— Возвращение блудного сына, а? — улыбнулся Гарри. — Пей.

— Привет, Гарри, — отозвался Ричард. — А где мой стол?

— Пойдем. Как Майорка?

— Какая Майорка?

— Разве ты обычно не на Майорку ездишь? — удивился Гарри. Они поднимались по лестнице, ведущей на четвертый этаж.

— Не на сей раз.

— Как раз это я и хотел сказать. Ты почти не загорел.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Ричард. — Ну, сам понимаешь. Захотелось чего-нибудь новенького.

Гарри кивнул и указал на дверь, которая, сколько Ричард ее помнил, вела в помещение административной картотеки и канцелярских принадлежностей.

— Что-нибудь новенького? Ну, новенькое у тебя уж точно есть. И могу я первым тебя поздравить?

Латунная табличка на двери гласила:

P. O. МЕЙХЬЮ МЛАДШИЙ ПАРТНЕР

— Везучий, шельма, — ласково сказал Гарри.

И ушел по своим делам, а Ричард в полнейшем замешательстве толкнул дверь кабинета и переступил порог. Теперь это была уже не кладовка, все папки и канцпринадлежности из нее вынесли, покрасили стены белым, серым и черным, постелили новый ковролин. В середине комнаты располагался большой письменный стол. Осмотрев его, Ричард пришел к выводу, что это, несомненно, его собственный. Его тролли были аккуратно сложены в одном из ящиков, и, достав их, он расставил их по всему помещению. Теперь у него было собственное окно с приятным видом на бурую илистую реку и Южный берег за ней. Тут даже было большое растение с огромными восковыми листьями, такие обычно кажутся искусственными, но на самом деле настоящие. Его старый пыльный кремовый монитор заменили на обтекаемый черный, который занимал на столе гораздо меньше места.

Он подошел к окну и, прихлебывая чай, стал смотреть на грязную реку.

— Значит, ты все нашел? Все на своих местах?

Он поднял глаза. В дверях стояла Сильвия, бодрая и деловитая ЛАИД, и улыбалась ему.

— Э-э-э… Да. Послушай, мне надо дома кое с чем разобраться… Как по-твоему, можно я возьму отгул на остаток дня…

— Поступай как тебе удобно. Тебя все равно до завтрашнего дня тут никто не ждал.

— Не ждал? — переспросил он. — Ах да, вспомнил.

— Что у тебя с пальцем? — нахмурилась Сильвия.

— Сломал, — ответил он.

Она поглядела на его руку озабоченно.

— Ты ведь не подрался, правда?

— Подрался? Я? Она усмехнулась.

— Просто дразнюсь. Думаю, ты его дверью прищемил. С моей сестрой то и дело такое случается.

— Нет, — вырвалось у Ричарда. — У меня была схв… — Сильвия подняла бровь. — Это была дверь, — нескладно закончил он.

К своему старому дому он поехал на такси. Просто не был уверен, что не сломается, спустившись в метро. Еще слишком рано. Не имея ключа, он постучал в дверь своей квартиры и испытал разочарование, когда ему открыла женщина, с которой он познакомился — или, точнее, не сумел познакомиться — в собственной ванной. Представившись как прошлый жилец, он быстро установил, что а) он, Ричард, больше здесь не живет, и что б) она, миссис Буханан, понятия не имеет, что сталось с его личным имуществом. Сделав кое-какие заметки, он очень вежливо попрощался и снова взял такси, чтобы повидаться с пронырой в верблюжьем пальто.

Проныра в верблюжьем пальто на сей раз был не в пальто, да и вообще гораздо менее льстив и вкрадчив, чем раньше. Они сидели в его офисе, и обезверблюженный выслушивал упреки Ричарда с видом человека, нечаянно проглотившего живого паука и только-только почувствовавшего, как насекомое зашевелилось.

— М-да, — признал он, заглянув в несколько папок. — Теперь, когда вы об этом упомянули, кажется, действительно имелась какая-то проблема. Но я решительно не понимаю, как такое могло случиться.

