Понимаете, я не был уверен, что вы вор, и не хотел оскорблять своего брата-священника. Вот я и стал вас испытывать. Когда человеку дадут соленый кофе, он обычно сердится. Если же он стерпит, значит, он боится себя выдать. Я насыпал в сахарницу соль, а в солонку - сахар, и вы стерпели. Когда счет гораздо больше, чем надо, это, конечно, вызывает недоумение. Если человек по нему платит, значит, он хочет избежать скандала. Я приписал единицу, и вы заплатили.
      Казалось, Фламбо вот-вот кинется на него, словно тигр. Но вор стоял, как зачарованный,- он хотел понять.
      - Ну вот,- с тяжеловесной дотошностью объяснял отец Браун.- Вы не оставляли следов - кому-то надо же было их оставлять. Всюду, куда мы заходили, я делал что-нибудь такое, чтобы о нас толковали весь день. Я не причинял большого вреда - облил супом стену, рассыпал яблоки, разбил окно,но крест я спас. Сейчас он в Вестминстере. Странно, что вы не пустили в ход ослиный свисток.
      - Чего я не сделал?
      - Как хорошо, что вы о нем не слышали! - просиял священник.- Это плохая штука. Я знал, что вы не опуститесь так низко. Тут бы мне не помогли даже пятна - я слабоват в коленках.
      - Что вы несете? - спросил Фламбо.
      - Ну уж про пятна-то, я думал, вы знаете! - обрадовался Браун.- Значит, вы еще не очень испорчены.
      - А вы-то откуда знаете всю эту гадость? - воскликнул Фламбо.
      - Наверное, потому, что я простак-холостяк,- сказал Браун.- Вы никогда не думали, что человек, который все время слушает о грехах, должен хоть немного знать мирское зло? Правда, не только практика, но и теория моего дела помогла мне понять, что вы не священник.
      - Какая еще теория? - спросил изнемогающий Фламбо.
      - Вы нападали на разум,- ответил Браун.- Это дурное богословие.
      Он повернулся, чтобы взять свои вещи, и три человека вышли в сумерках из-за деревьев. Фламбо был талантлив и знал законы игры: он отступил назад и низко поклонился Валантэну.
      - Не мне кланяйтесь, mon ami*,- сказал Валантэн серебряно-звонким голосом.- Поклонимся оба тому, кто нас превзошел.
      И они стояли, обнажив головы, пока маленький сельский священник шарил в темноте, пытаясь найти зонтик.
      * - Мой друг (фр.).
      ТАЙНА САДА
      Аристид Валантэн, начальник парижской полиции, опаздывал домой к званому обеду, и гости начали съезжаться без него. Их любезно встречал доверенный слуга Валантэна - Иван, старик со шрамом на лице, почти таком же сером, как его седые усы; он всегда сидел за столом в холле, сплошь увешанном оружием. Дом Валантэна был, пожалуй, не менее своеобразен и знаменит, чем его хозяин. Это был старинный особняк с высокими стенами и высокими тополями над самою Сеной, построенный довольно странно, хотя эта странность и была удобна для полицейских - никто не мог проникнуть в него, минуя парадный вход, где постоянно дежурил Иван со своим арсеналом. К дому примыкал сад, большой и ухоженный, туда вело множество дверей; от внешнего же мира его наглухо отгораживала высокая, неприступная стена, усаженная по гребню шипами. Такой сад как нельзя лучше подходил человеку, убить которого клялась не одна сотня преступников.
      Как говорил Иван, хозяин звонил по телефону, что задержится минут на десять. Сейчас Валантэн занимался приготовлениями к смертным казням и прочими мерзкими делами; он всегда пунктуально выполнял эти обязанности, хотя они и были ему глубоко отвратительны. Беспощадность, с какой он разыскивал преступников, всегда сменялась у него снисходительностью, когда доходило до наказания. Поскольку он был величайшим во Франции, да и во всей Европе мастером сыщицких методов, его огромное влияние играло благотворную роль, когда речь шла о смягчении приговоров и улучшении тюремных порядков. Он принадлежал к числу великих вольнодумцев-гуманистов, которыми славится Франция; а упрекнуть их можно разве лишь в том, что их милосердие еще бездушнее, чем сама справедливость.
