ГЛАВА 2

Морис Хибермейер выпрямился, смахнул капли пота со лба и посмотрел на часы. Уже почти полдень. Близилось время окончания работ на раскопках, так как жара в это время дня становилась просто невыносимой. Он разогнулся и поморщился, неожиданно вспомнив, как много времени провел сегодня в пыльной траншее, и почувствовав, как сильно теперь болит спина. Морис медленно побрел к центральной части раскопок, чтобы завершить обычный осмотр территории перед окончанием работы. В широкополой шляпе, маленьких круглых очках и помятых шортах до колен он выглядел смешным, похожим на старого защитника империи, а не на выдающегося египтолога с мировым именем.

Морис молча осмотрел территорию раскопок, не обращая внимания на привычное звяканье лопаток и скрип тележек, на которых вывозили мусор. Конечно, здесь нет того великолепия, как при раскопках Долины Царей, зато больше интересных находок. Гробница Тутанхамона была найдена в результате десяти лет поисков, а здесь они буквально на каждом шагу натыкаются на древние мумии. Их уже сотни, и похоже, будет еще больше.

Хибермейер подошел к краю глубокой ямы, с которой они начали свою работу, и посмотрел вниз. Там был расчищен от песка длинный лабиринт — вырезанные в песчаном грунте ходы и ниши, в которых древние египтяне хоронили своих покойников. К счастью, все эти мумии остались в неприкосновенности в отличие от царских гробниц, которые уже давно разграблены мародерами и искателями легкой наживы. Обнаружили эти катакомбы случайно, благодаря несчастному верблюду, который неожиданно провалился в яму на глазах у изумленного хозяина. Тот приблизился к образовавшемуся проему и с диким криком убежал прочь, увидев там ряд высушенных тел, которые взирали на него гневными глазницами, словно осуждая за бесцеремонное нарушение их покоя.

— Эти люди, по всей вероятности, ваши предки, — сказал Хибермейер владельцу верблюда, когда его вызвали из института археологии в Александрии в этот отдаленный оазис, расположенный в двухстах километрах к югу.

Дальнейшие раскопки подтвердили его догадку. Лица, которые повергли в ужас владельца верблюда, на самом деле оказались своеобразными надгробными картинами: многие из них по выразительности не уступали живописным полотнам эпохи раннего итальянского Возрождения. И тем не менее это были картины, выполненные рукой не художника, а ремесленника, простого человека, который провожал в последний путь таких же простых людей. По всему было видно, что это мумии простолюдинов, живших не в эпоху фараонов и величия Древнего Египта, а во времена правления греческой династии и римского владычества. То была эпоха экономического процветания, когда распространение металлических денег неизбежно приводило к накоплению богатств, а успешная торговля давала возможность мумификации умерших и изготовления золотых посмертных масок даже для представителей средних сословий. Именно в то время здесь получил широкое распространение погребальный ритуал, сохранившийся с древних времен. Все эти люди жили в Фаюме, плодородном оазисе, который протянулся на шестьдесят километров к востоку от некрополя до берегов Нила.

Хибермейер давно знал, что обычные захоронения открывают перед исследователем более полную и разнообразную картину жизни людей, чем царские погребения. А порой они скрывают в себе не менее удивительные истории, чем мумии Рамзеса или Тутанхамона. Только сегодня утром, к примеру, он раскопал семейное погребение древних производителей ткани и одежды. Там были захоронены человек по имени Сет, а также его отец и брат. На покрывавшей надгробие доске, покрытой тонкой тканью, были изображены красочные сцены их жизни в храме, а сопровождавшая надпись гласила, что оба брата были ревностными поклонниками местных культов и долгие годы являлись служителями храма богини Нейт в Саисе. А потом им улыбнулась удача, и они вместе с отцом стали весьма преуспевающими торговцами, продававшими грекам свою продукцию. Если судить по погребальному обряду, богатому убранству и золотым маскам, покрывавшим их лица, они были вполне удачливыми и зажиточными купцами.

