Прошло ещё десять дней, жара сменилась грозами и новой волной жары, и вот в кабинете прокурора города встретились два видных представителя итальянской юстиции - городской прокурор Бендони и адвокат, доктор Риккасоли.
      - Я с сожалением узнал, что ваш верный помошник и заместитель доктор Риссо заболел, - сказал Риккасоли.
      - Не заболел, а переутомился.
      - Да, он не щадил сил перед выборами.
      - Вот именно.
      - Жаль, что не прошел. Чуть-чуть не хватило. По счастью, утрата политика здесь пойдет на пользу правосудию, не так ли?
      - Правда, правда, - но, что касается вашего клиента, синьора Брука…
      - Да? - То, что прокурор вынужден был играть в открытую, предвещало Рикко, что победа у него в руках.
      - События на вилле Расенна заставляют взглянуть на дело под иным углом зрения.
      - Несомненно.
      - Полиция реконструировала ход событий, и полностью удовлетворена. Остается несколько нестыковок, но в основном все ясно. В подделке этрусских древностей замешаны были трое: профессор Бронзини, его управляющий Даниило Ферри и один ремесленник, Мило Зеччи. Двое из них мертвы, а третий, видимо, главный преступник, - Ферри, исчез. Вероятно, в ту ночь, когда погиб профессор, он уехал в Рим и оттуда вылетел в Париж. Наша полиция уже информировала «Интерпол». - Прокурор развел руками.
      - Тут я с вами согласен, - сказал Риккасоли. - При встречах он производил на меня неважное впечатление. Надеюсь, больше мы о нем не услышим. (Пророчество его вскоре было опровегнуто. Через пару месяцев разложившийся труп Даниило Ферри был выловлен в Сене, опознан по отпечаткам пальцев и сообщение об этом дошло до Флоренции).
      - Но события на вилле Расенна интересует нас с вами лишь поскольку они касаются синьора Брука. Сегодня мы можем считать, что Мило Зеччи замучила совесть, и он стал источником опасности для своего хозяина. Тем большей опасности, что тот как раз завершал большое дело, свою вероятно, последнюю и главную операцию. Чтобы избавиться от опасности, Ферри привлек своих земляков. Можете взглянуть на их документы, если хотите. Но приятного чтения не обещаю.
      - Такие вещи меня не интересуют.
      - Вы правы. Но как мы теперь знаем, операция должна была убить двух зайцев - ели можно так выразиться - одной машиной. До сих пор, правда, неясно, как они этого добились. Полагаю, что именно об этом нам кое-что могли бы рассказать вы.
      Риккасоли оценил ненавязчиво предложенную ему оливковую ветвь мира.
      - Я нахожусь в сложной ситуации, синьор прокурор. Это правда, мне удалось найти информацию, объясняющую, как была раскинута преступная сеть, и, разумеется, я обязан представить свидетелей и изложить факты на суде. Но, с другой стороны, было бы просто неразумно - и он обезоруживающе улыбнулся - представить все вам по ходу расследования, ещё до начала процесса.
      - Я полностью понимаю вашу деликатную ситуацию, - ответил прокурор, - и хочу вас заверить, что если вы объясните некоторые важные обстоятельства, я сочту своей обязанностью по параграфу 391 Уголовного Кодекса дать приказ о прекращении дела.
      Так что о процессе и речи не будет.
      - Вы меня успокоили, - опять улыбнулся Риккасоли. - В этом случае я изложу вам события той ночи так, как я их представляю. Вам, конечно известно, какую роль играл Диндони. С его помощью в кухне у Зеччи был установлен микрофон, так что Диндони мог информировать своих сообщников о том, что Мило Зеччи договорился о встрече с синьором Бруком, и где он договорился, и когда. Я полагаю, что когда Мило вышел из дома часов около девяти, кто-то, вероятно, Диндони, заманил его в кафе на углу. Марию они отослали, в игру она должна была вступить позже, в кафе никого не было, - постарались те двое. Можете представить себе, что последовало?