— Думаю, уже не важно, как это случилось, — логично возразил Ричард. — Важно то, что, пока я несколько недель отсутствовал, вы сдали мою квартиру, — он справился со своими заметками, — Джорджу и Адель Бухананам. Которые не намереваются съезжать.

Обезверблюженный закрыл папку.

— Ошибки случаются, — сказал он. — Человеческий фактор. Боюсь, мы тут ничего не можем поделать.

Прежний Ричард, тот, который жил в квартире, ставшей теперь домом Бухананов, на этом месте бы сник, извинился за то, что занял столько времени, и ушел. Новый же Ричард сказал:

— Правда? Вы тут ничего не можете поделать? Вы сдаете собственность, которую я снимал по контракту с вашей компанией, кому-то другому и в процессе теряете все мое личное имущество, и вы тут ничего не можете поделать? А я вот думаю — и, уверен, мой адвокат будет того же мнения, — что вы можете сделать очень многое.

Вид у обезверблюженного стал такой, словно паук пополз назад из его желудка в горло.

— Но у нас нет в этом здании других свободных квартир — таких, как ваша. Есть только апартаменты в пентхаусе.

— Это мне, — холодно сказал ему Ричард, — как раз подойдет…

Обезверблюженный расслабился.

— …это что касается жилого помещения, — продолжал Ричард. — А теперь давайте поговорим о компенсации за мое утерянное имущество.

Новая квартира была гораздо симпатичнее той, которой он лишился. Тут было больше окон и балкон, просторная гостиная и настоящая гостевая спальня. Ричард бродил по ней без малейшего удовольствия. Обезверблюженный крайне неохотно обставил квартиру кроватью, диваном и несколькими стульями, а еще велел принести телевизор.

Нож Охотника Ричард положил на каминную доску.

Купив в индийском ресторане через дорогу карри навынос, он ел его, сидя на полу, и спрашивал себя, действительно ли ел карри поздно ночью на Ярмарке под открытым небом, устроенной на эсминце, поставленном на якорь у Большого Лондонского моста. Если вдуматься, казалось маловероятным.

В дверь позвонили. Встав, он пошел открывать.

— Мы нашли почти все ваши вещи, мистер Мейхью, — сказал проныра, снова облаченный в верблюжье пальто. — Оказалось, их сложили на склад. Ладно, ребята, заносите.

Двое дюжих грузчиков втащили несколько больших банановых коробок.

— Спасибо, — без улыбки сказал Ричард.

Открыв ближайшую, он развернул первый же предмет, который попался ему под руку, оказавшийся фотографией Джессики в золоченой рамке. Пусто поглядев на нее несколько мгновений, он положил ее на место.

В конце концов найдя коробку с одеждой, он ее распаковал, но остальные так и остались стоять нетронутые посреди гостиной. По мере того как шли дни, он все больше чувствовал себя виноватым, что их не распаковывает. Но не распаковывал.

Сидя у себя в кабинете, он задумчиво смотрел в окно, когда загудел интерком.

— Ричард? — спросила Сильвия. — ИД через двадцать минут собирает всех у себя в кабинете для обсуждения доклада Уэндсворта.

— Понял. Буду, — сказал он.

А потом, поскольку следующие десять минут делать ему было решительно нечего, взял оранжевоволосого тролля и грозно придвинул его к тому, что поменьше, зеленоволосому.

— Я величайший воин Под-Лондона. Приготовься к смерти! — сказал он страшным тролльским голосом, размахивая оранжевым троллем. Потом взял зеленоволосого и сказал: — Ага! Но сперва ты должен выпить чашку доброго чая…

В дверь постучали, и он поспешил виновато смахнуть троллей в ящик стола.

— Входите.

Дверь открылась, и на пороге застыла Она — как будто нервничала. Он совсем забыл, насколько она красива.

— Здравствуй, Ричард, — сказала она.

— Привет, Джесс, — отозвался он, но тут же поправился. — Извини… Джессика.

Улыбнувшись, она тряхнула волосами.

— А, сойдет и Джесс, — сказала она, и вид у нее был такой, словно она говорит почти искренне. — Джессика, Джесс. Никто уже целую вечность так меня не называл. Я даже скучаю.

