Глава седьмая

Поверх расстеленного камыша на полу была разбросала солома. Расхаживали, тут и там что-то склевывая, несколько кур. В огромном очаге плясало и трещало над поленьями пламя. На сиденьях лежали украшенные ручной вышивкой подушки, двери и окна закрывали гобелены.

Когда поезд рывком тронулся, Ричард не удержал равновесия и покачнулся. Выбросив вперед руку, он, чтобы не упасть, схватился за ближайшего же человека. Ближайшим же человеком оказался низенький седой престарелый стражник, который, как решил Ричард, в точности походил бы на недавно вышедшего на пенсию мелкого чиновника, если бы не оловянный котелок на голове, накидка, наброшенная поверх довольно неумело связанной кольчуги, и копье.

Низенький седой воин близоруко моргнул и печально сказал Ричарду:

— Прошу прощения.

— Это моя вина, — отозвался Ричард.

— Я знаю, — ответил воин.

Мягко ступая по проходу, к ним подошел громадный ирландский волкодав и остановился возле музыканта, который, сидя на полу, щипал струны лютни, апатично наигрывая веселую мелодию. Волкодав уставился на Ричарда и, пренебрежительно фыркнув, лег и задремал. В дальнем конце вагона престарелый сокольничий с соколом на запястье любезничал с небольшой стайкой девиц, которые все как одна переступили порог «продавать до такого-то», а некоторые далеко ушли за «использовать до такого-то». Одни пассажиры неприкрыто рассматривали четырех путников, другие так же неприкрыто их игнорировали. У Ричарда создалось такое впечатление, будто кто-то выхватил небольшой средневековый двор и, насколько получилось, перенес его в вагон метро.

Поднеся к губам горн, герольд выдул громкий немелодичный клич. Из соседнего купе, тяжело ступая и опираясь на плечо шута в потрепанном клоунском одеянии, вышел огромный престарелый человек в гигантском отороченном мехом халате и теплых шлепанцах. Гигант во всех отношениях был утрированным. Один его глаз прикрывала повязка, от чего он казался немного беспомощным и неуравновешенным, точно одноглазая птица. В поседевшей рыжеватой бороде застряли крошки, из-под потрепанного одеяния с мехом выглядывало что-то, напоминавшее пижамные штаны.

«Это, — совершенно верно предположил Ричард, — наверное, и есть эрл».

Шут эрла, престарелый человечек с поджатым невеселым ртом и размалеванным лицом, выглядел так, будто бежал от существования, какое влачил на задворках какого-нибудь мюзик-холла лет сто назад. Он подвел эрла к троноподобному резному креслу, в которое эрл опустился несколько неуверенно. Встав, волкодав прошел через весь вагон и улегся головой на шлепанцы эрла.

«Эрлов двор, — подумал Ричард. — Ну конечно, станция „Эрлз-Корт“. А потом подумал, а нет ли барона на „Баронз-Корт“, ворона на „Рейвенс-Корт“, ведь в Подмирье эта станция, наверное, превратилась в Вороний двор, или…

Миниатюрный стражник астматически откашлялся:

— Ну ладно, люди. Говорите, по какому делу пришли! Д'Верь выступила вперед. Голову она держала высоко и потому казалась выше, да и вообще настолько раскованной и непринужденной Ричард ее прежде не видел.

— Мы ищем аудиенции его светлости эрла, — уверенно произнесла она.

— Что там говорит эта девочка, Холвард? — крикнул через весь вагон эрл, и Ричард спросил себя, не глухой ли он.

Прошаркав вперед, престарелый воин Холвард приложил руки ко рту рупором.

— Они просят аудиенции, твоя светлость! — выкрикнул он, перекрывая перестук колес.

Сдвинув набок мохнатую меховую шапку, эрл задумчиво почесал в затылке. Теперь стало видно, что он начинает лысеть.

— Просят? Аудиенции? Отлично. Кто они такие, Холвард?

