51

Волчий Сновидец прислонился к одному из обрывистых камней, ограждавших горячие ключи. Он уединился у верхней заводи, скрытой в скалах над водопадами. Заводь эта была невелика и тонула в тени гор. Только высоко над головой мелькал кусочек голубой кожи Небесного Человека.

— Цапля, — с болью в голосе прошептал он, — укажи мне путь. Я должен понять, куда мне идти.

Обрывки разговора с Вороньим Ловчим вставали в его памяти. Он вновь и вновь вспоминал лицо своего брата — его тщательно сдерживаемый гнев, тьму его души. Кровь орошала его путь. Души стенали во тьме никто не спел им погребальную песнь, не проводил их к Блаженному Звездному Народу. Боль, боль шагала следом за Вороньим Ловчим. И она разрывала душу Волчьего Сновидца.

Все пришло в смятение. Его душа лишилась мира, лишилась покоя. Единый погрузил его в пучину чувств, заставлял без конца припоминать какие-то слова, и он не мог отогнать их, как не мог отогнать лицо Вороньего Ловчего.

Смятение охватило и тело его, и душу. Его мутило, в глазах стояла беспросветная тьма, а в сердце — бесконечная горечь, горечь поражения. Он чувствовал себя усталым и одиноким, как только может быть одинок человек.

Как быть ему с Пляшущей Лисой? «Ты в самом деле не хочешь, чтобы я послал ее к тебе? Ты знаешь, она охотно упадет в твои объятия. Честно скажу тебе, другой такой женщины я не встречал. Она достойна твоей…»

Он зажмурился и прижал ладони к глазам, скрипя зубами. Ничто не могло утихомирить голос, отдававшийся в его душе. Ужасная мысль преследовала его, и она так же жгла его душу, как некогда — любовь к Пляшущей Лисе. Плоть его терзалась от этой мысли. Он начал тихо выть от отчаяния.

«Я видела конец Народа…»

— Цапля! Помоги мне!

Лицо ее — холодное, неподвижное, синеватое от факельного света — возникло перед ним. Он вновь глядел в ее мертвые глаза, видя, как свет, идущий из глубин души, испепеляет тело.

— Медвежий Охотник… — звала она.

— Смерть, — прошептал Волчий Сновидец. Образ Пляшущей Лисы, возникший в глазах Цапли, заполнил все его существо. — Любовь и Сон вместе — это смерть. — Сердце его билось так, что все тело содрогалось. Смятение и боль распространялись по каждой жилке. — Это она — нет, не она… Смерть — это конец… не важно чего…

Чувство, что все идет не так, как надо, охватило его. Он старался бороться с этим чувством, погрузиться в смерть, осознать ее. Он вспоминал каждую линию мертвого лица Цапли, взгляд ее остекленевших от ужаса глаз. Он стал тихо напевать бессмысленную песню, которой она его научила. Он заставил себя сосредоточиться на ее звуках, очистить мысли, забыть о суете, о жизни людей, сгрудившихся у главной заводи далеко отсюда Судьба тех, кто поверил в его Сон, зависела от него. А сам он начинал терять веру. Пойдут ли за ним другие роды? Или ему придется оставить их на смерть, смерть которую предсказал его Сон? Чей-то резкий смех, донесшийся из долины, прервал его размышления. Потом кто-то прикрикнул на ребенка…

— Танцуй! — приказал он себе. — Ищи… Ищи то что вне тебя. Утрать разум. Стань всем — и ничем.

Он сурово покачал головой, стараясь очиститься от туманящей мысли жалости к себе, и продолжал петь петь, петь…

Время все растягивалось, звуки песни проникали в каждый угол его мозга. И он едва слышал свой голос. Пение постепенно переходило в Сон. Единый явился к нему. Воображаемый Танец поглотил всего его, и он почувствовал, что петь ему больше не нужно, что он больше не в силах остановить движение: оно целиком охватило его и, как бальзам, смягчило раны его души. Только это движение и существовало. Оно смешивалось с ласкающими прикосновениями воды, пока наконец он не почувствовал, как поднимается высоко в воздух.