— Доктор Хибермейер, — послышался снизу голос студентки-практикантки из Египта, — думаю, вам стоит взглянуть на это…

На выпускницу университета Айшу Фарук Хибермейер возлагал большие надежды и не без оснований считал, что настанет час, когда она сможет заменить его на посту директора института археологии. Не дождавшись ответа, Айша высунулась из ямы в том самом месте, где под землю провалился верблюд. Красивое смуглое лицо выдавало в ней потомка древних египтян. Иногда ему казалось, что она сошла с артефактных изображений как напоминание о тех давних временах.

— Вам придется спуститься вниз, — добавила она. Хибермейер снял широкополую шляпу вместе со шлемом безопасности и стал осторожно спускаться в траншею по хрупкой деревянной лестнице. Снизу ему помогал местный феллах, нанятый в качестве чернорабочего. Айша вновь вернулась на прежнее место и склонилась над обнаруженной мумией. Тело покойного находилось в небольшой нише и значительно пострадало в результате падения верблюда. Хибермейер сразу обратил внимание на полуразрушенный терракотовый саркофаг и поврежденную в области грудной клетки мумию.

Это была самая древняя часть некрополя, тесное переплетение узких проходов, образующих центральную часть захоронения. Хибермейер очень надеялся, что студентка нашла нечто подтверждающее его давнюю теорию о том, что погребальные комплексы подобного рода были основаны по меньше мере в VI веке до нашей эры, за два столетия до завоевания Египта Александром Великим.

— Так, что тут у нас?

Хибермейер говорил с сильным немецким акцентом, придававшим ему еще большую солидность. Он подошел к ассистентке и осторожно протиснулся к нише, стараясь не повредить саркофаг с мумией. При этом он надел маску, предохраняющую от проникновения вирусов и бактерий, которых предостаточно даже в самых древних захоронениях. Был еще один старый обычай, от которого ученый никогда не отказывался. Перед началом работы он закрывал глаза и склонял голову, словно прося прощения за вторжение в загробный мир древних людей. А после того как исследование мертвых тел завершалось, он всегда следил, чтобы они были приведены в соответствующий порядок для продолжения своего пути.

Когда все было готово, Айша приблизила электрическую лампу и сдвинула крышку саркофага. Внутри лежала высохшая мумия с глубоким, похожим на рану отверстием в области живота.

— Сейчас, я только очищу ее от песка, — произнесла она, не глядя на Хибермейера.

Айша работала с хирургической точностью, ловко манипулируя щеткой и медицинскими щипцами, которые обычно используют дантисты. Инструменты у нее всегда были аккуратно сложены на небольшом подносе и находились под рукой. Через несколько минут Айша устранила все лишнее, смела щеткой песок, потом сложила инструменты и отодвинулась, дав Хибермейеру возможность внимательно рассмотреть находку.

Он окинул опытным взглядом саркофаг, затем переключил внимание на мумию, ощущая терпкий запах много веков назад разложившейся плоти. Первым делом идентифицировал золотой символ «ба», который всегда олицетворял бессмертную душу покойника. Рядом находились разнообразные амулеты, выполненные в форме взвившихся вверх кобр, а в самом центре раскрытой грудной клетки лежал амулет Кубехсеннуэф — для древних египтян он служил хранителем человеческих внутренностей. Отодвинув эти предметы, Хибермейер обнаружил красивую фаянсовую брошь с изображением божества в виде орла с широко расправленными крыльями. Орел был сделан из силикатного материала, обожженного до зеленоватого цвета.

Доктор Хибермейер продвинулся своим грузным телом в глубину ниши и низко склонился над распахнутой грудью мумии. Тело лежало лицом на восток, приветствуя восходящее солнце в символическом возрождении из мертвых. Это одна из самых древних традиций погребения, возникшая, вероятно, еще в доисторический период.

