– Уверен, вы доживете до ста пяти, – неловко сказал Толстый Чарли.

– Не говори так! – вскинулась старуха. Вид у нее стал встревоженный. – Не говори!!! Ваша семья и так уже наделала бед. Хватит подталкивать события!

– Я не такой, как папа, – напомнил Толстый Чарли. – Я не волшебный. Вы же сами отдали магию Пауку.

Но она как будто не слушала.

– Когда мы ходили на танцы, это было перед Второй мировой, твой папа шептался с главой джаз-банда, а потом его много раз звали петь на сцену с солистом. И все в зале смеялись и хлопали. Так он подталкивал события. Он пел.

– Где миссис Хигглер?

– Ушла на покой.

– Ее дом пуст. Ее машины нет на месте.

– Ушла на покой.

– Она что… на кладбище?!

Старуха на белых простынях, задыхаясь, хватала ртом воздух. Казалось, она потеряла дар речи и способна только пошевелить рукой.

– Позвать кого-нибудь на помощь? – спросил Толстый Чарли.

Миссис Дунвидди кивнула, но продолжала хватать воздух и задыхаться, поэтому он пошел искать миссис Бустамонте. Та сидела на кухне и смотрела «Опру» по крохотному телевизору на кухонной стойке.

– Она просит вас, – неуверенно сказал Толстый Чарли.

Миссис Бустамонте вышла, потом, вернулась с пустым кувшином.

– Чем ты ее до такого довел?

– У нее что, приступ или еще что-то?

Миссис Бустамонте поглядела странно.

– Нет, Чарльз. Она над тобой смеялась. Сказала, от тебя ей сразу полегчало.

– О! Она сказала, что миссис Хигглер ушла на покой. Я подумал, может, у нее в голове мутится, может, миссис Хигглер на кладбище. Об этом и спросил.

Тут миссис Бустамонте улыбнулась.

– На Сан Андреасе. Каллианна уехала на Сан Андреас.

Она налила в кувшин воды из-под крана.

– Когда все началось, – сказал Толстый Чарли, – я думал, это я против Паука, а вы четыре – на моей стороне. А теперь Паука похитили, а вы четыре сговорились против меня.

Закрутив кран, старуха угрюмо уставилась на Толстого Чарли.

– Я уже никому теперь не верю, – продолжал он. – Миссис Дунвидди скорее всего разыгрывает умирающую. Наверное, стоит мне уехать, она выпрыгнет из кровати и будет танцевать чарльстон по всей спальне.

– Она не ест. Говорит, от еды у нее нутро болит. Только пьет.

– Где именно она на Сан Андреасе? – спросил Толстый Чарли.

– Просто уезжай, – ответила миссис Бустамонте. – Здесь твоя семья уже достаточно причинила вреда.

Толстый Чарли хотел было что-то сказать, но передумал и ушел без единого слова.

А миссис Бустамонте отнесла кувшин с водой миссис Дунвидди, которая мирно лежала в кровати.

– Сын Ананси нас ненавидит, – сказала миссис Бустамонте. – Что такого ты ему наговорила?

Но миссис Дунвидди не ответила. Миссис Бустамонте прислушалась и, удостоверившись, что старшая подруга дышит ровно, сняла с нее очки с толстыми стеклами, положила их возле кровати и натянула простыню, чтобы укрыть ей плечи.

А после села и стала ждать конца.

Отъезжая от дома миссис Дунвидди, Толстый Чарли сам не знал, куда именно направляется. Он в третий раз за две недели перелетел Атлантический океан, и данные Пауком деньги были уже на исходе. Он как раз миновал несколько тесно жавшихся друг к другу ямайских ресторанчиков, когда заметил в витрине плакатик: «СКИДКИ НА ОСТРОВА». Припарковав машину, он вошел внутрь.

– «Турагентство А» выполнит все ваши пожелания, – сказал ему туроператор извиняющимся тоном, которым врачи обычно объясняют пациенту, что означенную конечность придется ампутировать.