      Валантэн приехал в черном фраке с алой розеткой (в сочетании с темной бородой, пронизанной первыми седыми нитями, они придавали ему весьма элегантный вид) и прошел прямо в свой кабинет, откуда вела дверь на садовую лужайку. Дверь эта была отворена, и Валантэн, тщательно заперев свой саквояж в служебном сейфе, постоял несколько минут около нее. Яркая луна боролась со стремительно летящими, рваными, клочковатыми тучами (недавно прошла гроза) и Валантэн глядел на небо с грустью, не свойственной людям сугубо научного склада. Возможно, однако, что такие люди могут предчувствовать самые роковые события своей жизни. Как бы там ни было, он быстро справился со своими потаенными переживаниями, ибо знал, что запаздывает и гости уже прибывают.
      Впрочем, войдя в гостиную, он сразу же убедился, что главного гостя пока нет. Зато были все другие столпы маленького общества. Был английский посол лорд Гэллоузй, раздражительный старик с темным, похожим на сморщенное яблоко лицом и голубой ленточкой ордена Подвязки. Была леди Гэллоуэй, худая дама с серебряной головой и нервным, надменным лицом. Была их дочь, леди Маргарет Грэм, девушка с бледным личиком эльфа и волосами цвета меди. Были герцогиня Мон-сен-Мишель, черноглазая и пышная, и две ее дочери, тоже черноглазые и пышные. Был доктор Симон, типичный французский ученый, в очках и с острой каштановой бородкой; лоб его прорезали параллельные морщины расплата за высокомерие, ибо образуются они от привычки поднимать брови. Был отец Браун из Кобхоула в графстве Эссекс; Валантэн недавно познакомился с ним в Англии. Увидел он - быть может, с несколько большим интересом высокого человека в военной форме, который поклонился Гэллоуэям, встретившим его не особенно приветливо, и теперь направлялся к нему. Это был О'Брайен, майор французского Иностранного легиона - тощий, несколько чванливый человек, гладко выбритый, темноволосый и голубоглазый, и - что естественно для славного полка, известного блистательными поражениями,- одновременно и дерзкий, и меланхоличный на вид. Ирландский дворянин, он был с детства знаком с семейством Гэллоуэев, особенно с Маргарет Грэм. Родину он покинул после какой-то истории с долгами и теперь демонстрировал пренебрежение к английскому этикету, щеголяя форменной саблей и шпорами. На его поклон леди и лорд Гэллоуэй ответили сдержанным кивком, а леди Маргарет отвела глаза.
      Однако и сами эти люди, и их отношения не слишком трогали Валантэна. Во всяком случае, не ради них он устроил званый обед. С особым нетерпением он ждал всемирно известного человека, с которым свел дружбу во время одной из своих триумфальных поездок в Соединенные Штаты. Это был Джулиус К. Брейн, мультимиллионер, чьи колоссальные, порой ошеломляющие пожертвования в пользу мелких религиозных общин столько раз давали повод для легковесного острословия и еще более легковесного славословия американским и английским газетчикам. Никто толком не понимал, атеист ли Брейн, мормон или приверженец христианской науки - он готов был наполнить звонкой монетой любой сосуд, лишь бы этот сосуд был новым. Между прочим, он ждал, не появится ли, наконец, в Америке свой Шекспир - ждал, сколь терпеливо, столь же и тщетно. Он восхищался Уолтом Уитменом, но считал, что Льюк Тэннер из города Парижа в Пенсильвании прогрессивнее его. Ему нравилось все, что казалось прогрессивным. Таковым он считал и Валантэна; и ошибался.