Кожа мумии была почти прозрачной и по цвету напоминала кусок высохшего пергамента. Мумии простых людей, захороненных в некрополе, не подвергались столь тщательной подготовке, какая обычно предшествовала погребению фараонов. Тела последних вскрывали, очищали от внутренностей и крови, а потом заполняли специальным соляным раствором, смешанным с ароматными маслами. Здесь же всю работу по сохранению целостности тела брала на себя природа. Из тела покойника изымали только некоторые внутренние органы, остальное сохранялось в сухом песке, который служил главным консервирующим средством. Правда, к началу римского периода в истории Египта даже эта простая процедура была предана забвению, но сухой песок жаркой пустыни, к радости современных археологов, продолжал играть роль сохраняющей среды. Рассматривая и изучая внутренности таких мумий, Хибермейер всегда поражался прочности и долговечности органической материи, которая сохранялась в прекрасном состоянии на протяжении многих тысячелетий.

— Вы видите? — не выдержала Айша, с трудом сдерживая волнение. — Вон там, под вашей правой рукой…

— Ах да, вижу.

Хибермейер наконец обратил внимание на тонкую полоску материи, обвивавшую тело мумии. Один край ленты опускался чуть ниже бедер и сохранил яркие краски. Наклонившись еще ниже, он увидел, что эта полоска покрыта какими-то письменами. Впрочем, ничего необычного в этом не было. Древние египтяне всегда стремились записывать все важные события своей жизни на папирусах, которые потом клали в гроб вместе с покойным. Для современных археологов подобные надписи представляют особый интерес, так как позволяют больше узнать о жизни и быте простых людей. Именно поэтому Хибермейер настоял, чтобы раскопки этого некрополя были произведены на столь большом пространстве.

Правда, в эту минуту его больше интересовала датировка мумии по стилю и форме письма, а не содержание послания. Теперь он понял волнение Айши, впервые наткнувшейся на такой папирус. Ведь это дает возможность определить не только время захоронения, но и получить дополнительную информацию о характере некрополя и погребенных здесь людях. Обычно им приходилось ждать несколько недель, пока реставраторы из Александрии проведут анализ мумии и снимут с нее все ленты папируса.

— Надпись сделана на греческом языке, — прокомментировала Айша, с трудом протискиваясь между крупным телом археолога и стеной ниши.

Хибермейер с довольным видом кивнул. Она права, это хорошо видно по извилистым буквам с закругленными краями. Письмо заметно отличалось от угловатых иероглифов фараоновского Египта и даже от коптского письма Фаюмского региона в период греко-римского правления.

Однако открытие вызвало у него замешательство. Как мог фрагмент древнегреческого текста попасть внутрь фаюмской мумии VI или V века до нашей эры? Конечно, египтяне позволяли грекам создавать свои торговые колонии в Навкратисе, расположенном на берегу одного из рукавов Нила в VII веке до нашей эры, но все их передвижения находились под строгим контролем. И вообще греки не были главными игроками на египетской сцене вплоть до завоевания этой страны Александром Великим в 332 году до нашей эры. Трудно представить, что египтяне делали записи на древнегреческом до этого периода.

И тут его осенило. Этот греческий документ в Фаюме, вероятно, относится к периоду Птолемеев — македонской династии, которая была основана одним из военачальников Александра, Птолемеем I Лагом, и закончилась самоубийством царицы Клеопатры и римским вторжением в Египет в 30 году до нашей эры. Неужели он ошибся в датировке этой части некрополя, отнеся ее к более раннему периоду? Ученый повернулся к Айше, в его взгляде сквозило разочарование.

— Мне это не очень нравится, — тихо произнес он. — Думаю, следует более тщательно изучить все вещи.

Хибермейер пододвинул лампу поближе к мумии, наклонился над ней и щеточкой осторожно стал смахивать песок и пыль с конца папирусной ленты. Вскоре буквы стали настолько отчетливыми и яркими, словно их нанесли на папирус только вчера. Ученый достал свою лупу и, затаив дыхание, приступил к изучению текста. Буквы были маленькие, непрерывно следующие друг за другом без знаков препинания. Он понял, что понадобится немало времени и терпения для полного и более-менее адекватного перевода.