Он чувствовал свою невесомость в море света. Время исчезло, и он погрузился в вечность, где никогда не было ни Волчьего Сна, ни Пляшущей Лисы — только одно мгновение, где он все знал и бесконечно верил в себя.

Танец остановился.

Он растворился в лучезарном пространстве, как капля воды в океане. Не существовало ничего, кроме света. А потом, накопившись, свет вспыхнул с невероятной силой, омыв вселенную гигантской волной, захватывая, захватывая и тесня тьму.

И в это мгновение он узнал, узнал наконец, что значили загадочные слова Цапли:

— Ты сможешь остановить Танец, когда посмотришь как следует на Танцующего.

Рядом с движениями Танца был Танцующий. А рядом с Танцующим пребывает Сущность всего, то, что объединяет животных и растения с человеческими существами, — Единый Голос, Единый… Танцующего не существовало больше. Его будто никогда и не было.

Вечность отступила, и тело вернулось к нему. Он открыл глаза. Солнечный свет до боли ослепил его, и он прищурился. Постепенно мир звуков и чувств вернулся к нему. Он сделал еще один шаг, но почему он не смог навсегда остаться в этом сверкающем свете? Он приближался к этому, но никогда до сего дня не доводилось ему увидеть весь мир как мираж. Он бы овладел огнем, и яд не смог бы…

С того берега заводи, изнутри пещеры Цапли, какие-то голоса выкрикивали его имя.

Холодный страх сжал его. Он повернулся в сторону голосов, и темные дрожащие лица их владельцев возникли в его памяти. Но между ним и этими образами стояла таинственная пелена. Грибы тянули его к себе, держали его, как чьи-то сильные руки.

Он глубже погрузился в заводь, прячась… прячась…

52

Во рту у него стало сухо. Страх охватил его, страх, что он окажется недостаточно силен. Страх, что Сон убьет его. Страх, что отвергнутая любовь Пляшущей Лисы отторгнет его от Единого и убьет, как Цаплю — ее любовь к Медвежьему Охотнику.

— Идите прочь, оставьте меня.

Он обернулся и увидел Издающего Клич и Поющего Волка. Они сидели молча, чувствуя неловкость, не желая мешать ему в столь важное мгновение. Их верность и забота согрели его сердце.

— Пришло мне время видеть Сон для Народа. Разве вы не видите?

Поющий Волк нахмурился и прикусил губу:

— Цаплю это убило… А она была опытнее. Он помолчал и, печально улыбнувшись, взмахнул рукой:

— Пришло мое время, Поющий Волк. — Он глубоко вдохнул, желая успокоить сердцебиение. — Пожалуйста, уходите. Мне надо приготовиться. Смотрите, чтобы никто не мешал мне. Никто! Какая бы ни была причина.

Он закрыл глаза, желая очистить свое сознание и приготовиться к тому, что он должен совершить. Он смутно слышал, как шуршит их одежда. Они уходили прочь Напряжение, исходившие от них, висело в воздухе.

Он ощущал, как пульсируют жизненные силы Народа. Чувства соплеменников кружились в воздухе вокруг него, а голоса их взывали к Отцу Солнцу, к духам животных, которые давали им жизнь весь этот год.

Дрожащими пальцами он брал ивовые ветви, смачивая их в воде и обжигая на огне. Потянувшись вперед он погрузил голову и плечи в очистительный пар.

А там, за пологом пещеры, начинался, он слышал, Танец Обновления. Радостная мелодия старых песен проникала в глубину его сознания.

Он развязал узелок из лисьей шкуры и потрогал тонкие, сухие ломтики грибов. Страх запустил ледяные пальцы в его душу. Сделав над собой усилие, он отогнал их прочь, подавив опять всплывшее воспоминание о полных ужаса глазах мертвой Цапли.

Четыре раза, как учила его Цапля, он пронес ивовые ветви сквозь пламя, коснувшись ими дымящихся углей. Потянувшись вперед, он погрузился в клубы дыма, очищая себя. А потом он один за другим пронес сквозь очистительный дым ломтики грибов, прежде чем положить их себе на язык.