– Э-э-э… да… Спасибо. Э-э-э… Как дешевле быстро добраться до Сан Андреаса?

– Вы собираетесь в отпуск?

– Не совсем. Просто хочу съездить на день. Может, на два.

– Когда хотите уехать?

– Сегодня после полудня.

– Шутите?

– Нисколько.

Траурное рассматривание компьютерного экрана. Щелчки клавиатуры.

– Кажется, я не могу предложить вам ничего дешевле тысячи двухсот долларов.

– Ох! – Толстый Чарли обмяк на стуле.

Снова щелчки, на сей раз мышью. Мужчина шмыгнул носом.

– Нет. Тут что-то не так. Тут явно что-то не так. – А потом: – Подождите минутку. – Телефонный звонок. – Этот тариф еще действителен? – Нацарапав в блокноте какие-то цифры, туроператор поднял взгляд на Толстого Чарли. – Если поедете на неделю и остановитесь в отеле «Дельфин», я мог бы устроить вам неделю отпуска за пятьсот долларов, питание в отеле включено. Перелет вам будет стоить только пошлину в аэропорту.

Толстый Чарли моргнул.

– Есть какой-то подвох?

– Это акция по развитию туризма на острове. Как-то связано с фестивалем музыки. Сомневаюсь, что он еще идет. Но сами знаете, как говорят… Что оплатил, то и получай. Захотите питаться в другом месте, придется раскошелиться.

Толстый Чарли положил на стол пять мятых стодолларовых купюр.

Дейзи начинала понимать копов, которых обычно видишь только по телевизору: крутые, закаленные и стопроцентно готовые пойти против системы. Такие копы интересуются, считаешь ли ты себя везунчиком или хочешь ли ты устроить им праздник, и в особенности такие, которые говорят: «Я слишком стар для этого дерьма». Дейзи было двадцать шесть, и ей хотелось сказать окружающим, что она слишком стара для этого дерьма. Она вполне сознавала, как нелепо это звучит, – спасибо, что подсказали.

В данный момент она стояла в кабинете суперинтенданта Камбервелла и говорила:

– Да, сэр. На Сан Андреасе.

– Ездил туда в отпуск пару лет назад. С бывшей миссис Камбервелл. Очень приятное место. Ромовый торт.

– Очень похоже, сэр. На пленке из Гатвика заснят определенно он. Путешествовал под фамилией Бронстейн. Роджер Бронстейн вылетел в Майами, где пересел на самолет до Сан Андреаса.

– Вы уверены, что это он?

– Совершенно.

– М-да, выходит, что мы в полной заднице, верно? – отозвался Камбервелл. – Ведь у нас с ними нет договора об экстрадиции.

– Но должно же быть что-то, что мы могли бы сделать.

– Ну… Можем заморозить его оставшиеся счета и наложить арест на его имущество. Разумеется, так мы и поступим, хотя пользы от этого как от козла молока, потому что у него уйма наличности в таких местах, до которых мы не можем дотянуться, даже отследить не сумеем.

– Но он же совершил у-бий-ство, – последнее слово Дейзи размеренно произнесла по слогам.

Суперинтендант поднял на нее взгляд, словно не был уверен, что именно перед собой видит.

– У нас тут не игра в салочки на детской площадке. Если они будут держаться правил, он окажется у нас. Ели он вернется, мы его арестуем. – Он сплющил пластилинового человечка в пластилиновый ком и начал разминать в плоскую лепешку большим и указательным пальцами. – В старые времена, – продолжал он, – преступники могли потребовать убежища в церкви. Пока ты оставался там, закон не смел тебя тронуть. Даже если ты убил человека. Разумеется, это ограничивало свободу передвижений. М-да.

Камбервелл поглядел на Дейзи так, будто ожидал, что после такой тирады она уйдет. А она сказала:

– Он убил Мэв Ливингстон. Он годами обворовывал своих клиентов.

– И?..

– Нам следует отдать его под суд.

– Пусть это не мешает вам спать.