— Что тебя привело… — начал Ричард, — чем обязан честью… ты… м-м-м…

— Просто хотела тебя повидать. Он не знал, что от него ожидается.

— Очень приятно.

Закрыв дверь кабинета, она сделала к нему несколько шагов.

— Знаешь, со мной произошло что-то странное. Я помню, что расторгла помолвку, но никак не могу вспомнить, из-за чего мы поссорились.

— Не можешь?

— Но это ведь не важно, правда? — Она оглядела кабинет. — Ты получил повышение?

— Да.

— Я за тебя рада. — Опустив руку в карман пальто, она вынула коричневую коробочку, которую положила на стол Ричарду.

Он все равно ее открыл, хотя в точности знал, что в ней.

— Это кольцо, которое ты подарил мне на помолвку. Я подумала, что, наверное, надо его вернуть, а потом, если… ну… все наладится, то однажды ты, может быть, снова мне его подаришь.

Бриллиант играл на солнце: самые большие деньги, которые он на что-либо тратил в своей жизни. Закрыв коробочку, он вернул ее ей.

— Оставь себе, Джессика, — сказал он и добавил: — Извини.

Она прикусила нижнюю губу.

— Ты встретил другую?

Он помешкал. Подумал про Ламию, Охотника и Анастезию, даже про д'Верь, но ни одна из них не была «другой» в том смысле, как подразумевала Джессика.

— Нет. Никого не встретил. — А потом сказал, сообразив вдруг, что говорит чистую правду: — Просто я изменился, вот и все.

Загудел интерком.

— Ричард? Мы тебя ждем. Он нажал на кнопку.

— Уже иду, Сильвия. — Он поднял глаза на Джессику. Она молчала: наверное, боялась открыть рот, боялась закричать или расплакаться. Поэтому просто ушла и тихонько прикрыла за собой дверь.

Одной рукой собрав со стола нужные документы, Ричард другой провел по лицу, будто что-то стирал: печаль, быть может, или слезы, или Джессику.

Он снова стал ездить на метро — на работу и обратно. Но газеты, чтобы читать их утром и вечером в дороге, покупать перестал. Вместо этого он изучал лица других пассажиров, лица всех типов и оттенков кожи, спрашивая себя, все ли они из Над-Лондона и что творится у них в голове.

Однажды, через несколько дней после разговора с Джессикой, в вечерний час пик ему почудилось, будто он увидел в дальнем конце вагона стоявшую к нему спиной Ламию. Ее волосы были уложены в высокую прическу, складки длинного черного платья касались пола. Сердце у него в груди гулко заухало. Он протолкался через переполненный вагон, но не успел он до нее добраться, как поезд въехал на станцию, остановился, и она сошла. Но это была не Ламия, а, как он с разочарованием понял, просто обычная лондонская готка, нарядившаяся к вечеру в клубе.

Однажды субботним вечером он увидел большого бурого крысюка, который сидел на крышке мусорного бака позади Ньютоновских многоквартирников и чистил усики с таким видом, будто ему принадлежит весь мир. Когда Ричард подошел, крысюк спрыгнул на тротуар, но остался в тени баков, сердито сверкая на него черными глазками.

Ричард присел на корточки.

— Привет, — мягко сказал он. — Мы знакомы? Крысюк, насколько мог заметить Ричард, никак не отреагировал, но и не убежал.

— Меня зовут Ричард, — вполголоса продолжал он. — На самом деле я не крысослов, но я… знаю… э-э-э… нескольких крыс и… интересно, знаком ли ты с леди д'Верью…

Услышав за спиной шарканье подошв, он обернулся и увидел, как на него с любопытством смотрят Бухананы.

— Вы что-то… потеряли? — спросила миссис Буханан. Ричард услышал, но пропустил мимо ушей грубоватый шепот ее мужа:

— Только голову.

— Нет, — честно ответил он. — Я просто… э… здоровался с…

Крыса юркнула куда-то в темноту.

— Это была крыса? — рявкнул Джордж Буханан. — Я пожалуюсь в домоуправление. Позор! Но таков уж Лондон, а?