      - Могу - прокурор содрогнулся. - Пожалуйста продолжайте - Но они его пока ещё не убили. Оглушили связали и убрали подальше. Один остался с ним, другой угнал чью-то машину и отправился на условленное место встречи - нужно же было убедиться, там ли Брук. Если бы Брук не приехал, пришлось бы от плана отказаться или, по крайней мере, его изменить.
      - Но Брук явился?
      - Явился, и даже помнит, что проезжала машина, притормозила и проехала дальше.
      Он подумал, что это влюбленная парочка. Но когда оттуда уехал, из машины следили за ним, чтобы убедиться, что он вернулся домой. И как только он очутился дома в постели, приступили к заключительной части операции.
      - Риккасоли извлек бумажник и достал из него затертую вырезку из газеты, которую разгладил на столе.
      - У меня к вам просьба. Не спрашивайте, откуда я это взял.
      Прокурор с любопытством взглянул на вырезку. Она была из сицилийской газеты десятилетней давности. Заголовок гласил: «Техника мафии. Признание мафиози Тони Перруджино раскрыло тайну смерти одного человека и осуждения другого.»
      «Около трех лет назад в местечке Адольфа водитель грузовика Арнольдо Терричини был осужден за убийство местного мэра Энрико Капони. Все доказательства были против него. Известно было, что он лихач, и, к тому же, его машину видели в том месте, где был найден труп мэра Капони. Решающие улики нашла полиция, которая обследовала передний бампер на машине Террачини и обнаружила там засохшую кровь, волосы и частицы кожи, которые, как установила экспертиза, принадлежали жертве, мэру Капони.»
      - Любопытно, - заметил прокурор.
      - Дальше будет ещё любопытнее, - сухо ответил Риккасоли.
      «Как теперь выяснилось, Капони и Террачини были жертвами продуманной и коварной мести мафии. Перруджино, который сознался - нет он ими буквально гордился - во многих преступлениях, подтвердил, что они с приятелем, опытным автомехаником, сняли бампер с грузовика Террачини и использовали его как орудие убийства.
      Именно им они разбили Капони голову, а потом поставили бампер на место»…
      Дочитав досюда, прокурор вернулся к началу и перечитал заметку ещё раз. Потом сказал:
      - Я вам обещал, что не спрошу, откуда это у вас, но позвольте мне угадать. Это было найдено у одного из преступников?
      - Бумажник, - Риккасоли тщательно подбирал слова, - найден в комнате на вилле Расенна, где обитали те двое, и можно предполагать, что принадлежит он одному из них.
      - Нужно так понимать, что один из них сам Перруджино? То, что мы о нем знаем, этого не подтверждает.
      - Ну, есть факт, который вообще этому не соответствует, - усмехнулся Риккасоли.
      - Перруджино убит десять лет назад. Полагаю, один из нашей парочки был - ну, скажем так, - его поклонником. Вместо бампера, который на машине Брука несъемный, воспользовались противотуманной фарой, которую нетрудно демонтировать.
      - Вы хотите сказать…
      - Именно то, о чем вы и подумали. Что Мило Зеччи, бывшего без сознания, привезли на место происшествия и там его хладнокровно забили до смерти противотуманной фарой.
      - И этим вы объясняете двухчасовой интервал, прошедший от потери сознания до смерти?
      - Вот именно. Тогда же они изобразили следы торможения на асфальте, что сходится со словами могильщика, слышавшего визг тормозов в половине двенадцатого.
      Украденную машину где-то бросили. Свидетельница Кальцалетто дала в полиции ложные показания насчет номера. Вот и все. Понимаете, все это было элементарно, - достаточно на некоторое время снять фару с машины Брука и не привлечь при этом чьего-то внимания. И это им удалось - за одним исключением.
      - Исключением?
      - Да, но, к несчастью, этого свидетеля мы не можем представить в суде. Это пес.
      Прокурор долго молчал. Потом Встал.
      - Синьор доктор, я вам крайне обязан за помощь, которую вы в этом случае оказали властям во имя торжества справедливости. Если вы позволите мне довести до сведения следственных органов то, что мне только что рассказали, можете быть уверены, что дело вашего клиента до суда не дойдет.
