Дождь лил ливмя. Бену не нравилось в Вашингтоне. И уж точно ему не нравилась перспектива всю ночь пасти пьяного. Особенно – пьяного главу администрации Белого дома. Тем не менее этим он и занимался. Он честно надеялся вернуться в Нью-Йорк. Он не собирался ехать на вашингтонскую квартиру Элизабет. Она проводила здесь порядочно времени, а он останавливался, когда ему случалось бывать в столице. Квартира занимала второй этаж особняка. Он никогда не чувствовал себя в ней как дома, а одному бывало здесь особенно неуютно. Квартира напоминала об Элизабет, напоминала, как тяжело быть с ней врозь, а обычно так и получалось.
      Он втащил Мака вверх по лестнице в темные душные комнаты.
      – Бож-же, ну и жара, – промямлил Мак.
      Дрискилл пристроил его в углу.
      – Постой здесь, парень. Не падай.
      Он включил охладитель на окне комнаты, потом такой же – в спальне. Пока установки, мурлыча, выдували холодный воздух, заодно осушая атмосферу, он вернулся в прихожую и обнаружил, что Мак так и уснул, стоя в углу, и теперь тихонько храпел. Бен провел его через комнату к кушетке перед камином, опустил на колени и перевалил на кушетку. Часто ли с Маком такое случается? Он надеялся, что не часто. Просто напряженный день, беспокойство за Эллен и обида, что Чарли вытеснил его из круга. Только и всего.
      – Ну вот и умница, Мак. Выспись хорошенько. День был долгий и трудный.
      Мак, продолжая храпеть, аристократически рыгнул.
      Дрискилл присел за стол у окна на торце комнаты, глядя в сад, на загораживавшие вид платаны. Он нажал кнопку автоответчика, чтобы прослушать записи. Для Элизабет было два звонка, не считая его собственного, – просто на случай, если она вернулась, – свидетельствовавшие, что Элизабет все еще пребывала в Лос-Анджелесе, освещая съезд организации «Женщины в политике», решавшей, достаточно ли сделал для них президент Боннер. Их дело – самое главное, все другие не имеют значения, и помоги вам бог, если вы не прошли у них лакмусовый тест. Всегда одно и то же, меняются только названия группировок. Удачи тебе, Элизабет… Потом на пленке прозвучал новый голос, дружелюбный, с легким акцентом Среднего Запада:
      – Мистер Дрискилл, говорит Ник Уорделл из Сентс-Реста, Айова. Не знаю, помните ли вы меня – мы обменялись рукопожатием четыре года назад, на съезде. По-моему, вам стоит позвонить мне как можно скорее.
      Дрискилл немедленно набрал свой домашний номер в Нью-Йорке и прослушал точно такое же сообщение. Тогда он прошел в кухню и отыскал там растворимый холодный чай. Перемешал смесь в стакане, добавив побольше льда, и вернулся к столу.
      И снова задумался о Хэйзе Тарлоу. Они были знакомы много лет. Тарлоу часто занимался расследованиями для «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз». Их познакомил Саммерхэйз, сказавший тогда о Тарлоу: «Сыщик, Бен, настоящий шпик». А Хэйз со смехом добавил: «Он хотел сказать: частный детектив, мистер Дрискилл». Саммерхэйз вместе с Дрискиллом рекомендовали его для работы на НДК и Белый дом. А теперь, если Мак не бредил спьяну, Тарлоу мертв. Хэйз и Дрю…
      Мак мирно похрапывал, время от времени бормотал что-то и тут же забывался снова. Дрискилл сидел за столом, раздумывая уже об Элизабет, проклиная Вашингтон, то и дело отнимавший у него жену. Она постоянно намекала, что он мог бы снова вмешаться в вашингтонскую политическую жизнь, как это делал Дрю. Нет, она его не подталкивала, просто разбрасывала намеки, как надушенные предметы нижнего белья на лестнице, ведущей к спальне, где скрывалось сокровище. Ну, сегодняшний день порадовал бы ее «погружением в Вашингтон». Но в конце концов ей не миновать разочарования. Перегнувшись через стол, он включил маленький телевизор, стоявший в углу. Отпил чай. Так, вот оно…
 
