1

Небо над портом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал.

Проталкиваясь через толпу перед дверями «Чата», Кейс услышал, как кто-то сказал:

– Не то чтобы мне все это нравилось. Просто мой организм уже привык к тому, что я в него вкачиваю.

Голос, похоже, принадлежал человеку из Мурашовника, и шутка явно родилась там же. «Чатсубо» – бар для профессиональных иммигрантов, сбежавших из своей страны; здесь можно выпивать неделями, не услышав и пары слов на японском.

Заправлял этим баром Рац.

Сейчас он наполнял пивом «Кайрин» бокалы на подносах, и его протез на месте отсутствующей руки монотонно щелкал и подергивался. Рац заметил Кейса и улыбнулся, ощерив ряд уже порядком подпорченных ржавчиной стальных зубов восточноевропейской работы. Кейс разыскал себе место за стойкой, между неприглядным загаром одной из шлюх Лонни Зона и чистенькой униформой высокого африканца, чьи щеки украшали ровные ряды ритуальных шрамов.

– Сразу после открытия заходил Вейдж с двумя своими парнями, – сказал Рац Кейсу, подавая ему здоровой рукой через стойку кружку с пивом. – У тебя с ним какие-то дела, Кейс?

Кейс пожал плечами. Девчонка, сидевшая справа, прыснула и легонько подтолкнула его локтем в бок.

Улыбка бармена стала еще шире. Уродство хозяина «Чата» породило немало легенд. В эру общедоступной красоты полное ее отсутствие придавало Рацу вид почти геральдический. Антикварная рука хозяина заведения, когда он потянулся за очередной кружкой, издала ноющий звук. Протез был армейский, русского производства: многофункциональный манипулятор с усиленной обратной связью и неряшливым покрытием из розового пластика.

– Ты артист, герр Кейс, лучше не скажешь, – Рац хрюкнул – этот звук заменял ему смех – и почесал розовой клешней пузо, туго обтянутое белой майкой. – Артист полукомического жанра.

– Точно. – Кейс отхлебнул пива. – Кто-то же должен здесь у тебя хохмить. Самому-то тебе слабо.

Хихиканье девчонки стало выше на целую октаву.

– К тебе это тоже относится, сестренка. Линяй отсюда, ага? Зон – один из моих друзей.

Девушка посмотрела Кейсу в глаза и изобразила плевок, но тем и ограничилась. Затем молча встала и отошла.

– Господи, – вздохнул Кейс, – что у тебя тут за притон? Нельзя человеку выпить спокойно.

– Ха, – сказал Рац, протирая тряпкой исцарапанную стойку. – За нее Зон мне отстегивает. А еще они развлекают клиентов – это мне тоже на пользу.

Кейс поднял бокал с пивом, и тут вдруг наступил странный миг безмолвия, как будто в сотне независимых друг от друга разговоров одновременно наступил перерыв. В тишине снова звонко и истерично хихикнула шлюшка.

Рац хрюкнул.

– Ангел пролетел.

– Китайский, – промычал, обращаясь к Кейсу, пьяный австралиец. – Ох уж эти чертовы китайцы… Однако изобрели сращивание нервов… А я вот всегда согласен на любую нервную работенку… Имей в виду, приятель.

– Ну вот, – сказал Кейс своему бокалу, и вся накопленная за последние дни горечь внезапно поднялась в нем, подобно волне желчи, – у меня и без того все так дерьмово…

Японцы успели забыть о нейрохирургии больше, чем китайцы когда-либо знали. Подпольные клиники Тибы слыли самыми передовыми, их техническое обеспечение от месяца к месяцу улучшалось, но даже здесь невозможно было устранить те повреждения нервной системы, которые Кейс получил в отеле «Мемфис».

Прошел уже целый год, а он все еще грезил инфопространством, хотя от ночи к ночи его мечты блекли. Кейс набрал отличный темп, научился лавировать и срезать углы жизни в Ночном Городе, но все еще видел во сне Матрицу, сверкающие перекрестья логических взаимосвязей, раскинувшиеся в бесцветной и безграничной пустоте…

Дом и Мурашовник остались далеко за Тихим океаном, возвращение казалось делом сложным и маловероятным, а сам он теперь далеко уже не человек-терминал и не ковбой инфопространства, не то, что прежде. Заурядный делец, старающийся забраться чуть выше прочих и заработать свое. Но сны посещали его в японских гостиницах подобно видениям вуду, и он кричал и кричал во сне и просыпался в темноте, один, скрючившись на гостиничной койке, словно в гробу; его руки впивались в матрас, и мягкий пластик выпирал между пальцами, старающимися дотянуться до клавиатуры, которой здесь не было.

– Вчера вечером я видел твою подругу, – сообщил Кейсу Рац, передавая ему следующую порцию пива.

– У меня, вообще-то, подружки нет, – отозвался Кейс и отпил из бокала.

– Мисс Линду Ли.

Кейс покачал головой.

– Нет девушки? Нет ничего? Только делишки? Только биз', мой друг-артист? Вся жизнь посвящена коммерции?

Маленькие глазки бармена, гнездившиеся в глубине складок морщинистой плоти, буравили лицо Кейса.

– Скажу тебе откровенно, в ее обществе ты мне нравишься больше. С ней ты чаще улыбаешься. А при нынешней-то жизни через пару-тройку недель в своей хмурости ты достигнешь наконец вершин артистизма и тебя разберут на запчасти в какой-нибудь клинике.

– Ты просто разбиваешь мне сердце, Рац.

Кейс допил пиво, расплатился и направился к двери, сутуля узкие плечи под вылинявшим от дождей нейлоном ветровки защитного цвета. Пробираясь сквозь нинсейские толпы, он чувствовал запах собственного застоявшегося пота.

Кейсу было двадцать четыре. В двадцать два он еще был ковбоем, пронырой, одним из лучших во всем Мурашовнике. Его натаскивали самые классные спецы – Мак-Кой Поули и Бобби Квин, легенды биза. Продукт и молодости и сноровки, подключенный к переходнику инфопространства, преобразующего его бестелесную сознательную сущность в череду согласованных галлюцинаций, из которых и образовывалась Матрица, Кейс восторженно работал на износ. Вор, он работал на других, более богатых воров; его наниматели занимались разработкой экзотических программных продуктов – программ для проникновения сквозь блистательные заграждения защитных систем корпораций и отпирания дверей к богатейшим информационным полям.

Он сделал классическую ошибку – из тех, по поводу которых клялся никогда ничего подобного не совершать. Он украл у своих хозяев. Придержал кое-что для себя и попытался переправить за кордон, в Амстердам. Кейс до сих пор не мог понять, как все-таки его засекли, хотя теперь это уже не имело значения. Кейс ждал смерти, но ему только приветливо улыбались. Конечно, его всегда будут рады видеть, но только как человека со стороны, с деньгами. Которых у него теперь не будет. Потому что – улыбка не сходила с их уст – они сделают так, что он уже никогда не сможет работать так, как работал.

А затем они повредили его нервную систему русским боевым микотоксином.

Привязанный к кровати в отеле «Мемфис», он галлюцинировал тридцать часов подряд, а его талант выгорал, микрон за микроном.

Повреждение, нанесенное ему, было минимальным, неуловимым и эффективным до предела.

Для Кейса, который жил только ради восторженного бестелесного пространствования в мнимой реальности, это было Падением. В барах, где его знали как лихого малого, сорвиголову, ему порекомендовали снадобья, облегчающие страдания тела. Но тело для него всегда было лишь куском мяса. А теперь Кейс стал узником собственной плоти.

Его имущество было спешно преобразовано в «новые иены», в толстую пачку банкнот, валюты старого образца, бесконечно циркулирующей по замкнутой траектории мирового черного рынка подобно ракушкам тробианских островитян.

Вести законные операции с наличными в Мурашовнике было очень трудно; в Японии же подобное вообще преследовалось по закону.

В Японии – он знал это с абсолютной и непоколебимой уверенностью – можно найти способ излечить его недуг. В Тибе. Как в официальных клиниках, так и в мощной сети нелегальных больниц – «черных клиник». Синоним имплантации, микробионики и сращивания нервов, Тиба словно магнит притягивал представителей технокриминальной субкультуры Мурашовника.

В Тибе его пачка новых иен почти на глазах растаяла в бесконечной круговерти консультаций и осмотров. Люди из «черных» клиник, его последняя надежда, выразили восхищение процедурой, с помощью которой его искалечили, а затем все дружно помотали головами: нет.

Теперь Кейс спал в дешевых капсулах-гробах, в гостинице возле порта, где всю ночь напролет с похожих на гигантские треножники вышек, из галогеновых прожекторов лились на доки слепящие потоки голубого света; отсюда не были видны огни Токио – сияние в небе цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал, не была видна высоченная голограмма с надписью «Фудзи электрик компани», а Токийский залив казался чернеющей бесконечностью, над которой, над хлопьями плавающей стиропены, кружили чайки. Почти сразу за портом начинался город, где невероятно огромные кубические здания фабрик и корпораций господствовали над жилыми массивами.

Порт и город разделяла узкая полоса старых улиц, место, у которого не было официального названия. Ночной Город, и Нинсей – его сердце. Днем почти все бары Нинсея безлюдны или вообще закрыты, неоновые огни мертвы, голограммы погашены и ждут. Под отравленно-серебристым небом.

В двух кварталах от «Чата», в чайном домике «Харре де Те», Кейс запил двойным эспрессо свою первую вечернюю пилюлю – плоский розовый октагон, патентованный бразильский препарат, купленный у одной из девчонок Зона.

Стены в «Харре» были отделаны зеркальными панелями, обрамленными красными неоновыми трубочками.

В самом начале, застряв в Тибе почти без денег и уже без надежды на излечение, Кейс дал себе полный форсаж и принялся изыскивать источники средств к существованию с такой леденящей кровь настойчивостью, что ему даже казалось, будто это делает кто-то другой. За первый месяц он убил троих – двоих мужчин и женщину – за сумму, которую годом раньше счел бы смехотворной. Нинсей свел его вниз, на самое дно, включив некий скрытый в самом Кейсе пагубный механизм, о наличии которого он никогда до тех пор не подозревал, довел до такого состояния, что сами улицы стали для него олицетворением жажды смерти.

Ночной Город напоминал эксперимент в сфере социального дарвинизма, не ограниченный никакими рамками, задуманный неведомыми скучнолицыми учеными мужами, теперь постоянно держащими палец на кнопке ускоренной промотки вперед. Стоит лишь прекратить вертеться и шустрить – и без следа канешь в безвестность, начнешь двигаться чуть быстрее – прорвешь непрочную пленку поверхностного натяжения черного рынка; и в том и в другом случае ты исчезаешь, и от тебя не остается ничего, кроме расплывчатых воспоминаний в головах оседлых типов вроде Раца, да еще твои почки, сердце или кости могут угодить в хранилища черных клиник – чтобы когда-нибудь появиться оттуда ради незнакомца с пачкой новых иен.

Биз здесь походил на непрерывное гудение улья, а смерть была вполне обычной расплатой за лень, безответственность, неповоротливость, чрезмерную жадность и ошибки в соблюдении запутанного протокола.

Сидя в одиночестве за столиком в «Харре» – «октагон» уже начинал всасываться в кровь, ладони вспотели, появилось дикое ощущение, что все волосы на руках и на груди встали дыбом, – Кейс понял, что с некоторых пор затеял игру с самим собой, очень древнюю игру без названия, что-то типа пасьянса, ставка в котором – жизнь. Он больше не носил оружия, не принимал обычных мер предосторожности. Все свои уличные дела Кейс вел быстрейшим и кратчайшим способом, в самой непринужденной манере, и потому приобрел репутацию человека, способного добиться чего угодно.

Часть его сознания понимала, что это саморазрушение хорошо заметно постоянным клиентам, которые все больше и больше настораживались, и упивалась осознанием факта, что гибель Кейса – лишь вопрос времени. Эта его часть самодовольно ожидала прихода смерти. И она же больше всего ненавидела мысли о Линде Ли.

Линду Кейс однажды дождливой ночью повстречал в аркаде, галерее игровых автоматов.

Под светящимися призраками, проступающими сквозь голубое марево сигаретного дыма, – голограммами «Замка колдуна», «Танковой войны в Европе» и «Горизонтов Нью-Йорка»… Такой она и запомнилась ему – лицо утопает в сиянии беспрестанных лазерных вспышек, отчего черты упрощаются до основных линий, щеки пламенеют алым в свете огненных поединков в «Замке колдуна», лоб сияет лазурью – отблесками падения Мюнхена в «Танковой войне», губы слегка отсвечивают горячими золотистыми искрами, которые вышибает из стен каньона между небоскребами летящий на экране глайдер. В тот вечер Кейс был на высоте, только-только переправил пакет кетамина Вейджа в Йокогаму, и деньги за работу уже лежали у него в кармане. Кейс вошел в аркаду с нинсейской мостовой, над которой кто-то просеивал сквозь сито мелкий дождь, и полностью поглощенная своей игрой девушка странным образом бросилась ему в глаза – одно лицо среди дюжин таких же лиц перед экранами. Другой ее образ, врезавшийся Кейсу в память, – Линда, какой он увидел ее через час, когда она уже спала в его припортовой капсуле и очертания ее верхней губы напоминали ему ту линию с изломом посередине, какой дети обычно изображают летящих птиц.

Кейс, окрыленный успехом только что провернутого дела, прошел через аркаду, встал у девушки за спиной и заметил, что незнакомка бросила на него взгляд. Взгляд серых глаз, подведенных карандашом, след которого напоминал размазанную сажу. Взгляд дикого животного, которое застыло на дороге, парализованное светом фар настигающего его автомобиля.

Их совместно проведенная ночь плавно перешла в утро, в билеты на глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время, пока они были в Хараюки, дождь не утихал, усыпая бисеринками пластиковый дождевик Линды, а вокруг мимо витрин известных бутиков стайками двигались токийские детишки в белых туфлях и облегающих курточках. В конце концов Кейс с Линдой оказались на гремящей самодвижущейся полночной мостовой, и Линда держала его за руку, как ребенок.

Целый месяц ушел у Кейса на то, чтобы отучить Линду от наркотиков, и лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг. Поначалу ему была видна только часть ее сущности, выступающая над поверхностью, подобно айсбергу, но затем айсберг начал таять и дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и пред Кейсом предстала буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки. Он видел, как девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно, с полной сосредоточенностью, и вспоминал повадки богомолов, которых продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между аквариумами с карпами-мутантами и ящиками со сверчками.

