Поспать Бруку не удалось, но наутро он был в галерее в обычное время.
      В книготорговой части с той полки, где были книги об Этрурии, выбрал с полдюжины томов, сказал Франческе, чтобы занялась заказчиками, если такие появятся, и уединился в конторе. Та была так загромождена картотеками и всяким барахлом, что едва вошли маленький стол и стул, но зато там он был один.
      В толстых томах он пытался поймать мимолетное воспоминание, проблеск сходства - бронзовая статуэтка максимум тридцать пять сантиметров высотой, образующая часть светильника или кадила.
      Пришлось пройтись по пяти столетиям этрусской цивилизации прежде чем нашлось то, что нужно, и нашлось там, куда заглянуть нужно было прежде всего, - в иллюстрированном каталоге крупнейшей коллекции, находящейся в Народном музее на вилле Джулия в Риме.
      Сходство со статуэткой, виденной им ночью, было очевидным с первого взгляда. Но сходство было в стиле и подходе, речь не шла о точной копии. При этом любой непредвзятый специалист при взгляде на статуэтку Бронзини готов был бы поручиться, что речь идет об этрусском подлиннике.
      Но раз Меркурио сказал с гордой усмешкой: - Это я, - можно было предположить, что он послужил моделью для статуэтки. А это значило, что либо статуэтка - современная копия, либо Меркурио - лжец.
      Пока он листал страницы, в глаза ему бросилась одна иллюстрация. Голова молодого человека из Веи, прозванная за его неприступный вид «Мальвольта», и напоминавшая скульптуру Донателло «Святой Георгий». Капризный рот и глаза, юные и старые одновременно, напоминали Меркурио.
      - Синьор Брук, извините…
      В приоткрытую дверь на него глядело жесткое морщинистое крестьянское лицо с глазами как бурые камушки.
      - Проходите, Мило.
      - Я принес вам рамки.
      - Отлично.
      - К сожалению раньше не мог. Желудок меня замучил. Совсем замучал.
      - Тина мне говорила.
      - Тина - хорошая дочь…
      В пакете были три деревянные рамки, резные и позолоченные. Подняв одну к свету, Брук сказал:
      - Очень красиво, Мило. Рука вас не подвела.
      Мило раскрыл в усмешке беззубый рот.
      - Чистая правда, Мило Зеччи все ещё лучший резчик во Флоренции. Дерево, бронза, мрамор - хотя сейчас на мрамор спроса нет.
      В контору заглянула Франческа и сказала:
      - Здесь какой-то синьор хочет с вами поговорить.
      - Ты ему сказала, что мне некогда?
      - Сказала. Ему нужны всего несколько минут.
      Брук вышел из конторы. Посреди зала стоял профессор Бронзини в темносиней суконной накидке с золотой вышивкой, в милой полотняной шапочке на голове. Его сопровождал один из юношей, Франческа услужливо суетилась вокруг, и двое туристов, только что вошедших в галерею, разглядывали профессора, набираясь впечатлений для очередного письма домой.
      Брук не знал, должен его визит рассердить или позабавить.
      Профессор ему слегка поклонился. Брук сказал - «Доброе утро».
      - Я пришел принести вам свои искренние извинения, - сказал Бронзини.
      - Ну что вы, - возразил Брук. - Я благодарен вам за безумно интересный вечер.
      - Было приятное общество. Но, как я позднее понял, вчера я вас - неумышленно, разумеется, обидел. Полагал, что ваше знание Этрурии только поверхностно, и только сегодня утром понял, что имел честь принимать выдающего специалиста. Вы ведь тот самый знаменитый Роберт Брук, автор труда об этрусской терракоте, владелец тарквинийской галлереи и консультант по вопросам этрусской культуры при античном отделении Британского музея?
      - Боюсь, вы приувеличиваете, - сказал Брук.
      - Ни в коем случае. Не вы ли два года назад участвовали в раскопках в Каире как технический советник?
      - Я был в Каире, - сказал Брук, - только не помню, чтобы у меня кто-то просил совета, или принял, предложи я их.
      - Вы слишком скромны. Но если вдруг у вас появится желание посетить наши скромные раскопки, которые я веду в своем поместье в Волатерре, я буду очень рад… нет, просто польщен.
