Самая крупная вскарабкалась старику на плечи, уцепилась на длинные седые усы, и, мелькнув перед его черными глазами-пуговицами, залезла на голову.

В считанные секунды о том, что здесь вообще были крысы, напоминали лишь непоседливые комочки под его одеждой, без устали переползающие с места на место вдоль и поперек; осталась лишь самая большая крыса, глядящая вниз с макушки хозяина своими сверкающими красными глазами.

Старик одел шляпу – и эта крыса исчезла тоже.

– Привет, Коралайн, – сказал другой старик сверху. – Вот, услыхал, что ты здесь. Крысам пора ужинать. Но ты можешь пойти со мной и посмотреть, как они едят.

Было что-то голодное в его пуговичных глазах, и Коралайн почувствовала себя неуютно.

– Нет, благодарю, – отказалась она. – Я схожу на улицу, поразведываю.

Старик очень медленно кивнул. Коралайн слышала, как его крысы о чем-то шепчутся, хотя, никак не могла разобрать, о чем. Она вообще не была уверена, что хочет это знать.

Ее другие родители стояли на пороге кухни, когда она проходила мимо по коридору, улыбались совершенно одинаковыми улыбками и медленно помахивали ей руками.

– Удачно развлечься! – пожелала ей другая мама.

– Будем ждать тебя домой! – добавил другой папа.

Дойдя до входной двери, Коралайн обернулась. Они так и смотрели на нее, улыбаясь и махая руками.

Она вышла из квартиры и спустилась по лестнице.

Снаружи дом совсем не изменился. Или почти совсем: вокруг двери мисс Форсибл и мисс Свинк мигали бегущие синие и голубые огоньки, которые складывались в слова. Они все бегали и бегали, вспыхивали и гасли.

Сначала шло слово «ИЗУМИТЕЛЬНО!» за которым появлялось «ТЕАТРАЛЬНЫЙ» а затем «ТРИУМФ!!!».

Погода вокруг не изменилась – стоял по-прежнему холодный и солнечный день.

За спиной раздался вдруг вежливый шорох.

Коралайн обернулась. Рядом, на стене примостился огромный черный котяра, точь-в-точь такой же, как кот у нее дома.

– Добрый день! – поздоровался кот.

Голос словно раздавался внутри ее головы; он будто бы состоял из одних слов, но был определенно не женским, а мужским.

– Привет, – ответила Коралайн. – У себя дома в саду я видела точно такого же кота. Ты, должно быть, другой кот?

Кот покачал головой.

– Вот и нет, – возразил он. – Никакой я не другой! Я – это я. – И отвернулся, оскорбленно сверкнув зелеными глазами. – Вы, люди, так любите распыляться! Коты же, наоборот, всегда цельные. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Кажется, понимаю. Но если ты тот самый кот, что и у меня дома, то как ты можешь разговаривать?

У котов, конечно, нет таких плечей, как у людей. Но этот кот по-настоящему пожал плечами, одним плавным движением, начавшимся с подергивания кончика хвоста и закончившимся приподнятыми усами. – Я просто разговариваю.

– У меня дома коты не разговаривают!

– Правда? – спросил кот.

– Правда, – подтвердила Коралайн.

Кот грациозно спрыгнул со стены на траву у ее ног. И внимательно уставился на нее.

– Что ж, ты знаток в таких делах, как я посмотрю. – сказал он сухо. – Что, в конце концов, могу знать я? Я ведь всего лишь кот!

И он зашагал прочь с гордо вздернутым хвостом и головой.

– Вернись! – попросила Коралайн. – Ну, пожалуйста! Я прошу прощения. Честно!

Кот остановился, сел и принялся задумчиво умываться, очевидно, совсем не интересуясь присутствием Коралайн.

– Мы… знаешь, мы могли бы быть друзьями! – предложила она.

– А еще мы могли бы быть каким-то редким видом танцующих африканских слонов. Но мы не слоны. – И злорадно добавил: – По крайней мере, не я.

Коралайн вздохнула.

– Пожалуйста! Как твое имя? – спросила она кота. – Послушай, меня зовут Коралайн. А тебя?