      Арнальдо Ласалл как раз открывал свой «Крайний срок». Дрискилл прикурил припасенную в холодильнике сигару.
      Арнальдо Ласалла надо было понимать. Он был штучкой новейшего поколения. Торговец ненавистью. Он заявлял себя вашим другом, другом народа… собственно, гласом народа. И разумом народа. Но питался ненавистью, не мог без нее жить, как паук не может жить без тепла. Если он ненавидит тех же, кого ненавидите вы, он – ваш герой и дай вам бог без омерзения смотреться в зеркало по утрам. Если нет, он наймет юристов перетрясти книги и прецеденты, чтобы выжить вас на край шарика. Никому еще не удалось остановить его, но при виде Ласалла вы всякий раз невольно дивились. Публика его обожала. Рейтинг был высок. Ненависть, ненависть, ненависть – новый афродизиак.
      Арнальдо Ласалл так перекрутил первую заповедь, что она превратилась в подобие ленты Мебиуса, в ордер на убийство. Ласалл держал свою программу на том, что говорил или намекал, что ему вздумается, обо всех, кто попадался на глаза, о всяком, кто мог привлечь телезрителей, – однако поскольку программа была вашингтонской, чаще всего его добычей становились политики. Бен знал, что кое-кто смотрит его шоу, находит его забавным. Основным занятием Арнальдо было развлекать публику. Бен считал, что это развлечение того же сорта, что и публичные пытки и четвертование. До сих пор Арнальдо извлекал максимум из потока слухов, которые в последние шесть месяцев грозили утопить президента Боннера, но ему не хватало фактов, результатов, крови. Сегодняшнее шоу обещало кровоточащий кусок плоти, подвешенный на крюке.
      Нью-йоркская группа скоро прослышала о смерти Дрю Саммерхэйза, и уже через два часа над Биг-Рам принялся кружить вертолет, снимавший на видео все, что происходило на участке. Ласалл лично вылетел туда и отправился в поместье, а будучи остановлен охраной и полицейскими, громко выкрикивал вопросы: что такое они скрывают за этими воротами, чего нельзя показать американскому народу? Все запечатлели телекамеры – классический Ласалл. И сейчас с первых же слов он закрутил любимый волчок: кто-то, обладающий властью и деньгами, скрывает от американцев нечто сочное. Арнальдо сам не знает, что это может быть, но кто-то норовит обвести вокруг пальца народ – настоящий народ, – и он, Арнальдо, терпеть этого не намерен. Кто-то за это поплатится!
      Из своих обширных досье Ласалл извлек запечатленную на пленке историю Саммерхэйза – начиная с первого президентского срока Рузвельта, рядом с ним всю Вторую мировую, помощь в восстановлении Европы через план Маршалла и дальше, с Кеннеди и Джексоном, и с Джимми Картером, переговоры с террористами аятоллы Хомейни, дальше, к Биллу и Хиллари Клинтон и наконец – последнее назначение – советник президента Чарльза Боннера. Когда записи кончились, камера вернулась к Ласаллу, стоявшему в гордой позе на ветру под дождем у ворот особняка на Биг-Рам.

      «За этими стенами, скрытно от ваших и моих глаз, подчищают и приукрашивают обстоятельства гибели Дрю Саммерхэйза, готовясь явить их взглядам публики. Его ждут торжественные похороны, по всей стране будут приспущены флаги, повсюду будут вспоминать жизнь этого человека. Но тайна его смерти будет погребена в глубоком мраке, прикрытая обычными словесами. Чего они боятся? К чему может привести нас эта тайна? Уже пронесся слух, что полиция не удовлетворена версией самоубийства… Мои источники сообщают, что на его рукаве нет порохового ожога, а значит, не он спустил курок – правда ли это? И – эксклюзивная информация для „Крайнего срока“! – нам стало известно, что в понедельник Дрю Саммерхэйз первым делом собирался встретиться в Гарвард-клубе не с кем иным, как со своим партнером и старым другом президента Боннера Беном Дрискиллом, которого прочат на смену Дрю в качестве крестного отца „Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз“. Что таится здесь между строк? Как вы помните, несколько дней назад я предсказывал катастрофу, ожидающую кампанию Боннера в конце недели. Очевидно, я никак не мог предвидеть этой трагедии, но… какие еще несчастья ожидают Боннера? Мы вместе с вами выясним это… Позвольте уже сейчас сказать вам, что на устах у всех, кто вхож в большую политику, сегодня простой вопрос: не тянутся ли ниточки от таинственной гибели Дрю Саммерхэйза до самого Белого дома? К озабоченной выживанием администрации президента Чарльза Боннера? Завтра вечером мы будем знать больше… С вами „Крайний срок“ и Арнальдо Ласалл».