Сейчас его больше интересовал стиль письма. Хибермейеру крупно повезло, что в студенческие годы он учился у знаменитого профессора Джеймса Диллена, признанного знатока древней письменности и эксперта в области исторической лингвистики. Диллен произвел на юного студента такое сильное впечатление, что Хибермейер до сегодняшнего дня помнил каждую деталь из его лекций, посвященных древнегреческой каллиграфии.

Вскоре его губы растянулись в довольной улыбке.

— Можно расслабиться. — Он повернулся к Айше. — Я абсолютно уверен, что надпись относится к древнему периоду — пятому, а то и шестому веку до нашей эры.

Он удовлетворенно закрыл глаза и вздохнул, а студентка радостно обняла его за плечи, на мгновение позабыв о традиционной сдержанности в отношениях между ученицей и учителем. Айша с самого начала предполагала то же, что и Хибермейер, поскольку неплохо разбиралась в древнегреческом языке, даже именно по этой теме писала магистерскую диссертацию. А об архаичном письме древних Афин она знала намного больше Хибермейера, но решила все же пригласить профессора, чтобы он разделил вместе с ней радостное чувство триумфа. Ведь он так долго отстаивал предположение, что эта часть некрополя относится к более древнему периоду, чем предполагалось ранее.

Хибермейер тем временем вернулся к тексту, с волнением вглядываясь в каждую букву. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — этот текст не имеет отношения к административным делам, к списку людей или арифметическим расчетам. Похоже, этот документ не относится и к торговым отчетам купцов из Навкратиса. Неужели в то время в Египте жили еще какие-то греки, помимо торговцев? Хибермейеру были известны факты эпизодических посещений Египта греками, в основном учеными, которым египетские власти великодушно предоставляли редкую возможность поработать в архивах местных храмов. Так, например, в V веке до нашей эры египетских жрецов навестил Геродот из Галикарнаса, которого с давних пор называли отцом истории. Жрецы рассказали ему о многих интересных событиях, произошедших в мире задолго до военного конфликта между греками и персами, которому Геродот решил посвятить свою книгу. Но Египет греки посещали и задолго до Геродота. Здесь иногда бывали государственные деятели Афин, известные жрецы и писатели, но все их визиты имели случайный характер и не сохранились в анналах истории.

Хибермейер решил не высказывать свои мысли вслух, чтобы не будоражить воображение студентки и не давать повода для распространения невероятных слухов. А досужие журналисты только и ждут сенсации. И все же он не мог сдержать радости. Неужели удастся найти недостающее звено древней истории?

Почти вся литература, посвященная античному периоду, дошла до наших дней благодаря средневековым копиям древних рукописей. Их усердно переписывали средневековые монахи Западной Европы после падения Римской империи. Позже все эти древние рукописи были уничтожены либо завоевателями, либо чересчур ревностными религиозными фанатиками. Многие десятилетия историки тешили себя несбыточной надеждой, что жаркие пески египетской пустыни сохранили для потомков считавшиеся утраченными древние тексты и письмена, которые могли бы перевернуть все наши представления о всемирной истории. Больше всего ученые надеялись отыскать новые свидетельства необыкновенной мудрости египетских жрецов, славившихся глубокими познаниями в самых разнообразных сферах. Еще Геродот отмечал, что во время посещения египетских храмов он видел огромные скриптории, где писцы переписывали древние книги. Египетские жрецы создали удивительную систему хранения и передачи знаний от поколения к поколению, причем эта традиция началась за несколько тысячелетий до появления письменной истории.

