать те места на своем теле, где остались ссадины от вчерашних побоев мужа. Волосатая шкура карибу мучительно натирала кожу на груди.

Она метнула тяжелый взгляд на прямую спину Кричащего Петухом. Ненависть на мгновение заглушила даже боль. «Хочешь, чтобы я думала о тебе, старик? Ну ладно». Она ощущала такую ненависть, какой прежде и представить себе не могла. Она уже не чувствовала своего измученного тела, забыла и про голод, и про ссадины. «Я ненавижу тебя, Кричащий Петухом», — снова и снова повторяла она про себя.

Через несколько часов они достигли горного кряжа, на который можно было вскарабкаться только ползком. Поднявшись на вершину, Лиса поглядела вниз, на окружающие земли. Отец Солнце сверкал далеко на горизонте; его редкие лучи, пробивающиеся сквозь облака, бросали причудливые отсветы на белую, продутую ветрами равнину.

— Идем! — приказал Кричащий Петухом, и она почувствовала, как он схватил ее за руку.

Она вздохнула и стала спускаться вниз по скользким камням. У подножия этой огромной вулканической гряды лежали сугробы метров в пять высотой. Снег ослепительно блестел на солнце. Она достала из сумки и натянула на глаза кожаную повязку с разрезом — защиту от солнечных лучей.

Впереди расхаживал среди сугробов Вороний Ловчий, похожий на черную мошку на куске сала. Он ворошил каждый сугроб, чтобы убедиться, что под ним не прячется мамонт или Дедушка Белый Медведь. Убеждала их Обрубленная Ветвь не забивать ездовых собак — но голод оказался сильнее здравого смысла. А теперь, без собак, они бессильны перед хищниками. Всем им вместе едва ли удастся совладать с голодным медведем!

С каждым шагом пустота в груди Пляшущей Лисы росла. Чем дальше она была от Бегущего-в-Свете, тем больше ее тянуло к нему. Когда они жили в одном лагере, она, по крайней мере, могла случайно обменяться с ним несколькими фразами, нежно прикоснуться к его руке. Но здесь у нее не было никакого утешения, никакой защиты от сурового нрава ее мужа.

Спустя несколько часов Облачная Мать постепенно развернула над ними свое темно-серое покрывало. Сперва Ветряная Женщина лишь нежно поглаживала одежду Лисы, но к тому времени, когда Отец Солнце проделал половину своего пути над горизонтом, порывы ветра что есть мочи хлестали ее, заходясь в непрестанном вое. Струи снега, снесенного ветром с окрестных сугробов, били по лицу, как заледенелые костяные осколки.

Ее ненависть кипела, мысли ее то улетали к Бегущему-в-Свете, то снова возвращались к Кричащему Петухом. «Ему принадлежит моя душа!»

«Я защищу тебя», — прозвучал в ее ушах полный отчаяния голос Света.

Она легко вздохнула. Больше Кричащий Петухом не поднимет на нее руку. Память о прикосновении его плоти вызывала у нее тошноту.

Она увидела, как старый шаман откашлялся и харкнул на снег.

— Не могу, — прошептала она, — не могу я оставаться с тобой, старик. Подумать противно, что твой гнилой рот еще раз коснется моей кожи, что твои крючковатые пальцы будут ласкать мое тело. Уж лучше смерть!

Она огляделась, чувствуя, как сердце ее превращается в камень. Она сжала губы и задумалась.

Буря бушевала на равнине, кристаллики льда застывали в волосах и на коже, и все-таки они продолжали путь. Когда весь отряд спустился с горы, Пляшущая Лиса замедлила шаги и стала отставать от других, пока не оказалась в хвосте колонны. Она отошла в сторону, будто бы по нужде. Сердце ее колотилось что есть мочи. Другие, как подобает, отвернулись от нее.

Она села на корточки среди сугробов; колени ее дрожали. Отряд уходил все дальше и наконец исчез из виду в снежных круговоротах. Только следы, исчезающие на глазах, отпечатались в снегу.