      Взрыв музыки, раскаты барабанной дроби, воинственный марш для армии зрителей Ласалла, и под эту музыку Ласалл повернулся и устремил взгляд за ворота на скрытый туманом дом.
 
      Когда зазвонил телефон, Дрискилл крепко спал. Разлепив глаза, он первым делом убедился, что по стеклам все так же стекают струйки дождя, потом вспомнил, что в гостиной спит Макдермотт и будить его совершенно ни к чему. Он ухватил трубку на середине второго звонка. Быть может, звонила Элизабет. Часы у кровати показывали одиннадцать – значит, в Лос-Анджелесе всего восемь часов.
      Он с жадной надеждой откликнулся в трубку.
      – Это ты, Бен? Это Чарли. – Кажется, президент был настроен на долгий неторопливый разговор.
      – Да, Чарли, это я.
      – Ты ведь еще не спал?
      – Нет, ну что ты? Разве я могу спать, когда народ нуждается во мне…
      – Для тебя нет ничего святого, сынок.
      – Я не выспался, Чарли. А раз уж мы с тобой такие старые друзья и все такое… – Бен перевел дыхание, – давай без лишней болтовни. Какого черта ты мне не сказал о Хэйзе Тарлоу? Он был мне другом, работал на контору Баскомба…
      – Чего не сказал? – Голос президента внезапно стал чужим и холодным.
      – Что он мертв, вот что, черт бы тебя побрал. Что ты тянешь? Я что, враг тебе? Зачем от меня скрывать? Или меня выставляют за дверь? – Во рту у него пересохло.
      Он старался не разбудить Мака, но от злости хотелось заорать или вышвырнуть что-нибудь в окно.
      – Конечно, ты не враг – как ребенок, право слово! Я всегда рассчитываю на тебя.
      – На что тут рассчитывать, если я не все знаю? Что хорошего может посоветовать тот, кто не в курсе, а?
      – Прояви терпение, Бен. Можно я все объясню?
      – Честное слово, это твоя единственная надежда.
      – Ладно, Бен. – Президент снова что-то пил. Бен слышал, как он глотает, слышал звяканье льдинок. Он никогда не пьянел. Никогда. – Тебе это не понравится…
      – Мне это уже не нравится. Давай дальше.
      – Факт тот, что тебе предстоит стать номером первым в «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз». Должен сказать, тебя ждет уйма работы, и вот почему: за последние несколько дней таинственным образом скончались двое… Дрю и Хэйз Тарлоу. Всем известно, что Хэйз работал на Дрю и разгребал проблемы администрации. Если кто-то копнет поглубже, обнаружит связь с Белым домом. Твоя проблема… что грязью будут забрасывать контору Баскомба. Ваша фирма предстанет не в лучшем свете, вы окажетесь под прицелом средств массовой информации…
      – Где ты набрался такой дури? А, погоди-ка… господи, ну конечно, Олли! Олли наговорил гадостей о фирме, а ты и проглотил все целиком. Чарли, может, ты упускаешь…
      – Тебе пора бы перерасти свары с Олли. Советник Белого дома просто указал мне некоторые простые факты. Что дурного в заботе о репутации своей фирмы? Он прав, Бен, коротко и ясно.
      – Он набит дерьмом, коротко и ясно, и он ненавидит нашу дружбу. Он вообразил, что из-за меня играет вторую скрипку – и свихнулся на этом. Эта маленькая диверсия должна успокоить его душу.
      – Слушай, ты же сам не хотел влезать в вашингтонские дела – так какого черта лезешь в бутылку? И кто тебе рассказал о Тарлоу?
      – Это к делу не относится.
      – Ларки?
      – Нет, не Ларки…
      – Черт бы побрал этого Мака! Это Мак, верно?
      – Я услышал об этом в баре «Уилларда». Об этом известно всему Вашингтону – кроме меня.
      – Не морочь мне…
      – Чарли, тебе придется обратиться в тайную полицию, чтобы выжать из меня ответ.
      – Ох, Бен, бога ради!
      – А теперь выкладывай! Что случилось с Тарлоу?
      – Поверь на слово, не могу я пока рассказать. Потерпи.