«Я слишком стара для этого дерьма», – подумала Дейзи. Рот она держала на замке, но в голове все крутились и крутились эти слова.

– Пусть это не мешает вам спать, – повторил он, потом сложил пластилиновую лепешку в кубик и безжалостно раздавил пальцами. – Сам я сплю как младенец. Представьте себе, что вы просто патрульная, а Грэхем Хорикс – просто машина, припарковавшаяся на двойной желтой полосе, но отъехавшая до того, как вы сумели выписать штраф. Да?

– Конечно, – сказала Дейзи. – Разумеется. Прошу прощения.

– Будет вам, – улыбнулся суперинтендант.

Она вернулась за свой стол, вошла во внутренний сайт управления полиции и несколько часов изучала варианты дальнейших действий. А потом поехала домой. Кэрол сидела перед телевизором и, поедая разогретое в микроволновке куриное жаркое, смотрела сериал «Улица Коронации».

– Мне нужно отдохнуть, – сказала Дейзи. – Я еду в отпуск.

– Свой отпуск ты уже отгуляла, – логично возразила Кэрол.

– Какая жалость, – отозвалась Дейзи. – Я слишком стара для этого дерьма.

– Ух ты! И куда ты поедешь?

– Ловить одного негодяя, – ответила Дейзи.

Самолет «Кариб-эйр» Толстому Чарли понравился. Да, конечно, международная авиакомпания, но по ощущению – как местный автобус. Стюардесса назвала его «милый» и предложила садиться, куда понравится.

Он растянулся поперек трех кресел и заснул.

Во сне Толстый Чарли шел под небом цвета меди, и мир был молчалив и тих. Он направлялся к птице размерами больше города, чьи глаза пылали огнем, а клюв был разинут, и Толстый Чарли вошел в этот клюв и двинулся в самую глотку.

Потом – как это случается во снах – он очутился вдруг в комнате, стены которой были покрыты мягкими перьями, из-за которых смотрели круглые, как у совы, но немигающие глаза.

Посреди комнаты, раскинув руки и ноги, лежал Паук. Приглядевшись, Толстый Чарли понял, что брат не праздно развалился, а распят, связан цепями из мелких косточек (такие можно увидеть в куриной шее). Цепи тянулись из углов комнаты и опутывали его, точно нити паутины муху.

– А, это ты, – сказал Паук.

– Я, – ответил во сне Толстый Чарли.

Костяные цепи врезались глубоко в кожу Паука, и Толстый Чарли увидел, как брат поморщился от боли.

– М-да, – сказал Толстый Чарли. – Но могло быть и хуже.

– Кажется, это еще не все, – отозвался брат. – Думаю, у нее на меня другие планы. На нас обоих. Просто я не знаю, какие.

– Они всего лишь птицы, – сказал Толстый Чарли. – Так ли уж много от них вреда?

– Про Прометея когда-нибудь слышал?

– Э-э-э…

– Был такой малый, отдал людям огонь. В наказание боги приковали его к скале. Каждый день прилетал орел и клевал ему печень.

– И печень никогда не кончалась?

– Каждый день отрастала новая: с богами такое бывает.

Они помолчали.

– Я как-нибудь все улажу, – пообещал Толстый Чарли. – Исправлю.

– Так же, как ты наладил собственную жизнь, что ли? – невесело усмехнулся Паук.

– Извини.

– Нет, это ты меня извини, – вздохнул Паук. – У тебя есть какой-нибудь план?

– План?

– Надо понимать, нет. Просто сделай, что нужно. Вытащи меня отсюда.

– Ты в аду?

– Не знаю, где я. Если это ад, то птичий. Ты должен меня отсюда вытащить.

– Как?

– Ты же папин сын, верно? Ты мой брат. Придумай что-нибудь. Просто вытащи меня отсюда.

Толстый Чарли проснулся в ознобе. Стюардесса принесла ему кофе, и он с благодарностью его выпил. Теперь он окончательно пришел в себя, и ему совсем не хотелось даже закрывать глаза, поэтому он стал читать брошюру «Кариб-эйр», из которой узнал про Сан Андреас много полезного.