      - Это очень любезно с вашей стороны, - сказал Брук. И, чтобы не показаться неблагодарным, повторил: - правда, очень любезно.
      В это время Мило Зеччи выбрался из конторы и попытался проскользнуть мимо книжных стеллажей. Профессор Бронзини, заметив движение, тут же обернулся и воскликнул:
      - Мило! Что ты здесь делаешь? Не знал, что тебя интересуют книги по искусству.
      Мило попытался улыбнуться. Он был явно растерян, но Брук не понимал, почему.
      - Мило делает мне рамы для картин. Золотые руки. Вы его знаете?
      - Знаю, - ответил профессор. Он уже явно утратил интерес к Мило, который выскользнул из магазина и припустился по тротуару, как только позволяли ему ревматические ноги. Профессор, достав визитную карточку, что-то на ней написал.
      - Если в Волатерре возникнут проблемы, покажите её моему управляющему, - сказал он. - Нам приходится быть осторожным. Ограбление грабниц в Этрурии не остались в прошлом.
      Завернувшись в накидку, он кивнул и величественно вышел на улицу.
 

***

 
      Когда Тина принесла порцию спагетти - мучное в том или ином виде всегда было первым блюдом - Брук спросил:
      - Ваш отец знаком с профессором Бронзини, Тина?
      - Тысячу извинений, я сейчас вытру, - Тина выплеснула на стол немного соуса, которым были политы спагетти. Когда стол был вытерт и на скатерть легла чистая салфетка, переспросила:
      - Вы что-то хотели?
      - Знаком ли ваш отец с профессором Бронзини?
      - С тем старым синьором, что живет в большой вилле во Фьерло и у которого поместье в Валатерре?
      - Да, я о нем.
      - Папа когда-то работал у него. Думаю, что-то реставрировал.
      - Что именно?
      - Я в древностях не разбираюсь. Наверно, керамику, я так думаю.
      Это казалось правдоподобным. Терракотовые фигурки часто находили разбитыми и требующими тщательной реставрации.
      - Почему вы спрашиваете? Вы с ним говорили?
      - Они случайно встретились у меня в магазине. И мне показалось, что они знакомы.
      - Ах, так? Подать вино?
      Налив ему, заткнула бутылку и поставила её на сервант. Брук заметил, она собирается с мыслями, чтобы что-то ему сказать. Продолжал есть, но то, что услышал, его удивило:
      - Может быть, вы поговорите с отцом?
      - С Мило? Я сегодня виделся с ним в магазине.
      - Нет, наедине. У нас дома.
      Брук задумался, потом сказал:
      - Если нужно, согласен. Можете сказать мне, в чем дело, Тина?
      - Последнее время его что-то гнетет. Не только желудок, есть ещё что-то.
      - Деньги?
      - Нет, нет. Думаю, что-то совсем другое.
      - И когда мне прийти к вам?
      - Сегодня, потому что вечером не будет Диндо.
      - Диндо?
      - Диндони. Он помогает папе в мастерской и шпионит за ним. Диндо - ничтожество; думаю, он надеется заполучить мастерскую, когда папа умрет.
      - Ладно. Я зайду к вам после ужина, около десяти.
      Тина ему улыбнулась.
      - Вы очень добры, - шепнула она.
      - Подождите с благодарностью, пока не увидим, смогу ли я помочь вашему отцу, - сказал Брук.
      В половине третьего позвонил в магазин. Трубку сняла Франческа.
      - Сегодня после обеда меня не будет. Могу я оставить магазин на вас? Ладно.
      Тогда до завтра.
      Пришло ему это в голову за обедом. День был чудесный. Ветер сменился на северовосточный, разогнал резкие облачка и умерил жару. В такой день хочется быть на реке, на лодке. Сидеть в магазине было бы невыносимо.
      Из стенного шкафа достал сумку, в которой хранился полевой комплект археологического снаряжения, включая большой фонарь. Вещей он не касался больше года, и батареи нужно было менять. Что еще? Карту Тосканы и план Волатерры, кожанные перчатки. Все, теперь в машину. Дом, в котором он снимал верхний этаж, стоял в небольшом тупичке, отходившем от Виале Микельанджело.
