Дар возлюбленного, дивный
      Талисман, ей дал бессмертье.
      Проживая в лунных землях,
      В горном царстве эфиопов,
      С Соломоном и доныне
      Сохранила связь царица.
      Оба, правда, постарели
      И остыли, но друг другу
      Как и прежде, часто пишут
      И, как прежде, шлют загадки.
      И по-детски Балкаиза
      Радуется, если Мудрый,
      Понапрасну потрудившись,
      Не решит ее загадку.
      И лукаво утверждает,
      Что с годами поглупел он,
      И, дразня, зовет его
      То Ночной Колпак, то Шеллинг.
      Царь ей год назад в отместку
      Твердый преподнес орешек,-
      Он своей подруге верной
      Переслал со мной загадку:
      "Кто подлец наипервейший
      Средь германских подлецов,
      Среди всех, кто населяет
      Тридцать шесть держав германских?"
      Сто имен ему с тех пор
      Уж царица отослала;
      Царь в ответ упорно пишет:
      "Нет, голубка, он не первый".
      И царица чуть не плачет:
      Хоть ее посланцы рыщут
      Вдоль по всей земле германской,
      Все ж ответ еще за нею.
      Но едва она кого-то
      Первым подлецом объявит,
      Соломон ей пишет снова:
      "Нет, голубка, он не первый".
      "Милый друг, -- ему я молвил,
      Долго будет Балкаиза
      Биться тщетно, присуждая
      Немцу лавры подлеца.
      Ведь в моей отчизне подлость
      Прогрессирует гигантски;
      На венец из грязных лавров
      Слишком много претендентов.
      Так вчера еще ***
      Первым подлецом считался,
      Нынче по сравненью с***
      Стал он унтер-подлецом.
      Завтра ж назовут газеты
      Архиподлеца, который
      Даже нашего***
      Переподличать сумеет".
      ГЛАВА ХХШ
      Вместо строфы 4-й:
      Только младший, Корноухий,
      Бодрствует, отцу внимая.
      Тот опять мизантропично
      Философствует о людях:
      "Да, мой сын, всего противней
      Эта кастовая спесь.
      Это чванство подлых тварей,
      Пишущих анналы мира.
      Мы для них пустое место,
      Разве мельком упомянут
      Имя лошади, носившей
      На спине их короля.
      Если ж человек снисходит
      Родственных воспеть животных,
      Он и в этом начинанье
      Проявляет эгоизм.
      В песнях он, как в жизни, наши
      Узурпирует права.
      Из любой ничтожной строчки
      Прет тупая субъективность.
      И, героем взяв медведя,
      Он на деле воспевает
      Лишь себя -- свои безумства
      И болезненные бредни".
      ГЛАВА XXIV
      Вместо строф 10-й, 11-й и 12-й:
      И прославят имя Тролля
      Правнуки. Когда же время
      Уничтожит предрассудки,
      Будет принят он в Валгаллу.
      В первоначальном варианте рукописи после этого следуют еще три строфы:
      Будет бюст его меж Листом
      И великой Фанни Эльслер;
      Воспоет его как друга
      Надпись в неуклюжем стиле:
      "Атта Тролль, медведь великий,
      Родился на Пиренеях,
      Взяв одновременно как
      Жар испанцев, так французов -
      Трезвость мысли; скрежетавший,
      Перед чернию плясавший,
      Иногда и вонь пускавший,-
      Не талант -- зато характер".
      Имеется и следующий вариант:
      Когда-нибудь король Баварский поставит ему в Пантеоне Валгаллы статую в неуклюжем виттельсбаховском стиле: "Атта Тролль, медведь-санкюлот, дикарь-управитель. Уважаемый супруг, глубокий ум, религиозная душа, ненавистник фривольности".
      ГЛАВА ХХVII
      Вместо трех последних строф:
      Скачут по стенам германским,
      Хлопая культями крыльев:
      Ножки плоски, глотки сиплы,
      Много крику, мало пуха!
      Тут же белые вороны
      Каркают с утра до ночи:
      "Галлы, галлы показались!"
      Сообща спасают Рим.
      Да, у птиц иные песни!
      Я вчера прочел в газетах,
      Что у Тика был удар
      И что Тик -- советник тайный.