— Господин желает знать, кто вы есть, — повернулся к ним Холвард. — Но покороче. Не затягивайте.

— Я леди д'Верь, — объявила д'Верь. — Дочь покойного лорда Портико.

Услышав это, эрл воспрянул, подался вперед, всматриваясь сквозь дым здоровым глазом.

— Она сказала, она старшая дочь Портико? — спросил он шута.

— Ага, твоя светлость.

— Подойди ближе, — поманил эрл д'Верь. — Подойди-подойди. Дай мне на тебя посмотреть.

Она двинулась по проходу, для равновесия хватаясь за свисавшие с потолка толстые ременные петли. Остановившись перед деревянным креслом эрла, она присела в реверансе. А эрл почесал в бороде и уставился на нее.

— Мы все были раздавлены горем, услышав о прискорбной кончине твоего отца… — сказал эрл, но потом прервал самого себя: — Ну, всей твоей семьи, это была… — Тут он умолк и начал снова: — Знаешь, я питал к нему глубочайшее уважение, мы вели кое-какие дела… Старый добрый Портико… вечно носился со всякими идеями… — Он опять замолчал. Потом хлопнул шута по плечу и прошептал ворчливым рокотом, без труда перекрывшим шум поезда: — Пойди пошути над ними, Тули. Отработай свое пропитание.

Шут заковылял по проходу с артритными гримасами и ревматическими ужимками. Перед Ричардом он остановился.

— Ты кто таков будешь? — спросил он.

— Я? — переспросил Ричард. — М-м-м… Я? Как меня зовут? Ричард. Ричард Мейхью.

— Я? — старчески пискнул шут, довольно театрально передразнивая шотландский акцент Ричарда. — М-м-м… Я? Как меня зовут? Ого, дядюшка! К нам не рыцарь пришел, а дурачок в килте!

Придворные скучающе посмеялись.

— А я, — с ослепительной улыбкой сказал шуту де Карабас, — зовусь маркиз де Карабас.

Шут моргнул.

— Де Карабас — вор? — переспросил он. — Де Карабас — похититель трупов? Де Карабас — предатель? — Повернувшись вокруг себя, он оглядел придворных. — Но это не может быть де Карабас! А почему? Да потому что де Карабаса уже давно прогнали с глаз эрла. Быть может, перед нами грандиозный прохвост? Очковтиратель?

Придворные захихикали снова, на сей раз несколько смущенно, загудели негромкие голоса. Эрл промолчал, но его губы крепко сжались, а все его тело затряслось.

— Меня зовут Охотник, — сказала шуту женщина с карамельной кожей.

От этих слов придворные примолкли. Шут открыл было рот, будто собирался что-то сказать, потом посмотрел на красавицу и закрыл рот.

На прекрасно очерченных губах Охотника заиграла легкая улыбка.

— Ну же, — подстегнула она, — скажи что-нибудь смешное.

Шут долго рассматривал загнутые носки своих туфель, но наконец, не поднимая глаз, пробормотал:

— У моей собаки нет носа.

Эрл, все это время испепелявший маркиза де Карабаса взглядом, в котором так и виделся трещащий запальный шнур, наконец взорвался: вскочил на ноги, превратившись в седовласое торнадо, в престарелого берсеркера. Его голова едва не задевала потолок вагона. Ткнув пальцем в маркиза, он, брызжа слюной, выкрикнул:

— Я этого не потерплю, не потерплю! Пусть выступит вперед!

Холвард траурно помахал копьем перед носом маркиза, а маркиз неспешно и беспечно прошел вперед вагона, пока не оказался подле д'Вери перед троном эрла. Волкодав глухо заворчал.

— Ты! — Эрл пронзил воздух огромным узловатым пальцем. — Я знаю, кто ты есть, де Карабас. Я не забыл. Может, я и стар, но я не забыл.

Маркиз поклонился.

— Могу я напомнить твоей светлости, — учтиво сказал он, — что мы заключили сделку? Я добился мирного договора между твоим фьефом и Вороньим двором. А взамен ты согласился оказать небольшую услугу.