      Гараж стоял отдельно от дома в конце тупичка в проволочной сетке, ограждавшей тенисные корты.
      Машина должна была уйти вместе с Джоан, Брук это знал. Она ведь была неотъемлемой частью их супружества. Так часто они сидели в ней вместе, во время долгих неторопливых поездок по Франции, Испании или Италии, а иногда и дальше - в Греции и Турции. Потертое складное сиденье ещё хранило отпечаток её тела, словно куколка, из которой бабочка уже вылетела. Это была одна из последних моделей кабриолета известной марки «Санбим Тэлбот» со съемным верхом. Они нежно заботились о нем и оснастили всем, чем только можно, от поворотного рефлектора до противотуманных фар под передним бампером.
      Брук сел за руль, выехал из гаража и направился на объездную дорогу, избегая тем самым поездки через центр города. До Эмполи поедет по второразрядному шоссе, откуда все лихачи перебрались на автостраду, а в Эмполи направится на югозапад, в сторону Чечины и моря.
      Солнце начинало склоняться к западу, когда он добрался до развилки, откуда вела дорога к землям Бронзини. Солидная табличка вещала о запрете появления посторонних, охоты и сбора цветов, предупреждала о злых собаках и так далее.
      Брук осторожно проехал по каменистой дороге и затормозил возле каких-то хозяйственных построек. Нигде не было видно ни души, на всем лежала тишина угасавшего дня.
      Брук запер машину и пошел пешком. Трава, достигавшая колен, была полна цветов.
      Над головой заливались жаворонки.
      Услышав первый выстрел, он в недоумении остановился. Когда прозвучали следующие, в нем проснулся инстинкт, дремавший со времен войны, и Брук бросился на землю.
      Потом осторожно приподнял голову. Ему показалось, что стреляли куда - то вверх, где парила белая птица. И в самом деле увидел, как та неловко падает на землю.
      Брук встал, отряхнул от травы колени и побежал по тропинке вверх. Перевалив вершину холма, заметил стрелков. Это были трое подростков, и каждый держал в руке ружье. Они смотрели на голубя, бившегося на земле, ковылявшего по кругу, но не пытавшегося взлететь. Когда Брук подошел, один из них пнул голубя ногой и сказал:
      - Вот подпалим тебе хвост, тогда полетаешь…
      На земле Брук увидел клетку с ещё двумя птицами. Резко сказал:
      - Вы что делаете?
      Юноши обернулись к нему и Брук узнал двоих, это они вечером отгоняли их машину.
      Третий, ему показалось, был одним из вчерашних официантов.
      Тот, что повыше, сказал:
      - Мы тренируемся в стрельбе. Жаль, если мы вас напугали. Но это частные владения.
      - Что вы делаете с птицами?
      - Выдернем им несколько перьев из хвоста и крыльев, чтобы могли летать, но не очень, а потом стреляем. И знаете, из ружья попасть не так уж легко. Иногда приходится стрелять раз пять или шесть. Но с этого уже хватит.
      Брук нагнулся, поднял птицу и свернул ей шею. Юноши гневно вскрикнули и Брук понял, что окажется в невыгодной ситуации, если они на него нападут. Старший из юношей был такого же роста, как он, и, вероятно, более ловким. Остальные тоже не слабее.
      Из бетонного сарая неподалеку от кургана вылезла какая-то неуклюжая фигура.
      Видимо, выстрелы прервали его сиесту, последовавшую после плотного обеда. Потное багровое лицо заросло седой щетиной.
      - Черт возьми, что происходит? Что ты орешь, Лоренцо? - спросил он. - А это что за тип?
      Высокий юноша взбешенно заявил:
      - Он убил нашего голубя. Никто его не просил вмешиваться.
      - Что вам здесь нужно?
      Брук достал визитную карточку профессора Бронзини:
      - Меня пригласил сюда ваш хозяин. На осмотр раскопок.
      - А меня никто ни о чем не предупреждал. - Он постепенно закипал. - Убирайтесь отсюда! И живо!