      Появление Джулиуса Брейна было грозным и весомым, как звон обеденного гонга. У богача было редкое качество - его присутствие замечали не меньше, чем его отсутствие. Это был очень крупный человек, дородный и рослый, одетый во фрак, сплошную черноту которого не нарушали даже цепочка часов или кольцо. Седые волосы были гладко зачесаны назад, как у немца. Красное лицо, сердитое и простодушное, было бы просто младенческим, если бы не один-единственный темный пучок под нижней губой, в котором было что-то театральное и даже мефистофельское. Впрочем, в гостиной недолго разглядывали знаменитого американца. Опоздание уже нарушило ход вечера, и леди Гэллоуэй, подхватив его под руку, увлекла без промедления в столовую.
      Супруги Гэллоуэй на все смотрели благодушно и снисходительно, но и у них был повод для беспокойства. Лорду очень не хотелось, чтобы дочь заговорила с этим проходимцем О'Брайеном; однако она вполне прилично прошествовала в столовую в обществе доктора Симона. И все-таки лорду было неспокойно, он вел себя почти грубо. Во время обеда он еще сохранял дипломатическое достоинство. Но когда настал черед сигар и трое мужчин помоложе - доктор Симон, священник Браун и ненавистный О'Брайен, отщепенец в иностранном мундире,- куда-то исчезли, не то поболтать с дамами, не то покурить в оранжерее, британский дипломатвовсе утратил дипломатическую стать. Ему не давала покоя мысль, что негодяй О'Брайен, может быть, где-то что-то нашептывает Маргарет. Его, лорда Гэллоуэя, оставили пить кофе в компании Брейна, выжившего из ума янки, который верит во всех богов, и Валантэна, сухаря-француза, который ни во что не верит! Пусть бы уж спорили между собой, сколько влезет, но у него-то с ними нет ничего общего. Через какое-то время, когда прогрессивные словопрения зашли в тупик, лорд встал и отправился искать гостиную. Он проплутал по длинным коридорам минут шесть, а то и восемь, пока не услышал наконец назидательный тенорок доктора, потом скучный голос священника, а после него - общий смех. Вот и эти, подумал он и выругался про себя, и эти тоже спорят о науке и религии... Но, отворив дверь в гостиную, он заметил одно: там не было майора О'Брайена и леди Маргарет.
      Нетерпеливо выскочив из гостиной, как перед тем из столовой, он опять затопал по коридорам. Стремление оградить дочь от ирландско-алжирского авантюриста овладело им, как маньяком. По пути в заднюю часть дома, где помещался кабинет Валантэна, он, к своему изумлению, увидел дочь, которая пробежала мимо с презрительной гримаской на бледном лице. Новая загадка! Если она была сейчас с О'Брайеном, куда же делся он? Если нет, где же была она? Весь во власти ревнивой старческой подозрительности, он пробирался наугад по неосвещенным коридорам и в конце концов набрел на предназначенный для прислуги выход в сад. Кривой ятаган луны разодрал и разметал последние клочья облаков. Серебристый свет озарил все уголки сада. Через лужайку, ко входу в кабинет, крупными шагами двигался высокий человек в синем; отблеск луны на знаках различия изобличил в нем майора О'Брайена.
      Он вошел в дом, оставив лорда Гэллоуэя разъяренным и растерянным сразу. Сине-серебристый сад, похожий на сцену театра, дразнил его хрупким очарованием, нестерпимым для грубой властности. Сила и грация ирландца бесили его, как будто он - не отец Маргарет, а соперник офицера; лунный свет приводил в исступление. Его словно бы заманили колдовством в сад трубадуров, в сказочную страну Ватто*, и, чтобы потоком слов развеять нежный дурман,
      * Ватто Антуан - французский художник XVIII в., в творчестве которого преобладали театральные и любовные темы, фантастические сюжеты. (Здесь и далее - примечания переводчиков.)
      он энергично двинулся вслед врагу. При этом он споткнулся не то о дерево, не то о камень в траве и наклонился, сперва с раздражением, затем с любопытством. Еще через мгновение луна и высокие тополя стали свидетелями поразительного зрелища: пожилой английский дипломат бежал во всю прыть, оглашая воздух отчаянными воплями. На хриплые крики в дверях кабинета возникло бледное лицо доктора Симона - блик на стеклах очков, встревоженная бровь; он и услышал первые членораздельные слова.