Он узнал, что Сан Андреас не самый маленький из островов Карибского моря, но, составляя списки, о нем, как правило, забывают. На рубеже XVI века испанцы открыли этот необитаемый островок вулканического происхождения, где вволю плодились животные, не говоря уже о всевозможных растениях. Согласно поговорке, что ни ткни в землю Сан Андреаса, все вырастет.

Островок переходил из рук в руки: то им владели испанцы, то англичане, потом голландцы и снова англичане. После обретения в 1962 году независимости он недолгое время принадлежал майору Ф.Э.Гаррету, который сместил правительство, разорвал дипломатические отношения со всеми странами, кроме Албании и Конго, и правил железной рукой до своей смерти в результате неудачного падения с кровати несколько лет спустя. Он упал так серьезно, что сломал десяток костей, – и это несмотря на присутствие в комнате целого взвода солдат, которые засвидетельствовали, что пытались, но не смогли остановить падение майора Гаррета. Невзирая на все их старания, он умер еще до того, как его доставили в единственную на острове больницу. С тех пор островом правило дружелюбное и выборное местное правительство, которое все любили.

На островке есть целые мили песчаных пляжей и совсем крошечный тропический лесок в центре. Тут растут банановые пальмы и сахарный тростник, есть банковская система, поощряющая капиталовложения извне, и нет договоров об экстрадиции ни с одной страной, кроме, быть может, Албании и Конго.

Известен Сан Андреас главным образом своей кухней: местные жители утверждают, что начали мариновать курицу еще до ямайцев, готовить козлятину в карри до тринидадцев и жарить летучих рыб задолго до уроженцев Байи.

Здесь есть два города: Уильямстаун на восточном побережье и Ньюкастл – на северном. На уличных рынках можно купить все, что растет на острове, и то же самое, но за двойную цену, – в нескольких универмагах. Когда-нибудь на Сан Андреасе построят настоящий международный аэропорт.

На пользу ли порт с глубоководной акваторией Уильямстауну или нет, дело мнения. Бесспорно то, что благодаря ему на остров заходят международные лайнеры, однако переполненные туристами плавучие мирки существенно влияют на экономику и природу Сан Андреаса, как, впрочем, и многих других островов Карибского моря. В разгар сезона в бухте Уильямстауна стоит до полудюжины лайнеров, и тысячи отдыхающих ждут не дождутся возможности сойти на берег, размять ноги и купить что-нибудь. Жители Сан Андреаса ворчат, но встречают гостей с распростертыми объятиями, продают то и се, кормят до отвала и провожают назад на корабли…

Самолетик «Кариб-эйр» приземлился с толчком, от которого Толстый Чарли уронил брошюру. Наклонившись, он ее поднял и убрал в карман на кресле впереди, а после сошел по трапу на посадочную полосу. День клонился к вечеру.

Толстый Чарли взял такси до своего отеля и по дороге узнал целый ряд фактов, не упомянутых в брошюре «Кариб-эйр». Например, что музыка (настоящая, правильная музыка) бывает только в стиле кантри и вестернов. На Сан Андреасе даже растаманы это знают. Джонни Кэш? Да он просто бог. Вилли Нельсон? Полубог.

Он узнал, что нет ни одной причины уезжать с Сан Андреаса. Водитель сам не видел на то решительно никаких оснований, а ведь серьезно над этим размышлял. На острове есть гора, пещера и тропический лес. Отели? Здесь их двадцать. Рестораны? Несколько десятков. Здесь есть большой город, три городка и горстка поселков. Еда? Тут растет что угодно. Апельсины. Бананы. Мускатный орех. Даже, по словам таксиста, лимоны.

– Неужели? – воскликнул на это Толстый Чарли – в основном для поддержания разговора.

Но водитель воспринял это как попытку усомниться в его честности, а потому резко ударил по тормозам, от чего машину занесло в сторону, выскочил на обочину, перегнулся через забор и вернулся, сорвав что-то с дерева.