«Значит, Вороний двор все-таки существует, — констатировал про себя Ричард. — Интересно, какой он?»

— Небольшую услугу? — взревел эрл. Лицо у него стало темно-ревеневым. — Вот как ты это называешь? В отступлении от Белого Города я из-за твоего безрассудства потерял десяток человек. Я глаза лишился!

— И если мне будет позволено сказать, твоя светлость, — любезно вставил маркиз, — повязка тебе весьма идет. Прекрасно оттеняет твое лицо.

— Я поклялся… — гремел, вздыбив бороду, эрл. — Я поклялся… что, если ты когда-либо еще покажешься в моих владениях, я… — Он умолк… Потряс головой… И продолжил: — Ну да ладно, вспомню. Я ничего не забываю.

— И это ты называешь: «Возможно, эрл будет не слишком рад меня видеть»? — прошептала углом рта де Карабасу д'Верь.

— Как видишь, — пробормотал в ответ он. Д'Верь снова выступила вперед.

— Твоя светлость, — громко и внятно произнесла она, стараясь привлечь внимание эрла, — де Карабас здесь как мой гость и спутник. Ради крепких уз, когда-то связывавших наши семьи, ради дружбы между моим отцом и…

— Он злоупотребил моим гостеприимством, — загремел эрл. — Я поклялся, что… если… он когда-либо ступит в мои владения, я велю его выпотрошить и высушить… как… как то, что однажды… м-м-м… сначала выпотрошили, а потом… э-э-э… высушили… м-м-м…

— Скажем, вяленая селедка, дядюшка? — предложил шут.

— Какая разница, — пожал плечами эрл. — Стража, взять его.

Стражники взяли. Хотя все они уже отпраздновали свое шестидесятилетие, каждый прицелился в маркиза из арбалета, и руки у них не дрожали — ни от страха, ни от старости. Ричард посмотрел на Охотника. Происходящее как будто нисколько ее не встревожило: она наблюдала точно человек, смотрящий специально ради него поставленную пьесу.

Сложив руки на груди, д'Верь выпрямилась и вздернула острый подбородок. Сейчас она уже почти не напоминала потрепанную побродяжку, а скорее походила на человека, привыкшего настоять на своем. Многоцветные глаза сверкнули.

— Твоя светлость, маркиз пришел сюда со мной, он сопровождает меня в моем походе. Наши семьи дружат уже многие годы…

— Да, дружат… — любезно прервал эрл. — Сотни лет. Века и века. Я еще твоего дедушку знал. Забавный был старикан. Немного того, — доверительно сообщил он.

— Но вынуждена сказать, что любое проявление насилия по отношению к моим спутникам буду рассматривать как акт агрессии против меня и моего дома.

Девушка смерила старика взглядом. Он же высился над ней, точно сторожевая башня. Так они и стояли, замерев на несколько мгновений. Наконец он возбужденно подергал рыжеватую с сединой бороду. Потом как маленький ребенок выпятил нижнюю губу.

— Я его тут не потерплю, — пророкотал он.

Маркиз достал золотые карманные часы, которые нашел в кабинете Портико, и, беспечно откинув крышку, равнодушно взглянул на циферблат и как ни в чем не бывало повернулся к д'Вери.

— Миледи, — начал он. — Совершенно очевидно, от меня тебе будет больше пользы за пределами этого поезда, чем в нем. И мне нужно исследовать другие возможности добиться нашей цели.

— Нет, — твердо возразила она. — Если ты уйдешь, мы все уйдем.

— Не думаю, — отозвался маркиз. — Пока ты остаешься в Под-Лондоне, Охотник о тебе позаботится. Мы встретимся на следующей Ярмарке. А до тех пор постарайся не делать глупостей.

Поезд остановился на какой-то станции.

Д'Верь пригвоздила эрла взглядом: с бледного треугольного личика сверкали огромные многоцветные глаза, в которых было нечто гораздо более древнее и могущественное, чем позволяли предположить ее юные годы. Ричард заметил, что всякий раз, когда она открывала рот, все в вагоне замолкали.