      - В саду труп... весь в крови! - воскликнул посол. О'Брайен начисто вылетел у него из головы.
      -Надо немедленно сообщить Валантэну,- сказал доктор, когда Гэллоуэй сбивчиво поведал ему обо всем, что решился рассмотреть.- Хорошо еще, что он здесь.
      При этих его словах в комнату вошел, привлеченный шумом, сам знаменитый детектив. Было почти забавно наблюдать, как он преобразился. Сперва он просто беспокоился как хозяин и джентльмен, что стало дурно кому-то из гостей или слуг. Когда же ему сказали о страшной находке, он со всей присущей ему уравновешенностью мгновенно превратился в энергичного и авторитетного эксперта, поскольку такое происшествие, при всей своей неожиданности и трагичности, было уже его профессиональным делом.
      - Подумать только,- заметил он, когда они поспешили на поиски тела,- я изъездил весь свет, расследуя преступления, а теперь кто-то хозяйничает у меня в саду. Однако где же тело?
      Они с трудом пересекли лужайку - от реки поднимался легкий туман,- но с помощью еще не оправившегося Гэллоуэя отыскали в высокой траве мертвое тело. Это был труп очень высокого и широкоплечего человека. Несчастный лежал ничком, и они увидели могучие плечи, черный фрак и большую голову, совсем лысую, если не считать нескольких прядей темных волос, прилипших к черепу, точно мокрые водоросли. Из-под уткнувшегося в землю лица ползла алая змейка крови.
      - Ну что ж,- как-то странно произнес Симон,- во всяком случае, это не кто-нибудь из нас,
      - Осмотрите его, доктор,- бросил Валантэн довольно резко,- возможно, он еще жив. Доктор наклонился над трупом.
      - Он не совсем холодный, но, боюсь, вполне мертвый,- ответил он.Помогите-ка мне приподнять его.
      Они осторожно приподняли мертвого на дюйм от земли, и сразу же все сомнения были рассеяны самым ужасным образом: голова отвалилась от тела. Тот, кто перерезал неизвестному горло, сумел перерубить и шею.
      Это потрясло даже Валантэна. "Силен, как горилла",- пробормотал он. Не без дрожи, хотя он был привычен к анатомированию трупов, доктор Симон поднял мертвую голову. На шее и подбородке виднелись порезы, но лицо осталось в общем неповрежденным. Грубое, желтое, изрытое впадинами, с орлиным носом и тяжелыми веками - это было лицо жестокого римского императора или, пожалуй, китайского мандарина. Все присутствующие взирали на него в полнейшем недоумении. Ничто больше не привлекло их внимания; разве только то, что, когда тело приподняли, в темноте забелела манишка и на ней заалела кровь. Убитый, как сказал доктор Симон, действительно не принадлежал к их компании, но, возможно, он собирался присоединиться к ней, поскольку был явно одет для такого случая.
      Валантэн опустился на четвереньки и с величайшей профессиональной тщательностью исследовал траву и землю вокруг тела. Его примеру, хотя и не так ловко, последовал доктор, а также - совсем уж вяло - и английский посол. Их поиски не увенчались находками, если не считать обломленных или отрезанных веточек, которые Валантэн поднял и, бегло осмотрев, отбросил прочь.
      - Так,- мрачно проговорил он,- кучка веток и совершенно посторонний человек с отрубленной головой. Больше ничего.
      Нависла нервная тишина, и тут потерявший самообладание Гэллоуэй вдруг пронзительно вскрикнул:
      - Кто это там? Вон, у забора!
      В осветившейся под луной туманной поволоке к ним нерешительно приблизился человечек с несуразно большой головой. Его можно было принять за домового, но он оказался безобидным священником, которого они оставили в гостиной.
      - Вот удивительно,- кротко проговорил он,- ведь здесь нет ни калитки, ни ворот...
      Валантэн раздраженно насупил черные брови, как всегда при виде сутаны. Но он был справедлив и согласился.