Кот неторопливо и аккуратно зевнул, демонстрируя изумительно розовый рот и язык.

– У котов нет имен, – ответил он.

– Правда? – удивилась Коралайн.

– Правда, – подтвердил кот. – Имена носите вы, люди. Это потому, что вы не знаете, кто вы такие. А мы вот знаем, и нам имена ни к чему.

Есть в этом коте какой-то раздражающий эгоизм, решила Коралайн. Словно он – единственный в любом мире и месте, кто имеет значение.

Часть Коралайн требовала нагрубить несносному собеседнику; другая же часть желала быть вежливой и почтительной. Вежливая половина победила.

– Скажи пожалуйста, где мы?

Кот быстро огляделся и ответил: – Здесь.

– Я и сама вижу. Ну ладно, а как ты сюда попал?

– Так же как и ты. Пришел. – пояснил кот. – Вот так!

Коралайн наблюдала, как он медленно прошествовал по лужайке, затем зашел за дерево, но так и не вышел с другой стороны. Коралайн подошла и заглянула за дерево. Кот исчез.

Она поплелась назад к дому. За спиной вдруг снова послышался вежливый шорох. Это был кот, конечно.

– Между прочим, – сказал он, – Было разумно с твоей стороны захватить с собой защиту. Я бы на твоем месте не выпускал ее из рук.

– Защиту?

– Именно это я и сказал! – кивнул кот. – А впрочем…

Он умолк, воззрившись на что-то, чего здесь не было.

Затем подобрался, припав к земле, и сделал пару-тройку очень медленных шажков. Казалось, он подстерегает невидимую мышь. И вдруг кот резко дернул хвостом и метнулся в заросли, затерявшись за деревьями.

Коралайн задумалась, что этот котище имел в виду.

Еще ей стало интересно, могут ли коты разговаривать там, откуда она пришла, но просто не хотят, или все же они способны общаться только здесь… где бы это «здесь» ни было.

Она спустилась по ступенькам к двери квартиры мисс Свинк и мисс Форсибл. Красно-синие огоньки без устали мигали.

Дверь была слегка приоткрыта. Коралайн постучалась, но ее стук распахнул дверь окончательно, и Коралайн вошла.

Было темно, пахло пыльным бархатом. Дверь за спиной Коралайн закрылась, и всё погрузилось в непроглядный мрак. Коралайн осторожно пошла вперед по крохотной прихожей. Лицо ткнулось во что-то мягкое. Мягкое оказалось тканью. Она протянула руку вперед, и в ткани появился проход.

Коралайн оказалась по другую сторону бархатных занавесей, щурясь в слабо освещенном театре. В дальнем конце комнаты располагалась пустая и неприхотливая деревянная сцена, освещенная мутным светом прожекторов.

Между сценой и Коралайн стояли кресла. Целые ряды кресел. Она вдруг услышала шуршащий звук, и увидела, что к ней направляется, раскачиваясь из стороны в сторону, светлое пятно. Когда светляк приблизился, стало ясно, что это фонарь, который держит в зубах большая шотландская овчарка с седой от старости мордой.

– Здрасьте, – сказала Коралайн.

Пес поставил фонарь на пол и посмотрел на гостью.

– Ясно. Давай-ка посмотрим на твой билетик, – неприветливо сказал он.

– Билетик?

– Вот именно. Билетик. Я, знаешь ли, не могу торчать здесь весь день. Зайцы представлений не смотрят.

Коралайн вздохнула и призналась:

– Билета у меня нет.

– Еще одна, – мрачно сказал пес. – Нет, это просто наглость… «А где ваш билетик?» – «А нет у меня билетика!»… даже не знаю, что сказать… – он потряс головой и пожал плечами. – Давай уж, проходи.

Пес взял фонарь в зубы и потрусил в темноту. Коралайн последовала за ним. Когда они приблизились к сцене, провожатый остановился и осветил фонарем пустое сиденье; Коралайн уселась, и пес ушел.

Когда Коралайн свыклась с темнотой, она увидела, что все другие кресла тоже занимают собаки.