– Вот смотрите! – сказал он. – Никто не скажет вам, что я лжец. Что это, по-вашему?

– Лимон? – спросил Толстый Чарли.

– Вот именно.

Такси снова выехало на дорогу. Водитель стал рассказывать Толстому Чарли про то, какой замечательный отель «Дельфин». У Толстого Чарли есть семья на острове? Он тут кого-нибудь знает?

– На самом деле я ищу одного человека, – ответил Толстый Чарли. – Женщину.

Таксист решил, что это великолепная мысль, потому что для поиска женщины нет лучшего места, чем Сан Андреас. Это потому, пояснил он, что здешние женщины пофигуристее ямайских и не разобьют тебе сердце, как тринидадки. К тому же они красивее доминиканок, а стряпухи – такие, что на целом свете не сыщешь. Если Толстый Чарли ищет женщину, он приехал как раз куда надо.

– Я ищу не просто женщину, а конкретную женщину, – сказал Толстый Чарли.

На что водитель ответил, что ему повезло, так как он, водитель, гордится тем, что знает на острове всех и вся. Так бывает, если с рождения жил на одном месте. Он готов поспорить, что Толстый Чарли не знает в лицо всех жителей Англии, и Толстый Чарли признал, что это действительно так.

– Она друг семьи, – сказал Толстый Чарли. – Ее фамилия Хигглер. Каллианна Хигглер. Вы о ней слышали?

Таксист ненадолго затих и словно бы задумался. Потом сказал, что нет, никогда про такую не слышал. Такси подъехало к отелю «Дельфин», и Толстый Чарли расплатился.

Молодая женщина за стойкой портье попросила у него паспорт и номер заказа. Доставая бумажник, Толстый Чарли положил лимон на стойку.

– У вас есть багаж?

– Нет, – ответил, извиняясь, Толстый Чарли.

– Никакого?

– Никакого. Только вот этот лимон.

Он заполнил несколько бланков, и, отдавая ключ, девушка объяснила, как пройти в номер.

Толстый Чарли как раз нежился в ванне, когда в дверь постучали. Обвязавшись полотенцем, он подошел к двери. На пороге стоял коридорный.

– Вы забыли свой лимон, – сказал он и протянул фрукт Толстому Чарли.

– Спасибо, – поблагодарил Толстый Чарли и вернулся в ванну с пузырьками. После он лег в кровать, и ему стали сниться беспокойные, неприятные сны.

В своем большом доме на скалах Грэхем Хорикс тоже видел престранные сны, мрачные и нежеланные, хотя и не слишком неприятные. Просыпаясь, он плохо их помнил, но наутро открывал глаза со смутным впечатлением, что ночь провел, охотясь на мелких зверушек в высокой траве, ломал им шеи ударом лапы, разрывал зубами тушки.

Во сне его зубы превращались в орудие убийства.

Просыпался он встревоженный, и день становился уже не тот.

Каждое утро начинался новый день, и всего через неделю после окончания своей прежней жизни Грэхем Хорикс уже испытывал раздражение и тоску изгнанника. Верно, у него есть бассейн, кокосовые пальмы и грейпфрутовые деревья, забитый бутылками винный подвал и пустой ледник для мяса. У него есть спутниковое телевидение, большая коллекция DVD-дисков, не говоря уже о коллекции развешанных повсюду картин. У него есть кухарка, которая приходит каждый день и готовит ему еду, экономка и садовник – семейная пара, – которые приходят на пару часов в день. Еда была выше всяких похвал, климат (если любишь теплые солнечные дни) великолепный, и ничто не радовало Грэхема Хорикса так, как, на его взгляд, полагалось бы.

Он не брился с отъезда из Англии, что пока подарило ему не бороду, а лишь редкую щетину – кумушки про такую говорят, что она придает мужчине сомнительный вид. Вокруг глаз у него залегли такие круги, что он походил на панду, а мешки под ними были такими темными, что казались синяками.