Кейс уставился в темное кольцо остатков кофе на дне чашки. Это кольцо крутилось с той скоростью, какую Кейс задавал, слегка покачивая чашку, которую держал двумя пальцами. Коричневую пластиковую поверхность стола покрывала патина мельчайших царапин. Кейс – по спине у него пробежал холодок – представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все было отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские традиции непросто сочетались с бледной, почти бесцветной миланской пластикой, но все предметы, казалось, несли на себе такую же тончайшую пленку, будто нервные взгляды и тяжелые эмоции миллионов посетителей определенным образом воздействовали на зеркала и некогда блестящий пластик, оставляя на них следы, затуманивая их поверхность чем-то, что никогда уже не удалить.

– Эй. Привет, Кейс…

Он глянул вверх и встретился с ее серыми, по-прежнему подведенными глазами. На девушке была заношенная французская астронавтская куртка и новенькие белые кроссовки.

– А я искала тебя, приятель.

Линда присела на стул по другую сторону столика, водрузив на столешницу локти. Рукава ее куртки были оторваны возле плеч; Кейс автоматически пошарил взглядом по рукам, выискивая следы уколов.

– Сигаретку? – Она вытащила из подколенного кармашка мятую пачку «Ехэюань» с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и прикурил от красного пластикового цилиндра. – Похоже, совсем не спишь, Кейс. Какой-то ты умотанный.

По выговору Линды безошибочно угадывалось место ее рождения – юг Мурашовника, окрестности Атланты. Кожа у нее под глазами была бледной и нездоровой, хотя пока еще молодой и гладкой. Линде недавно исполнилось двадцать. В уголках рта четкие морщинки, следы пережитой горечи, а если приглядеться, можно различить и новые, едва наметившиеся. Темные волосы девушки, зачесанные назад, удерживала повязка из пестрого шелка. Узор на ткани повязки мог представлять собой изображение как электронной микросхемы, так и карты какого-нибудь города.

– Сплю, если вовремя принимаю таблетки, – ответил Кейс, и почти осязаемый вал тоски накрыл его с головой – похоть и одиночество, все неслось на одном и том же гребне амфетаминной волны. Он вспомнил, как пахла ее кожа в жаркой духоте припортовой капсулы, как ее пальцы сплетались у него за спиной.

Это все мясо, подумал он, желание плоти.

– Вейдж, – сказала Линда, нахмурив брови. – Он хочет проделать тебе дырку между глаз.

Она прикурила для себя сигарету.

– Кто сказал? Рац? Ты говорила с Рацем?

– Нет. Мона. Она сейчас гуляет с одним из парней Вейджа.

– Я ему должен не настолько много. И он, конечно, вытрясет из меня деньги, так или иначе.

– Ему задолжала куча народу. Возможно, он решил выставить тебя в качестве примера, Кейс. Серьезно, тебе лучше иметь это в виду.

– Конечно. Как ты, Линда? Тебе есть, где спать?

– Спать? – Она кивнула. – Да, есть. Конечно, Кейс.

Девушка вздрогнула и наклонилась к нему через стол. Ее лицо было все в бисеринках пота.

– Вот, – сказал Кейс, полез в карман ветровки и выудил смятые полсотни. Машинально разгладил купюру под столом, сложил вчетверо и передал Линде.

– Тебе самому это пригодится, дорогой. Лучше отдай их Вейджу.

Теперь в серых глазах было что-то такое, чего Кейс не мог распознать, что-то, чего он раньше никогда не видел.

– Я должен Вейджу куда больше. Возьми. Я все равно в скором времени ожидаю поступлений, – соврал он, наблюдая за тем, как его новые иены исчезают в кармане астронавтской куртки.

– Когда получишь деньги, Кейс, не тяни и быстрее ищи Вейджа.

– Еще увидимся, Линда, – сказал он, поднимаясь с места.

– Ага. – Под каждым из ее зрачков появилось по миллиметру радужки. Санпаку. – Следи за своей спиной, приятель.

Кейс кивнул, торопясь уйти.

Когда пластиковая дверь за ним закрылась, он еще раз оглянулся и увидел ее глаза среди кружева красных неоновых трубок.

Нинсей, вечер пятницы.

Кейс прошел мимо ларьков с якитори и запруженных мостовых, мимо кофейного франчайзинга «Прекрасная дева», мимо электронной бури аркады. Затем, посторонившись, уступил дорогу сарари в черном, приметив значок «Мицубиси генотех», вытатуированный у него на тыльной стороне правой руки.

Подлинный ли он? Если значок настоящий, подумал Кейс, есть шанс нажить неприятности. Конечно, если сарари сейчас на службе и имеет право прищучить меня. Сотрудникам «МГ» выше определенного ранга имплантируют микропроцессор, отслеживающий мутагенность крови окружающих. Встреча с персоной, носящей такую штуку в башке, могла закончиться экспресс-экскурсией в Ночной Город, прямиком в одну из черных клиник.

Сарари был японцем; вообще же толпы, бродящие по улицам Нинсея, представляли собой многонациональную смесь. Кучки моряков из порта, смурные одиночные туристы, жаждущие удовольствий, не указанных в путеводителях, торговцы из Мурашовника, сбывающие с рук имплантаты и ткани для пересадки, и дюжины дельцов другого рода – все это неспешно текло по улицам в запутанном хороводе похоти, нужды и коммерции.

Существовало бесчисленное множество теорий, объясняющих, почему Тиба-сити допускал существование на своей территории Нинсея, и из всех этих теорий Кейс считал наиболее правдоподобной ту, согласно которой якудза решили сохранить это место в качестве исторического заповедника, как напоминание о своем простом происхождении. Кроме того, он благодаря личному опыту понимал, что создание новейших технологий требует наличия криминальных зон, из чего следовало, что Ночной Город существует не ради своих обитателей, а в качестве преднамеренно созданного полигона технологий как таковых.

Правду ли сказала Линда, думал он, глядя на огоньки над головой. Станет ли Вейдж убивать его, даже в назидание остальным? Это, конечно, не слишком разумно, но Вейдж был заметной фигурой в области незаконной медицины и напрямую работал с учеными-нелегалами, а заниматься этим, по общему мнению, мог только настоящий псих.

Линда сказала, что Вейдж желает видеть его мертвым. Проникновение Кейса в динамику уличного дилерства поначалу осложнялось тем, что ни продавцы, ни покупатели не видели в нем нужды. Основная забота посредника – сделаться необходимым звеном. Та сомнительной прочности ниша в криминальной экологии Ночного Города, которую отвоевал себе Кейс, была добыта при помощи лжи и в течение многих ночей настойчиво укреплялась путем посулов и предательств. Теперь же, чувствуя, что стены этой ниши начинают смыкаться, Кейс ощущал себя на грани странной эйфории.

На прошлой неделе он на несколько дней задержал передачу синтетического экстракта человеческих желез, распродавая товар в розницу, чтобы побольше наварить, хотя точно знал, что Вейджу это не понравится. Вейдж был одним из основных поставщиков подобного товара; он провел в Тибе уже девять лет и входил в число тех немногих дилеров, которым удалось наладить связи с высшими сферами криминальных структур за пределами Тиба-сити. Генетический материал и гормоны спускались в Нинсей по невероятно сложной лестнице, состоящей из множества явных и скрытых ступеней.

Несколько лет назад Вейдж исхитрился проследить путь одной из партий товара и теперь вовсю пользовался стабильными связями с дюжиной городов.

Кейс поймал себя на том, что стоит перед витриной и тупо смотрит в стекло. В этой лавочке, где клиентами были в основном моряки, продавались разные маленькие блестящие штучки. Часы, выкидные ножички, зажигалки, карманные видеокамеры, симстимы, тяжелые манкири и сюрикены. Сюрикены нравились ему больше всего – стальные звездочки с бритвенно-острыми гранями. Одни хромированные, другие непроницаемо-черные. Были и подвергнутые специальной обработке, так, что поверхность приобрела радужную окраску, напоминающую разводы масла на воде. Внимание Кейса привлекли хромированные звездочки. Отливающие серебром, они висели на алой замше, удерживаемые почти невидимыми петлями нейлоновой лески. По центру сюрикенов были вырисованы драконы и ряды иероглифов. Звездочки ловили неоновый свет, отражая его каждая по своему разумению, и Кейсу казалось, что это и есть звезды его странствий; его судьба была записана в созвездиях дешевого хрома, но читалась с трудом.

– Жюль, – сказал он звездочкам. – Надо бы навестить старину Жюля. Он знает, что делать.

Жюлиусу Диану было сто тридцать пять лет, и метаболизм его тела прилежно корректировали еженедельные сеансы гормональной и радиотерапии. Но основой его борьбы с неизбежным старением служило ежегодное паломничество в Токио, где генная хирургия подправляла его ДНК – процедура, невозможная в Тибе. После этого Жюль Диан обычно отправлялся в Гонконг, где заказывал годовой запас рубашек и костюмов. Бесполый, нечеловечески терпеливый и спокойный, как казалось, Жюль не мог принадлежать к миру его официального бизнеса, в особенности при его посвященности в таинства портновского искусства. Кейс ни разу не видел Жюля в одном и том же костюме дважды, при том, что гардероб мосье Диана представлял собой тщательное воспроизведение стилей платья минувшего века. Еще Диан увлекался пенсне в викторианском духе, вполне возможно, действительно необходимыми ему, с линзами, выточенными из тонких пластин искусственного розового кварца и обрамленными паутинкой золотой оправы.

Офис Диана располагался на окраине Нинсея, в одном из просторных складов. Часть помещений год назад довольно бессистемно обставили редкой коллекционной европейской мебелью, и Диан планировал в будущем использовать это местечко в качестве личной резиденции. Одну из стен комнаты, где ожидал приема Кейс, почти полностью закрывали книжные шкафы стиля неоацтек, заодно замечательно выполняющие роль пылесборников. Две грушевидные настольные лампы в диснеевском духе неуклюже громоздились на стальном кофейном столике с алой лакировкой а-ля Кандинский. Между книжными шкафами висели причудливые часы в стиле Дали, их искаженные циферблаты словно стекали к бетонному полу. Стрелки часов, в действительности голографические проекции, по мысли создателя должны были демонстрировать при вращении различные гримасы, но при этом никогда не показывали правильное время. По углам валялись фибергласовые упаковочные коробки, от которых исходил мощный аромат консервированного имбиря.

– Сынок, ты чист, – произнес бестелесный голос Диана. – Можешь войти.

Слева от книжных шкафов глухо щелкнули магнитные задвижки, отпирая массивную дверь из поддельного палисандра. Надпись над дверью, выполненная из самоклеящихся заглавных букв с завитушками, гласила: «ЖЮЛИУС ДИАН. ИМПОРТ-ЭКСПОРТ».

Если мебель в импровизированном вестибюле соответствовала концу прошлого столетия, то обстановка офиса, по всей видимости, относилась к его началу. Из пространства у дальней стены, залитого светом старинной медной лампы с абажуром из треугольных кусков зеленого стекла, Кейсу приветливо улыбнулось гладкое, розовое, без малейшего намека на морщины лицо Диана. Специалиста по импорту-экспорту надежно ограждал от посетителей просторный письменный столом из хромированной окрашенной стали, крышку которого с обеих сторон подпирали башнеподобные произведения мебельного искусства из неизвестного светлого дерева, предназначенные, по предположению Кейса, для хранения различного рода бумаг. Поверхность стола была завалена кассетами, свитками распечаток на желтой бумаге и диковинными деталями старинных механических пишущих машинок – устройств, над восстановлением которых Диан тщетно бился с тех самых пор, как Кейс впервые попал в его кабинет.

– Что привело тебя в наши края, парень? – спросил Диан, протягивая Кейсу длинную узкую конфету в бело-голубой клетчатой обертке. – Вот, попробуй бонбон. «Тинь-тинь-джа», высший сорт.

Кейс жестом отверг угощение, пахнущее имбирем, уселся в креслице с изогнутыми ножками и фигурной спинкой, закинул ногу на ногу и провел пальцем по обтрепанному краю своих черных джинсов.

– Жюль, дошел до меня слух, что Вейдж хочет меня убить.

– Ага. Ну что ж. И от кого ты это услышал, позволь спросить?

– Люди говорят.

– Люди, – повторил Диан, посасывая имбирный бонбон. – А что за люди? Друзья?

Кейс кивнул.

– Порой нелегко бывает отличить друзей от врагов, знаешь ли.

– Я чуток задолжал ему, Диан. Он тебе об этом ничего не говорил?

– Давно с ним не виделся. – Диан печально вздохнул. – Я, конечно, знаю кое-что о намерениях Вейджа, но при данном положении вещей не могу обсуждать их с тобой. Все ведь должно идти своим чередом, понимаешь?

– Должно идти что?

– У Вейджа хорошие связи, он важен для меня, Кейс.

– Понятно. Так он хочет убить меня или нет, а, Жюль?

– Нет, насколько мне известно.

Диан пожал плечами. Со стороны могло создаться полное впечатление, что они обсуждают цены на имбирь.

– Если эти слухи окажутся достоверными, сынок, загляни ко мне этак через неделю, и я постараюсь найти для тебя какую-нибудь работенку в Сингапуре.

– В отеле «Нан Хай» на Бенсулен-стрит?

– Следи за тем, что говоришь, сынок! – Диан нахмурился. На поверхности стола, кроме всего прочего, стояла уйма всякой аппаратуры против подслушивания.

– Еще увидимся, Жюль. Я передам Вейджу от тебя привет.

Холеные пальцы Диана легонько коснулись превосходно вывязанного узла кремового шелкового галстука.

Кейс не успел удалиться от офиса Диана и на половину квартала, когда его пронзила внезапная подсознательная уверенность, что кто-то сидит у него на хвосте.

Он издавна культивировал в себе особый сорт ручной паранойи. Фокус был в том, чтобы не дать легкому безумию выйти из-под контроля. Но в то же время подобное ощущение запросто могло оказаться одним из фокусов принятого недавно октагона, следствием воздействия наркотика. Кейс пересилил адреналиновую волну и прикинулся скучающим досужим зевакой, позволив толпе нести себя по улице. Заметив впереди темную витрину, он притормозил. Витрина принадлежала хирургическому бутику, закрытому на переоборудование. Сунув руки в карманы, Кейс принялся прилежно рассматривать сквозь стекло квадратные образцы искусственно выращенной плоти, разложенные на фигурно выгнутом пьедестале из поддельного нефрита. Цвет кожи напомнил ему шлюх Зона; в один из образцов был вживлен цветной жидкокристаллический дисплей, соединенный с подкожным чипом-микропроцессором. Чувствуя, как по спине стекают ручейки пота, он поймал себя на мысли о том, что не понимает, зачем обращаться к хирургам-трансплантологам, если такие штучки можно просто носить в кармане.