      - Да, вы правы,- сказал он.- Прежде, чем мы выясним, что это за убийство, придется установить, как он здесь оказался. А теперь, господа, вот что. Если смотреть без предубеждений на мою должность и долг, то согласимся, что некоторых высокопоставленных лиц вполне можно и не вмешивать. Среди нас есть дамы и иностранный посол. Поскольку нам приходится констатировать преступление, придется и расследовать его соответствующим образом. Но пока я могу поступать по собственному усмотрению. Я начальник полиции, лицо настолько официальное, что могу действовать частным образом. Надеюсь, я очищу от подозрения всех гостей до единого, прежде чем вызову своих сотрудников. Господа, под ваше честное слово прошу вас не покидать дом до завтрашнего полудня; спальни есть для всех. Симон, вы, должно быть, знаете, где найти моего слугу Ивана. Я доверяю ему во всем. Передайте, чтобы он оставил на своем месте кого-нибудь из слуг и сейчас же шел сюда. Лорд Гэллоуэй, никто не сможет лучше вас сообщить всё дамам так, чтобы не вышло паники. Им тоже нельзя будет уезжать. Мы с отцом Брауном останемся у тела.
      Когда в Валантэне говорил командирский дух, ему подчинялись, как боевой трубе. Доктор Симон отправился в вестибюль и прислал Ивана - частного детектива на службе у детектива государственного. Гэллоуэй проследовал в гостиную и сумел сообщить о трагических событиях так деликатно, что к тому времени, когда все собрались там, дамы успели и ужаснуться, и успокоиться. Тем временем верный служитель церкви и правоверный безбожник застыли в головах и в ногах трупа, словно изваяния, олицетворяющие две философии смерти.
      Из дома, как пушечное ядро, вылетел Иван, доверенный слуга со шрамом и усами, и бросился через лужайку к хозяину. Его серая физиономия так и сияла оттого, что в доме разыгрывается криминальный роман, и было что-то отталкивающее в том оживлении, с каким он спросил, нельзя ли осмотреть останки.
      - Что ж, посмотрите, если хотите,- сказал Валантэн,- только поторопитесь. Нам надо идти в дом и кое-что выяснить.
      Иван поднял мертвую голову и чуть не выронил.
      - Господи! - разинув рот, выдохнул он.- Да это же... нет, не может быть! Вы знаете, кто это?
      - Нет,- безразлично ответил Валантэн.- Но хватит, нам пора.
      Вдвоем они внесли тело в кабинет, положили его на диван и пошли в гостиную.
      Детектив сел за письменный стол неторопливо и даже как бы с нерешительностью, но взгляд его был тверд, как у председателя суда. Он что-то быстро записал на лежавшем перед ним листе бумаги, а затем коротко спросил:
      - Все ли собрались?
      - Нет мистера Брейна,- ответила, оглядевшись, герцогиня Мон-сен-Мишель.
      - Да-да,- резким, хриплым голосом прибавил лорд Гэллоуэй,- и еще, заметьте, нет мистера Нила О'Брайена. А я видел его в саду, когда труп еще не остыл.
      - Иван,- распорядился Валантэн,- пойдите и приведите майора О'Брайена и мистера Брейна. Мистер Брейн, должно быть, сидит с сигарой в столовой. А майор, я думаю, сейчас прогуливается по оранжерее, хотя точно не знаю.
      Его верный оруженосец бросился исполнять приказание, а Валантэн продолжал в том же, по-военному скупом и решительном тоне:
      - Все присутствующие знают, что в саду найден труп с отсеченной головой. Доктор Симон, вы осматривали его. Как, по вашему мнению, должен ли убийца обладать большой силой? Или, может быть, достаточно иметь очень острый нож?
      - Я бы сказал,- отвечал доктор, совсем бледный,- что этого вообще нельзя сделать ножом.
      - Не знаете ли вы в таком случае,- продолжал Валантэн,- каким орудием это можно сделать?
      - Из современных, полагаю, никаким,- сказал доктор, страдальчески выгибая брови.- Шею и вообще так просто не перерубишь, а тут к тому же срез очень гладкий, как будто действовали алебардой, или старинным топором палача, или же двуручным мечом.