Грэхем Хорикс по часу в день плавал в бассейне, но в остальном избегал солнца: он не для того скопил себе неправедным трудом нажитое состояние, чтобы лишиться его из-за рака кожи. Или вообще из-за чего-либо.

Он слишком много думал о Лондоне. Там в каждом его любимом ресторане имелся метрдотель, называвший его по имени и заботившийся о том, чтобы его все устраивало. В Лондоне были люди, ему обязанные, и потому у него никогда не возникало трудностей с билетами на премьеру, да и вообще в Лондоне были театры, куда можно пойти на премьеру. Он всегда считал, что из него получится превосходный изгнанник, а теперь заподозрил, что ошибался.

Ища, на кого бы переложить вину, он пришел к неизбежному выводу, что во всех его бедах повинна Мэв Ливингстон. Она пыталась его ограбить. Это же кокетка, ведьма, развратница! Она получила по заслугам. И еще слишком легко отделалась. Если бы пришлось давать интервью по телевидению… Грэхем Хорикс прямо-таки слышал оскорбленное достоинство в собственном голосе, объяснявшем, что лишь защищал свои собственность и честь от опасной сумасшедшей. Честно говоря, он только чудом выбрался из кабинета живым…

И ему нравилось, ох как нравилось быть Грэхемом Хориксом. Сейчас, как и всегда на Сан Андреасе, он был Бейзилом Финнеганом, и это его раздражало. Бейзилство далось ему нелегко: настоящий Бейзил умер во младенчестве, причем дата его рождения была близка к хориксовой. Одно поддельное свидетельство о рождении и письмо от вымышленного священника – и у Грэхема Хорикса оказались паспорт и новая личность. Существование последней он всячески поддерживал: у Бейзила была солидная кредитная история, Бейзил много путешествовал, Бейзил владел роскошной виллой на Сан Андреасе, ни разу в глаза этого дома не видев. Но, на взгляд Грэхема Хорикса, раньше Бейзил работал на него, а теперь слуга стал хозяином: Бейзил Финнеган съел его заживо.

– Если я тут останусь, – сказал самому себе Грэхем Хорикс, – то сойду с ума.

– Кажется, ты имел в виду, что если останешься в четырех стенах, ты сойдешь с ума, – разумно возразил внутренний голос. – Тебе бы следовало пойти пройтись. Гулять полезно.

Грэхем Хорикс не ходил гулять, за него это делали другие. Но, подумал он, возможно, гулять любит Бейзил Финнеган. Надев широкополую шляпу, он сменил сандалии на летние туфли. Потом положил в карман сотовый и, велев садовнику приехать за ним, когда он позвонит, вышел из дома на скатах, направляясь в ближайший городок.

Наш мир очень маленький. Не надо долго жить на свете, чтобы это понять. Есть одна теория, согласно которой на Земле лишь пятьсот настоящих людей (так сказать, актерский состав; остальные, по той же теории, просто статисты), и более того, все они знакомы между собой. Последнее верно – во всяком случае, настолько, насколько это имеет значение. В реальности мир состоит из тысяч и тысяч групп по пятьсот человек, в каждой из которых актеры натыкаются друг на друга, стараются друг друга избегать и обнаруживают друг друга в какой-нибудь богом забытой ванкуверской чайной. Есть в этом процессе какая-то неизбежность. Это даже не случайность, просто так функционирует Вселенная, которой совершенно безразличны предпочтения отдельных лиц или понятия о приличиях.

Вот как случилось, что по дороге в Уильямстаун Грэхем Хорикс зашел в маленькое кафе, чтобы заказать безалкогольный коктейль и посидеть где-нибудь, пока будет звонить садовнику с распоряжением приехать за ним.

Заказав фанту с лимонным соком, он сел за столик. В кафе было практически пусто, только две женщины – одна молодая, другая постарше – сидели в датьнем углу, пили кофе и подписывали открытки.