Пляшущая Лиса сбегала вниз по каменистой тропе. Вокруг полным ходом шумел праздник Обновления. Начинался заключительный танец: Кричащий Петухом — должно быть, это он — прыгал в центре около дымящего огня, а Народ смотрел на него, хлопая в ладоши, и пел всем хорошо знакомые песни, взывающие к духам животных.

— Еще немного… — прошептала Пляшущая Лиса, чувствуя, как жжет ее легкие каждый вдох.

— Чуть дальше, — ответил Три Осени, с трудом борясь с изнеможением, болью и страхом. — Еще… немного.

— Правильно. Мы спасены. Мы здесь. — Пляшущая Лиса взяла себя в руки и воскликнула:

— Эй! — Это прозвучало как хрипловатый лай.

Кое-кто оглянулся. Юный Мох, высокий и стройный юноша, толкнул в бок Воронью Ногу, и они вместе выбежали навстречу. Пляшущая Лиса криво улыбнулась, еле держась на ногах от усталости. Дрожащими руками она поддерживала грузного Три Осени. Кровь, стекавшая по его бедру, все объясняла.

— Другие, — хрипловато прошептала она.

— Как близко? — спросил Мох, положив руку раненого товарища себе на плечи и принимая на себя его вес.

Пляшущая Лиса, тяжело дыша, отбросила на спину

Волосы с лица.

— Два дня пути к северу. Воронья Нога хмыкнул:

— Значит, вскоре предстоит сразиться.

— Не в этом дело, — так же хрипло прибавила Лиса и откашлялась. — Они — мертвые… Мы всех их убили. Но идут новые. Все больше и больше.

Мох уважительно поглядел на Три Осени:

— Молодец, воин! Беру назад то, что я говорил о твоей храбрости.

Тот посмотрел на него остекленевшими глазами:

— Это… не я. — Три Осени слабо улыбнулся. — Первое копье… попало в меня. Лиса… убила всех… пятерых. Они не приняли ее всерьез… вот и… ошиблись.

Воронья Нога через плечо посмотрел на Лису:

— Ты? Ты убила всех их? Она прищурилась:

— Закрой рот и присмотри-ка лучше за раненым. Где Волчий Сновидец?

Мох поморщился и с насмешкой в голосе ответил:

— В ведьминой дыре.

— Эй, ты! — окликнул ее Воронья Нога. — Ты же хромаешь. Тебя что, тоже задело копьем? Она бросила на него резкий взгляд:

— Если Три Осени умрет, следующим будешь ты.

Что-то такое было в ее голосе и красном от гнева лице, что ответ застыл у него на губах. Не говоря ни слова, молодые воины унесли Три Осени.

Пляшущая Лиса шла берегом заводи, не замечая обращенных на нее удивленных глаз, бесцеремонно протискиваясь сквозь толпу. Из середины круга до нее доносился тонкий голос Кричащего Петухом.

Ложный Сновидец! Она криво усмехнулась.

Склонившись к горячей воде, она смыла с лица грязь и пот. Не обращая внимания на шепчущихся за ее спиной собратьев, она скинула парку и, обнаженная, окунулась в заводь. Освежившись и стряхнув с тела капли воды, она вновь натянула одежду и двинулась ко входу в пещеру. Вместе с ветром, касавшимся ее влажной кожи, в нее входила новая жизнь. Даже мурашки от холода, пошедшие по телу, казалось, взбадривали ее.

На пути у нее возник Издающий Клич. Он стоял скрестив руки и о чем-то беспокойно толковал с Поющим Волком. Он едва удостоил ее коротким взглядом и кивнул Волку, который что-то говорил ему. Мгновение спустя он вдруг уставился на нее, открыв рот от удивления.

— Вы думали, я на той стороне Ледника? — хмыкнула она с мрачной усмешкой.

Оба, не понимая, смотрели на Лису.

— Что ты здесь делаешь? — яростно спросил Волк, стараясь приглушить голос.

— Пытаюсь спасти Народ. Что в этом дурного? — тихо ответила она.

— Уведи ее прочь отсюда! — взмолился Поющий Волк. — Послушай, уходи, у нас нет времени!

Издающий Клич схватил ее за руку и поволок прочь от пещеры, так что она чуть с ног не свалилась.