Да, согласился Ричард, таков уж Лондон.

Его вещи так и лежали нетронутые в упаковочных картонных коробках посреди гостиной.

Он не включал телевизор. Возвращался вечером домой и ужинал, не замечая, что ест. Потом стоял у окна, глядя на Лондон, на машины, на крыши и фонари, а сумерки сменялись ночью, и весь город озаряли разноцветные огни. Наконец он неохотно раздевался, забирался под одеяло и засыпал.

Однажды в пятницу после полудня в его кабинет заглянула Сильвия. Он как раз вскрывал почту, используя для этого нож Охотника.

— Ричард? — окликнула она. — Интересно, ты часто ходишь куда-нибудь?

Он покачал головой.

— У нас тут компания собралась, хотим куда-нибудь завалиться. Как насчет того, чтобы пойти с нами?

— М-м-м… конечно, — ответил он. — Да. С радостью.

Никакой радости это ему не доставило.

Всего их собралось восемь: Сильвия и ее молодой человек, который имел какое-то отношение к старинным антикварным автомобилям, Гарри из Корпоративных Финансов, который недавно поссорился со своей девушкой из-за недоразумения (он считал, что она терпимее отнесется к тому, что он спал с ее лучшей подругой, однако, когда все вышло наружу, оказалось, что он ошибся), несколько очень симпатичных людей и друзей очень симпатичных людей и новая девушка из Компьютерной Службы.

Сначала они посмотрели фильм на огромном экране «Одеона» на Лейчестер-сквер. Хороший малый в конце концов победил, а по ходу дела было полно взрывов и летали всякие предметы. Сильвия решила, что девушка из Компьютерной Службы должна сидеть рядом с Ричардом, поскольку, как объяснила она, девушка в этой компании новенькая и еще мало кого знает.

После сеанса они прогулялись до Олд-Комптон-стрит на краю Сохо, где бок о бок к взаимной выгоде сосуществовали элегантность и дешевый шик, и поужинали они в «Ла реаш», где набили желудки кускусом и крохотными экзотическими закусками, тарелками с которыми оказался заставлен не только их стол, но и соседний незанятый. Оттуда они пошли в один симпатичный паб, который знала Сильвия, на Бервик-стрит, там выпили и поболтали.

Новая девушка из Компьютерной Службы все больше улыбалась Ричарду, а ему было решительно нечего ей сказать. Он купил выпивку на всех, и девушка из Компьютерной Службы помогла ему донести бокалы и кружки до их столика. Гарри ушел в уборную, девушка из Компьютерной Службы пересела на его место, поближе к Ричарду. В голове у него гудело от звона стаканов и рева музыкального автомата, запаха пива, пролитого «бакарди» и сигаретного дыма. Он попытался слушать разговоры, которые велись за столом, но обнаружил, что уже не в состоянии сосредоточиться на сказанном и вообще то немногое, что ему удалось понять, его совершенно не интересует.

Тут до него дошло так же ясно, как если бы он увидел это на большом экране «Одеона» на Лейчестер-сквер: перед ним предстала вся его дальнейшая жизнь. Сегодня он отправится домой с девушкой из Компьютерной Службы, они займутся любовью, а завтра, поскольку будет суббота, утро проведут в постели. А потом он встанет, и они вместе распакуют его вещи и разложат их по местам. Через год он женится на девушке из Компьютерной Службы, получит новое повышение, у них родится двое детей, мальчик и девочка, и они переедут в пригород, в Харроу или в Кройдон, в Хэмпстед или даже в отдаленный Ридинг.

Это будет неплохая жизнь, это он тоже понимал. Но иногда просто ничего нельзя поделать.

Вернувшись из уборной, Гарри недоуменно огляделся по сторонам.

Все были на месте, кроме…

— Дик? А где Ричард? — спросил он. — Кто-нибудь видел Ричарда?

Девушка из Компьютерной Службы пожала плечами.

Гарри вышел на Бервик-стрит. Холодный ночной воздух трезвил, точно пригоршня воды в лицо. В ветре чувствовался привкус зимы.