Не отворачивая головы от витрины, Кейс поднял глаза и стал изучать в стекле отражение текущей мимо него толпы.

Вот он.

За моряком в рубашке-хаки с короткими рукавами. Темные волосы, зеркальные очки, черная одежда, стройный…

Человек исчез.

Кейс уже бежал, пригнувшись, лавируя между прохожими.

– Одолжишь мне пистолет, Шин?

Мальчишка улыбнулся.

– Два часа. – Они стояли в задней комнате одной из закусочных на Шига, где подавали суси. В воздухе остро пахло свежими дарами моря. – Вы возвращаться назад. Два часа.

– Парень, мне нужно прямо сейчас. У тебя есть что-нибудь прямо сейчас?

Шин пошарил рукой за пустыми банками из-под тертого хрена. На свет появился удлиненный предмет, завернутый в серый пластик.

– Тасер. Один час – двадцать новых иен. Тридцать – задаток.

– Черт. Это мне не подходит. Мне нужен пистолет. Я типа хочу застрелить кого-то, понял?

Официант пожал плечами, убирая тасер обратно за банки из-под хрена.

– Два часа.

Кейс вошел в магазин, даже не глянув на сюрикены на витрине. Ему ни разу в жизни не доводилось держать их в руках.

Он купил две пачки «Ехэюань», воспользовавшись кредитной карточкой «Мицубиси банк», на которой было выбито: «Чарльз Дерек Мей», а вовсе не Трумен Старр, кем он числился по паспорту.

Японка за кассовым аппаратом выглядела на несколько лет старше Диана, на ее лице не было ни единого следа применения технических средств. Кейс достал из кармана тощую пачку новых иен и показал их женщине.

– Я хочу купить оружие.

Японка махнула рукой в сторону прилавка, заваленного ножами.

– Нет, – сказал Кейс. – Мне не нужны ножи.

Женщина достала из-под стойки продолговатую коробку. На картонной крышке красовалось очень условное изображение кобры с распущенным капюшоном. Внутри были рядком уложены восемь одинаковых цилиндров, каждый в тонкой оберточной бумаге. Кейс внимательно следил за тем, как морщинистые коричневые пальцы извлекли один из этих предметов и сорвали с него оберточную бумагу. Женщина показала Кейсу товар – тусклую стальную трубку с кожаной ременной петлей на одном конце и маленькой бронзовой пирамидкой на другом. Она взяла трубку в одну руку, зажала пирамидку между большим и указательным пальцами другой руки и потянула. Из трубки выскользнули три блестящих от смазки телескопических сегмента, представляющих собой кольцевые пружины, и, щелкнув, зафиксировались.

­ «Кобра», – сказала японка.

Небо над неоновой дрожью Нинсея было, что называется, сумрачно-серым. Дышать стало тяжелее, все шло к тому, что к ночи наступит настоящая духота, и многие прохожие уже надели фильтр-маски. Кейс провел десять минут в кабинке общественного туалета, изобретая приемлемый способ сокрытия «Кобры», и в конце концов остановился на том, что засунул рукоятку за ремень джинсов, пустив трубку наискось вдоль живота. Пирамидальная головка оружия уперлась ему прямо под ребра. При каждом шаге казалось, что штуковина вот-вот вывалится и брякнется на тротуар, но с ней Кейс почувствовал себя много лучше.

«Чат» нельзя было назвать баром для деловых встреч. По вечерам в будни здесь можно было застать только постоянных клиентов. В пятницу и субботу положение менялось. Завсегдатаи по-прежнему были на своих постах, но тонули в наплыве моряков и дельцов, наживающихся на моряках. Оказавшись в баре, Кейс принялся искать глазами Раца, но бармен куда-то запропастился. Лонни Зон, главный сутенер округи, с отеческой заботливостью и вниманием следил за одной из своих девиц, охмуряющей молодого морячка. Зон сидел на гипнотике, который японцы называли «мрачный танцор». Поймав взгляд сутенера, Кейс кивком подозвал его к стойке. Зон неспешно продефилировал сквозь толпу, его вытянутое лицо было равнодушным и безмятежным.

– Лонни, ты сегодня вечером видел Вейджа?

Зон с обычным спокойствием молча кивнул.

– Точно?

– Возможно, в Намбане. Возможно, два часа назад.

– А его парни? Были с ним? Был среди них один такой тощий, темные волосы, может быть, темная куртка?

– Не было, – помолчав, ответил Зон.

Его лоб наморщился от могучих усилий припомнить такие незначительные подробности.

– Здоровенные парни. Сплошные мышцы.

В глазах Зона уже почти не осталось радужной оболочки. Его зрачки под полуприкрытыми веками чудовищно расширились. Зон долго, не отрываясь смотрел в лицо Кейсу, затем опустил взгляд. И увидел слегка выступавшую из-под куртки Кейса стальную рукоятку.

­ «Кобра», – проговорил Зон. – Решил разметать кому-то мозги?

– Еще увидимся, Лонни.

Кейс вышел из бара.

Его хвост оказался на месте. Кейс в этом нисколько не сомневался. Внезапно он ощутил, что все его чувства на подъеме, словно октагон и адреналин смешались вдруг с чем-то еще. Тебе нравится это, подумал он, значит, ты спятил.

Потому что – и это было сверхъестественно, странно, непостижимо – происходящее отдаленно напоминало ему работу с Матрицей. Достаточно оказалось выжать себя до предела, загнать в отчаянно опасную и непредсказуемую сеть неприятностей, чтобы суметь представить себе Нинсей в виде информационного поля, как когда-то Матрица представлялась ему аналогом нервных связей и конгломератом специализированных, каждая на своей функции, клеток некоего организма. И тогда можно было пускаться в виртуозное пространствование и скольжение, полностью отдавшись этому процессу, но в то же время отстранившись от него, и все вокруг превращалось в танец биза, взаимодействие информационных структур, а нелегальная плоть в лабиринтах черного рынка становилась для Кейса тем же, что и нелегальная информация…

Ну же, Кейс, покажи, на что способен. Оставь их с носом. Сделай такое, чего от тебя не ждут.

Он находился в полуквартале от игровой аркады – того самого места, где произошла их первая встреча с Линдой Ли.

Кейс зашагал по улице, огибая компании подгулявших матросов. Один крикнул ему в спину что-то на испанском. Кейс быстро поднялся в аркаду; на него обрушился шквал звуков, низкочастотные отголоски взрывов отдавались в животе леденящим эхом. Кто-то из игроков заработал десятимегатонный удар в «Танковой войне», и искусно выполненная имитация воздушного взрыва затопила аркаду волнами белого шума, огненное голографическое изображение сверкающего шара медленно переросло в клубящийся гриб. Кейс свернул направо и взбежал по пролету некрашеных металлических ступеней. Он как-то раз заходил сюда с Вейджем по поводу партии запрещенных гормональных стимуляторов, которую они собирались задвинуть одному типу по имени Мацуга. Кейс оказался в знакомом холле – на полу заляпанное пластиковое покрытие, в коридоре – ряд одинаковых дверей в маленькие кубические кабинетики. Одна из дверей была открыта. За ней перед светящимся монитором сидела молодая японка в черной майке-безрукавке. На стене над ее головой висели туристические рекламные плакаты с видами Греции, над голубой Адриатикой плыли строчки кругленьких иероглифов. Девушка тревожно посмотрела в сторону Кейса.

– Быстро позови охранника, – бросил он ей на ходу.

А затем пулей пронесся по коридору и свернул за угол, чтобы девчонка его не видела. Две последние двери были закрыты и, как он догадывался, заперты. Кейс развернулся и как следует саданул ногой в середину той, что была дальше от входа. Детали дешевой пластиковой конструкции, лакированные пластины, сплетенные в несложный узор, весело брызнули из алюминиевой рамы во все стороны. Внутри помещения было темно, смутно белели пустые стойки для терминалов. Кейс метнулся к соседней двери, справа от разбитой, ухватился за круглую, прозрачную вращающуюся дверную ручку и всем телом налег на нее. Что-то хрустнуло, и через секунду он оказался внутри. Именно в этой комнате они с Вейджем встречались с покупателем, но мебель и аппаратура исчезли – компания, под прикрытием которой Мацуга вел свои дела, давно приказала долго жить. Ни пультов, ни стоек. Свет из аркады сочился в комнату через окно, фильтруясь сквозь занавески. Кейс змеей проскользнул между пучком оптоволоконных кабелей, свисающих из гнезда в стене, и старыми пустыми коробками и дальше, к окну, мимо гондолы большого электрофена.

Окно представляло собой лист дешевого пластика. Кейс стащил с себя куртку, обмотал ею правую руку и ударил. Пластик треснул. Потребовалось еще два удара, чтобы полностью освободить раму. Перекрывая оглушающий хаос игр, заверещала сигнализация, то ли сработавшая, когда разбилось окно, то ли включенная девушкой, сидящей в конце коридора.

Кейс отвернулся от окна, накинул куртку, выхватил «Кобру» и привел ее в боевую готовность. Закрывая за собой дверь, он рассчитывал, что тот, кто шел за ним по пятам, в первую очередь бросится искать его в том кабинете, где выломана дверь. Бронзовая пирамидка «Кобры» в его руках слабо дрожала, телескопические сегменты из скрученных пружин, казалось, резонировали, усиливая биение его пульса.

Ничего не происходило. Волнами накатывал тревожный вой сирены, в аркаде что-то стреляло и с грохотом взрывалось, сердце Кейса бешено колотилось. Когда он наконец понял, что боится, то приветствовал страх как старого друга. Не холодный, механический предупредительный сигнал псевдопаранойи, а простой животный страх. Кейс так долго жил постоянно на грани риска, что успел забыть, какой он – настоящий страх.

В этом кубическом кабинете люди нередко умирали. Он тоже мог умереть. И очень скоро. У них могли быть пистолеты…

Звук удара прокатился по коридору. Из дальнего конца. Мужской голос что-то злобно выкрикнул по-японски. Затем раздался полный ужаса и боли вопль. Еще один удар.

И шаги. Ужасно неторопливые. Все ближе и ближе.

Человек в коридоре миновал закрытую дверь, за которой прятался Кейс. Пауза протяженностью в три томительных удара сердца. Шаги в обратную сторону. Один, второй, третий, подошвы шуршат по пластиковому ковровому покрытию.

В крови Кейса растаяли последние следы октагоновой бравады. Он судорожно перехватил «Кобру» покрепче, за рукоятку, и полез на подоконник, обезумев от страха, с трясущимися руками и ногами, а когда оказался в оконном проеме, вывалился наружу и полетел вниз, и все это произошло быстрее, чем он осознал, что делает. Удар о мостовую пронзил колени острыми стрелами боли.

Узкий клин света, падающий из полуоткрытой двери-люка для технического обслуживания аркады, выхватывал из темноты свалку оптоволоконных кабелей и разбитых корпусов разнообразной аппаратуры. При падении Кейс ткнулся лицом во влажную плату с гирляндами электронных деталей, но поспешно перевернулся на бок и откатился в тень пустого металлического ящика с дверцами. Окно кабинета над его головой тускло освещенным прямоугольником выделялось на темной стене. Сигнал тревоги по-прежнему заливался вовсю и здесь, внизу, казался гораздо более громким, потому что стены вокруг приглушали рев игровых автоматов.

Зашуршала штора, в окне появилась голова, подсвеченная сзади фосфоресцирующим сиянием из коридора, и пропала. Затем вновь появилась, но Кейс по-прежнему не мог разобрать черты лица. На месте глаз на лице сверкнуло серебро.

– Вот черт, – сказал голос, явно принадлежащий женщине, по акценту – уроженке севера Мурашовника.

Голова исчезла. Тихо лежа на боку под ящиком, Кейс медленно сосчитал до двадцати и лишь затем встал. Пальцы все еще сжимали стальную «Кобру», но ему не сразу удалось вспомнить, что это такое. Повернувшись, он захромал между домами к далекому свету, время от времени потирая ноющее колено.

Пистолет Шина оказался полувековой давности южно-американской копией «Вальтера» ППК, с ощутимой отдачей и очень тугой спусковой скобой. Патронник был рассверлен под ружейные патроны. Обычным китайским патронам с полыми головками, которые продал ему Шин, Кейс предпочел бы свинцовые разрывные. Но так или иначе, это было оружие, девять зарядов сидели в обойме, и Кейс вышел на Шига из закусочной, торгующей суси, нежно баюкая приобретение в кармане куртки. Рукоятка пистолета была залита ярко-красным пластиком и украшена рельефным узором из жизни драконов, ее было приятно ощущать пальцами в темноте кармана. «Кобру» Кейс перепоручил ближайшему нинсейскому мусорному ящику и всухую проглотил следующий октагон.

Снадобье разогрело окоченевшие цепочки его нейронов, и Кейс торопливо зашагал по Шига вниз через Нинсей, а затем свернул на Байицу. Его «хвост» исчез, на что он от души надеялся, – и хорошо. Ему необходимо было сделать несколько звонков, дать ход некоторым делам – биз не терпел отлагательств. В самом начале Байицу, напротив порта, возвышалось ничем не примечательное десятиэтажное здание из грязноватого желтого кирпича, какие-то мастерские. Свет в окнах не горел, чего и следовало ожидать в такое время суток, но, задрав голову, можно было разглядеть вверху, под самой крышей, тусклую светящуюся надпись. Набор иероглифов вывески из мертвенно-неоновых трубок обозначал это место как ДЕШЕВЫЙ ОТЕЛЬ. Если это заведение и имело какое-нибудь другое название, то Кейсу оно было неизвестно, он всегда думал о нем как о «дешевом отеле».

Вход в прозрачную шахту лифта отеля был прямо с мостовой. Ночлежек, подобных «дешевому отелю», на Байицу было множество. Их устраивали на крышах производственных зданий, и лифты, ведущие в них, обычно лепились к стене снаружи и держались на честном слове. Кейс вошел в пластиковую кабинку и для пуска лифта воспользовался своим универсальным ключом – магнитной карточкой без каких-либо надписей.

Капсулу в этом отеле Кейс снимал со времени своего прибытия в Тибу, внося плату понедельно, но еще ни разу здесь не ночевал. Как правило, спал он в более дешевых местах.