Хибермейер мысленно прокрутил в голове несколько возможных вариантов. Может быть, это оригинальное свидетельство о странствиях евреев, которое приоткроет тайну событий Ветхого Завета? Или описание последнего периода эпохи бронзы, имеющего отношение к Троянской войне? Впрочем, текст может быть посвящен даже более раннему периоду истории, когда египтяне не только торговали с древними жителями Крита эпохи бронзы, но и создали более выдающиеся памятники прошлого. Вдруг речь идет о египетском царе Миносе? Последнее предположение понравилось Хибермейеру больше всего.

Однако Айша вернула его на грешную землю:

— Посмотрите на это. — Она только что очистила от песка край папируса, торчавший из-под внешнего слоя ткани, в которую была завернута мумия. — Здесь нарисовано… напоминает странный символ.

Хибермейер уставился на папирус. Текст действительно прерывался странным символом, часть которого была скрыта под тканью мумии. Он отдаленно напоминал садовые грабли с четырьмя выступами.

— Что вы думаете на этот счет? — Айша нетерпеливо заерзала.

— Не знаю. — Профессор замолк, стараясь не показать виду, что растерялся. — Это может быть нумерологический знак, каким-то образом связанный с клинописью. — Он попытался вспомнить глиняные таблички, которые ему доводилось встречать на раскопках древних поселений на Ближнем Востоке. — Вот, посмотрите, это может стать для нас ключом к разгадке.

Низко склонившись, почти касаясь лицом потемневшей мумии, профессор аккуратно сдул пыль с папируса и обнаружил, что под странной символической фигурой виднеются буквы. Точнее сказать, между символом и дальнейшим текстом находилось одно-единственное слово, причем греческие буквы здесь по величине были намного больше, чем остальной текст папируса.

— Кажется, я могу прочесть его, — тихо пробормотал он. — Вытащите блокнот из моего кармана и запишите буквы, которые я вам сейчас продиктую.

Айша быстро выполнила указание и приготовила карандаш. Ей было лестно думать, что профессор полностью доверяет ей и не сомневается, что она сможет сделать правильную транскрипцию.

— Ладно, поехали, — сказал Хибермейер и направил большое увеличительное стекло на буквы. — Первая здесь идет «альфа». — Он еще ближе пододвинул лампу. — За ней следует «тау». Затем снова «альфа». Нет, здесь есть черточка. Стало быть, это не «альфа», а «ламна». Далее снова «альфа».

Несмотря на тень, прикрывавшую голову профессора, его лицо покрылось крупными каплями пота. Он отодвинулся назад, чтобы ненароком не повредить папирус, и продолжил:

— «Ню», потом снова «тау». Дальше идет «йота», если не ошибаюсь. Да, это определенно «йота». Ну и, наконец, последняя буква. — Не отрывая взгляда от папируса, он протянул руку к подносу, взял оттуда щипцы, осторожно отодвинул край папируса и подул на него, чтобы разобрать последнюю букву. — «Сигма». Да, «сигма». И все. Больше никаких букв здесь нет.

Хибермейер выпрямился и посмотрел на студентку.

— Ну, что у нас получилось?

По правде говоря, он сразу сообразил, что перед ним за слово, но поначалу не придал значения его содержанию. Это было настолько невероятно, что даже в кошмарном сне он не мог представить ничего подобного. Многие современные исследователи шарахаются от этого слова как черт от ладана.

Какое-то время они оба таращились на страницу блокнота, не находя сил вслух произнести написанное. Все остальное на этих раскопках вдруг померкло и стало каким-то незначительным по сравнению с тем, что они видели перед собой.

— Атлантида, — оторопело прошептал профессор.

Он растерянно заморгал, а потом вновь взглянул на папирус. Слово по-прежнему было на своем месте. Хибермейер старался собраться с мыслями, но ничего не получалось. Атлантида. Он уставился куда-то вверх и попытался представить этот таинственный, почти мифологический феномен, связанный с эпохой титанов и зарождением первых цивилизаций на Земле. Возможно, папирус содержит древний рассказ о легендарном золотом веке человечества, о том самом сказочном государстве под названием Атлантида, которое относится скорее к мифам, чем к реальности.