— Дик? Эй! — позвал он. — Ричард?

— Я здесь.

Удвинувшись поглубже в тень, Ричард стоял, прислонясь к стене.

— Просто вышел подышать воздухом, — сказал он.

— С тобой все в порядке? — спросил Гарри.

— Да, — решительно ответил Ричард. — Нет. Не знаю.

— Ну, в общем и целом ты охватил все варианты, — отозвался Гарри. — Хочешь поговорить?

Ричард поглядел на него очень серьезно.

— Ты надо мной посмеешься.

— Что бы ты ни сказал, все равно посмеюсь.

Ричард глядел на Гарри. К немалому своему облегчению, увидев, что он улыбается, Гарри понял, что они по-прежнему друзья, и обернулся на паб. Потом сунул руки в карманы.

— Пошли, — сказал он. — Давай погуляем. Ты сможешь излить душу. А потом я над тобой посмеюсь.

— Скотина, — беззлобно ругнулся Ричард, что было гораздо больше похоже на Ричарда, чем любые другие его слова за последние недели.

— Для того и существуют друзья.

Они неспешно побрели по освещенной фонарями улице.

— Слушай, Гарри, — начал Ричард, — ты никогда не спрашивал себя, неужели реальность ограничивается вот этим? — Он сделал неопределенный жест, будто обводил все вокруг. — Работа. Дом. Паб. Знакомства с девушками. Жизнь в городе. Жизнь. Это все, что есть?

— Думаю, в общем и целом итог подводит, — отозвался Гарри.

Ричард вздохнул.

— Ну, для начала ни на какую Майорку я не ездил. Иными словами, я, честное слово, не был на Майорке.

Ричард говорил и говорил, пока они бродили по муравейнику улочек Сохо между Реджент-стрит и Чаринг-Кросс-роуд. Он говорил и говорил, начав с того, как нашел на улице раненую девушку и попытался ей помочь, потому что просто не мог оставить ее лежать на тротуаре, и что случилось потом. А когда они замерзли, то зашли в круглосуточную забегаловку, самую что ни на есть настоящую лондонскую закусочную, где все готовят на жире, а крепкий чай подают в больших белых кружках с оббитыми краями, сально блестящих от бекона.

Ричард и Гарри выбрали столик, Ричард все говорил, а Гарри слушал, потом они заказали глазунью с запеченными бобами и тосты и стали их есть, и Ричард продолжал говорить, а Гарри продолжал слушать. Остатки желтка они подобрали кусочками тоста. Они выпили еще чаю, пока наконец Ричард не сказал:

— …и тогда д'Верь сделала что-то ключом, и я снова вернулся назад. В Над-Лондон. В реальный Лондон. И… ну, остальное ты знаешь.

Повисло молчание.

— Это все. — Ричард допил чай. Гарри почесал в затылке.

— Слушай, — сказал он, помолчав. — Это взаправду? Это не какая-нибудь жуткая шутка? Никто сейчас не выпрыгнет из-за угла с микрофоном и не скажет, что меня снимают для передачи «Откровенно в камеру»?

— Искренне на это надеюсь, — ответил Ричард. — Ты… ты мне веришь?

Бросив взгляд на положенный перед ними счет, Гарри отсчитал несколько монет по фунту и уронил их на пластмассовую столешницу, где они остались лежать рядом с пластиковой бутылкой кетчупа в форме помидора-переростка. Кетчуп на дозаторе запекся черным.

— Я верю, что с тобой, по всей видимости, что-то случилось… Правильнее будет спросить, ты сам в свой рассказ веришь?

Ричард воззрился на него изумленно. Под глазами у него залегли темные круги.

— Верю ли я? Уже и не знаю. Верил. Я там был. В какой-то момент даже ты там объявился, знаешь ли.

— Про это ты раньше не упоминал.

— Это довольно скверная часть. Ты мне сказал, что я сошел с ума и просто брожу по Лондону, что у меня галлюцинации.

Выйдя из закусочной, они направились на юг, в сторону Пиккадилли.