      Когда Брук протянул ему визитку, оттолкнул её и повторил: - Живо, я сказал!
      - Я приехал издалека, только чтобы увидеть раскопки, - настаивал Брук. - По приглашению их хозяина. Пока он не отменит свое приглашение, я и не подумаю уходить отсюда.
      Его хладнокровие взбеленило их ещё больше. Голос мужчины задрожал от ярости.
      - Если ты, мерзавец, не уберешься сам, мы тебе это устроим, да так, что запомнишь. Знаешь, как это делается? Вышвырнем тебя за руки - как мешок с дерьмом.
      Подростки засмеялись, а Брук сказал:
      - Только попробуйте! Я вам могу обещать, что вы горько пожалеете!
      - Жалеть будешь ты! - мужчина был так взбешен, что брызгал слюной. - А ну хватайте его!
      Двое ребят поменьше, которые тем временем зашли сзади, прыгнули на него, схватив за руки. Брук продолжал спокойно стоять. Взбешенный мужчина едва не ткнулся ему в лицо; был так близко, что Брук чувствовал, как от него несет перегаром и видел струйку слюны, вытекавшую изо рта на щетинистый подбородок.
      - Ну а теперь марш отсюда, - прохрипел тот, - нравится это хозяину или нет!
      Брук подался вправо, развернулся, вырвал правую руку и резко двинул его в живот.
      Тот сломался пополам, бормоча грязные ругательства, а чей-то невозмутимый голос произнес:
      - Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит?
      Видимо, машина подъехала совсем тихо. Из неё вышел Даниило Ферри, за рулем сидел гигант Артуро. Юноши отпустили Брука и растерянно сбились в кучку, сразу превратившись в растерянных детей. Ферри повторил, обращаясь к высокому:
      - Так в чем дело, Лоренцо?
      Мужчина уже пришел в себя и начал:
      - У нас есть приказ…
      Ферри, словно не замечал его, продолжал, обращаясь к высокому юноше.
      - У вас есть приказ набрасываться на друга вашего хозяина, который приехал сюда по его воле? Вы заслуживаете взбучки, все трое!
      Подростки молчали, глядя в землю и ковыряя в пыли ногами.
      - Убирайтесь! - И они ушли, не оглядываясь.
      Краснорожий тип мрачно проворчал: - Откуда мне это знать? - но было видно, что он тоже испуган.
      Визитная карточка упала на землю. Ферри нагнулся, подняв её.
      - Он тебе показывал визитку, или нет? Читать не умеешь?
      Тот молчал. Ферри вернул визитку Бруку.
      - Мне ужасно жаль, что вас так нелюбезно встретили. Знай я, что вы приедете, встретил бы. - По дороге к кургану добавил: - Наша деревенщина - существа примитивные, и обращаться с ними приходится построже. Но поведение Лабро непростительно. Я давно подозревал, что он пьет. Придется его уволить.
      - Ну, это отчасти моя вина. Ребята стреляли в искалеченных птиц, а я вмешался…
      - Вижу, вы захватили фонарь, - переменил тему Ферри. - Это хорошо. Разрешите, я пойду впереди.
      Погребальный курган вздымался из тела земли как огромная женская грудь и занимал почти полгектара. Спустившись по ступеням, они прошли сквозь отверстие в кольцевом каменном валу, потом через яму, углубленную вручную, и вошли внутрь кургана. Тот был разделен на маленькие камеры, вытесанные в скале по обе стороны.
      Все камеры были пусты.
      - Эти и эти две кто-то ограбил давным - давно, - сказал Ферри. - К счастью, эти вандалы не добрались дальше. Этот коридор - ложный ход, ещё один мы нашли на той сторне. Но и тот ведет к якобы непроходимой скальной стене.
      - Которую вы пробили?
      - Разумеется. С современным оснащением это совсем нетрудно.
      - И что вы обнаружили?
      Ферри усмехнулся.
      - Мы обнаружили, что очутились в первом проходе, они оказались связаны; этрусские шуточки. В глубину вел совсем другой ход, и там мы нашли несколько любопытных терракотовых фигурок. Некоторые профессор оставил, остальные передал различным итальянским музеям. И ещё две алебастровые кюветы с драгоценными украшениями.