Откуда-то из-за сцены послышался шипящий звук. Коралайн догадалась, что кто-то поставил заезженную старую пластинку. Шипение превратилось в звуки фанфар, и мисс Свинк с мисс Форсибл явились публике.

Мисс Свинк катила на одноколесном велосипеде и жонглировала мячами. Мисс Форсибл вприпрыжку шла следом, держа в руках корзинку с цветами. По пути она разбрасывала букетики по сцене. Добравшись до середины, мисс Свинк проворно спрыгнула с велосипеда, и обе женщины низко поклонились.

Собаки застучали по сиденьям хвостами и с одобрением залаяли. Коралайн вежливо похлопала.

А затем актеры расстегнули свои пушистые громоздкие пальто и распахнули их. Но распахнутыми оказались не только пальто: их лица открылись тоже, подобно пустой скорлупе, и из престарелых пышных тел появились две молодые женщины. Они были худые и бледные, но весьма привлекательные, с черными пуговицами вместо глаз.

Новая мисс Свинк была одета в зеленое трико и высокие коричневые сапоги, которые закрывали почти всю ногу. Новая же мисс Форсибл была в белом платье и с цветами в длинных светлых волосах.

Коралайн вжалась в спинку кресла. Мисс Свинк ушла со сцены, и фанфары взвизгнули когда снимаемая игла граммофона чиркнула по пластинке.

– Сейчас будет мой любимый номер, – прошептал маленький песик из соседнего кресла.

Другая мисс Форсибл взяла нож из ящика в углу сцены.

– Кинжал ли это пред собой я вижу? – вопросила она.

– Да, да! – закричали все маленькие собаки из зала.

Мисс Форсибл сделала реверанс, и собаки снова застучали хвостами. В этот раз Коралайн похлопать не потрудилась.

Мисс Свинк отступила назад, хлопнула себя по бедру, и все собаки залаяли.

– А сейчас, – объявила она. – Мириам и я с гордостью представляем вам новое добавление к нашему театральному выступлению! У нас есть добровольцы?

Маленькая собачка по соседству подтолкнула Коралайн передней лапой.

– Доброволец – это ты! – прошептал песик.

Коралайн встала и поднялась на сцену по деревянным ступеням.

– Может ли наш юный доброволец рассчитывать на искренние аплодисменты зрителей? – спросила мисс Свинк. Собаки разом завизжали, залаяли и застучали хвостами по бархатным сиденьям.

– А теперь, Коралайн, – начала мисс Свинк. – Скажи нам, как тебя зовут?

– Коралайн, – ответила Коралайн.

– И мы другу друга не знаем, верно?

Коралайн окинула взглядом эту стройную женщину с черными пуговичными глазами и медленно покачала головой.

– Отлично! – сказала мисс Свинк. – тогда стань-ка здесь. – Она отвела Коралайн к доске, висящей на другом конце сцены, и положила ей на макушку надувной шарик.

Затем отошла к мисс Форсибл, завязала ей глаза-пуговицы черным шарфом и вложила в руки нож. Потом повертела ее несколько раз и, наконец, развернула лицом к добровольцу. Коралайн затаила дыхание и сжала кулаки.

Мисс Форсибл метнула кинжал в шарик. Тот лопнул с громким хлопком; нож вонзился в доску прямехонько над головой Коралайн и задрожал. Она облегченно выдохнула.

Собаки просто ошалели.

Мисс Свинк дала Коралайн крошечную коробку конфет и поблагодарила за хорошую работу. С тем Коралайн и вернулась на свое место.

– А ты молодец, – заметил маленький песик.

– Спасибо, – поблагодарила Коралайн.

Мисс Форсибл и Свинк перешли к жонглированию большими деревянными булавами. Коралайн открыла свою коробку с конфетами. Песик воззрился на них с вожделением.

– Хочешь одну? – спросила его Коралайн.

– Да, если можно, – прошептал пес. – Только не ириски. От них я распускаю слюни.

– Я думала, собакам нельзя много сладкого, – сказала ему Коралайн, вспомнив, как однажды мисс Форсибл и Свинк что-то такое рассказывали.