— Ты позволишь ему уйти с миром, твоя светлость? — спросила она.

Эрл провел по лицу руками, потер здоровый глаз и даже повязку и поглядел на девушку.

— Пусть он удалится, — велел он и устремил на маркиза свирепый взор. — Но в следующий раз, — узловатым толстым пальцем он провел себе по адамовому яблоку, — вяленая селедка.

Маркиз низко поклонился.

— Можете меня не провожать, — сказал он стражникам, делая шаг к открытой двери.

Подняв арбалет, Холвард нацелил его в спину маркизу. Протянув руку, Охотник пригнула арбалет и болт к полу. Маркиз ступил на платформу и, повернувшись, иронично помахал всем на прощание. Двери с шипением закрылись.

Эрл тяжело опустился в свое огромное кресло в конце вагона, но ничего не сказал. Поезд гремел и лязгал по темному туннелю.

— Где мои манеры? — пробормотал эрл себе под нос и уставился на гостей одним налитым кровью глазом. Потом повторил снова, взревев столь отчаянно, что у Ричарда завибрировало в желудке — так иногда бывает, когда ощущаешь всем телом удары в большой медный гонг: — ГДЕ МОИ МАНЕРЫ?!!

Он поманил к себе одного из престарелых стражников:

— Они, наверное, голодны с дороги, Дагвард. И не удивлюсь, если их мучит жажда.

— Да, твоя светлость.

— Остановите поезд! — повелел эрл.

Двери с шипением раздвинулись, и Дагвард шмыгнул на платформу. Ричард наблюдал за стоявшими там людьми. Никто даже не попытался войти в вагон. Никто как будто не заметил ничего необычного.

Подойдя к автомату в конце платформы, Дагвард снял шлем и кулаком в кольчужной перчатке бухнул в бок машины.

— По приказу эрла, — сказал он. — Шок'ладки.

В недрах машины затрещало, заурчало, и автомат начал один за другим выплевывать десятки шоколадных батончиков «Кэдбери». Дагвард ловил их в свой стальной шлем, который подставил под отверстие. Двери начали закрываться — Холвард заклинил их концом пики, они открылись снова и начали хлопать взад-вперед по древку пики.

— Освободите двери, — сказал голос из динамика. — Поезд не может тронуться, пока не закроются все двери.

Одним здоровым глазом эрл искоса рассматривал д'Верь.

— М-да… И что же привело тебя ко мне? Она облизнула губы.

— В некотором смысле смерть моего отца, твоя светлость.

Он медленно кивнул:

— Да. Ты жаждешь отмщения. И совершенно справедливо. — Прокашлявшись, он глубоким басом продекламировал: — «Серп жатвы сеч Сек вежи с плеч А ран рогач Лил красный плач И стали рдяны От стали рдяной доспехи…» что-то там. Да.

— Отмщения? — Д'Верь на минуту задумалась. — Да. Об этом и мой отец говорил. Но главное, я просто хочу понять, что произошло и как мне защитить себя. У моей семьи не было врагов.

Спотыкаясь под тяжестью шоколадных батончиков и банок с «кокой», которые грозили вывалиться из его шлема, в вагон вернулся Дагвард. Дверям позволили закрыться, и поезд двинулся снова.

Еще расстеленное на асфальте в переходе пальто было завалено монетами и банкнотами и уставлено башмаками. Башмаки были на ногах: раскидывали монеты, пачкали и рвали банкноты, раздирали подкладку. Под ногами лежали деньги.

— Оставьте меня в покое, — молил Лир, вжимаясь в стену туннеля. По его лицу текла кровь, алыми каплями капая в бороду. Покрытый царапинами и вмятинами саксофон неуклюже, безвольно висел у него на груди.