      Они спускались по главному ходу, который потом поворачивал вправо и снова начинал подниматься. Брук заметил на камнях свежие следы кирок. Перед ними проблескивал дневной свет. Брук считал шаги. Прошли почти шестьдесят метров, прежде чем выбрались на другой стороне кургана. Ферри, шедший первым, свернул влево.
      - А здесь мы снова проникли внутрь, - сказал он. - Тут как раз работают.
      Возможно, это будет для вас интереснее.
      Брук пролез сквозь проход, пробитый в скале, и включил фонарь. Очутился в маленькой комнатке, два на два с половиной метра, с обычной каменной лавкой вдоль двух стен. Над ней по всей длине тянулась роспись, изображавшая морской пейзаж. Волнистая линия посреди стены представляла морскую гладь, под ней плавали рыбы и всякие чудные морские звери, из скал на дне вырастали кораллы, а в стилизованных веерообразных листьях кишели крабы. Над водой высовывали головы дельфины. А на воде, образуя центр картины, вздымался единственный корабль с задранными носом и кормой и с рядом весел по бортам.
      У Брука даже дух перехватило.
      - Это прекрасно! - сказал он. - Вы о нем уже сообщили?
      - Профессор велел сделать цветные снимки. Насколько я знаю, относит это к пятому веку.
      - Шестой или пятый, - согласился Брук. Достав лупу, внимательно изучил корабль.
      - Это пиратский корабль, видите - таран, которым пробивали атакуемое судно.
      Человек сзади - в доспехах, видимо, капитан или предводитель пиратов, раз у него такой роскошный шлем.
      Шлем был сложным головным убором, напоминавшим шляпку изысканной посетительницы скачек в Аскоте, но составленную из металлических полос. Посредине надо лбом львиная голова.
      - Интересно, что вы заметили. Существует мнение, что эта гробница принадлежала одному пирату и его семейству. Предполагается, именовался он Тринс и был хозяином здешних мест. Возможно, подчинялся волатерскому лукумону, но мог быть и независим. Его имя фигурирует на раме одной из дверей в Ваде, это на побережьи.
      - Изумительно! - сказал Брук. - Зимний дворец здесь, летняя дача на побережьи, вблизи корабля. Если он был значительным человеком, находка его гробницы приобретает особый вес.
      - Разумеется. Мы тоже надеемся.
      - Что вы ещё нашли?
      - Несколько любопытных зеркал и пару алебастровых фигурок. Пойдемте, я вам покажу.
      Брук ещё раз взглянул на предводителя пиратов, гордо стоявшего на корме своей галеры и глядящего вперед поверх согнутых спин рабов на веслах. Потом последовал за провожатым. Каждая комнатка сообщалась с соседней отверстием в стене вроде мышиной норы.
      - Наше продвижение вперед могло бы быть логичнее, разгадай мы план главных ходов, - оправдывался Ферри. - Но мы продвигаемся наугад, опираясь только на силу. А сейчас мы работаем вот здесь.
      Камера в самом центре кургана была освещена единственной лампочкой. На одном конце работали двое юношей, долбили мягкий камень стальными долотами и кувалдами.
      Лица их были черны от пыли, в свете фонаря сверкали только в улыбке белые зубы.
      - Это, видимо, гробница остальных членов семьи, пожалуй жен.
      На традиционной каменной скамье были расставлены терракотовые сосуды, светильники, гребни и броши, и кадильницы на трех козьих ножках.
      - Если войти отсюда, - сакзал Ферри, - окажемся снова в тех смежных проходах.
      - Ага… - Брук пытался представить план всего, что видел. Курган в полгектара мог скрывать неисчислимое множество тайников, и систематически работающая группа археологов могла его исследовать примерно за год. При несистематическом подходе, как здесь, раскопки могли длиться и десять лет. Если оба смежных прохода делят курган примерно пополам, до сих пор работы шли исключительно в левой, или северной части, - по крайней мере, в основном. Хотя… Заметив отверстие в стене справа, он заглянул внутрь. Ферри, шедший впереди, тут же обернулся.