В лифте воняло косметикой и сигаретами; стены кабинки были покрыты царапинами и грязными пятнами – следами чьих-то пальцев. Кабинка миновала пятый этаж, и внизу стали видны огни Нинсея. Когда лифт начал замедлять ход, Кейс сунул руку в карман и погладил прохладную сталь пистолета. Остановка кабины, как обычно, сопровождалась вытряхивающим душу рывком, но Кейс был готов к этому. Он вышел из лифта и оказался во дворике, служившем здесь одновременно прихожей и лужайкой.

В середине квадратного пространства, застеленного пластиковым травяным покрытием, за полукруглой консолью восседал паренек-японец и читал печатную книгу. Справа и слева от него шестью ярусами, по десять штук в каждом, в стальном остове, похожем на обычные строительные леса, были закреплены белые фибергласовые спальные капсулы. Кейс кивнул мальчишке и захромал по пластиковой траве к ближайшей лестнице. Стены и крыша этого сооружения, собранные из больших листов дешевого пластика, шуршали на ветру и в дождь протекали, но открыть капсулы без ключей было довольно сложно.

Кейс поднялся по лестнице на третий уровень и пошел вдоль капсул. Узкий настил, напоминающий скорее карниз для кошачьих прогулок, ощутимо вибрировал в такт шагам. Его номер был 92. Капсула длиной три метра и высотой примерно полтора, вход – овальный люк около метра диаметром. Кейс вставил свою карточку-ключ в щель замка и подождал, пока пройдет процесс верификации в гостиничном компьютере. Магнитные защелки с глухим стуком отомкнулись, и входной люк приглашающе уполз вверх, увлекаемый скрипучими пружинами. Кейс вошел внутрь – при этом со щелчком включилось флуоресцентное освещение – потянул люк вниз, закрыл вход и переключил замок на дверной панели на ручное управление.

В номере 92 не было ничего, кроме стандартного миникомпьютера «Хитачи» и маленькой холодильной камеры из белого стиропласта. В холодильнике хранилось три килограмма отличного «сухого льда», аккуратно завернутого в бумагу во избежание испарения, и круглая медицинская алюминиевая фляжка. Усевшись на коричневый мат из мягкого пластика, который служил одновременно полом и постелью, Кейс вытащил из кармана пистолет Шина и положил его на холодильник. Потом снял куртку. Коммуникационный терминал капсулы был вделан прямо в вогнутую стену, рядом висела табличка, на которой на семи языках перечислялись правила проживания в отеле. Кейс достал из гнезда пульт управления терминалом и набрал по памяти номер абонента в Гонконге. Выждав пять гудков, дал отбой. Покупатель на три мегабайта свежайшей информации, хранящейся сейчас в чипах памяти его «Хитачи», на звонки не отвечал.

Затем Кейс набрал токийский номер в районе Синзюки.

Ответила женщина на коммутаторе, прощебетав что-то по-японски.

– Могу я поговорить со Змеем?

– Очень рад вас слышать, – приветствовал его голос Змея, прозвучавший в трубке после нескольких секунд переключений. – Я ждал вашего звонка.

– Мне удалось достать музыку, которую вы заказывали.

Кейс мельком глянул на холодильник.

– Замечательно. У нас временные трудности с оплатой наличными. Вы можете отправить товар без предоплаты?

– Нет, послушайте, я сейчас никак не могу себе этого позволить, мне нужны деньги…

Змей дал отбой.

– Вот гад, – сказал Кейс коротким гудкам в наушнике. И уставился на маленький дешевый пистолет.

– Туго, – сказал он. – Очень туго идут сегодня делишки.

Кейс вошел в «Чат» за час до рассвета. Обе его руки были глубоко упрятаны в карманы куртки – одной он держался за взятый напрокат пистолет, а в другой сжимал алюминиевую фляжку.

Рац сидел за столиком в дальнем конце бара и цедил из пивной кружки минеральную воду «Аполлонарис». Его стодвадцатикилограммовое тело громоздилось на отчаянно скрипящем стуле и опиралось спиной о стену. За стойкой молодой бразилец по имени Курт обслуживал группку последних молчаливых пьяниц. Когда Рац поднимал кружку и делал очередной глоток, отчетливо слышалось жужжание моторчика в пластиковой руке. Бритая голова хозяина бара блестела от испарины.

– Плохо выглядишь, дружище артист, – сказал он Кейсу, обнажая влажные руины зубов.

– Зато дела у меня идут блестяще, – сказал Кейс, расплываясь в лучезарной улыбке скелета. – Просто превосходно. – И, не вынимая рук из карманов, мешком плюхнулся на стул напротив Раца.

– Бродишь по округе, отгородившись от мира выпивкой и пилюлями? Неплохой способ не думать о грустном, да?

– Почему бы нам не сменить пластинку, Рац? Ты видел сегодня Вейджа?

– Отличная защита от страха и одиночества, – продолжал гнуть свое бармен. – Прислушивайся к своему страху. Может быть, он твой единственный друг.

– Ничего не слышал о заварушке в аркаде сегодня вечером, Рац? Кого-нибудь ранили?

– Какой-то псих порезал охранника, – Рац пожал плечами. – Говорят, какая-то девчонка.

– Мне нужно поговорить с Вейджем, Рац. Мне…

– Ага, – губы Раца сжались в узкую полоску. Он смотрел за спину Кейсу, в сторону входа. – Похоже, такая возможность тебе сейчас представится.

В глазах Кейса заплясали хромированные сюрикены. В ушах засвистела скорость. Рукоятка пистолета в его руке стала скользкой от пота.

– Герр Вейдж, – произнес Рац, медленно поднимая свой розовый манипулятор на уровень груди, словно для пожатия, – как приятно видеть вас здесь. Вы так редко оказываете нам честь.

Кейс повернул голову и оказался лицом к лицу с Вейджем – с темно-коричневой абсолютно незапоминающейся маской, на которой выделялись только глаза, дорогие трансплантаты от «Никон» цвета морской волны. Плечи Вейджа обтягивал пиджак из пуленепробиваемого шелка, а запястья украшали простенькие платиновые браслеты. Его сопровождали телохранители, два очень похожих друг на друга молодых парня с бугрящимися на плечах и руках пересаженными мышцами.

– Как дела, Кейс?

– Джентльмены, – сказал Рац, розовой клешней поднимая со стола переполненную окурками пепельницу. – Мне здесь неприятности не нужны. – Пепельница была из толстого пластика, на ее боку красовалась реклама пива «Цингао». Рац с размаху грохнул ее о стол. Во все стороны полетели осколки зеленого пластика и окурки. – Я достаточно ясно выражаюсь?

– Эй, дорогуша, – проворковал один из парней Вейджа. – Может, желаешь попробовать этот трюк на мне?

– Лучше целиться не в ноги, Курт, – задумчиво проговорил Рац.

Кейс бросил взгляд в сторону стойки и увидел, что бразилец уже навел на трио усмирительную полицейскую винтовку «Смит и Вессон», применяемую обычно против демонстрантов. В ствол ружья, из проката газетной толщины, обернутый километром стеклотканой ленты, легко можно было засунуть кулак. Каркас-магазин содержал пять толстых оранжевых зарядов, при разрыве которых возникал низкочастотный, субзвуковой удар, лишающий человека способности двигаться.

– Технически вроде бы не смертельно, – пояснил Рац.

– Эй, Рац, – сказал Кейс, – я ведь с тобой еще не рассчитался.

Бармен пожал плечами.

– А ты мне пока и не задолжал. Вот этим, – Рац зыркнул в сторону Вейджа и его мальчиков, – не мешало бы знать местные порядки получше. Никому не позволено устраивать разборки с клиентами в «Чатсубо».

Вейдж вежливо кашлянул.

– А кто сказал, что я собираюсь трогать ваших клиентов? Нам просто нужно поговорить о делах, и все. Кейс и я – мы работаем вместе.

Кейс выхватил из кармана оружие и направил его на Вейджа, целясь ниже пояса.

– Я слышал, ты хочешь со мной разделаться.

Клешня Раца сомкнулась вокруг пистолета, повернулась и заставила Кейса разжать руку.

– Слушай, Кейс, скажи мне, какая вошь тебя укусила, черт возьми? Ты сдурел или как? С чего ты взял, что я хочу тебя пришить? – Вейдж обернулся к парню, стоявшему по левую руку от него: – Вы двое возвращайтесь в Намбан. Ждите меня там.

Кейс взглядом проводил телохранителей до выхода из бара, к этому времени уже совершенно безлюдного, если не считать Курта и пьяного матроса в хаки, который спал на полу, свернувшись калачиком вокруг ножки табурета перед стойкой. Ствол винтовки неотвязно следовал за парнями Вейджа до дверей, затем быстро вернулся обратно к их хозяину. На стол со стуком выпала обойма из пистолета Кейса. Зажав пистолет в клешне, Рац выщелкнул патрон из ствола.

– Кто сказал, что я хочу убить тебя, Кейс? – снова спросил Вейдж.

Линда.

– Кто сказал тебе это, парень? Кому вдруг понадобилось подставлять тебя?

Моряк на полу застонал, и его шумно вырвало.

– Выкинь отсюда этого говнюка, – крикнул Рац Курту, который раскуривал сигарету, усевшись на краю стойки и положив винтовку поперек коленей.

Кейс почувствовал, как вся тяжесть прошедшей ночи вдруг навалилась на него и придавила, словно из самосвала на него хлынул поток мокрого песка. Он достал из кармана медицинскую фляжку и протянул ее Вейджу.

– Все, что у меня есть. Гипофизы. Даже если сдашь их оптом в одни руки, наверняка получишь не меньше пяти сотен. Остаток я хотел выручить кое за что в моем компе, но клиент, наверное, уже ушел.

– С тобой все в порядке, Кейс? – Фляжка исчезла за пуленепробиваемым лацканом. – Я хочу сказать, что все нормально, это скостит с тебя четверть, но выглядишь ты плохо. Как растоптанное дерьмо. Тебе бы лучше пойти куда-нибудь и отоспаться.

– Да. Конечно. – Кейс поднялся, и «Чат» поплыл у него перед глазами. – Да, было у меня еще полсотни, но я их кому-то отдал.

Он коротко хохотнул. Подобрал обойму от своего пистолета, отдельно валяющийся патрон и опустил их в карман, затем взял со стола и положил в другой карман оружие.

– Пойду повидаюсь с Шином, заберу у него свой залог.

– Иди домой, артист, – неуверенно сказал Рац, скрипнув стулом. – Иди домой.

Чувствуя, что ему смотрят в спину, Кейс пересек бар и плечом открыл пластиковую дверь.

– Сучка, – сказал он розовеющему рассветному небу над Шига. В конце улицы, в Нинсее, с ловкостью призраков начали исчезать голограммы, а большая часть неоновых вывесок была уже погашена и мертва. Стоя рядом с тележкой уличного торговца, Кейс тянул крепкий черный кофе из крошечной чашечки и смотрел на восход солнца. – Ну что ж, улетай отсюда, дорогая. Города вроде этого – для людей, которым нравится идти ко дну.

Однако дух его был вовсе не таким стойким, как он себя уверял, и ощущение предательства приживалось в его сознании с огромным трудом. Ей нужен билет до дома, и на те деньги, которые можно выручить за содержащееся в чипах памяти его «Хитачи», этот билет купить удастся – если, конечно, обратиться к честному скупщику. И эти полсотни: она наверняка их сразу же спустила, а после решила выпотрошить из него все остатки.

Когда Кейс выбрался из кабинки лифта, за консолью сидел все тот же паренек. И читал новую книжку.

– Здорово, приятель, – крикнул ему Кейс через пластиковую лужайку. – Не надо мне ничего говорить. Я сам уже все знаю. Меня навещала красивая леди, сказавшая, что у нее есть свой ключ. Дала тебе на чай. Наверно, примерно полтинник «новых»?

Парень опустил книгу.

– Женщина, – объяснил Кейс и провел через весь лоб большим пальцем. – Шелк.

И широко улыбнулся.

Парень улыбнулся ему в ответ и кивнул.

– Что ж, премного тебе благодарен, придурок, – завершил разговор Кейс.

Ему долго не удавалось открыть дверь своего номера. Она наверняка повредила замок, когда ковырялась в нем, решил Кейс. Неумеха. Сам он знал, где взять на время отмычку, способную открыть в любую дверь «дешевом отеле». Наконец он протиснулся внутрь, и капсула осветилась мерцающим флуоресцентом.

– А теперь медленно и осторожно опусти за собой люк, дружище. Тот особый пятничный заказ, что принес тебе официант, все еще с тобой?

Она сидела на полу спиной к стене в дальнем конце капсулы, уперевшись в мягкий пластик каблуками крепких черных ботинок и положив локти на согнутые колени. Похожее на перечницу дуло иглострела смотрело Кейсу прямо в живот.

– Это ты была там, в аркаде? – Кейс опустил люк. – А где Линда?

– Нажми на кнопку замка и закрой его.

Кейс выполнил приказ.

– Линда – это твоя девушка?

Кейс кивнул.

– Она ушла. Забрала твой «Хитачи» и ушла. Очень нервная барышня. Так что насчет пистолета, приятель?

На ней были зеркальные очки. И одежда сплошь черного цвета.

– Я вернул его Шину и забрал залог. Патроны продал ему же за половину цены. Тебе нужны деньги?

– Нет.

– Хочешь забрать «сухой лед»? Это все, что у меня сейчас есть.

– Что нашло на тебя вчера вечером? Зачем ты устроил этот спектакль в аркаде? Мне пришлось разбираться с охранником, навалившимся на меня с нунчаками.

– Линда сказала, что ты хочешь меня убить.

– Линда сказала? Я с ней впервые встретилась здесь, у тебя.

– Ты не работаешь на Вейджа?

Девушка отрицательно покачала головой. До Кейса вдруг дошло, что зеркальные очки вживлены в ее глазницы – впечатление создавалось такое, будто серебряные линзы растут у нее над щеками прямо из гладкой белой кожи, обрамленной темными волосами, подстриженными грубыми космами. Пальцы, сжимающие иглострел, были длинными, белыми, с ярко-красными наманикюренными и блестящими ногтями. Ногти – явно искусственного происхождения.

– Похоже, ты окончательно утратил верное представление о реальности, Кейс. Заметил меня и сразу же попытался втиснуть в окружающий тебя мирок.

– Так что же вам нужно, леди?

Кейс прислонился спиной к люку.