Его окружила небольшая толпа — больше двадцати, но меньше пятидесяти человек толкались и пихались, вот только это были уже даже не люди, а лишенная разума свора, пустыми глазами уставившаяся перед собой. И все пихали и драли друг друга в отчаянной попытке отдать Лиру свои деньги.

На плитках стены тоже темнела кровь — там Лир ударился головой. Лир отмахнулся от женщины средних лет с отрытой сумочкой и протянутой ему пригоршней пятерок. В жажде навязать ему свои сбережения она царапала ему лицо. Уворачиваясь от ее денег и ногтей, он потерял равновесие и упал.

Кто-то наступил ему на руку. Его лицо вдавили в россыпь монет. Зарыдав, Лир стал проклинать все вокруг.

— Я же предупреждал тебя не усердствовать, — произнес поблизости аристократический голос. — Ты меня не послушал.

— Помоги мне, — из последних сил выдохнул Лир.

— Что ж, обратное заклинание существует, — почти неохотно признал голос.

Толпа придвинулась еще ближе. Брошенный пятипенсовик распорол ему щеку. Сжавшись в комок, Лир зарылся лицом в колени, обхватив их руками.

— Сыграй ее, черт бы тебя побрал, — выдавил он сквозь слезы. — Все что хочешь… Только останови их…

Мягкая мелодия на свистульке эхом разнеслась по подземному переходу. Простая музыкальная фраза повторялась снова и снова и с каждым разом звучала чуть иначе: тема с вариациями от маркиза де Карабаса. Шаги стали удаляться. Поначалу медленно шаркая, потом все быстрее. Лир открыл глаза.

Прислонившись к стене, де Карабас играл на свистульке. Увидев, что Лир смотрит на него, он отнял ее от губ и убрал во внутренний карман пальто. Лиру он бросил льняной носовой платок с отделкой из кружев и заплаткой посередине. Лир отер кровь со лба и бороды.

— Они бы меня убили, — обвиняюще сказал он.

— Я ведь тебя предупредил, — отозвался де Карабас. — Считай, тебе повезло, что я возвращался этой дорогой. — Он помог Лиру сесть. — А вот теперь, — сказал маркиз, — за тобой еще один должок.

Лир подобрал свое пальто — рваное, грязное, с отпечатками многочисленных подошв. Внезапно ему стало очень холодно, и он накинул эти жалкие лохмотья себе на плечи. Со звоном попадали на пол монеты, закружились банкноты. Он оставил их лежать.

— Действительно ли мне так повезло? Или ты меня подставил?

Вид у маркиза стал почти оскорбленный.

— Не знаю, как ты мог даже подумать такое.

— Потому что я тебя знаю. Вот почему. Ну и что на сей раз? Кража? Поджог? Убийство? — Прозвучали эти слова грустно. Лир как будто смирился.

Де Карабас забрал у него свой платок.

— Боюсь, кража. Ты с первого раза угадал, — сказал он. — В настоящее время мне, оказывается, срочно нужна статуэтка династии Тан.

Поежившись, Лир медленно кивнул.

Ричарду выдали шоколадный батончик с орехами «Кэдбери» из автомата и большой серебряный кубок, украшенный по ободу синими камнями — кажется, сапфирами. Кубок был наполнен «кока-колой». Престарелый шут, которого, кажется, звали Тули, громко откашлялся.

— Я хотел бы поднять тост за наших гостей, — провозгласил он. — За дитя, за головореза, за глупца. Пусть каждый получит по заслугам.

— А кто из них я? — шепотом спросил у Охотника Ричард.

— Глупец, конечно, — прошептала она в ответ.

— В старые времена, — сказал уныло, отхлебнув «колы», Холвард, — мы пили вино. Я вино предпочитаю. Не такое липкое.

— Все автоматы выбрасывают вам еду? — поинтересовался Ричард.

— О да, — ответил старик. — Они подчиняются эрлу, сам понимаешь. Эрл правит Подземкой. Всем, что связано с поездами. Он владетель Центральной, Серкл, Джабилии, Победной, Бейкерлу… Ну, всем, за исключением Подмирной ветки.