– Может, там, откуда ты пришла, так и есть, – шепотом ответил песик. – А здесь мы только сладкое и едим.

В темноте трудно было разглядеть, какими были конфеты. Она на всякий случай откусила кусочек от одной, и оказалось, что конфета кокосовая. Коралайн не любила кокосов, и отдала конфету собаке.

– Спасибо, – ответил песик.

– Всегда пожалуйста.

Мисс Свинк с мисс Форсибл тем временем разыгрывали какую-то сцену. Мисс Свинк сидела на лестнице, у подножия которой стояла мисс Форсибл.

Что значит имя ? – вопрошала мисс Форсибл. – Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет .

– У тебя есть еще конфеты? – спросил пес. Коралайн дала ему еще одну.

– Не смею назвать себя по имени, оно… – обращалась мисс Свинк к мисс Форсибл.

– Эта часть скоро кончится, – прошептал пес. – И начнутся народные танцы.

– И сколько это всё длится? – поинтересовалась Коралайн. – Всё это представление?

– Постоянно, – ответил ей собеседник. – И нет ему конца.

– Держи, – Коралайн отдала ему конфеты.

– Спасибо! – поблагодарил песик. Коралайн поднялась.

– Еще увидимся! – попрощался пес.

– Пока, – ответила ему Коралайн, вышла из театра и отправилась в сад. С непривычки пришлось щуриться на ярком солнце.

Другие родители бок о бок ждали ее в саду. И по-прежнему улыбались.

– Хорошо провела время? – спросила другая мама.

– Было интересно, – ответила Коралайн, и все вместе они отправились в другой дом Коралайн. Другая мама взъерошила ей волосы своими длинными белыми пальцами. Коралайн тряхнула головой.

– Не делай так.

Другая мама убрала руку.

– Ну? – спросил другой папа, – Тебе здесь нравится?

– Думаю, да, – ответила Коралайн. – Здесь гораздо интереснее, чем дома.

Они вошли в квартиру.

– Я очень рада, что тебе нравится, – начала другая мама. – Нам ведь так хотелось думать, что твой настоящий дом здесь! Ты можешь остаться здесь навсегда. Если хочешь.

– Хмм… – протянула Коралайн. Она сунула руки в карманы и всерьез над этим задумалась. Пальцы коснулись вдруг камня, который вчера дали ей настоящие мисс Свинк и мисс Форсибл, – камня с дыркой.

– Если хочешь остаться, – сказал другой папа, – Надо сделать самую малость, и ты навсегда поселишься здесь.

Они пришли на кухню. На кухонном столе стояла фарфоровая тарелка с катушкой черных хлопковых ниток и длинной серебряной иглой; а рядышком – две большие черные пуговицы.

– Вот уж не думаю! – отказалась Коралайн.

– Ах, но нам так этого хочется! – настаивала другая мама. – Мы очень хотим, чтобы ты осталась! И это ведь такая мелочь!

– И совсем не больно! – добавил другой отец.

Коралайн уже знала: если взрослые говорят, что будет не больно, значит, будет очень больно. Она отрицательно потрясла головой.

Другая мама широко улыбнулась, а волосы у нее на голове покачнулись, как водоросли на морском дне. – Мы желаем тебе лучшего, – сказала она.

Ее ладонь легла на плечо Коралайн. Та попятилась.

– Ну, мне пора, – сказала Коралайн и снова сунула руки в карманы. Пальцы сомкнулись вокруг дырявого камня.

Рука другой матери убралась с плеча Коралайн, как напуганный паук.

– Если ты и вправду этого хочешь, – согласилась другая мама.

– Хочу, – подтвердила Коралайн.

– Так или иначе, мы еще увидимся! – попрощался другой папа. – Когда ты вернешься.

– Эм… – ответила Коралайн.

– И тогда все мы заживем вместе, как одна большая счастливая семья, – добавила другая мама. – На веки вечные.