– Ты. Твое живое тело и мозги, если от них еще что-нибудь осталось. Молли, Кейс. Меня зовут Молли. Я забираю тебя для одного человека, на которого работаю. Для небольшого разговора, и все. Никто тебя не обидит.

– Это хорошо.

– Но иногда мне все же приходится причинять людям боль, Кейс. Можно сказать, это часть моей работы.

На ней были джинсы из тонкой черной кожи и мешковатая куртка, сшитая из особой ткани, по всей видимости, обладающей способностью поглощать свет.

– Если я уберу этот пистолет с иголками, ты будешь вести себя хорошо, Кейс? До сих пор было похоже на то, что ты готов к разным глупостям.

– Эй, да я – само спокойствие. И вообще я человек тихий, безобидный.

– Отлично, приятель. – Иглострел исчез в недрах черной куртки. – Ты уже убедился, что дурить со мной не стоит, но на всякий случай запомни: следующая попытка станет для тебя последней.

Девушка протянула вперед руки, повернула их ладонями вверх, слегка раздвинула пальцы, и из-под ее маникюра с отчетливым щелчком выскользнули десять обоюдоострых четырехсантиметровых лезвий, похожих на скальпели.

Молли улыбнулась. Лезвия медленно втянулись обратно.

2

После года жизни в капсулах комната в номере на двадцать пятом этаже «Тиба Хилтон» показалась Кейсу огромной. Десять метров в длину и восемь в ширину – полулюкс.

На низеньком столике перед скользящими прозрачными панелями, закрывающими выход на узкий балкончик, пускала пар белая кофеварка «Браун».

– Подзаправься кофе, Кейс. Кажется, тебе это не помешает.

Молли сбросила свою черную куртку; иглострел висел у нее под мышкой в черной нейлоновой кобуре. Под курткой оказался серый пуловер без рукавов, со стальными застежками-молниями на плечах. Пуленепробиваемый, решил Кейс, наливая кофе в ярко-красную чашечку. Руки и ноги не желали его слушаться и были как деревянные.

– Кейс.

Он вздрогнул, вскинул голову и увидел перед собой незнакомого мужчину.

– Меня зовут Армитаж.

На нем был темный халат, распахнутый до пояса. Широкая грудь, не закрытая халатом, была безволосой и мускулистой, живот – подтянутым и крепким, а голубые глаза – такими бледными, что у Кейса мелькнула мысль об отбеливателе.

– Твое солнце восходит, Кейс. Наступает твой самый счастливый день, мальчик.

Кейс сделал неловкое движение рукой с чашкой, но человек с легкостью уклонился от струи горячего кофе. Коричневый поток стек по стене, оклеенной словно бы рисовой бумагой. В левом ухе мужчины Кейс заметил серьгу, золотой многоугольник. Спецназ. Человек улыбнулся.

– Можешь налить себе еще кофе, – сказала Молли. – Ничего страшного, но ты отсюда никуда не уйдешь до тех пор, пока Армитаж не скажет тебе все, что собирался.

Она сидела, скрестив ноги, на диванчике, обитом шелком, и не глядя разбирала иглострел. Ее сдвоенные зеркальца проследили за тем, как Кейс вернулся к столику у окна и снова наполнил свою чашку.

– Слишком молод и войну, конечно же, не помнишь, а, Кейс?

Армитаж пригладил свои коротко стриженные каштановые волосы. На запястье у него блеснул тяжелый золотой браслет.

– Ленинград, Киев, Сибирь. Твой тип людей мы создавали для Сибири, Кейс.

– Это как понимать?

­ «Броневой кулак», Кейс. Слыхал?

– Что-то вроде штурмовой операции, кажется, так? Попытка ликвидировать русские сети при помощи боевых вирусных программ. Да, я слышал об этом. Никто оттуда не вернулся.

Кейс почувствовал, что в комнате повисло напряжение. Армитаж подошел к окну и принялся рассматривать Токийский залив.

– Это не так. Одна группа сумела добраться до Хельсинки, Кейс.

Кейс пожал плечами и отхлебнул кофе.

– Ты компьютерный ковбой. Прототип того программного продукта, которым ты пользовался, чтобы влезать в компьютерные сети банков, был разработан для «Броневого кулака». Для проникновения в компьютерную сеть Киренска. Боевая единица состояла из легкой авиетки для ночного полета, пилота, деки для подключения к Матрице и жокея. Мы использовали вирус под названием «Моль». Серия «Моль» была первым поколением боевых компьютерных программ, предназначенных для взлома любых защит.

– Ледорубы, – сказал Кейс, рассматривая что-то в своем кофе.

– Да, лед – по-английски «айс», ice. ICE – сокращение от «Электронная защита от несанкционированного доступа».

– Дело в том, мистер, что я нынче уже не жокей, так что, пожалуй, я лучше пойду…

– Я был там, Кейс… и принимал участие в создании людей твоего типа.

– Значит, у вас чертовски большой опыт общения с людьми моего типа. И при этом хватает денег на лезвиерукую девочку, чтобы попросить ее пригнать меня сюда, но не более того. Я никогда уже не смогу стучать по клавишам, ни для вас, ни для кого-то другого.

Кейс подошел к окну и посмотрел вниз.

– Мое место – вон там.

– В нашем досье отмечено, что на улицах ты специально нарываешься на неприятности и делаешь вид, что не замечаешь, когда твоей жизни угрожает опасность.

– В досье?

– Мы создали твою подробную математическую модель. Достали полное описание твоих похождений под всеми кличками и выжимку прогнали через военный компьютер. Ты – типичный самоубийца, Кейс. Модель отвела тебе месяц. Если, конечно, ты останешься на улице. А наши медицинские данные свидетельствуют о том, что через год тебе понадобится новая поджелудочная железа.

­ «Наши»? – Кейс встретился взглядом с блекло-голубыми глазами. – Чьи это – «наши»?

– Как ты отнесешься к тому, что я скажу: мы можем привести в норму твою поврежденную нервную систему, Кейс?

Внезапно Армитаж показался Кейсу статуей, отлитой из металла, безжизненной, недвижной, невероятно тяжелой. Теперь он знал, что это всего лишь сон и что скоро он проснется. Армитаж больше ничего не скажет. Все сны Кейса обычно заканчивались такими стоп-кадрами, застывшими немыми сценами, и этот, очередной, близился к завершению.

– Так что ты скажешь, Кейс?

Кейс смотрел на залив; его била нервная дрожь.

– Я скажу, что вы лепите мне на уши какое-то дерьмо.

Армитаж кивнул.

– А потом спрошу, каковы будут ваши условия.

– Ничего такого, что резко отличалось бы от твоих занятий в недалеком прошлом, Кейс.

– Может, дадим человеку выспаться, Армитаж? – сказала со своего диванчика Молли. Части иглострела, разложенные на шелке, напоминали части хитрой головоломки. – У него сейчас голова лопнет.

– Условия, – сказал Кейс, – и прямо сейчас. Сию минуту.

У клиники не было названия, но обстановка там была роскошная. Лечебное учреждение состояло из горстки чистеньких домишек, разбросанных по аккуратному садику. Кейс помнил это место со времен мытарств первого месяца своего пребывания в Тибе.

– Боишься, Кейс. Ты здорово боишься.

Был воскресный полдень, и они с Молли стояли в некоем подобии больничного дворика. Белые валуны, зеленые заросли бамбука, аккуратно выведенные волны из черного гравия. Киберсадовник, напоминающий большого металлического краба, ухаживал за бамбуком.

– Все пройдет как надо, Кейс. Ты даже не догадываешься, какими средствами располагает Армитаж. Не вдаваясь в подробности, скажу: он заплатил этим «нервным» ребятам, чтобы они привели тебя в порядок сообразно инструкции, в которой сказано, как это можно сделать, и которую Армитаж же им и дал. Он обскакал их в этих делах года на три. Представляешь, сколько это стоило?

Молли просунула большие пальцы в шлевки кожаных джинсов и принялась покачиваться на каблуках. На ней были красные лакированные ковбойские сапожки с узкими носками, убранными в блестящее мексиканское серебро. Глаза-линзы Молли напоминали сосуды с жидкой ртутью и взирали на Кейса с холодным спокойствием насекомого.

– Ты, уличный самурай, – спросил Кейс, – сколько ты уже работаешь на него?

– Пару месяцев.

– А до этого?

– На другого. Я девушка работящая, знаешь ли.

Кейс кивнул.

– Смешно, Кейс.

– Что смешно?

– Я словно бы хорошо знакома с тобой. Эти досье, которые давал мне Армитаж… Я знаю все о том, как ты зарабатываешь себе на хлеб.

– Сестричка, ты меня совсем не знаешь.

– Ты хороший парень, Кейс. То, что с тобой случилось, называется просто неудачным стечением обстоятельств.

– А как насчет Армитажа? С ним все в порядке, Молли?

Робот-краб пополз в их сторону, медленно переваливаясь через гравийные волны. Его бронзовому панцирю могла быть вся тысяча лет. Когда до ноги Молли остался метр, кибер исторг узкий луч света, после чего на некоторое время застыл, анализируя полученные данные.

– Первое, о чем я всегда думаю, это моя обожаемая задница, Кейс.

Краб изменил курс, собираясь обогнуть сапог Молли, но она мягко и точно пнула робота – серебряный мысок лязгнул о панцирь. Кибер упал на спину и задрыгал в воздухе бронзовыми лапками, но очень быстро перевернулся и пополз дальше.

Кейс присел на один из валунов и поводил ногой, поправляя нарушенную его следами гармонию гравийных волн. Поискал в кармане сигареты.

– В рубашке, – подсказала Молли.

Кейс выудил из пачки «Ехэюань» согнутую сигарету, и Молли дала ему прикурить от изящной хромированной немецкой зажигалки, похожей на принадлежность хирургического кабинета.

– Ну что ж, я скажу тебе. Армитаж сейчас на коне. Сейчас он при больших деньгах, у него таких никогда раньше не было, и с каждым днем получает все больше и больше. – Кейс отметил напряжение в ее голосе. – Или, возможно, не он, а тот, кто стоит за ним… – Молли пожала плечами.

– И что это означает?

– Точно не знаю. Я знаю только, что понятия не имею, кто он и на кого мы с ним работаем.

Кейс заглянул в ее сдвоенные зеркальца. В субботу вечером, покинув «Хилтон», он вернулся в «дешевый отель» и проспал десять часов кряду. А потом долго и бесцельно бродил вдоль охранного ограждения порта, разглядывая чаек, кружащих над волнорезами. Если Молли и следила за ним, то делала это мастерски. Ночной Город Кейс обошел стороной. Дождался в капсуле звонка Армитажа. А теперь сидел в этом тихом больничном дворике в обществе девушки с телом гимнастки и руками фокусника и ждал вызова на операцию.

– Прошу вас, пройдите, сэр, анестезиолог ждет.

Лаборант кивнул, повернулся и, не дожидаясь Кейса, направился обратно к зданию клиники.

Леденящий запах стали. Морозные пальцы ласкают его спину.

Он, потерянный, такой маленький в этой бескрайней тьме, руки наливаются холодом, образ собственного тела блекнет на фоне неба цвета телевизионного экрана…

Голоса…

И сразу – черный огонь в ветвящихся корневищах нервов, боль, перехлестнувшая пределы всего, чему имя боль было дано…

Лежать спокойно. Не шевелиться.

И Рац был здесь, и Линда Ли, и Вейдж, и Лонни Зон. Сотни лиц из неоновых джунглей, моряки, дельцы и шлюхи оттуда, где небо – отравленно-серебристо, а череп – тюрьма.

Черт побери, да не ёрзай.

Где небо блекнет, превращаясь из шипящей мешанины статических разрядов в иноцветие Матрицы, и где на нем сверкают сюрикены, его звезды.

– Да тише же, Кейс, мне нужно попасть тебе в вену!

Она сидела у него на груди и держала в руке голубой пластиковый шприц.

– Черт, если ты не будешь лежать спокойно, я тебе горло перережу! В тебе еще до черта ингибиторов эндорфинов.

Очнувшись, Кейс обнаружил, что рядом с ним в темноте лежит она.

В шее было неприятное хрусткое ощущение. В спине отстраненно пульсировала боль. Образы возникали и рассыпались: мельтешение видов Мурашовника, купола Фуллера, туманные фигуры двигаются мимо по затененным мостам и эстакадам…

– Кейс? Сегодня среда, Кейс.

Она пошевелилась, повернулась, перевесилась через него. Ее грудь на мгновение прижалась к его руке. Он услышал, как она откупорила бутылку с водой и сделала несколько глотков.

– Держи. – Она вложила бутылку ему в руку. – Я вижу в темноте, Кейс. В мои очки встроены микроволновые усилители, переводящие сверхвысокие частоты в оптический диапазон.

– Спина болит.

– Это там, где тебе подсаживали спинномозговую ткань. Кровь тебе тоже поменяли. Кровь – потому что теперь у тебя новая поджелудочная железа. Кроме того, в твою печень вживлено немного новой ткани. А что сотворили с твоими нервами, я даже не берусь описать. Невероятное количество мелких пересадок. Пожалуй, переделали почти все. – Молли подтянулась на руках и села. – Сейчас 2:43:12 ночи, Кейс. К моему зрительному нерву подсоединен чип таймера с индикатором.

Он тоже сел и попробовал отпить из бутылки. Захлебнулся, закашлялся – тепловатая вода пролилась ему на грудь и ноги.

– Нужно попробовать подключиться, – услышал Кейс собственный голос. Он принялся ощупью искать одежду. – Нужно узнать…

Молли рассмеялась. Сильные маленькие руки потянули его за плечи обратно.

– Извини, ковбой. Придется подождать восемь дней. Приказ врачей. Если ты сядешь за клавиатуру прямо сейчас, твоя нервная система высыплется через задницу. Кроме того, доктора уверены, что она работает. На всякий случай тебя еще раз проверят через день или два.

Кейс снова лег на спину.

– Где мы?

– Дома. В «дешевом отеле».

– А где Армитаж?

– В «Хилтоне», продает аборигенам бусы или что-то в этом роде. Скоро мы уедем отсюда, приятель. Амстердам, Париж, потом домой, в Мурашовник.

Она тронула его плечо.

– Перевернись. Я хорошо умею делать массаж.

Кейс лег на живот, вытянул руки вперед, коснулся пальцами стены капсулы. Молли села на него верхом, на поясницу, уперлась коленями в пластик пола. От ее кожаных джинсов исходила прохлада. Провела пальцами по его шее.

– А почему ты не в «Хилтоне»?