— А что такое «Подмирная ветка»? — не удержался от вопроса Ричард.

Но Холвард только поджал губы и покачал головой. Кончиками пальцев Охотник тронула Ричарда за плечо:

— Помнишь, что я тебе говорила про пастухов в Пастушьих Кустах?

— Ты сказала, что мне лучше бы с ними не встречаться, даже о них не спрашивать, и что есть вещи, о которых мне, вероятно, лучше не знать.

— Молодец. А теперь прибавь к списку этих вещей еще и Подмирную ветку.

По проходу к ним шла д'Верь. Ричард сразу заметил, что она улыбается.

— Эрл согласился нам помочь. Пошли. Он ждет нас в библиотеке.

Ричард был почти горд тем, что не спросил: «В какой библиотеке?» или не указал, что в поездах библиотек не бывает. Чем дольше он тут находился, тем большее готов был принимать за чистую монету. Он просто обошел вслед за д'Верью пустой трон и через дверь купе попал… в библиотеку.

Это была огромная каменная зала с высоченным дощатым потолком. Все стены расчерчены полками. Каждая полка заставлена всякой всячиной. Да, книги тут были. Но помимо них полки загромождали самые разные вещи: теннисные ракетки, хоккейные клюшки, зонтики, лопата, ноутбук, деревянная нога, несколько кружек, десятки ботинок, бинокль, средних размеров бревно, шесть кукол-рукавичек, различные CD-диски, старинные и современные грампластинки, видео— и аудиокассеты, игральные кости, игрушечные машинки, разномастные вставные челюсти, часы, фонарики, набор из четырех глиняных гномов для сада (два рыбачат, один стоит с мечтательным лицом), стопы газет, журналов, путеводители, трехногие табуретки, коробка сигар, пластмассовая кивающая восточноевропейская овчарка, носки… Подлинное царство утерянных вещей.

— Это его настоящие владения, — пробормотала Охотник. — Вещи утерянные. Вещи забытые.

В каменной стене имелись узкие окна. Через них Ричарду была видна лязгающая тьма и мелькающие фонари в туннелях.

Эрл сидел, раздвинув ноги, на полу, гладил волкодава, почесывал его под подбородком. Рядом со сконфуженным видом стоял шут. Увидев гостей, эрл, уцепившись за шута, с трудом поднялся на ноги. Собрал морщинами лоб.

— Ага. Вот и вы. Так, была какая-то причина, почему я попросил вас сюда прийти… сейчас вспомню.

Он потянул себя за рыжевато-седую бороду — странно мелкий жест для такого огромного человека.

— Ангел Ислингтон, твоя светлость, — вежливо напомнила д'Верь.

— Ах да. У твоего отца было, знаешь ли, множество идей, все твердил про перемены. То и дело спрашивал у меня совета. Но я переменам не доверяю. Я послал его к Ислингтону. — Он умолк, моргнул единственным глазом. — Я тебе это уже говорил?

— Да, твоя светлость. Но нам-то как попасть к Ислингтону?

Гигант кивнул, будто она сказала нечто глубокомысленное.

— Только один раз коротким путем. А после длинным путем вниз. Опасным.

— И каков же короткий путь? — терпеливо спросила д'Верь.

— Нет-нет. Нужен открывающий, чтобы им пройти. Путь годится только для семьи Портико. — Он опустил ей на плечо огромную лапищу. Потом его пальцы скользнули к ее щеке. — У меня тебе лучше будет. Согреешь старика ночью, а? — Ощерившись, он стариковскими пальцами погладил ее спутанные волосы.

Охотник сделала шаг к д'Вери, но девушка подняла руку, жестом показывая: еще рано. Не сводя глаз с эрла, д'Верь сказала:

— Но я и есть старшая дочь лорда Портико, твоя светлость. Как мне попасть к ангелу Ислингтону?

Ричард поймал себя на том, что восхищается д'Верью: как же ей удается не терять терпения, видя, как эрл явно проигрывает в битве с синдромом Альцгеймера.