      Стражи закона обоюдно уважительно раскланялись.
 

      - Вперед, в атаку, - не скрывал своего воодушевления капитан Комбер. - Ей-Богу, синьор мэр, вы сотворили чудо!
      - Ну нет уж, - отбивался мэр, - хвалить надо тех, кто заслуживает. Вас троих и, разумеется доктора Риккасоли.
      - И все-таки считаю, что это чудо, - настаивала Элизабет.
      - Поймите одно, - сказал мэр. - У нас, когда совершено преступление, юстиция требует подать ей преступника. А теперь их у неё сколько угодно. Вместо Брука - профессор Бронзини и Ферри. И даже могут на них сэкономить. Самоубийство одного и бегство другого - неоспоримое признание вины.
      - Думаете, Брука отпустят? - спросил капитан.
      - Распоряжение о прекращении дела отдано вчера. Освободить его должны с минуты на минуту.
      - В Англии он мог бы подать в суд на полицию и получить приличную компенсацию, - сказал капитан. - Но здесь на это рассчитывать нечего, не так ли?
      - Да что вы! Полиция все это время вела себя очень корректно!
      Капитан восстановил в памяти события последнего месяца.
      - Да, в таких обстоятельствах иначе они действовать не могли, - неохотно признал он. - Какой они придерживаются версии о тех головорезах?
      - Несчастный случай при бегстве с добычей. И если антиквариат там был поддельный, то золото - нет.
      - Они же убили и Диндони?
      - Несомненно. Есть мнение, что им помогал, - если не активно, то хотя бы пассивно - ещё один их земляк, служащий карабинером. Это тоже без внимания н останется. Полковник Дориа позаботится, гарантирую.
      - Конечно, он сделает все, как надо, - заметил капитан, - но важнее всего вытащить оттуда Брука, и немедленно.
      - Пойдемте к отцу, - сказала Элизабет, - он-то уж знает, к кому обратиться.
      Пойдемте, я вас отвезу. Как вы, Тина?
      Но Тина покачала головой.
      - Я должна рассказать маме. Но я так счастлива! Даже плакать хочется. - И слезы уже текли по её щекам. - Мамочка тоже не выдержит и расплачется…
      - Обычная реакция, - заметил капитан, когда они уже мчались по улицам в открытом спортивном автомобиле. Элизабет за рулем, Мэр - рядом с ней.
      - Когда я счастлив, так и хочется читать стихи. А сегодня как нельзя подходит вот это:
      В их шаге ветер воет
      И в цокоте подков,
      И лунный свет на шлемах,
      И отблески клинков.
      - Ура - закричала Элизабет. Волосы её развевались, она была похожа на валькирию.
      Все ближе запах крови
      И круг сплетенных рук.
      Трубы походной слышен зов
      И этой песни звук - Господи, это была мисс План, - сказала Элизабет. - Мы её до смерти перепугали.
      Решит, что мы все посходили с ума.
 

***

 
      Власти действовали быстрее, чем мэр даже мог себе представить. В шесть часов вечера того же дня, когда солнце ещё сияло и доносились раскаты грома, ворота тюрьмы «Мурата» отворились и Брук вышел на свободу.
      Движением руки остановил он привратника в зеленой униформе, собиравшегося вызвать ему такси. Все его пожитки, (включая экземпляр «Утреннего рая», который он прихватил в порядке компенсации) легко вошли в небольшую сумку, переброшенную через плечо. Домой он пошел пешком.
      Зная, что его фотография появилась во всех газетах, он пожалуй, ожидал, что на него будет глазеть каждый встречный. Но никто его не заметил. Он был сенсацией девять дней, а шел уже десятый. Оставалось уже немного, когда упали первые капли дождя. Последних сто метров он мчался рысью, но все равно пиджак промок и мокрые пряди волос облепили голову. Двери распахнулись, в холле стояла Тина. Вскрикнув, она бросилась ему на шею, целуя и плача одновременно. Брук обнаружил вдруг, что отвечает на поцелуи.