Вместо ответа она отвела руку назад, положила ему между ног и тихонько покатала большим и указательным пальцами мошонку. Так продолжалось с минуту – Молли возвышалась над ним в темноте, одна рука вытянута назад и нежно гладит его чресла, другая остается на его шее. Кожа ее джинсов тихо поскрипывала. Кейс чуть изменил позу, почувствовав, что напрягся и пол мешает ему.

Его голову по-прежнему наполняла тупая переливающаяся боль, но хрусткое ощущение в шее начало проходить. Он поднялся на локте, перевернулся и откинулся на мягкий пластик, потянул Молли вниз, лизнул ее грудь – твердый маленький сосок влажно скользнул по его щеке. Он отыскал молнию на джинсах Молли и попытался расстегнуть ее.

– Я сама, – сказала она, – мне видно лучше.

Звук расстегиваемой молнии. Молли легла на спину и дергала ногами до тех пор, пока не освободилась от штанов. Затем перекинула ногу через Кейса, и он провел рукой по лицу девушки. И вдруг коснулся твердой поверхности вживленных линз.

– Не надо, – сказала Молли, – останутся следы пальцев.

Она снова оседлала его, взяла за руки, прижала их к своему телу: одну к ягодицам сзади – большой палец вдоль вертикального желобка, другую к лобку – пальцы растопырены. Затем передвинулась чуть вперед, приподнялась и начала опускаться, и в его сознании снова замельтешили образы – лица, фрагменты неоновых картин возникали и рассыпались. Молли скользнула вниз, и спина Кейса конвульсивно выгнулась. Молли задвигалась, нанизывая себя, снова и снова скользя вверх и вниз, и так до тех пор, пока они не кончили, оба одновременно, и его оргазм полыхнул голубым светом в пространстве безвременья, беспредельном, огромном, как Матрица, и ураган разорвал мельтешащие лица в клочья и унес прочь по бесконечному коридору, а ноги Молли, сильные и влажные с внутренней стороны, крепко сжимали бедра Кейса.

В Нинсее тонкий ручеек будничной версии толп выходного дня змеился по улицам все в том же безостановочном танце биза. Волны звуков накатывали от аркады и движущихся тротуаров. Кейс заглянул в «Чат» и нашел Зона: тот присматривал за своими девочками во влажных, пропахших пивом сумерках бара. Рац был на посту, за стойкой.

– Не видел Вейджа, Рац?

– Сегодня вечером – нет.

Рац двинул бровью в сторону Молли.

– Если увидишь, передай, что я достал для него деньги.

– Что, судьба переменилась, дружище артист?

– Да ну тебя, еще сглазишь.

– Слушай, мне просто необходимо повидаться с этим парнем, – сказал Кейс, рассматривая свое отражение в ее очках. – Нужно свернуть биз и всякое такое.

– Армитажу не понравится, что я выпустила тебя из поля зрения.

Молли стояла под плавящимися часами Диана, уперев руки в бедра.

– Этот парень не будет говорить со мной в твоем присутствии. Диан разговаривает только с глазу на глаз. Очень себя бережет. Но у меня есть люди, которые просто пойдут на дно, если я уйду из Тибы втихую. Мои люди, ты понимаешь?

Губы Молли сжались. Она покачала головой.

– У меня ребята в Сингапуре, связи в Токио – в Синзюки и Асакуза, – и все они пойдут на дно, понимаешь? – врал он, положив руку на ее затянутое в черное плечо. – Пять. Пять минут. По твоим часам, идет?

– Мне платят не за это.

– За что тебе платят – это одно дело. А если несколько моих близких друзей погибнут из-за того, что ты слишком буквально понимаешь свои инструкции, это совсем другое.

– Ну-ну. Нечего вешать мне лапшу насчет близких друзей. Ты пришел сюда, чтобы вычислить меня и Армитажа с помощью своего дружка-контрабандиста.

Молли водрузила красный сапог на запыленный кофейный столик а-ля Кандинский.

– А, Кейс, дружище! Похоже, у твоей подруги пушка, не считая приличного количества кремния в голове. Так какие у нас дела?

Вопрос Диана повис в воздухе между Кейсом и Молли, словно заговорил призрак.

– Не отключайся, Жюль. Как бы там ни было, я вхожу один.

– Уж пожалуйста, удостоверься в этом, сынок. Не дай тебе Бог, чтобы вышло иначе.

– Ладно, – проворчала Молли. – Иди. Но на пять минут. Чуть задержишься – и я тоже войду и навсегда успокою твоего осторожного друга. А пока ты будешь там, внутри, постарайся догадаться кое о чем.

– О чем?

– Почему я тебе это позволяю.

Она повернулась и вышла за дверь, мимо уложенных друг на друга белых упаковок с консервированным имбирем.

– Заводишь все более странные знакомства, Кейс? – спросил Диан.

– Жюль, она вышла. Позволь мне войти. Прошу тебя, Жюль.

Задвижки со щелчком ушли в стены.

– Только не спеши, Кейс, – сказал голос.

– Давай, Жюль, готовь к работе свою механику, – сказал Кейс, присаживаясь на гнутое креслице.

– Моя механика всегда наготове, – спокойно сказал Диан, доставая из-за разобранной механической пишущей машинки оружие и аккуратно направляя его на Кейса. Это был револьвер, из тех, что обычно носят в кобуре на поясе, «Магнум» со спиленным почти до самого барабана стволом. Предохранительная скоба спускового крючка тоже была удалена, а рукоятка обернута чем-то вроде изоленты. Кейс подумал, что видеть такое в розовых, с изящным маникюром руках Диана более чем странно. – Всего лишь предосторожность, ты же понимаешь. Ничего личного. Так объясни, зачем ты пришел?

– Мне нужен экскурс в историю, Жюль. И данные на одного парня.

– А что стряслось, сынок?

На Диане была светлая рубашка в карамельно-коричневую полоску, с воротничком, белым и твердым как фарфор.

– Дело во мне, Жюль. Я уезжаю. Сматываю удочки. Но прошу тебя оказать услугу, хорошо?

– Данные на кого, сынок?

– На одного сукина сына по имени Армитаж, проживающего сейчас в «Хилтоне».

Диан опустил револьвер, с нажимом сказал:

– Сиди тихо, Кейс, – и застучал по миниатюрной клавиатуре, лежащей у него на колене.

– Похоже, тебе известно ровно столько, сколько всей моей сети. Впечатление такое, что у этого джентльмена какое-то соглашение с якудза, а сыны бледных хризантем способны надежно укрывать своих друзей от глаз любопытных вроде меня. Других каналов у меня нет. Так что давай перейдем к истории. Ты сказал – история?

– Война. Ты был на войне, Жюль?

– Война? Да какая там война! Всего-то три недели.

­ «Броневой кулак».

– Известная операция. Неужели вам перестали преподавать в школе историю? Большой и мерзкий послевоенный политический футбол, вот как это называется. Уотергейт чистой воды. Эти бонзы, Кейс, военные шишки из Мурашовника… Где это было? Маклин, что ли?.. Отсиделись в бункерах, все такое… большой скандал. Пустили коту под хвост добрую толику молодого патриотически настроенного пушечного мяса в целях проверки шибко новых технологий. Как всплыло позже, они знали о русских охранных поясах. Знали об эмпах – магнитном пульсационном оружии. И все равно послали туда ребят, просто посмотреть, что из этого выйдет. – Диан пожал плечами. – Пушечное мясо для иванов.

– Кто-нибудь из тех парней выбрался оттуда?

– Господи, – вздохнул Диан, – это была настоящая бойня… Но все-таки двое или трое вернулись. Одна из команд. Захватили советский военный вертолет… Тебе вообще-то следовало бы об этом знать. Долетели на нем до Финляндии. Но у них не было кодовых паролей для входа, и финские ПВО сшибли их ко всем чертям прямо на границе. Дела спецназа, – Диан потянул носом. – Кровавая баня.

Кейс кивнул. Все вокруг было пропитано запахом консервированного имбиря.

– Сам я всю войну прокантовался в Лиссабоне, – продолжил Диан, откладывая пистолет. – Прекрасное место – Лиссабон.

– В действующих частях, Жюль?

– Можно считать, что нет. Но я видел работу наших ребят. – Диан улыбнулся своей розовой улыбкой. – А что война может сделать с рынком – любо-дорого смотреть.

– Спасибо, Жюль. Я твой должник.

– Не бери в голову, Кейс. И – счастливо.

Потом Кейс говорил себе, что этот вечер с самми не заладился с самого начала и что еще пробираясь следом за Молли по коридору, толкаясь у билетных касс и медленно проходя вместе с толпой внутрь через прозрачные воротца, он уже чуял это. Смерть Линды…

После его свидания с Дианом они отправились в Намбан, где он выплатил Вейджу свой долг пачкой новых иен, выданных Армитажем. Вейджу это понравилось, его парням это понравилось меньше, что же касается Молли, то она переминалась позади Кейса с ноги на ногу в восторженном и хищном напряжении и вызывающе улыбалась, очевидно, страстно желая, чтобы молодчики Вейджа дали повод. Покончив с этим, они вернулись в «Чат», выпить пива.

– Зря тратишь деньги и время, ковбой, – сказала Молли, глядя, как Кейс достает из кармана куртки октагон.

– А в чем дело? Хочешь попробовать?

Кейс протянул таблетку девушке.

– Дело в твоей новой поджелудочной железе, Кейс, а также в дополнительных отводах в печени. Армитаж велел встроить тебе обвод для этого дерьма. – Она постучала по октагону красным ногтем. – Ты теперь биохимически неспособен воспринимать кокаин и амфетамины, вот и все.

– Черт, – выругался Кейс. Посмотрел на октагон, потом на нее.

– Съешь его. Съешь хоть дюжину. Ничего не будет.

Кейс проглотил таблетку. Никакой ответной реакции не последовало.

Три пива спустя Молли спросила Раца насчет боев.

– Самми, – лаконично ответил Рац.

– Я пас, – сказал Кейс. – Я слышал, они там убивают друг друга.

Через час она уже покупала им билеты у костлявого тайца в белой майке и мешковатых регбистских штанах.

Самми проводилось в надувном куполе, прячущемся среди огромных портовых складов, – серое полотнище, туго натянутое на замысловатый стальной каркас. Коридор с герметичными дверями в начале и конце являл собой некое грубое подобие космического воздушного шлюза, сохраняющего перепад давления между внутренностью здания и улицей. В коридоре на потолке из древоплит через равные интервалы висели флуоресцентные светильники, по большей части разбитые. Воздух внутри сооружения был влажным, пропитанным запахом пота и сырого бетона.

Все это никак не подготовило Кейса к виду самой арены, к толпе, к напряженной тишине, к огромным башнеподобным фигурам под куполом. От арены вверх расходились бетонные круги с сиденьями; в ее центре по окружности приподнятой площадки ринга поблескивал частокол проекционного оборудования. Никакого освещения. Только сияние голограмм, которые проворно двигались над рингом, воспроизводя выпады двух бойцов внизу. Над рядами зрителей стелился пласт сигаретного дыма, выплывая вверх, где его подхватывали потоки воздуха от вентиляторов, поддерживавших давление внутри конструкции. Никаких звуков, только приглушенное урчание вентиляции и усиленное репродукторами дыхание бойцов.

Изображения мечущихся по арене фигур мерцающими бликами отражались в темной поверхности очков Молли. Голограмма представляла собой десятикратное увеличение боя, и ножи, отблескивающие в лучах подсветки, были почти метровой длины. Оба бойца держали оружие хваткой для обороны, Кейс в этом разбирался – большой палец прижат к лезвию, остальные обнимают рукоятку. Казалось, ножи живут самостоятельной жизнью, скользя, как предписывал ритуал, в опасной близости от тел, череда пассов и выпадов напоминала танец – сталь со звоном встречается со сталью, глаза бойцов выискивают бреши в обороне противника. Обращенное чуть вверх лицо Молли было расслабленным и спокойным, ожидающим.

– Пойду принесу что-нибудь поесть, – сказал Кейс.

Молли кивнула, поглощенная мельтешением клинков.

Кейсу здесь не нравилось.

Он повернулся и ушел в тень.

Слишком темно. И слишком тихо.

Люди на сиденьях вокруг, как он успел заметить, были в основном японцами. И не жителями Ночного Города. Техники из промышленных районов. Это означало, решил Кейс, что арена получила «добро» от комиссии, отвечающей за отдых и досуг какой-нибудь корпорации. Мимоходом он подумал о том, каково это – всю жизнь проработать на одну зайбатцу. Дом от компании, гимн компании, похороны за счет компании…

Прежде чем удалось найти палатку, где торговали едой, Кейсу пришлось сделать вокруг здания почти полный круг. Он купил якитори на вертелах и две высокие вощеные картонки пива. Бросив взгляд вверх, на голограммы, он обнаружил, что грудь одной из фигур уже заливает кровь. Густой коричневый соус стекал с вертелов и капал у Кейса с пальцев.

Еще семь дней, и он подключится. Уже сейчас, закрывая глаза, он представлял себе Матрицу.

По стенам метались тени, вторя череде танцевальных па голограмм.

Страх медленно пополз вверх по спине Кейса. Холодные капли пота заскользили по ребрам, оставляя извилистые дорожки. Операция не удалась. Он по-прежнему здесь, в Тибе, по-прежнему просто кусок мяса, и нет никакой Молли, которая ждет его, наблюдая за сверкающими ножами, никакого Армитажа, сидящего в «Хилтоне» с билетами, новыми паспортами и деньгами. Все это просто сон, очередная жалостная фантазия… Горячие слезы затуманили его взор.

Из сонной артерии ударил фонтан крови, в лучах света полетели красные сгустки. Толпа взвыла, люди поднимались с мест, пронзительно крича. Одна из фигур повалилась навзничь, голограммы начали меркнуть и тускнеть…

Острый привкус рвоты в горле. Кейс закрыл глаза, глубоко вдохнул, снова открыл глаза – и увидел Линду Ли. Она прошла мимо, глаза ее были незрячими от страха. На ней была все та же порванная на плечах французская астронавтская куртка. Линда прошла – и скрылась в полумраке.

Мгновенный бездумный порыв: бросив пиво и цыплят, Кейс кинулся за ней. Он мог бы окликнуть ее, но не был уверен, что это именно Линда.

Мелькнул и застыл бликом на сетчатке глаз тонкий как волос луч красного света. Под ногами Кейса, под тонкими подошвами туфель пронеслась полоса опаленного бетона.

Впереди – ее белые кроссовки, каждый раз исчезающие за поворотом кольцевого коридора. Снова ослепительно яркая, призрачная, тающая нить лазерного луча прямо перед ним. На секунду Кейс перестал видеть, куда бежит.