      - Туда ходить не стоит, - сказал он. - Почва оседает, нам пришлось ставить подпорки на каждом шагу.
      Фонарь Брука бросил в отверстие сильный луч света, который на миг замер на чем-то, стоявшем на каменной скамье в глубине помещения.
      - Я не хочу мешать, - сказал из-за спины Ферри, - но до восьми я должен вернуться во Флоренцию. Учитывая, что произошло, я бы проводил вас до машины, если не возражаете.
      - Конечно, - ответил Брук. Выключив фонарь, вышел за провожатым под ослепительные лучи итальянского солнца.
      - На подробный осмотр нужно больше времени, - сказал Ферри. - Договоритесь с профессором. Пусть проведет вас сам. Вам будет о чем поговорить.
      - Буду рад, - рассеянно сказал Брук, думая о чем-то другом. Думал об этом, пока Ферри провожал его к месту, где оставалась машина, и позднее, возвращаясь во Флоренцию.
      То, что на несколько секунд увидел в свете своего фонаря, было шлемом, напоминавшим шляпу модницы со скачек в Аскоте и составленным из металлических долек. Он даже заметил - или ему показалось, - и голову льва, украшавшую переднюю часть шлема. Ломая голову, как туда мог попасть шлем, и почему Ферри не упомянул о нем, а ещё - будет ли там, когда профессор Бронзини найдет время лично провести его по раскопкам.
 

***

 
      Аннунциата Зеччи отложила поношенный жакет, на локоть которого пришивала заплату и спросила:
      - Он точно придет?
      Аннунциата была красивой женщиной. В свои пятьдесят она сохранила крутые бедра и полную грудь, седые волосы обрамляли лицо, на котором уже начинали появляться морщинки, но которое было живым и полным достоинства.
      Тина ответила:
      - Да, мама. Если обещал, что придет, то придет.
      - Ты ему веришь?
      - Верю.
      - Где отец?
      - Сразу после ужина ушел в мастерскую.
      - Он так мало ест, - сказала Аннунциата. - Как воробушек. И страдает. Что-то его грызет.
      - Может ему полегчает, если поговорит с синьором Робертом.
      - Если только он поговорит! Он стал таким скрытным! Ходит на исповедь, но не говорит ничего даже святому отцу.
      Во дворе за домом хлопнули двери и послышались шаги. Женщины довольно переглянулись, но это был всего лишь хромой Диндони. В кухню он вошел с обычной злорадной ухмылкой.
      - Что же ты сидишь дома, Тина? - сказал он. - О чем эти флорентийские парни думают? Где у них глаза?
      Тина отрезала:
      - Оставьте меня и позаботьтесь о себе! - но на Диндони, видимо, нашла охота поразвлечься. Усевшись на угол кухонного стола, он сказал:
      - А что это за пижон - ну просто конфетка - который вчера застопорил все движение на Виа Торнабони, чтобы сказать тебе пару слов?
      - Арабский шейх, приехал во Флоренцию набирать пополнение в свой гарем. А вы не знали?
      - По-моему, он был похож на Меркурио, сынка - правда, приемного, - профессора Бронзини. Почему бы ему не податься в кино? От таких женщины без ума!
      - О вас этого не скажешь, - заметила Тина.
      Диндони ковылял к дверям, но все-таки обернулся.
      - Но ведь нельзя, чтобы синьор Роберто ревновал, правда, Тиночка? - сказал он и исчез. Слышно было, как его шаги затихают на улице.
      - Вот дурак, - сказала Тина и покраснела. - Жаба проклятая, терпеть его не могу.
      - Не дай себя спровоцировать, - сказала мать. - Я его тоже не люблю, но он работящий, отцу без него не обойтись.
      - Он гнусный тип, - настаивала Тина. - Знаешь, куда он? Пошел пьянствовать с Марией, с этой шлюхой!
      - Агостина, - оборвала её мать, - это слово женщина никогда употреблять не должна!
      - Пожалуйста, и не буду, - заявила Тина, - но это правда, ты сама знаешь.