      - Вы весь мокрый! И пиджак, и волосы! Скорее снимайте все!
      - Волосы тоже?
      - Да пиджак, глупый! Принесу вам сухой.
      - Бросьте! Посмотрите, уже выглянуло солнышко.
      - Давайте его сюда, и побыстрее!
      Подчинившись, Брук подошел к французскому окну, выходившему в заросшую лоджию, и распахнул его настежь. Потом из шкафчика в углу достал потертый черный футляр, который не открывал со своего приезда во Флоренцию. Плавно, как во сне, подтянул струны, попробовал смычок и сыграл для пробы несколько тактов.
      Тина, копавшаяся в его вещах в спальне, услышав звуки скрипки, прибежала обратно.
      - Ну, так-то лучше, - сказала она. - Гораздо лучше. Сыграйте мне что-нибудь.
      Брук улыбнулся ей и начал играть.
      При первых звуках двери тихо отворились и в комнату просунул голову доктор Риккасоли.
      - Я услышал эту новость и пришел поздравить вас. Что вы играете?
      - Сонату ля-мажор.
      - Опус 45? Подходит. Но она лучше звучит в сопровождении фортепиано. Вижу, оно у вас есть. Наверняка ужасно расстроено. - Открыв крышку, он пробежал пальцами по клавишам. - Ничего, сойдет, - сел и начал играть.
      Осторожно, неуверенно и тихонько поначалу, но чем дальше, тем тверже и уверенное, адвокат и его клиент обрели друг друга в общей страсти к божественной музыке, и звуки одной из прекраснейших моцартовских сонат переполнили тесную комнату и проникли в душу Тины, присевшей на край кушетки. Тина плакала и не утирала слез.
      А звуки лились через окна, заполняя собою лежавший за ними сад.
      Их услышала Элизабет, примчавшаяся сломя голову, как только отец сообщил ей великую весть. Она остановилась на террасе, глядя в комнату. Брук смотрел только на Тину, а Тина на него.
      Элизабет попятилась на цыпочках, вернулась в машину и поехала домой.
      Отец спросил ее:
      - Ну что? Ты его видела? Он счастлив?
      - Очень счастлив, - ответила Элизабет сдавленным голосом.
 

***

 
      - Ну что же теперь будет, хитруля ты мой? - спросила Франческа Риккасоли.
      Они с мужем лежали в постели. Луна, пробиваясь в открытые окна, рисовала узоры на стенах их спальни. Сенбернар Бернардо похрапывал на теплых плитах двора, в кронах лип заливался соловей.
      - Головой ручаюсь, - сказал Риккасоли, - что едва я убрался, наш милый Брук и Тина галопом помчались в спальню и прыгнули в постель…
      - Ну какой ты вульгарный, - возмутилась жена. - Что за фантазии! Он на ней женится?
      - Как истый английский джентльмен, он проснется от угрызений совести и с утра пораньше сделает ей предложение. И как истая флорентийка, Тина ему откажет - И за кем будет последнее слово?
      - Разумеется, за ней. Последнее слово всегда остается за женщинами. - он ласково куснул жену за ухо - Руки прочь, чудовище! А что будет дальше?
      - Как только Брук справится с угрызениями совести, он оценит свои истинные чувства и предложит руку и сердце нашей очень разумной и во всех отношениях подходящей молодой английской леди - Элизабет Уэйл. Та согласится и у ни будет четверо - нет, пятеро детей.
      - А бедняжка Тина останется с носом?
      Доктор Риккасоли, устраиваясь поудобнее, сонно промолвил:
      - О чем ты говоришь! Тина возьмет в мужья Меркурио.
      - То есть Меркурио женится на Тине?
      - Нет уж, я знаю, что говорю, голубушка. Он её не получит, пока не решит сама.
      Но все будет в порядке, не волнуйся. Из Меркурио выйдет вполне нормальный супруг, как только он получит возможность больше внимания уделять её телу, чем своему.
      - Твоя вульгарность возмущает меня до глубины души, - недовольно заявила жена.