Коралайн начала пятиться. Затем развернулась и, бросившись в гостиную, распахнула дверь в углу. Теперь кирпичная стена исчезла – за дверью стлалась темнота; полночный мрак подземелья, в, котором чудилось чье-то движение.

Коралайн растерялась. Обернулась назад. Держась за руки, к ней приближались другие родители. Они не сводили с нее свои черные глаза-пуговицы. По крайней мере, Коралайн так казалось. Тут она не была полностью уверена.

Другая мама простерла руку и поманила ее длинным белым пальцем. Бледные губы произнесли «Возвращайся поскорее», хотя вслух она ничего не сказала.

Коралайн глубоко вдохнула и шагнула в темноту, в которой перешептывались странные голоса и завывали далекие ветры. В ней росла уверенность, что во мраке за спиной что-то прячется, что-то очень древнее и неторопливое. Сердце стучало так громко и неистово, что Коралайн испугалась, как бы оно не выскочило из груди. Она закрыла во тьме глаза.

И врезалась во что-то. В ужасе Коралайн распахнула глаза. Оказалось, что она столкнулась с диваном в собственной гостиной.

Открытый дверной проем позади был заложен грубыми красными кирпичами.

Она была дома.

Коралайн заперла дверь в гостиной холодным черным ключом. Затем отправилась назад в кухню и, вскарабкавшись на стул, попыталась вернуть связку ключей на место. После четырех или пяти попыток она вынуждена была признать, что еще недостаточно подросла, и положила ключи на тумбочку рядом с дверью.

Мама до сих пор не вернулась из своего путешествия по магазинам.

В самом нижнем ящике холодильника Коралайн отыскала замороженную запасную буханку хлеба и сделала себе тостов с джемом и арахисовым маслом. Выпила в придачу стакан воды.

Она ждала возвращения родителей.

Когда стало смеркаться, Коралайн разогрела в микроволновке кусок замороженной пиццы.

Потом посмотрела телевизор. Удивилась, почему это взрослые оставляют себе на потом самые интересные программы, где все носятся и кричат.

Через некоторое время Коралайн начала зевать. Тогда она переоделась, почистила зубы и отправилась в постель.

Утром она первым делом пришла в комнату родителей, но постель была нетронута, а их самих нигде не было.

Завтракала Коралайн консервированными макаронами.

На обед была плитка кондитерского шоколада и яблоко. Яблоко выглядело пожелтевшим и слегка сморщенным, но на вкус оказалось сочным и сладким.

К чаю она спустилась к мисс Свинк и мисс Форсибл. Здесь ей достались три диетических бисквита, стакан лимонада и чашка слабого чая. Особенно интересным оказался лимонад. Ничего общего с лимонами в нем не оказалось. У него был вкус неопределенного ярко-зеленого химиката. Лимонад страшно понравился Коралайн. Ей хотелось, чтобы дома у нее тоже был такой.

– Как поживают твои милые мама с папой? – спросила мисс Свинк.

– Их нет, – ответила Коралайн. – Я не видела обоих со вчерашнего дня. Кроме меня никого нет. Думаю, я превратилась в однодетную семью.

– Передай маме, что мы нашли те вырезки из «Глазго Эмпайр», о которых говорили. Она, кажется, очень заинтересовалась, когда Мириам о них упомянула.

– Она исчезла при таинственных обстоятельствах, – сообщила Коралайн. – Думаю, как и папа.

– Кэролайн, милая, нас не будет завтра: останемся в Ройал Тэнбридж Веллс у племянницы Эйприл.

Они показали ей альбом с фотографиями племянницы мисс Свинк, и Коралайн ушла домой.

Она откупорила свою копилку и отправилась в супермаркет, купила две большие бутылки лимонада, шоколадный торт и большой кулек яблок, и, вернувшись, съела все это на ужин.

Потом почистила зубы, отправилась в рабочий кабинет папы, включила его компьютер и написала рассказ.

РАССКАЗ КОРАЛАЙН

ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ ЭППЛ.

ОНА ОЧЕНЬ ЛЮБИЛА ТАНЦЕВАТЬ.