Грэхем Хорикс лениво глядел в окно на пляж. «Рай, чистый рай», – думал он. Наверное, по статусу как изгнанника, так и человека состоятельного ему следовало бы заняться местной политикой, например, стать меценатом. Он уже сделал несколько солидных пожертвований местной полиции, и, вероятно, будет даже необходимо позаботиться, чтобы…

Радостно возбужденный, но нерешительный голос у него за спиной произнес:

– Мистер Хорикс?

Сердце у него екнуло.

За его столик села одна из женщин, та, что помоложе, и наградила самой теплой улыбкой.

– Забавно тут с вами встретиться, – сказала она. – Вы тоже в отпуске?

– Вроде того. – Он понятия не имел, кто к нему привязался.

– Вы ведь помните меня, верно? Рози Ной. Я встречалась с Толстым… с Чарли Нанси. Помните?

– Здравствуйте, Рози. Конечно, я вас помню.

– Я здесь в круизе, с мамой. Она все еще пишет открытки домой.

Грэхем Хорикс оглянулся через плечо на дальний угол маленького кафе, откуда на него уставилась сестра южноамериканской мумии в цветастом платье.

– Честно говоря, – продолжала Рози, – я не из тех, кто ездит в круизы. Десять дней переезжать от острова к острову! Так приятно встретить знакомое лицо, правда?

– Абсо-ненно, – согласился Грэхем Хорикс. – Следует ли понимать, что вы и наш Чарльз уже больше не… э-э-э… вместе?

– Да, наверное. Я хочу сказать, уже нет.

Грэхем Хорикс для вида сочувственно улыбнулся. Прихватив свою фанту, он вместе с Рози отправился к столику в углу. Мама Рози источала недоброжелательность так же, как старый железный радиатор на всю комнату холод, зато Грэхем Хорикс был само очарование, сама любезность и во всем с ней соглашался. Действительно ужасно, что только себе позволяют нынешние турагентства! Просто омерзительно, какую небрежность допускает администрация лайнера! Поразительно, как на этих островах нечем заняться! И возмутительно, с чем – во всех отношениях – приходится мириться пассажирам! Десять дней без фаянсовой ванны, лишь с крохотным душем! Позор!

Мама Рози рассказала о нескольких весьма впечатляющих распрях, которые она успела затеять (и непрестанно подпитывать) с некими американцами, чье главное преступление, насколько понял Грэхем Хорикс, заключалось в том, что они слишком много накладывали на тарелки у шведского стола и загорали в том месте у кормового бассейна, которое мама Рози с первого же дня считала бесспорно своим.

Грэхем Хорикс кивал и издавал сочувственные ахи и охи, цокал языком и поддакивал, а на него все капала серная кислота, пока мама Рози не согласилась забыть о своей неприязни к незнакомым людям и к тем, кто так или иначе связан с Толстым Чарли, и все говорила, и говорила, и говорила… Грэхем Хорикс слушал вполуха. Грэхем Хорикс размышлял. «Весьма прискорбно было бы, – думал он, – если бы кто-нибудь вернулся в Лондон и сообщил властям, что встретил Грэхема Хорикса на Сан Андреасе». Что его рано или поздно заметят – неизбежно, однако эту неизбежность нужно постараться отдалить.

– Позвольте, – сказал он вслух, – предложить решение хотя бы одной вашей проблемы. В нескольких шагах отсюда находится мой летний домик. Хочется думать, довольно приятный. И если у меня чего-то в избытке, так это ванных комнат. Не хотите ли побаловать себя ванной?

– Нет, спасибо, – сказала Рози.

Разумеется, если бы она согласилась, то мама неминуемо указала бы на то, что им нужно вернуться в Уильямстаун, откуда катер заберет их на корабль, и одернула бы ее за то, что она принимает подобные приглашения от посторонних. Но Рози отказалась.

– Как мило с вашей стороны! – показала мама Рози в улыбке зубы. – С огромным удовольствием.