— Что ты…

— Тише! — прикрикнул на нее Издающий Клич. — Он сейчас в Сновидении! Ты что, не понимаешь? Знаешь, что это значит?

Она попыталась высвободить руку.

— Нет…

— Цапля, — буркнул он. — Если он во время Сна увидит тебя… если ты оборвешь его Сон… Если он или весь Народ для тебя хоть что-то значит — иди отсюда! Куда угодно! Только он тебя видеть не должен! Ты убьешь его!

От гнева и усталости она плохо соображала, но постепенно его слова стали до нее доходить.

— Куда? — безропотно спросила она.

— Туда. Быстрее. — Издающий Клич снова взял ее за руку и повел сквозь поющую и пляшущую толпу.

— А я думал, мой братец сегодня наконец выйдет из своей пещеры. — Вороний Ловчий, упершись рукой в бедро, стоял перед Поющим Волком. Тот готов был защищать вход в пещеру так, будто от этого зависела его собственная жизнь.

— Обновление почти закончено. — Четыре Зуба переглянулся с Вороньим Ловчим. Глаза последнего торжествующе светились. — А Бегущий-в-Свете так и не покинет свою темную дыру? Не захочет показать себя Отцу Солнцу? Недаром ходят слухи, что он стал ведьмаком. Когда же мы удостоимся чести поглядеть на него?

Поющий Волк, прищурясь, поглядел на Вороньего Ловчего:

— Когда он закончит свой Сон.

Вороний Ловчий хмыкнул и бросил взгляд на соплеменников, пляшущих вокруг костров из березовых и ивовых прутьев.

— А что, Издающий Клич пришел сюда, чтобы вставить Пляшущей Лисе? У меня появился новый соперник?

— Заткнись!

Лицо Вороньего Ловчего перекосилось. Давно уже с ним никто не осмеливался разговаривать в таком тоне. На лице его появилась угрожающая улыбка.

— Я слышал, она убила разом пятерых Других. Что она спасла жизнь нашему доброму другу Три Осени. Донесла его на себе до лагеря. Женщина что надо, верно? А ты разлучаешь ее с моим братом? Боишься, как бы он не утратил всю свою хваленую Силу, извергнув разок-другой семя?

— Ты ничего не понимаешь, — сквозь зубы ответил Поющий Волк. — Я видел его. Я догадываюсь, что он сейчас делает. Это…

— Хватит болтать пустое! — Вороний Ловчий указал рукой на толпу. — Ты слышал, что говорят люди. Говорят, что он боится — не хочет встречаться лицом к лицу с Кричащим Петухом. А ты стоишь охраняешь его дыру!

Поющий Волк покачал головой. Гнев затуманил его глаза.

— Ты не понимаешь, что ему угрожает. Ты же его брат! Неужто ты не можешь взять в толк, что он делает?

Он видит Сон, сейчас, в эту минуту, когда мы с тобой говорим!

— Да он просто прячется, — буркнул Четыре Зуба. — Больше нет к нему доверия, Поющий Волк. Иди прочь! Три дня ты морочил нас, говорил, что он готовится к Сну. Три дня! А где он теперь? Ха! Где? А ты ведь говорил нам…

— Вы не понимаете Силы…

— Ба! — Четыре Зуба презрительно сплюнул. — Он прячется среди этих камней! Ушел от нас. Под землю. Душа его попала в ловушку. Вот что он сделал. Сам себя загнал в ловушку.

Лицо Поющего Волка напряглось. В глазах его стояла боль.

Вороний Ловчий оценил, чем может кончиться дело.

— Дедушка, — сказал он, — не оскорбляй этого охотника и воина. Он не может здраво оценить заблуждений моего брата. Бегущий-в-Свете все рассчитал. Он придает своим речам двойной смысл, чтобы ему верили, и использует верность своих приверженцев. Поющий Волк не виноват…

Полог у входа в пещеру отдернулся. Волчий Сновидец стоял у входа, воздев руки к солнцу, закрыв глаза. Губы его шептали безмолвную молитву. Открыв глаза, он нетвердым шагом пошел вперед.