      - Господи Боже мой! - истерически вскрикнула герцогиня.- Ну откуда же здесь двуручные мечи?
      Валантэн по-прежнему не отрывался от бумаги, лежавшей перед ним.
      - Скажите,- спросил он, продолжая торопливо записывать,- а нельзя ли это сделать длинной саблей французских кавалеристов?
      В дверь негромко постучали, и у всех в комнате похолодела кровь, словно от стука в шекспировском "Макбете". И среди мертвой тишины доктор Симон с трудом выговорил:
      - Саблей - пожалуй, да.
      - Благодарю вас,- сказал Валантэн.- Войдите, Иван!
      Иван отворил дверь и доложил о приходе майора Нила О'Брайена. Слуга обнаружил его, когда тот снова бродил по саду. Вид у офицера был расстроенный и раздраженный.
      - Что вам от меня надо? - выкрикнул он.
      - Садитесь, пожалуйста,- спокойно и любезно сказал Валантэн.- А что же с вами нет сабли? Где она?
      - Оставил в библиотеке на столе,- ответил О'Брайен, у которого от растерянности стал заметнее ирландский акцент.- Она мне надоела и...
      - Иван,- сказал Валантэн,- пожалуйста, пойдите и принесите из библиотеки саблю майора.- Потом, когда лакей исчез, он продолжал: - Лорд Гэллоуэй утверждает, что видел, как вы вошли из сада в дом, а сразу после этого там обнаружили труп. Что вы делали в саду?
      Майор плюхнулся на стул.
      - А-а,- воскликнул он совсем уж по-ирландски,- любовался на луну! Общался с природой, всего и дела.
      На какое-то время повисла тяжелая тишина, а потом снова раздался тот же обыденный и жуткий стук в дверь. Вернулся Иван, он принес пустые стальные ножны.
      - Вот все,- сказал он.
      - Положите на стол,- не поднимая головы, велел Валантэн.
      Воцарилось ледяное молчание, сродни непроницаемому молчанию, окружающему в зале суда осужденного убийцу. Давно стихли невнятные восклицания герцогини. Клокочущая ненависть лорда Гэллоуэя была удовлетворена. И тут произошло неожиданное.
      - Я вам скажу,- воскликнула леди Маргарет тем звонким голосом, какой бывает у смелых женщин, решающихся выступить публично,- я вам скажу, что делал в саду мистер О'Брайен, поскольку он принужден молчать. Он предлагал мне стать его женой. Я отказала - я сказала, что при моих семейных обстоятельствах могу предложить ему лишь уважение. Его это рассердило; видно, мое уважение ему не очень нужно. Что ж,- прибавила она с бледной улыбкой,- не знаю, станет ли он дорожить им теперь, но я и теперь скажу о своем уважении к нему. И поклянусь где угодно, что этого преступления он не совершал.
      Лорд Гэллоуэй, нагнувшись к ней, пытался (как ему казалось, ни для кого не слышно) образумить ее.
      - Придержи язык, Мэгги! - громоподобно зашептал он.- Чего ты его защищаешь? Ты хоть подумай, где его сабля! Эта проклятая...
      Он замолчал под странным пристальным взглядом сверкающих глаз взглядом, который поразил всех.
      - Старый дурак! - тихо сказала она без тени почтения.- Что вы хотите доказать? Неужели не ясно, что он не убивал, пока стоял рядом со мной? А если он убил, я все равно была там. Кто же должен был это видеть или хотя бы знать об этом, как не я? Неужели вы так ненавидите Нила, что подозреваете собственную дочь...
      Леди Гэллоуэй пронзительно взвизгнула. Остальные сидели в жарком ознобе, прикоснувшись к жестокой трагедии влюбленных, какие бывали в давно минувшие времена. Гордая бледная шотландская аристократка и ее возлюбленный, ирландский авантюрист, как бы сошли со старинных портретов в средневековом замке. Притихшую комнату надолго заполонили призрачные тени отравленных супругов и вероломных любовников.