Хибермейер снова посмотрел на мумию и сокрушенно покачал головой. Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда. В этом месте и в это время. Слишком много совпадений. Профессиональное чутье не подводило прежде, и сейчас он всецело полагался на него. Перед глазами мгновенно предстал до боли знакомый ему мир мумий и фараонов, жрецов и храмов… В эту минуту профессор вдруг подумал о том, что вся его работа, громадные усилия и недюжинное воображение были направлены на реконструкцию Древнего мира, на восстановление исторического прошлого, и вот сейчас все это рухнет из-за случайной находки. Он даже улыбнулся от столь неожиданного вывода. Возможно, этот несчастный верблюд окажется главным виновником величайшего археологического открытия последнего времени.

— Айша, — решительно произнес он, вспомнив, что является руководителем археологических раскопок и несет полную ответственность за результаты работы, — я хочу, чтобы вы подготовили эту мумию к отправке. Заполните открытую часть пеной и как следует законсервируйте. Сегодня же погрузите саркофаг на грузовик и отправьте в Александрию. Обеспечьте обычное сопровождение из вооруженных людей, но не более того. Ничего особенного придумывать не стоит, это может вызвать нездоровый ажиотаж. Я не хочу привлекать внимание раньше времени.

Оба прекрасно понимали, какую угрозу представляют собой современные мародеры и грабители древних захоронений, всевозможные кладоискатели и просто бандиты с большой дороги, коих немало расплодилось вокруг раскопанного ими некрополя. Они рыскали как хищники, выжидая возможность стащить отсюда хоть что-нибудь.

— И еще одно, Айша, — добавил он, — я полностью доверяю вам, но все же считаю своим долгом предупредить, чтобы вы молчали как рыба о сегодняшней находке. Не говорите о ней никому, даже друзьям и коллегам по раскопкам.

Хибермейер оставил Айшу в раскопанной могиле, а сам направился к лестнице и стал быстро подниматься наверх. У него даже голова кружилась от мыслей о возможных последствиях открытия. Выбравшись на поверхность, он в задумчивости миновал несколько раскопанных захоронений, не обращая внимания на немилосердно палящее солнце и удивленные взгляды членов экспедиции, которые дожидались от него обычных инструкций в конце рабочего дня.

Профессор вошел в небольшой деревянный барак, специально выстроенный для начальника археологической экспедиции, и устало опустился на стул перед лежавшим на столике мобильным телефоном, оснащенным спутниковой связью. Немного успокоившись, он смахнул со лба капли пота, сделал несколько глубоких вдохов, потом взял телефонную трубку и набрал номер. Ответ прозвучал почти мгновенно, но в трубке послышался громкий треск. Хибермейер настроил антенну и крепче прижал трубку к уху.

— Добрый вечер, — послышался чей-то голос. — Международный морской университет. Чем можем быть полезны?

— Здравствуйте, вас беспокоит Морис Хибермейер из Египта, — произнес он дрожащим от волнения голосом. — У меня чрезвычайно срочное дело. Пожалуйста, немедленно соедините меня с Джеком Ховардом.

ГЛАВА 3

Море в старой гавани мягко набегало волнами на берег, разбивая их на мелкие брызги. Каждая волна становилась продолжением морской зыби, которая простиралась до самого горизонта. А вдали виднелись смутные очертания рыболовных судов, словно окутанных яркими лучами полуденного солнца. Джек Ховард встал с кресла, прошелся по палубе корабля, наклонился над перилами и посмотрел вниз, на темные воды моря. Его черные волосы теребил слабый морской бриз, а бронзовое от загара лицо словно подтверждало, что месяцы жаркого лета он провел в поисках затонувших кораблей эпохи бронзы. Сверкающие капли морского прибоя напоминали ему о древних временах морского порта Александрия, который некогда весьма успешно соперничал в своем величии с Карфагеном и даже Римом. Из этого порта уходили в море суда с зерном, поставляя жизненно важный товар почти во все города Древнего Рима. Именно поэтому Египет ценился как главная житница Римской империи.