Вороний Ловчий встретил его взгляд — и невольно отступил, холодок прошел у него по спине. Его брат был, казалось, во власти кого-то другого, могучего. Его глаза блестели странным блеском. Волчий Сновидец прошел мимо брата, даже не взглянув на него, словно того не существовало. На Поющего Волка он бросил беглый взгляд; тот глядел на него с восторгом и благоговением.

По рядам смотревших на Танец прошел шепоток. Люди расступались, пропуская его. Те, кто встречал взгляд Сновидца, застывали в немом восхищении.

Вороний Ловчий услышал, как Поющий Волк шепчет:

— Волчий Сновидец…

Беспредельное восхищение, сквозившее в голосе его бывшего соратника, до глубины души задело его. Он напряг мускулы и заставил себя успокоиться.

— Есть еще Кричащий Петухом, — прошептал он и двинулся вслед за своим идущим шаткой, неверной походкой братцем. — А если Кричащий Петухом сробеет — я сам не оплошаю.

53

Пляшущая Лиса глядела на него из-под полога чума Поющего Волка. Чум находился на пригорке, и ей хорошо видно было, как он идет мимо, не глядя на Вороньего Ловчего и Четыре Зуба, словно их и на свете нет. Отец Солнце, такой яркий в этот зенитный час Долгого Света, бросал красноватый отблеск на его лицо. Даже на расстоянии она чуяла его могучее присутствие. А Народ — Народ в страхе расступался при его появлении.

С замершим сердцем следила за ним Пляшущая Лиса. Он нарисовал на своем лице волка, как тогда, давным-давно, в Мамонтовом Лагере. В тот день она навсегда его потеряла. И вновь она видела в его глазах Сон — Сон, полный восторга.

Тупая боль наполнила ее сердце, горькие предчувствия томили ее. Этого человека, Сновидца, она прежде не видела.

— Я… жив…

Он шел как в тумане, слыша, как поют камни вокруг него. Каждая пульсация гейзера отдавалась в его теле, горячая вода, казалось, наполняла его жилы, как его собственная кровь. Это и было общее бытие со всем миром, бытие в Едином.

Распахнув ветхий полог из шкур карибу, он вышел на свет. Он двигался медленно, погруженный в Сон. Нависающий над горизонтом Отец Солнце почти ослепил его своим светом. Он поднял руки, чувствуя прикосновение тепла — тепла, живущего в Свете.

— Я рожден тобой, — шептал он, кожей ощущая это тепло. А перед ним бушевало Обновление. Души людей, видимые ему сквозь их тела, он знал до самой глубины, чувствовал собственной душой.

Все было пронизано Светом.

Сам словно дух, он плыл среди собравшихся, их восхищенный шепот бессвязно отдавался в его сознании. Среди других он узнал Вороньего Ловчего, растерянно смотревшего на своего брата и увидевшего Силу, мерцающую у того в глазах. В первую минуту Вороний Ловчий попятился от неожиданности, но быстро пришел в себя. Пробравшись сквозь толпу, Волчий Сновидец вышел вперед и обратился к Народу:

— Земля обновилась! Вы показали Отцу Солнце вашу преданность. Среди вас Духи животных, они счастливо улыбаются, восходя на небеса, к Блаженному Звездному Народу.

Дух Тьмы, Дух зла и распада, прошел по затихшей толпе. Волчий Сновидец собрался с силами.

— Уходи, Тьма. Сейчас наше время. Здесь — наше место. А ты обретешь то, чего достойна.

Темнота, окутавшая Народ, задрожала и стала рассеиваться. Пламя Сна начало оплетать толпу, и на его фоне из мрака выступил темный силуэт Кричащего Петухом.

Волчий Сновидец вздрогнул, увидев его глаза — черный и белый. Один слепой, другой зрячий — и оба лживые.