ЭППЛ ВСЕ ТАНЦЕВАЛА И ТАНЦЕВАЛА ПОКА

ЕЕ НОГИ НЕ ПРИВРАТИЛИСЬ В САССИСКИ.

КОНЕЦ.

Коралайн распечатала рассказ и выключила компьютер.

Затем дорисовала под рассказом танцующую девочку.

А после приготовила ванну, в которой оказалось слишком много пены, убежавшей через край на пол. Коралайн как сумела вытерла себя и пол и ушла спать.

Ночью она проснулась. Пошла в спальню родителей, но их кровать по-прежнему была застелена и пуста. Светящиеся зеленые числа на цифровых часах показывали 3:12 ночи.

Одна-одинешенька, среди ночи, Коралайн заплакала. Кроме плача, в пустой квартире не было никаких звуков.

Она забралась на кровать мамы и папы и через некоторое время, успокоившись, задремала.

Ее разбудили чьи-то тыкающиеся в лицо холодные лапки. Коралайн открыла глаза. В ответ на нее уставились огромные зеленые глазищи. Это был кот .

– Привет! – сказала Коралайн. – Как ты сюда попал?

Кот ничего не ответил. Коралайн выбралась из постели. На ней была длинная футболка и пижамные штанишки. – Ты пришел мне о чем-то рассказать?

Кот зевнул, отчего глаза у него сверкнули яркой зеленью.

– Ты знаешь, где мои папа с мамой?

В ответ кот медленно ей подмигнул.

– Это означает «да»?

Кот подмигнул снова. Коралайн решила, что это и в самом деле «да».

– Отведешь меня к ним?

Кот посмотрел на нее. Затем вышел в прихожую. Она пошла следом. Проводник пересек прихожую и остановился в самом дальнем углу, где висело зеркало высотой в человеческий рост. Давным-давно это зеркало находилось внутри платяного шкафа. Оно так и осталось на стене, когда семья Коралайн въехала в квартиру, и, хотя мама время от времени поговаривала, что его нужно заменить чем-то более новым, руки у нее до этого так и не дошли.

Коралайн включила свет.

Зеркало отразило комнату за ее спиной; чего и следовало ожидать. Но еще в нем отражались папа с мамой, неловко стоящие посреди коридора. Они казались такими грустными и одинокими! Когда Коралайн увидела их, они безвольно помахали ей. Одной рукой папа обнимал маму.

Родители смотрели прямо на нее. Отец открыл рот и что-то сказал, но Коралайн не услышала ни единого слова. Мама подышала на зеркальную поверхность с другой стороны и торопливо, пока запотевшее стекло не высохло, написала кончиком пальца:

Но вот дымка исчезла со стекла; исчезли и родители, и теперь зеркало отражало лишь коридор, да Коралайн с котом.

– Где они? – спросила Коралайн у спутника. Кот не ответил, но она живо представила себе его сухой, как мертвый мотылек на зимнем подоконнике, голос, который произносит: «А ты как думаешь, где они?»

– Они ведь не собираются возвращаться, да? – рассуждала Коралайн. – Только не по собственному желанию.

Кот мигнул глазами. Коралайн истолковала это как «да».

– Ага, – сказала Коралайн. – Тогда, думаю, у нас есть лишь один выход.

Она отправилась в кабинет отца. Села за стол. Взяла телефон, полистала справочник и позвонила в местный полицейский участок.

– Полиция, – произнес хриплый мужской голос.

– Здравствуйте, – сказала Коралайн. – Меня зовут Коралайн Джонс.

– А вы поздновато ложитесь спать, не так ли, юная леди? – сказал полицейский.

– Может и так, – согласилась Коралайн, не собираясь отвлекаться, – но я звоню, чтобы сообщить о преступлении.

– И какого рода это преступление?

– Похищение. На самом деле, похищение взрослых. Моих родителей утащили в мир, который находится с другой стороны зеркала в нашей прихожей.

– И кто, по-вашему, их туда утащил? – спросил офицер полиции. Коралайн слышала улыбку в его голосе и изо всех сил пыталась говорить как взрослая, чтобы заставить его воспринять сказанное всерьез.