Кто-то подставил ему ножку. Ладони врезались в шершавый бетон.

Кейс перекатился, развернулся и нанес удар. Вхолостую. Из радужного сияния, восходящего над ареной, вывернулся тощий парень, светлые волосы ежиком, и наклонился над Кейсом. Голографическая фигура над ними повернулась и торжествующе вскинула руку с ножом, приведя толпу в экстаз. Парень улыбнулся и достал что-то из рукава. В красных всполохах луча, еще раз ударившего мимо них в темноту, заиграло лезвие. Кейс увидел, как сложенная углом бритва качнулась по направлению к его горлу, подобно ивовой веточке лозоходца, указующей на подземные воды.

Лицо парня исчезло в гудящем облаке микроскопических взрывов. Иглострел Молли плевался с частотой двадцать выстрелов в секунду. Парень коротко, судорожно захрипел и растянулся поперек ног Кейса.

Кейс поднялся и пошел в сторону палатки с едой, в тень. Глянул на себя, ожидая увидеть рубиновую иглу, пронзившую его грудь. Ничего.

Он нашел Линду. Она лежала у подножия бетонного пилона, и глаза ее были закрыты. Пахло жареным мясом. Толпа за стеной скандировала имя победителя. Продавец пива оттирал маленькую стойку темной тряпкой. Одна белая кроссовка почему-то слетела с ноги Линды и лежала теперь возле ее головы.

Дальше вдоль стены. Следуя бетонному закруглению. Руки в карманах. Не останавливаться. Мимо невидящих лиц, глаз, устремленных к голограмме победителя над рингом. Огонек спички выхватил из темноты морщинистое европейское лицо – губы сомкнуты на короткой металлической трубке. Запах гашиша. Кейс брел словно в вакууме, ничего не чувствуя.

– Кейс, – из чернильной тьмы вынырнули зеркальца Молли. – Ты в порядке?

Позади нее послышался всхлип и неразборчивое бормотание.

Кейс покачал головой.

– Бой уже закончился, Кейс. Пора домой.

Он попытался пройти мимо Молли, в тень, туда, где что-то умирало. Она остановила его, уперев ладонь ему в грудь.

– Приятели твоего хорошего друга. Убили твою девушку. Видать, не обо всех своих друзьях в этом городе ты позаботился, Кейс. Когда я готовилась к работе с тобой, мне на глаза попалось досье на эту старую сволочь. Пустит в расход любого даже ради нескольких новых иен. Тот, позади, сказал мне, что она пыталась сдать перекупщику данные из твоего компа. Им оказалось дешевле убить ее и забрать товар. Просто чуток сэкономили… Я заставила того, с лазером, рассказать мне все. То, что мы оказались здесь, – просто совпадение, но мне нужно было убедиться в этом.

Ее рот был крепко сжат, губы стиснуты в тонкую линию.

Кейсу показалось, будто в его голове кто-то быстро помешал огромной ложкой.

– Кто? – сипло выдавил он. – Кто послал их?

Молли передала ему выпачканную в крови упаковку консервированного имбиря. Он заметил, что ее руки тоже вымазаны кровью. Позади них, в тени, что-то издало влажный захлебывающийся клекот и умерло.

Пройдя послеоперационное обследование в клинике, Кейс вместе с Молли отправился в порт. Армитаж уже ждал их. Он нанял глайдер. Кейс в последний раз увидел Тибу, темную зубчатую стену промышленных зданий. Затем все это скрылось в тумане, клубящемся над черной водой с плавающими пятнами промышленных отходов.

3

Дома.

Домом был БАМА, Мурашовник, Бостон-Атлантский мегаполис-агломерат.

Запрограммируйте Ваш компьютер таким образом, чтобы он нарисовал на очень большом экране монитора карту БАМА, отображая при этом интенсивность информационного обмена, например, в виде одной светлой точки на каждую тысячу мегабайт. Манхэттен и Атланта дадут устойчивый белый цвет. Некоторые их районы начнут пульсировать: мощность информационного потока рвется за пределы отображения Вашей модели. Белые сияющие пятна на Вашей карте грозят превратиться в сверхновые звезды. Охладите их – увеличьте масштаб. Каждая точка – миллион мегабайт. Но и такого увеличения будет мало. При ста миллионах мегабайт в секунду на точку проявятся очертания некоторых кварталов центральной части Манхэттена, а также некоторые промышленные предприятия, построенные более ста лет назад в бывшей пригородной зоне вдоль старой границы Атланты…

Кейс очнулся от сонного наваждения череды аэропортов – черные джинсы Молли мелькают впереди, они пробиваются через толпы Нариты, Сипула, Орли… Он смутно помнил, что в предрассветный час покупал в каком-то киоске плоскую пластиковую фляжку датской водки.

Где-то внизу, в железобетонном основании Мурашовника, поезда гонят перед собой сквозь туннели волны сжатого воздуха. Сами по себе поезда шума не производят, они мягко скользят на магнитной подушке, но гигантские воздушные пробки заставляют туннели петь, гудеть низкочастотным мощным басом. Вибрация доходит до комнаты, где лежит Кейс, и сгоняет пыль с належенных мест в щелях старого паркета.

Открыв глаза, он увидел нагую Молли, растянувшуюся на новехоньком розовом, мягком пластиковом мате. Сверху, сквозь мутное от сажи стекло над их головами, в комнату сочился солнечный свет. Полуметровый квадрат в стекле был заменен платой со множеством разъемов, толстые серые кабели тихо покачивались в нескольких сантиметрах от пола. Кейс продолжал неподвижно лежать на своей половине мата, рассматривая грудь Молли, наблюдая за тем, как она дышит, мысленно сопоставляя очертания ее бедер с функциональной элегантностью обводов фюзеляжей военных самолетов. Ее тело было ладным, хорошо скроенным, с мускулатурой танцовщицы.

Комната была большая. Кейс сел. В помещении не было почти ничего, за исключением просторного розового мата в углу. Рядом с матом стояли две их совершенно одинаковые нейлоновые сумки. Высокие стены без окон. Единственная дверь, металлическая, выкрашенная в белый цвет. Стены покрыты бесчисленными слоями шелушащейся бежевой краски. Типичное рабочее помещение. Кейсу были хорошо знакомы такие комнаты и такой тип домов; их обитатели живут жизнью, в которой искусство еще нельзя назвать преступным, а преступление еще не есть искусство.

Он дома.

Кейс перенес ноги через край мата и опустил их на пол, составленный из маленьких деревянных блоков, местами выбитых из своих гнезд, местами вовсе отсутствующих. Он вспомнил Амстердам, другую комнату в районе Центра, в Старом городе, в здании, которому было по меньшей мере лет сто. Молли, возвращающуюся с апельсиновым соком и яйцами по набережной канала. Армитаж удалился по своим загадочным делам, а Кейс и Молли отправились на площади Дам в бар, который Молли приметила во время своих прежних посещений Дамрака. А вот Париж представлялся Кейсу расплывчатым сном. Магазины и покупки. Она водила его по магазинам.

Поднявшись с мата, он натянул новенькие черные джинсы, лежавшие в изножье, и опустился на колени перед сумками. Первая, которую он открыл, явно принадлежала Молли: аккуратно уложенная одежда и маленькие, очевидно, страшно дорогие механические и электронные приспособления. Вторая сумка была набита его вещами, но где и когда они были куплены – он припомнить не мог: книги, кассеты, симстим-дека, одежда с итальянскими и французскими ярлыками. Под зеленой майкой он обнаружил плоский пакетик, свернутый словно японское оригами.

Кейс вытащил пакет из сумки – бумага разорвалась, изнутри выпала блестящая металлическая девятилучевая звезда и воткнулась в дощечку паркета.

– Сувенир, – сказала Молли. – Я заметила, что ты частенько их рассматривал.

Кейс повернулся и увидел, что она уже сидит скрестив ноги на постели, сонно почесывая живот красными ногтями.

– Потом сюда придет человек и установит сигнализацию, – сказал Армитаж. Он стоял в дверях со старомодными магнитными ключами в руке. Молли варила кофе на маленькой немецкой плитке, которую извлекла из своей сумки.

– Я могла бы заняться этим сама, – сказала она. – У меня достаточно всяких полезных штучек. Инфрасканер, визгуны…

– Нет, – отрезал Армитаж, закрывая за собой дверь. – Мне нужна полная безопасность.

– Как знаете.

На Молли была темная сетчатая майка, заправленная в широкие, мешковатые хлопчатобумажные брюки.

– Вы всегда такой строгий, мистер Армитаж? – спросил со своего места Кейс.

Он сидел на мате, прислонившись спиной к стене.

Армитаж ростом был не выше Кейса, но из-за широченных плеч и военной выправки казалось, что он занимает весь дверной проем. Он был облачен в унылый итальянский костюм, в правой руке держал дипломат из черной телячьей кожи. Золотая серьга в ухе, знак принадлежности к спецназу, исчезла. По-мужски привлекательные, но неуловимые черты лица Армитажа представляли собой заурядную смесь рекламы косметических бутиков, консервативный коктейль из лиц ярчайших звезд средств массовой информации минувших десятилетий. Бесцветный блеск его глаз усиливал впечатление маски. Кейс пожалел о своем вопросе.

– Многие спецназовцы становятся копами – я вот о чем. Или сотрудниками служб безопасности различных фирм, – добавил он, ощущая неловкость.

Молли вручила ему дымящуюся чашку кофе.

– Номер, который вы велели проделать с моей поджелудочной железой, как раз из полицейского репертуара.

Армитаж отошел от двери, пересек комнату и остановился напротив Кейса.

– Ты счастливчик, Кейс. Ты должен быть мне благодарен.

– В самом деле? – Кейс шумно подул на свой кофе.

– Тебе была нужна новая железа. И та, которую мы тебе подарили, заодно избавила тебя от опасной зависимости.

– Спасибо, однако та зависимость меня развлекала.

– Это хорошо, потому что теперь ты обрел новую.

– Как так? – Кейс поверх чашки тревожно взглянул на Армитажа.

Армитаж улыбнулся.

– К стенкам твоих главных артерий прикреплены микроскопические капсулы, Кейс. Эти капсулы растворяются. Растворяются очень медленно, но верно. И каждая содержит микотоксин. Ты уже знаком с действием микотоксина. Именно его применили к тебе в отеле «Мемфис» твои бывшие хозяева.

Кейс тупо моргал, глядя на улыбающуюся маску.

– У тебя вполне достаточно времени, чтобы сделать ту работу, для которой я тебя нанял. Закончишь ее – и я сделаю тебе инъекцию специального фермента, который растворит капсулы вместе с их содержимым. После этого останется только полностью поменять тебе кровь. Будешь валять дурака – снова окажешься там, откуда я тебя вытащил. Поэтому, сам понимаешь, Кейс, мы тебе нужны. Мы по-прежнему нужны тебе, не меньше, чем тогда, когда вынули тебя из сточной канавы.

Кейс посмотрел на Молли. Она пожала плечами.

– А теперь отправляйся к грузовому лифту и принеси сюда коробки, которые там найдешь.

Армитаж кинул Кейсу магнитные ключи.

– Ну, иди же. Тебе это понравится, Кейс. Вспомнишь, как достают из-под елки рождественские подарки.

Лето в Мурашовнике: головы прохожих колышутся как рожь на ветру, людской поток проносится мимо в круговерти разнообразных нужд, в поисках удовольствий.

Кейс сидел рядом с Молли на бетонном берегу высохшего фонтана, греясь под пропыленными лучами солнца, и бесконечный хоровод лиц перед ним воскрешал в памяти картины различных периодов его жизни. В начале был ребенок с пушистыми ресницами, потом уличный мальчишка – руки расслаблены и всегда готовы к действиям, потом подросток – лицо смуглое и загадочное, глаза прикрыты очками с красными стеклами. Кейс вспомнил драку на крышах (ему тогда было семнадцать) – молчаливое сражение двух банд шпаны в розовом рассвете на фоне угловатых городских строений.

Он поерзал на жестком бетоне, ощущая сквозь тонкую черную ткань его прохладу. Ничто здесь не напоминало ему электрический танец Нинсея. Здесь была другая коммерция, другой ритм – с запахом гамбургеров, парфюмерии и свежего летнего пота.

На чердаке его ожидала дека – «Оно-Сендай киберспейс 7». В комнате осталась гора абстракционистских белых пенопластовых упаковочных прокладок, мятой пластиковой пленки и россыпи мелких пенопластовых шариков: «Оно-Сендай»; самый дорогой компьютер фирмы «Хосака», запланированный к массовому выпуску лишь в будущем году; лучший из мониторов «Сони»; дюжина дисков с айсом самых известных фирм; кофеварка «Браун». Армитаж терпеливо ждал, пока Кейс осмотрит и одобрит все части снаряжения.

– Так куда он ушел? – спросил Кейс у Молли.

– Он обожает отели. Самые большие. И поближе к аэропортам, если это возможно. Пойдем пройдемся.

Молли была в старой, похожей на армейскую безрукавке на молниях, с дюжиной карманов невероятной формы, глаза прикрывали огромные черные пластиковые очки, полностью скрывающие линзы-имплантаты.

– Ты с самого начала знала про эту подлянку с токсином? – спросил Кейс, когда они слезли с бортика фонтана.

Молли отрицательно покачала головой.

– Как ты думаешь – это правда?

– Может быть, да, а может быть, нет. Срабатывает и в том и в другом случае.

– Не знаешь, как это проверить?

– Нет, – ответила она и поднесла к губам палец правой руки, призывая Кейса к молчанию. – Эти штуки наверняка слишком малы для того, чтобы их можно было выявить при сканировании.

Ее пальцы снова заговорили – «подожди».

– Не забивай себе этим голову, Кейс. А я заметила, как ты гладил этот «Сендай», – приятель, это была чистая порнография.

Она рассмеялась.

– А чем он зацепил тебя? Какие крючки он использует для работящих девушек?

– Профессиональная гордость, детка. Ничего больше.

И снова знак, требующий от него молчания.

– Нам, пожалуй, пора поискать себе еду, а? Яйца и настоящий бекон. Если ты и дальше будешь питаться этим японским искусственным крилем, то долго не протянешь. Ну что, вперед, рванем на подземке до Манхэттена и раздобудем приличный завтрак?