— М-да, — протянул Гарри. — Ты сам должен признать, это звучит более вероятно, чем твой рассказ о волшебном Лондоне у нас под ногами, куда попадают люди, провалившиеся в щели. Я проходил мимо таких потерянных и заблудших: они спят в дверных проемах по всему Стрэнду. Ни в какой особый Лондон они не попадают. Зимой они умирают от обморожения.

Ричард промолчал.

— Думаю, тебя, наверное, кто-то ударил по голове, — продолжал Гарри. — Или, может быть, всему виной шок, который ты испытал, когда Джессика тебя бросила. На какое-то время ты тронулся рассудком. Потом тебе стало лучше.

— Знаешь, что меня пугает? — Ричард поежился. — Думаю, возможно, ты прав.

— Ну и что, если жизнь у нас скучная? — продолжал Гарри. — Прекрасно. Мне подавай скуку. Я хотя бы знаю, где сегодня буду есть и спать. И в понедельник у меня все еще будет работа. Так? — Он повернулся и посмотрел на Ричарда.

— Так, — неохотно кивнул Ричард. Гарри поглядел на часы.

— Черт бы меня побрал! — воскликнул он. — Начало третьего. Будем надеяться, хоть какие-нибудь такси еще ездят.

Они свернули на Брюэр-стрит и пошли вдоль витрин секс-шопов и фонарей стрип-клубов. Гарри разглагольствовал о такси. Он не говорил ничего оригинального или даже интересного, просто исполнял свой долг лондонца ворчать по такому поводу.

— …и желтый огонек у него горел, — говорил он. — Я ему сказал, куда ехать, а он в ответ: извините, я еду домой, я ему — а где, собственно, живут все таксисты? И почему ни один не живет возле моего дома? Фокус в том, чтобы сначала сесть, а уж потом сказать, что тебе нужно на Южный берег, я хочу сказать, что он мне там втолковывал? Про Бэттерси он распространялся так, словно это в треклятом Катманду…

Ричард от него отключился. Они как раз дошли до Уиндмилл-стрит, и, перейдя на противоположную сторону, Ричард застыл перед витриной магазинчика антикварных журналов, рассматривая выставленные там фотографии забытых кинозвезд, плакаты, журналы и комиксы. Глядеть на них — словно мельком бросить взгляд в мир приключений и фантазий. «Это неправда. Это вымышленный мир», — сказал он самому себе.

— И что ты думаешь? — спросил Гарри. Ричард рывком вернулся к настоящему.

— О чем?

Сообразив, что Ричард пропустил все его слова мимо ушей, Гарри повторил снова:

— Если такси не будет, можно поехать на ночном автобусе.

— Ага, — отозвался Ричард. — Прекрасно. Поехали. Гарри поморщился:

— Ты меня беспокоишь.

— Извини.

Они шли по Уиндмилл-стрит — по улице Ветряных мельниц — в сторону Пиккадилли. Ричард поглубже засунул руки в карманы. На мгновение лицо у него стало озадаченное, потом он вдруг вытащил довольно мятое воронье перо с перевязанным красной ниткой стволиком.

— Что это? — спросил Гарри.

— Это… — Он остановился. — Просто перо. Ты прав. Это полная ерунда.

Бросив перо в ближайшую урну, он даже не обернулся, — в урну оно не попало, а приземлилось рядом на тротуар. Гарри же помедлил, потом, тщательно подбирая слова, спросил:

— Тебе не приходило в голову кое-кого повидать?

— Кое-кого повидать? Слушай, Гарри, я же не сошел с ума!

— Ты уверен?

Впереди показалось такси с горящим желтым огоньком.

— Нет, — честно ответил Ричард. — Смотри, вот такси. Поезжай ты первый. Я сяду в следующее.

— Спасибо. — Взмахнув рукой и остановив такси, Гарри забрался на переднее сиденье прежде, чем объяснять водителю, что ехать ему в Бэттерси. Он опустил стекло и, когда такси уже тронулось, сказал: — Вот это и есть реальность, Ричард. Привыкай к ней. Это все, что есть. Увидимся в понедельник.