– Думаю, это моя другая мама сцапала их своими когтями. Наверное, она собирается силой вшить им в глаза черные пуговицы, или просто хочет заманить меня обратно в свои лапы. Тут я не уверена.

– Ясно. Заманить в нечестивые когти своих злодейских лап, верно? – уточнил полицейский. – М-м.. знаете, что я вам посоветую, мисс Джонс?

– Не знаю, – сказала Коралайн. – Что?

– Попросить маму сделать вам большую добрую чашку крепкого шоколада плюс крепкие добрые объятия. Ничто так не отпугивает ночные кошмары, как горячий шоколад и крепкие объятия. И когда она станет отнекиваться и просить не будить ее в такой поздний час, скажите ей, что это приказ полиции. – У полицейского был глубокий убедительный голос. Но Коралайн он не убедил.

– Когда я ее увижу, – пообещала Коралайн, – Именно это ей и скажу! – И положила трубку.

Черный кот, который в течение всего разговора прихорашивал свою шерстку, тут же встал и направился в прихожую.

Коралайн сходила в спальню – накинуть синий халат и обуть тапочки. Потом заглянула под ванную в поисках какого-нибудь фонарика и таки нашла один, но батарейки в нем давно уже разрядились, и фонарик сумел выжать лишь слабенький соломенно-желтый лучик. Она вернула его на место, отыскала коробку с припасенными на аварийные случаи свечами, и вставила одну в подсвечник. Потом положила в карманы по яблоку. Взяла связку ключей и сняла с кольца старинный черный ключ.

Потом Коралайн отправилась в гостиную и уставилась на дверь. У нее появилось ощущение, что дверь тоже отвечает ей взглядом; она знала, что это глупо, но где-то в глубине души верила, что так и есть.

Коралайн сходила в спальню и покопалась в карманах джинсов. Нашла камень с дыркой и тоже положила его в карман платья.

Она подожгла зажигалкой фитиль свечи, понаблюдала, как он трещит и разгорается, затем взяла черный ключ. Тот оказался холодным. Коралайн вставила ключ в дверную скважину, но не спешила его поворачивать.

– Когда я была маленькой девочкой, – поделилась она с котом, – давным-давно, когда мы жили еще в нашем старом доме, папа взял меня прогуляться на пустырь между домом и магазинами. На самом деле, это было не лучшее место для прогулок. Туда, на пустырь, люди выбрасывали самые разные вещи – старые кастрюли, разбитые блюдца, безногих и безруких кукол, консервные банки и разбитые бутылки. Ма и Па заставили меня пообещать не ходить туда на разведки, потому что там было много острых вещей, а еще столбняк и всякая зараза.

Но я продолжала твердить, что очень хочу там поразведывать. И тогда в один прекрасный день папа одел свои большие коричневые ботинки и перчатки, натянул на меня свитер, джинсы и такие же ботинки – и мы отравились на прогулку.

Дорога туда занимала почти двадцать минут. Мы спустились с холма на самое дно оврага, где тек ручей, и тут папа вдруг сказал: «Коралайн, беги! Вверх, на холм. Немедленно!» Он сказал это таким напряженным и настойчивым голосом, что я послушалась. Я убежала вверх по холму. Пока я бежала, что-то укололо меня сзади за руку, но я не останавливалась.

Когда я уже добралась до вершины холма, услышала, как кто-то топает у меня за спиной. Это был папа; он мчался как носорог. Когда он меня догнал, то схватил на руки, и мы убрались на другую сторону холма.

И тогда мы остановились, пыхтя и отдуваясь, и посмотрели вниз, в овраг.

Все там кишело желтыми осами. Наверное, по пути мы наступили на осиное гнездо в прогнившей коряге. И пока я бежала на холм, папа остался там, осам на растерзание, чтобы дать мне время отбежать подальше. Пока он мчался, у него слетели очки.

У меня был только один укус – сзади на руке. А у папы – тридцать девять, по всему телу. Мы позже, в ванной посчитали.