      И тогда, среди мрачного молчания, прозвучал простодушный голос:
      - Скажите, а что - это очень длинная сигара? Вопрос был до того неожидан, что все обернулись посмотреть, от кого он исходил.
      - Я имею в виду,- пояснил маленький отец Браун из своего угла,- я имею в виду сигару, которую докуривает мистер Брейн. Похоже, что она не меньше трости.
      Валантэн поднял голову, и, несмотря на неуместность реплики, лицо его выразило согласие, смешанное, правда, с раздражением.
      - В самом деле,- резко заметил он,- Иван, еще раз поищите мистера Брейна и сейчас же приведите его.
      Когда дверь закрылась за слугой, Валантэн обратился к девушке с серьезностью, вызванной новым поворотом дела:
      - Леди Маргарет, мы все признательны вам и восхищены тем, что вы переступили ложную гордость, разъяснив поведение майора. Однако одно осталось неясным. Насколько я понимаю, лорд Гэллоуэй встретил вас, когда вы шли из кабинета в гостиную, а вышел в сад, где увидел майора, только через несколько минут, не так ли?
      - Вы, должно быть, помните,- ответила Маргарет с легкой иронией,- что я только что отказала ему, и вряд ли мы могли идти рука об руку. Он как-никак джентльмен, он остался в саду - вот на него и пало подозрение.
      - Но в эти несколько секунд,- веско возразил Валантэн,- он вполне мог бы...
      Снова раздался стук, и в дверях возникло изуродованное шрамом лицо.
      - Виноват, сударь,- сказал он,- но мистер Брейн пропал из дома.
      - Пропал! - воскликнул Валантэн и первый раз за все время поднялся из-за стола.
      - Удрал. Смылся. Испарился,- продолжал Иван, смешно выговаривая французские слова.- Его шляпа и пальто тоже испарились. Но я вам скажу кое-что получше. Я выскочил из дома посмотреть, не оставил ли он каких следов. И я нашел - да еще какой!
      - Что же вы нашли? - спросил Валантэн.
      - Сейчас покажу,- сказал Иван; в следующее мгновение он появился снова с обнаженной кавалерийской саблей, и клинок ее был окровавлен. Присутствующие воззрились на нее, будто на влетевшую в комнату молнию. Но видавший виды Иван невозмутимо продолжал:
      .- Вот что валялось в кустах, в полусотне ярдов отсюда, как ехать в Париж. Видно, ваш почтенный мистер Брейн бросил там эту штуку, когда убегал.
      Снова настала тишина, но уже совсем иная. Валантэн взял саблю, осмотрел ее, потом некоторое время сосредоточенно размышлял и, наконец, почтительно обратился к О'Брайену:
      - Майор, мы уверены, что вы в любое время представите свою саблю полиции, если это потребуется для экспертизы. Пока же,- прибавил он, энергично задвинув клинок в звонкие ножны,- позвольте возвратить вам ваше оружие.
      Все, кто понял воинский символизм этой сцены, едва удержались от аплодисментов.
      Эта сцена изменила все в жизни Нила О'Брайена. Когда он снова бродил по саду, еще хранившему свою тайну, но расцвеченному красками утра, в сердце его не осталось прежнего уныния. Теперь у него были причины чувствовать себя счастливым. Будучи джентльменом, лорд Гэллоуэй принес ему извинения. Леди Маргарет была не просто светская дама - она была женщина, и когда они перед завтраком прогуливались среди старых клумб, должно быть, нашла слова отраднее извинений. Все гости повеселели и смягчились - хотя кровавая тайна оставалась нераскрытой, тяжесть подозрения была со всех снята и переложена на бежавшего в Париж таинственного миллионера, которого они почти не знали. Дьявол был изгнан из дома; вернее, он сам себя изгнал.
      И все же тайна оставалась; поэтому, когда О'Брайен присел на скамью подле доктора Симона, этот ученый хотел было заговорить о ней. Но молодой человек, занятый более приятными мыслями, был не склонен к такому разговору.