Помахав ему на прощание, Ричард посмотрел вслед такси, потом повернулся и пошел прочь от огней Пиккадилли, назад к Брюэр-стрит, к Пивоваренной улице. Пера возле урны больше не было.

Он остановился возле крепко спавшей в дверном проеме старой женщины. Она была укрыта мятым истрепанным одеялом, а ее скудное имущество — две небольшие картонные коробки со всяким хламом и грязный, некогда белый зонтик — было связано бечевкой, конец которой охватывал ей запястье, чтобы не украли, пока она спит. На голове у нее была вязаная шапка неопределенного цвета.

Достав бумажник, он вынул десятифунтовую банкноту и наклонился, чтобы вложить ее в руку спящей.

Ее глаза распахнулись, она рывком села и заморгала на деньги старческими глазами.

— Что это? — спросила она сонно, недовольная тем, что ее разбудили.

— Это вам, — сказал Ричард.

Свернув банкноту, она затолкала ее в рукав.

— Чего тебе надо? — подозрительно спросила она Ричарда.

— Ничего, — отозвался он. — Честное слово, мне ничего не надо. Совсем ничего. — А потом вдруг осознал, насколько это верно, насколько ужасно, никудышно все обернулось. — Вы когда-нибудь получали все, чего хотели в жизни? А потом до вас доходило, что хотите вы совсем не этого?

— Не могу сказать, что получала, — ответила она, протирая сонные глаза.

— Я думал, что хочу вот этого, — продолжал Ричард. — Что хочу нормальную комфортную жизнь. Ну да, вы скажете, я спятил. Может, я и вправду спятил. Но если это все, что есть в жизни, я не хочу быть в здравом уме. Понимаете?

Она покачала головой.

Он сунул руку во внутренний карман.

— Видите вот это? — спросил он, показывая ей нож. — Его мне дала перед смертью Охотник.

— Не трогай меня, — попросила старая дама. — Я же тебе ничего не сделала.

— Я стер ее кровь с клинка. — Он сам почувствовал, что в его голос вкралась странная сила. — Охотник бережет свое оружие. Им эрл произвел меня в рыцари. Он дал мне волю где угодно ходить по Подмирью.

— Ничего я про это не знаю, — сказала она. — Пожалуйста, убери нож. Ну, будь хорошим мальчиком.

Взвесив в руке нож, Ричард вдруг бросился с ним на кирпичную стену возле дверного проема, в котором сидела женщина. Он нанес три режущих удара: два вертикально, один горизонтально.

— Что ты делаешь? — настороженно спросила старуха.

— Дверь, — ответил он. Старуха фыркнула.

— Лучше тебе его убрать. Не то тебя загребут за холодное оружие.

Ричард посмотрел на силуэт двери, который только что нацарапал на стене, и убрал нож назад, в карман пальто. А потом вдруг начал колотить в стену кулаками.

— Эй! Есть там кто-нибудь? Вы меня слышите? Это я, Ричард! Д'Верь? Кто-нибудь?

Он поранил руки, но продолжал дубасить и молотить кирпичи.

А потом приступ безумия миновал, и Ричард сник.

— Прошу прощения, — сказал он старой даме.

Она не ответила: или уснула, или, что более вероятно, сделала вид, будто спит. Из дверного проема доносился то ли настоящий, то ли деланный старческий храп.

Тяжело сев на тротуар, Ричард спросил себя, как же можно умудриться так испортить свою жизнь, как удалось ему. Потом оглянулся на дверь, которую нацарапал на стене.

На месте силуэта теперь открылся черный провал. В новом дверном проеме стоял, театрально сложив на груди руки, высокий человек. Стоял, пока не удостоверился, что Ричард его увидел, а после широко зевнул, прикрыв рот темной ладонью.

Маркиз де Карабас вздернул бровь.

— Ну? — ворчливо спросил он. — Ты идешь?

Мгновение Ричард смотрел на него с замиранием сердца. Потом кивнул и, не решаясь заговорить, вскочил на ноги.

И они вместе ушли через дыру в стене, ушли назад в темноту и ничего по себе не оставили. Даже двери.