Черный кот принялся умывать лицо и усы с видом возрастающего нетерпения. Коралайн опустилась на корточки и почесала ему шею и затылок. Кот поднялся и отошел на несколько шагов, где она не могла до него дотянуться; потом снова уселся и посмотрел на ее снизу вверх.

– Ну, – продолжила Коралайн. – позже, в тот же день папа отправился назад на пустырь, чтобы отыскать свои очки. Он сказал, что если бы отложил это на другой день, то уже не смог бы вспомнить, где он их потерял. Домой он вернулся уже в очках. И сказал, что ни капли не боялся, когда стоял там, и его жалили осы, а он смотрел, как я убегаю. Потому как знал, что должен выиграть время, чтобы я успела убежать, – иначе осы могли бы погнаться за нами обоими.

Коралайн повернула ключ в двери. Замок громко щелкнул.

И дверь распахнулась.

За ней не было кирпичной стены – одна лишь тьма. Из дверного проема подул холодный ветер. Коралайн не сделала и шага вперед.

– И он сказал, что с его стороны это вовсе не было храбро, когда он стоял и позволял себя жалить, – сказала Коралайн коту. – Это не было храбро, потому что он и не боялся: это был единственный выход. Но когда он возвращался за очками, зная, что там остались осы, – вот тогда он по-настоящему боялся. Вот тогда он проявил храбрость.

И она шагнула в темный коридор. В лицо ударил запах пыли, сырости и плесени. Кот шел рядом.

– Почему храбрость? – равнодушно спросил он.

– Да потому, – ответила Коралайн, – что когда боишься, но все равно делаешь – это храбрость.

Свеча отбрасывала на стену огромные дрожащие тени. Коралайн слышала, как что-то двигалось в темноте – то ли позади, то ли рядом с ней. Чем бы оно ни было, оно не отставало.

– И поэтому ты возвращаешься в ее мир? – уточнил кот. – Потому что отец когда-то спас тебя от ос?

– Не мели чепухи, – сказала Коралайн. – Я иду за ними, потому что они – мои родители! И если бы мама с папой обнаружили, что я пропала, уверена, они поступили бы также. Кстати, ты снова можешь говорить.

– Как же мне повезло, – откликнулся кот, – что моя спутница такая мудрая и наблюдательная! – в его словах прозвучал сарказм, хотя шерсть стояла дыбом, а пушистый хвост торчал трубой.

Коралайн собралась было извиниться, ну или поинтересоваться, не короче ли была дорога в прошлый раз, как вдруг свеча погасла, словно фитилек накрыла чья-то рука.

Послышался скрежет и топот маленьких лапок; сердце Коралайн готово было выпрыгнуть из груди. Она вытянула руку… и что-то тонкое, как паутина, коснулось ее рук и лица.

В конце коридора, прорезая темноту, зажегся ослепительный электрический свет. Коралайн увидела впереди женский силуэт.

– Коралайн? Это ты? – спросила женщина.

– Мама! – радостно вскрикнула Коралайн и бросилась к ней.

– Малышка! – обрадовалась женщина, – почему ты убежала от меня в тот раз?

Коралайн слишком разогналась, чтобы остановиться, и холодные руки другой мамы сжали ее в объятиях. Она замерла, тело била дрожь, но другая мама обняла Коралайн еще крепче.

– Где мои родители? – спросила Коралайн.

– Мы здесь, – ответила другая мама голосом, так похожим на мамин, что Коралайн едва могла отличить их. – Мы здесь, и готовы любить, кормить, развлекать тебя.

Коралайн отшатнулась, и другая мама неохотно выпустила ее.

Другой папа, поджидающий их в коридоре, вскочил со стула и улыбнулся:

– Пойдем на кухню, я приготовлю что-нибудь перекусить. Чего бы ты хотела выпить? Может, горячего шоколаду?

Коралайн прошла по коридору и оказалась перед зеркалом. В нем не отразилось ничего, кроме девочки с заплаканными, зато настоящими глазами; она стояла в домашнем халате и тапочках, крепко сжимая в руках подсвечник с потухшей свечкой. Коралайн смотрела на девочку в зеркале – девочка в зеркале смотрела на Коралайн.