Изгибы безжизненных, пыльных стеклянных неоновых трубок на кирпичной стене складывались в название: «МЕТРО ГОЛОГРАФИКС». Кейс наконец-то выковырял лакомый кусочек бекона, застрявший меж передними зубами. Он уже оставил попытки вызнать у Молли, куда они идут и зачем, поскольку получал в ответ лишь удары локтем в ребра и знаки молчать. Молли болтала о модах, о спорте, о разгоревшемся в Калифорнии политическом скандале, о котором он никогда не слышал.

Кейс окинул взглядом пустынный замусоренный переулок, заканчивающийся тупиком. Ветер гнал мимо мрачных подворотен клочья грязных газет. Чудной ветер в Ист-Сайде: что-то, связанное с конвекцией и конфигурацией и взаимным расположением зданий. Кейс заглянул в несколько мертвых пустых окон. Ее Мурашовник не похож на его Мурашовник, подумал он. Молли провела его сквозь череду баров и клубов, которых он никогда раньше не видел, верша дела преимущественно посредством кивков. Восстанавливает былые связи.

В тени под «Метро голографикс» что-то шевельнулось.

Дверь под вывеской представляла собой с внешней стороны лист ржавого рифленого железа, какими обычно кроют крыши. Руки Молли пришли в движение и изобразили сложную последовательность знаков; смысл большинства их Кейс не уловил. Он понял символ деньги – большой палец поглаживает кончик указательного. Дверь распахнулась, и Молли увлекла его за собой в пыльный полумрак. Вдоль стен прохода, увешанных полками с тысячами потрепанных книг в бумажных переплетах, возвышались груды разнообразного старья. Хлам и утиль казались неким пластико-металлическим грибком, выросшим здесь самопроизвольно. Кейс с трудом распознавал в этой мешанине отдельные предметы и тут же терял их; казалось, они растворяются в общей массе: потроха телевизора, очень древнего, судя по стеклянным колбам вакуумных ламп; погнутая параболическая антенна; коричневая фибергласовая канистра с порослью ржавых трубочек. Устрашающая куча старых газет, видимо, когда-то давно каскадом обрушившихся в проход, – летописи минувших лет слепо взирают на потолок. Кейс следовал за Молли по узкому каньону, пролегающему меж потрепанного жизнью барахла. Он услышал, как за спиной у них закрылась дверь. Но оглядываться не стал.

Туннель уперся в старое армейское одеяло, заткнутое за притолоку двери. Молли приподняла одеяло и нырнула под него, выпустив в коридор луч белого света.

Четыре обширные квадратные стены, отделанные гладким белым пластиком, такой же потолок, пол из белого больничного кафеля с мелкими пупырышками, предотвращающими скольжение обуви. В центре комнаты деревянный, выкрашенный белой же краской квадратный стол и четыре складных стула вокруг него.

У них за спиной из прохода появился человек в наброшенном на одно плечо одеяле и замер, рассматривая гостей. Лицо мужчины словно прошло обкатку в аэродинамической трубе. Маленькие уши тесно льнули к узкому черепу, а крупные передние зубы, оскаленные в подобии усмешки, были развернуты почти под прямым углом один к другому. Одет он был в старомодный твидовый пиджак и в левой руке держал какое-то оружие. Рассмотрев Кейса и Молли как следует, он подмигнул им, опустил оружие в карман пиджака и жестом указал Кейсу на прямоугольник белого пластика, лежащий рядом со входом. Кейс подошел ближе и увидел, что это солидный сэндвич индукционных цепей, примерно в сантиметр толщиной, размером как раз в дверь. Он помог мужчине поднять устройство и установить его в дверном проеме. Проворные, в никотиновых пятнах пальцы закрепили чудную дверь при помощи белой липучей ленты. Зажужжал скрытый вытяжной вентилятор.

– Время пошло, – выпрямившись, произнес человек, – таксу ты знаешь, Молл.

– Нам нужно сканирование, Финн. На имплантаты.

– Тогда займи место между пилонами. Встань на крест. Выпрямись, вот так. Теперь повернись кругом, дай мне все триста шестьдесят.

Кейс смотрел, как Молли поворачивается между двумя хрупкими на вид стойками, утыканными датчиками. Человек вытащил из кармана пульт с маленьким монитором и стал время от времени нажимать на клавиши, поглядывая на экранчик.

– Ага, у тебя в голове что-то новое. Кремний, с покрытием из пироуглерода. Часики, верно? Твои очки дают прежний отклик, низкотемпературный изотропный углерод. Биохимически лучше подошел бы пиролизный, но это твое дело, не так ли? То же и с твоими клешнями.

– Иди сюда, Кейс. – Он увидел на белом полу большое перекрестие из черной изоленты. – Поворачивайся кругом. Медленно.

– Парень девственник. – Мужчина пожал плечами. – Несколько дешевых пломб в зубах, и все.

– Ты просканировал на биологические вставки? – Молли расстегнула молнию на своей зеленой безрукавке и сняла солнечные очки.

– Думаешь, нужно? Считаешь, я мог что-то упустить? Тогда полезай на стол, детка, прогоним небольшую биопсию. – Мужчина улыбнулся, оскалив желтые зубы. – Ха, слово Финна, дорогуша, нет ни единого жучка, ни одной подкожной бомбы. Прикажете выключить экранирование?

– Ровно на столько, сколько тебе понадобится, чтобы выйти отсюда, Финн. Оставь экран включенным, и пусть он работает, сколько нам будет нужно.

– Хм-м, Финну так даже лучше, Молл. Ты только помни, что платишь за каждую секунду.

Кейс и Молли закрыли за Финном дверь. Девушка развернула один из складных стульев задом наперед и уселась, положив руки на спинку, а подбородок – на руки.

– Теперь можно поговорить. Более подходящего местечка для разговора с глазу на глаз я не знаю.

– Поговорить? О чем?

– О том, чем мы занимаемся.

– А чем мы занимаемся?

– Работаем на Армитажа.

– И, по твоим словам, пользу от этого получает отнюдь не он.

– Ага. Но я читала твое досье, Кейс. А еще я однажды видела весь список нашего снаряжения; часть его мы уже приобрели, а часть нам еще предстоит раздобыть. Ты когда-нибудь работал с мертвыми?

– Нет.

Кейс видел в очках Молли свое отражение.

– Но, думаю, смог бы. Я – профессионал.

Он чувствовал напряженность в разговоре, и это его нервировало.

– Знаешь, что Приплюснутый Котелок умер?

Кейс кивнул.

– Я слыхал, от сердца.

– Ты будешь работать с его конструктом. – Молли улыбнулась. – Он ведь натаскивал тебя, ага? Он и Квин. Кстати, я была знакома с Квином. Редкостное дерьмо.

– У кого-то есть запись Мак-Коя Поули? У кого? – Кейс тоже сел и уперся локтями в стол. – Быть того не может. Он не высидел бы спокойно и пяти минут.

­ «Чувства/Сеть». Они хорошо ему заплатили, а за деньги он, сам знаешь, был согласен на все.

– Квин тоже умер?

– Нет, с ним нам не так повезло. Он в Европе. И отказался участвовать в наших играх.

– Да и хрен с ним. Если нам удастся заполучить Котелка, мы свободны, как мухи в полете. Он был самым лучшим. Ты знаешь, что у него три раза случалась полная отключка мозга?

Молли кивнула.

– Прямые линии на его ЭЭГ. Он показывал мне пленки. «Мальчик, я был мегтв».

– Послушай, Кейс, я пытаюсь выведать, кто стоит за Армитажем, с тех пор, как подписалась на это дело. Не похоже, что это зайбатцу, правительство или какие-нибудь якудза. Армитаж явно получает приказы. Впечатление такое, будто кто-то говорит ему: «Езжай в Тибу. Отыщи там сползшего на самое дно наркошу с выжженной душой, заплати за операцию и приведи его в божеский вид». На те деньги, что он вложил в операции, мы могли бы купить двадцать ковбоев мирового класса. Ты, конечно, хорош, но не настолько …

Она почесала кончик носа.

– Значит, для кого-то это имело смысл. Для кого-то очень значительного.

– Не заставляй меня и дальше уязвлять твое чувство собственного достоинства. – Молли усмехнулась. – Чтобы добыть конструкт Котелка, нам предстоит совершить налет, вполне материальный. «Чувства/Сеть» хранят его в своей библиотеке программного обеспечения в центре города. За семью печатями, Кейс. В настоящее время «Чувства/Сеть» держат там же весь свой материал к грядущему осеннему сезону. Укради его – и будешь самым богатым ублюдком на свете. Но нет, от нас требуют только Котелка и ничего больше. Голова идет кругом.

– Да тут от чего угодно голова пойдет кругом. От тебя, от этой трущобы с этим сусликом, стерегущим нас за дверью…

– Это Финн, я у него пасусь лет сто. Думаю, он перекупщик программных продуктов – софта. Приватность встреч – его побочный бизнес. Кстати, я убедила Армитажа взять Финна нашим техником, поэтому, если встретишься с Финном в ближайшие дни, учти: ты никогда его не видел. Понял?

– Интересно, а что Армитаж растворяет внутри тебя?

– Со мной все очень просто, – Молли улыбнулась. – Каждый лучше всего смотрится там, где ему самое место. Ты рвешься включиться, я рвусь начистить кому-нибудь морду.

Кейс пристально посмотрел на Молли.

– Расскажи, что ты знаешь об Армитаже.

– Для начала, среди тех, кто принимал участие в «Броневом кулаке», не было никого по имени Армитаж. Я проверяла. Это, конечно, ничего не значит. Далее: он, судя по фотографиям, не похож ни на одного из тех парней, которым удалось выбраться оттуда. – Она пожала плечами. – Впрочем, что с того? Эти исходные сведения – пока все, что у меня есть. – Молли побарабанила ногтями по спинке стула. – Но ты – то у нас ковбой, верно? Я к тому, что ты можешь попробовать вынюхать что-нибудь о нем своими методами. – Она улыбнулась.

– Он меня убьет.

– Может быть. А может быть, и нет. Мне кажется, ты ему нужен, Кейс, и сильно нужен. Кроме того, ты же умный парень, разве нет? Ты сумеешь провести его, не сомневаюсь.

– А что еще в том списке, о котором ты говорила?

– Всякие игрушки. В основном для тебя. И дипломированный психопат по имени Питер Ривейра. Вот уж кто действительно дерьмо.

– И где он сейчас?

– Понятия не имею. Но он – дрянной мозгляк, на полном серьезе. Я видела его досье. Жуть Господня. – Молли поднялась со стула и потянулась, почти как кошка. – Итак, маршрут известен. Будем держаться вместе? Партнеры?

Кейс искоса посмотрел на нее.

– А что, похоже на то, что у меня большой выбор?

Молли рассмеялась.

– А ты понятливый, ковбой.

– Матрица произошла от примитивных электронных игр, ранних графических программ и военных экспериментов, связанных с попытками подключения различных управляемых устройств непосредственно к головному мозгу, – бубнил голос за кадром. На экране «Сони» двумерное изображение космических войн переросло в заросли папоротника, генерируемые на основании математических формул, – демонстрация возможностей логарифмических спиралей; подопытным животным вживляли в головы пучки проводов; пехотинцы с непроницаемыми лицами лезли в самое пекло; из шлемов тянулись кабели к системам управления танков и боевых самолетов. – Инфопространство. Согласованная галлюцинация, создаваемая и поддерживаемая день ото дня миллиардами операторов всех наций, начиная с детей, изучающих азы математических наук… Логическое представление сведений, содержащихся в памяти и на магнитных носителях всех компьютеров всего разумного человечества. Потоки данных, протекающие в пространстве разума; скопления и созвездия информации. Подобно огням города, олицетворяющим…

– О чем это? – спросила Молли.

Кейс прикоснулся пальцем к селектору.

– Учебный фильм для детей. – Хаотичная смена изображений на экране – селектор начал менять каналы. – Выключить, – приказал Кейс «Хосаке».

– Хочешь попробовать прямо сейчас, Кейс?

Среда. Восьмой день с тех пор, как он проснулся в «дешевом отеле» рядом с Молли.

– Если ты хочешь, чтобы я ушла, Кейс… Может быть, тебе одному будет легче?

Он покачал головой.

– Нет. Можешь остаться. Это не имеет никакого значения.

Кейс надел на голову черную махровую повязку, хорошо впитывающую пот, аккуратно, чтобы кожные троды «Сендая» попали на нужные места. Затем опустил взгляд к деке, лежащей у него на коленях, и некоторое время смотрел, но видел не ее, а витрину одного магазинчика в Нинсее – хромированные сюрикены, горящие отраженным неоновым светом. Он поднял взгляд: на стене, прямо над «Сони», на чертежной кнопке с желтой головкой висел подарок Молли.

Кейс закрыл глаза.

Клавиша выключателя обрамлена по кругу зубцами сюрикена. Щелчок. И к темно-красной тьме закрытых глаз в обрамлении серебристого фосфоресцирующего кипения по краям зрительного пространства с огромной скоростью понеслись искаженные образы, как в фильме, смонтированном из случайных обрывков пленки. Лица, фигуры, символы, расплывчатые туманные пятна зрительных ассоциаций…

Пожалуйста, молил он, вот сейчас …

Серый диск сюрикена, цвета неба Тибы.

Сейчас …

Диск начал вращаться, быстрее, образуя светло-серую сферу. Расширяясь…

…и наплывая, наплывая на Кейса, развернулась узорчатая и радужная, переливчатая неоновая оригами его беспредельной второй родины, прозрачной трехмерной шахматной доски, простирающейся в бесконечность. Внутренний взор фокусируется на ступенчатой пурпурной пирамиде Надзорной Комиссии Северного Побережья, вздымающейся сразу за зелеными кубами «Мицубиси бэнк оф Америка», и высоко и очень далеко за ними – спиральные рукава военных систем, навеки за пределами его досягаемости…

А где-то вне всего этого, сидя на чердаке с бежевыми стенами, смеется он, невыразимо далекие отсюда пальцы ласкают деку, слезы облегчения текут по лицу.

Когда он снял троды, Молли в комнате не было, а чердак тонул в темноте. Кейс посмотрел на часы. Он провел в инфопространстве почти пять часов. Кейс перенес «Оно-Сендай» на один из новых письменных столов и растянулся на мате, прикрыв глаза шелковым спальным мешком Молли.

Коробочка охранной системы, укрепленная на двери, дважды пискнула.

– Запрос на вход, – сказал синтезированный голос. – Осмотр объекта завершен. Объект распознан как внесенный в список.

– Так открывай.

Кейс сорвал с лица шелк и сел, повернувшись к двери, ожидая появления Молли или Армитажа.