      – Даже не надейся. Либо ты мне рассказываешь, что произошло, либо, Чарли, поцелуй меня в зад на прощание. Я не шучу. Я никогда больше не отвечу на твой звонок. Я ради тебя пальцем не шевельну… Я стану экс-приятелем президента. Поверь. Ты меня знаешь.
      – Ну ты и сукин сын, – тихо проговорил президент. – Вообразил, что я в тебе нуждаюсь…
      – Рассказывай, что случилось с Тарлоу, или спокойной ночи, Чарли. И прощай.
      – Ладно… я не из тех, кто забывает старую дружбу. И надеюсь, что еще вернутся хорошие времена. Ладно, рассказываю. Будешь в деле, если тебе этого так хочется. – Он снова глотнул. – Этим утром мы получили сообщение, что Хэйз Тарлоу зарезан насмерть два дня назад.
      – Убийство… Где? Чем он занимался?
      – Он убит в городке под названием Сентс-Рест…
      – В Айове.
      – Именно так. Айова.
      – Не совсем его территория. Что он там делал?
      – Встречался с человеком по имени Герб Уоррингер. Ни мы, ни НДК его не посылали. Считают, что убит он был, возможно, вечером в четверг. А вечером в пятницу погиб Дрю. Знаю, о чем ты думаешь – не выполнял ли он работу для Дрю? Понятия не имеем. А ты как считаешь? Ты с ним давно встречался?
      – Давно, и Дрю целую вечность о нем не упоминал. Помнится, Хэйз заходил в контору прошлой осенью. А кто такой Герб Уоррингер?
      – Насколько мне известно, друг Боба Хэзлитта. И член совета директоров «Хартленд».
      – Ну, и что известно обо всем этом Уоррингеру?
      – Мы не знаем, потому что до сих пор его не удалось разыскать.
      – Тарлоу собирался повстречаться с другом Хэзлитта. Что за этим кроется?
      – Я не знаю, Бен. Три простых слова. Я. Не. Знаю.
      – Как ты узнал об убийстве?
      – Позвонил председатель отделения партии в Сентс-Ресте. Кажется, узнал от копов, которые нашли тело. Словом, он позвонил Кларку Бекерману из НДК – они хорошо знакомы. А Кларк позвонил Маку – часов в шесть утра в субботу… Господи, ну и утречко выдалось! Уж коль дождь, так ливень!
      – Есть ниточки к убийце?
      – Никаких.
      – Вот почему ты решил, что Дрю убит.
      – Бен… я вычислил, что если убили Хэйза, могли убить и Дрю. Не верю я в совпадения.
      – Что ты собираешься предпринять?
      – Мы не можем лезть в дело об убийстве где-то в Айове.
      – Зато Дрю – мое дело, очень даже личное.
      – Черта с два! Теперь послушай меня, Бен – я не могу возиться еще и с тобой. Давай возвращайся в Нью-Йорк и держи фирму на плаву. – Помедлив, Боннер добавил: – Теперь между нами все чисто.
      – Советую тебе присматривать за Олли Ландесманом, дружок. Если потребуется кнут, не стесняйся. И если станешь искать внутреннего врага, начни с Олли.
      – Доброй ночи, Бен.
      Дрискилл услышал щелчок. Он с облегчением подумал, что дружба не полетела к черту. Бен знал, что не шутил.
      Он совсем проснулся, и заснуть снова надежды не было. Отправился на кухню за стаканом ледяной воды, миновав мирно храпящего Мака. Потом вернулся в спальню. Надо было сообразить, что делать дальше. Ландесман облил грязью фирму – его «семью» – перед президентом. Не окажется ли она теперь под подозрением? Может, и так. Если этим займется Олли. Олли способен устроить утечку в прессу. Но контора Баскомба может постоять за себя. Во всей Америке не найти фирмы более мощной и уверенной в своей правоте, чем контора Баскомба. Сложность в убийстве Тарлоу. Что он делал в Айове, во владениях Хэзлитта? Кто решил, что он должен умереть?
      Бен включил маленький телевизор у кровати. Может, будут новости с Западного побережья. Времени было полдвенадцатого. Он нашел спецвыпуск «Ночной линии». Тед Коппел с очень серьезным видом говорил:

      «Непосредственно вслед за гибелью Дрю Саммерхэйза, давнего советника президента – обстоятельства смерти которого полиция Лонг-Айленда в настоящее время считает таинственными, мы получили известие, еще более значительное и неприятное для президента Боннера. Этим вечером, выступая перед ветеранами внешних войн в Сент-Луисе, бывший президент Шерман Тейлор отказался от борьбы, однако не в пользу своего бывшего вице-президента Прайса Куорлса. Менее часа назад Шерман Тейлор подорвал самую крупную мину за время последней кампании – он сменил партию. Отныне Шерман Тейлор – демократ, и всю свою мощную поддержку он передает айовскому миллиардеру Бобу Хэзлитту, соперничающему с президентом Боннером за выдвижение от демократов. Давайте посмотрим».

      Экран внезапно заполнил дальний вид на трибуну в Сент-Луисе, затем крупный план худого, решительного, несколько надменного лица бывшего генерала морской пехоты, позднее – республиканского президента Шермана Тейлора: уверенный взгляд, ясные глаза прирожденного вождя, короткие волосы с сединой на висках. Он улыбался, кивая восторженной толпе. Затем кадр сменился, захватив Тейлора на середине речи: сверхъестественно белые зубы, желваки мышц на скулах…

      «Вы… и я… знаем, что это означает для американцев перед лицом разгорающегося пожара. Мы знаем, что живем в опасное время. И мы должны выбрать лучшего, кто поведет за собой эту великую нацию. Я глубоко уважаю достойного Прайса Куорлса, верного кандидата республиканской партии, и я испытываю немалое уважение и даже теплое чувство к человеку, который победил меня в борьбе за президентский пост четыре года назад, к Чарльзу Боннеру… Но совесть требует от меня открыто высказать, кого я выбираю своим президентом… и этот человек – Боб Хэзлитт, житель великого штата, нашего северного соседа, Айовы!»

      Продолжительные аплодисменты заглушили окончание речи.
      На экране снова появился Коппел.
      – Паркер Деннис находится в Сент-Луисе и после выпуска новостей мы увидим его репортаж.
      У Дрискилла разболелась голова. Вот оно, падение второго ботинка. Вот что предсказывал Ласалл. Шерм Тейлор, героический генерал, бывший президент, взялся поддерживать демократов, лишь бы пригвоздить Боннера… Но как все будет разыгрываться? Прислушаются ли демократы к мнению бывшего республиканского президента? Пойдут ли за ним республиканцы?
      Из Сент-Луиса вышел на связь Паркер Деннис, и Коптел спросил, что, по его мнению, все это значит.
      – Ну, Тед, я говорил с генералом Тейлором, и он сообщил, что собирается завтра вылететь в Миннеаполис на митинг Хэзлитта в Метродоме. Сказал, что будет на трибуне вместе с Хэзлиттом и даже обратится к собравшимся, которых ожидается около пятидесяти тысяч. После этого он останется с Хэзлиттом до самого съезда. Мне представляется, что стратегия этого двухпартийного единения состоит в том, чтобы отобрать у Боннера абсолютный центр партии, постоянно склоняющийся вправо. Если им удастся оттеснить Боннера влево или показать, что он ведет игру «я тоже», то они могут ожидать, что на съезде в Чикаго от него отвернутся многие делегаты. Надо подождать развития событий, Тед.
      Паркер с Тедом продолжали говорить, но все существенное было уже сказано.
      Дрискилл выключил лампочку над кроватью и телевизор и улегся, прислушиваясь к шуму дождя и удивляясь, какого дурака он свалял. Тереза Роуэн его предупредила: для президента важно одно – попасть на второй срок. Ради пользы кандидата можно пожертвовать кем угодно.
      Черт, как же она была права!
      Заснуть снова оказалось трудно. Дрю умер, Тарлоу погиб в Айове, Тейлор переметнулся к демократам, поддерживая Хэзлитта… Кто-то ему звонил из Айовы. И не из Сентс-Реста ли?
      Над Дюпон-серкл раскатывался гром, окно осветилось вспышкой молнии, дождь лил ручьями, и он наконец стал засыпать.
      Что же творится, черт возьми?

Глава 6