Отсюда же отправлялись в дальнее плавание богатые египетские купцы, доставляя изделия из золота и серебра в самые дальние уголки известного им мира, пересекали Красное море и продавали свои товары далеко за его пределами. А обратно везли богатства Древнего Востока — благовония и мирру, сапфиры и лазурит, шелк и опиум, панцири черепах и слоновую кость. И все это доставлялось в Египет торговцами, которые на свой страх и риск пересекали Древнюю Аравию и добирались до глубин Индии.

Джек посмотрел вниз, на массивные каменные стены, которые находились на глубине десяти метров. Две тысячи лет назад здесь было одно из Семи чудес света — знаменитый Фаросский маяк в Александрии. Его соорудили во времена Птолемея II Филадельфийского в 295 году до нашей эры, то есть почти полвека спустя после того, как Александр Великий основал этот город. Возвысившись на высоту более ста метров, он превзошел даже знаменитую Великую пирамиду в Гизе. Даже сегодня, спустя шестьсот лет после разрушительного землетрясения, опрокинувшего этот маяк в море, его фундамент остается одним из величайших достижений архитектуры античного мира. Позже его основание было использовано для средневековой крепости и долгие годы служило главным помещением институту археологии, который в последнее время превратился в Центр исследования Египта эпохи греко-римского владычества.

Остатки маяка все еще лежали на дне моря, разбросанные по всей акватории гавани. Невооруженным глазом можно было увидеть массивные каменные блоки и огромные колонны, рядом с которыми вперемешку лежали статуи египетских фараонов, царей и цариц, местных божеств и сфинксов. Джек собственноручно отыскал здесь одну из самых впечатляющих статуй могущественного фараона Рамзеса II, воспетого Шелли. С тех пор Ховард настойчиво доказывает, что все эти статуи должны быть тщательно изучены, описаны и оставлены в неприкосновенности на прежнем месте, как их поэтические современники в знойной египетской пустыне.

Ему было приятно видеть, как у входа в подводный парк быстро собирается большая очередь туристов, жаждущих своими глазами увидеть все богатства подводного мира. А чуть дальше, на другой стороне гавани, виднелись контуры фантастической Александрийской библиотеки, сооруженной в память о некогда существовавшем здесь знаменитом книгохранилище Древнего мира. Она была еще одним звеном, соединяющим современный мир со славной историей прошлых веков.

— Джек! — послышался чей-то голос из-за открытой двери конференц-зала.

Джек повернулся и увидел крупного человека, быстро приближавшегося к балкону.

—А, профессор Хибермейер! — радостно воскликнул Джек, протягивая для приветствия руку. — Не могу поверить, что вы вытащили меня сюда посмотреть на кусок пелены заурядной мумии.

— Да, я знал, что рано или поздно поймаю вас на крючок и верну к проблемам Древнего Египта.

Много лет назад они почти одновременно учились в Кембридже, и с тех пор их соперничество всецело строилось на общем интересе к античности. Джек знал, что за внешним невозмутимым спокойствием Хибермейера скрывается острый и весьма восприимчивый ум, а профессор, в свою очередь, знал все слабости Джека и пользовался ими для того, чтобы пробить прочную стену его аристократической сдержанности. После многих исследовательских проектов в разных уголках Земли Джек по-прежнему стремился к сотрудничеству с давним другом и коллегой. Хибермейер практически не изменился со студенческой поры, а их постоянные споры насчет степени влияния Египта на древнегреческую цивилизацию были неотъемлемой частью прочной и искренней дружбы.

Позади Хибермейера стоял солидный мужчина с копной седых волос, одетый в светлый костюм. Его проницательные глаза ярко выделялись на загорелом лице. Джек подошел и тепло пожал руку своему ментору и учителю профессору Джеймсу Диллену.

Радостно приветствовав ученика, профессор потом отошел в сторону, приглашая в конференц-зал еще двоих гостей.