      - Меня это мало интересует,- откровенно сказал он,- тем более что дело-то более или менее прояснилось. Должно быть, Брейн почему-то ненавидел того человека, заманил его в сад и убил моей саблей. Потом он сбежал в город, а саблю по дороге бросил. Кстати, Иван сказал мне, что в кармане убитого нашли американский доллар. Значит, он был соотечественником Брейна. Все сходится. По-моему, для следствия уже нет никаких затруднений.
      - Есть пять затруднений, и очень серьезных,- спокойно возразил доктор,они образуют целый лабиринт. Поймите меня правильно; я не сомневаюсь, что убийство совершил Брейн; это, на мой взгляд, доказывает его бегство. Но вот вопрос - как он его совершил?! Во-первых, зачем убийце брать громоздкую саблю, когда можно убить человека карманным ножом, который легко спрятать в карман? Во-вторых, почему не было слышно никакого шума или крика? Разве вы смолчите, если на вас набросятся с обнаженной саблей? В-третьих, парадная дверь весь вечер была под наблюдением слуги, в сад Валантэна и мышь не проскользнет. Как же тогда проник сюда убитый? В-четвертых - каким образом из сада выбрался Брейн?
      - А в-пятых? - спросил молодой человек, следя глазами, как по дорожке к ним медленно приближается английский священник.
      - Это, конечно, не так важно, однако, очень уж странно. Когда я, осматривая шею, увидел, как она искромсана, я решил было, что убийца нанес несколько ударов. Но исследовав ее подробно, я обнаружил, что и сам срез иссечен ударами, которые, стало быть, нанесены после того, как голову отрубили. Неужели Брейн так люто ненавидел своего врага, что стоял там под луной и полосовал саблей мертвого?
      - Какой ужас! - передернулся О'Брайен. Отец Браун подошел во время разговора и ждал с обычной своей застенчивостью, пока они не закончат, а тогда заговорил:
      - Простите, что перебиваю. Меня прислали сообщить вам новость.
      - Новость? - нервно повторил Симон, уставясь на него сквозь пенсне.
      - Да,- как бы извиняясь, сказал Браун.- Видите ли, обнаружилось еще одно убийство.
      Оба собеседника вскочили столь стремительно, что скамья закачалась.
      - И что особенно странно,- продолжал священник, глядя тусклыми глазами на рододендроны,- опять отрублена голова. В реке нашли вторую, еще кровоточащую голову, в считанных ярдах от дома, по пути в Париж. Так что предполагают...
      - Боже праведный! - воскликнул О'Брайен.- Да что же, Брейн - маньяк?
      - Кровная месть существует и в Америке,- бесстрастно заметил священник, а затем добавил: - Вас просят сейчас же идти в библиотеку, чтобы осмотреть сегодняшнюю находку.
      Майор О'Брайен, последовавший за остальными в библиотеку, где начиналось дознание, чувствовал дурноту. Ему как солдату была отвратительна такая тайная резня. Где конец этой ни на что не похожей цепи усекновений? Одна голова отрублена, теперь вторая. "Вот уж не скажешь,- горько подумал он,- одна голова хорошо, а две - лучше".
      В кабинете Валантэна, через который надо было пройти, его ждало новое потрясение: на столе он увидел еще одну окровавленную голову, на этот раз самого хозяина. Это была цветная картинка в журнале националистов "Гильотина", где каждую неделю помещали рисунок, изображавший кого-нибудь из политических противников с выпученными глазами и искаженным лицом, как бы после казни; Валантэн же был видным деятелем антиклерикального направления. Но ирландец О'Брайен был способен даже в падении по-своему сохранять чистоту, и все его существо возмутилось сейчас против того интеллектуального скотства, которое можно встретить только во Франции. Весь Париж казался ему единым - от причудливых каменных фигур на средневековых храмах до грубых карикатур в газетах. На память пришли страшные игры времен Великой революции. Этот город был скопищем жестокой силы - от кровожадного рисунка у Валантэна на столе до собора Нотр-Дам, с высоты которого поверх готических чудищ скалится сам Сатана.
      Библиотека была продолговатой, низкой и темной; только из-под опущенных штор пробивался снаружи по-утреннему розовый свет.