      Но Тина ошибалась. Диндони не отправился к Марии, хотя его тщательно продуманный уход должен был навести именно на эту мысль. Ковыляя по улочке. он свернул влево, словно действительно направляясь в кафе. Но через десять метров ещё раз свернул налево и очутился в переулке, проходившем вдоль задней стены дома. Достав из кармана ключ, отпер одну из дверей, войдя в которую попал в мастерскую Мило Зеччи. Оттуда к черному входу его квартиры, находившейся над мастерской, вела железная лестница, позволявшая незаметно входить и выходить из дому, что Диндони особенно ценил.
 

***

 
      Брук вышел из дому в десятом часу. Решил пойти пешком. Ветер стих и небо прояснилось. С наступлением сумерек его монотонная синева приобрела оттенки зелени и меди, словно полотна итальянского примитивиста коснулась кисть французского импрессиониста.
      За рекой Брук свернул направо и очутился в узких улочках старого города.
      Предварительно продумав маршрут, теперь он шел машинально. Рано или поздно наткнется на Виа Торта и по ней дойдет до пересечения с Сдруччоло Бенедетто.
 

***

 
      Дом он нашел без проблем и синьора Зеччи, ожидавшая его визита, тут же открыла.
      Войдя, он сразу оказался на кухне, где в углу сидела Тина, занятая шитьем. Она заговорщицки улыбнулась ему, став при этом ещё моложе, чем на самом деле. Мило не было ни слуху, ни духу.
      - Он в мастерской во дворе, - сказала Аннунциата. - Думаю, предпочел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Но прежде чем вы пойдете к нему, могу я сказать пару слов?
      - Пожалуйста.
      - Моему Мило не по себе. Что-то терзает его душу. И тело тоже. Хочет говорить с вами, но ему трудно решиться. Пожалуйста, будьте с ним терпеливы.
      - Сделаю все, что в моих силах.
      - Большего и не нужно. Агостина покажет вам, где это.
      Мастерская Мило занимала низ двухэтажного здания, стоявшего в конце за домом.
      Окна верхнего этажа были затянуты шторами.
      - Там живет Диндо, - пояснила Тина. - Его нет дома, слава Богу. Вечно сует нос не в свое дело. Хочет захапать здесь все, когда папы не станет.
      Толкнув дверь, Тина посторонилась, пропуская Брука, и сразу закрыла за ним. Мило склонился над столом в глубине мастерской, в свете сильной лампы были видны только руки по локоть, остальное оставалось в тени.
      Осторожно положив работу на стол, он выпрямился. Брук ужаснулся над переменой, происшедшей с его лицом и видной с первого взгляда. Казалось Мило за несколько часов постарел на несколько лет. Лицо его ссохлось, под глазами легли черные тени, нос вытянулся и заострился, что Бруку особенно не понравилось. Только карие глаза были умны и ясны, как всегда.
      - Чудный бычок, - сказал Брук. - Это из гробницы старого пирата в Волатерре?
      - Пытаюсь слепить его из шестнадцати кусков, - сказал Мило. - Это было прекрасное животное. И снова будет. Скоро закончу. Недостает только двух кусков.
      Хвоста и одного рога.
      Реставрация была произведена исключительно. Швы тонкие, едва заметны. Вожак стада бил копытом с чисто этрусской элегантностью. Брук подумал, что бы сказал незнакомый умелец, его создатель, увидь он, как корявые пальцы Мило воскрешают его произведение через три тысячи лет.
      - Выпьете вина? - спросил Мило. Не дожидаясь ответа, налил вино в два стакана, стоявшие наготове на столе, и подвинул один своему гостю.
      - За ваше здоровье, Мило, - сказал Брук.
      - Спасибо за пожелание. Человек начинает его ценить, когда лишится. Боюсь, недолго мне осталось, синьор Брук.
      Брук не сообразил, что ответить и отхлебнул вина, чтобы скрыть свою растерянность. Вино было славным, видно достали его для него.
      - Я в руках докторов и священников, и ни те, ни другие ничего не сулят. Доктора все твердят, что нужно терпеть, и все. Терпеть! - Мило рассмеялся, и смех его был невесел. - Священники ещё хуже. Твердят о покаянии. А в чем мне каяться? Всю жизнь я работал в поте лица и моя семья никогда не испытывала нужды.