— Тебе здесь нечего делать, ведьмак, — прозвучал, отдаваясь в его ушах, скрипучий старческий голос. — Уходи, мальчишка. Оставь нас. Ты оскверняешь Обновление. Мы устали от твоих проклятых игр. Мы…

Волчий Сновидец потянулся вперед, схватив руками Тьму, чувствуя ужас этой Тьмы, смущение, страх, которые испытывает эта пропащая душа. Жадные рты Пожирателей Душ, исчадий Долгой Тьмы, и сама Тьма потянулась к нему, словно пытаясь схватить его душу, разрушить ее, погрузить в мир теней, мир распада. Волчий Сновидец прошел вперед, пробивая себе дорогу, разрывая Тьму лучами Света, напрягая сколько можно внутренние резервы своей души.

— Пойми, кто ты есть, Кричащий Петухом! — прогремел он. — Иди прочь! Очистись от грязи и гнили, которая поработила тебя. Еще не поздно спасти твою душу. Очисти ее во имя Отца Солнца!

Тьма отступила, съежилась и медленно поползла к его ногам.

— Я проклинаю тебя, — раздался голос Кричащего Петухом. Гнев обжег душу Волчьего Сновидца. Зловоние Тьмы коснулось его ноздрей. Тьма вздымала руки, чертя знаки, смысла которых Кричащий Петухом не понимал. — Я обрекаю твою душу на вечную погибель! Я осуждаю тебя на смерть! — продолжал истошно визжать Кричащий Петухом.

Народ стал расступаться, как бы омытый волнами ненависти.

— У тебя ничего нет за душой, — звучал в ответ ему голос Волчьего Сновидца. — У тебя нет храбрости и воли, нет Силы. Только тьма и гниение говорят твоими устами. — И когда он произнес эти слова, вся душонка Кричащего Петухом встала перед его глазами. — Ах… я же вижу. Загляни в себя, Кричащий Петухом! Видишь ложь? Видишь страх? Смотри, что ты натворил с собой! А теперь смотри: разве ты можешь что-то сделать с другими? Загляни в себя!

— Нет! — яростно закричал старый шаман. — Я осуждаю тебя! Слышишь? Я осуждаю твою душу на… Ты погибнешь во мраке… Твоя душа вовеки останется в глубинах земных… в глубинах…

Волчий Сновидец подошел поближе к шаману. Сон вел его, указывая ему дорогу. Кричащий Петухом отступил, Тьма задрожала, страх, пронизывавший ее, вышел на поверхность.

— Загляни в себя, — повторил он. — Ты боишься только себя самого, Кричащий Петухом. То, что ты говоришь о моей погибели, просто смешно. Смотри, как ты сам над собой надругался! Не бойся меня, Кричащий Петухом. Бойся себя. Бойся того, что ты сделал со своей душой. Ты живешь во лжи, как трус — человек, который никогда не осмеливался заглянуть себе в душу!

— Нет! — вопил шаман. Его душа разрывалась от ярости. — Я проклинаю тебя, Бегущий-в-Свете! Волчий Сновидец расправил плечи:

— Больше нет Бегущего-в-Свете.

Кричащий Петухом достал тонкую белую кость, сделанную словно из воздуха. Народ возбужденно зашептался.

— Силой этого священного предмета проклинаю тебя, Бегущий-в-Свете, — дрожащим голосом произнес он. — Да поглотит твою душу Долгая Тьма.

Кричащий Петухом со всей силой подул в трубу.

Волчий Сновидец отшатнулся от трубного звука, слыша в Народе вопли ужаса. Он вдохнул зловонный, полный ненависти воздух, с трудом удерживаясь от рвоты

Он вынул из своего мешочка горсть желтоватых камешков, которые он собирал на берегу ручья, стекающего вниз от гейзера. Он стал разбрасывать их в четыре стороны, как Цапля его учила. Набрав в легкие воздух он что было мочи воскликнул:

— Очищаю это место от зла! — Он швырнул желтый губчатый камешек в огонь. Поднялся столб едко пахнущего желтовато-зеленого дыма. Люди стали пятиться в ужасе. — И развеиваю его по ветру! — Волчий Сновидец взял несколько белых кристаллов, которые Цапля кропотливо выискивала в змеином навозе, и швырнул их в огонь. Пламя затрещало, зашипело, словно его полили водой, и ослепительно вспыхнуло.

— Ты исчадие Тьмы! — зашипел Кричащий Петухом. — Ты злодей! Ты несешь погибель Народу. Уходи прочь, ведьмак!