Эрл серьезно подмигнул единственным глазом — точь-в-точь склонивший голову набок старый сокол. Убрал руку с ее волос.

— Верно. Верно. Дочь Портико. Как твой милый папа? Надеюсь, в добром здравии? Отличный человек. Добрый человек.

— Как нам попасть к ангелу Ислингтону? — повторила свой вопрос д'Верь, на сей раз ее голос дрогнул.

— Гм-м? С помощью «Ангелуса», разумеется.

Ричард вдруг представил себе, как выглядел эрл шестьдесят, восемьдесят, пятьсот лет назад: могучий воин, коварный стратег, любимец женщин, надежный друг, устрашающий враг. Все это еще скрывалось где-то под увечьями, нанесенными временем. Вот почему происходящее было столь ужасно и столь печально.

Эрл порылся на полках, отодвигая в сторону авторучки и курительные трубки, рогатки и карты, маленьких горгулий и сухие листья. Потом, как случайно наткнувшийся на мышь престарелый кот, схватил небольшой свиток, который протянул девушке.

— Вот тебе, красавица, — сказал он. — Тут все черным по белому написано. И, полагаю, нам лучше подбросить тебя туда, куда тебе нужно попасть.

— Подбросить? — не поверил своим ушам Ричард. — На поезде?

Эрл огляделся в поисках того, откуда раздался вопрос, остановил взгляд на Ричарде и улыбнулся во весь рот.

— Брось, невелика важность, — пророкотал он. — Для дочери Портико нам ничего не жалко.

Д'Верь крепко — победно — сжимала в кулачке свиток.

Ричард почувствовал, что поезд сбавляет ход, потом его, Охотника и д'Верь вывели из каменной залы назад в вагон.

Поезд тормозил, и Ричард выглянул на платформу.

— Прошу прощения, какая это станция? — спросил он.

Двери поезда оказались как раз против таблички, которая гласила: британский музей. Почему-то эта странность стала последней каплей. Он мог смириться с существованием твари по имени Осторожно-Зазор, и Эрлова двора, и даже его странной библиотеки. Но, как любой лондонец, он же знает схему метро, черт бы ее побрал! Это уж слишком.

— Станции «Британский музей» не существует, — твердо сказал он.

— Не существует? — пророкотал эрл. — Тогда… м-м-м… вам нужно быть очень осторожными, когда будете сходить с поезда. — На этом он радостно гоготнул и хлопнул по плечу своего шута. — Ты это слышал, Тули? Я отпускаю шутки не хуже тебя.

Шут улыбнулся — самой хмурой улыбкой на свете.

— Живот у меня вот-вот надорвется, ребра треснут, и хохота мне ни за что не сдержать, дядюшка, — ответил он.

С шипением открылись двери.

— Спасибо, — улыбнулась эрлу д'Верь.

— Идите-идите, — замахал огромный старик, выпроваживая д'Верь, Ричарда и Охотника из теплого дымного вагона на пустую платформу.

Потом двери закрылись, поезд тронулся, и Ричард обнаружил, что пялится на табличку, которая — сколько бы он ни моргал, сколько бы ни отводил взгляд и ни переводил его снова, чтобы застать ее врасплох, — упрямо гласила:

БРИТАНСКИЙ МУЗЕЙ

Глава восьмая

Был ранний вечер, и безоблачное небо мутировало из темно-синего в сумрачно-лиловое с мазками огненно-оранжевого и лаймово-зеленого над Паддингтоном в четырех милях к западу, где недавно — во всяком случае, с точки зрения обзора Старого Бейли, — село солнце.

Небеса, с некоторым удовлетворением думал Старый Бейли. Никогда не бывает двух одинаковых. Ни днем, ни ночью. Старый Бейли считал себя знатоком небес, а вот эти были особенно хороши. На сегодняшнюю ночь Старый Бейли разбил свою палатку на крыше здания напротив собора Святого Павла в центре лондонского Сити.