Вскоре подъехал на черном «мерседесе» садовник, и Грэхем Хорикс открыл дверцу перед Рози и ее мамой. Он заверил обеих, что абсо-ненно доставит их в гавань задолго до отхода последнего катера на лайнер.

– Куда едем, мистер Финнеган? – спросил садовник.

– Домой.

– Мистер Финнеган? – подняла брови Рози.

– Одно из имен в семье, – ответил Грэхем Хорикс, уверенный, что так оно и есть. Во всяком случае, в чьей-нибудь семье.

Захлопнув заднюю дверцу, он сел впереди.

Мэв Ливингстон потерялась. Все началось так хорошо… Она захотела попасть домой, в Понтерфракт, и пожалуйста – мерцание, ужасный порыв ветра, и потоком эктоплазмы она перенеслась к себе. В последний раз пройдясь по комнатам, она вышла под осеннее небо. Ей захотелось повидать сестру в Райе, и только она успела об этом подумать, как очутилась в садике, где ее сестра как раз выгуливала спаниеля.

Все казалось таким простым.

В какой-то момент она решила, что пора посмотреть на Грэхема Хорикса, и тут-то все и запуталось. На мгновение она оказалась в кабинете в Олдвиче, потом в пустом доме в Пурли, где была однажды на обеде, который Грэхем Хорикс устроил для небольшой компании лет десять назад, а потом…

Потом она потерялась. И куда бы ни попыталась попасть, становилось только хуже.

Она понятия не имела, куда ее занесло, хотя, по всей видимости, это был какой-то сад.

Краткий ливень промочил насквозь листву и траву, но ее не тронул. Теперь от земли валил пар, и потому она поняла, что это не Англия. Сгущались сумерки.

Сев на мокрую траву, она от расстройства шмыгнула носом.

«Хватит, – строго велела она сама себе. – Мэв Ливингстон, возьми себя в руки!»

Но шмыганье переросло в плачь.

– Хотите носовой платок? – спросил чей-то голос.

Мэв подняла глаза. Перед ней стоял пожилой джентльмен с тоненькими, словно нарисованными карандашом усиками, в зеленой шляпе и предлагал ей носовой платок.

Она кивнула.

– Хотя, наверное, он мне без надобности. Я все равно не смогу к нему прикоснуться.

Сочувственно улыбнувшись, он подал платок. Как это ни удивительно, платок не провалился у нее между пальцев, поэтому она высморкалась и промокнула глаза.

– Бывает, – сказал джентльмен и смерил ее с ног до головы оценивающим взглядом. – Вы что? «Каспер»?

– Нет, – ответила она. – Кажется, нет… А что такое «каспер»?

– Ну, помните призрака из мультфильма? Так вот, вы призрак?..

Тоненькими усиками он напомнил ей Кэба Коллоу или, может, Дана Амеша, короче говоря, тех звезд, которые, даже постарев, не теряют обаяния. Кто бы ни был этот человек, он все еще звезда.

– А… Да, наверное. Я одна из них. Э-э-э… А вы?

– Более-менее. В общем и целом я мертв.

– О! А вы не рассердитесь, если я спрошу, где мы?

– Во Флориде. На кладбище. Хорошо, что вы меня застали. Я как раз собирался на прогулку. Хотите присоединиться?

– Разве вам не положено лежать в могиле? – нерешительно спросила Мэв.

– Наскучило, и я решил, что не помешает размяться, Может, чуток порыбачить.

Помешкав, Мэв кивнула. Неплохо, когда есть с кем поговорить.

– Хотите послушать сказку? – спросил старик.

– Не особенно, – призналась она.

Протянув руку, он помог ей подняться, и они вышли из Садов Успокоения.

– Приятная откровенность. Тогда буду краток. Не стану слишком заводиться. Знаете, я ведь умею рассказывать истории, которых хватает на месяцы. Все дело в деталях: что-то вставляешь в историю, что-то опускаешь. То есть если выбросить погоду и во что люди одеты, с тем же успехом можно перемахнуть через половину. Однажды я рассказывал сказку…